Текст книги "Варвара Смородина против зомби"

3. Встреча на кладбище

Утром я проснулась довольно рано, с наслаждением потянулась, припоминая сон, в котором гонялась с сачком за толстым летающим котом. Во сне кот был подозрительно похож на участкового Пряникова. Я тряхнула головой, отгоняя виде́ние, и поглядела на кровать напротив. Злата спала. Я еще немного покрутилась на месте, неохотно поднялась, опустила босые ноги на пол, и вдруг насторожилась, начав бешено принюхиваться.

Из приоткрытой створки несло подозрительной свежестью. Я вскочила и распахнула окно, глухо застонав от разочарования:

– О нет!

Прогнозы бабушки сбылись: ночью прошел дождь. Крупные капли еще блестели на влажной листве, переливаясь бриллиантами. Прибитая пыль не клубилась в воздухе, а со стороны леса одуряюще пахло цветами. Но мне было не до красот природы. Разразившаяся стихия смыла все следы преступления. Теперь на берегу ничего не осталось, и если участковый с экспертами не обследовали это место раньше, теперь им туда и соваться не стоит. Я же была уверена, что они там не были.

Расстроенная неудачей, я пошла на кухню. Отец смотрел телевизор, попивая чай, мама уткнулась в свой ноутбук и нервно дергала мышью. На ее лицо падали голубоватые блики, делая еще красивее, чем обычно. В каждом глазу отражалось маленькое квадратное окошечко монитора, постоянно меняющее оттенок.

– А где бабушка и дедушка? – спросила я.

– Ушли к соседям на похороны, – рассеянно ответил папа.

Мама оторвалась от монитора и поглядела на отца с укоризной.

– Неужели обязательно говорить именно так? – раздраженно спросила она. – Не мог сказать, что они просто ушли по делам? Варя и без того не самый жизнерадостный ребенок, чтобы грузить ее разговорами о похоронах.

– Света, она уже большая, – ответил папа с немалой долей равнодушия.

По мне, это была ошибка. Такого тона по отношению к близким в семье не прощали. Мама сдвинула брови на переносице, но я торопливо вмешалась, предотвращая семейную ссору, грозившую стать затяжной. У нас и без того куча проблем.

– Все в порядке, мама. Смерть – есть смерть. Конец всего. Финита ля комедиа! Пада-бум! – сказала я с мнимым весельем и даже изобразила разбойничий танец, прежде чем сесть за стол.

– О господи, – простонала мама. – За что мне такая злая беда? Ты, надеюсь, хотя бы руки вымыла?

Я закивала, хотя не умывалась и не чистила зубы. Мама, оценив меня с ног до головы, конечно, не поверила. Это неудивительно. Утром я не заплела косички, поэтому моя голова пребывала в состоянии, близком к вороньему гнезду. С другой стороны, я не видела особого смысла в утреннем умывании. Я умылась перед сном, а потом забралась в кровать, где спала, а не добывала уголь в шахте. С чего бы мне перепачкаться? Иногда взрослые становятся одержимыми, если речь заходит о гигиене.

– Думаю, если ты вымоешь их еще раз, тебе это не повредит. А по дороге разбуди Злату.

– Сеня уехал в город? – спросила я.

– Сеня в сарае, качает трицепс, – ответила мама сонным голосом, погружаясь в свой виртуальный мир. Она не увлекалась бодибилдингом и потому принимала на веру все, что говорил старший сын. Если он качал трицепс, значит, так и было. – Беги за сестрой и садитесь завтракать. Не забудь умыться как следует!

– Да, мама, – коварно согласилась я и мухой пролетела по коридору в спальню. Злата спала. Я невежливо потрясла ее за плечо.

– Вставай, – приказала я.

– Отстань, – заныла Злата. – Я еще полчасика подремлю.

– Дремли, – согласилась я. – А я пойду мстить Сене.

Несмотря на юный возраст, я могу вызвать интерес у самых разных персон, выше меня по статусу и даже заметно старше, а недалекая сестрица подавно была в моей власти. Никакие силы не заставят ее остаться в кровати, когда на кону возмездие за поруганное достоинство. Злата тут же открыла глаза и поднялась.

– Ты что-то придумала? – шепотом спросила она. Я зловеще улыбнулась и кивнула. – Что?

Я посвятила Злату в свой план, разработанный еще вчера в мельчайших деталях, и она в кои-то веки пришла в восторг. Натянув длинную, почти до колен, майку, Злата бросилась за мной на улицу.

Притормозив у летнего душа, мы поглядели друг на друга.

– Ты или я? – спросила Злата. Я поглядела на хлипкую лесенку, прислоненную к душевой, и решительно сказала:

– Я.

Летний душ на участке деда не выглядел основательным. Это было единственное сооружение, не доведенное до ума. Раньше к душевой примыкал курятник, но однажды куры деда заболели какой-то жуткой заразой и передохли, и он, чтобы не распространять ее дальше, разобрал курятник и сжег. В результате душевая покосилась и крыша отошла в сторону, образовав дыру, в которую без труда мог пролезть некрупный человек. Из-за перекоса дед был вынужден снять дверь, и теперь ее заменяла пластиковая занавеска. Впрочем, это не создавало неудобств. В жару окатиться водой из нагретой за день бочки было одно удовольствие, а в холодные дни пользовались ванной в доме. Конечно, утром вода не успевала нагреться, но моего брата это не волновало. После утренних тренировок Сеня бежал в это ветхое сооружение на улице и принимал холодный душ – для закалки. Когда лично я думала о холодном душе, у меня начинались судороги в левой пятке. Отвага Сени граничила с безрассудством. За нее он сегодня и должен был поплатиться.

Злата передала мне большой флакон самого нелюбимого ею шампуня, который она решила принести в жертву правому делу. Я потрясла узкую лестницу, сваренную из железных прутьев, и аккуратно полезла наверх.

– Скорее, – прошипела Злата. – Он идет.

Разгоряченный после тренировки, Сеня действительно направлялся к душевой. Я взмыла вверх, прижалась к стене и стала ждать, когда брат начнет мыться. Злата укрылась в кустах смородины, откуда с наслаждением наблюдала за ним. Я надеялась, что в ответственный момент сестрицу не ужалит залетная оса, потому что в этом случае не сносить нам головы. Точнее, мне. Но что поделать? План мой, ответственность – тоже. Тем более, поход на реку за сбором улик все равно был бессмысленным, так отчего не потратить немного времени на милые семейные разборки?

В душевой завозилось крупное тело, зашелестела занавеска. Через минуту зашумела вода. Вот и час расплаты! Я заглянула в щель, молясь, чтобы Сеня в этот момент не стоял лицом ко мне с открытыми глазами. Здраво рассуждая, человек, моясь, стоит лицом к кранам, а я находилась у брата за спиной. Сеня действительно стоял ко мне спиной и яростно смывал с головы мыльную пену. Он был так близко, что я могла похлопать его по плечу, но вместо этого, просунув руку внутрь, я налила ему на голову немного шампуня.

Сеня продолжал терзать свои волосы. Шампунь мылился. Злата, притаившись за стеной, хихикала. Я вытянула руку и вновь налила шампунь Сене на голову. Он сделал несколько движений пальцами, и на его башке вновь образовалась мыльная шапка.

– Что за черт? – удивился Сеня и добавил напору. Я протянула руку и подлила шампуня. Злата зажимала рот руками, красная словно рак. От смеха ее раздувало во все стороны. Руки Сени работали все быстрее, но я проворно добавила еще одну порцию.

– Да блин! – рявкнул Сеня и открыл кран на полную мощность. Вода в баке булькала и стремительно заканчивалась. Я подлила еще. Мыльная пена расползалась во все стороны, вытекала из дверного проема.

– Что же это такое! – заорал Сеня.

Рано или поздно цирк должен был закончиться. И он закончился – одновременно с опустевшими баком и флаконом. Сеня, яростно ругаясь, пальцами прочищал себе глаза и нос, отплевываясь от пены. Я торопливо спускалась по лестнице, но делать это с большим флаконом в руках было затруднительно, поэтому я бросила его вниз. Ударившись о полено, пустой флакон издал громкий пластмассовый звук. За стеной стало тихо. Я слетела вниз и нырнула в заросли смородины. Замешкавшаяся Злата бросилась в другую сторону, выбрав момент, когда Сеня высунулся из проема.

– Ах ты! – взвыл он и, обмотавшись полотенцем, выскочил наружу. Перепуганная Злата дала стрекача. Сеня босиком мчался следом, шипя, когда наступал на комья земли и другие неприятные предметы. На огуречной грядке он поскользнулся и упал, от чего помывка пошла насмарку. Злата расхохоталась и юркнула за калитку. Перемазанный Сеня, изрыгая проклятия, включил шланг и стал смывать с себя комья земли и навоза.

– Какая вымытость пропала, – шепотом посетовала я, вполне удовлетворенная содеянным. Возвращаясь в дом, я подумала, что так и не выполнила приказ мамы, но вспомнила о Сене. Думаю, если в мире есть хоть какое-то равновесие, сегодня он умылся за нас двоих.

* * *

Поскольку дедушки и бабушки дома не было, родители работали за своими компьютерами, а Сеня караулил Злату, мне удалось без особого труда уйти незамеченной. Я не имела ни малейшего представления, где проходят похороны, но в таком небольшом поселке скрыть важное событие трудно. Да и кладбище здесь одно. Поразмыслив, туда я и направилась.

Идти было довольно далеко, и я пожалела, что в дедушкином хозяйстве нет велосипеда. На нем я долетела бы до места в два счета. Кладбище располагалось за березовой рощицей, полной надоедливых слепней. Я отломила ветку и принялась энергично отмахиваться, попутно озираясь по сторонам: еще не хватало наткнуться на родственников. Хотя принятые мной предосторожности оказались излишними, так как на дороге, ведущей к кладбищу, не было ни души. Я даже спела сама себе подбадривающую песню:

 
Пятнадцать человек на сундук мертвеца!
Йо-хо-хо! И бутылка рому!
Пей! И дьявол тебя доведет до конца!
Йо-хо-хо! И бутылка рому!
 

В рощице было слишком тихо, разве что сороки стрекотали, удивленно смолкнув при звуках моего голоса. Подумав, что орать рядом с могилами не только неуместно, но и опасно, я сконфуженно закашлялась. Однако идти в тишине, пусть и солнечным утром, было неуютно. Я то и дело оглядывалась, но ничего опасного не обнаружила, только крупный мухомор с отломанной шляпкой. Я внимательно оглядела его и изо всех сил пнула красную шляпку – та закувыркалась по траве. Это меня немного развеселило. Не успел мухомор мирно улечься на земле, как я услышала голоса, мужской и женский, оба неестественно высокие для взрослых. Мужчина что-то односложно бубнил, а женщина взвизгивала, срываясь на всхлипы. Я предусмотрительно нырнула в кусты.

На тропинке, ведущей в поселок, появилась парочка. Парня я узнала сразу: это был Миша, плечистый мужлан с пудовыми кулаками и собачьим взглядом. Девушку видела впервые. Зареванная, с красными пятнами на довольно милом лице, она бежала следом за Мишей и хватала его за руку.

– Катька, отстань, – раздосадованно отмахивался Миша.

– Но почему? – всхлипывала она, и ее голос неприятно скрежетал на согласных. – Мы столько лет дружим, за одной партой сидели. Я всегда тебя любила, думала – ты меня тоже… Ты второй день не хочешь на меня даже смотреть! В чем я виновата? Что случилось?

Миша нахмурился и пролетел мимо меня, с такой силой вдавливая в тропинку подошвы, что комья влажной земли полетели в стороны. Катя бежала за ним как побитая собачонка, ожидая ответа, который могла легко получить у меня. Я-то знала, что случилось: Злата. Вечером я засекла ее у ворот в компании Михаила, глупо хихикающую и раскрасневшуюся от удовольствия. По-моему, их видел и Сеня, поскольку вечером был крайне неразговорчив и бросал на сестру подозрительные взгляды. Я его понимала: несмотря на все упражнения, на фоне плечистого Миши он выглядел бледно.

У могилы я оказалась слишком рано, о чем свидетельствовали мрачные лица двух могильщиков, разравнивавших холмик влажной земли. Подряженные на работу, свою функцию они уже выполнили и ждали, когда придут скорбящие родственники. Рядом с ямой стоял старый грязный гроб, в котором, по всей вероятности, были погребены вещи Ивана Фомичева. Я вздохнула: теперь он займет положенное место. Избегая взглядов гробокопателей, я укрылась за соседней оградкой и села на скамеечку одинокой могилы, пустой и неухоженной, будто забытой. Лишь у креста лежали две конфеты в поблекших фантиках. Я попыталась разобрать надпись на могиле, но буквы на табличке сильно проржавели, половина провалилась, и я с большим трудом разобрала три последние буквы – «…чев».

Вдали зашумел мотор. Из-за леса, подпрыгивая на кочках, выскочил старенький, выкрашенный в траурные тона микроавтобус, место которому явно было на свалке. Сквозь черную покраску проглядывала веселенькая надпись: «Алоха-тур. Лучшие экскурсии на Гавайи». Следом за микроавтобусом ехал еще один, обычный, набитый жителями поселка. Я нырнула за надгробие, приготовившись наблюдать.

Из микроавтобуса вынесли гроб. За гробом вышла плачущая женщина, в которой я узнала мать покойного. Ее поддерживали деревенские старушки, и среди них – моя бабушка. Из второго автобуса, казавшегося безразмерным, все вытряхивались и вытряхивались жители соседних домов, некоторых я знала в лицо. Вытянув шею, я с жадностью выискивала в толпе Элеонору, но, к удивлению, ее не было. А вот дедушка нашелся сразу, и я мысленно поблагодарила судьбу, что он, как обычно, забыл очки, иначе наверняка бы меня обнаружил. Я подкралась ближе и замерла, распираемая от любопытства. Впервые в жизни мне довелось присутствовать на настоящих похоронах, и я думала, что это станет бесценным опытом.

Очень скоро я потеряла интерес к происходящему. На самом деле в похоронах для девочки одиннадцати с хвостиком лет нет ничего увлекательного. Все плачут, у всех плохое настроение, возможности задать вопросы нет.

Поодаль, угрюмо глядя на скорбящих, стоял мужчина в мятом пиджаке, которого участковый называл Федором. Я перестала разглядывать толпу и уставилась вдаль. Благодаря этому я сразу увидела библиотекаршу Элеонору, которая шла со стороны леса, облаченная в длинное черное платье со шлейфом, неуместное в лесу и по жаре, так как было не столько траурным, сколько бальным. Венчала наряд несуразная шляпка с вуалькой, похожая на кособокий горшок. Обогнув толпу провожающих по кривой, Элеонора шла в мою сторону, что, хоть и было удобно, но создавало определенную опасность, так как, лавируя между рядами могил, она могла легко меня обнаружить. Я отступила на пару шагов и втиснулась в неудобное пространство между двумя могилами, под куст акации, где, пытаясь устроиться, наступила на кого-то.

– Ай, куда прешься? – сказал кто-то Васькиным голосом. – Тут, между прочим, занято.

Вася, видимо, в числе своих предков имел хамелеона, поскольку даже в десяти сантиметрах от своего носа я его едва разглядела. Без лишних разговоров отпихнув мальчишку в сторону, я забралась под куст и пригнула пару веток, чтобы нас никто не заметил.

– Экскюзе муа, – элегантно попросила я прощения глухим шепотом. – Я не знала, а сейчас уже поздно искать другое место. Ты давно тут?

– С самого начала, – презрительно ответил Вася. – Видел, как ты шныряла туда-сюда…

Шныряла? Я хотела возмутиться, но опоздала. Объект наблюдения подошел ближе. Я шикнула, велев замолчать. Элеонора подошла вплотную и, стоя к нам спиной, вытянула шею, стараясь разглядеть происходившее у могилы, хотя ей никто не мешал подойти. Странно, но, похоже, неуместный наряд Элеоноры произвел такое впечатление лишь на меня. Деревенские оглядывались, бросали на нее тупые взгляды и вновь таращились на гроб. Элеонора стояла молча, то и дело поднося руку к лицу. Я заметила, что в ее руке был зажат носовой платок. Она плакала?

Позади хрустнула ветка. Мы с Васькой, не сговариваясь, вжались в землю. Сквозь густую листву я увидела, как к Элеоноре подошел невысокий кряжистый мужчина и встал рядом.

– Ну что, Элеонора Карловна? – с усмешкой спросил он. – Пришли полюбоваться на дело рук своих?

Я задохнулась. Голос был тот же самый, что недавно у калитки. Но кто он? Мужчина тоже стоял спиной, и я не могла понять, видела ли его раньше. Васька не шевелился, и я решила: он точно знает этого человека.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – ответила Элеонора с убийственной вежливостью. От ее тона веяло таким холодом, что у меня даже зубы замерзли.

– Ну, конечно, – рассмеялся мужчина. – Теперь и понимать нечего. Ванюша поплатился за свое любопытство, так? Интересно только, что вы ему сказали?

– Что и кому я говорю – не ваше дело, – отрезала она. – Шли бы вы, любезный, куда подальше со своими расспросами.

– Я-то пойду, – хихикнул мужчина. – А на вопросы вы позже ответите, если я куда следует отправлюсь и кому следует сообщу. Так что я бы на вашем месте не очень нос задирал.

– Ах, оставьте меня в покое, – отмахнулась Элеонора, но в ее голосе мне послышался страх. Судя по хмыканью собеседника, это уловила не только я. Мужчина хотел сказать что-то еще, но поодаль раздались шаги. К Элеоноре быстро приближался незнакомый мужчина. Ее собеседник торопливо отступил в сторону, и я увидела, что он заметно припадает на левую ногу.

– Кто это? – прошептала я Ваське на ухо. Он потянулся ко мне, так вцепившись в мочку моего уха, что едва не оторвал его, и прошептал со свистом:

– Пал Палыч, наш кузнец!

Васька шептал слишком громко. Я поморщилась и отстранилась, а Элеонора недоуменно обернулась, но, к счастью для нас, к ней уже спешил еще один человек.

– Элеонора Карловна! – воскликнул новый подошедший и церемонно поцеловал руку. – Не ожидал вас увидеть в этот скорбный час.

– Взаимно, – ответила Элеонора и, повернувшись к мужчине, слабо улыбнулась. Я видела обоих анфас, отметив, что мужчине лет сорок, он плечист, красив и не по-сельски ухожен, модно одет. Из рукавов торчали мощные руки с кучей браслетов, разрисованные яркими тату из переплетающихся разноцветных линий. Я подумала, что, если Сеня увидит этого мужчину, его самолюбию будет нанесен смертельный удар. Мало того что деревенский увалень Миша был шире его в плечах, так еще и взрослый мужчина превосходил объемом бицепса. Это трагедия!

– Не ожидала вас увидеть, – светски произнесла Элеонора. – Вы ведь лично не знали покойного.

– Не знал, – ответил мужчина, – но не поймите меня неправильно, здесь не так много развлечений. И где бедному писаке набраться впечатлений? Да и людей приятных днем с огнем не сыщешь. Я заходил к вам сегодня, но не застал. А мне очень хотелось побеседовать с умным и образованным человеком. Мы сможем побеседовать вечером?

– Боюсь, сегодня не подходящий для бесед день, – тускло ответила Элеонора. – Вы меня простите, но я, пожалуй, откажусь. Этот день для скорби.

– Да-да, вы правы, – торопливо согласился мужчина, еще раз церемонно поцеловал ей руку. Элеонора вздохнула и сгорбилась, поникнув плечами, как ворона под дождем.

– Кто это был? – прошептала я Ваське в ухо.

– Дядя Олег, – ответил Вася и презрительно добавил: – Дачник.

Элеонора вновь услышала шепот и резко обернулась, с подозрением уставившись на кусты. Мы застыли, боясь шевельнуться. Библиотекарша сделала неуверенный шаг в нашу сторону, но из толпы провожающих донесся нервный вой, а потом по крышке гроба застучали комья земли. Закрыв лицо руками, Элеонора бросилась прочь, не разбирая дороги, убегая от деревни все дальше и дальше, в глубь кладбища.

* * *

За те несколько минут, что остались до отъезда автобуса, Васька пичкал меня знаниями.

Пал Палыч Афанасьев был местным кузнецом много лет. Раньше к нему выстраивались очереди. Никто лучше него не подковывал лошадей, не ковал ажурные решетки и витые кресты для могилок. Некоторые из них я сегодня видела на кладбище и была готова признать – кузнец творил чудеса. Особенно учитывая, что для этого он не использовал механизмы, только руки, молот и наковальню. Но в последнее время дела Пал Палыча шли плохо. Прогресс разрушил его жизнь: в поселке не осталось лошадей, а надгробия теперь делали из искусственного камня – дешево и сердито. По словам Васьки, Афанасьев все время ходил хмурый и частенько пил «горькую». Последнюю характеристику Васька произнес, с сомнением глядя на меня, будто думал, что я не в курсе этого определения. Я мило улыбнулась и спросила, давно ли кузнец хромает.

Этого Васька не знал и потому задумался. По его мнению, кузнец давно прихрамывал. Я велела переходить ко второму фигуранту. Слово «фигурант» я услышала от деда, и оно мне очень нравилось.

Олег Юрьевич Тетерин появился в поселке в начале мая, после праздников, снял домик и с тех пор живет там, как говорит окружающим, на лоне природы и пишет книгу, но о чем – неизвестно, так как свою писанину дачник никому не показывал. Соседям он нравился, Ваське тоже. Однажды Тетерин угостил Васю шоколадкой, целой, с лесными орехами.

– По-моему, у тебя собачий характер, – заметила я.

– Это как? – не понял Вася.

Я снисходительно улыбнулась.

– Ну… Кто покормит, тот и друг. А это не очень хорошо. Так можно принять подарок от очень плохого человека.

– Много ты понимаешь, – заворчал Вася. – Сама небось каждый день разное ешь и досыта, а мне на картошку и яйца уже смотреть тошно. И вообще, плохие люди едой не делятся.

Тут я не могла не согласиться. К примеру, Злата и Сеня никогда не делились со мной конфетами. Правда, в последнее время Злата нечасто ест сладкое, но, когда дорывается до пирожных, с жадностью уминает все, не оставив младшей сестричке и крошки.

Досказав про дачника Тетерина, Вася бросил озабоченный взгляд на автобус, в который уже заходили люди, и предложил поехать на поминки, поскольку там дадут блинов и каши с изюмом. Я отказалась под благовидным предлогом, что недостаточно хорошо знала покойного.

– Ага, заливай, – хмыкнул недоверчивый Вася. – Просто боишься, что тебя дед заругает.

Вася, как я уже поняла, порой был проницательным, особенно когда его об этом не просили. Но я не стала акцентировать внимание на его попадании, попросила лишь держать ухо востро и наблюдать за всеми подозрительными лицами на поминках, прежде всего – за Элеонорой и Пал Палычем. Вася почесал одну ногу о другую, кивнул и бросился в автобус, ужом ввинтившись между входившими людьми. Я отвернулась и пошла прочь, перестав наблюдать за ним. Мне требовалось уединение, чтобы хорошенько подумать.

Погруженная в свои мысли, я не следила куда иду. Интересно, давно ли хромает кузнец, и нет ли на его левой пятке дыры от железки, пропоровшей Ваське ногу? А если есть, как в этом убедиться? Я задумалась над предлогом, который позволит мне не только разуть взрослого мужчину, но и показать пятку. Если я окажусь права, дело можно считать раскрытым. Варваре Смородиной, то есть мне, дадут именные часы и значок «Юный помощник полиции». Слегка волновало, что мне неизвестен мотив, почему Афанасьев расправился с Фомичевым. Но главное – разоблачить убийцу. А за мотивом дело не станет. Даже если я не обнаружу его сама, можно спихнуть это на участкового. Должен же и он приносить пользу обществу?

«Нет, – подумала я, – это непрофессионально». И потом, я не рез слышала от бабушки фразу, которую намотала на ус. Звучала она так: хочешь, чтобы было сделано хорошо, делай сам.

Так, размышляя, я дошла до конца кладбища и на самом его краю обнаружила Элеонору, сидевшую на ветхой скамье. Вокруг ни души, только вдалеке маячила мужская, смутно знакомая фигура. Элеонора не двигалась. Шляпка-горшок лежала рядом, и со своего места я видела, что головной убор не нов, его изрядно поела моль. Да и роскошное платье Элеоноры потертое и старое: кружева на воротнике заметно истрепались, из обшлага рукавов торчали нитки. Длинный шлейф был выпачкан травой и землей, по черному полотну весело скакали бурые кузнечики. Однако хозяйке одеяния, похоже, было все равно. Она не глядела на меня, но если бы я попыталась скрыться, непременно заметила бы. Поэтому я вежливо кашлянула. Элеонора вздрогнула и обернулась. Ее щеки были мокры от слез, глаза воспаленные и покрасневшие.

– Добрый день, – сказала я. – Почему вы плачете?

Я понимала, что, когда одиннадцатилетняя девочка обращается к взрослому человеку с таким глупым вопросом, она как минимум должна выглядеть лет на пять младше, чтобы взрослый умилился и стал врать. Я была слишком взрослой и потому рисковала услышать грубую отповедь.

Элеонора торопливо вытерла щеки грязным платком.

– Кто ты, девочка? – спросила она. – И что здесь делаешь?

– Меня зовут Варвара Смородина, – ответила я, решив, что вторую часть вопроса можно безнаказанно игнорировать.

– А, – равнодушно припомнила Элеонора. – Внучка Анатолия Михайловича, девочка-вундеркинд, читающая с пяти лет.

– С трех, – уточнила я, решив не обижаться. Откуда ей было знать, что я уже в семь лет перечитала всю классику и взялась за учебники по криминалистике?

– С трех, так с трех, – пожала плечами Элеонора. – Тяга к чтению похвальна. Приходи ко мне в библиотеку. У нас много книг для твоего возраста. Так что ты здесь делаешь, Варвара Смородина?

Черт побери! Кажется, она меня в чем-то подозревала.

– Я собирала цветы, – ответила я, надеясь, что у меня достаточно простодушный или, точнее, придурковатый вид. – Задумалась и ушла слишком далеко.

– Ты действительно слишком далеко зашла, – согласилась Элеонора, и в ее голосе мне послышалась угроза, которая тут же прорвалась наружу новым вопросом. – И где же твой букет?

– Я оставила его на одной из могил, – безмятежно ответила я, надеясь, что она не захочет проверить. А если так, я буду водить ее от могилы к могиле, притворившись, что не нашла нужную, и окончательно вымотав, убегу с ревом. Но Элеонора, кажется, не рвалась проверять мою версию. Напротив, она обмякла и, скрючившись, подперла голову руками, уперев локти в колени.

– Да, – задумчиво произнесла она, – ты правильно поступила. То, что мертво, должно оставаться мертвым. Поэтому с кладбища нельзя ничего приносить домой, это – к несчастью, пусть даже цветы. Иногда жалкие, опустившиеся люди собирают на могилах конфеты и прочую снедь. Я их не осуждаю, но не думаю, что эти сладости приносят им счастье. То, что ты оставила цветы на могиле, хорошо. Это дань умершим… «Вот вам укроп, вот водосбор. Вот рута. Вот несколько стебельков для меня. Ее можно также звать богородицыной травой. Я хотела дать вам фиалок, но все они завяли, когда умер мой отец». Тебе знакомы эти строки, Варвара Смородина?

– Это Шекспир, – ответила я, не задумываясь. – Монолог Офелии. Сцена ее безумия.

Иногда я говорю быстрее, чем думаю. Так было и на этот раз. Я была готова дать себе по физиономии за то, что выпала из образа глупой девчушки. Такая уж точно не будет собирать цветы на кладбище. Элеонора подняла голову, и в ее глазах загорелся легкий интерес.

– А ты умна для своих лет, – произнесла она. – И, кажется, мне нужно пересмотреть список книг, который я намеревалась дать тебе для домашнего чтения. Да, это Шекспир. Офелия в его творении – фигура глубоко трагическая. А все из-за неразделенной любви. Тебе приходилось когда-нибудь любить, Варвара Смородина?

– Мне кажется, я слишком молода для глубоких чувств, – ответила я, и тут легкомысленный черт вновь дернул меня за язык. – А вы? Любили ли вы кого-то?

Элеонора помрачнела, на ее глаза снова набежали слезы.

– О, да, – хрипло произнесла она. – Я любила.

Она шмыгнула носом и принялась терзать в руках носовой платок. Я осмелилась присесть рядом и сочувственно положила ладонь на ее руки. Когда-то я читала, что подобный жест доверия развязывает любые языки.

– И что случилось с вашей любовью? – спросила я, вкладывая в свои интонации как можно больше теплоты.

– Все кончилось так же плохо, как у Шекспира, – ответила Элеонора. – Только под толщей вод оказалась не сумасшедшая Офелия, а сам Принц Датский. Офелия слишком слаба, чтобы биться на дуэли, даже за собственную, никому не нужную честь.

Я затаила дыхание, чтобы не выдать своего триумфа, поэтому сказала первое, что пришло в голову.

– Боюсь, Гамлетом двигали не соображения чести, а банальная месть, – с сомнением произнесла я. – Иногда я его понимаю.

– Да, – сказала Элеонора безжизненно. – Я тоже.

В этот момент она, словно очнувшись, окинула меня внимательным взглядом и вымученно улыбнулась.

– Бог мой, мы так заболтались, и я не подумала, что кладбище – совершенно неподходящее место для подобных бесед с маленькой девочкой. Хочешь, я провожу тебя домой?

– Не стоит беспокоиться, – отказалась я. – Я пройду через рощу, так короче. А вы испортите в ней свое чудное платье. Может, я попрошу кого-нибудь за вами приехать?

– Ты очень добра, Варвара, – ответила Элеонора, – но это лишнее. Я еще немного посижу и подумаю. Мне иногда требуется уединение. Иди. И обещай больше не собирать цветы на кладбище.

Я пообещала с чистой совестью, поскольку никогда этого не делала и не собиралась впредь. Попрощавшись, я пошла домой. Уходя с кладбища, обернулась и увидела, что Элеонора, похожая на взъерошенную галку, все так же сидит у последней могилы. К ней, нервно терзая кепку, шел церковный сторож Федор. Я решила, что при необходимости он окажет Элеоноре помощь.

* * *

Потеряв из виду Элеонору, я сменила беззаботную подпрыгивающую походку на бодрую рысцу. Я торопилась домой, чтобы встретить Ваську и потребовать от него полного отчета. Кроме того, мне требовалось найти книгу, в которую бабушка тыкала носом участкового. Пока их нет дома, шансы найти ее были велики. Конечно, если Пряников не забрал книгу с собой. Но если он это сделал, я подговорю Васю стащить ее или сделаю это сама. Я подозревала, что найду в книге ответы на интересующие меня вопросы. На крайний случай есть интернет. Вероятно, эту книгу можно найти в Сети и скачать или прочитать онлайн. Мой смартфон выдержит такую нагрузку.

Кроме того, меня распирало от гордости, что я невольно заставила Элеонору проболтаться. Она явно знала больше, чем хотела показать.

Косвенным подтверждением этого была таинственная беседа с Афанасьевым. Тот тоже что-то подозревал и вроде бы собирался вынудить Элеонору чем-то поделиться. Мне казалось, что, кроме таинственного клада, той делиться нечем. Афанасьев, похоже, думал, что сокровища у Элеоноры. Интересно, почему он предъявлял на них права? Или речь шла о чем-то другом?

Еще одним гвоздем, забитым в крышку гроба библиотекаря, были ее слова. Литературные познания подвели Элеонору. Она сказала, что под толщей вод оказался Гамлет, а не Офелия. Какой из этого следовал вывод?

Первое. Под Гамлетом и Офелией она подразумевала себя и покойника, найденного у библиотеки. Это стало для нее настоящей трагедией, иначе она бы так не рыдала.

Второе. Элеонора знала, что Иван Фомичев утонул. Правда, странно, что она так расчувствовалась на кладбище, но Вася уверял – тело Фомичева не нашли, так что Элеонора вполне могла надеяться на благополучный исход.

Подумав об этом, я остановилась и забегала по кругу. Энергии требовался выход, а роща заканчивалась. Если бы я стала так носиться по главной улице, местные жители вызвали бы врача.