Текст книги "По законам звездной стаи"

– Кыш! – рявкнул Егор.

Мальчишка отпрянул вспугнутым воробьем на безопасное расстояние, откуда, смерив парня злобным взглядом, что-то пробормотал. Цыганки, наблюдавшие за этой сценой, о чем-то шушукались, а потом одновременно засмеялись, отчего моментально стало обидно. Вот, приедешь в Москву, стоишь на вокзале, как идиот, и тебя еще на смех поднимут! Скоро милиция подойдет и потребует паспорт…

Нет, надо ехать в гостиницу или поискать квартиру на пару дней…

– Егор?

Отец стоял позади, нерешительно улыбаясь.

Егор мгновенно оглядел его с головы до ног.

Да, это он, без всякого сомнения, хотя прежде видеть папашу не приходилось…

У отца были такие же черные глаза, черные волосы, правда, потускнели от седины, щеки синели от свежего бритья. А еще у него был смешной толстый нос, совсем как у собаки, и он забавно сморщился, когда улыбнулся, совершенно не представляя, как себя вести.

Сын оказался слишком взрослым.

В последний раз Александр видел его издали, заехав попрощаться перед отъездом. Экс-супруга не впустила его даже на порог, прошипев что-то жестокое, но Егор, только учившийся ходить, на мгновение показался в дверях, держась за косяк, а потом шлепнулся на попку и захныкал, засунув в рот кулачок. Теперь перед Александром стоял молодой мужчина, пожалуй, красивый, как профессиональный танцор, с дерзким взглядом, надменный и… испуганный, хоть и старавшийся не подавать виду.

Их похожесть все-таки не была столь явной, как хотелось бы Александру. Причудливая цепочка генов смешалась в замысловатом коктейле, подарив Егору смешанный образ, словно стереокартинка. На первый взгляд – перед тобой нагромождение одинаковых пятнышек, и только потом, под определенным углом, замечаешь внутри хаоса нечто иное. От отца парню достался набросок, от матери – глубина. Черты лица Александра были грубоваты. Экс-супруга на его фоне казалась бесцветной, тусклой и лишенной жизни, однако в ее тонком профиле, посадке головы и глубине синих глаз виделась порода. Егор унаследовал лучшее от своих родителей.

– Наверное, отец должен обнять найденного сына? – шутливо спросил Александр. Голос предательски сорвался.

Черт побери! Ему вовсе не хотелось этой сентиментальности. Ему сорок пять, за плечами два неудачных брака, в том числе и с женщиной, которая много лет назад совершила нечто ужасное…

– Да ладно, – делано рассмеялся Егор. – Не парься. Я тоже чувствую себя глупо.

Они все-таки обнялись, скомканно, как бы второпях, словно опасаясь быть уличенными в неуместной теплоте. Егору неожиданно показалось, что здесь, на грязном, заплеванном перроне ему рады куда больше, чем в холодной атмосфере собственного дома.

Оставленный Новосибирск вдруг показался тусклым, несмотря на чистый воздух, заполненный запахом сосен. Громогласная Москва поглотила его в один момент…

Однако на новоприбывших город смотрел холодно, с пустым блеском в глянцевых стеклах многоэтажек, иногда оценивающе, как таможенник в аэропорту, присматривающийся к пассажиру, который излишне нервничает перед металлоискателем. Новосибирск был иным: дружелюбным, живым и приветливым. Однако, поднимая с асфальта тяжелую сумку, Егор почувствовал, как за спиной словно закрылись двери, отсекая прошлую жизнь.

«Все будет хорошо», – подумал он.

– Ты, наверное, голодный? – спросил отец, игнорируя фальшиво-услужливых носильщиков, бросившихся наперерез, дабы захватить груз. – Можно заехать в ресторан.

– В восемь утра? И потом, я после трех суток в поезде грязный, как свинья.

– Да, это я как-то не подумал… Тогда Макдоналдс? Кстати, почему ты на самолете не полетел? – озабоченно спросил отец.

– Не было билетов. А оставаться дома не хотелось, – ответил Егор.

– Понимаю, – cказал внезапно помрачневший Александр, вскинув руку с брелком сигнализации. Роскошный лоснящийся зверь с инфернальным именем «Майбах» хрюкнул и приветственно мигнул фарами. Александр покосился на сына: оценит или нет?

Оценил.

– Красота, – одобрительно фыркнул Егор и ласково погладил дверцу кончиками пальцев. – Куплено на нетрудовые доходы?

– А то, – гордо надул щеки Александр. – Я же такой: владелец заводов, газет, пароходов… Мистер Твистер, миллионэ-эр. Знаешь такой стишок?

– Не-а.

– Ну да, где тебе… Ты слишком молод для Маршака. Что у вас сейчас в моде? Гарри Поттер?

– «Сумерки», – криво усмехнулся Егор. – Девочки предпочитают мертвечину. Она любит его, он любит ее, а в перерывах оба пьют чужую кровь. Романтика…

– Ужас, – с притворным сочувствием сказал Александр. – А моя дочка тащится от Шрэка.

– У тебя дочь есть?!

– Есть. Твоя сестра. Ей восемь.

– Как зовут?

– Алиса. Мать тебе не говорила? – небрежно осведомился Александр, выруливая со стоянки. Позади недовольно загудела грязная «Калина», но отец и ухом не повел.

– Мать вообще мало разговаривала на твою тему, – равнодушно ответил Егор. – У меня сложилось впечатление, что эта тема ей неприятна.

Отец ничего не сказал, а Егор на ответе и не настаивал, уставившись в окно.

В Москве он не был никогда. Попытки посетить столицу воспринимались матерью в штыки и всегда заканчивались неудачей. Пару раз на поездку почему-то не нашлось денег, однажды мать внезапно заболела и даже легла на обследование в больницу, а Егор, оставшись за хозяина, таскал в палату скверно сваренный бульон и фрукты. В последний раз на голову свалился внезапно затеянный ремонт…

Жизнь в столице Егору пришлась по душе.

Ему понравилась семья отца: третья жена, Инна, высокая красивая блондинка лет тридцати, очаровательная Алиса, которая сразу же признала в Егоре своего человека. Однако, несмотря на радушие большого отцовского дома, Егору было немного не по себе. Поэтому, прожив в семье три дня, как-то за ужином он намекнул о том, что желает жить отдельно.

– Гош, неужели тебе у нас плохо? – недоуменно спросила Инна.

– Нет, все прекрасно, но я все-таки взрослый уже, – просто объяснил Егор. – Жить по распорядку мне и дома надоело. Выйду на работу, друзья появятся, девушки. Не сюда же их водить, верно?

– Куда же ты пойдешь? – всполошилась Инна. – Саш, ты слышишь?

– Слышу, – ответил отец, не отрываясь от газеты. – Он взрослый человек. Снимем ему квартиру, пусть живет, работает. Кстати, завтра, может быть, поедешь со мной в контору? Присмотришься, освоишься…

– Пап, я не бизнесмен, – отмахнулся Егор. – Не тому учился. Вы не беспокойтесь, я работу сам найду. И квартиру тоже.

– Что за ерунда? – возмутилась Инна. – Что у тебя за работа будет? Сколько ты будешь получать в газете? Нет, это совершенно невозможно…

– Инна, пусть делает, что хочет, – сурово прервал отец. – Кстати, вопрос с квартирой мы решим просто. У меня есть однушка в центре, в новом доме, мне ее за долги отдали. По-моему, она даже частично меблирована.

– Но там же дом еще толком не заселен, – возмутилась Инна. – И подъезд ужасный, все в рытвинах и ухабах.

– Зато метро рядом, – невозмутимо ответил Александр. – Район хороший. Пусть там живет. Я ежедневно на работу мимо езжу. Ты не считаешь зазорным пожить в квартире своего папаши?

Егор не считал. Он был даже рад, что проблема с квартирой так быстро разрешилась. На самом деле еще одной причиной нежелания жить вместе с отцом было чрезмерное внимание со стороны папеньки и мачехи. Не для того он вырвался из одних силков, чтобы попасть в другие… Инна, конечно, замечательная, да и отец принял кровиночку как подобает, но Егору все же казалось, что здесь ему не слишком рады. Возможно, он ошибался, но изводить себя мыслями не хотелось. И потому он съехал на новую квартиру, в дом, который еще действительно не был достроен. В самом последнем подъезде еще продолжались работы, окна были забрызганы известкой, а во дворе суетились плохо говорящие на русском гастарбайтеры. Но квартира оказалась чудесной, светлой и просторной. Из окон открывалась великолепная панорама, из кранов текла вода, в комнате стоял довольно новый диван, на кухне – столик и четыре табурета. Отец за день организовал кое-какие покупки, включая телевизор, а Инна, то ли от полноты чувств, то ли от желания избавиться от старой колымаги, отдала Егору «Фольксваген», на котором ездила уже пару лет. Дело оставалось за малым – найти работу, но здесь Егор упорно полагался на себя.

Поздно вечером, когда Егор съехал, в доме Александра Боталова зазвонил телефон. Инна сняла трубку и, недовольно поморщившись, протянула ее мужу.

– Твоя бывшая, – буркнула она, удалившись в ванную. Александр скривился, точно жена протянула ему дохлую крысу, вздохнул и прижал трубку к уху.

– Слушаю, Виктория…

– Егор уехал? – вместо приветствия осведомилась бывшая жена.

– Егор решил остаться в Москве, – холодно ответил Александр. – Сейчас я продиктую тебе его телефон. Он живет…

– Слушай, ты, – прошипела Виктория. – Думаешь, сможешь играть со мной в свои игры? Если ты немедленно не отправишь его обратно, я все… все расскажу! Он узнает, что ты сделал!

– Расскажи, – прервал Александр. В его голосе звенела тихая, убийственная ярость. – Расскажи, и ты очень пожалеешь. Потому что я расскажу, что сделала ты.

После контакта с лужей кроссовки промокли напрочь. Оставляя мокрые следы, Егор поплелся прочь от входа. Неподалеку толклась группа молодежи, которую тоже завернули бдительные билетеры. Молодежь это обстоятельство отнюдь не расстроило. Оккупировав ближайшие скамейки, ребята со звонкими щелчками раскупорили пивные банки и принялись взахлеб обсуждать что-то интересное. До Егора долетали лишь отдельные слова и хохот…

Как же это здорово: вот так сесть на скамейку, потрепаться о чем-то бессмысленном и выпить, не беспокоясь о каком-то Михайлове и его личной жизни! Егор вздохнул с легкой завистью. Им-то хорошо… Попьют пивасика, посмотрят игру, погалдят на трибунах, помашут флажками и плакатами… а ты тут сидишь, как дурак, глядя на запертые двери главного входа, и еще на что-то надеешься.

На запертые двери…

…главного входа.

Егор подскочил, как ужаленный. Да, билетеры берегут центральные двери, но ведь есть еще и боковые! Игроки уже наверняка внутри, но обслуживающий персонал выходит покурить, встретить реквизит. Возможно, сейчас идет последний прогон, проверяется оборудование, выставляется свет, микрофоны… Обслуживающий персонал расставляет на столиках жюри минеральную воду, спонсоры ревностно следят, чтобы их баннеры были видны отовсюду. Словом, за кулисами царит суета. Проскочить под шумок – плевое дело. Главное – не засыпаться на какой-нибудь ерунде…

Чувствуя себя не то Джеймсом Бондом, не то Штирлицем, Егор отправился на поиски служебного входа.

Дверь он обнаружил быстро, вот только охранял ее какой-то мосластый цербер с хмурым взглядом. Пройти мимо него просто так было невозможно. Скрываясь за криво выстриженными кустами, Егор приуныл.

Похоже, блестящий план провалился…

Цербер, уныло обозрев окрестности, вошел внутрь, заперев за собой дверь. Егор подошел, подергал… Ну да, закрыто, а чего ты хотел? Вышколенного дворецкого с канделябром, ковровую дорожку, усыпанную лепестками роз? Восторженных фанатов с плакатами и пазлами…

Собери Егора Черского в полный рост, и будет тебе счастье!

Как же, жди…

Ничего не будет. Задание провалено. Максимум, ты сейчас пойдешь на игру, получишь удовольствие, а завтра доложишь несостоявшемуся начальнику, что провалил задание, на радость патлатой грымзе. Впрочем, можно не докладывать. Ты просто не придешь, скрывшись с горизонта раз и навсегда. В характеристику красным маркером впишут обидное «безнадежен», папочка пристроит тебя в собственную компанию на более или менее бессмысленную должность, и ты, ощущая лопатками недобрые взгляды, торжественно перейдешь в категорию офисного планктона. Утром – парковка на личном «Фольксвагене», кофе из мудреного аппарата в кабинете, два часа пасьянса «Паук» или нового ужаса всех офисов – каменной лягушки, плюющейся разноцветными шариками, потом обед в «Макдоналдсе» или любом другом заведении быстрого питания… Гамбургер на обед, чикен-бургер на полдник, крылышки в кляре, молочный коктейль и ведерко колы – и вот ты уже толще на десять кило, тяжело вздыхаешь, завязывая шнурки, и с трудом поднимаешься по лестнице. На работе тебя терпят лишь потому, что твой папочка – Сам, втайне ненавидят и завидуют. Однажды на твоем авто нацарапают гвоздем неприличное слово из трех, пяти, семи и более букв и с восторгом будут повизгивать у окошек, глядя, как ты в бешенстве шлепаешь по лужам, матерно призывая громы и молнии на голову обидчика. Но хохот прекратится, когда ты, мстительно ухмыляясь, займешь новую должность и заставишь всех своих обидчиков делать бессмысленную работу в новогодний вечер.

Ужас.

Егор тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли.

И к чему нюни распустил? В конце концов, Михайлов еще никуда не делся, и даже если устроиться в «Желтуху» не удастся, не катастрофа. В конце концов, желтый листок – не предел мечтаний. Есть более серьезные издания, в которых можно освещать реальные события и проблемы, а не алкогольные перипетии актерских династий.

По дорожке, пыхтя, как паровоз, шел молодой худющий парень, темноглазый и темноволосый, со слегка асимметричным лицом, с трудом волоча гигантские сумки. Лямка одной из них внезапно оборвалась. Сумка шлепнулась на асфальт, из ее разверзшегося нутра полезли какие-то блестящие тряпки. Парень выругался, бросил на землю вторую сумку и начал запихивать тряпье внутрь. Егор, равнодушно взиравший на это из своего укрытия, неожиданно сообразил: парень идет к служебному входу.

– Давай помогу, – сказал Егор, подскочив к парню.

Тот дернулся от неожиданности, но потом облегченно вздохнул;

– Спасибо. У нас машина сломалась, пришлось на метро переть все это барахло… Игра еще не началась?

– Вроде нет, – сказал Егор и, охнув, взвалил на себя сумку. – А что тут?

– Ай, ерунда всякая, – отмахнулся парень и тоже с трудом поднял баул. – Костюмы и кое-какой реквизит.

– Ты за какую команду играешь?

– За Москву. Только я не играю. – Парень постучал в запертую дверь. – Я пою.

Гамадрил в форме охранника высунул физиономию в щель, а потом неохотно пропустил Егора и его нового знакомого внутрь.

– В смысле «поешь»? – не понял Егор. – Куда это волочь?

– Вон туда, за сцену… Третья дверь. Что ты спросил?

– Что значит – поешь? Ты артист?

За дверью их встретил многоголосый хор. В воздухе витал запах пота и алкоголя. На старом облезлом столе красовались недоглоданные бутерброды, полупустая бутылка коньяка и лохматые дольки лимона, который не то рубили тупым ножом, не то грызли, отбивая вкус спиртного. Рослый парень в синем свитере воздел руки вверх, увидев ввалившихся в комнату:

– Димон, блин, ну где тебя черти носят? Давай сюда это барахло. Чего мобильник выключил?

– Батарейка села, – кряхтя, ответил спутник Егора и сбросил сумку на пол. – Мне, наверное, надо микрофоны опробовать?

– Дима, расслабься, ты не в опере, – снисходительно сказал мордастый парень с бородкой, прихлебывая из кружки не то сдобренный коньяком чай, не то разбавленный чаем коньяк. – Как споешь, так и споешь, тебя один хрен никто не увидит. Если что – позор достанется нам.

– Как и слава, – фыркнул Дима. – Пойду я покурю.

– Далеко только не уходи, до начала полчаса, скоро народ будут запускать, – предупредил парень в синем свитере.

Дима не ответил и вышел за дверь. Егор последовал за ним. Дима закурил, прицельно стряхивая пепел в кадку с искусственной пальмой.

– Ты тоже играешь? – спросил он Егора.

– Нет, я репортер. Кстати, ты не знаешь, где тут ответственный за связь с прессой? Я не аккредитован.

– Ну, наверное, надо к редакторам подойти, я, честно сказать, не знаю. Ты об игре будешь писать?

Егор отрицательно помотал головой.

– Нет, мне бы с Михайловым поговорить. Как думаешь, это реально?

Дима пожал плечами и огляделся по сторонам: пожарный нещадно гонял всех курильщиков за кулисами. Правда, его все равно не слушали и курили.

– Фиг его знает. Вообще-то попробовать можно. Но это на банкете после игры. Михайлов сегодня точно в жюри, у нашей команды шутка есть про него. А на банкет он всегда приходит и напивается в зюзю. Вот тогда и бери его тепленьким. Если хочешь, я тебя проведу. Там вечно ошивается кто попало.

– Спасибо, – потеплевшим голосом сказал Егор. – А то меня под это интервью на работу берут.

– Да нет проблем, – отмахнулся Дима. – Ты тут потолчешься или как?

– В зал пойду, у меня есть билет.

– Ну, после игры подойди к сцене, я тебя проведу.

Два часа пролетели на одном дыхании. Недавний благодетель Егора, продавший билет, явился за пару минут до начала, насупленный и злой, но уже через четверть часа выл от хохота, шлепая себя ладонями по коленям. Егор же, с интересом следя за происходящим на сцене, высматривал нового знакомого. Однако Дима так и не показался, хотя членов его команды Егор узнал сразу. И только когда команда исполняла финальную песню, Егор догадался посмотреть на людей, скромно стоящих в уголке за стойками микрофонов. Дима старательно подвывал игрокам, и, судя по его сосредоточенному лицу, старался изо всех сил.

После игры Егор занял позицию рядом со сценой, терпеливо пережидая, пока редкие оставшиеся зрители фотографировались на память с любимыми кавээнщиками. Дима запаздывал. И только когда Егор уже потерял терпение, он высунулся из-за кулис.

– Блин, прости, я забыл, – торопливо сказал он, отмахнувшись от охранника. – Это наш, наш… Пошли, там уже дым коромыслом.

– Михайлов там?

– Куда ж он денется? – фыркнул Дима. – Сидит, разглагольствует о том, что КВН нынче совсем не тот, что раньше.

– Пьяный? – спросил внезапно развеселившийся Егор.

– Ну, уже на бровях. Так что поторопись…

В большой комнате – не то бывшей гримерке, не то кладовой, заставленной отслужившими свое декорациями, действительно яблоку негде было упасть. Игроки и немногие члены жюри шумно выпивали, закусывали и галдели, обсуждая игру, вспоминая понравившиеся шутки. Дима в этом людском водовороте мгновенно потерялся. Егору сунули пластиковый стаканчик с водкой, которую он машинально выпил. Гадкое теплое спиртное мгновенно обожгло горло. Егор закашлялся. Кто-то сердобольный сунул ему яблоко. Стаканчик снова оказался полным, когда это произошло, Егор не заметил, но снова выпил. После третьей порции, ощутив приятный шум в голове, он вышел в коридор в поисках туалета.

Он оказался за узкой обшарпанной дверью. Внутри, сидя на подоконнике, курил Михайлов. На вошедшего Егора он покосился затуманенным взором. Егор застыл на пороге.

– Заходи, – махнул рукой с зажатой сигаретой Ефрем. – Это общий сортир, не мой личный.

– Спасибо, – нерешительно буркнул Егор и скользнул в единственную кабинку. Мочиться на глазах у звезды казалось как-то неприлично. Михайлов отрешенно смотрел в стену, выпуская клубы дыма. Егор вышел из кабинки и направился к раковине.

– Бабы – зло, – выпалил вдруг Ефрем.

– Что? – не понял Егор.

– Ты женат?

– Пока нет.

– Во-от! – протянул Михайлов со своей знаменитой интонацией. – И не женись никогда. Все беды от бабья.

– Правда?

– Правда. Вот, к примеру, моя последняя – сука та еще…

Не веря неслыханной удаче, Егор сунул руку в карман, вытягивая диктофон. Пластиковая сигарка выскользнула из пальцев и предательски ухнула вниз, стукнувшись о кафель. В пьяных глазах Ефрема появился нехороший блеск.

– Ты журналист, что ли? – грозно спросил он. У Егора засосало под ложечкой. Он поднял диктофон и отрешенно кивнул.

– Вы уж меня простите, просто мне очень нужно сделать интервью с вами. И как раз на тему, какие бабы – стервы.

Михайлов смотрел в глаза Егора тяжелым, каменным взглядом. Зажатая в руке сигарета медленно тлела.

– А, пиши, – вдруг махнул он рукой. – Я все скажу, чего мне скрывать?

– А фото можно сделать? – расхрабрился Егор.

– Фото? Можно. Но не здесь же. Пойдем в зал, я сяду в кресло, там и снимешь.

Разговаривать с Ефремом оказалось не так уж и сложно, даже без предварительной подготовки. Актер сам выложил кучу животрепещущих подробностей, пустил слезу, наигранно пожалел о распавшемся браке, эффектно позировал для фото и наконец отправился за кулисы.

– Знаешь, почему я тебе все сказал? – вдруг спросил Михайлов, уцепившись за массивную статую чудо-птицы, символа игры. – Ты хороший парень, умеешь слушать. Только не пиши, что я алкаш и дурак, хорошо? Красиво напишешь, обращайся без проблем. Всегда рад буду поговорить.

Егор кивнул, украдкой проверил качество записи на диктофоне, просмотрел сделанные снимки. Он был совершенно счастлив. Хорошо, что сегодня он не на машине приехал!

Выпитая водка бурлила в голове. Московские дороги его еще пугали, водил он неважно. Так что верный автомобильчик пришлось оставить во дворе. Спотыкаясь о разложенные за кулисами мотки проводов, Егор неуверенно тыкался во все двери. И где тут, простите, выход?

Светлая дверь мелькнула впереди. У выхода маячил охранник, посмотревший на Егора с презрением. Гордо вскинув голову, тот прошел мимо, споткнулся о порог и выпал наружу. Охранник мерзко загоготал вдогонку. Егор поднялся и отряхнул брюки. Да, свалился, и что? Зато интервью с Ефремом Михайловым у него в кармане, и – в перспективе – рабочее место тоже.

Дима сидел на скамейке у выхода и курил. На Егора он посмотрел вполне дружелюбно.

– Получилось?

– Ага. Спасибо. А ты чего сидишь тут? А не отмечаешь вместе со всеми?

Дима скривился.

– Мне на работу завтра. Так что пить не могу.

– Чего ж домой не едешь? – спросил Егор и уселся рядом.

– Некуда. С квартиры турнули. Надо новую искать. Жду вот, пока люди напьются, может, удастся к кому напроситься на ночлег.

– Так поехали ко мне, – предложил Егор. – Ты мне помог, я вроде как должен тебе. Переночуешь, а там, глядишь, и хата найдется.

– Ты серьезно? – оживился Дима.

– Серьезно.

– Класс! А пожрать у тебя ничего нет?

– Найдем, – усмехнулся Егор. – Поехали, пока метро не закрыли.

Главный редактор прихлебывал остывший кофе и читал интервью. Егор с деланым равнодушием рассматривал собственные ногти. В кои-то веки решился добраться на работу за рулем собственного авто, и тут на тебе, такая пакость, колесо проткнул… Запаска была, и даже заменить дырявую шину удалось в рекордные сроки. Хорошо еще, что это случилось на тихой улочке, а не на оживленной автостраде. Вот только вывозился в грязи, как свинья. Руки пришлось мыть в туалете, где мыло, очевидно, было неслыханной роскошью… Ну и пусть… Не хватало еще из-за ногтей переживать.

Егор чуть слышно вздохнул и потупил взор.

Блин, и штанина грязная! Позорище! Что люди подумают? Егор перевел взгляд на руки редактора. Волосатые ручонки Искандера Давидовича блистали перстнями и свежим маникюром. Егор снова вздохнул…

Со вчерашним помощником никаких проблем не было. Дотащившись с Димкой до квартиры, они доели остатки яичницы с колбасой и рухнули на диван валетом. Дима сразу же уснул, а Егор еще долго ворочался с боку на бок, стараясь не задевать соседа. Потом, не выдержав, встал и уселся за ноутбук.

Через три часа статья была написана.

Утром Димка соскочил ни свет, ни заря, даже кофе не выпил и, расшаркавшись в дверях за предоставленное гостеприимство, сбежал. Егор же, отчаянно зевая, распечатал статью, нашел в ней кучу нелепостей, появившихся явно под влиянием позднего времени суток, двух порций водки и двух кружек кофе, и уселся за правку. Работа так захватила его, что он едва не опоздал к потенциальному работодателю. Выскочив из дома в страшной спешке, Егор немедленно влез обеими ногами в лужу, а потом еще и колесо проколол по пути. Сидя на жестком стульчике, он думал, что день, начавшийся так скверно, должен и продолжиться соответственно. Статью редактор немедленно выбросит в окно, а самого писаку назовет бездарностью, попавшим на журфак «за красивые глаза». Стульчик впивался в ягодицы железными болтами, которые (Егор с жаждой мщенья покосился на редактора) были ввинчены специально для причинения наибольшего ущерба.

– Ну, что я могу сказать, – сказал редактор. – Недурственно, недурственно… Только вот этот абзац надо выкинуть, заголовок поменять, он канцелярщиной отдает. Вы, Игорь…

– Егор.

– А, да, Егор… Вы, Егор, мастер больших объемов. Это хорошо, но только с одной стороны. У меня тут в штате полно дурочек и дурачков, за которыми переписывать приходится кучу информации в два абзаца. Они вот так, – редактор помахал в воздухе листочками, – не напишут. У вас хороший стиль, четко расставлены акценты. Михайлов предстает не тупым алкоголиком, каким является на самом деле, а жертвой обстоятельств. Но! У вас, Егор, нет опыта, в отличие от зубастых и бездарных коллег, которые привыкли писать информацию по две или две с половиной тысячи знаков плюс скверные фото «звезды» на унитазе. А народу в нашем издании нужно именно это! Сможете?

– А это обязательно? – осторожно спросил Егор.

– Да, дорогой. Вы слишком… как бы правильно выразиться, литературны для «Желтухи». А если завтра я отправлю вас взять интервью у Алины Пырковой, порнозвезды, прославившейся на реалити-шоу? Тоже будете о душе размышлять? О судьбинушке, толкнувшей ее на скользкую дорожку?

– Почему бы и нет? – возразил Егор. – Пыркова – такой же человек, как и все. И душа у нее имеется.

– Да кому нужна ее душа, – отмахнулся Искандер. – Народу сиськи подавай! Рассказы, как и кто ее имел и в каких позах. Вот с такими заданиями вам придется столкнуться. Потянете?

– Потяну, раз надо.

– Ну, что ж, попробуем. Во всяком случае, вы единственный, кому удалось справиться с этим заданием. Больше никто не прошел. Михайлов – жесткий человек. Значит так, Егор, посадим тебя пока с Анастасией в кабинет. Пойдешь к нашему сисадмину Славику, он компьютер установит. Насте я скажу, чтобы она тебя натаскала. В общем, ты у нас на испытательном сроке. Принесешь в кадры трудовую, паспорт и диплом. Ну, и чего там еще скажут. С завтрашнего дня выходи на работу. Статью твою я в номер поставлю. Электронную версию принес? Отлично!

Егор протянул редактору флешку.

Неужели свершилось?

Чудо чудное, диво дивное, первый же выстрел – и попадание в десятку!

Интервью взяли, поставят в номер, и, наверное, даже денег дадут…

Анастасия новому соседу не порадовалась. Вот уже несколько месяцев она занимала кабинет одна. И дело было отнюдь не в ее блистательных репортерских данных. Непотопляемость в «Желтухе» ей обеспечивали несколько иные качества и обязанности, с которыми она отлично справлялась в апартаментах Искандера Давидовича. Через койку редактора прошли многие молоденькие стажерки, но лишь Настя смогла так долго терпеть грубые шалости пятидесятилетнего ловеласа. Конкурентки были глупы: хотели слишком многого, требовали все и сразу. Амбициозные – пост редактора отдела, иногородние – прописку в столице, алчные – квартиру, машину и много-много денег.

Настя Цирулюк в открытую не требовала ничего. Слишком зыбким ей самой казалось положение дел в газете. Искандер в койке требовал многого, демонстрируя неукротимый восточный темперамент. Иной раз от его штучек хотелось не просто плакать, а выть, зализывая синяки и ссадины, и больше никогда (ты слышишь, сволочь? Ни-ког-да!) не приходить к нему. Настя даже радовалась, когда утешать стареющую плоть вызывалась другая гетера – пухлогубая, длинноногая, с амбициями и желаниями. Но вскоре она сбегала, наплевав на работу и льстивые обещания шефа. Впрочем, Искандер никогда не держал слова.

В периоды увлечения Искандера другими Настя тоже пускалась во все тяжкие. Москва призывала к действиям, стабилизирующим собственное положение.

Однако время шло, а звездные личности смотрели на незвездную Настю с плохо скрываемым презрением, игнорируя ее попытки перейти из категории «акул пера» в спутницы жизни. Да и что это были за мужики?! Гламурненькие, в блестящих нарядах, с куда большей охотой заглядывающиеся на мужские торсы…

В новом сотруднике редакции было нечто притягательное. Не отдавая себе отчета, Настя вдруг ощутила странные, двойственные чувства. С одной стороны, Егор вызывал вполне женский инстинкт: холеный, благополучный… вон, машинка стоит под окном. Не «Хаммер», конечно, но ведь и не «Ока»! А Настя все на метро, да на маршрутках…

С другой стороны, парень раздражал. Он смог то, что не удалось ей! А ведь после ночи с Михайловым тот был просто обязан отнестись к ней куда более благосклонно. Недаром она орала, как резаная, лежа под ним в имитации бурной страсти. Но спустя всего месяц Ефрем ее даже не вспомнил. А этот… Настя презрительно посмотрела на Егора, который расчищал рабочий стол. Ну, ничего, еще посмотрим, что там из тебя выйдет. Скорее всего, дольше полугода удержаться на работе тебе, дружок, не светит! И дело даже не в старании или умении взять интервью. Будь ты хоть семи пядей во лбу, Искандер тебя выгонит по весьма тривиальной причине…

Ведь Искандер, как истинный султан, не любил конкуренции в гареме.

Распихав по шкафам залежалые бумаги, Егор удовлетворенно оглядел новое рабочее место. Еще бы пыль вытереть… Но, наверное, этим уборщица должна заниматься. Настя, делавшая вид, что пишет статью, косилась на него с неудовольствием. Бурная деятельность в ее апартаментах вызывала как минимум аллергию от взметнувшейся к небесам пыли, заплясавшей в ярких солнечных лучах, заливавших кабинет. А бурный восторг Егора вызывал непонимание. Неужели этот сопляк думает, что в рай попал?!

– Настя, а где мне сисадмина найти? – бодро осведомился сопляк.

– По коридору, последняя дверь направо, – неприязненно ответила Настя. – Если он не сидит в своей норе, значит, пошел жрать в кафе напротив. Он у нас такой. Живет как крыса: жрет и гадит.

– Гадит?

– Гадит. Обращаться к нему приходится, будто он Господь Бог! Если «винда» полетит или червя схватишь, Славочка приходит с такой рожей, словно ты его лично наградила триппером. В конце концов, это его работа, следить за состоянием рабочих компьютеров! А уж если ему кто-то не нравится, он вообще на просьбы не реагирует, приходится шефу жаловаться.

Егор задумчиво почесал подбородок. Вытащив из сумки банку кофе и шоколадку, он демонстративно положил их на видное место.

– Чего ж он такой… нелюдимый?

Настя маневр оценила и повеселела. А этот новенький – с понятиями! Кофе и шоколадка, конечно, не коньяк, но лиха беда начало. И ведь не в стол спрятал, а в шкафчик поставил. Не знает, бедняга, что как только закроется дверь, от его гостинца ничего не останется. Журналисты – народ вечно голодный и страдающий тотальной амнезией, когда дело касается закупки чая, кофе и плюшек. А уж если волею судьбы кто и принесет снедь, то старается спрятать ее подальше от глаз коллег! Ничего, поработает пару недель, поймет, что жратву надо беречь. Настя включила чайник и, отломив от шоколадки добрую треть, с удовольствием продолжила сплетничать: