Текст книги "Ветер в пустоте"

Николай направился к столу с закусками, а основная масса гостей переместилась внутрь – скоро должен был начаться просмотр ролика, который кто-то смонтировал для именинницы. Сережа хотел поговорить с Николаем, но решил выждать – по опыту конференций он знал, что не стоит сразу подбегать к человеку, который только что закончил выступление и положил себе еды.

Спустя минут 10, когда тарелка Николая почти опустела, он положил себе несколько больших помидорных ломтиков, накрытых моцареллой с песто, и направился знакомиться.

Оказалось, что Николай дает частные уроки йоги и ведет групповые классы в йога-клубе премиального сегмента недалеко от Сережиного дома. Сам он занимается уже больше 20 лет, на ретриты ездит минимум раз в год и уже перестал их считать.

Сережа в ответ поделился, что недавно тоже приобщился к медитации, и рассказал про технику, полученную от Михаила. Ему было интересно мнение Николая.

– Анапанасати, – кивнул Николай. – Для начала в самый раз. Сколько сидишь?

– Минут 20—25.

– А потом что – ноги затекают или спина болит?

– Да я не пробовал особо, – Сережа пожал плечами. – Надо дольше сидеть?

– Не то, чтобы надо, просто после 40—45 минут становится сильно интереснее, – заговорщицки сказал Николай и подмигнул.

– Знаешь, как заинтриговать, – засмеялся Сережа.

– Знаю, – кивнул Николай. – Ты, кстати, на холотроп ходил когда-нибудь?

– Нет, а что это?

– Холотропное дыхание. Техника, которая позволяет заглянуть в свое бессознательное. Сильная штука. У меня после нее другая глава началась в жизни, – Николай мечтательно улыбнулся, вспоминая что-то. – Ну и медитация становится гораздо глубже. Я потому и спросил.

– Хм. А что там в этом бессознательном видно?

– Это пробовать надо, так не расскажешь.

– Ну а все таки? Хотя бы в общих чертах.

– В общих будет непонятно. Считай, что там скрыты корневые аспекты твоей личности, на которых построено то, что ты о себе знаешь.

– Хм…

– Можно сказать, что там набор переживаний, которые твоя сознательная часть не помнит, но именно они делают тебя тобой. Например, родовые переживания и внутриутробный период. Есть теория, что они во многом определяют наши подсознательные жизненные стратегии.

Сережа вспомнил слова Лехи на Патриарших и посмотрел на Николая с удивлением и сомнением.

– Что, неужели можно рождение вспомнить?

– Некоторые фрагменты точно можно, у меня такое было. И это правда интересно. Я на минутку…

Он снова отошел к столу, где два официанта разгружали новые подносы с едой. Сережа с интересом наблюдал, как внутренний «кабинет министров» высказывает разные «за» и «против», хотя, как и в случае с Дзико, решение уже принято.

– А эта техника сложная? Долго учиться надо? – осторожно спросил он, когда Николай вернулся и поставил перед собой тарелку с рыбой и салатом.

– Сама техника простая, но нужна группа и ведущий. Я тебя спросил про холотроп, потому что через неделю приезжает очень хороший ведущий. Он раньше в Москве жил, а сейчас только изредка заезжает и проводит один-два семинара для старой гвардии. Широкой рекламы не бывает, только внутри старой тусовки новость рассылается и все. И приходит несколько новичков обычно, которым старожилы рассказали, как я тебе сейчас. В общем, можешь оставить контакт, и я тебе напишу, как конкретика появится.

– Друзья, просим всех внутрь, начинаем смотреть ролик с поздравлениями, – звонко объявила именинница, появившись в дверном проеме и сложив руки рупором.

Сережа обменялся с Николаем контактами, и они пошли в импровизированный зрительный зал, который был уже полон. Он сел на свободное место позади и, как скоро выяснилось, выбор был удачным. Ролик оказался сорокаминутной приторной нудятиной. Люди на экране, стесняясь, говорили банальные фразы, неестественно улыбались и хихикали. Некоторые читали стихи, и это было еще хуже. Спустя полчаса, проклиная создателей ролика и свою вежливость, Сережа выскользнул из зала. По дороге к лифту и в самом лифте он встретил несколько знакомых, которым сослался на дела, и только выйдя наконец на улицу, с облегчением вдохнул вечерний московский воздух и расслабился.

Спустя три дня Николай прислал детали семинара. Сережа отправил в ответ несколько вопросов, ожидая, что Николай ответит, но вместо этого он предложил встретиться и поговорить вживую. По вечерам Николай вел классы, поэтому они договорились позавтракать.

Где живет мастер? (Завтрак 1/2)

В 8 утра летний Арбат уже весело гудел, влажные после поливальных машин дороги и тротуары радостно искрились на солнце, а в воздухе пахло летним городским утром.

Настроение было хорошим, и спина делалась прямой, а походка легкой. Хотелось смотреть людям в глаза и улыбаться. Встречные прохожие выглядели сегодня более четкими и фактурными – возможно, дело было в особом утреннем свете. Сереже казалось, что он не просто видит их лица и детали одежды, но чувствует их эмоциональное состояние.

Несмотря на хорошую погоду, многие из них выглядели грустными и как будто досыпали на ходу. Кроме того, почти все они отчетливо спешили и смотрели либо себе под ноги либо куда-то в никуда, так что взгляд был отсутствующим.

Около спуска в подземный переход перед Новинским Бульваром ему встретилась группа французских туристов с гидом. У них был характерный удивленный и слегка растерянный взгляд, какой бывает у людей, оказавшихся в новой непривычной им среде. Особенно это было заметно на контрасте с отсутствующим взглядом спешащих вокруг соотечественников. «Модные обезьянки с другой операционной системой приехали в соседний лес проведать сородичей», – услышал Сережа мурлыкающий голос Дроздова в своей голове и улыбнулся.

Уже начав спускаться в переход, он, повинуясь какому-то спонтанному порыву, вдруг замедлился и обернулся через плечо. Все было тем же и одновременно другим. Неожиданно для себя он увидел привычный городской пейзаж так, будто оказался здесь впервые и был таким же туристом, как эти французы – свежо, ярко, сочно очень реально. Этот странный эффект длился всего мгновение, а затем все стало прежним, словно проходящий мимо фокусник показал короткий замысловатый трюк, и растворился.

В кафе, где они договорились встретиться было уже людно. Основной контингент составляли седеющие мужчины 45+ в дорогих рубашках и костюмах.

На их фоне Николай в стильно рваных джинсах выглядел нарушителем корпоративных устоев. Глазницы черепа на его футболке и пряжка ремня были украшены стразами. Он сидел за угловым столиком и помахал Сереже рукой.

– Доброе утро, – поздоровался он, когда Сережа подошел ближе. Я тебя не слишком рано выдернул? Ты вроде говорил, что живешь тут рядом, а я переписываться не люблю, мне удобнее голосом, по старинке.

– Привет. Да, мне тут 5 минут идти, – ответил Сережа, раскрывая меню.

Подошедший к ним официант, похоже, работал всю ночь и буквально валился с ног – пытаясь достать блокнот, он два раза его уронил, потом раздраженно скомкал и засунул в карман. Но даже этот маленький бунт вышел у него каким-то обессиленным.

– Доброе утро. Я вас слушаю, – он говорил еле слышно, Сережа понял его скорее по движению губ, чем на слух. «Как бы в обморок не свалился», – подумал он. Николай попросил сырники, а Сережа – омлет.

– Я тут читал в интернете про ретриты разные, – начал Сережа, когда официант повторил их нехитрый заказ и отошел. – Мне стало интересно – а как потом в город возвращаться после такого опыта? Сложно наверное в работу включаться, да?

– Жизненный вопрос, – кивнул Николай. – На него редко отвечают честно.

Он посмотрел на телефон, словно что-то прикидывая, а потом перевернул его экраном вниз.

– Ответ зависит от того, как ты в этом городе живешь, – Николай показал кивком на людей за окном. – У каждого из них свои отношения с городом. Один встает на рассвете, а другой спит до обеда. Один выживает, а другой оставляет его месячную зарплату за ночь в клубе. Кто-то приехал, чтобы этот город покорить, а кто-то тут вырос и, наоборот, мечтает уехать. И мало кто из всех них всерьез задумывается, почему и зачем он делает то, что он делает, и живет так, как живет. Если такие мысли приходят, то их чаще всего гасят работой или домашними делами, посиделками в баре и сериалами. – Он замолчал и посмотрел на Сережу внимательно. – А на ретрите от этих вопросов отмахнуться сложно. Они встают во весь рост и окружают тебя.

– Жутковато, – Сережа сделал страшное лицо, чтобы немного разбавить серьезность Николая, но тот не улыбнулся.

– Встречаться с собой и прощаться с иллюзиями трудно. Но то, что человек получает взамен, стоит несравнимо дороже. Поэтому люди приезжают на ретрит снова и начинают медитировать дома. Наблюдение ума – это природное лекарство.

«Интересно, как так получается, – усмехнулся про себя Сережа, – вроде бы я спросил простую конкретную вещь, а уже налетел на общую лекцию».

– То есть в город возвращаться непросто – я правильно понял?

– Чем менее счастлив человек в городе, тем сложнее ему будет туда возвращаться. Хитрость в том, что большинство людей даже не осознают, насколько они несчастны. Они так привычно маскируют собственную боль, что начинают верить своему счастью. Таким на ретрите бывает особенно трудно. Практика показывает человеку, где он себя обманывает – чтобы честно это принять, нужно много сил.

У меня был период, когда после ретрита я оставался в Азии еще на пару месяцев, потому что даже мысль о возвращении в город была невыносимой. А сейчас я спокойно возвращаюсь – мне нравится, как у меня здесь все устроено.

– Я еще на форуме читал, что после ретрита состояние очень легкое и возвышенное, а в городе оно теряется за несколько дней.

Николай полил сырники кленовым сиропом, отломил кусочек и положил в рот.

– Я тебе историю расскажу. У меня в старших классах были любимые белые кроссовки. Отец товарищу привез из загранки, а ему малы оказались, так что он продал мне. Зимой я так скучал по ним, что доставал с антресолей уже в марте. И вот выхожу я, значит, в этих кроссовках и шагаю через мартовские лужи, во дворах тогда лютая грязь была. И конечно, через 5 минут одно пятно, потом другое, а потом вообще наступил в лужу или яму глинистую. И тогда перестаешь париться и шагаешь без разбору. Понимаешь к чему я?

– Ты хочешь сказать, что после ретрита мы «в чистых кроссовках шлепаем по грязи»? – Сережа показал пальцами кавычки.

– Вроде того. После 100 часов медитации и молчания ум становится заметно яснее и тише, чем был до. Это переживается очень приятно, но с непривычки люди ошибочно думают, что так будет теперь всегда. Они начинают безудержно болтать и ныряют с головой в свои привычные дела, так что через пару дней их ум тарахтит как до ретрита и даже больше.

– Почему больше? – удивился Сережа.

– Потому что в общем хоре внутренних голосов появляется еще один очень самокритичный голос. Человек расстраивается, что состояние ушло, и ругает сначала себя, а потом ретрит и медитацию в целом. Как ребенок, который обжегся зажигалкой и кричит: «Дурацкая зажигалка. Кто такие придумал, тот самый дурак».

– И какой ты выход для себя нашел? Можно сохранить кроссовки чистыми?

– Во-первых, завести щетку и средства для ухода за обувью. Во-вторых, выбирать, где гуляешь, – это вроде бы очевидно, но изменить свои привычки и распорядки очень сложно. Без первого пункта вообще невозможно.

– А что входит в первый пункт?

– Любые практики и методики, позволяющие лучше узнать устройство своей психики. Например… – Николай улыбнулся и выжидательно посмотрел на Сережу, ожидая продолжения.

– Что? Холотропное дыхание?

– Именно. Почитал про него что-нибудь?

– Немного про Станислава Грофа, который его придумал, и еще меньше про Игоря, который будет вести семинар.

– Вот и хорошо, – кивнул Николай. – Лучше идти без ожиданий. Тогда получаешь то, что получаешь, а не пытаешься подогнать происходящее под то, что где-то прочитал.

Сережа неопределенно пожал плечами.

– А может быть такое, что техника не сработает?

– На сессиях Игоря такое случается редко. Семинар идет два дня и хотя бы в один из них у людей бывает глубокий опыт. А чаще в оба. Главное – довериться процессу.

– Хм. А все-таки – на что это похоже?

Николай улыбнулся.

– Ты же читал историю возникновения метода. Он возник как замена ЛСД-терапии. Ты кислоту когда-нибудь пробовал?

– Пробовал, но ничего не понял. Мы с подругой приехали в Гоа, и нас угостили европейские близняшки. Было странно и весело. Особенную глючность создавали эти близняшки, которые за нами присматривали.

– А внетелесные опыты были? Сны осознанные, например? Когда проснулся во сне, и не просто смотришь какую-то тарабарщину, которую спящий мозг тебе крутит, а осмысленно действуешь, зная при этом, что тело спит.

– Да, такое было разок. Недавно совсем, – сказал Сережа вспомнив странный сон. – Собственно, с этого медитация и началась.

– Ну вот, может быть похоже на это. Местами.

Разделавшись с половиной омлета, Сережа попросил апельсиновый фреш.

– Как я понял, метод помогает выйти из автоматических реакций. Можешь пояснить, как это работает?

– Это один из главный эффектов практики, – кивнул Николай. – Игорь иногда рассказывает все это для новичков перед началом, так что я сейчас коротко отвечу.

Он отодвинул пустую тарелку и немного помолчал, собираясь с мыслями.

– В течение жизни мы формируем шаблоны мышления и поведения. Эти шаблоны образуют коридор наших возможностей, пространство допустимых сценариев. Пока мы не осознаем свои шаблоны, мы живем по ним, то есть они, по сути, управляют нами. Это значит, что у нас происходит своего рода «день сурка» – мы ходим по замкнутому кругу стимулов и реакций, получая в результате один и тот же набор сценариев. Если человек в глубине себя считает, что не достоин любви, то жизнь раз за разом ему это подтверждает. Если мужик не доверяет женщинам или женщина не доверяет мужикам, то это, опять же, будет проявляться во всех отношениях. Если на работе человеку хронически кажется, что он облажается, то вскоре это начинает происходить. У каждого из нас свой мир, и он создается нашими представлениями о нем. Каждый получает то, во что он верит. Не думает, что верит, а реально верит, в самой своей глубине.

Слова Николая явно перекликались с рассказами Михаила, и Сережа снова поймал ощущение синхронии.

– Значит, холотроп помогает заметить эти свои шаблоны?

– Да. Они находятся ниже границы нашего осознавания, то есть мы про них не знаем и не замечаем. Наша бессознательная часть значительно больше сознательной, так же как подводная часть айсберга больше надводной.

Холотропное дыхание естественным образом меняет на время химию мозга так, что ты замечаешь эту подводную часть своего айсберга. Причем интересно, что ты встречаешься там именно с тем, что сейчас наиболее актуально для твоей системы. Почти всегда это отличается от тех запросов, с которыми ты идешь в сессию. Но это только на первый взгляд. А потом ты понимаешь, что получил ровно то, что было нужно. Я знаю, это все странно звучит, – усмехнулся Николай. – Поэтому пока сам не попробуешь – не поймешь.

– Про айсберг вроде понятно, а остальное туманно, да.

– Ну хотя бы в общих чертах про шаблоны ясно?

– В общих чертах, да. А скажи – бывают хорошие шаблоны, которые не мешают, а помогают?

Николай кивнул, показывая, что услышал вопрос, а потом задумался.

– Я не любитель лекций, это тебе лучше Игоря спросить – он хорошо объяснять умеет. Я бы сказал, что бывают шаблоны, хорошо подходящие для каких-то задач. Например, управлять бизнесом, знакомиться с женщинами, заниматься профессиональным спортом. Есть методики, позволяющие такие шаблоны установить и настроить. Но при этом любой шаблон ограничивает свободу, снижая здоровую спонтанность действий и свежесть восприятия.

– Ограничивает свободу, – тихо повторил Сережа. – А ты эту свободу нашел? – спросил он тут же смутился, что, возможно, заходит на слишком личную территорию.

Но Николай снова одобрительно кивнул.

– Не думаю. Наверное, нет. Но что-то я точно нашел. Я это понял, когда перестал таскаться по разным тренингам. – Он снова кивнул за окно. – Все разные и каждый ищет свою комбинацию методов, которые приведут его к свободе. Пока человек ее не нашел, он пробует чужие техники и ритуалы. Иногда этот процесс затягивается. Люди слепо бьют поклоны, думая, что цель в том, чтобы громче стучать и иметь красивую шишку на лбу.

– А ты встречал… – Сережа замялся, подбирая слово, – настоящих мастеров?

Николай посмотрел на него и засмеялся. Похоже этот разговор его развеселил.

– За 25 лет йоги и разных практик мне несколько раз казалось, что я нашел. Но затем каждый раз выяснялось, что у мастера есть свой шкаф со скелетами, так что я искал дальше. А потом я понял, что так мне мастера не найти. Понимаешь, почему?

Сережа вопросительно посмотрел на него.

– Потому что мастер, которого я искал, существовал только в моей голове. Слово «мастер» для каждого значит что-то свое. У меня в голове был собирательный образ мастера, и я прикладывал его к встреченным учителям. Проблема в том, что когда мы сильно чего-то хотим, то начинаем легко верить в свои фантазии, охотно очаровываемся и потом страдаем.

– И что с этим делать?

– Уяснить, что Мастерство относительно. Например, я мастер спорта по боксу. Для человека, который никогда не боксировал и не занимался серьезно никакой рукопашкой, я – Мастер с большой буквы «М». Но вот олимпийскому чемпиону я сгожусь только для разминки. Поэтому вместо того, чтобы бесконечно искать «настоящего», как ты выразился, мастера, стоит присмотреться к тем, у кого ты можешь и хочешь чему-то научиться. Они для тебя и будут настоящими сейчас. Понимаешь? Такие люди всегда есть в твоем окружении. Причем ближе, чем ты думаешь. Они вовсе не обязательно известны как учителя, но это не значит, что у них нельзя учиться.

– Хм…

– И еще важно не ставить такого человека на пьедестал с подписью «Настоящий Мастер» – это будет сильно мешать, я на таком не раз обжигался.

Главная привычка (завтрак 2/2)

Официант принес счет и кофе для Николая. За окном все также шли люди, теперь их стало заметно больше. Сережа посмотрел на телефон, и, убедившись, что срочных сообщений нет, отложил его в сторону.

– Дааа, – задумчиво протянул он, – я ведь только пару месяцев как медитировать начал. До этого такими вопросами вообще не интересовался – скучно было про такое даже слушать. А тут, оказывается, целый мир.

– Конечно, – подтвердил Николай. У тебя все только начинается.

– А у тебя, кстати, как это началось?

Николай посмотрел несколько мгновений куда-то вдаль поверх домов за окном.

– Как началось? – задумчиво переспросил он. – У меня все началось с привычек. А точнее с их ревизии.

– Ревизии привычек? – переспросил Сережа.

– Да, это те же шаблоны мышления, про которые мы с тобой говорили. На последнем курсе института мне встретилась мысль, что человек – это сумма его привычек. Она показалась мне интересной, и я стал рьяно выискивать свои привычки. Происходило это в компании других таких же неистовых персонажей. По большей части все сводилось к оптимизации личной эффективности – как меньше тупить и больше успевать.

– С прокрастинацией боролись, – вспомнил Сережа заковыристое слово. – В Вайме такие семинары каждый месяц идут.

– Вот-вот. Сейчас таких тренингов стало много – это, как теперь говорят, тренд. А тогда таких слов не было. Собирались на квартирах или в подвальных клубах, обсуждали перепечатанные книги по философии и психологии. В общем, я тогда увлекся личностным ростом, как бы сейчас сказали. Стал следить за собой – что я говорю и делаю – как, зачем и почему. Мы с друзьями были одержимы идеей стать лучшей версией себя и года два фанатично искали свои привычки. Соревновались друг с другом люто, как в спорте, – Николай усмехнулся, а затем сделался странно серьезен.

– А что было потом, после привычек?

– А потом я понял, что все это баловство и пошел в бизнес зарабатывать деньги.

– Ого. Неожиданный поворот. А почему так вышло, расскажешь?

– Мне встретился один необычный человек. – Николай замолчал, словно взвешивая дальнейший рассказ. Потом видимо принял решение, снова посмотрел куда-то сквозь стекло и продолжил.

– Я редко рассказываю эту историю, но раз уж у нас пошел такой разговор, то пожалуй, расскажу. Потому что… – Николай задумался, словно подбирая слова. – Да ладно, чего там. Вообщем, слушай.

Его звали Филин. Настоящего его имени я не знал и не знаю. Мы виделись всего один раз, но я помню все так, будто оно было вчера. Это случилось в конце девяностых, на даче нашего товарища, где мы как-то собрались небольшим кругом друзей. Отец товарища имел высокий чин в разведке, и дача была крутой даже по меркам сегодняшней Рублевки. Пара гектаров земли и замок с развесистыми флигелями, в одном из которых жил этот Филин. Он был шаманом с Алтая и приехал к отцу товарища для работы над каким-то проектом. Что за проект мог быть у шамана и полковника разведки нам, понятно, никто не рассказал, и оставалось только гадать. Что это вообще значит – шаман? Мы уже читали Кастанеду, но все это казалось далекой красивой игрой, и никто из нас не знал, как ее можно всерьез приземлить на нашу московскую реальность.

Был поздний вечер, мы сидели с ребятами в большой гостиной у камина, и, как ты можешь догадаться, говорили о саморазвитии. Разговор постепенно стихал, нас клонило в сон, и ребята потихоньку расходились по комнатам. В какой-то момент остались только я и мой приятель Витя, который заснул прямо там на диване и уже похрапывал. Диван был расположен прямо напротив камина, а по бокам от него стояли два глубоких кресла. Они были повернуты так, что из них можно было смотреть на огонь и общаться с теми, кто на диване. Я сидел в одном из кресел и ждал, когда догорят дрова, чтобы тоже идти спать, и тут меня кто-то окликнул сзади по имени. Я сначала испугался и замер на мгновение, поскольку был совершенно уверен, что кроме нас со спящим Витосом в комнате никого нет. А потом повернулся на звук голоса, но все равно никого не увидел. И тогда из темноты ко мне вышел Филин – в неосвещенном углу гостиной был другой диван, и видимо он сидел там. То ли он тихо прошел туда, когда мы были увлечены беседой, то ли он там сидел еще до нас, а мы не заметили, я не знаю. Да это и не особо важно.

Он подошел к камину, слегка поклонился, сел в свободное кресло с другой стороны дивана и повернулся к огню. Теперь я мог его рассмотреть.

На вид ему было около 60. Отблески пламени играли на его лице, делая и без того глубокие морщины еще более резкими. Седые прямые волосы, большие скулы, длинный чуть загнутый нос (может поэтому его называли Филином?), решительный подбородок. Тонкие длинные пальцы сжимали в руках резную трубку из дерева и кости или камня. Кроме нее никаких других атрибутов, которыми наделяют шаманов в книгах, у него не было.

– Я не хотел тебя напугать, – медленно произнес он, блеснув золотой фиксой. – Я слышал ваш разговор и решил познакомиться. Я понял, что тебя зовут Николай. Можешь называть меня Филин, – голос его звучал дружелюбно, но мне было не по себе. Я сдержанно поздоровался.

– Ты много говорил про привычки. Хорошо говорил, – Филин выдержал паузу, а затем посмотрел мне точно в глаза. – Я хочу тебя спросить – нашел ли ты свою главную привычку?

– Главную привычку? Что это?

– Вот именно – что это? – вкрадчиво переспросил Филин. – Какая у тебя главная привычка, Николай?

Я не понимал, куда он клонит, хотел спать и начинал заводиться от его тона.

– Я не знаю, – ответил я чуть с нажимом. – Уже поздно и я собирался идти спать. Может, без загадок обойдемся?

– Спать? – Филин посмотрел на меня насмешливо. – А как же ты, Николай, пойдешь спать, если ты еще ни разу не просыпался? Еще крепче хочешь заснуть?

Видимо, у меня был растерянный вид, потому что он улыбнулся.

– Видишь, как оно тут все непонятно, да? А ты говоришь «без загадок», – усмехнулся он.

Со мной давно так никто не говорил. В нашей группе я был одним из вожаков, а он общался со мной как с мальчишкой, и это меня бесило. Мне хотелось ударить его, но что-то меня останавливало. Я объяснял себе, что дело в его возрасте и том, что он друг хозяев, у которых я в гостях.

– Чего вы хотите? – спросил я наконец, с трудом сдерживаясь.

– Это не я, – покачал головой Филин. – Это ты хочешь. Хочешь стать, как ты недавно выразился, лучшей версией себя и для этого ищешь свои привычки. А я просто спрашиваю – знакома ли тебе твоя главная привычка?

– Нет. Не знакома. А вам какое дело, собственно? Можете познакомить? – Я быковато выкатил глаза и посмотрел на него уже с явным наездом.

Он, однако, совершенно спокойно выдержал мой взгляд и молча кивнул.

– Могу. Но пока рано.

– Давайте, знакомьте, – процедил я.

– Это многое изменит, – он сказал это добро и даже с какой-то отеческой заботой, которую я тогда воспринял как слабость и желание соскочить.

– Давайте отвечать за свой базар, – прошипел я.

– Горячий, – улыбнулся он. – Очень горячий.

Затем он чуть наклонил голову набок и вперед, как-то странно глянул на меня исподлобья и замысловато цокнул языком. Я хотел было улыбнуться и понял, что не могу. Меня натурально вморозило в кресло, так что я не мог пошевелиться, хотя все видел и понимал. Слышал, как трещат поленья, храпит товарищ на диване и стучит мое сердце.

Филин подошел ко мне и присел на корточки, так что наши лица оказались на одном уровне.

– Я знаю, что ты сильный и смелый, Николай. Это хорошо. Но сейчас это будет мешать, понимаешь? Поэтому я тебя ненадолго выключил. Моргни, если слышишь и понимаешь.

Я моргнул и он продолжил.

– Все люди хотят жить лучше, пока не возникает вопрос, будут ли они жить вообще. И вот тогда некоторые из них, далеко не все, узнают, что Жизнь можно не оценивать, а просто ценить…

Николай вдруг остановился и помотал головой.

– Ты чего? Что случилось? Что дальше было? – спросил Сережа.

– Да странное чувство какое-то… – Николай явно был озадачен. – Я давно перестал эту историю рассказывать. Понял, что ни к чему это. А тут вот начал и сейчас снова чувствую – не нужно. Все, что я сказал, – это между нами, ладно?

– Конечно, – кивнул Сережа. – Но ты хотя бы скажи – он тебе привычку твою главную показал?

– Да, показал. И я понял, что вообще не готов не то чтобы менять ее или не дай бог убирать, а даже приближаться к ней. Поэтому вся эта балалайка с привычками отправилась на полку, а я на несколько лет плотно ушел в бизнес за деньгами.

– Что же там такое страшное обнаружилось?

– А ты подумай сам, – Николай слегка наклонился к нему через столик, – какая у тебя главная привычка?

– Не знаю, – замялся Сережа. – Сомневаться?

– Еще.

– Развиваться?

– Еще.

– Да не знаю… Дышать?

– Это уже ближе. Еще.

– Э-э-э… ну не хочу гадать. Можешь просто сказать?

Николай наклонился еще ближе к нему и медленно вкрадчиво произнес: «Твоя главная привычка – быть Сережей.» Возникла пауза, однако ее театральная драматичность не была согрета светом прозрения. Сережа почувствовал себя как в детстве, когда после финальной фразы непонятного анекдота было несмешно и неловко. Несмешно, потому что непонятно, а неловко, потому что стыдно признаться, что непонятно.

– Пока сам не встретишь – не поймешь, – кивнул Николай и улыбнулся. Это нормально. Я не смогу тебе это показать так, как Филин показал мне, но зато я тебя познакомлю с Игорем. Благодаря ему у меня началась вторая глава в саморазвитии.

Как ты верно подметил в начале разговора, личностный и духовный рост образуют «целый мир», и этот мир многоуровневый. Чего только люди не делают. Одни неистово дышат, другие наоборот задерживают дыхание и ныряют на глубину многоэтажки, третьи стоят на гвоздях часами и орут, четвертые запираются в темные пещеры и там сидят, пятые закапываются под землю с трубкой, шестые ходят голышом, седьмые устраивают оргии, где совокупляются особым порядком, восьмые сидят на специальных диетах, надеясь в итоге питаться только солнечным светом, девятые пьют шаманские отвары из кактусов и лоз, десятые… ну ты понял, я могу долго продолжать.

– А зачем они все это делают, – спросил Сережа, – привычку ищут главную?

– Да, именно. Называть это, конечно, можно по-разному, но суть именно такая.

– И что – находят?

– Находят. Немногие. А ты вот зачем на холотроп собрался? Что тебя привлекло? Где тебе жизнь жмет?

– Нууу… – Сережа задумался. – Да просто… Скучновато как-то стало, старое не особо радует, нового пока нет, встретил интересного человека на работе, он рассказал про медитацию, я стал делать, появились новые мысли, и дальше как-то одно за другое стало цепляться. С тобой вот познакомился.

– Все верно, – улыбнулся Николай, откидываясь на спинку своего стула. Вот так и у других. Появляется неудовлетворенность, рождаются вопросы, начинается поиск ответов и во время этого поиска обнаруживаются привычки. Я уже говорил сегодня – жизнь определяется призмой, через которую на нее смотрят. Этих призм много и они такие привычные, что мы о них не помним. Поэтому чтобы вспомнить о них, отложить одни и достать другие, мы с тобой идем на холотроп, – Николай засмеялся, встал из-за стола и протянул руку. – Все, мне пора.

Сережа поднялся и они попрощались.

– До встречи на семинаре – сказал на ходу Николай. Приезжай пораньше, поглядишь на тусовку.

– Хорошо, – отозвался Сережа уже машинально, косясь на телефонный экран с уведомлениями.

Он задержался в кафе, чтобы ответить на несколько срочных сообщений, и увидел в окно, как Николай вынырнул из подземного перехода на другой стороне улицы и сел в такси.