Текст книги "Гладиаторы ''Спартака''"

ГЛАВА 8
ТАЙНУ СМЕРТИ СПРОСИ У САЙТА. ПРОДОЛЖЕНИЕ

"Оскорбительные выкрики центуриона вызвали гнев Спартака; он отбил бешеную атаку римлянина и, сам перейдя в нападение, одним ударом разбил щит Мессалы в щепки, другим, пробив его кольчугу, серьезно ранил в бок, а затем, как раз тогда, когда Мессала произносил последние из своих оскорблений, Спартак с такой неистовой силой нанес ему удар по гребню шлема, что несчастный центурион был совершенно оглушен, зашатался и рухнул наземь.

Мессала не был бахвалом, способным только на вызов, он был действительно силен и храбр; но как ни велики были его силы, умение владеть оружием и львиное мужество, он не мог устоять против Спартака, бесспорно заслуживавшего наименования самой сильной руки и самого мощного меча тех времен..."

Анна Петровна Зазулина по кличке Зазу Париж знала как свои пять пальцев. На каждый палец по году изучения. Пять лет прошло с того дня, как она приехала в Париж с высшим образованием, свободным знанием французского, двадцатью двумя прожитыми годами и без франка в кармане. Да и зачем ей, приехавшей из России, франки, если она за тем и ехала во французскую столицу, чтобы этих франков заработать видимо-невидимо. Надо было бы быть полной дурой, чтобы после окончания факультета иностранных языков (французское отделение) гуманитарного педагогического университета в Петрозаводске отказаться от такого классного предложения: поехать в Париж преподавать русский язык во французском колледже. Причем квартиру ей предоставляли бесплатно, зато за работу платить обещали столько, что был серьезный шанс, если она вообще не захочет после окончания контракта остаться в Париже навсегда, по возвращении в столицу Карелии купить себе квартиру и открыть частную школу французского языка, что-то вроде пансиона для детей новых русских. Очень дорогого. Если учесть, что ей по окончании срока контракта обещали специальный международный диплом преподавателя языков, а у нас, как известно, под зарубежные гарантии заплатят сколько хочешь, то и выходило, что радужные мечты Анны Петровны вполне были, как говорится, гарантированы.

На деле же вышло несколько иначе, даже совсем не так, как мечталось. Ее действительно встретили в аэропорту имени Шарля де Голля два воспитанных и обаятельных француза (один потом оказался ингушем, второй осетином, причем при всех исторических противоречиях между их народами эта парочка была очень дружна), отвезли Аннушку в предназначенную ей квартиру, где заклеили рот скотчем, отобрали все деньги и документы и долго насиловали, делая короткие перерывы, чтобы выпить стаканчик холодного белого вина: жара и в прошлом году в июне стояла в Париже неимоверная.

Так что с девичьей честью Аннушке, под многолетние насмешки подруг и друзей сохраняемой ею упрямо и настойчиво для будущего мужа, пришлось расстаться в совсем неромантичной ситуации.

После этого Анна Петровна была поставлена, как говорится, перед фактом.

Она становится проституткой. Нет, не дешевой шлюхой в борделе или на панели. С ее внешностью и свободным французским ей в крупном концерне по торговле живым товаром, который среди тысячи других осуществил и акцию по вывозу Аннушки в Париж, ей была уготована другая роль. Очень дорогой девушки по вызову.

Месяц ее учили. Это было на редкость противно, больно и унизительно. Потом стали вывозить на «рандеву». Каждый раз в сопровождении охраны, так что сбежать (к тому же без документов и денег) просто не было возможности.

В ней словно бы все окаменело. Одна мечта была: каким-то образом вырваться из этой бесконечной кошмарной череды свиданий, вернуться в Петрозаводск, устроиться в самую занюханную школу, где-нибудь в поселке Соломенное, в селе Пряжа – они были ближе всех к Петрозаводску, но уже не город, и места в школах там бывали, – и снова зажить нормальной человеческой жизнью. О будущем муже она уже не думала. Остаток жизни (она так про себя в 23 и говорила – «остаток жизни») она доживет вдвоем с мамой в их тесной однокомнатной квартирке на Нойбранденбургской улице, откуда в набитом битком автобусе до института надо было ехать больше часа...

Однако на все мольбы к охранникам (других сотрудников обманувшей ее фирмы она так и не встретила за прошедший год) отпустить ее на родину она слышала лишь глумливый смех и шутливую испанскую отговорку – «маньяна пор ла маньяна», что можно перевести как «После дождичка в четверг».

Конца кошмару не было видно. Заработанные деньги у нее отбирались целиком. После выполнения «работы» ее привозили в ту же квартирку, в которой начался этот кошмар, и оставляли в закрытой квартире с железными решетками на окнах, без телефона, но с набитым продуктами холодильником.

Когда она уже окончательно решила уйти в мир иной (сделала бы это раньше, но сдерживала мысль о матери), жизнь вдруг обернулась «ликом надежды».

Один из ее мучителей-охранников передал ей предложение босса. Сменить профессию.

Предыстория у этого решения была такова: все проститутки, работавшие на концерн, еженедельно проходили медицинский осмотр. И, хотя все применяли презервативы, время от времени осмотры выявляли венерические заболевания. Иногда это был результат добровольной сделки – клиент платил «напрямую» приличную сумму, лишь бы обойтись без опротивевшей «резинки», чаще – результат изнасилования на «субботнике», когда собирались отморозки из «русской мафии» и заказывали «своих» девочек. Однажды менеджеру доложили, что у медиков есть неожиданный анализ. У одной из «ночных бабочек» в течение года развилась аневризма сердца. Смерть может наступить в любую минуту. И привычная профессия была исключена. Однако концерн, отличавшийся холодной жестокостью по отношению к используемой ими «рабочей силе», вовсе не собирался отпускать на родину отработанный материал. Было решено использовать ее как «шестерку-чистильщика».

Она должна была «зачистить» акцию, после чего приставленный к ней «валет» должен будет убрать уже ее. Только и всего.

Предложение стать «чистильщиком» концерна вызвало вначале у Анны удивление, противодействие, желание отказаться, перешедшее вскоре в желание использовать этот дарованный Господом момент.

Даже если не удастся получить документы, деньги и легально уехать, с оружием ей будет легче сбежать.

Дело в том, что Анна достаточно прилично владела пистолетом и неплохо стреляла как в школьные, так и в институтские годы в тире возле Парка культуры и отдыха, который потом, уже незадолго до ее отъезда из Петрозаводска, превратили в ресторан.

Было, правда, одно «но». Ей предстояло убить как минимум двух человек: «объекта» и «валета», который будет следить за тем, как она выполняет задание.

Анна сжала зубы, как и в тот день, когда ее впервые «приучали» к будущей профессии, и решила пойти ва-банк.

Она дала согласие, понимая, что ввязывается в весьма крутую и непредсказуемую ситуацию. Интуиция подсказывала, что вернуться домой ей не дадут. Но это был шанс.

Ей дали адрес, пистолет с глушителем, тонкий стилет-"бабочку", перстень, который при рукопожатии «вкалывал» в кисть объекта крохотную порцию смертельного яда, и назвали срок задания.

В то утро она вышла из дома почти свободно. Обычно Анну вели к машине двое ее насильников, прижавшись к ней вплотную с двух сторон.

На этот раз они держались вдалеке, и, когда Анна садилась в такси, они тоже сели в свои машины, ничем не демонстрируя свой интерес к ней.

Выйдя из такси за квартал от нужного ей места, Анна спустилась от костела по многоступенчатой пешеходной улочке Де ла Монтань Сент-Женевьев, мимо кафе «Дё Маго», и далее, провожаемая пристальным взглядом владельца кафе Жюля Лепелетье, вниз. И, поскольку опыта у нее в конспиративной работе не было никакого, тот заметил, как она вошла в подъезд трехэтажного дома. Жюль удивился, что она не позвонила, словно дверь была открыта. Это удивление выразилось на его лице. Что не осталось незамеченным старым худощавым мужчиной, судя по внешности, арабом, который пил за столиком под зонтом свой кофе по-турецки.

Тем временем Анна поднялась на второй этаж, открыла дверь с помощью такой же «коробочки», снимающей электронную защиту, которой воспользовался киллер, и вошла в квартиру.

Ее задача была проста – убить киллера, закончившего здесь работу.

Но того нигде не было.

В спальне Анна обнаружила хозяйку дома, тихо дремлющую в старинном кресле, обитом парчой.

Однако когда она тронула ее за плечо, седая голова старухи безвольно свалилась вбок, открыв взору Анны круглую окровавленную дырку от пули среди серебристых локонов виска.

– Извините, – машинально сказала Анна.

В столовой тоже было тихо. Но трупов как будто бы не было видно.

Чувствуя, как от волнения сердце начинает вибрировать, то ускоряясь, вырываясь из груди, то вроде бы даже останавливаясь, Анна заглянула в комнату служанки. Ее здесь не было, компьютер был выключен, что она, согласно приказу, и готова была удостоверить.

«Задачка», – мысленно прошептала Анна, возвращаясь в столовую и обводя глазами ее стены и кусок коридора, который был виден отсюда. Ее внимание привлекло красное пятно, образовавшееся на белоснежном ковровом покрытии. Анна медленно, держа перед собой пистолет двумя руками, двинулась к нему, словно загипнотизированная алой набухшей поверхностью ковролина возле двери, ведущей то ли в кладовую, то ли во встроенный шкаф. Она медленно левой рукой потянула на себя дверцу, правой направив ствол в образовавшееся отверстие.

И тут же отскочила в сторону с легким вскриком, которым обычно женщины реагируют на появление мыши.

Открывшееся, однако, было пострашнее мыши. Прямо на Аннушку вывалилось короткое тело карлицы с совершенно размозженной в кровавое месиво плоской лобастой головой. Когда тело карлицы скатилось на белый ковролин коридора, на том месте, где она только что лежала, проявилось уже мужское тело. В правой руке трупа была зажата массивная «беретта», а левой он, должно быть, пытался перед смертью вытащить у себя из живота глубоко всаженные в его внутренности мощные ножницы для разрезания жареной птицы. Судя по всему, это ему так и не удалось. Ножницы глубоко сидели в районе поджелудочной железы.

Крови было вокруг очень много.

– Как говорится, и тут Господь помог, – устало улыбнулась Анна, все еще не отойдя от страха перед предстоявшим ей убийством.

«Чистить» тут было больше нечего.

Она еще раз обошла квартиру, проверила, не осталось ли ее следов.

Объект был убит. Прислуга тоже. Компьютер выключен, что предполагало, что киллер стер нужную информацию. Следов Анна не оставила. У киллера не было в карманах документов, кроме водительской карточки, которую Аннушка предусмотрительно забрала. После чего, инсценируя ограбление, разбросала мебель, вытащила из ящиков комода и платяного шкафа одежду, какие-то коробочки, шкатулочки, которыми так обрастает человек в старости.

Шкатулки при этом раскрывались, стыдливо демонстрируя свое содержимое – перевязанные цветными тесемками письма, какие-то театральные программки, никому уже не нужные старые фотографии, дешевые стеклярусные бусы, тонкие серебряные и дутые золотые колечки.

Среди всего этого дешевого содержимого ящиков старухи как-то странно и одиноко лежала пачка американских долларов, перевязанная аптечной резинкой.

«Должно быть, последний старухин гонорар», – подумала Анна. По «наводке», составлявшей минимум нужной ей информации, она знала, что хозяйка дома подрабатывает к пенсии гаданием.

«Наверное, неплохо зарабатывала, – подумала Анна. – „Валет“ говорил, у нее счет в банке, которому можно позавидовать». Впрочем, во всей этой кровавой драме, кажется, завидовать было некому.

Она нагнулась, взяла пачку купюр.

«Хватит и на паспорт, и на билет до Москвы», – с надеждой подумала Анна.

Кажется, возможность побега из рабства становилась вполне реальной.

Она проверила свой пистолет, выданный одним из «валетов».

В нем был всего один патрон.

Пистолет киллера был той же системы. Она аккуратно, стараясь не оставлять следов даже от резиновых перчаток, ссыпала в ладонь патроны из обоймы «беретты».

– Тебе они уже не понадобятся. Ты свое дело сделал.

Теперь у нее была почти полная обойма.

В эту минуту она не завидовала своим насильникам, как она предполагала, ждущим ее на выходе или где-то недалеко.

Закрыв дверь и снова поставив ее на сигнализацию, – таков был приказ, и на первых шагах побега она не собиралась нарушать инструкции, – Анна вышла из квартиры, и, уже спускаясь по лестнице, услышала громкий крик мужа консьержки:

– Ура! «Барса» победила. А я выиграл тысячу франков!

В инструкцию, правда, входило еще одно убийство. Устранив киллера, Анна должна была подняться в кафе «Дё Маго», выпить быстро бокал воды и крепко пожать руку хозяину, предварительно развернув перстень с «колющим» камнем внутрь ладони. После чего уходить по улице Гранье влево, на авеню Ретир, где ее уже будут ждать сопровождающие.

Однако Анна вместо этого стала быстро спускаться вниз по Де ла Монтань Сент-Женевьев.

Старый «араб», допивший свой кофе и знаком подозвавший владельца, встал, чтобы расплатиться (хотя мог бы просто оставить свои десять франков плюс 20 сантимов чаевых на столе). Когда Жюль Лепелетье подошел, недовольно глядя на суетливого клиента, тот стал с жаром трясти его руку, благодаря за отличный кофе.

– Настоящий турецкий, – заверил старый «араб».

После чего посетитель вприпрыжку, словно кофе действительно сделал его на десять лет моложе, прыгая через несколько ступеней, начал спускаться по крутой Де ла Монтань Сент-Женевьев вниз.

Жюль с недоумением смотрел ему вслед. Однако его недоумение длилось недолго. Он вдруг почувствовал себя плохо. В глазах потемнело, в ногах образовалась странная дрожь, они ослабели, и Жюлю пришлось сесть на еще сохранявший тепло ягодиц убежавшего старого «араба» стул.

Его рука потянулась к бокалу с водой, но не смогла удержать, бокал упал, покатился по гладкой столешнице и со звоном разбился о мраморный пол.

Однако ни звона бокала, ни криков испуганной Жанны, его помощницы, Жюль уже не слышал.

Он был мертв.

Яд из перстня «араба» так быстро проник в кровь, что поделиться своими странными соображениями относительно сегодняшних посетителей хозяин кафе с ней уже не успел.

На авеню Ретир Аннушку терпеливо ждали, как было приказано менеджером, два «валета».

За нею вприпрыжку бежал старый «араб», на ходу раскручивая в сухой темной руке нож-"бабочку".

Анна сделала еще несколько шагов, резко обернулась, увидела, что на круто спускавшейся вниз Де ла Монтань Сент-Женевьев их всего двое – она и старый «араб», собирающийся с холодной готовностью в глазах пустить в ход уже знакомый ей по собственной экипировке нож-"бабочку".

Тогда Анна достала из сумочки «беретту» с таким же как у киллера глушителем и сделала два выстрела – оба точно пришлись в левую часть груди, и уж какая пуля попала в сердце, не имело теперь никакого значения.

«Араб» удивленно посмотрел на нее, выронил нож, двумя руками схватился за грудь и стал оседать, словно прося у хладнокровно расстрелявшей его дамочки помощи.

Но на это у Анны не было времени. Она знала расторопность своих «сторожей».

Выбежав на улицу Ритийон, пряча на бегу в сумочку пистолет с уже скрученным глушителем, она махнула таксисту, не дожидаясь, когда водитель остановит машину, на ходу рванула дверцу, плюхнулась на заднее сиденье и резко приказала хрипловатым голосом:

– На Пляс д'Этуаль.

Она не собиралась сразу же называть адрес человека, который делает поддельные документы. Его адрес Анна один раз услышала от русского бандита, которого пришлось обслуживать по вызову. Она тогда выдала себя за француженку (таков был заказ клиента), что-то щебетала весь вечер по-французски и внимательно слушала, словно знала, что эта информация ей когда-нибудь пригодится. Она знала имя этого человека (поначалу Анна решила, что его имя Чернушкин, но потом оказалось, что «чернушкин» – это профессия человека, который делает «ксивы»), его адрес и сумму, которую должна была выложить за новый паспорт. Сумма у нее теперь была.

Анна со слезами на глазах смотрела в окно машины, но видела перед собой не прекрасные улицы, площади, музеи, дворцы, памятники Парижа, в котором когда-то так мечтала оказаться хоть на день, пожить хотя бы неделю...

Она видела короткую улочку-проспект имени Ленина – от вокзала до губы Онежского озера. Проспект, а можно за двадцать-тридцать минут пешком пройти...

Она видела то ровную, то покрытую барашками волн воду Онежской губы и дурацкий памятник финскому коммунисту Куусинену, который повернулся медным задом к своему карельскому народу и внимательно всматривается в Онежское озеро (его так и прозвали – «Рыбнадзор»).

Она мысленно видела здание, в недавнем прошлом – просто пединститута, а ныне Педагогического университета. Название сменилось, а старое здание осталось. На нем табличка, сообщавшая, что на каком-то смотре архитектурных достижений чуть ли не сталинских лет этот уродец занял первое место. Страшненькое, а такое в эти минуты родное здание...

Она мысленно спускалась от вокзала к озеру, – направо Куусинен высматривает рыбаков на озере, налево – здание пединститута, а между ними когда-то стоял двухэтажный особнячок, в котором родилась и она, Анна Петровна, по блядской кликухе Зазу.

Ну все, кончилась ее биография девочки по вызову, кончилась и короткая карьера киллера-чистильщика. Хватит с нее Парижу.

«А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму...».

Закончить фразу Анна не успела. Не смогла. В сердце образовалась вдруг такая боль, что терпеть ее не было никакой возможности.

И она умерла.

На Пляс д'Этуаль из машины такси два «валета», поджидавшие ее, вынули уже мертвое тело Аннушки по кличке Зазу.

...А в это время из костела на самой вершине крутой улочки Де ла Монтань Сент-Женевьев вышел юноша лет двадцати пяти в сине-желтой форме ремонтника парижской телефонной сети, нахлобучил на кудрявую рыжую голову кепи-бейсболку с аббревиатурой фирмы, повернулся лицом к костелу, перекрестился, коснувшись по католическому образцу сложенным указательным пальцем губ, и стал спускаться по широким ступеням вниз, ведя рядом велосипед, как ишак нагруженный сумками с инструментами, катушками телефонного кабеля, аппаратурой для определения места разрыва линии.

Он прошел мимо кафе «Дё Маго», словно бы и не удивившись суматохе, возникшей на террасе кафе вокруг сползшего на мраморный пол тела владельца, продолжавшего судорожно раздирать белую рубаху на груди, но уже мертвого...

С авеню Ретир слышались завывания полицейской сирены и машины «скорой помощи», – там уже собралась толпа вокруг тела убитого Аннушкой «араба». Но сюда и завывания машин, и возбужденные возгласы случайных свидетелей почти не доносились.

На Де ла Монтань Сент-Женевьев просто умер от сердечного приступа старый Жюль Лепелетье, владелец маленького, но очень известного в Париже кафе «Дё Маго». Это еще не основание, чтобы устраивать сбор всех частей.

Так что юноша, не вызывая любопытства у случайно выглянувших из окон старых домов обывателей, дошел до нужного строения, открыл дверь, как показалось бы случайному зеваке, своим ключом и вошел в подъезд. Консьержка и ее муж, старый футбольный болельщик, этого не заметили. Она была поглощена своими кухонными делами, громко работали одновременно посудомоечная машина, стиральная машина и кофемолка (посудомоечную машину ей подарила старая графиня, за что ей, как считала консьержка, на небе воздастся; если бы она знала, что графиня уже на небе...). Что же касается ее мужа, то по другому каналу уже начинался матч по регби между командами Марселя и Лиона. Он не был большим поклонником регби, не сравнишь ведь с футболом, но все лучше, чем ругаться с женой или смотреть с ней вместе по единственному «ящику» дурацкий криминальный сериал, в котором смазливая бабенка (он сразу узнал в ней известную актрису Мишель Ревизи) делает вид, что расследует серьезные преступления. Разве в криминальных делах бабы что-нибудь соображают? Хех-хе, в молодости он тоже был крутым «апашем»... Но всему свое время... Да... А криминальными делами должны заниматься мужики. И совершать преступления, и расследовать их.

Юноша в форме телефонного мастера поднялся на второй этаж, легко вскрыл дверь, вошел в квартиру. По закрытому от подслушивания сотовому телефону связался со своим «абонентом», шепотом доложил обстановку.

– В квартире уже побывал киллер, старуха, хозяйка квартиры и ее прислуга убиты. Киллер тоже убит.

– Был чистильщик?

– Похоже, был. Но киллера убила карлица...

– Какая к чертям собачьим карлица?

– Да прислуга у графини – карлица. Она убила киллера, он успел ее пристрелить. Для чистильщика хороший расклад.

– Почему считаешь, что чистильщик был?

– Явное инсценирование ограбления.

– Так, может, в самом деле ограбление?

– Слишком много ценных вещей осталось – картины, антиквариат, столовое серебро...

Парень наклонился над ворохом разбросанных писем, раскрывшихся коробочек с давно засохшими цветами, какими-то реликвиями детства... Среди них были даже два стоптанных башмачка на ребенка до года с дырками на месте больших пальцев и проржавевшими кончиками черных шнурков. Между желтоватыми страницами старых писем что-то блеснуло.

– Ты где там потерялся? – послышался недовольный голос в трубке сотового, судя по интонациям, человек привык командовать. Причем среди его подчиненных наверняка большинство были военные.

– Момент, полковник, – бросил в трубку юноша, подтвердив наши предположения о прежней профессии его «абонента». – Тут нештатная ситуация.

– Что еще? – полковник явно нервничал.

– Не мое, конечно, дело. Я исполнитель. Ничего более. Но я случайно узнал об одном из увлечений Хозяина. Это когда он давал вам поручение об изъятии броши с большим сапфиром у некоего коллекционера в Москве. Моя задача была конкретная – снять электронную защиту с квартиры и, если брошь занесена в российский музейный реестр, стереть из памяти компьютера Министерства культуры России эту информацию.

– Ну и?

– С той задачей мы справились с вами, полковник.

– Я знаю. Но если ты не поторопишься, с этой задачей успех не повторится.

– Я спешу как никогда. Но я ведь не простой исполнитель. Я художник. И значит – не могу без излишней инициативы. Уж простите меня.

– О Господи, Жорж! Поторопись!

– Здесь, среди разбросанных в художественном беспорядке вещей я вижу роскошную золотую табакерку, усыпанную драгоценными камнями. Похоже, объективно – это самое ценное, что есть в квартире графини. И было бы странно, если, поддерживая версию ограбления, я бы оставил вещицу в разбабаханной киллером и чистильщиком конкурентов квартирке старой гадалки...

– Что еще за табакерка?

– Я не специалист. Но полагаю, работа старинная. Век ХVIII или на худой конец первая половина XIX. По золотому фону синие сапфиры и хорошей огранки бриллианты, есть довольно крупные. Но главное – в центре – очень, ну просто очень крупный бриллиант и еще более крупный сапфир грушевидной формы.

– Твое решение?

– Убить двух зайцев – забрав табакерку, подтвердить версию убийства с целью ограбления и увести следствие в сторону, и – доставить радость Хозяину.

– Убивать никого не надо. Это не твоя работа.

– Так зайцев же...

– Даже зайцев. Табакерку бери, решение одобряю. И поскорее – к главному твоему заданию.

Сунув золотую табакерку с огромным грушевидным синим сапфиром в сумку, набитую обрывками телефонного кабеля, пассатижами, кусачками, маленькими коробочками, в которых затаились новейшие электронные достижения мировой мысли, юноша снял с головы кепку-бейсболку вместе с ярко рыжим париком, вытер вспотевший лоб, сунул их – пока без надобности – в ту же сумку и прошел, оглядывая по дороге внимательно стены, пол, потолок, все укромные уголки квартиры, в комнату прислуги.

Здесь он почувствовал себя на рабочем месте как дома – сел в низкое кресло, внутренне матюгнув недостаток нужных витаминов в организме Марты, не позволивший ей вырасти до нужного размера, включил компьютер и после нескольких минут манипуляций был вынужден сдаться: все директории были чисты. А те файлы, что сохранились, содержали никому не интересную информацию с вариантами «лионского» и «марсельского» пасьянсов.

– Ну что у тебя там?

– Вся информация стерта.

– Раз стерта, значит – была. И ценная. Умри, но найди что-нибудь!

– Трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.

– А, черт!.. Но ты же везучий... У нас с тобой никогда не было проколов.

– На это и надеюсь, – проворчал юноша, машинально вороша ногой разбросанные по полу бумаги. В основном это были чистые листы, выпавшие из коробки бумаги для ксерокса и из блока компьютерного принтера.

Но одна бумажка оказалась с текстом. Когда парень ворошил кажущуюся хаотичной стопку лежащих на полу бумаг, некоторые листки перевернулись. Большинство – такими же белыми животиками, какими белыми были их спинки. Но один повернулся текстом. И в тексте этом, – юноша был дальнозорким, – внятно читалось заданное ему кодовое слово «Спартак».

– Вы говорили, что я везучий, полковник?

– Говорил. И что?

– Вы оказались правы. Цитирую дословно текст, который был выдан человеку «конкурента»: «Спартак» выиграет матч на Суперкубок Европы в будущем году у «Барселоны» со счетом «3:2»".

– Как удалось? – сдерживая радость, сухо спросил полковник.

– Случайность. Информация была стерта из памяти компьютера. Но здесь перебывало, похоже, немало народу. Кто-то за что-то задел. Что-то в компьютере слетело с катушек. Пояснение, знаю, ненаучное. Но такое бывает раз в сто лет. До того как потерять память, компьютер дал команду снять копию с прогноза. Заработал принтер. Остановить его уже было нельзя. И в ту секунду, когда все электронные кишочки перестали функционировать, лист из принтера автоматически выскочил и затерялся в ворохе бумаг, не привлекая внимания ни киллера, ни чистильщика.

– Ну что ж. Значит, нам с тобой опять повезло, мы – везуны, ха-ха! Но поверь старику, отдавшему профессии сорок лет, – поскорее сматывайся оттуда, ибо везение никогда не бывает бесконечным.

– Что с текстом? Взять с собой?

– Зачем? Лишний риск. Хватит того, что с собой у тебя будет табакерка. Информацию ты сдал. В канале связи я уверен. Сожги листок. И уходи.

Юноша так и сделал. Он сжег в широкой хрустальной пепельнице листок бумаги, высыпал пепел в унитаз и спустил воду, тщательно вымыл и протер пепельницу. Еще раз прошелся по квартире, проверяя, не наследил ли. Он сам по себе был чистильщиком. И потому был почти уверен, что за ним киллер и чистильщик никогда не придут. Он всегда выполнял задания и никогда не оставлял следов.

«Хотя, – подумал он, – если за этим листком о вероятной победе какого-то „Спартака“ стоят большие деньги, Хозяин может сдать и меня...»