Текст книги "Гладиаторы ''Спартака''"

Старый джентльмен был, возможно, написан тем же Уильямом Хогартом, две картины с такой подписью небольшого размера висели рядом. Но это был не рисунок, а живопись.

После того как экспертом были сняты «пальчики» с рамы и стекла, Аверьянов снял картину со стены, отогнул мелкие гвоздики и вынул ее из рамы.

– Бумага, – удовлетворенно заметил он молодому эксперту.

– Не понял, товарищ полковник?

– Бумага, репродукция. Хорошая, но репродукция.

Молодой криминалист с уважением посмотрел на старого «важняка». Аверьянов еще раз перелистал каталог коллекции, составленный хозяином от руки. Возможно, из опасения, как бы копия не попала кому-либо.

Под номером 34 была действительно работа Уильяма Хогарта под названием «Обнаженная натурщица. Рисунок». Работы, которая была бы хоть чем-то похожа на сидящего в кресле рядом с глобусом старого джентльмена, в каталоге не было.

«Уже интересно», – подумал Аверьянов.

Криминалист прошептал на ухо:

– В квартире чужих «пальчиков» нет. Есть только хозяина – в комнате и этой дамы, – он кивнул на вдовицу, любезно давшую разрешение на дактилоскопию, – на кухне, на чайнике и холодильнике.

ГЛАВА 7
БУКЕТ С АМЕТИСТОМ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

"Нападение армии под предводительством фракийца Спартака на римский лагерь было неожиданным. В лагере царили паника, смятение, смерть. Это была даже не кровопролитная битва, а истребление, уничтожение врагов. За полчаса с небольшим погибло свыше четырехсот легионеров. Лишь сорок человек во главе с Валерием Мессалой, наскоро вооруженных мечами, пиками и дротиками, но без лат и щитков, собрались у преторских ворот.

Доблестно сражаясь, Мессала ободрял римлян, призывая Спартака померяться с ним силами.

Несмотря на крики, стоны, звон оружия и страшный шум, стоявший в лагере, фракиец услышал слова римлянина. Могучими руками он проложил дорогу среди своих воинов, мечом пробил просеку в толпе окружавших Мессалу легионеров и оказался перед ним. В свете недогоревшего костра в глаза Спартаку брызнули ярко-красные отсветы рубинов, нежные переливы бериллов, зеленая таинственность изумрудов и холодный свет огромного сапфира – все эти камни украшали брошь-замок, скреплявшую плащ на плече знатного и богатого римлянина.

– Изнеженный сын Рима, даже в свой последний бой ты выходишь, как гетера, украшенный драгоценностями, – рассмеялся Спартак.

– Что не помешает мне осквернить честный меч Валерия Мессалы кровью разбойника, – ответил тот..."

Наличие «пальчиков» вдовицы на предметах кухонного характера не смутило Михаила Васильевича.

Куда более его удивляло отсутствие чьих бы то ни было «пальчиков» на раме и стекле рисунка Уильяма Хогарта.

– С другой стороны, – мысленно скорректировал «важняк» свои размышления, – заменить «картинку» мог и сам владелец. И как человек аккуратный протер после этой манипуляции и раму и стекло. Ведь эксперт проверял все картины – «пальчиков» хозяина или кого-то другого нигде нет.

Он еще раз, не сходя с места, оглядел стены и мебель комнаты, в которой хранилась основная часть коллекции.

«А смысл? – спросил он сам себя. – Смысл заменять одну работу другой, подлинник репродукцией, пусть и японской, хорошего качества? Допустим, он отдал „Обнаженную натурщицу“ для экспонирования на какой-то выставке. Тогда почему отдал без рамы? Могло такое быть?»

Аверьянов много лет дружил с Юрием Федоровичем Патрикеевым, в прошлом главным экспертом Генпрокуратуры, ныне – начальником ОСО. Доктор искусствоведения Патрикеев не раз затрагивал в беседах с другом, – к слову, к разговору, – какие-то темы, связанные с историей искусства, музейным и выставочным делом, спецификой работы антикварных аукционов и салонов. Часто консультировал Аверьянова, если в его криминалистской практике возникали «искусствоведческие сюжеты». И тут Михаил Васильевич вспомнил, как пришел однажды в гости к Патрикееву, как его жена, тоже искусствовед, работавшая тогда в музее, показывала ему их домашнюю коллекцию и рассказывала о принципах «развески» картин.

– И конечно же, – заметила тогда она, – лучше, если на выставке или в частном собрании картины и рисунки, гравюры одного типа, или одного художника, или одного жанра – в одинаковых рамках.

– Мог он отдать рисунок для экспонирования без рамы? – вдруг сказал Аверьянов вслух.

– Так что точно, – ответил от двери только что вошедший в комнату юрист первого класса, следователь из его бригады Миша Колычев, пермяк, прикомандированный в его бригаду на полгода стажировки.

Выглядывающий из-за его могучей спины стажер Костя Вилков, помощник следователя, согласно кивнул рыжей головой.

– Задача вам такая, ребята. Представьте себе, что вам нужно в этой комнате произвести обыск и найти тщательно спрятанный клад.

– А ордер есть? – туповато спросил Колычев.

– Ты еще не проснулся? Напоминаю условия задачки: я вызвал вас в воскресный день из дома с санкции начальства для проведения первоначальных оперативно-следственных действий. Милиция уже подключилась к той части, которая называется «оперативная». А ваша задача – подключиться к тому, что называется «следственная» часть. Представьте себе...

Представьте себе, что в этой квартире не убийство произошло, не умер человек от инфаркта, а здесь производится арест преступника, спрятавшего в квартире ценный клад.

– Ничего не понимаю, – честно признался Колычев.

– Я тоже, – кивнул рыжей головой Вилков.

Аверьянов беспомощно почесал затылок.

– Ладно. Начну с другой стороны. Хотел, честно, чтоб было для вас попроще. Ну да ладно, может, так поймете скорее.

– Как объясните, так и поймем, – рассудительно подытожил Колычев.

– В этой квартире неделю пролежал умерший человек. По предварительному мнению судмедэксперта, смерть произошла в результате обширного инфаркта. Человек умерший был крупным коллекционером. В квартире, по первому предположению, ничего не пропало.

– Тогда не наш вопрос, товарищ полковник, – трезво заметил Колычев.

– Формально – да. Представьте себе, что через день-другой экспертиза сообщит, что умер коллекционер от руки убийцы и грабителя.

– Тогда и начнем.

– Время будет упущено. Тут и так времени потеряно, если что, вагон и маленькая тележка. Нет, надо ситуацию нам с вами так смоделировать, чтобы исключить все случайности.

– Например?

– Например. Если человека убили, значит, убийца – опытный профессионал. Его не заметила охрана в подъезде, его не зафиксировала телекамера... Проверили видеозапись? – еще раз переспросил он участкового, который до прихода людей из его бригады вольно или невольно выполнял все указания полковника из Мосгорпрокуратуры.

– Так точно. Всех входивших-выходивших сообща опознали. Все свои.

– Составьте их списочек с указанием номеров квартир.

– Будет исполнено.

– Итак. Все свои. А человек, возможно, убит.

– Да почему убит-то? – не сдавался Колычев. – Может, и впрямь помер от инфаркта?

– Может. Но был он, по свидетельству знавших его людей, практически здоровым, завтра буду иметь его медицинскую карту из поликлиники, смогу в этом сам убедиться, пока верю свидетелям. И второе – был он очень богатым человеком, владельцем крупной коллекции раритетов. В случайную смерть при таком раскладе я не верю.

– Я бы дождался результатов от медиков, – лениво проронил Колычев.

– Да, – сокрушенно покачал седой головой Аверьянов. – И на кого прокуратуру оставим? Вот выгонят нас, стариков, на пенсию, возглавите все следственные бригады вы, молодые, и пойдет у нас раскрываемость вперед со страшной силой. Так покуда я тут командую, будем делать, как я решил. Ваша задача – тщательнейшим образом осмотреть все помещения. Искать «клад». Причем прежде, чем коснетесь того предмета, мебели, фрагмента пола или плинтуса, где интуиция вам подсказывает, что надобно искать, – зовете эксперта-криминалиста, и он проверяет – нет ли «пальчиков», не было ли следов касания этого места инструментами, то есть не искал ли какой-то, вроде вас, умник в этом месте такой же клад. Я понятно выражаюсь?

Через час тщательных поисков картина выстроилась совсем уж интересная.

Колычев и Вилков, при всей их стратегической неопытности, тактически были грамотными ребятами. И в сопровождении двух понятых и эксперта-криминалиста обшарили всю квартиру с пола до потолка, ванную комнату и туалет, двери всех комнат простучали, «обнюхали» плинтуса, где, по их мнению, могли быть спрятаны «сокровища», перебрали все книги на полках. Еще раз тщательно осмотрели все картины на стенах.

Так вот. В шести местах, где, по их мнению, могли быть спрятаны сокровища, до них уже копошился кто-то другой, – по мнению эксперта, искали очень осторожно, не далее как дней десять назад, и пользовались очень хорошим инструментом.

– Задачка, а? – обратился Аверьянов к Колычеву. – А ты говоришь... Есть тут клад. И сдается мне, что он все еще в квартире. Тут точно был кто-то посторонний. Допускаю, что он не убивал старика, но, проникнув в квартиру, воспользовался его, так сказать, физическим отсутствием, чтобы произвести поиск находящегося здесь, по его данным, или по его предположению, клада.

– Возможная вещь, – согласился Колычев. – Только я так думаю, что он, этот злоумышленник, и старика убил.

– Почему?

– Так криминалист говорит, с его аппаратурой любое касательство постороннего предмета к дереву или железу он определяет. Вон, в ножке буфета, – глазами ничего не разглядишь, а он определил: искали.

– И что же?

– А то и значит. В квартиру вор и убийца проник вполне легально. Старик его знал. Сам ключами и открыл.

– А закрыл кто? Замки-то разные, есть и такие, что только ключами закроешь. А ключи на месте.

– А старик за ним и закрыл.

– Хорошенькое дело! – тряхнул головой Аверьянов. – Значит, помер хозяин, вор произвел тщательный обыск, потом старик ожил, проводил вора, закрыл за ним дверь и снова преставился?

– Нет, – с воодушевлением строил свою версию Колычев, – не так. Старик выпил чего-то, что его усыпило. Ему вор и дал. Потом вор и будущий убийца произвел обыск. Старик тем временем оклемался. Еще выпили, да на этот раз старичку подмешали в питье смертельного яду. Не знаю уж, нашел вор, что искал, или нет, но ушел. Старик за ним закрыл дверь. Ему поплохело, он лег и помер. И никаких следов. Мы даже не знаем, нашел тот гость что или нет.

– Не нашел, – заметил эксперт-криминалист, колдовавший со своей переносной лабораторией.

– Почему так считаешь?

– Экспресс-анализ показывает, во всех местах, где искал вор и где мы тоже произвели, так сказать, вскрытия скрытых полостей, – ничего не было. Никаких следов посторонних вложений. Скрытые полости, в которых могли бы быть размещены тайники, есть. Но ничего там не было. Во всяком случае, десять дней назад. Год назад, может, что и было. Но доказать это наука бессильна. А десять дней назад – ничего.

– Значит, вор убрался, не выполнив свою задачу, – резюмировал Аверьянов и повернулся ко второму помощнику. – Слушай, Вилков, позвони-ка Пал Палычу, патологоанатому, он обещал срочно выехать и произвести хотя бы более тщательный, чем здесь, на месте, осмотр тела. Что там у него новенького? А ты, – снова обратился он к пермяку, – мне скажи, Колычев, если вор и убийца такой умный, то где бокалы? И как он мог их убрать при старике, не вызывая его подозрений?

– Каждый преступник, товарищ полковник, хоть в чем-то да ошибется, – наставительно проронил Колычев.

– Да что ты говоришь? – ехидно прищурился Аверьянов. – И кто же тебя этому учил?

– Да вы и учили, – простодушно ответил Колычев.

– Слава Богу, приехали! Так где, говоришь, эти рюмочки-бокальчики?

– Я так думаю, что он, словно бы машинально, – не мыть же при старике, да и уходить пора, яд вот-вот подействует, – он их, как выпили и старик по пустяку какому отвернулся (к примеру, вор обратил его внимание на какую-нибудь картину, вопрос задал), и поставил обратно в буфет.

– Мудр, – рассмеялся Аверьянов, – если твое предположение подтвердится, – беру обратно мои сожаления о том, на кого мы, ветераны, оставляем прокуратуру.

Эксперт-криминалист тщательно обработал все рюмки и бокалы. На одной рюмочке были следы тщательного протирания, еще на одной – следы пальцев хозяина. Эту последнюю эксперт исследовал минут пятнадцать.

– Следы хорошего коньяка, даже могу предположить – «Арарат» ереванского разлива, пять звезд. Но в коньяке – ничего. Хотя, конечно, в лаборатории еще поколдую.

– Что слышно от патологоанатома? – напомнил свой вопрос полковник.

– Говорит, есть следы присутствия в крови редкого элемента, входящего в состав аптечки французского спецназа, – доложил Вилков.

– Чего-чего?

– Наш патологоанатом служил по молодости в армии, был врачом в ряде стран Африки – с нашими контингентами и с контингентом ООН. Случайность, говорит, что он знает этот элемент. Французы выдавали каждому своему бойцу миротворческих сил в Африке шприц с составом, который при серьезных ранениях, болевом шоке вводится куда угодно, даже в мышцу, необязательно в вену, и резко стимулирует работу сердца.

– Здорового сердца...

– Ясное дело...

– А на не очень здоровое сердце состав мог оказать смертельное воздействие? – уточнил догадку Аверьянов. – Так? Ты спросил о таком варианте развития событий?

– Конечно. Он так и сказал: вполне возможное дело.

– Так и сказал, – рассмеялся полковник, довольный, что его предположения о совсем не штатной ситуации, сложившейся в квартире коллекционера, подтверждаются. – А что Пал Палыч говорит, следов инъекции на теле нет?

– Говорит, что есть. Едва заметный след от укола на ладони.

– Что и следовало доказать, – совсем успокоился Аверьянов.

На минуту он задумался, прошелся по комнате. Следователи и понятые провожали его настороженными взглядами. Сыскари и участковый работали по своей программе в подъезде, эксперт-криминалист колдовал над микроскопом и пробирками с реактивами. Тихо тикали старинные часы на стене.

– Часы проверяли? – вдруг спросил «важняк».

– Так точно.

Аверьянов сделал еще два круга по комнате.

– А подоконники?

– Да.

– Есть что?

– Был тайник в подоконнике большого окна, – ответил Колычев, – эксперт говорит, если что там и было, то месяца два назад. Десять дней назад в него проникали. Но там уже ничего не было.

– Ясно. А тайник в подоконнике большой?

– 25 на 30 сантиметров.

– Высота?

– В толщину подоконника.

– Четыре сантиметра...

– В часах?

– Наверху, за головой Горгоны, деревянный ящичек. Там обычно хранится ключ для завода часов. Размером 5 на 5. Та же история.

– Шерлока Холмса помните?

– Это кино такое? – переспросил Вилков.

– До «кина» еще книга была. И не одна. Фокус в том, чтобы спрятать самое дорогое на видном месте, где никто искать не будет.

– Да мы уж все места проверили – и видные и невидные, – обиделся молодой Вилков.

Аверьянов обвел глазами комнату. Прошел в меньшую, где стены тоже были увешаны картинами с пола до потолка, стояла кровать со старомодной горкой подушек, и шкаф платяной с одеждой. Одежды, к слову, было совсем немного. В один шкаф влезли и пальто, и два костюма, летний серый и зимний, темно-синий, обувь, а на полках тонкой стопкой – нательное белье и носки.

Возле кровати стояла тумбочка. На тумбочке – стакан то ли для питьевой воды, то ли для вставных челюстей. В данном случае не так и важно. Лежали очки и бордовый толстый том с выбитыми золотом на титуле буквами «История Государства Российского. Век ХVII. Книга вторая».

Аверьянов машинально взял ее в руки, пролистал. Прочитал «Оглавление». Раскрыл книгу на странице 327, где начиналась глава «Ювелирное искусство». Вчитался.

«...Женские драгоценности сохранялись в ларцах, ящиках и шкатулках...»

– Каких-нибудь шкатулок, ящиков, ларцов не находили? – спросил он Колычева.

– Нет... Сказали бы...

– А это что? – спросил Аверьянов, открывая дверцу прикроватной тумбочки и доставая коробку из-под обуви.

– Так там написано «Письма от Веры». Интимное. Не стали глядеть, – признался Вилков.

– А мы все ж поглядим. Покойный нас простит.

Аверьянов достал из кармана небольшой перочинный нож, перерезал веревку, которой была перевязана коробка. Внутри оказалась довольно большая жестяная коробка из-под чая, также тщательно перевязанная бечевкой.

– Неудобно все же, – посовестился Вилков.

– Неудобно знаешь что? Начальников перебивать. А это, – полковник кивнул на находку, – просто работа.

Он перерезал и эту бечевку. Раскрыл коробку, доверху наполненную конвертами с выцветшими адресами.

Вытряхнул содержимое на кровать и достал со дна небольшой сверток, упакованный в мягкую бумагу, которой прокладывают шоколадные конфеты, развернул его, и темноватая комната квартиры старого коллекционера вдруг осветилась, словно на концерте поп-звезды, одновременно красными, синими, зелеными, желтыми лучами.

На ладони Аверьянова лежала изумительной красоты брошь.

Вздох удивления и восхищения прошелестел по тесной комнате.

– Середина ХVIII века – очень редкая и ценная вещь. Автор неизвестен, – раздался из-за спины Вилкова сипловатый голос полковника Патрикеева.

– О, Юрий Федорович! – обрадовался Аверьянов. – Это как раз по твоей части. Вовремя приехал.

– Такой у меня талант: оказываться в нужное время в нужном месте.

– Из-за нее и убили старика? – спросил Патрикеева Вилков.

– Убили не убили, это вам выяснять. Мое дело другое. Первое: кто мог заказать похищение броши-"букета"? А то, что в квартире искали именно «букет», по наводке, сомнений нет. На стенах остались очень ценные картины и рисунки. Например Леонардо да Винчи «Голова лошади» и автолитография Рубенса стоят не меньше, полагаю, чем брошь.

– А сколько стоит брошь?

Патрикеев на минуту задумался, осторожно взял «букет» двумя пальцами правой руки, положил на открытую ладонь левой, всмотрелся в переливающиеся в скупом свете, проникающем сквозь зашторенное окно, камни.

– Хризолиты, бриллианты, агаты, аквамарин, кораллы, топазы, гранаты, альмандины, гиацинты. Большинство камней не очень дорогие, хотя, конечно, все чистой воды и отличной огранки. Работа же – выше всех похвал. Очень редкая вещица, – наконец подытожил он. – Если, скажем, вор решил бы, чтобы легче сбыть украденное, разобрать брошь – золотую основу сдать валом, а камни продать поодиночке, – он не заработал бы и ста тысяч.

– Рублей? – уточнил педантичный Аверьянов.

– Нет, конечно, долларов.

– А если по наводке на наколку? – покрасовался знанием фени Вилков.

– Если заказ, то цена аукционная, – пожал плечами Патрикеев. – Думаю, реальная ее стоимость около пятисот тысяч «зеленых». Если продавать умеючи, в «Отеле Друо», например, в Париже, который специализируется на таких вещицах, то при хорошем соревновании можно было бы дотянуть и до миллиона.

– Что же, реальной стоимости у вещи нет? – удивился простоватый Колычев.

– Да, когда речь идет об уникальных антикварных вещах, цена превращается из понятия объективного в субъективное. Думаю, вещь была заказана, – подтвердил Патрикеев. – Конечно же, включенная в каталоги, она привлечет внимание и вызовет ненужный интерес к продавцу. Так что если бы ее украли, она оказалась бы в личной коллекции некоего богатого собирателя, и любовался бы этой вещицей он один.

– А сколько он мог заплатить вору? – продолжал допытываться пермяк.

– В том случае, если бы он, не наследив, доставил ее к нему, в Мюнхен, Рим, Стокгольм или Париж, то до 250 долларов. Половину ее рыночной первоначальной стоимости. Дальше идут «навороты».

Патрикеев, отвечая, рассеянно перебирал между тем конверты. На всех были одни и те же слова: адрес получателя, адрес отправителя. Но один запечатанный конверт имел всего несколько слов, написанных карандашом корявым почерком: «Слайды».

Патрикеев переглянулся с Аверьяновым и вскрыл конверт.

В нем действительно были два слайда.

– Отдерните штору, пожалуйста, – попросил Аверьянов.

Вилков быстро отдернул в сторону тяжелую зеленую портьеру.

Патрикеев просмотрел слайды на свет.

– Один сделан с этого «букета». А второй, – он сделал паузу, внимательно рассматривая изображение, – а второй еще интереснее. Крупный аметист, очень крупный и очень красивый, грушевидный, венчающий «букет». Аметист очень чистой воды – сиреневато-розовый, крайне редкий по цвету и форме. Ну, и еще – сапфиры, бриллианты, алмазы, изумруды, сердолики, бериллы, тигровый глаз, агат. Как и первый «букет», – работа неизвестного автора середины ХVIII века.

– Может, он вам неизвестный, а так-то известный? – ревниво спросил Вилков.

– Молодец, уел старика, – рассмеялся Патрикеев. – Я профессионально занимаюсь историей русского ювелирного искусства уже не одно десятилетие. Мастер неизвестен. Но работы его известны. Оба «букета»-броши вышли из его мастерской.

– А где же вторая брошь-"букет"? – спросил Аверьянов.

– Вот этой загадкой, думаю, нам всем и придется заняться. Полагаю, что, судя по слайдам, оба «букета» были в коллекции хозяина квартиры. Хранил он их, руководствуясь философией мудрых людей «не держать все яйца в одной корзине», в разных местах, если не найдем в квартире второй «букет», будем считать, что он все же похищен. Какие следки есть? – обратился Патрикеев к Аверьянову.

Тот рассказал про свои сомнения, связанные с «загадкой Хогарта», – был ли украден рисунок, изображавший обнаженную девушку, или хозяин сам заменил один подлинник другой репродукцией?

– Это интересно, – оживился Патрикеев. – Ты даже не представляешь, насколько это облегчает поиск заказчика. Я знаю в Европе только одного крупного коллекционера, который одновременно собирает редкие драгоценности и «ню».

– Не понял, чего собирает? – переспросил полковник.

– Произведения изобразительного искусства, главная тема которых – обнаженная женская натура.

– А-а, понятно.

– Нет, дружище, тут еще очень-очень много непонятного, – развел руками Юрий Федорович, – но разберемся.

Уходя, Патрикеев обратил внимание Аверьянова на кассету возле видеомагнитофона: «Спартак». Мифы и легенды футбола".

– А старичок-то был из «наших» – спартаковский болельщик.

– Тем больше оснований найти его убийцу и заказчика... – мрачно отозвался полковник.