Текст книги "Гладиаторы ''Спартака''"

– Вот еще! Буду я давать сведения о своей коллекции в какие-то каталоги, – фыркнул Барончик.

– А если в каталоге не указано, что вещица поступила в коллекцию через торговый дом такого-то антиквара, антиквар теряет, как это теперь говорят у нас во Франции, в «промоушен»...

– И все же я настаиваю на трехстах, – уперся жадный барон.

– Что же, – привстал на стуле, совсем чуть-чуть, чтобы обозначить свою готовность уйти, старый антиквар, – значит, вы проиграли...

Что-то произошло в зажатом римским поражением мозгу Барончика.

– Кто проиграл? Это я проиграл? – страстным, «актерским» шепотом произнес он.

– Ну, если вы не участвуете в торговой операции и отказываетесь купить вещь за цену торговца, то, как говорят у нас, антикваров, вы проиграли, – повторил несчастный ювелир, не поняв реакции магната.

– Что ты сказал, старая сволочь? Повтори...

– Да не напрягайтесь вы так! Нельзя нервничать из-за каждого проигрыша. Тут проиграли, в другой раз выиграете. Или слово вас обидело? Так тут нет ничего лишнего. Поговорка антикваров. Потому что...

Старый торговец драгоценностями не успел закончить фразу. Лев Борисович встал, зажал в руках два золоченых ножичка для фруктов, которыми во время разговора поигрывал, любуясь яркими солнечными сполохами, и, сделав резкое движение над столом в сторону все еще сидящего партнера по переговорам, сверху вниз вонзил оба лезвия ему в шею над ключицами.

Кровь брызнула так сильно, что в мгновение ока залила белоснежную накрахмаленную скатерть, дав причудливые акварельные разводы.

Тело антиквара конвульсивно дернулось пару раз, голова упала на окровавленную скатерть и теперь слегка подрагивала в ритме бьющей из тела крови.

Точно так же дергался и стоящий над антикваром Барончик.

Наконец мэтр Жерюмо замер. Одновременно унялась и дрожь в теле барона, и он только теперь с удивлением посмотрел на зажатые в руках золотые фруктовые ножи.

– Я никогда не проигрываю! – повторил Лев Борисович фразу, которая сидела внутри как заноза с той минуты, когда он узнал о выигрыше «Спартака» в Риме.

Подбежали охранники.

– Приберите тут. Зачистите, – мрачно приказал ставший прежним Барончик.

– Это мы мигом. Сменить скатерть? – спросил старший охраны, ища глазами официанта.

– Идиот. Сменить все! Зачистить – значит зачистить. А не просто крошки смахнуть.

– Понял, понял, понял, – холодея от страха, закивал тот.

Барончик взял в руки золотую табакерку работы знаменитого петербургского мастера, уже успокоившись, полюбовался игрой света на полированной поверхности и на бриллиантах.

– Какая огранка, ах, какая огранка! И совсем не дорого – 350 тысяч. Не понимаю, чего я на старика взъелся. Ну, да сделанного не исправишь.

– И официанта? – спросил неуверенно старший охраны.

– Я сказал – зачистить. Еще вопрос задашь, сам в зачистку попадешь, – бросил на него раздраженный взгляд Барончик.

Официанта нашли в шкафу. Он умер молча – видимо, был готов с той минуты, как увидел блеснувшие под светом хрустальной люстры два золотых лезвия, вонзившиеся в шею старого ювелира.

– Кто еще мог знать о встрече? – задал уже себе вопрос старший охраны. И решил перестраховаться. В ту же ночь дома были убиты метрдотель, хозяин ресторанчика, второй официант и швейцар.

Зачищенный изнутри, ресторанчик взлетел на воздух через час после того, как барон де Понсе отправился к себе. Взрыв был подготовлен грамотно, соседние дома не пострадали, но заведение выгорело дотла.

Трупов так и не нашли.

Это дело в системе Барончика было хорошо налажено. Уже дома, в своем кабинете, Лев Борисович тщательно протер кремового цвета бархоткой новое приобретение.

Крови на табакерке не осталось. Она была как новая.

– Я никогда не проигрываю! – упрямо заметил Барончик своему кривому отражению в золотом дне табакерки.

Кривизну изображению придавали инициалы наполеоновского вензеля «Н. В.».

ГЛАВА 14
БУКЕТ С АМЕТИСТОМ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

«...По ходу сражения Спартак искусно использовал замешательство неприятеля и, появляясь лично в различных местах поля битвы, примером своей необыкновенной храбрости поднял дух гладиаторов, и они с такой силой обрушились на римлян, что за несколько часов полностью разбили их и рассеяли, захватив их лагерь и обоз...»

Начальник Отдела специальных операций (ОСО) Генпрокуратуры РФ старший советник юстиции Юрий Федорович Патрикеев вот уже сорок лет был страстным болельщиком «Спартака». Если учесть, что ему должно было исполниться 60, возникал закономерный вопрос: куда делись остальные почти 20 лет? Ответ прост: лет с пяти до десяти он играл во дворе в волейбол, в лапту, «оленя», «казаки-разбойники», плавал в реке Серебрянка в Измайлово, гонял в футбол на полянах того же парка и не болел ни за кого. С десяти до пятнадцати, когда семья жила на улице Автозаводской, играл в футбол на стадионе «Торпедо» и, естественно, за «Торпедо» же и болел. С 15 до 20 играл в волейбол за «Динамо» и болел уже за бело-голубых...

А потом что-то незаметно произошло в его спортивных пристрастиях. Вдруг понял, что манера, стиль игры «красных» ему импонирует более всего, и как отрезало – только «Спартак»! Вначале болел за футболистов, потом – за хоккеистов, манера которых, как ему казалось, выгодно отличалась от лидера хоккея страны в то время – команды ЦСКА. Если армейцы поражали напористостью, силовой манерой, стремительностью атак, то спартаковцы, особенно если за команду выступали такие гранды мирового хоккея, как братья Майоровы, Старшинов, Саша Якушев, привлекали элегантностью, выверенностью атак (причем никак не скажешь, что менее силовых и стремительных, чем у армейцев), каким-то, если можно так сказать, интеллектуальным атлетизмом.

Стал Юрий Федорович присматриваться и к спартаковцам, выступающим в других видах спорта, хотя раньше и в хоккей, и в баскетбол болел за армейцев. Сменил «цвета» в футболе, стал болеть за спартаковских футболистов и хоккеистов, пересмотрел и свои пристрастия в баскетболе. Особенно когда спартаковский ромбик с упрятанной в нем энергетически мощной буквой "С" (он сам шутя называл ее «витамином С», придающим спартаковцам неуемную энергию во всех видах спорта) стал носить гениальный питерский баскетболист, стройный и элегантный Саша Белов, отличавшийся мягкостью, мощной пластикой пантеры, прыгучестью и редкой грацией и координированностью в атаке...

Неудивительно, что, когда в Москве известный в прошлом спортсмен, президент холдинга «Диалог» академик Петр Зрелов создал нечто доселе невиданное – Клуб, объединяющий спортсменов, тренеров, болельщиков, спортивных журналистов, спонсоров, более всего в жизни любящих «Спартак», да еще и открыл двери для всех «спартаковских» видов спорта, полковник Патрикеев, знавший Зрелова по ряду благотворительных акций, оказался в числе активистов Клуба.

Так же, как когда-то, на заре их знакомства, переросшего в дружбу, академик Зрелов откликнулся на просьбу Патрикеева помочь открыть в колонии строгого режима часовню, и Петр нашел деньги на строительство часовни, а Егор уговорил своих московских друзей подарить ей намоленные иконы (дарили и из своих коллекций, художники – друзья Егора – написали несколько новых, а храм Успения Пресвятой Богородицы в Троице-Лыково, прихожанином которого являлся Егор, отдал несколько небольших намоленных икон, подаренных прихожанами, в том числе и самим Егором, и известным в прошлом вором в законе, знатоком и любителем искусства по кличке Командир), и часовня открылась...

Так, когда Петру понадобилась помощь Егора – привлечь к работе Клуба видных деятелей науки, культуры, искусства, Патриеев мобилизовал все свои связи. И на заседания Клуба, собиравшие великих спортсменов прошлых лет, ветеранов «Спартака» и нынешних кудесников мяча и шайбы, стали как на праздник собираться люди и интересные и влиятельные. И оказалось, что такие встречи важны для всех и интересны как ветеранам, так и молодым, как ученым, артистам, видным госчиновникам, так и спортсменам.

Сообща, общими усилиями выпустили сборник воспоминаний великих спартаковцев, включили туда и литературные произведения ветеранов, – оказалось, что у корифеев есть в письменных столах замечательные новеллы о спорте, интереснейшие воспоминания и даже стихи. Как говорится, талантливый человек талантлив во всем.

Предприниматели, болельщики «Спартака» (причем вошли в такой общественный редсовет те, кто болел и за спартаковских хоккеистов, и футболистов с красно-белым ромбиком на груди, и за баскетболистов) собрали по подписке между собой нужную сумму и выпустили – вещь немыслимая в наши дни – книгу тиражом 100 тысяч экземпляров.

Это было предложение Егора. А Зрелов как опытный уже экoнoмиcт (прошло более десяти лет, как он из талантливого инженера превратился в крупного предпринимателя, так что деньги считать он умел) убеждал друга:

– На большой финансовый риск идем.

– А когда спартаковцы не рисковали? – отвечал Егор. – Рисковали и в результате побежали. Уверен, в стране, где все нормальные мужики если не спортсмены, то болельщики, такую книгу можно выпускать и миллионным тиражом.

И действительно: первый завод разошелся в течение недели.

Устроили презентацию. Показали ее по телевидению. Пошли запросы на книги со всех концов страны. Почему-то даже чехи прислали заявку на 10 тысяч экземпляров.

– Если разойдутся, закажем еще, – кричал в трубку Иржи Новак, главный редактор издательства «Спортивные новинки» из Праги.

На тот момент, когда Егор сидел дома за письменным столом и ломал голову над тем, какая связь между «Спартаком» и странной смертью коллекционера Бориса Шаповалова, в свет вышли три завода по 100 тысяч экземпляров каждый. Даже издательство «Книжная палата», не занимавшееся изданием спортивной литературы, оценив уровень представленных в сборнике произведений спартаковцев, предложило выпустить книгу у них с предисловием известного историка и писателя, академика и мастера спорта в прошлом Георгия Ефимова.

Прибыль от реализации книги давно вышла за границы запланированной, и Фонд «Спартак», созданный из спонсоров, болельщиков «Спартака», членов Клуба «Спартак», смог провести ряд акций вне плана 2000 года.

Звездам «Спартака», выдающимся мастерам прошлых десятилетий, по возрасту или в результате инвалидности не работавшим, выплатили единовременные «стипендии», разыграли призы «Лучшему юному хоккеисту», «Лучшему юному футболисту» и «Лучшему юному баскетболисту» и вручили доброму десятку молодых дарований полный комплект элитной спортивной формы от фирмы «Reebok». Хватило денег и на ремонт ДЮСШ «Спартак» в Строгино, где на базе здания нерентабельного детского садика сделали в результате капремонта отличную школу спартаковского резерва...

– Ты найдешь для разговора полчасика? – спросил Егор, набрав на сотовом номер мобильника Петра Зрелова.

– Даже не спрашиваю о теме разговора. Раз нужно, приезжай.

Ехать пришлось долго. В Подмосковье Петр Зрелов на базе недостроенного элитного бассейна строил большой теннисный корт. Бывший владелец «незавершенки», один из «клиентов» Егора Патрикеева, размахнулся на большое строительство, набрал кредитов, да не в банках, а у «группировок», вовремя не отдал и ушел из жизни быстро и страшно – кредиторы взорвали его вместе с сизой «ауди». После окончания расследования уголовного дела по факту убийства фирма любителя плавания была выставлена со своим имуществом на аукцион, и Петр купил фундамент бассейна. В принципе стройка была закончена. Получился отличный крытый корт с саунами и тренажерными залами в подвале. На самом корте еще продолжались работы – рабочие с Украины, кстати, тоже спартаковцы в прошлом или спартаковские болельщики, натягивали покрытие, а вот тренажерные залы и сауны были уже готовы.

Егор быстро переоделся в тренировочный костюм, взятый из дому, и вошел в зал, наполненный новейшими тренажерами.

Петр уже сидел на одном из них и качал мышцы рук и плечи.

– Кто-то считает, что главное в теннисе – ноги, а кто-то – плечевой пояс, – заметил Егор, включаясь в заданный Петром ритм.

– А в теннисе все главное, – откликнулся тот.

– Как и в жизни, – улыбнулся Егор.

– О чем ты хотел поговорить?

– О странностях жизни. Вот я тебе одну историю расскажу, а ты послушай.

– Весь внимание. Люблю детективы.

– Если детектив – придуманный роман, читать его даже забавно. А когда в реальной жизни случаются жестокие преступления – тут интересного мало, – усмехнулся Егор. – Есть много интересного, но для профессионалов: например для работников прокуратуры.

– Ну, у тебя-то направление спокойное, мирное, – отмахнулся Петр, меняя нагрузку на блоке тренажера, – иконы, картины, драгоценности, антиквариат. Красота!

– За красоту, как ни странно, убивают не реже, чем за всякую там гадость, вроде наркотиков, – возразил Егор. – Так что крови и мерзости у ребят из моего управления не меньше, чем у сыскарей МУРа или следователей райпрокуратуры, выезжающих «на трупы». История, словом, такая. Жил-был в городе Москве один хороший человек, честным трудом за сорок лет заработавший приличные деньги и вовремя, до всяких там перестроек и дефолтов, успевший вложить их в произведения искусства. Впрочем, о сохранении капитала он тогда и не думал. Просто на старости лет увлекся искусством, особенно рисунком и живописью, и собрал приличную коллекцию.

– Уважаю людей, увлеченных своим делом.

– Но увлечение увлечению рознь. Если ты тихо болеешь за спартаковских футболистов или хоккеистов дома, глядя матчи по телевизору, – это не опасно...

– А если ты приходишь на стадион, то можешь столкнуться с такими же страстными фанатами другой команды, и тогда,... – продолжил мысль Петр.

– Вот именно, – кивнул Егор. – Как говорил мой друг, кстати тоже спартаковский болельщик, одним ножом можно отрезать кусок хлеба и убить человека...

– Так его убили?

– Увы.

– Ко мне это имеет какое-то отношение? Хотя да, раз ты, человек весьма занятой, предпочитающий по выходным писать книги, а не мотаться по Подмосковью, приехал сюда, значит имеет. Какое?

– Не торопи коня, граф... – остановил друга Егор. – Ты следишь за ходом моей мысли?

– Естественно, – прохрипел Петр, увеличив темп упражнения на тренажере, – ты не обращай внимания, рассказывай, у меня тело напрягается, а мозг работает на восприятие твоей информации.

– Я буду краток. Дело об убийстве расследовал один из наших лучших «важняков» из Мосгорпрокуратуры Михаил Васильевич Аверьянов. Надо ли говорить, что он мой старый друг и...

– И тоже болельщик «Спартака»? Не надо. Я и так знаю, что большинство разумных людей болеет за «Спартак».

– Ответ правильный. Вот, значит, начал этот Аверьянов расследовать странную смерть коллекционера Шаповалова.

– Почему странную?

– Во-первых, потому, что Борис Андреевич Шаповалов, 1925 года рождения, пенсионер, коллекционер, как выяснила экспертиза, умер не своей смертью. Во-вторых, отработав много лет на алмазных и золотых приисках, а до этого открыв немало месторождений золота и сырых алмазов, был он человеком весьма обеспеченным. И есть основания полагать, что далеко не все деньги он в свое время вложил в произведения искусства.

– Ну, пока ничего странного не вижу, – трезво заметил Петр Зрелов, переходя с одного тренажера на другой.

– Справедливое замечание, – согласился Патрикеев. – А

что ты скажешь, если я отмечу: умер Шаповалов от инфаркта – таково было первое заключение медэксперта. Тогда как по заявлениям всех знакомых, соседей, судя по его медкарте в райполиклинике, сердце у него было здоровое. Правда, были проблемы с желудком – залеченная язва. Но проблемы-то не смертельные.

– И что же в конце концов решили эксперты?

– Обнаружили в его крови крохотную дозу не разложившегося за десять дней, которые труп лежал в закрытой квартире, – причем изнутри! – препарата, который используют спецконтингенты французской армии. Точнее, использовали в некоторых странах Африки во время проведения там спецопераций в 1990 году.

– Ты смотри... – крякнул Зрелов. – Как узнали?

– Случайно. Судмедэксперт тоже имел опыт службы в спецподразделении ГРУ, был в Африке – врачом, естественно, и сталкивался с подобными случаями.

– Ну, детектив... А ты говорил, будет реальная, жизненная история.

– Э, дружище, – вздохнул Егор, – за десять лет работы в Генпрокуратуре я убедился, что жизнь куда страшнее и интереснее, чем ее могут придумать в своих детективных романах впечатлительные домохозяйки.

– Не любишь женские детективы?

– Не люблю. Какие-то они сильно ироничные, ернические. Первые десять-двадцать страниц – любопытно, потом скучно. А уж если поставить перед собой задачу прочитать подряд несколько романов какой-нибудь модной писательницы, то... Ну, да речь не о дамах. Потому возвращаюсь к судьбе несчастного Шаповалова. Итак, есть данность. Коллекционер умер не своей смертью, но в своей квартире, причем дверь закрыта изнутри. Врагов у него не было. Казалось бы, ничего из его редчайшей коллекции, оцениваемой в сотни тысяч долларов, не пропало...

– Казалось бы? – тут же уточнил Зрелов.

– В процессе, как у нас говорят, оперативно-следственных действий было точно установлено: пропала одна редкая вещь – рисунок английского художника ХVIII века Уильяма Хогарта «Обнаженная натурщица».

– Вещь дорогая?

– Дорогая уже потому, что мастер известный и работа дивная. Знаю ее по единственному воспроизведению в альбоме начала XIX века. Но стоила бы она, скажем, 10 тысяч долларов. Однако, исходя из того, что это была единственная «ню» в творческом наследии выдающегося англичанина...

– Ню... Что-то знакомое... – насторожился Зрелов.

– Так специалисты обозначают жанр «обнаженная женская натура», – пояснил Патрикеев.

– Голая дамочка, значит...

– Можно и так сказать. Так вот, исходя из того, что других рисунков, а тем более картин, изображавших обнаженную женскую натуру, в наследии мастера нет, коллекционеры, – а есть среди них и такие, кто собирает либо только работы Уильяма Хогарта, либо только «ню» в творчестве европейских мастеров, могут отдать за такой вот небольшой рисунок до ста тысяч «зеленых».

– Ого! – присвистнул Петр. – У нас и за меньшие суммы убивают. А работа точно пропала после смерти коллекционера? Не мог он...

– Вот что значит читать только хорошие детективы, – удовлетворенно констатировал Егор. – Вопрос поставлен правильно. Когда я, по просьбе Аверьянова, приехал на место преступления, у меня после тщательного осмотра квартиры и всех картин и рисунков, не только висевших на стенах, но и тех, что хранились в папках на стеллажах, тоже возник вопрос: а не мог ли Шаповалов передать работу на какую-нибудь выставку? Пришлось моим ребятам потратить немало времени. И точно было установлено, что никаких выставок по теме нигде в это время не было, и в обозримом будущем не планировалось ни выставок европейских «ню», ни экспозиций работ Уильяма Хогарта.

– А искали в квартире хорошо?

– Очень. И обнаружили интересную вещь: «ню» Хогарта была заменена в раме репродукцией. Очень хорошей, но репродукцией. Причем – другой работы Хогарта.

– Непрофессионал сработал?

– Думаю, профи, но просто не предполагал, что в прокуратуре могут оказаться люди, способные отличить репродукцию от подлинника, а работу Хогарта, скажем, от Шардена...

– Честно говоря, Хогарта от Шардена и я, может быть, не отличу, – озадаченно покрутил головой Зрелов.

– У тебя другие таланты и знания, – успокоил друга Патрикеев, – тебе это и не надо, пока не начнешь коллекционировать. Да и тогда не надо. Всегда можешь со мной посоветоваться – и по искусству, и по криминологии.

– Как и ты со мной – по компьютерам или по спорту.

– К этому еще вернемся. А пока, напоминаю тебе, картина такая: убит крупный коллекционер. Похищена редкая работа, оцениваемая – даже по стартовой цене на европейских аукционах – не менее чем в 50-70 тысяч долларов. Убийство совершено с помощью спецсостава, которым пользовались французы как во время военных действий за пределами страны, так и в ходе миротворческих операций за рубежом.

– Яд какой-нибудь?

– Нет, вполне на первый взгляд мирное вещество. Но у здорового человека оно сильно стимулирует работу сердца и помогает пережить болевой шок, резкое истощение организма в результате острой потери крови и т.д. А вот на больное сердце...

– Ты же говорил, что у твоего коллекционера было здоровое сердце, – напомнил Петр.

– Здоровое в сравнении с предынфарктными сердцами многих его сверстников, – уточнил Егор. – Но, как показали наши консультации с его лечащим врачом, у него было повышенное давление – гипертония второй степени и стеноз четырех сосудов: обеих аорт и сонных артерий. Как сказали специалисты, в обычной ситуации – не смертельно. Он мог бы жить с этой формой ишемической болезни сердца еще лет десять-пятнадцать, если и бывали легкие приступы – то лишь при резкой физической нагрузке или остром стрессе.

– А препарат этот...

– Как раз и создавал такие психические и соматические перегрузки. Причем в очень короткий промежуток времени. Сердце не успело адаптироваться. И практически здоровый – если учесть 70-летний возраст – человек скончался. Кровь рванула сквозь зажатые стенозом сосуды, сорвала сгусток со стенки, тромб пошел в сердце и – инфаркт.

– Ты прямо специалистом стал по этой части,... – усмехнулся Петр.

– Может, что-то и не так изложил из того, что сказано в медэкспертной справке, но приблизительно, близко к тексту, как говорится, – пожал плечами Егор.

– Хорошо, старик убит...

– Ничего тут хорошего нет, – сказал Патрикеев, вытирая потное тело черным махровым полотенцем.

– Я не в том смысле, а в смысле приближения тебя к разгадке преступления. Старик убит. Ясно – от чего. На кого падают подозрения?

– Тебя интересует портрет преступника?

– Ну, что-то вроде того...

– Это человек, – не спрашивай, как это определили, но за точность я ручаюсь, – лет 35-40, с хорошо развитыми мышцами либо в прошлом спортсмен, либо, учитывая, что упомянутым выше составом пользовались солдаты и офицеры французских спецвойск, – ветеран такого подразделения. Скорее всего – брюнет, национальность – француз или итальянец. В момент преступления был в парике темно-каштанового цвета, лайковых перчатках, поверх которых были натянуты хирургические. У него отличное зрение, очков во всяком случае не носит и контролирует предметы на расстоянии 20-30 метров. Физически силен. Находчив...

– Погоди, погоди... – покрутил головой Петр. – Что находчив, понятно. Придурка на такое задание не пошлют...

– Это – логика. А есть еще анализ действий преступника на месте происшествия. Он нашел в квартире все имевшиеся там тайники. Их обнаружили и наши сотрудники. Но они – профессионалы.

– Он тоже профессионал.

– Он – по другой части.

– А скажи, разве не могли это спецсредство дать не бывшему французскому спецназовцу, а обычному киллеру?

– Могли. Но обычные киллеры не способны, как правило, сделать укол так мастерски, как обученный этому для действий в экстремальных ситуациях спецназовец.

– Значит, в квартире были тайники? Ну, действительно детектив. И что же в них обнаружили твои парни?

– А ничего. Или почти ничего.

– Все унес киллер?

– Если бы. У нас есть такие технологии, что можем определить, какие предметы хранились в тайнике и, более того, когда их оттуда вынули.

– Фантастика...

– Не большая, чем новые поколения твоих компьютеров.

– И что же?

– Установили, что вещи, хранившиеся в тайниках, были вынуты оттуда задолго до появления в квартире этого таинственного убийцы.

– Ты сказал, ребята из Мосгорпрокуратуры «почти ничего» не нашли. Значит, что-то все-таки нашли?

– Да, скорее всего они нашли как раз то, что искал преступник.

– И что же это было?

– Уникальная брошь работы середины ХVIII века. Судя по всему, наводка бандита была как раз на две вещи: рисунок Хогарта и эту брошь, – констатировал Патрикеев.

– Только на них? – удивился Петр.

– А ты сам посуди. На стенах остались нетронутыми ценнейшие картины и рисунки, среди которых – подлинники Леонардо да Винчи и Рубенса.

– И?..

– Миллионы долларов стоила вся коллекция. Если ее продавать на аукционе. Если же коллекционерам или держателям тайных коллекций...

– Есть и такие?

– Есть. Это те богатые люди, которые в страстном желании завладеть каким-то раритетом сами инициируют ограбления музеев и частных коллекций или просто покупают явно краденые раритеты. И после этого, естественно, никогда не дают сведений в мировую искусствоведческую печать, никогда не выпускают полных каталогов своих коллекций.

– Собаки на сене?

– Что-то вроде того. Гобсеки от искусства. Так вот, если продать коллекцию таким тайным собирателям, то и того больше.

– Но почему же убийца и грабитель, так рискуя, все же взял лишь рисунок Хогарта и...

– И хотел взять еще и уникальную брошь? Да потому, что у него заказ был на рисунок и брошь.

– А брошь-то что, редкая и дорогая?

– Сами камни – не очень дорогие. Хризолиты, бриллианты, аквамарин, кораллы, топазы, гранаты, альмандины, гиацинты. Хотя, конечно, очень хорошей огранки. Но тут еще ценится работа...

– Ты же, кажется, говорил, что это вещь неизвестного мастера...

– Что совсем не значит, что он не известен как мастер.

– Поясни.

– Специалисты знают множество произведений искусства – скульптур, картин, рисунков, украшений с драгоценными камнями, авторы которых не известны. По каким-то причинам мы не знаем их имен, не можем точно восстановить их биографии. Но сохраняется несколько, иногда – довольно много работ, которые объединяются по специфическим приемам мастера, по его живописной или графической манере, по подбору камней в украшениях, приемам обработки золота, привычке компоновать камни в украшениях так, а не иначе. И мы в каталогах или на табличках под картинами и рисунками пишем: «Работа неизвестного мастера». Однако мастера-то профессионалы знают очень хорошо, известны все его сохранившиеся работы. А вот имени его – не знаем, действительно. Во всяком случае – пока, – терпеливо пояснил Егор.

– Значит, если это работа известного неизвестного мастера, то и стоить она должна прилично.

– По моей оценке, а я, ты знаешь, считаюсь одним из ведущих экспертов Европы по драгоценным камням и украшениям с ними, – если бы эту брошь продавали с аукциона «Дом Друо» в Париже, вполне можно было за нее выручить до 500 тысяч долларов.

– Да, когда речь идет о таких раритетах, о крови не думают. Интересная история, – подытожил Зрелов.

– Она еще интереснее, чем тебе кажется. Я расскажу тебе ее конец, или точнее – продолжение. Только я уже продрог немного после нагрузки, не пора ли в сауну?

Они вышли из тренажерного зала, прошли по узкому коридорчику, уютно обитому приятно пахнущей свежей «вагонкой» и, раздевшись в предбаннике, вошли в жаркую истому сауны.

– Ах, хорошо!.. – фыркнул Петр и повернулся к другу. – Ну, так чем кончилась история и, напомню все же, какое отношение она имеет ко мне?

– После множества, как у нас говорят, следственных действий, – спокойно продолжил Егор, – удалось однозначно доказать: у коллекционера, так хитроумно убитого в своей закрытой изнутри квартире, было два «букета» знаменитого мастера ХVIII века из драгкамней. Один «букет» все же, скорее всего, удалось найти и похитить преступнику. Второй он не обнаружил. Его нашли наши парни.

– Тебе удалось выйти на преступника?

– Если ты имеешь в виду исполнителя, то нет, да это и не важно.

– Как так не важно? – возмутился Петр. – Если вам удалось даже установить внешний вид и кое-какие факты его биографии...

– То это никак нам не может помочь. Поверь моему опыту. Он либо уже выехал из страны, либо...

– Убит?

– Ты сам ответил на свой вопрос.

– Он ведь не нашел вторую брошь? И значит...

– Ничего это не значит: заказчик точно не глуп и, даже если он оставил в живых исполнителя, не пошлет его завершать задание. За оставшейся в России брошью будет охотиться уже другой исполнитель, так что наши знания о первом не имеют, увы, никакой ценности.

– А заказчик?

– А вот эта фигура приобретает в результате наших расследований значительный объем. Мы знаем о нем совсем немного.

– Что же?

– А то, что уже и ты знаешь: что он коллекционирует «ню» европейских мастеров и произведения ювелирного искусства ХVIII века, причем, судя по всему, одного типа, а именно – «букеты» из драгоценных камней на золотой или платиновой основе.

– Но эта информация мало стоит, – хмыкнул Зрелов. – Все равно что искать песчинку на пляже...

– Э, нет! – покачал пальцем Егор. – Так же как ты можешь по какому-нибудь «чипу» или электронной плате сказать, откуда они, так и я, имея подобные сведения, могу назвать точно, а не приблизительно имя заказчика.

– Но как?

– Очень просто. Людей, собирающих конкретные ювелирные украшения, может быть несколько десятков в мире; тех, кто собирает «ню», – несколько сотен. Отбираем среди них очень богатых, способных организовать такую дорогостоящую экспедицию в другую страну; остается сравнительно небольшой круг подозреваемых. Отсеиваем тех, кто собирает только «ню» или только драгоценности или, во всяком случае, не то и другое одновременно. Остается...

– Остается?

– Остается всего один человек.

– И ты назовешь его имя?

– Извини, нет. Я знаю его имя. Но, как говорят, в интересах следствия даже тебе не назову. Извини, разумеется, я тебе доверяю полностью, иначе не рассказывал бы эту историю. Но...

– Понятно. У каждой профессии, как говорится, свои издержки.

– А теперь...

– А теперь ты мне наконец скажешь, какое отношение этот детектив имеет ко мне? – проворчал разомлевший Зрелов.

– Скажу, – тоже расслабленно кивнул Егор.

– Наконец-то. А то я уж собирался поднять температуру в сауне, чтобы ослабить твою волю и заставить тебя, как у вас говорят, расколоться.

– У нас так не говорят. Но это не важно. Я и так скажу. Коллекционер оказался болельщиком «Спартака». Причем, как это бывает, ты это и по Клубу «Спартак» знаешь, он страстно, самозабвенно болел за все спартаковские команды – и за футболистов, и за волейболистов, и за мастеров ручного мяча и баскетбола. Но особенно – за футболистов. У него мы во время обыска обнаружили массу книг о спартаковцах, кстати, и последний сборник – результат нашей совместной работы...

– Что не есть криминал, – рассмеялся Зрелов.

– Конечно. Как и то, что на видеомагнитофоне лежала кассета двух первых фильмов, инициированных и профинансированных Клубом и Фондом «Спартак» – в том числе «Спартак. Мифы и легенды футбола». Это говорит о разумности старичка и его хорошем вкусе. Более того, в самом видеомагнитофоне была вставлена кассета с записью матча на первенство «ЕвроТОТО»: «Спартак» – «Кишинеу», выигранный спартаковцами со счетом 5:2.