Текст книги "Гладиаторы ''Спартака''"

– Это как-то приблизило тебя к поимке заказчика убийства?

– Как ни странно, да. Дело в том, что у Клуба сейчас временные трудности, связанные с крупными вложениями в строительство новой спартаковской спортивной базы, на которой предполагалось проводить тренировки спортивного резерва и футболистов, и хоккеистов, и других игровиков.

– Да, это мой любимый проект, – выдохнув из легких горячий воздух и вытирая пот, льющийся со лба, заметил Петр. – Там что хорошо: оздоровительная база, все структуры укрепления общефизической подготовки, сауны, кабинеты релаксации, психологического восстановления, тренажерные залы – общие, и в то же время у каждого игрового вида спорта – свои открытые площадки и свои закрытые... Очень экономично. Но плохо делать Клуб «Спартак» не привык. А чтоб хорошо... Словом, ты прав, мы заметно вышли за рамки намеченной сметы.

– Сколько нужно, чтобы закончить строительство в ближайшие два-три месяца?

– Где-то около 700 тысяч долларов. Плюс-минус 20 тысяч.

– Так вот, спешу тебя порадовать, хотя это и связано с горечью от трагедии: коллекционер Шаповалов за неделю до своей смерти, или, точнее, гибели, продал Государственному музею изобразительных искусств, «Третьяковке» и «Эрмитажу» в Санкт-Петербурге картин и рисунков западноевропейских и русских мастеров ХV-XIХ вв. как раз на сумму в 780 тысяч долларов.

– А какое отношение это имеет к «Спартаку»?

– Мы нашли его завещание. Все деньги положены на цифровой валютный счет в Сбербанке и завещаны, кому бы ты думал?

– Фонду «Спартак» Клуба «Спартак»? – догадался Петр.

– Я поздравляю холдинг «Диалог» с быстропросчитывающим варианты президентом, – улыбнулся Егор.

– Да... Интересно. И все же...

– В день убийства коллекционера или, скажем, плюс-минус один день... Смерть наши эксперты определили по времени приблизительно. Все-таки труп пролежал около десяти дней. Так вот, была предпринята попытка снять деньги со счета или, поскольку такие деньги Сбербанк наличными в один день выдать не может, перевести эти деньги на другой счет.

– Скажем, в Париж? – подсказал Петр.

– И опять правильно, – кивнул Егор.

– Удалось? – тревожно спросил Зрелов.

– Слава Богу, нет. В Сбербанке оказались люди бдительные. Под разными предлогами задержали операцию на два дня. А на третий «владелец» цифрового счета (который, кстати, в своей заявке на перевод денег очень точно подделал подпись Шаповалова, а на паспорте Шаповалова, сканированном в Сбербанке, только через четыре дня эксперты сумели определить, что фотография наклеена на место, на котором была ранее другая, – ну очень чистая работа), так вот на третий день «владелец» сберкнижки все же не появился.

– Сдали нервы?

– Похоже.

– И о чем это все говорит?

– А тут, дружище, интереснейший пасьянс выходит. Если, опять же, исходя из того, что заказчик похищения броши и рисунка Хогарта – это конкретное, выявленное нами лицо, и это же лицо заказывает хищение крупной суммы денег, которые могли бы однозначно укрепить спортивную базу «Спартака», то...

– Этот мерзавец – враг «Спартака»! – заключил Зрелов.

– Увы, – согласился Патрикеев. – И очень богатый, влиятельный, сильный и подлый. Тут он, из жадности, попытался решить две задачи сразу: и приобрести за дешево раритет для своей личной коллекции, и нанести заметный вред «Спартаку».

– Но зачем? Ну, сумел бы его исполнитель увести со счета старика эту крупную сумму, ну, приостановили бы мы окончание строительства спартаковской базы... Но ведь все равно же достроили бы. Это во-первых. А во-вторых, у каждой игровой спартаковской команды и сейчас неплохие спортивные базы.

– Весь вопрос как раз во времени. Чем сейчас занимается футбольная команда «Спартака»?

– Готовится после победы в Риме к очередному матчу в Кубке «ЕвроТОТО».

– Это чисто спортивная задача? – уточнил Егор.

– Не только, – посерьезнел Петр. – Каждый выигрыш команды приносит неплохие призы. А если помечтать и представить себе, что команда Романцева выиграет и сам кубок, то...

– То финансовые проблемы футбольного «Спартака», по крайней мере, на ближайшие годы будет решена. Но одновременно победа «Спартака», как ты догадываешься, принесет...

– Огромные убытки тем, кто ставил в тотализаторе на другие команды.

– И следовательно, достаточно богатые и влиятельные члены международного Клуба «ЕвроТОТО», уже поставившие заранее на какую-то другую команду, будут терпеть огромные убытки.

– Ты считаешь, что этот коллекционер – заказчик убийства играет против «Спартака»?

– Уверен, теперь уже точно уверен в этом.

– Странно как-то. Не привыкли еще мы к этим, как раньше писали, «звериным оскалам капитализма».

– Общественный строй тут особой роли не играет. Но факт остается фактом. Игра идет.

– И в ней, похоже, разрешены самые запретные приемы. И судей покупают, и...

– С судьями мы, кстати, будем подавать апелляцию – судейство в Риме было явно необъективное. Хотя к Ларсену претензий нет.

– Думаю, всем нам, спартаковским болельщикам, нужно готовиться к большим переживаниям в ходе игры за Кубок «ЕвроТОТО». А нам, в прокуратуре, в МВД и ФСБ, нужно готовиться к самым причудливым преступлениям, которые могут быть совершены против спартаковцев, чтобы помешать им выиграть этот Кубок.

– Ты серьезно веришь в то, что они смогут это сделать? Важнее то, что в это верит наш коллекционер-заказчик Парижа...

ГЛАВА 15
РИМСКИЕ КАНИКУЛЫ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

"...Едва прекратился бой, раздался резкий звук букции, предупреждавший победителей о нападении на них нового врага.

Это был Спартак, только что появившийся на поле сражения. Хотя его легионы устали от трудного перехода, он сразу расположил их в боевом порядке, призвал отомстить за гибель товарищей, и они лавиной обрушились на легионы консула Геллия, среди которых царило смятение..."

Ансамбль Капитолия образуют три здания: в центре – перестроенное Микеланджело из средневековой ратуши здание палаццо деи Сенатори, справа – палаццо Консерватори, слева – построенное ему в пару здание Капитолийского музея. Между ними образуется площадь трапециевидной формы, расширяющаяся по мере приближения ко дворцу Сенаторов.

Возле статуи императора Марка Аврелия всегда толпятся туристы, галдят продавцы сувениров и напитков. Здесь легко затеряться.

Пока Марчелло ехал на своем стареньком «фиате» из спального района, Верду успел дать несколько распоряжений по сотовому и из телефона-автомата. Говорил кодом, используя ключевые слова и оговоренные ранее сдвиги по времени и в пространстве. Так что когда Марчелло с трудом припарковал свою машину на узкой улочке, ведущей к площади, для него уже были готовы «схроны».

– Вы не были на матче? – спросил Марчелло неожиданно появившегося в толпе Поля.

– Был, – коротко ответил тот, давая понять, что не намерен откровенничать с «незнакомым» человеком.

– А я не был. Весь Рим был, а я – нет. Это все Мария. Вечно ей приспичит накануне матча. Ну, вы понимаете... Мы не так давно женаты, чтобы я мог отказать. О, мадонна! Я подозреваю, что она это делает нарочно. Чтоб я не ходил на стадион: ей кажется, что там я могу увлечься какой-нибудь девицей. Ну, вы понимаете. После женитьбы и рождения Маурицио Мария немного располнела. И ей кажется, что на стадион ходят красивые стройные девицы. Мы-то знаем, что там в основном мужчины. Про счет я слышал по радио. Один гол даже видел по телевизору. Но, к сожалению, не в наши ворота. Эти спартаковцы – это что-то... С ними невозможно играть.

Верду закатил глаза, давая понять, что для конспирации Марчелло даже переусердствовал.

Оглянувшись и убедившись, что толпа японских экскурсантов самозабвенно слушает юркого востроносого римского чичероне, он почти не разжимая губ, короткими фразами передал задание:

– От площади Венеции – налево – церковь Иль Джезу.

– Церковь иезуитов, я знаю.

– Помолчи ради Бога, только слушай. За «Пьеттой» работы Чезаре Корсини – газетный сверток. Там прибор. С его помощью сканируешь и передашь по вложенному в сверток цветному мини-факсу, работающему на батарейках, по уже настроенному каналу, абоненту изображение пропуска в зону заправки самолетов, улетающих сегодня. После чего спустишься в пиццерию на Кампо деи Фьори и будешь ждать, когда тебе девушка продаст букетик фиалок. В нем найдешь готовый пропуск со всеми системами защиты. Выйдешь из пиццерии...

– А пиццу я могу съесть? Ту, что приготовила Мария, я даже не успел попробовать.

– Можешь. Только быстро. Свернешь налево....

– На пьяцца Фарнезе?

– Да. Там к тебе подойдет молодой человек, продающий видеокассеты. Купи одну из них.

– Какую?

– Ту, которую он тебе даст, идиот.

– А деньги?

– За четкое выполнение задания ты получишь 50 тысяч долларов.

– В пересчете на лиры это будет...

– Потом сосчитаешь. Это хорошие деньги...

– Но у меня с собой нет ни лиры...

– А, проклятье, возьми! – Верду протянул нерасторопному итальянцу купюру и тяжело вздохнул.

«С какими идиотами приходится работать! Слава Богу, это последнее задание Марчелло. Он давно израсходовал свои ресурсы», – подумал он.

– Там кино? – спросил слегка возбужденный Марчелло.

– Да. С этим «кином», воспользовавшись пропуском, ты пройдешь в ангар, где стоят готовящиеся к отлету самолеты. Надеюсь, что в сам аэропорт ты проникнешь благодаря своему удостоверению.

– Да, конечно.

– Помолчи, ради всего святого! Слушай: ты войдешь в помещение, где отдыхают служащие ангара, предложишь им порнофильм для просмотра.

– О, так это порно? Крутое?

– Помолчи, – заскрежетал зубами Поль. – Отдашь им фильм, скажешь, что зайдешь за ним через пару часов. Дождись, чтобы они вставили кассету в видеомагнитофон и начали смотреть. Все. Больше от тебя ничего не требуется. Сразу выходи с территории аэропорта. Вход и выход на территорию фиксируется?

– Да...

– Это хорошо. Отправляйся домой к Марии доедать свою пиццу...

– С грибами, анчоусами и сыром...

– Вот именно. Завтра утром тебе привезут бандероль. А может даже сегодня вечером. Постарайся открыть ее где-нибудь вне дома, чтобы Мария не видела, как много денег заработал за один день ее шустрый Марчелло.

– Почему?

– Потому что женщины легко привыкают к хорошему. И она будет требовать с тебя каждый день по 50 тысяч долларов. А я не уверен, что у меня будет так много сложных заданий для тебя.

– Ну, вообще-то задание не такое уж и сложное.

– Это только на первый взгляд, ты все понял? Если что-то сделаешь не так, денег не получишь.

– Я все, все понял, ты можешь быть во мне уверен, сержант.

– Никаких имен и званий...

– Да, конечно. Но эти косоглазые друзья ни хрена не понимают ни по-английски, ни по-итальянски, ни по-французски. Придурки...

– Сам придурок, – обиженно ответил один из японцев, стоявший неподалеку.

Это только кажется, что все азиаты похожи друг на друга. Верду немало заданий босса выполнил в странах этого региона и научился отличать живущих там людей. Этого он запомнил. Как запомнил и номер автобуса, привезшего японскую группу в центр Рима.

На всякий случай он взял жесткими пальцами Марчелло за жирный локоток и отвел в сторону, за автобус.

– А теперь главное. В футляре кассеты будет небольшой пакетик кристаллического вещества. Когда ты убедишься, что вся охрана от лайнеров отошла и собралась с заправщиками и ремонтниками в комнате отдыха в ангаре...

– А это произойдет? – удивленно поднял черные густые брови Марчелло.

– Непременно, если ты все сделаешь как надо. Так вот, убедившись, что возле самолетов нет охраны, ты подойдешь в строго определенный час, когда вторым пилотом уже будет произведен слив топлива для анализов, когда у лайнеров не будет охраны, и засыплешь в баки по горсти этого порошка. Ты все понял.

– Да, конечно. – Марчелло надул щеки, как это умел делать великий дуче Италии Бенито Муссолини; хотел было, в связи с выявившейся сложностью задания попросить добавки к гонорару за вредность, но, увидев непроницаемое лицо своего бывшего командира по Иностранному легиону, понял, что выбрал для этого не лучшее время.

Когда Марчелло, чуть согнув растренированные после возвращения из Африки плечи, двинулся в сторону церкви Иль Джезу, Поль осмотрел площадь, убедился, что ничего подозрительного вокруг не происходит, и направился вслед за стайкой весело и возбужденно лопочущих что-то на своем птичьем языке японцев к их автобусу.

Нужного «раскосого» он остановил у самого трапа. Осторожно, стараясь быть вежливым, взял его крепкой ладонью за предплечье и протянул с максимально доброжелательной улыбкой, какую только мог выдавить из своего обожженного южными ветрами лица, открытку с видом Капитолия.

– На память. Не обижайтесь на моего придурковатого друга. Он итальянец. А итальянцы в отличие от японцев чрезмерно болтливы.

– О, конечно, я не обижаюсь. Спасибо за сувенир. Откуда вы знаете японский?

– Оттуда же, откуда вы – французский. Изучил из любопытства.

– Любопытство двигает науку, а наука содействует прогрессу общества.

На том и расстались.

Японец забрался в автобус, прошел к своему месту, сел у окна. Верду было видно, как он сунул открытку в «органайзер», после чего машинально потер уголки губ и ноздри носа. Этого прикосновения оказалось вполне достаточно. Японец закатил глаза, и голова его вяло опустилась на плечо. Никаких вскриков, никакой эпилептической, привлекающей внимание окружающих конвульсии. Человек утомился на экскурсии и заснул.

И только один Поль знал, что японец, на свою беду знавший европейские языки, уже никогда не проснется.

Теперь оставалось только ждать. Верду поехал в сторону аэропорта, нашел там неподалеку пиццерию, заказал белое вино и большую пиццу с грибами и помидорами и стал ждать. В углу пиццерии работал большой телевизор, в режиме «нон-стоп» передающий новости компании Ти-Си-Эн.

ГЛАВА 16
БОУЛИНГ – ИГРА ЧЕМПИОНОВ, ИЛИ ВЗРЫВ В ПАРГОЛОВО

"...Проходя мимо умирающего, гречанка бросила на него равнодушный взгляд.

– Теперь я все понял, – воскликнул Эномай. – Подлая куртизанка... Спартак ни в чем не виноват. Ты... была и есть преступница... Будь проклята...

Он свалился на землю и больше уже не проронил ни слова, не сделал ни одного движения.

При первых словах проклятий Эвтибида повернулась, взглянула гневно на него, даже сделала несколько шагов к нему, но, увидя, что он умирает, остановилась, протянула свою маленькую белую руку, залитую его кровью, и с жестом проклятия воскликнула:

– К Эребу! Наконец-то я увидела умирающим и в отчаянии верного соратника Спартака! Да ниспошлют мне великие боги, чтобы я увидела также и мучительную смерть проклятого Спартака.

И она направилась в ту сторону, откуда доносился гул нового сражения..."

Борис Михайлович Кардашов сидел в мягком глубоком кресле в светлом, почти лишенном мебели кабинете здания центрального аппарата Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровке, 15-а и уныло рассматривал стены своего нового и как будто бы лишенного обаяния кабинета. В старом кабинете у него на стенах висели картины Валерия Поволяева, Егора Патрикеева, Ларисы Малининой – не самых, может быть, известных живописцев, но это были его друзья и, может быть потому, мастерами они ему казались превосходными. Во всяком случае, ему нравились их сочные натюрморты...

Но в новом кабинете на Большой Дмитровке предстоял ремонт. Раньше здесь находился зал приемов международно-правового управления и стены были украшены легкомысленными виньетками из гипса, покрытого золотой краской.

Кардашов был сторонником умеренного реализма, а дружба с доктором искусствоведения полковником Егором Патрикеевым и вовсе приучила его ценить только настоящее искусство.

«Вот закончим ремонт, перевешу сюда картины из старого кабинета на Кузнецком мосту и...»

Тут он задумался.

Хорошо бы, конечно, повесить на одну из стен русский зимний пейзаж. Левитана или Саврасова. Да только где ж Саврасова взять?

Вот найдут ребята из питерской прокуратуры пейзаж «Зимнее утро» Алексея Саврасова, похищенный из частного собрания 34-летнего Якова Сергеева... Тогда, перед тем как возвращать владельцу, можно было бы недельку понаслаждаться хорошей живописью. Уже, кажется, и на след вышли. У Сергеева дед – известный авиаконструктор, умерший в 1970 году. Хорошую коллекцию живописи завещал сыну и внуку. Сын – тоже инженер, да и внук не глуп. Но дурак. Познакомился в гостинице «Аврора» с двумя красотками. Пригласил в гости. Привез новых знакомых на дачу в Парголово (когда-то, кстати, принадлежавшую деду), где прекрасно провел время. Секс втроем им, видите ли, был позарез нужен!..

Кардашов прошелся развалистой медвежьей походкой по кабинету. В полупустом помещении шаги гулко отдались где-то во чреве напольных (старых, но не старинных) часов.

Часики-то не от времен ли незабвенного Руденко? А то и Вышинского? Всё, кажется, поменяли в прокуратуре, а какая-то старая вещь нет-нет да проявится в интерьере...

Он подошел к окну. На Большой Дмитровке еще продолжались работы по замене старых подземных коммуникаций, и прямо напротив окон его кабинета совершенный японский долболоб мытарил измученную мостовую.

– Ишь, старательный какой... Вот и тот внук авиаконструктора – тоже был парнишка обязательный, как этот долболом земляной. Утром – на службу в свое КБ заспешил. А девчушек будить пожалел. Вернулся – ни красавиц, ни полотна, написанного Саврасовым в 1884 году и оцененного в 170 тысяч рублей.

Последнюю фразу Кардашов почему-то произнес вслух.

– Между прочим, не единственный случай, – вмешался в размышления старого друга вошедший в кабинет полковник Патрикеев.

На людях они конечно же поддерживали субординацию: Кардашов был генерал-полковником, а Патрикеев – просто полковником, не генералом. Он часто шутил – «я генеральный полковник, потому что работаю в Генеральной прокуратуре». Но шуткой его обиды и ограничивались. Все-таки был он хоть и доктором, профессором, академиком, но – не юристом, а искусствоведом. А не юристам в прокуратуре генералов хило давали.

Когда же друзья оставались наедине, то, естественно, звали друг друга на «ты» и по имени.

– Картины стали пропадать у коллекционеров прямо-таки в геометрической прогрессии. Тебе про питерскую кражонку сообщили, а у нас она не единственная. За три последних дня – кража маленького поясного портрета полуобнаженной девушки работы Франсуа Буше. Между прочим, на 2 тысячи долларов тянет, покруче, чем твой Саврасов. Еще в разработке похищение рисунка Рембрандта – эскиз обнаженного женского тела, скорее всего – к «Данае», тоже недешевенький, и самое главное – похищение из коллекции академика Фарбштейна в Москве прелестной работы Камила Коро «Туалет» 1859 года. Реплика известной по многим каталогам работы из частного собрания в Париже.

– А московская работа была известна искусствоведам?

– В том-то и дело, что нет. Фарбштейн купил ее у другого частного коллекционера, и ни первый владелец, ни последний никогда работу не репродуцировали в каталогах и альбомах.

– Полагаешь, есть какая-то связь между кражей работы Буше... – нахмурился Кардашов. – Кстати, где она похищена?

– Портрет полуобнаженной девушки украден из частной коллекции петрозаводского врача Григория Островского, -начал объяснение Патрикеев, – рисунок Рембрандта ван Рейна, точнее – эскиз к «Данае» (будем считать этот факт установленным), – также никогда не репродуцировался и известен лишь по воспоминаниям современников. Украден вчера вечером из частного собрания Владислава Баранова в Химках, и, наконец, дивное полотно Коро умыкнули из частной коллекции Ларисы Земляникиной в Строгино.

– Квартиры коллекционеров были взяты на охрану?

– Конечно.

– Почерк один?

– Ничего общего: в одном случае – подбор ключей, отключение охраны. Во втором случае – ложное ограбление квартиры, отключение охраны в местном отделении милиции, приезд, актирование, новое подключение; снова попытка ограбления без следов и преступников. На третий раз система не сработала. Вынесли только эту работу.

– А коллекция хорошая? – продолжал допытываться генерал.

– Одна из лучших в Москве. Но что интересно: пейзажи и натюрморты не тронули, все портреты – на своих местах. Взяли единственную «ню» в собрании, – отметил Патрикеев.

– А третий случай?

– Похож на питерский. Две очаровательные дамы знакомятся, якобы случайно, с «молодым» человеком лет шестидесяти. Пока его жены, владелицы коллекции известного искусствоведа, не было дома (она уезжала в командировку в Париж), этот старый хрыч привел бабенок в свою квартиру, снял ее с охраны, выпил чайку с коньячишком и отключился.

– Клофелин? – предположил Кардашов.

– Нет, барбаломин, но результат тот же. Когда очнулся, картины не было.

– Видишь здесь какую-то связь?

– Пока не знаю, – пожал плечами Патрикеев. – Между питерской кражей и похищением картины Коро – связь есть, но чисто внешняя. В обоих случаях действовали мошенницы на доверии, «ночные бабочки». Но короткий промежуток между кражами. И главное – разные объекты. А вот между всеми московскими кражами связь, несмотря на разные методики хищения, куда более глубокая.

– Думаешь, все еще «фулюганит» наш старый знакомый – барон де Понсе?

– Почти уверен.

– Что ж мы, так на него и не выйдем? – посетовал генерал.

– Выйдем конечно. Куда он денется, – успокоил его Патрикеев.

– Но ведь кражи, совершенные ранее, так и не раскрыты...

– Работают профессионалы. Причем для меня уже нет сомнения, что среди них – бывшие сотрудники силовых ведомств нашей страны, – сказал Патрикеев.

– Почерк, что ли, похож? – насупился Кардашов.

– Да нет... Есть агентурные наводки...

– Ну, про все секреты можешь даже мне не рассказывать, тем более что, поговаривают, у нас стены слышат.

– Как раз стены-то и слышат.

– И кто же нами интересуется?

– Так я и сказал.

– А что ты насчет агентов говорил?

– Хочу, как и в «деле доктора Морова», ввести в действие свой, так сказать, резерв главного командования. Помнишь тех двух бывших спецназовцев внутренних войск, которых я взял на работу год назад, когда там у них было первое крупное сокращение?

– Помню, конечно, – интересные парни.

– То-то и оно, что интересные. Не просто сильные, тренированные, ловкие да быстрые. Но еще и умные, смекалистые. Хочу их послать...

– Куда?

– А туда, где живет некий господин, коллекционирующий «ню».

– Они что, искусствоведы? – поинтересовался Патрикеев.

– Нет, они по другой части, – сказал Кардашов. – Но когда они зайдут так далеко, что понадобятся искусствоведческие консультации и экспертизы, я, с твоего позволения, слетаю в этот чудный город. А может быть, даже прихвачу в командировку одного нашего с тобой старого приятеля...

– Как он?

– Сделали ему после сердечного приступа в Германии прямо там, в Мюнхене, операцию по шунтированию, зажило вроде бы. Хотя у него инсулино-независимый диабет, ранки пустяшные плохо затягиваются. А тут сосуды возле сердца...

– Одно слово, Германия...

– Но тем не менее не без проблем.

– Осложнения? – посочувствовал Кардашов.

– Нет, чуть не выписали за нарушение режима, – рассмеялся Егор.

– Он вроде бы мужик по этой части сдержанный...

– По этой – да. Но он сбежал раньше срока, как старый разведчик, с переодеванием, машиной за углом, знакомой приятельницей-немочкой, которая держала прижатым к груди его любимый серый костюм с красной искоркой...

– Куда сбежал? – не понял генерал.

– В Мюнхенскую пинакотеку. Полюбоваться своими любимыми импрессионистами...

– Неужели выписали из клиники?

– Нет, конечно, за него вступилась вся мюнхенская общественность: написали в клинику, что профессор Юрий Федорович Милованов-Миловидов был официально приглашен для атрибуции редкой картины Дега «Обнаженная балерина у станка».

– Опять обнаженная натура... – хмыкнул Кардашов. – Надеюсь, ее еще наш Барончик не украл?

– Надеюсь, что нет, – Патрикеев был невозмутим. – В дорогих музеях, видишь ли, дорогая, а значит, надежная система охраны. Не то что у наших коллекционеров...

– Это ведь все действительно очень дорогие вещи. А наш «герой» идет на очень крупные траты. Откуда деньги немереные?

– От бриллиантов, сырых алмазов и – от «ЕвроТОТО». Из очень конфиденциального источника ко мне пришла, как уголовники говорят, «малява».

– Ну-ну, «колись», полковник, – рассмеялся Кардашов.

– В очень ограниченном кругу людей, близких к «ЕвроТОТО-1» – тотализатору, в который играют европейские миллионеры, где гуляют очень крупные ставки и где резвятся многие наши криминальные и, как бы это помягче сказать, высокопоставленные миллиардеры, прошел слух...

– Не хватает еще, чтобы мы в прокуратуре слухам верили...

– У меня, как ты знаешь, к каждому слуху приделывается бирочка, – спокойно продолжал Патрикеев, – и он отправляется в базу данных, там отлеживается, корреспондируется с данными агентуры, с материалами открытой печати, с «сливами» информации в криминальной среде, мои аналитики все это сравнивают, и в сухом остатке...

– Что же в «сухом остатке»?

– Весьма интересный факт. Оказывается, Барончик поставил очень крупную сумму на победу в «ЕвроТОТО» розыгрыша 2000-2001 годов «Барсы»...

– Ну и что? Какая связь?

– А другой очень крупный представитель так называемой «русской мафии» за рубежом, некто Муса или Иса Назимов или Азимов, – мои ребята над этим работают, но вопрос не наш...

– Что значит – не ваш?

– А то и значит: Барончик – наш клиент по бриллиантам и антиквариату. А у Исы-Мусы бизнес не по нашей компетенции – нефть, алюминий, политическое лоббирование в России и – торговля девочками, наркотиками, оружием из Европы в Азию, «туда и обратно».

– Свяжись с ребятами из соответствующих отделов... – тут же посоветовал генерал.

– Уже в контакте... – откликнулся Патрикеев.

– С ФСБ? Таможенным комитетом?

– Тоже в связке.

– Помощь нужна?

– Пока нет. Может быть, попрошу поддержать мою просьбу о направлении в Париж в длительную служебную командировку двух моих парней.

– Ты же знаешь, у нас нет денег, даже чтобы послать одного «важняка» в Женеву или Цюрих по крупным делам, а тут – экскурсия в Париж... – поморщился Кардашов.

– Не экскурсия, а очень тяжелая и опасная работа, – пояснил Патрикеев. – Это во-первых. А во-вторых, мне нужно, чтобы их просто отпустили в командировку, так сказать, за «свой счет».

– А откуда у них свой счет?

– Это уже моя забота, – заверил друга Патрикеев. – Они будут там на самоокупаемости, как наши разведчики-нелегалы во время войны. У меня приятель, к сожалению, ныне покойный, полковник внешней разведки, пять лет со своей очаровательной женой Стасей и сыном Николя прожил в Париже, – торговал персидскими коврами. Мало что семью содержал, так еще и нашим нелегалам кое-что подбрасывал в критических ситуациях. Да ты его знаешь.

– Кого, разведчика этого?

– Нет, его сына. Это Коля Мамедов. Он сейчас, кажется, в военно-страховой компании работает. А в прошлом – тоже разведчик, служил в Анголе и Мозамбике. Да-да, это тот самый Николя, который бегал по парижской лавочке между старинными персидскими коврами!

– Заморочил ты мне голову! – отмахнулся Кардашов. – Коля-Николя, ковры персидские, командировка без командировочных.... Они что, твои парни, там тоже коврами будут торговать?

– Зачем? – удивился Патрикеев. – Но на булку с сыром и стакан красного вина они себе заработают. А здесь их семьям чтоб обычная зарплата шла. Ничего невозможного не прошу.

– Ладно. Поддержу у Генерального. Ты по Барончику будешь работать?

– Не только. И по Исе Назимову тоже. Тут клубочек получился, с двух сторон придется распутывать. А здесь, в России, займемся куртизанками, похищающими картины с обнаженной натурой...

Только ушел Егор, как снова зазвонил телефон. Кардашов мельком глянул на часы: было уже девять вечера, неудержимо вдруг захотелось есть и спать, – вроде бы взаимоисключающие действия, а вот на тебе. Перед приходом Егора вот так же мягко верещала вертушка АТС-2. Звонил прокурор Санкт-Петербурга. Произведен подрыв неизвестного взрывного устройства на лестничной площадке, где проживает вице-президент Международного Фонда «Спартак» по Санкт-Петербургу Николай Иванович Свиридов. Кардашов знал этого исключительно порядочного, степенного внешне и чрезвычайно оперативного и динамичного в работе бывшего полковника внутренних войск. Кандидат юридических наук, Свиридов всю правовую часть Фонда «Спартак» выверял так, что, не говоря уж о налоговой инспекции или полиции, даже у криминальных группировок Питера, вечно пытающихся втереться в легальный бизнес, с одной стороны, или предложить свои деньги какому-нибудь международному фонду, с другой, не было претензий.

А вообще-то криминал давно пытался проникнуть в неправительственные спортивные структуры. Когда различные спортивные клубы и объединения, фонды и союзы были лишены приятных льгот по лицензированию деятельности коммерческого типа, льгот на поставки в страну табака и алкоголя, эти ОПГ (организованные преступные группы) как будто бы поотстали от спортивных фондов. Помогать спортсменам они и раньше не собирались, а поживиться теперь, кажется, уже было нечем. Во всяком случае, Кардашов не мог припомнить другое покушение на жизнь и имущество спортивных фондов за последний год.

Взрыв в Питере был слабенький. По словам Ермилова, прокурора города, – демонстрационный. По такому пустяку и не стоило бы беспокоить заместителя Генерального прокурора страны. Но Ермилов знал, что Кардашов – страстный болельщик «Спартака», это раз, и, во-вторых, не мог не знать, что Борис Михайлович дружит с президентом Клуба «Спартак» академиком Петром Зреловым. Тем более что они вместе приезжали в Питер на матч «Зенит» – «Спартак». «Спартак» тогда, как и ожидали Зрелов и Кардашов, выиграл. А «Зенит», естественно, проиграл. Чего почему-то никак не ожидал Ермилов. Он обиделся на москвичей, утверждая, что «Спартаку» подсуживают.

– Напротив, – горячился Зрелов, – «Спартака» всегда засуживают. Особенно в международных матчах. Да и во внутреннем чемпионате – сплошь и рядом.

– Почему это, позвольте вас спросить? – язвил Ермилов.

– Да потому, что самую сильную, талантливую, яркую команду, – тут у Зрелова светлые глаза вспыхнули ярким пламенем спортивного фанатизма, – всегда засуживают. Это традиция. И на поле хозяев судьи всегда снисходительнее к ним и беспощаднее к гостям. Это же элементарно...

– Ватсон, – хмыкнул Кардашов.

– Что-что?

– Я говорю, «элементарно, Ватсон».

– Так и вы, Борис Михайлович, склонны присоединиться к этому абсурдному утверждению? – надул губы Ермилов. – Вот уж никак не ожидал от вас. Всегда считал, что вы человек объективный.

– А я объективно и присоединяюсь к утверждению Петра.

...Давний болельщик «Зенита», Ермилов, сообщая об инциденте на Кронверкской в Питере, был печален, словно неприятности случились у его любимых зенитовцев.