Текст книги "Крафт"

Крафт

Прервав полёт над прудом, маленькая чайка камнем кинулась вниз, схватила кусок хлеба и так же стремительно взлетела. Рыжая утка-огарь вытянула шею, открыв было клюв ущипнуть чайку, но так и осталась ни с чем. Высоко над деревьями летали похожие на чаек птицы с огромными крыльями. Было приятно смотреть на их кружение, да и вообще вверх, в небо. Хотелось задуматься о высоком, как наверняка сказал бы кто-то из прохожих. Был обычный московский день, с утра обещали грозу и ветер, но они так и не начались.

– Здесь уже кормят, – нетерпеливо пропищал недовольный голос.

– Пойдём дальше, – рассудительно ответили ему.

– Везде кормят, – заметил третий, старческий.

Митя не стал оборачиваться. Он отломил от горбушки батона кусок и запустил как можно дальше. Несколько крякв резко рванули к пище, ринулась туда и чайка. Из зарослей рогоза вынырнул шустрый утёнок, схватил кусок хлеба и уплыл от взрослых птиц, огибая их резкими зигзагами. Утки вытягивали шею, нападая на птенца, но он оторвался от всех преследователей и стал поедать добычу. Митя отломил ещё кусок, бросил в другую сторону – и птицы устремились туда. Он посмотрел на оставшийся ломоть, переложил в другую руку, сильно отклонился назад и зашвырнул в пруд. Увидев крупный кусок, к нему помчались чайки, самая прыткая выхватила хлеб, но другие тотчас набросились и, не успев взлететь, птица выронила добычу. Кряквы и чайки, истошно крича, бросились делить хлеб, а Митя достал новую буханку. Самые смелые птицы выходили на берег, приближались к нему вплотную, глядели пристально. Казалось, их можно схватить, вот только Митя боялся, что утка извернётся и укусит. Он рассыпал хлеб вдоль берега, и птицы торопливо подъедали его. Между неповоротливыми кряквами сновали воробьи и синички, выхватывая крошки, а пара ворон на ближайшем дереве высматривала, на кого напасть. Митя удовлетворённо хмыкнул, глядя на птичью возню. Из воды вылез суетливый огарь; прижав к земле голову и вытянув шею, он быстро распугал мирных крякв.

– Огари агрессивные, – сказал Митя. – На этом пруду их мало, а на моём, возле дома, они захватили всё. Слышишь, Алён?

Он обернулся. Рядом стояла высокая блондинка, худая как спичка, с круглым лицом, большими глазами и маленьким вздёрнутым носиком, из-за которого Мите всё время казалось, что она вот-вот расплачется. Но она улыбнулась.

– Ты, кажется, уже рассказывал, – осторожно ответила она.

– Ну да, – кивнул Митя. Он протянул хлеб, Алёна отломила кусок, но не спешила кормить птиц. Её лицо стало задумчивым.

– Дай мне-то хлеб, – раздался визжащий детский голос. Он был настолько близко, что Митя обернулся. Со всех ног к воде бежал мальчик с батоном, за ним торопились родители. Ребёнок не переставая кричал, размахивал руками. Алёна заметила, как дёрнулись уголки губ Мити, как он надвинул на лоб кепку, застегнул пуговицы плаща и пошёл к пешеходной дорожке. Она направилась было за ним, но вдруг остановилась, дёрнула за рукав:

– Смотри!

Большая птица, из тех, что летали выше деревьев, спустилась к воде, выхватила рыбу и, взмахнув тяжёлыми крыльями, устремилась в свои небеса.

Войдя в подъезд, Митя завернул к почтовым ящикам. Выгреб рекламные листовки, газеты, программки местных депутатов.

– Платёжка, – буркнул себе под нос. На дне ящика нашёлся и конверт с надписью «Подарок». Толстый.

Кряхтя, Митя порылся в карманах плаща, отыскал ключ, несколько раз провернул в замочной скважине.

– Заело, что ли? – покрутил ещё, выругался. Наконец дверь поддалась. Его резко обдало теплом – квартира нагрелась, пока хозяина не было дома.

– Душно, – проворчал Митя, сбрасывая ботинки. Кинул платёжку и конверт на тумбу. – Подарок же, ну вот и как выкинешь!

Прошёл на кухню, сполоснул руки, распахнул окно. В помещение ворвался свежий воздух, на подоконник, жадно водя носом, запрыгнул большой рыжий кот.

– Вот и хорошо, – приговаривал Митя, насыпая коту корм. Затем прицепил магнит на холодильник – такие приходили каждый месяц вместе с предложением банка взять кредит.

Митя долго возился на балконе. Проделал дырки на дне пластикового горшка, поискал подставку, вернулся в коридор и достал из кармана плаща каштан. Отнёс в ванную, намочил, вернулся к горшку и закопал каштан в землю. Обильно полил из графина с водой. Постоял на балконе, посмотрел на вечерний город.

Решил занять конец дня фильмом. Неспешно листал сайт торрентов, читал аннотации, отзывы. Смотрел подборки: «10 жизнеутверждающих фильмов, вселяющих оптимизм», «ТОП-7 про любовь», «12 фильмов с неожиданным финалом, которые никого не оставят равнодушным». Переходя по ссылкам, Митя качал головой, скептически ухмылялся и бубнил под нос: фигня какая-то, это видел, ну, может, нормально, фигня. На колени запрыгнул кот, заурчал, потёрся о руку. «Фильм поднимает важные для современного общества проблемы гендерной идентичности, – прочитал Митя. – Главный герой, трансгендер, ежедневно справляется с насмешками, ненавистью и агрессией. Его жизнь особенно трудна в патриархальном обществе».

– Чёрт, – Митя сжал челюсти.

Не глядя закрыл страницу с фон Триером и, нервно вздохнув, с «Паразитами». Заинтересовался «Золотой перчаткой», но скачивать не стал: герой казался похожим на персонажа Слейтера из старого фильма «Он был тихоней», и не хотелось смотреть на такой типаж снова. Глянул, что там со «Звёздными войнами», не вышел ли новый сезон сериала «Достало», в оригинале Sick Of It.

Зевнул, ненадолго застыл перед монитором: кажется, среди новинок совсем не было интересных. Принялся листать новости, чтобы убить время, и наконец один из материалов привлёк внимание. Митя наклонился над экраном, погрузился в чтение и даже перестал гладить кота:

Все люди смертны. Большинство умирают от старости. Кто-то погибает насильственной смертью, другие – внезапно из-за опасных патологий организма или непосильных чрезвычайных нагрузок, которым подвергаются в относительно короткий промежуток времени. Но есть и те, кто, казалось бы, скончавшись, всё же возвращается к жизни через несколько минут, словно «воскреснув», по какой-то неведомой причине.

Митя засопел, стараясь быстрее проглотить буквы и фразы, чтобы добраться до сути статьи, но краем глаза заметил, как загорелся экран телефона. Высветилось имя и замельтешил кружок с изображением трубки. Митя поднёс палец к телефону, долго раздумывая, куда сместить кружок, вверх или вниз экрана, и машинально продолжал читать статью:

…состояние человека, при котором возвращение к полноценной жизни ещё возможно, так как процессы жизнедеятельности ещё полностью не угасают.

– Заходи, выходной же, – услышал наконец в трубке. – Эй, ты чего там, спишь?

В окне резко качнулась ветка, и Митя почувствовал смутную тревогу: о чём-то это ему напомнило, вот только никак не мог вспомнить о чём. Он встал из-за стола и подошёл к окну. Друг жил на первом этаже, поэтому Митя смог разглядеть молодую маму с ребёнком, которые удалялись по узкой дорожке вдоль дома. Они держали по охапке листьев. Митя проводил их взглядом. Друг недоумённо посмотрел на него и продолжил жевать фисташки.

– Каштан, – сказал наконец Митя.

– Ну, – вяло отозвался друг.

– Мне нравятся каштаны. Когда смотрю на каштан, то словно оказываюсь в другом месте. Как будто в другом городе или, может быть, даже в другом времени.

– Каштаны для этого и придуманы, – бросил друг, расщепляя орех. Митя изумлённо взглянул на него. – И, кстати, чем тебе наш город не нравится?

– Да нормальный город, – заторможенно ответил Митя. – А ещё у меня такой же возле работы. Каждый день мимо него – туда-сюда, туда-сюда.

– Ты хочешь сказать, что сейчас на работе окажешься? – ухмыльнулся друг. – Посмотрев на каштан за окном?

– Ну нет уж, Тёма, воскресенье. Заслужил не думать о работе. Зато утром буду как штык.

– Как штык, – усмехнулся друг.

– Слушай, зачем ты усы отрастил?

– На новой службе все с усами.

– Когда ты отучишься говорить «на службе»?

– А когда ты отучишься говорить «когда ты отучишься»?

– Так и чего у вас? – Митя тоже принялся за фисташки. – Начальство тоже с усами?

– Ага, – друг кивнул. – Такое совпадение.

– Не думаю, – ляпнул Митя.

– Ты просто кладезь мемов.

– Ненавижу мемы. А тебе типа начальник за усы премию выпишет?

Артём уставился на него как на ненормального.

– Ага. Догонит и ещё раз выпишет.

Помолчали.

– Собаку-то пойдёшь выгуливать?

Друг задумался, словно столкнулся с задачей, заведомо неразрешимой. Митя нетерпеливо толкнул его:

– Ну?

– Ладно, – Артём посмотрел в окно. – Только куртку одену.

– Тебе сколько лет? – поморщился Митя. – Когда запомнишь: «надену»? Правильно говорить «надену».

Во взгляде друга он прочитал лёгкое презрение.

– А интересно, правильно говорить, что на тебе: одежда или надежда? И ты на что-то надеешься или, может быть, одеешься?

– Чё за ерунду ты несёшь?

– А это, вот ещё! Почему говорят «надень», но при этом «переодень»? Почему не «перенадень», а?

– Пса не забудь, умник. Запер в комнате – ещё говорит, что животных любит!

– Закройся, – коротко отрезал друг.

Пока Артём одевался, Митя достал телефон. Чертыхнулся: новые сообщения.

> Когда теперь встретимся?

>> Можно в будни.

> Опять пойдём уток кормить?

>> Ну а что? —

написал Митя. Открыл мессенджер – сообщение от начальства: вот несколько контактов, телефоны и Телеграм, пиши, не ленись, звони, дадут тебе инфу для недельных карточек. Сообщение сопровождала картинка с сумасшедшим клоуном, который показывал знак пальцами типа здорово или о’кей. Митя скривился, как от боли, положил телефон в карман.

– Так вот, помнишь, чего я хотел сказать, – они уже шли по улице, и Митя оживился, торопливо шёл, размахивал руками, – про богатых?

– А чего про них? – пожал плечами Тёма.

– Ну мы говорили. Про мир богачей. Ты же всё такой: хочу больше денег. А зачем? Я раньше тоже хотел стать богатым. В детстве, потом в универе. Да большую часть жизни. Думал, что у них там совсем другой мир, что, разбогатев, человек становится иным, а главное, попадает совсем в другую реальность.

– А разве не так? – хмыкнул друг.

– Но у них то же самое! – почти вскрикнул Митя. – Может, розетки более навороченные, но всё равно розетки, или унитазы золотые, но всё равно ведь унитазы. Подъезды, лестницы, двери, – они по всему этому идут, в зеркала смотрятся, одеялами накрываются. Не знаю, в окна там выглядывают, с утра включают свет, едят, в конце концов, еду. Другую, но едят! И даже самый знаменитый артист возвращается после концерта домой. В такси ли, машине своей, по тем же дорогам, в такой же мир, огороженный стенами, ну может быть, из лучшего материала. Но ведь всё то же самое: лампа может перегореть, потолок протечь, труба лопнуть от старости. А вокруг тот же воздух, та же природа, небо такое же. Понимаешь, Тёма? Нет там никакой фантастики, никакого волшебства. Богатые имеют доступ к эксклюзивному, к элитному, но всё это то же самое, что есть у всех, просто другое. Они не имеют доступа к чему-то такому, о чём вообще не было бы известно, чего не могло бы быть в принципе не у богатых. К чему-то принципиально новому, я бы сказал неземному, а?

– Наверное, – спокойно сказал Артём.

– Вот и я говорю: нет ничего, почему стоило бы реально туда стремиться! – почти торжествующе закончил Митя. – В чём смысл становиться богатым? Ни в чём! Слава – другое дело.

– Богатство, слава, – перебил друг. – Я тут ремонт делал, нашёл старый дендик. Помнишь, там футбол такой дурацкий?

– С видом сверху? – Митя немного опешил, но разговор поддержал. Вспомнил, как морозными вечерами они, старшеклассники, вертели в руках допотопные джойстики, орали на всю квартиру: «Иду на лобовое столкновение с вратарем, и.» Чем закончилась та атака? Голом? Штангой? Угловым?

Они поиграли, вернувшись домой. Митя понял, что за все эти годы, сколько их там прошло, совсем разучился играть в футбол. Даже в такой, где вид сверху.

– Если бы ты не забил свои восемь, я бы уже вёл в счёте два-ноль, – сказал он в шутку, надеясь, что матч скорее завершится.

Он вспомнил и другие крики: как когда-то сидели в кафе, купив на последние деньги бутылку пива на двоих, и смотрели последний тур чемпионата – в тот вечер их клуб взял золото. А недавно, засидевшись с Артёмом до ночи, он стучал кулаком по столу, выл на Луну, повисшую в рамке форточки: «Я не такой! Я не сука! Не думай, Артём! Я совсем не сука! Я ещё жив. Я изменился, но я не стал другим. Я не сука, не сука, не сука!»

– Оставайся, нет?

– Чего? – Митя вывалился из воспоминаний.

– Оставайся, говорю.

Они молча пили чай. Митя смотрел на время, потом уходил. Так бывало часто. Митя никогда не оставался, шёл домой.

Завидев впереди остановку, Митя сбавил шаг. «С какой стороны обойти? Если с правой – меня ждёт счастье, если с левой. Не так. Если обойду с правой – меня в ближайшее время ждёт счастье, вот так. А если с левой? Тогда что? Не так, нет. Если обойду с левой – меня ждёт простое счастье, а если с правой – то сложное. В ближайшее время, да».

Он резко шагнул вправо. За полуночной остановкой выросла фигура человека, казавшаяся гигантской и будто вылепленной из глины. Голем высился над тощим Митей в тревожном плащике и не давал ему пройти. Митя поднял удивлённый взгляд.

– Закурить есть? – спросил гигант, будто высек искры из своего камня.

Митя инстинктивно посмотрел по сторонам: людей не было. Сунул руку в карман плаща, покопался, выудил помятую пачку, открыл, протянул чудовищу.

– Благодарю, – удовлетворённо прорычал просящий. Лучина огня осветила каменное лицо, нос, напомнивший Мите об истуканах с острова Пасхи, на котором он никогда не побывает – что же, увидел хотя бы так.

Какое-то время Митя простоял, держа пачку в вытянутой руке. Потом подошёл автобус.

Ему показалось, что он видит глубокий сон. Но это был не сон, а воспоминания. Митя ехал в маршрутке, самой обыкновенной, только не в этом городе, а далёком, южном, куда его, подростка, вчерашнего мальчика, отправили родители на лето, чтобы не мешал. Был последний день поездки, и Митя, которому всё здесь наскучило, катился к бабушке, собираться в дорогу. Он помнил то настроение: не хотелось ни ехать домой, ни оставаться в чужом незнакомом городе, где кроме моря у него ничего и не было. Старый микроавтобус шатался на поворотах, и он в майке, шортах и шлёпанцах смешно подпрыгивал на заднем сиденье. Пытался рассмотреть в окне однообразные дома и остановки, но больно ударился носом о стекло. Даже теперь, вспоминая эту давнюю поездку, Митя морщил нос и инстинктивно отворачивался.

Когда он отвернулся в тот раз, в детстве, то встретился глазами с девушкой. Она была высокой, с короткой стрижкой, в ярком топике или что там носили в ту пору девчонки. Девушка смотрела прямо на Митю, и её взгляд казался слишком откровенным. Митя выдержал пару секунд, но всё же опустил глаза. Взгляд скользнул по груди, загорелому животу, молнией бросился к ногам и, будто обжёгшись, снова вернулся, встретился с её взглядом. Девушка улыбалась, но не насмехалась над ним, в её глазах загорелся интерес, пусть и слишком настойчивый. Маршрутку снова качнуло, и Митя вдруг завалился на девушку. Покраснел и резко отпрянул, но она, казалось, прильнула к нему и качнулась в обратную сторону следом за Митей. Он уставился в окно, но понял, что долго так сидеть нельзя, это будет глупо. Нужно что-то придумать, но что? Ведь она молча смотрела, улыбалась. У мальчика ещё не было девушки, хотя ему очень хотелось.

Она определённо старше, понял он, но на пару-тройку лет. С ней ехала подруга, но совсем не примечательная, маленькая, некрасивая. Девушка всё меньше обращала на неё внимания и почти неотрывно смотрела на Митю – а потом вдруг что-то случилось. Он почувствовал, как всё тело будто пронзило током, и увидел её руку на своём колене. Митя не успел ничего придумать. Девушка приблизилась и шепнула ему прямо в ухо:

– А ты красивый.

Митя никогда не слышал этих слов, не ощущал так близко горячего дыхания. Он чувствовал, что его молодое тело теряло контроль, а сам он словно оцепенел: хотел открыть рот – но ничего не мог из себя выдавить, лишь наблюдал, куда же двинется её взгляд, куда направится тёплая рука. Его слегка затрясло, но он справился.

– Ты тоже, – наконец выдохнул Митя. И отрешённо заметил, как отодвигает руку девушки, мягко, но настойчиво. Он вдруг подумал, что совсем не знает, что делать, как вести себя в следующую секунду. И тогда же испытал другое, неизведанное прежде чувство: ему вдруг захотелось, чтобы всё закончилось. Сильнее всего на свете, сильнее её красоты, жарких слов, возможного прекрасного знакомства Митя захотел, чтобы можно было снова уткнуться в стекло и разглядывать улицы, чтобы можно было забыть всё, как будто ничего и не было. Но этого не случилось.

– Давай выйдем, – предложила девушка. – Погуляем?

Митя попытался улыбнуться, но вышла кривая ухмылка. Он смотрел на девушку, и его охватывало полное оцепенение. Его взгляд становился виноватым, непонимающим, испугавшимся, отстранённым – каким угодно, но только не счастливым, не заинтересованным. «Мне же завтра уезжать», – подумал Митя. Он знал, что там, куда ему ехать, его ещё долго не будут ждать – каникулы не кончались, спешить было не нужно, достаточно просто прийти к бабушке и сказать: я останусь ещё на недельку? И Митя помнил об этом, когда смотрел в глаза девушке, ловил ускользающую улыбку. Ведь она, кажется, начинала догадываться о его сомнениях, но всё ещё была не против, стоило лишь не потерять оставшиеся секунды.

Митя потерял их. Он помнил, что ему надо уезжать, и оправдал себя. Встреться ему эта девушка не за день до отъезда, а раньше, – ведь Митя неделями ходил, не зная, чем себя занять, – то он, наверное, сделал бы всё иначе. Улыбнулся, сказал бы: пойдём. И вышел бы с ней на остановке. Митя не знал, к чему всё привело бы, ведь открывались сотни вариантов, миллиарды жизней, которые он мог прожить, но не проживёт никогда, улыбались ему, жарко шептали на ухо, держали его за колено. Воздух стал красно-жёлтым желе, и Митя с незнакомкой тряслись на соседних креслах, не зная, остаться ли в маршрутке или выйти. Митя решал за двоих, но так и не решил ни за кого. Он даже не ответил, не придумал, что сказать.

Она вышла из маршрутки, уже не улыбаясь Мите – она даже не взглянула на него. За ней серой тенью прошмыгнула подруга. Там был небольшой сквер: квадратные клумбы, скамейки, фонтан. И, кажется, тоже росли каштаны. Да, это ведь был южный город, город больших каштанов. Целая аллея, вспомнил Митя. Потом воспоминания ушли.

Проснувшись, Митя первым делом узнал, что, оказывается, названо безопасное для здоровья количество яиц в день. Учёные из Гарвардского университета не рекомендуют есть больше двух штук, да и то лишь дважды в неделю. В остальные дни нужно ограничиваться максимум одним яйцом, иначе гарантированы проблемы с холестерином, сердцем и сосудами.

Эта информация вывалилась из ленты новостей первой. Митя торопливо пролистал её, зевнул, отложил телефон: пора торопиться. Забежал в ванную, намочил взъерошенные волосы, пригладил. Торопливо почистил зубы. Провёл туда-сюда бритвой. Оделся. Накинул плащ, помятую тёплую кепку и вышел. У лифта громко выругался: зонт! Вернулся, забежал в комнату, собрал просохший зонт, посмотрел в зеркало, улыбнулся.

Вскоре он уже катился на метро. Разрезая ткань сна, звучал знакомый бодрый голос: «Станция Обрыдлое». Митя поднялся, зашагал мимо серых колонн.

– Дождь собирается. Сегодня тот ещё будет, с грозами, с ветром.

– С чего бы?

– Не знаю, МЧС предупредило.

Митя постепенно осознавал, что уже находится на работе. Пил чай, жевал утренние бутерброды, совершал ещё какие-то действия: открывал файлы на мониторе, заходил в сеть. Его коллеги, кажется, уже пришли в себя после выходных и теперь изображали активность.

– А, ну не зря с собой зонт взял, – откликнулся Митя просто чтобы ответить.

– Слушайте, ребзя, а куда звонить, если лампа мигает? – оживился коллега. Митя едва не подпрыгнул.

– Слышь, толстяк! – крикнул он. – А не задолбал ли ты со своей лампой?

– Ты посмотри, – воскликнул толстяк. – Ты посмотри на эту лампу, она постоянно мигает. Тебе-то что – не над твоим столом! Как работать в таких условиях?

Митя ухмыльнулся.

– Валик, ну ты уже про эту лампу две недели говоришь, – протянула Мария. – Звони пятьдесят-семнадцать, я ж говорила, – девушка зевнула и потянулась.

– Ага, и тебе говорил, и тебе, – раскрасневшийся Валик пыхтел, жестикулировал, даже погрозил Марии пальцем. – А ты ничего не сделаешь.

– Звони, – Мария уставилась на него с вызовом. – Тебе сказали, звони, жирдяй!

– Значит так, хватит, – прервал их строгий голос. Митя машинально поднял голову и увидел невысокого мужчину в костюме.

– Борис, здрасьте, – тускло произнёс он.

– Забор покрасьте, – резко, но беззлобно парировал начальник. – Чего такой вялый? – он оглядел кабинет. – А вы все? Ну-ка, собираемся, неделя предстоит. Читали чат?

– Читали, – отозвался Валик.

– Ну так чего не отвечаем? Ребята, собираемся, ну что за дела? Скоро в коворкинге будем работать, если не хотите по-хорошему.

– Где? – Валик выкатил глаза и принял глуповатый вид. – В коровнике?

– Вон, Дмитрию не нужно объяснять, правда? – начальник повернулся к Мите, который еле справился с зевотой. – Он и опенспейса-то боится как огня, а уж коворкинг… Будешь плохо работать – пойдёшь в коворкинг, понял?

– Да весь наш город сплошной коворкинг, – заметил Митя.

– Я бы сказала, коливинг, – встряла Мария. – Читали о таком?

– Чего вы так не любите наш город? – слегка возмутился Борис.

– Ничего, – пожал плечами Митя. – Нормальный город.

– У тебя всё нормальное. А ты, остряк, – начальник вспомнил о Вале, – займись уже делом. Сорок карточек на тебе сегодня.

Валентин завозился на рабочем месте, застучал по клавиатуре, заворчал.

– Всё-таки глупостью занимаемся, Борис Сергеевич. Ну согласитесь, а? Вот посторонний человек поймёт, что это за карточки? Зачем они нужны? Зачем мы тут сидим, что делаем?

– Десять лет уже, – вставил Митя. – А это в лучшем случае – одна восьмая жизни.

Борис махнул рукой, изобразив бессилие.

– И позвони уже, Машка, – сказал он. – Пускай эту лампу сделают.

– Мария Алексеевна я, – надулась девушка.

– Да, зайди ко мне, задания распределим.

Митя бросил взгляд на уходящую коллегу: невысокая, с косичкой, в бесформенной юбке, кофте, платке – и это летом, пускай и дожди.

– Чего они там только распределяют? – заговорщицки спросил Валик, когда они остались вдвоём. Митя откинулся в кресле и неподвижно смотрел на экран. Коллега не успокаивался.

– Слышал, есть такая программа – имитация офисной деятельности? С утра прочитал.

– Я тебя умоляю, вся наша жизнь имитация офисной деятельности, – простонал Митя.

– Нет, это настоящая программа. Она тебе пишет: нажми сюда, напечатай такое-то слово, открой десять новых окон, отправь несуществующее письмо. А, каково?

– Что каково?

– Ну иди сюда, покажу, – глаза коллеги блестели, но Митя не поддался.

В углу кабинета послышался шум, и он поднял бровь.

– Я на обед, вам что-то взять? Аллё, я на обед, говорю! Есть кто живой?

– Сорян, Мария, – отозвался Валик. – Увлёкся тут одной программкой, хочешь покажу?

– Господи, что за бред у нас здесь происходит? – отозвался Митя. – Уже обед?

– Да, куда только катится мир? – поддержал Валик.

– Ну вот, проснулся – теперь поешь, – рассмеялась Мария. – Чего взять-то?

– Счастья возьми, – сказал Митя. – Да столько, чтоб не съесть было.

– И чтоб никто не остался обиженным, – добавил Валик.

– Я провожу, – Митя подошёл к вешалке, натянул серый плащ, пригладил редкие волосы, вопросительно посмотрел на Марию. Девушка направилась в коридор, мимо кулера, большого офисного принтера, коробок, заваленных бумажным барахлом, открыла дверь на улицу. Митя неспешно следовал за ней, по пути заглянул в кабинет программистов, помахал рукой и вышел в дождь. На крыльце стоял охранник, Митя не знал его: на этой должности люди часто менялись. Поздоровался.

– Курить? – спросил охранник.

– Не, я бросаю, – Митя сплюнул под ноги, достал пластинку жевательной резинки, скрутил, положил в рот. – Ритуал нравится.

Мужчина понимающе кивнул. Митя прошёл дальше. От крыльца тянулась короткая тропка до самой калитки, а за ней начиналась тихая улица. Справа – детский сад, напротив – отделение полиции, невысокие жилые дома и угол футбольного поля, спрятанного во дворах: иногда Митя видел, как забивают голы. За перекрёстком – магазин «Продукты», туда шла Мария, и Митя в задумчивости проводил её взглядом, пока она не скрылась из виду. Пахло цветущей черёмухой, яблоней. На деревьях у отделения распустились знакомые свечки – здесь тоже рос каштан. Много лет Митя смотрел на него и когда курил на крыльце, и когда бросал. «Вот и лето», – подумал Митя. Дождь заканчивался, пробивалось солнце, и Митя невольно улыбнулся.

Радость.

– Ну а это у вас что? – спросил он человека за прилавком – крепкого бородача в плотной клетчатой рубахе. Ему нравилось здесь находиться. Разноцветные красивые бутылочки, мягко обволакиваемые направленным светом в полутёмном подвальном помещении, красивые этикетки с интригующими картинками, а то и с увлекательными историями – всё создавало атмосферу предвкушения чего-то необычного, путешествия в царство спокойствия, умиротворения. Так было для Мити. Здесь он чувствовал себя лучше, чем в офисе, затравленном тусклыми лампами.

– Это гезе, типа как ты брал в прошлый раз. Вкусов – тьма! Абрикос, морская соль, лимон. Есть брусника, на выходных завезли. Манго-папайя на кране, свежий.

– Точно, брал, – неловко рассмеялся Митя. – Всё и не упомнишь. Солёное вроде.

– Ну, это как вариант, – сказал бородач. – У производителей разные оттенки. Вот это, подольское, ближе к сурелю, а в углу, возле тебя – питерский крафт. Напоминает больше милкшейк. Но у них не классический гезе. Я бы это назвал: художник так видит.

– Как вы сказали? – растерялся Митя.

– Милкшейки, вон стоит линейка, правые два ряда наверху. Те, что ближе к тебе, Эспэбэ. Они сладенькие больше, Питер же.

– Нет-нет, что вы до этого сказали? Серый эль?

– Сурель, – усмехнулся продавец. – Ну или саур, тоже говорят. Кислые сорта.

– И что в них интересного?

– Освежают. Горечь вообще не чувствуется. Никакого хмелевого послевкусия. Молочная кислотность. И без спиртовых ноток.

– Даже здесь? – Митя показал на маленькую бутылку с розовой этикеткой и своеобразной крышкой. Казалось, что это сироп от кашля «Бронхобос», но никак не пиво. Тем и привлекла внимание. Похоже, бутылочка стояла в ряду сурелей. Митя угадал.

– О, эта не так проста, как кажется! – рассмеялся продавец. – Вообще неплохой выбор, но не всем нравится. Если честно, я вот его не понял, но коллега на выходных пил, говорит, зашло на ура, бомбически.

Так, что на смену до сих пор не вышел.

– Жёсткое? – только и спросил Митя.

– Ха-ха, убойный отдел, как говорится. Это тоже сур, но концентрация предельная. Его держат в бочке до двух лет, поэтому вкус немного винный.

– Но не особо ведь крепкое? – поинтересовался Митя, для порядка – он уже посмотрел этикетку.

– Семь градусов. Для понедельника самое то.

– Да ладно, мне же не напиваться, – Митя схватил бутылочку и поставил на прилавок.

– Это всё? – прищурился бородач.

– Налейте ещё из крана литр. Манго. А лучше полтора.

– Не вопрос, – продавец поставил пластиковую бутылку, открыл кран. – Давай на ты, может? Ты вроде недавно здесь, но думаю, станешь частым гостем, – он вернулся к прилавку и протянул Мите карту: – Держи, накопительная скидка.

– Ну можно и на ты. Хотя я. – уклончиво ответил Митя.

– Живёшь здесь рядом?

– Да, здесь, через парк. На углу Кислого и Обвислой.

– Это что, шутка? – продавец немного опешил.

– Нет, гляньте в Яндексе, – Митя посмотрел на него искоса.

– Бывает же. И давно ты там?

– Уж раньше, чем вы открылись.

– Ну вот, договорились же на ты! Держи! – продавец снова оживился и поставил на прилавок пиво.

– Спасибо, – ответил Митя. – Всего доброго.

– С таким адресом – точно сурель, – крикнул вдогонку бородач. Митя уже закрыл дверь и с удовольствием вдохнул летнего воздуха. Город остывал после очередного бешеного дня. Прогулка через красивый парк радовала Митю. Он сделал несколько шагов, как к нему навстречу бросился незнакомый парень. Митя инстинктивно отшатнулся:

– Денег нет, – отрезал он.

– Денег? Какие деньги? – незнакомец разочарованно покачал головой.

– Курить бросаю, – на всякий случай добавил Митя.

– А вот это верно, – поддержал незнакомец.

Серая футболка, чёрные джинсы, ремень, ботинки – парень выглядел вполне чисто и аккуратно. Мите стало неловко за догадку о деньгах.

– Извините, – он направился к переходу.

– Слушай, давай выпьем! – крикнул парень. Кажется, он был слегка пьян. Митя остановился, повернулся и громко сказал, глядя на парня:

– Я не пью.

Незнакомца это не остановило. Он шёл к Мите и не собирался умолкать:

– Да не здесь, не это всё выпьем, чего здесь пить! Чего ты туда ходишь? Это всё для хипстеров, айтишников, бородачей, а ты ж нормальный парень! Слушай, ну давай поговорим! Я ж вижу, ты нормальный, ну, поговорим?

Митя покачал головой. Он чувствовал себя неловко среди этих пивоваров, продавцов и знатоков, но не хотел отказывать себе в удовольствии. На секунду он задумался, стоит ли всё это объяснять незнакомцу, который нагло остановил его возле выхода и что-то требует, чего-то хочет от него, чужого человека. Ну конечно же, нет. Не стоит.

– А, я знаю, я понял! Ты пьёшь один, – незнакомец срывался на хохот. – Всё понятно с тобой! Ты пьёшь один, парень!

В ожидании заказа они смотрели друг на друга и не знали, что говорить. На летней террасе было прохладно, колыхались красивые шторки, качались деревья вдоль небольшого озера. Им нравилось здесь. Неловкости не было: Митя смотрел на Алёну и ощущал радость. Это были толчки, выбросы радости – так бы сказал о них Митя, спроси его кто о них. Например, та, кто сидела напротив. Радость ощущалась ударами, синхронными с биением сердца, а значит, была настоящей, казалось Мите. Завибрировал телефон.

– Чёртов Телеграм.

– Начальство?

– А кто же!

– Мне тоже пишут, хоть ночью вставай и читай все эти чатики, – Алёна встряхнула головой.

– Хорошо бы не было всех этих телеграмов, вайберов, вотсапов, – Митя отложил телефон. – Раньше было рабочее время и нерабочее. Ведь жизнь, она когда? Только в нерабочее. Теперь работа вламывается в жизнь, хочет сама стать ею. И если ты против этого, то на тебя косятся с непониманием: как же так? Ведь ты представитель компании, а значит, должен быть им круглосуточно. А ничего, что я только в рабочее время представитель компании?