Текст книги "Мы еще вернемся в Крым"

«Все! Нокаут! – мелькнуло в голове Алексея. – Скоро не очухается!»

И еще подумал о том, что легко отделался. Могло быть хуже. Перевел дух. Надо же, патроны кончились… Вытер тыльной стороной ладони пересохшие губы. Посмотрел на гитлеровца. Тот не шевелился. Боксерским взглядом определил, что килограммов за девяносто потянет… Чистый тяжелый вес! Отвоевался, захватчик! Добивать лежачего немца не стал. Не захотел. Не в его правилах бить лежачего.

Алексей нагнулся, взял из рук немца тесак. Срезал кусок веревки, на которой вешали выстиранное белье. Перевернул гитлеровца на живот, завернул руки и связал их морским узлом. Потом и ноги спутал. Поднял шмайсер и зашагал к калитке. «Надо патрульных сюда прислать, – решил он, – пусть заберут и доставят фрица на сборный пункт для военнопленных». И еще подумал, что нечего ему шляться под бомбежкой и нарываться на такие неприятности.

Родной портовый город жил страхом и тревогой. Налет продолжался. С протяжным надрывным воем бомбардировщики, один за другим, пикировали на порт. Ухали разрывы бомб, отрывисто и торопливо стреляли зенитки, захлебывались крупнокалиберные пулеметы. И в этой напряженной какофонии Алексей привычным ухом артиллериста уловил глухие хлопки миномета. Он насторожился, прислушался. Стреляли из миномета, и где-то рядом, возможно, из соседнего двора. Слали мину за миной в порт, где идет разгрузка транспортов.

– Повылазили, гады, из щелей, – выругался боксер.

Решение пришло само собой: надо залезть на крышу ближайшего дома и сверху определить, где оживилось осиное гнездо, откуда ведут минометный обстрел. И направить в тот двор патрульных моряков, чтобы разделались с минометчиками.

Алексей осмотрелся. У ближайших домов высокие заборы и крепкие ворота. На стук не откроют. А у него ни одной гранаты, да и патроны в автомате кончились. Хорошо, что хоть немецкий прихватил. Передернул затвор, убедился, что есть патроны. Как же быть?

Взгляд остановился на старой акации, что росла близко от каменного забора. Он в напряженных ситуациях не привык долго размышлять. В боевой обстановке, как в бою на ринге, надо быстро принимать решение и действовать. Влезть на старую акацию ему не составляло большого труда. А дальше все просто. С забора перебрался на крышу дома, густо покрытую снегом. Сверху открывался вид на ближайшие дворы, на порт. А в порту, несмотря на бомбежку, шла разгрузка крупного транспортного судна.

Осторожно ступая по скользкой под слоем снега черепице, Алексей взобрался на конек крыши. И оттуда заглянул вниз во двор. И тихо присвистнул. Он увидел гитлеровских минометчиков. Немцы деловито и уверенно палили из двух минометов.

– Счас, гады недобитые, дам прикурить! – ругнулся Громов.

С крыши он видел, как со стороны порта по улице уже бежала группа вооруженных моряков. Их черные бушлаты были хорошо видны на заснеженной улице. Алексей порадовался, что наши успели засечь минометчиков.

– Счас дам прикурить, гады!

Он поспешил к трубе, чтобы за ней укрыться и сверху пальнуть из автомата по минометчикам. И тут произошло то, чего Алексей меньше всего предполагал и ожидал. Он оступился и поскользнулся на обледенелой черепице. На мгновение потерял равновесие. Нелепо взмахнул руками. Шлепнулся на задницу и, по склону крыши, как с ледяной горки, заскользил вниз, увлекая за собой лавину черепицы и снега.

– Хенде хох! Руки вверх! – падая с крыши, успел выкрикнуть Громов и пустил короткую очередь из немецкого автомата.

С шумом и грохотом, окутанный снежным облаком Громов свалился во двор, на головы минометчиков. Немцы, увидев матроса, на мгновение оторопели и в панике отпрянули от минометов. Алексей удачно приземлился, вскочил на ноги, вскинул автомат, двумя ударами сбил с минометов прицельные устройства и властно заорал:

– Хенде хох!

Трое солдат поспешно вздернули руки вверх. А другие минометчики, видя, что следом за моряком никто с крыши не прыгает, тут же кинулись к Алексею. Громов в упор, короткими очередями из автомата, уложил двоих и, отстреливаясь, попятился к воротам.

Тут на подмогу ему и подоспела группа десантников-моряков. Те минометчики, которые не сдались, были уничтожены в короткой схватке.

Пятерых пленных обыскали, отобрали оружие.

– Еще есть один, – сказал Громов

– Этот откуда еще взялся? Мы ж вроде всех, кто не сдался, прикончили?

– Тут рядом, – ответил Алексей, – лежит связанный.

– Где?

– В соседнем дворе.

Главстаршина повернулся к пленным:

– А ну-ка, фрицы, едрена вошь, берите энтого гаденыша и своим ходом тащите на сборный пункт!

Четверо пленных подхватили связанного немца и, тихо ругаясь меж собой, понесли.

На широком, скуластом, обветренном лице главстаршины светилась улыбка. Он был доволен не только победным исходом короткого боя, но, главное, тем, что смог быстро выполнить приказ: обнаружить вражеские минометы и ликвидировать их.

– Ты с нами? – спросил главстаршина.

– Нет, – ответил Алексей. – Сами сдавайте фрицев, а мне в штаб надо.

Такой поворот дела вполне устраивал главстаршину. Взятие шестерых пленных и ликвидация двух минометов, естественно, тянули на серьезное поощрение или даже награду.

– Держи лапу, будем знакомы, – сказал он Громову. – Старшина первой статьи Иван Денисов! Заглядывай к нам на чаек.

– Алексей Громов. Старшина первой статьи, – в свою очередь, назвал себя Алексей.

– Ты случайно не из Новороссийской базы?

– Нет, из Севастополя, – ответил Громов и добавил: – Пока, братишки!

– Пока, братишка! – попрощался Денисов. – Кувалда у тебя приличная! Фриц до сих пор не очухался.

– Старшой, ты что ж, не признал его? – спросил командира высокий худощавый моряк в шапке, надвинутой на самые брови, когда Алексей удалился.

– Не, – ответил Денисов.

– Это ж сам Алексей Громов! Гордость флота! – уточнил высокий моряк. – Чемпион всего Военно-морского флота Советского Союза! Я сразу его приметил. Но не поверил, что это он самый. А как назвал он себя, сразу обрадовался. Он!

– Неужто он?

– Ага! Он самый! Знаменитый боксер! Первая перчатка! О нем газеты флотские писали и фотку его печатали.

– Я и вижу, что физия знакомая. Выходит, и он, знаменитый чемпион, в десантуре, как и мы?

– Чему удивляться? В десант, в отряд первого броска, отбирали лучших. Забыли, что ли, сколько комиссий, проверок проходили? – И с нескрываемой гордостью закончил: – Надо в бригаде рассказать, кого мы тут встретили!

Моряки проводили Алексея восторженными взглядами.

Глава пятая

1

Бои за Севастополь под Новый год и в первые дни 1942 года достигли высочайшего накала. Невидимая струна, на которой держалась оборона, натянулась до своего предела, и казалось, что она не выдержит и может лопнуть в любой момент.

Яростные атаки гитлеровцев, поддержанные танками, накатывались волнами, одна за другой. На все сектора севастопольской обороны обрушился шквал огня. Десятки немецких батарей, тяжелых и сверхтяжелых, вели непрерывный обстрел. И в это же время с раннего утра, одновременно, немецкая авиация, эскадрилья за эскадрильей, как стаи коршунов, наносила бомбовые удары на боевые позиции защитников, на городские кварталы и особенно на порт. Севастополь тонул в грохоте разрывов, пламени пожаров и густого дыма. Яркое южное солнце своими лучами не пробивало толщи туч смрада и дыма, и каждый новый день превращался в мрачные сумерки.

На командном пункте обороны, сооруженном в глубокой штольне, под толщей скалистых пород, электрические лампочки под потолком покачивались, пол под ногами постоянно тихо и нервно вздрагивал от близких разрывов крупных авиационных бомб. Но на это никто не обращал внимания: штабные работники к этому привыкли. Штаб жил своей, непонятной для постороннего глаза, четкой, ритмичной и в то же время напряженной жизнью. Постоянно звонили телефоны, звенели зуммеры, работали телеграфные аппараты, поступали боевые донесения, входили и спешно выходили военные, торопясь к своим частям и подразделениям.

Командный пункт был сердцем и мозговым центром обороны. Сюда, в штаб Приморской армии, стекалась информация со всех оборонительных рубежей, тыла, порта и города, здесь сходились и связывались в один узел все нити управления, принимались важные и оперативно срочные решения, посылались доклады в Москву, Верховному главнокомандующему, отдавались приказы.

Иван Ефимович Петров потер ладонями виски, покрасневшие глаза. Генерал чертовски устал, но держится, не показывает вида. Он третьи сутки спит урывками. Протер носовым платочком стекла пенсне и водрузил их на место. На краю стола, застеленного оперативной картой, стопкой лежали неотложные бумаги, оперативные донесения, доклады. Петров мысленно перенесся в Восточной Крым. Ночью пришло новое сообщение с Кавказа, из Поти, где расположился штаб Черноморского флота, от адмирала Октябрьского:

«Войска Закавказского фронта и корабли Черноморского флота полностью овладели Феодосией, выходят на оперативный простор Керченского полуострова в тылы противнику, осаждающему Севастополь».

Конечно, получив такое известие, можно было бы возликовать и расслабиться. Но генерал Петров был достаточно опытным военачальником, чтобы позволить себе допустить такой промах. Он отлично понимал состояние Манштейна в эти дни и часы. Даже мысленно видел его, как тот мечется в своем штабе. Радужные планы о новогоднем подарке фюреру, о славе покорителя Севастополя на фоне неудач немецких войск под Москвой, рушатся как карточный домик. Для борьбы с десантом, остановки наступления на Керченском полуострове нужны войска. А их у него нет. Необходимо снимать части из-под Севастополя, а это катастрофа. Спасти положение может только одно – взятие Севастополя или, в крайнем случае, хотя бы прорыв к Северной бухте!

Северная бухта – бесценный бриллиант в кольце обороны. Отсюда, с ее берегов, выдвинув мощные батареи, в кратчайший срок можно будет одним артиллерийским огнем стереть Севастополь, сравнять город с землей…

Именно такой ход событий и предвидел Иван Ефимович.

Спустя годы, уже после войны, фельдмаршал фон Манштейн признается в этом и напишет в своих воспоминаниях «Утерянные победы»:

«Было совершенно ясно, что необходимо срочно перебросить силы из-под Севастополя на угрожаемые участки. Всякое промедление было пагубно. Но можно ли было отказаться от наступления на Севастополь в такой момент, когда, казалось, что достаточно только последнего усилия, чтобы по крайней мере добиться контроля над бухтой Северной?»

Три дня назад Петров сам побывал в четвертом секторе обороны. В районе станции Мекензиевы Горы были введены в бой все полки дивизии, которой командовал полковник Гузь. Петров задержался на командном пункте дивизии. В боевой обстановке ближе познакомился с Николаем Олимпиевичем, человеком основательным, уверенным, отважным русским солдатом, который еще в годы Первой мировой войны был награжден двумя Георгиевскими крестами.

Вдвоем на местности они определили участки обороны каждому полку. Прощаясь, генерал строго повелел:

– У тебя особо важный сектор, и здесь будет нелегко. Поэтому, исходя из обстановки, на ближайшее время прими к исполнению такую схему управления, хотя ее ни в каком уставе нет: от бойцов в передовом окопе до командира роты – сорок метров, до командира батальона – двести метров, до командира полка – четыреста. А до твоего командного максимум – восемьсот метров, – и дружески, но твердо добавил: – Иначе в такой обстановке и на такой сложной местности оперативно управлять дивизией не сможешь.

Особенно ожесточенные бои в эти дни и развернулись именно в четвертом секторе обороны. Это был штурм отчаяния. Немцы, невзирая на большие потери, упорно рвались к Северной бухте. Железнодорожная станция и поселок Мекензиевы Горы несколько раз переходили из рук в руки. К концу третьего дня штурма противнику удалось немного вклиниться в стык между третьим и четвертым секторами обороны у железнодорожной станции Мекензиевы Горы.

– Уточнить обстановку! – потребовал Петров. – Какие силы прорвались?

– Прорвалось до батальона пехоты противника, – доложили из четвертого сектора. – Остановить их нечем. Наши потери убитыми и ранеными за два дня боев три тысячи пятьсот двадцать пять человек.

Остановить вклинившихся гитлеровцев действительно было некому и нечем. У командира дивизии и у командующего все резервы были исчерпаны.

– Нужен батальон. Хотя бы один батальон! – вслух рассуждал Петров и тут же повелел соединить с контр-адмиралом Жуковым.

– Гаврила Васильевич, беда нависла над Северной, – генерал кратко обрисовал обстановку. – Сможешь хоть чем-нибудь помочь?

Контр-адмирал Жуков, исполнявший обязанности командующего Севастопольским оборонительным районом в отсутствие адмирала Октябрьского, пообещал срочно найти людей.

– Только пехотных командиров у меня нет. Командира батальона подбери и назначь сам своим приказом.

Петров быстро припоминал и перебирал фамилии тех боевых офицеров, кто был жив и способен на выполнение такой ответственной задачи. Остановил выбор на майоре-пограничнике Шейкине. Он не молод, служит в армии с 1919 года, в Красную армию пришел с Путиловского завода. Во время обороны Одессы майор проявил себя мужественным и находчивым командиром.

– Где Шейкин? – спросил Петров у начальника штаба.

– Заместителем в полку Рубцова, первый сектор, – доложил генерал Крылов и уточнил, что пару месяцев назад в напряженное время начала обороны Севастополя майор сформировал сводный полк, в основном из пограничников и моряков, который проявил себя в боях под Балаклавой. – Сейчас полком командует Рубцов, Шейкин у него заместителем.

– Вызвать майора Шейкина!

Получив вызов по телефону, Шейкин быстро прибыл из-под Балаклавы. Уже в одном этом чувствовалась, что он сам понимает и ответственность момента, и то, что дорога каждая минута. В штаб просто так не вызывают!

– Майор Касьян Савельевич Шейкин прибыл по вашему приказанию! – четко доложил он. – Прямо с передовой.

Гладко выбрит, строен, подтянут, в форме пограничника с зелеными петлицами. В руке автомат, на груди – бинокль, на боку – полевая сумка. Во всем его облике виделась командирская жилка.

– Вы, майор Шейкин, назначаетесь командиром батальона моряков, – сказал Петров. – Батальон только что сформирован из моряков и перебрасывается на машинах в район Мекензия номер один. Туда сейчас доставят и вас. Представитель штаба четвертого сектора встретит вас у кордона Мекензия, пояснит обстановку и уточнит боевую задачу. Батальону придаются три танкетки. Запомните одно: немцы, которые прорвались в наши тылы, должны быть уничтожены!

Майор-пограничник не задал ни одного вопроса. Он понимал, что во всем разберется на месте, уточнит детали, а сейчас надо отправляться и действовать. Петров и начальник штаба Крылов пожали майору руку, и тот, козырнув, побежал к машине, которая уже ожидала его.

– Командир хорош, но плохо то, что большинство моряков, собранных в батальон, до этого дня друг друга не знали, – сочувственно произнес Крылов. – И совсем плохо то, что эти краснофлотцы никогда не воевали на суше. А бой им предстоит тяжелый, с опытным и опасным противником. По данным разведки, прорвался отборный ударный батальон, укомплектованный двухметровыми саксонцами.

– Свяжите меня с начальником артиллерии, – велел Петров.

Полковник Рыжи заверил командующего, что артиллеристы сделают все возможное, чтобы поддержать батальон, и, в свою очередь, обратился к Петрову:

– Прошу вас ускорить подвоз боеприпасов с Большой земли. Полевая артиллерия скоро останется без снарядов, а минометчики – без мин. К минометчикам мины возим прямо из цехов, где их изготовляют. А производительность нашего завода всего около одной тысячи мин в сутки. Для таких боев это же слезы!

– Адмирал Октябрьский сообщил, что в Новороссийске загружаются транспорты, и они через день должны прибыть, – ответил Петров.

А в это время под Мекензиевыми Горами шли приготовления к атаке. Комбат Шейкин, начальник штаба старший лейтенант Алексеев и комиссар Шмидт до этого никогда не встречались и не знали друг друга. Шейкин очень сожалел о том, что у него нет хотя бы одного дня для проведения тактических занятий с моряками.

Батальон состоял из пятисот краснофлотцев. Их разбили на три роты. Комбат, комиссар и начштаба распределили меж собой, кому и с какой ротой идти в бой.

Начальник артиллерии организовал огневую поддержку. Не теряя ни минуты, батальон пошел в атаку.

Бой был долгим и тяжелым.

Приданные батальону танкетки оказались бесполезными. Они застряли в чащобе и на пнях. Рота, которую вел начальник штаба батальона, полегла почти вся, погиб и старший лейтенант Алексеев. Понесли ощутимые потери и две другие роты. Майор Шейкин не один раз сам возглавлял атаку, ложился к пулемету, заменяя убитых пулеметчиков. Моряки сражались смело и отчаянно, отважно били врагов в рукопашной, громили их гранатами и штыками, пускали в дело захваченные немецкие автоматы и пулеметы.

Результат действий батальона превзошел все ожидания. Он выполнил свою задачу до конца. Ударный отряд отборных и тренированных гитлеровцев, прокладывавший путь своей дивизии, был разгромлен полностью. Он перестал существовать. Там, где прошел сводный батальон моряков, на земле остались лежать несколько сотен убитых немецких солдат и офицеров и все их оружие.

Войдя в азарт, моряки не только восстановили утраченные накануне позиции, а вырвались и за линию фронта, которая существовала до начала штурма. Они побывали и в немецких окопах, основательно наделали там шороха, а потом, по приказу командования сектором, вернулись в свои окопы.

С этого рубежа уже никто из моряков не отошел ни шагу назад. Этот рубеж держали уверенно и крепко всю зиму и весну до последнего яростного штурма Севастополя, до героических и трагических жарких дней июня 1942 года.

2

В этот же день, зимний и морозный, к Севастополю подошел отряд боевых кораблей – крейсеры «Красный Кавказ» и «Красный Крым», лидер «Ташкент», эскадренные миноносцы «Бодрый» и «Незаможник». На крейсере «Красный Кавказ» под флагом командующего Черноморским флотом находился контр-адмирал Октябрьский. На кораблях, главным образом на палубах, разместились бойцы 79‑й морской бригады с полным вооружением, еще десять маршевых рот, а в трюмах боеприпасы.

День выдался пасмурным, холодным, хмурым. На море лежал туман. Однако, несмотря на благоприятные погодные условия, приблизиться к городу и войти в бухты незамеченным отряду не удалось. Корабли были обнаружены самолетами врага на подходе к Севастополю. Артиллерия противника открыла огонь. Налетели жадной черной стаей немецкие бомбардировщики. От всплеска воды, бугристых водяных столбов, которые поднимали взорвавшиеся бомбы и снаряды, не было видно кораблей. Самолеты сбрасывали бомбы и одновременно обстреливали палубы из крупнокалиберных пулеметов и скорострельных пушек. А на палубах, в тесноте, находились бойцы морской бригады и солдаты маршевых рот.

Начался жаркий бой. Боевые корабли незамедлительно ответили стрельбой из всех видов оружия. Корабельные орудия стали стрелять по немецкой артиллерии, которая укрепилась на скалистых берегах. Зенитные батареи и пулеметные расчеты били по самолетам. Моряки морской бригады и солдаты, вскинув винтовки и автоматы, помогали зенитчикам и яростно палили по пикировавшим бомбардировщикам. Севастополь тоже включился в бой. Зенитная артиллерия помогала разгонять стаю хищных железных стервятников. Смело вступили в неравный бой и прикрыли корабли несколько одиноких наших истребителей, которые базировались здесь, на Херсонесском аэродроме.

Командующий Приморской армией генерал Петров, в окружении офицеров, ждал у причала. Он вышел встречать вице-адмирала Октябрьского, своего старшего начальника, командующего Черноморским флотом и одновременно СОРом, – Севастопольским оборонительным рубежом.

Иван Ефимович с волнением смотрел на корабли. Там, на крейсерах и эсминцах, его последняя надежда. Они везли необходимые боеприпасы и, главное, необходимый осажденному городу живой боевой резерв. И все это: и люди и боеприпасы – на его глазах могло так и не дойти до причала, могло рухнуть под воду, уйти на дно…И самое обидное, что он, видя все это, ничем не мог помочь! Единственное, что было в его возможностях, так это артиллерийским огнем включиться в бой, стараться подавить вражеские батареи.

И генерал слал гонцов к телефонам:

– Огня! Больше огня!

Разворачивался и принимал все более яростный накал жестокий поединок, от исхода которого зависело многое. Это понимали обе воюющие стороны. Это придавало схватке особую остроту. Смертельный бой одновременно происходил в небе, на земле и на море, создавая яркую и поразительную картину. Черное море, казалось, вскипело и бурлило, к небу вздымались водяные фонтаны, вырастали высокие живые столбы воды, образуя сказочно живой лес, деревья которого мгновенно вырастали и тут же рассыпались и падали. И сквозь этот живой лес, среди водяных столбов и колон двигались корабли. Они были похожи на ежей. Окутанные серо-синим пороховым дымом, из которого во все стороны выплескивались сгустки огня, вылетали ярко-оранжевые огненные стрелы. И эти ежи двигались среди водяных столбов в громе разрывов бомб и снарядов, в гуле артиллерийской пальбы, торопливом грохоте зенитных пушек, захлебывающейся трескотни пулеметов, винтовок и автоматов.

На берегу, в томительном напряженном ожидании застыли зрители– жители города и военные, которые по случаю или по делам оказались здесь в этот час и стали свидетелями, очевидцами поединка, как в бухты с боем прорываются боевые корабли.

И среди этих очевидцев были те, кто видел нечто большее, чем жестокий поединок. Они видели высокое мастерство! Высочайшее морское искусство! Это были люди, чья жизнь и судьба неразрывно связана с морем, те, кто сам служил и ходил в плавание на крупных кораблях, кто знал об искусстве проводки кораблей по фарватеру в бухты, к причалам.

Во всех портах, и Севастополь не исключение, существует свой порядок входа в бухту, проводка корабля к стоянке или причалам. Большой корабль встречает малый буксир или катер и ведет его по фарватеру, как ведут коня на поводке, мелким шагом к месту его стоянки.

А здесь ничего подобного не было! Никто не встречал и не сопровождал боевые крупные корабли. Они шли к бухте своим ходом, двигались без сопровождения и – поразительное, невероятное, – не сбавляя скорости! Как на стадионе бегуны на короткой дистанции. На полном ходу! А вокруг мины. Они шли по фарватеру, в минном заграждении и ограждении. И вели в это же время бой. Не было у корабля никакой возможности для маневра, повернуть влево или вправо от наседавших пикировавших бомбардировщиков, от летевших с неба бомб. У каждого корабля была только одна-единственная возможность – это скорость!

Это понимал вице-адмирал Октябрьский, это он в напряженный момент боя принял решение на такой предельно рискованный маневр и дал команду. Он знал своих командиров кораблей, надеялся и верил, что опытные моряки справятся с такой сложнейшей задачей. Особенно переживал адмирал за свои крупные крейсера.

Стремительный вход крейсера «Красный Крым» в Южную бухту опытные моряки потом часто будут сравнивать с неповторимым полетом легендарного летчика Валерия Чкалова на истребителе под мостом через Неву в Ленинграде, потому что всегда через узкий проход в эту бухту заводили корабли даже меньшего тоннажа тихим ходом и только буксиры.

Несмотря на опасность быстрого движения по узкому фарватеру, боевые корабли отряда, окутанные пороховым дымом, на полной скорости, на какую были способны, один за другим врывались в эту самую узкую бухту и под бомбежкой и обстрелом противника начинали швартоваться. И не просто швартоваться, а выгружаться и сходу тут же включаться в огневую поддержку защитников города.

Крейсера, эсминцы и другие корабли всей своей артиллерийской мощью открывали огонь по вражеским целям.

3

На причале Ивана Ефимовича поджидал сюрприз.

Произошла встреча, о которой он мечтал и знал, что она произойдет в ближайшее время, но не предполагал, что состоится сегодня и здесь, на причале.

Генерал был рад и доволен тем, что отряд кораблей без потерь, благополучно вошел в бухту, что в сложной обстановке, под бомбежкой, успешно идет выгрузка боеприпасов и техники, а, главное, на землю ступили бойцы 79‑й морской бригады и красноармейцы десяти маршевых рот. Он давно ждал такого пополнения в поредевшие ряды защитников морской крепости. У Петрова был план: сразу, не теряя времени, ввести в бой прибывшую бригаду. Дорога каждая минута! Кровопролитные бои, особенно в районе Мекензиевых Гор, были особенно напряженными. В этом секторе положение почти критическое – немцы упорно рвались к Северной бухте.

Иван Ефимович, обдумывая свой план, нервно прохаживался по причалу. Тут же находились и офицеры штаба.

К генералу, ступив на землю, подошли командир морской бригады полковник Потапов и комиссар Слесарев. Представились. Оба в морской форме, которая мягко подчеркивала их статность и крепкие тела.

– Особая бригада морской пехоты – четыре тысячи штыков – полностью укомплектована и готова к выполнению боевой задачи! – доложил Потапов.

– Как прошел переход? – спросил Петров.

– Нормально, – улыбнулся командир бригады.

– Морякам не привыкать к штормам и качкам, – добавил комиссар.

Пока бригада быстро разгружалась, Петров, коротко обрисовав обстановку, ввел полковника и комиссара в курс дел. Он по карте показал место, которое отводилось морской бригаде.

– Вы направляетесь вот сюда, в район Мекензиевых Гор, кордон Мекензия один. Задача бригады: быть готовой контратаковать противника в направлении Камышлы, – Петров показал на карте и закончил: – Машины вас уже ждут!

– Есть! – Потапов и Слесарев козырнули и поспешили к своим морякам выполнять приказ.

– Удачи вам!

К командующему уже спешили командиры маршевых рот, сошедшие на берег, другие прибывшие командиры с докладами о доставке боевой техники, транспортных средств, боеприпасов и другого важного и нужного. Петров еще с вечера подготовился к этим минутам, обдумал заранее, кого и куда, в какой сектор обороны направить, четко ставил задачи, отдавал распоряжения, распределял поступившие грузы, делил боеприпасы.

Отдавая приказы и распоряжения, Иван Ефимович краем глаза обратил внимание на одинокую фигуру молодого стройного военного, который стоял чуть в стороне с небольшим чемоданом. Одет с иголочки, в новенькой армейской форме. На петлицах два лейтенантских алых кубика. «Видимо, из вновь прибывших и кого-то ждет», – подумал Петров и углубился в свои дела. А их у него было много. Когда от генерала отхлынула толпа командиров и он, в окружении своих штабистов, уже хотел направиться к машине, за спиной раздался молодой голос:

– Товарищ генерал, разрешите обратиться!

Иван Ефимович, думая о своих делах, невольно уловил в его голосе знакомые нотки, обернулся.

– Слушаю.

– Прибыл в ваше распоряжение! – звонко и с легким задором произнес молодой лейтенант, лихо козыряя.

– Товарищ лейтенант, если вы прибыли служить, то рекомендую сначала обратиться в отдел кадров Приморской армии, – по-отечески посоветовал ему Крылов, начальник штаба.

– Так точно, товарищ полковник, – отчеканил лейтенант и настырно добавил: – Но разрешите мне сначала представиться командующему армией!

– Разрешаю, – улыбнулся Крылов.

– Слушаю вас, – произнес Иван Ефимович.

И замер на месте, веря и не веря своим глазам. Из-под шапки смотрели на него хорошо знакомые мальчишеские глаза.

– Товарищ генерал, прибыл в ваше распоряжение!

Губы генерала дрогнули. Глаза повлажнели. Он узнавал и не узнавал своего сына. Новенькая военная форма сидела на нем ладно и делала взрослее. Они не виделись больше года. И чуть слышно произнес:

– Юрка, сорванец… Ты?!

– Да, папа! Я!

Они обнялись. Штабные командиры обступали их, что-то радостно говорили, но отец и сын никого не видели, никого не слышали.

– Как же ты вырос!..

– Мне в этом году восемнадцать исполнится! Окончил ускоренный курс обучения в Ташкентском пехотном… Присвоили звание лейтенанта, – торопливо говорил сын. – Получил предписание в твою армию… Помогли твои друзья в штабе Туркестанского военного округа…

– Как же добрался? Мы ж отрезаны, тут как на острове…

– Поездом из Ташкента через пустыню Каракумы до Ашхабада. Там еще лето! Потом через Каспийское море до Баку. На попутных машинах через Кавказ до Новороссийска, на крейсере «Красный Крым» с бригадой морской пехоты по Черному морю сюда, к тебе, в Севастополь…

– Как дома?

– Все в порядке, папа! От мамы привет, от бабушки и от тети Тани, – и еще сообщил отцу, что привез пахучие приправы для узбекского плова. – Твой адъютант Кахаров приготовит настоящий узбекский плов.

– Нет Кахарова, погиб.

– Я не знал, пап… Узбекскую лепешку привез ему от родных. Всю дорогу берег, – и спросил – Когда?

– Недавно. Пока ты сюда добирался. Потом все расскажу! – и, обняв рукой сына, представил молодого лейтенанта командирам своего штаба.

Иван Ефимович был рад приезду сына. Он сразу решил, что молодой лейтенант станет его адъютантом, заменит погибшего Кахарова. Но сразу привлекать его к боевым делам, исполнению должности адъютанта, он не решался. Для первоначального обучения и ознакомления с фронтовой обстановкой Петров поручил его заботам своего ординарца Антона Емельяновича Кучеренко. Старый солдат уже проходил свою четвертую войну. Ординарец быстро нашел подход к непоседливому молодому человеку и чем-то так взял его в свои руки, что Юрий уважал его и побаивался не меньше, чем отца.

Спустя пару недель, когда Юрий прошел этот своеобразный курс начального обучения фронтовой жизни, Иван Ефимович назначил молодого лейтенанта своим адъютантом. И в работе не щадил, гонял с поручениями в штабы частей, чтобы парень набирался знаний и опыта да чтобы окружающие видели, что генерал не допускает никаких родственных поблажек.