Электронная библиотека » Георгий Тушкан » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Охотники за ФАУ"


  • Текст добавлен: 18 октября 2018, 18:40


Автор книги: Георгий Тушкан


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Майор Бичкин, поручаю вам временно, пока выздоровеет Сабуров, заниматься… – он запнулся и поправился: – ведать офицерами резерва.

Фамилия Бичкин была Сысоеву хорошо знакома. По самодовольной улыбке майора и написанной на его лице готовности ответить было заметно, что он ждал вопроса, не родственник ли он члену Военного совета генерал-майору Бичкину. Они и внешне были похожи: тот же короткий, толстый нос, те же толстые губы и бесцветные брови. Сысоев нарочно не задал этого вопроса, зато спросил о другом.

– Кто сообщил офицерам резерва об истинной цели моего приезда?

– Во всяком случае – не я… «Солдатское радио»!

Сысоев недовольно поморщился, но промолчал. Через час он вместе с майором поехал на «виллисе» знакомиться с местностью. Осмотрев рощу, овраг и кустарник, они условились, что майор Бичкин переведет солдат запасного полка, занимающихся в роще, в кустарник по ту сторону оврага и что по сигналу красной ракеты солдаты начнут наступление на рощу, где позицию займут офицеры. Рощу Сысоев назвал «Дубовой», закодировал лески и высоты.

В роще «Дубовой», на большой поляне, сидели и лежали офицеры резерва. Под сильным ветром качались деревья. Ссохшаяся медно-бурая листва на дубках билась о кору, трепыхалась, вертелась и все же не отрывалась, а лишь издавала жестяной скрежет, будто над головой неслись тяжелые снаряды. Белели расколотые, расщепленные стволы.

Сквозь шум леса доносились короткие очереди: черный дятел деловито долбил клювом крепкий голый ствол. Мирное занятие дятла напоминало о таких далеких и таких родных сердцу мирных делах мирных дней. Под старыми дубами темнели провалы старых землянок, а рядом виднелись крыши обновленных, еще недавно жилых. Поперек дороги стоял почерневший от огня немецкий танк с опущенным стволом орудия. Валялась опрокинутая немецкая противотанковая пушка, вокруг нее разбитые повозки, лошадиные трупы. Они уже набухли, стали в два раза толще. Темнела свежая земля на могиле. Ветер прижимал к стволам обрывки бумаг. Пустые консервные банки, грязные бинты, куски серо-зеленой материи набились в свежие воронки. Повсюду – немецкие каски, противогазы.

– Неужели трудно было зарыть? – Сысоев кивнул на лошадей.

– Трупы гитлеровцев уже зарыли, хоть и не наше это дело. Зароем и эти, – примиряюще сказал майор и ушел.

Сысоев выделил группу общевойсковых офицеров, снабдил их картами, компасами, карандашами, бумагой. Хотелось успеть проверить людей на двух тактических задачах: стрелковый батальон в наступлении и стрелковый батальон в обороне. Конечно, решить обе задачи полностью – времени не хватит. Но выяснится главное: умение офицеров уяснить задачу, рассчитать время, принять предварительное решение, провести рекогносцировку, организовать взаимодействие, наконец – отдать боевой приказ… Сысоев знал: и этой проверки достаточно, чтобы определить, чего стоит тот или иной офицер.

На этих учениях отлично зарекомендовали себя подпоковник Казюрин, майор Корнилов, майор Филиповский, старший лейтенант Чернявский, лейтенант Баженов и еще двадцать три офицера. Их-то, вернувшись в село, Сысоев усадил за карты, вооружил цветными карандашами и курвиметрами[3]3
  Курвиметр – небольшой прибор в виде колесика со счетчиком, для определения расстояний на карте.


[Закрыть]
и отдал в роли комдива приказ на встречный бой полка. Он сообщал им динамику боя, и они ее наносили на карту, а ему «посылали» боевые донесения и оперативные сводки о боевых действиях их полка. Затем он попросил всех написать на картах свои фамилии и, наконец, отпустил их.

Он зверски устал, ему хотелось есть, но он «выдерживал характер». Быстро просмотрев графические решения задачи, приказы, сводки, донесения, Сысоев из двадцати восьми кандидатов отобрал восемнадцать.

Подполковник из отдела кадров удивился списку, но виду не подал и принес личные дела всех отобранных Сысоевым офицеров.


Сысоев перебирал папки, пока не остановился на личном деле лейтенанта Баженова. Где же он встречался с этим человеком?.. Он решил вызвать его первым.

В комнату к Сысоеву вошел лейтенант Баженов. Сысоев пытался вспомнить, где и когда он встречался с лейтенантом, а лейтенант с самого начала, с первой утренней встречи отлично помнил, где он впервые столкнулся с Сысоевым.

…Была суровая зима сорок первого года. Бои шли под Москвой. На переднем крае, точнее – на «ничейной земле», проходившей по топкому болоту, Сысоев увидел на сосенке, в ста пятидесяти метрах от переднего края, незамаскированного бойца-наблюдателя.

Ну куда после этого годятся гитлеровские снайперы!

Капитан Сысоев, выполнявший обязанности комполка, негромко приказал бойцу спуститься «пулей вниз». Пока боец не спеша выполнял приказание, Сысоев задавал вопросы: почему не в белом халате, почему демаскирует, почему подставляет свою дурацкую голову под пулю?

Боец, слезший с дерева, стоял перед капитаном и смущенно улыбался. На вид ему было лет тридцать, если не больше. На плохо стягивающем шинель поясе висела тощая кожемитовая кобура без пистолета.

Боец назвался военным журналистом Юрием Николаевичем Баженовым. Артиллерист-наблюдатель уступил ему на время свое место, предложил белый халат, а халат не налез – Баженов был рослым, косая сажень в плечах.

Сысоев потребовал документы. Проверив их, приказал журналисту уйти. Бойцы, его сопровождавшие, молча наблюдали за этой сценой. Но Баженов, узнав, кто с ним говорит, увязался за капитаном. Он уверял Сысоева, что по совету начальника штаба дивизии «специально приехал к Сысоеву».

Они двинулись дальше. Посвистывали пули. Как ни старался Баженов «не кланяться», голова его дергалась сама.

Когда неподалеку начали рваться мины и методично шагавший Сысоев вдруг прислушался и быстро упал, а на него свалился молодой боец, Баженов остался стоять. Мина, разорвавшаяся неподалеку, оглушила Баженова. Чернел развороченный торф, воняло толом.

– Цел? – одними глазами как бы спросил Сысоев, вставая.

– Я не боюсь, – вслух ответил Баженов, у которого резало в глазах и болела голова.

– Видал я таких храбрецов. Не боятся потому, что не испытали боли. Ненавижу ухарство. Умереть и дурак может.

Подошли к землянке. Возле нее, в ходах сообщения, толпились бойцы.

– Молодцы! – обратился Сысоев к бойцам: – Ловко фашистов из деревни выбили. А ну, Новиков, дай им патефон, у них голоса охрипли от крика «ура». Пусть им Козловский и Барсова поют. Пусть им хор Пятницкого поет.

– Это зачем же? – удивленно спросил журналист.

– А вы полагаете, гитлеровцы дураки, что играют свои родные песни на чужой земле? Только журналисты считают их за это дураками. А где Петрунькин?

Явился младший лейтенант Петрунькин.

– Не видал тебя в ночной атаке, не слышал, – жестко сказал Сысоев. – Сегодня же пойдешь с группой в ночной поиск, в деревню Воропаево; уходя назад, сам подожжешь бутылкой штаб. Нам нужен огневой ориентир. Выполнишь – прощу!

– Выполню, – глухо ответил Петрунькин. Сысоев, а за ним Баженов вошли в землянку.

– Бойцы накормлены? – поинтересовался Сысоев, прежде чем он и бывшие в землянке человек восемь сели обедать.

За столом он затеял полушутливый разговор, который надолго запомнился Баженову.

– Ну и натерпелся я страху сегодня, – начал Сысоев, – слышу, летит на меня мина. Я – хлоп! и на землю. И Новиков наш – хлоп! и на меня, сверху. Слышь, вестовой: чтоб больше этого не было! Тебе что, земли мало? – глаза Сысоева смеялись, а голос звучал сурово.

– Товарищ командир… – начал было Новиков, но засмущался и уткнулся в тарелку… На его счастливом зардевшемся лице было написано, как он любит командира.

«Вот так штука, – поразился Баженов, – говорили: Сысоев герой, Сысоев бесстрашен… А герой-то мины пугается!» Он даже есть перестал от удивления.

– Это что! – подхватил игру другой командир. – Вот я давеча испугался, так испугался. Вышли это мы с сержантом… – и он начал подробно расписывать свое приключение.

…Не сразу понял Баженов, что у Сысоева в части прощали испуг, страх, любое человеческое чувство. Не прощали другого: трусости, растерянности, потери человеческого достоинства. Не прощали малодушия…

Без ведома Сысоева, но ссылаясь на его разрешение, Баженов увязался тогда в ночной поиск. Он поступал, как все: шел, останавливался, полз, а услышав немецкую речь, замирал. Потом поспешно стрелял из винтовки по белым фигурам, выбегавшим из пылавшего дома, и винтовка прыгала в его руках. Затем, задыхаясь от волнения, он тащил два туго набитых немецких ранца и, боясь прослыть трусом, обратно не бежал, а шел позади всех, чем вызвал ярость Петрунькина, так как замедлял движение.

Добыли не только языка, но и консервов, и три автомата, и два пистолета, – это он помнил еще сегодня до мелочей.

…Баженов передал по телефону свой очерк о ночном поиске, рассказал о нем знакомым политработникам в политотделе дивизии. Сысоеву попало за то, что он пустил журналиста в ночной поиск: человек не разбирается, где опасность, у него даже звания нет – не солдат и не офицер. Нарвется на пулю, а мы отвечай. Отправить с передовой!

Это распоряжение передали журналисту от имени Сысоева. Сысоеву некогда было давать интервью, и он сунул Баженову свои дневники и рапорты о боевом опыте, а на прощание подарил трофейный парабеллум.

Потом в центральной газете появился большой очерк Баженова о Сысоеве. Волевой, необычный, молодой комполка представлялся Баженову «новым типом советского офицера».

Невысокий, худощавый, подтянутый, с острым взглядом светлых глаз и преждевременными морщинками, Сысоев выглядел старше своих двадцати четырех лет. Говорил он очень громко – сказывалась перенесенная контузия, в ушах всегда шумел гул битвы.

Петр Сысоев, сын кадрового военного, командира артиллерийского полка, погибшего на Халхин-Голе, с детства мечтал стать командиром. В военном училище он увлекался историей, сочинениями Суворова и Клаузевица, Энгельса и Фрунзе, серьезно изучал военное искусство. А где искусство, там и романтика – романтика военного дела, искусство борьбы и победы.

Он попытался было на комсомольском собрании изложить эту свою романтическую точку зрения, но присутствовавший политрук оборвал его. Военная служба, сказал он, это точное выполнение устава, и нечего затемнять мозги какой-то там романтикой. Кто не выполняет своего долга, тот несет наказание.

…После военного училища Сысоев командовал взводом близ границы. Участвовал в воссоединении Западной Украины. Первые бои Отечественной войны сделали его командиром роты. Он вступил в партию по боевой характеристике в первый же год войны. Солдаты любили своего требовательного, но справедливого молодого командира, всегда заботившегося, чтобы они были накормлены и одеты.

Сысоев всегда был подтянут, гладко выбрит. Война не была для него, кадрового военного, чрезвычайным происшествием в том духе, как понимали это гражданские. Он воспринимал войну, как быт.

Он старательно изучал немецкий язык и сам допрашивал пленных. Его интересовали не только данные в объеме сведений из солдатской или офицерской книжки – род войск, номер части или ее расположение, а намерения, командиры, вооружение, откуда прибыла и прочее. Его интересовала тактика, оружие, в частности и в особенности – мины. Элементарная истина гласит: чтобы побеждать врага, надо хорошо изучить его сильные и слабые стороны. Не надо переоценивать, но не надо и недооценивать.

Комдив невзлюбил Сысоева за нарушение уставных положений и его рапорты в оправдание этих нарушений. Комдив даже запретил подавать такие рапорты, но начальник штаба добился отмены. Ведь обобщению боевого опыта генштаб придает особое значение. И все же комдив подыскивал комполка для замены Сысоева. Вот тогда-то и приехал Баженов, а его статья укрепила положение Сысоева.

…После ранения Сысоев попал на курсы командиров полков, на знаменитые Высшие стрелково-тактические курсы «Выстрел». По окончании курсов ему присвоили звание майора и назначили на новую, чрезвычайно увлекшую его работу. Война сейчас представлялась ему поединком с умным, жестоким, сильным и опытным врагом. Чтобы победить, надо быть на голову выше этого врага…

Итак, в комнату к Сысоеву вошел лейтенант Баженов. Да, это был тот самый Баженов. О том, что лейтенант первым окончил курс командиров полков на «Выстреле», Сысоев понял из его ответов еще во время проверки. Баженов рассказал о себе. Сысоев спросил: – Хотите работать в отделении по изучению и использованию опыта войны оперотдела штаба армии?

– Разумеется, да, только захочет ли меня взять начальник этого отделения?

– Начальник я.

– Конечно, хочу! – Баженов даже засмеялся. – А что надо будет делать?

– Многое. Потом объясню. Как у вас с немецким?

– Читаю. Допросить могу.

– Хорошо управляете мотоциклом, автомобилем?

– Автомобильные права имею. На мотоцикле ездил, но экзамена не сдавал.

– Сдадите экзамен.

Сысоев задумался. Кого же еще выбрать? Вот подполковник Казюрин превосходно разбирается в военных вопросах, но начальник оперотдела обязательно его отберет. Хорошо бы взять и Чернявского, образ которого у него почему-то ассоциировался с образом Долохова из «Войны и мира»; хорошо бы и майора Корнилова: он казался наиболее подходящим для описания операций и ведения журнала боевых действий.

Сысоев отпустил Баженова и попросил его направить сюда майора Корнилова. Майор явился так быстро, будто ждал у двери, и это было недалеко от истины: все офицеры нетерпеливо топтались возле дома. Майор Корнилов очень охотно согласился работать с Сысоевым.

Была уже глубокая ночь, когда Сысоев разбудил майора Быхалова из отдела кадров и передал ему список.

В отделение по изучению и использованию опыта войны были намечены: майор Корнилов, лейтенант Баженов.

В оперативное отделение: подполковник Казюрин, майор Филиповский, майор Симонян, старший лейтенант Чернявский.

Майор Быхалов возражал: зачем брать лейтенанта на должность, рассчитанную на подполковника? И почему подполковника Овсюгова нет в списке? Ведь он вел здесь занятия, знающий офицер!

– Не очень!

– Мой начальник не согласится с вами.

– Решать будут в штабарме.

Глава вторая
Первое боевое задание

К полудню следующего дня серьезный майор Корнилов и улыбающийся лейтенант Баженов явились в распоряжение майора Сысоева.

Он повел офицеров к начальнику оперотдела. Полковник Орленков расспросил Корнилова и Баженова о прохождении ими военной службы, об их образовании.

– Военный язык, – обратился он затем к Баженову, – язык лаконичный. Очень точный. Необходима предельная краткость, но не за счет ясности. Вы говорите излишне пространно. Подозреваю, что составить оперативную сводку вам будет труднее, чем написать военный очерк на ту же тему.

– Я был не только журналистом. Я был и научным работником – начальником экспедиции. С зимовки мы передавали чрезвычайно краткие, но ясные сообщения по радио. Берегли батареи.

– С вами я еще потолкую, – полковник переглянулся с Сысоевым и отпустил офицеров.

Через полчаса они собрались у начальника штаба. Он тоже попросил каждого кратко рассказать о себе, задал несколько вопросов и остался, видимо, доволен. Еще через десять минут был подписан приказ об их назначении.

Баженов и Корнилов получили в АХО полагающееся им обмундирование, карточки в столовую военторга, постельные принадлежности и прочее. Корнилов получил пистолет «ТТ», у Баженова был парабеллум.

Оба офицера поселились в одной комнате с Сысоевым.

После обеда Сысоев расстелил на столе свою оперативную карту и ознакомил их с фронтовой обстановкой. Затем он начал посвящать их в дела и задачи отделения по изучению опыта войны.

– В боевых и полевых уставах всех армий, – начал он, – даются правила, как действовать в различных видах наступления и обороны. Казалось бы – изучи боевой устав войск противника и побеждай. Но вот ведь и в шахматной науке есть свой боевой и полевой устав; как, например, ходит пешка, слон, ладья и другие фигуры, как отразить тот или иной тактический или стратегический замысел. И что же? Ни в шахматах, ни на войне нет формулы победы. Без знания правил победить нельзя, но одних правил для победы недостаточно. Изучение всего нового – действий нового оружия, новых приемов, новых тактических решений, нового в оперативном искусстве – вот в чем наша задача. Мы изучаем не только то, что привело к победе, но и причины поражения. Для победы надо отлично изучить особенности боевых действий войск противника, неустанно следить за его новыми приемами и средствами, постоянно опережать его.

Сысоев проговорил с ними почти три часа. Они составили план работы – кто какие темы ведет, сроки исполнения.

Получалось так, что Корнилову надо было сегодня же закончить и отправить журнал боевых действий и некоторые другие материалы в штаб фронта и срочно садиться за обобщение материалов об опыте марша – «Армия на марше».

Баженову поручалась более оперативная работа по изучению опыта войны, связанная с выездом в соединения и части. Он должен был держать связь с бывалыми офицерами и солдатами, рационализаторами, изобретателями.

Сысоев повел обоих офицеров к Винникову, у которого хранились все материалы отделения. Корнилов остался работать, а Сысоев и Баженов пошли «домой».

– Я думаю о том, – сказал Баженов, шагая рядом с Сысоевым по тропинке у домов (теперь уже никто не шел по улице), – сможем ли мы предугадывать появление нового оружия? Вот, скажем, наша «катюша» – это реактивные снаряды. А еще недавно идея Циолковского о реактивных двигателях расценивалась как научно-фантастическая.

– Ну и что же вас удивляет?

– Темпы реализации научной фантастики. Ведь я и сам считал ракеты уделом двухтысячного года, а осуществили их теперь.

– Баженов, вы должны хорошо знать литературу, – задумчиво заговорил Сысоев. – Прочли, верно, немало фантастических романов. Вспомните-ка: о каком оружии говорится в этих романах? Пусть речь идет о самом фантастическом. Не помните?

– У Герберта Уэллса написано, например, об оружии марсиан: тепловой луч. Идет концентрированный пучок термической энергии и все сжигает на своем пути. Он же говорил о кейворите – управлении силами притяжения. Вдруг антигравитационные силы поднимают вражеские пушки в воздух, а снаряды и пули, направленные во вражеские войска, не попадают в цель.

– В каком это романе Уэллс говорил об этих непопадающих снарядах?

– Это мои фантастические вариации на темы Уэллса. Он писал о человеке-невидимке. Варианты: невидимая армия, невидимые разведчики, невидимые самолеты.

– Меня интересуют военные гипотезы в фантастических романах.

– Могу перечислить запомнившиеся: лучи смерти; лучи, сводящие с ума. Гипноз на расстоянии посредством гипнотизирующей машины. Лучи усыпляющие. Одним словом, всякие «икс»-лучи. Да, есть еще очень интересные лучи детонации.

Я когда-то читал фантастический роман о том, как некий герой направлял луч своего аппарата на крейсер, и крейсер взрывался. Точнее, взрывались все боеприпасы на этом крейсере. А то еще такое: направят магнитный луч на самолет – остановится мотор. Упадет самолет. Направят такой луч на танк – остановится танк…

– Продолжайте!

– Или, например, все, что связано с внутриатомной энергией, колоссальной энергией расщепленного атома. Бросят атомную бомбу на город – и нет города. Сколько мирных жителей погибнет! Тотальная война. Дай такую бомбу Гитлеру, он устроит ад на земле.

– «Да простит мне Бог, но я употреблю такое оружие…» – сказал Сысоев и весело глянул на Баженова.

Лейтенант замолчал, не в силах понять, как можно радоваться такому.

Навстречу им шел полковник Петрищев. Баженов умолк, и оба приготовились поздороваться, но полковник на сей раз опередил их. Баженов растерялся и неловко приложил пальцы к пилотке.

Полковник Петрищев остановился.

Баженов ждал замечания.

– Лейтенант Баженов, с сегодняшнего дня – мой помощник, – представил Сысоев и тут же добавил: – В гражданке был журналистом. Человек с собственными вариациями на фантастические темы.

– Творческому офицеру без интуиции, без фантазии – нельзя, – полковник доброжелательно смотрел на Баженова.

– А я только вчера доказывал офицерам, – сказал Сысоев, – что без знания нового устава нет командира. Да, верстку «Справочника командира», которую вы мне дали, я прочитал. Замечаний нет, кроме мелких поправок. Вечером принесу.

– Вам нравится «На западном фронте без перемен» Ремарка? – обратился Петрищев к Баженову.

– Нет, сейчас не нравится, а когда-то эта книга меня потрясла. Она заражает пацифизмом, страхом. Хочется спрятаться, а я не намерен вести себя на передовой, как дичь, за которой охотятся. Я сам охотник.

– Ну, а «Поединок» Куприна нравится?

– Отлично выписанные образы. Простите, товарищ полковник, а почему вы меня об этом спрашиваете?

– Как ваше имя, отчество?

– Юрий Николаевич.

– Вам, Юрий Николаевич, придется работать и со мной – над изданием оперативной военной литературы. Будем с вами содействовать обмену боевым опытом. Я ведь тоже охотник, вот мы и сочиняем новые «Записки охотника». Знаете что, приходите ко мне с Петром Ивановичем вечерком. Отпразднуем день моего рождения.

Баженов так оторопело посмотрел на Сысоева, что тот рассмеялся.

– Война – это наш быт, мой милый, – пояснил Петрищев, – и нарушать семейные традиции не в моих правилах, если нет чрезвычайных причин. Придете?

Баженов вопросительно посмотрел на Сысоева.

– Придет! – ответил за него Сысоев.

Поздно вечером за двумя составленными сосновыми столами, застеленными белоснежной скатертью, собралось семь офицеров.

Стол, как показалось Юрию Баженову, был роскошно сервирован. Его не удивили ни вина в бутылках, добытые в военторге, ни фляги с водкой, ни консервы, ни колбаса, ни сыр, а удивили серебряные чарки-стаканчики, белоснежные салфетки возле приборов, продуманно расставленные тарелки, разложенные ножи и вилки и особенно – большущий пирог посредине. На нем рельефно выделялась сделанная из теста цифра.

Майор Андронидзе возглашал грузинские тосты и привычно кокетничал своей спортивной ловкостью. Баженову он предложил пари, что опрокинет его за семь секунд. Бороться не стали: Сысоев предупредил Баженова, чтобы он и не пробовал.

Толстый блондин Эггерт, немец по происхождению, оказался интереснейшим собеседником. Сейчас он был военным переводчиком в седьмом отделении, а до войны публиковались его переводы из Гёте и Шиллера. В штабе армии Эггерт сочинял листовки, предназначенные для гитлеровских войск.

Все было интересно: и колоритные рассказы Петрищева об офицерской бывальщине разных эпох, и тонкий юмор в его оценках офицеров штаба, и смелые споры на военные темы. Петршцев оказался ходячей энциклопедией. Он, например, продемонстрировал, как отдают честь во всех армиях мира. Баженова это навело на размышления.

Неискушенный в тонкостях строевой службы может подумать: а какая разница, приветствовать так или этак? Какая разница, каким движением отбивать направленный в тебя штык? Небось, сражающийся сам сообразит, как ему действовать. Нет, брат: весь секрет в том, что в сутолоке боя, грохоте взрывов, свисте осколков и пуль человек порой теряет самообладание. Где уж тут соображать, как сохранить себя как «боевую единицу», как лучше отбить удар и самому поразить врага! Легче всего, если боец научился действовать полуавтоматически, рефлекторно. А для этого и надо усвоить уставные положения, предписывающие предельную четкость исполнения. Эта привычка к четкости, даже во второстепенном, даже в приветствии, служит формированию военного человека, профессионала.

…Баженов захмелел. Он много смеялся и очень жалел, что забыл захватить записную книжку и карандаш. Богатый материал для очерков! А не запомнишь ведь…

Когда пирог был наполовину съеден, табачный дым уже щипал глаза, а майор Андронидзе под баян танцевал лезгинку, и все хлопали в ладоши и кричали «асса-асса», дверь отворилась, и вошел командарм.

– Товарищи офицеры! – радостно скомандовал Петрищев, и все встали.

– Прошу садиться и продолжать. Опоздал я, извини, друже! Сам понимаешь. Поздравляю тебя! – Командарм расцеловался с Петрищевым, пожал руки всем офицерам, и Баженову тоже, и сделал это так, будто они были давно знакомы.

Петрищев пригласил за стол, налил водки в серебряную стопочку, подал командующему, налил остальным.

– В командире, – начал командующий, поднимая стопку, – я ценю военную жилку, умение подчинять своей воле обстоятельства и солдат, умение побеждать малой кровью. Этими качествами, этим талантом полководца обладает Платон Петрищев. – Все чокнулись с виновником торжества и выпили. Командарм погрузился в воспоминания: – Помню, после революции у нас был командиром полка матрос-артиллерист, смельчак; военспецем у него был Платон Петрищев. Я командовал в этом полку разведкой и был потрясен, когда военспец пригласил нас вдруг отпраздновать день своего рождения…

У командующего была чисто, до блеска, выбритая большая голова, умные и волевые глаза. Баженову он казался профессором, надевшим военный мундир.

– Во всяких войнах победа обеспечивается духом тех, кто проливает кровь свою. Так выпьем за того, кто пролил немало крови за советскую власть, выпьем за опытного, стойкого офицера, который и меня когда-то обучал военному искусству. За твое здоровье и успехи, Платон Валерианович!

Все крикнули «ура» и снова опорожнили бокалы.

– Гляжу я на этот стол, – сказал командарм, – и вспоминается мне недавний разговор с пожилым бойцом, из «старичков». Спрашиваю: ну, как воюется? А он отвечает: – Харч хороший, воевать можно…

Все засмеялись.

– А ведь как было, когда создавали Красную гвардию? Помню, дали мне только что созданный батальон. Кто во что одет: одни в лаптях, другие в рваных ботинках, стянутых проволокой, кто в шинели, кто в пальтишке, кто в офицерском кителе. Обмундировать бы надо, а ничего нет… Кормить нечем. Голод. Едет наш эшелон день, второй, третий. Морковный чай пьем с сахарином. Один сухарь на день. Тут являются ко мне пятеро красногвардейцев и говорят: местные мы, ежели сейчас отпустите нас домой повидаться, мы расшибемся, а доставим на узловую продовольствия на всю часть. Сбегут, думаю, а мне отвечать. Что делать? Народа еще не знаю. Рисковать или нет? Отпустил… Прибыл эшелон на узловую станцию. Час, два проходит, нет их. А нам стоять семь часов. И пятый час идет, и шестой – нет и все тут. Отправился эшелон дальше к фронту. А на следующей станции гляжу – вся пятерка ожидает нас на перроне с мешками сухарей, картошки, мяса, капусты. Им, оказывается, до этой станции попутный транспорт был. Уж как мы им обрадовались, описать трудно.

Командарм пробыл довольно долго. Он шутил, рассказывал забавные боевые эпизоды, держался непринужденно и очень понравился Баженову.

Наутро Баженова, Корнилова и других новых офицеров оперотдела повезли на аэродром, где базировалась штабная эскадрилья «уточек».

Летчики уже ждали их около своих самолетов. Баженов получил карту-двухкилометровку. Как он понял, самолет пойдет по неизвестному Баженову маршруту, а когда летчик потребует указать, где они летят, то наблюдатель Баженов должен будет назвать точные координаты.

Ему дали кожаное пальто, кожаный шлем со шлемофоном, рукавицы.

Его летчик – молодой, невысокий, неторопливый – сел на свое место, кивком указал Баженову на сиденье позади.

Баженов хотел быстро и ловко влезть по крылу на место, но с непривычки ему пришлось карабкаться.

– Пристегнитесь, – крикнул пилот, – и следите за воздухом, увидите «мессера» – скажите.

Баженов нащупал на боках сиденья концы ремня, опоясался и скрепил их пряжкой.

– За тяжи и трубки не хвататься, – предупредил летчик и поднял руку, прося старта.

Мотор взревел. Баженов опустил на глаза очки-«консервы». Рокот усилился. Самолет побежал по полю, начал подпрыгивать, и вдруг толчки прекратились. Самолет лег на крыло, и Баженову показалось, что он вот-вот вывалится.

Хаты скоро стали величиной со спичечную коробку. Четкость линий исчезла, растаяла в синеватой дымке. И совсем уже неожиданно голова пилота оказалась вверху, земля устремилась на Баженова и завертелась перед его глазами. Затем самолет промчался над полем, круто взмыл вверх и снова начал кувыркаться с крыла на крыло. И пошло, и пошло: бочки, штопоры, иммельманы, виражи сменяли друг друга.

Баженов то чувствовал невесомость, то его вдавливало в сиденье; его подташнивало, перед глазами мелькали красные круги. А когда они наконец полетели по прямой и самолет перестал выделывать фигуры, Баженов услышал в наушниках вопрос пилота:

– Что под нами?

Баженов даже засмеялся от неожиданности. Он заглянул через борт и увидел узенькую полоску грейдерной дороги, взглянул на компас, на карту. Приближалось большое село с разбитой церковью.

– Красное? – почти наобум спросил он в микрофон.

– Правильно.

И снова штопоры, иммельманы, бреющий полет. Баженов старательно следил по карте. И снова:

– Где летим?

Под ними была железная дорога, маленькие домики и какие-то развалины.

– Полустанок Зеленое! – назвал Баженов.

– Станция Петухи! – поправил пилот и добавил: – Разбомблена.

Баженова бросило в жар. Он стал очень внимательно сверять карту с местностью и больше не ошибся ни разу. «Мессеров» он не видел, а «Раму» заметил. Пилот только пренебрежительно махнул рукой. Когда же Баженов обнаружил неподалеку большую группу самолетов, летевших со стороны фронта, и с волнением сообщил об этом пилоту, тот ответил: наши бомбардировщики.

– Подходяще ориентируетесь! – сказал пилот, когда они уже снижались.

После обеда Баженов получил оценку «хорошо» за езду на автомашине и «удовлетворительно» за вождение мотоцикла. В лесу он ехал на большой скорости по тропинке, а в низине, где было мокровато, мотоцикл повело и опрокинуло. Следы грязи на брюках и локте он постарался скрыть, но офицер из автобронетанкового отдела был достаточно опытен.


На следующий день штаб перебазировался в село, находившееся в двадцати километрах западнее. Успешное наступление продолжалось. Почти все офицеры оперотдела были в «хозяйствах».

Третий день Баженов решил целиком потратить на ознакомление с материалами по изучению опыта войны. В комнату Винникова, где он занимался, вошел оперативный дежурный старший лейтенант Чернявский и сказал:

– Ать-два! Галопом к начштаба!

Полковник Коломиец пытливо оглядел отрапортовавшего Баженова и потребовал:

– Покажи свою карту!

– Не захватил.

– На первый раз ставлю на вид. Подойди к столу. Объясняю обстановку. Противник поспешно отступает к Днепру. Наши бомбардировщики бомбят переправы на Днепре. Действуют лишь небольшие заслоны противника на главных магистралях и перекрестках дорог, у крупных населенных пунктов, создавая видимость обороны и даже контрнаступления. На некоторых участках группы противника в пять – десять танков с пехотой в количестве до роты и якобы до батальона контратакуют наши части. Я считаю оценку контрнаступательной активности противника преувеличенной, неправильной. – Коломиец отошел от стола и зашагал по комнате.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 3.8 Оценок: 8

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации