Текст книги "Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились"

Весной 1943 года, когда определилась ситуация с Тунисом, британское правительство вновь предложило своих летчиков. Но Сталин предложение отклонил. Черчилль поинтересовался у Майского причиной отказа, и Майский пояснил, что советский главнокомандующий полагает, что для содержания таких эскадрилий по обычным американским и британским меркам потребуется около двадцати пяти тысяч человек, и вряд ли это будет оправдано.

Таким образом, когда в декабре Рузвельт вернулся к этому вопросу, Сталин сказал фактически следующее: большое спасибо, но мы уже не нуждаемся в ваших летчиках на Западном фронте; мы гораздо больше хотели бы получить самолеты, а кому пилотировать – у нас найдется. Вот что нам действительно нужно от вас, так это боевые действия на западе, которые оттянут на себя хотя бы сорок немецких дивизий.

Получив отказ, американские и британские начальники штабов принялись внимательно изучать ситуацию, чтобы решить, что делать дальше. В декабре борьба в Северной Африке приняла неутешительный поворот; наступление на западе постепенно сбавляло ход и наконец совсем остановилось.

Перед самой встречей в Касабланке, 3 января, британские начальники штабов в который уже раз обозначили важнейшие причины, факторы успешности операции по вторжению через Ла-Манш. Британцы уверяли, что, если американцам первым удастся вывести Италию из войны, а немцы попытаются сохранить нынешнюю линию фронта в России, то Германии там потребуется примерно пятьдесят четыре дивизии и две тысячи двести самолетов, не считая остальных фронтов. В качестве следующего шага британцы рассматривали вторжение на Сардинию или Сицилию. Они считали, что, пока продолжается наступление в Средиземноморье, американцы могут создать мощную воздушную армию, базирующуюся в Англии, и сумеют посылать сухопутные дивизии, с тем чтобы к концу 1943 года можно было бы предпринять попытку вторжения через Ла-Манш. Британцы представляли себе усеченный вариант операции, при котором требовалось минимальное количество ресурсов и существовала вероятность, что к этому моменту немцы будут сильно измотаны. Они полагали, что это реально выполнимая программа, конечно, в том случае, если Комитет начальников штабов Соединенных Штатов не будет настаивать на одновременном ведении военных действий на Дальнем Востоке и быстром продвижении вперед в глубь континента.

Черчилль принял это сообщение к сведению; он по-прежнему опасался, чтобы ни у кого не создалось впечатления, будто он отказывается от проекта, связанного с вторжением на континент в 1943 году.

Мнения членов Комитета начальников штабов Соединенных Штатов по этому вопросу разделились. Военные историки смогут гораздо полнее, чем я на страницах этой книги, рассказать о времени после операции «Торч», о сомнениях, которые одолевали разработчиков операции; о различиях во взглядах четырех решительных, волевых мужчин – Маршалла, Кинга, Арнольда и Лича; о компромиссах и смене решений. Большая часть исследований, относящихся к этой сфере вопросов, написана в несколько пессимистичном тоне, особенно в отношении скорости, с которой могли быть собраны ресурсы, необходимые для осуществления крупномасштабной операции по вторжению через Ла-Манш, если следом за ней предполагалось проводить кампанию в Средиземноморье. Все предложения относительно меньшего по масштабам вторжения были отклонены, как неэкономичные и бесполезные. Некоторые, это особенно относилось к ВМС, настаивали на крупномасштабном вторжении на Дальний Восток, вне зависимости от того, что будет происходить в остальных местах.

Адмирал Кинг и генерал Арнольд считали, что в Средиземноморье можно было бы добиться быстрых результатов. В этом случае американские ВВС получали выигрыш во времени и могли создать эскадрильи бомбардировщиков для ведения боевых действий против Германии. Но генерал Маршалл упорно придерживался мнения, что все силы должны быть посвящены единственной цели – подготовке и проведению в 1943 году операции через Ла-Манш. Он считал, что эта операция окажется гораздо более эффективной, чем наступление на Сицилию или Сардинию, потребует меньше затрат, доставит огромное удовлетворение русским и отвлечет на себя гораздо большее количество немецких самолетов. Но Комитет начальников штабов не принял это предложение в качестве окончательного решения. Когда 7 января президент поинтересовался, сошлись ли они во мнениях относительно того, что на встрече в Касабланке будут «единым фронтом выступать в защиту операции по вторжению через Ла-Манш», Маршалл сообщил, «что по этому вопросу нет единого мнения, особенно среди разработчиков операций».

Президент, казалось, был готов следовать любым курсом.

Рузвельт, Черчилль и начальники их штабов собирались встретиться в Касабланке с целью выработки единой стратегии. Эта встреча задумывалась уже давно, но усилия, предпринимаемые для того, чтобы условиться о встрече, временами были сродни усилиям, затраченным при обсуждении стратегических планов. Здесь я расскажу только об основных моментах трехсторонней переписки, весьма затянутой и довольно беспорядочной.

21 ноября, когда высадка в Северной Африке была уже завершена, Рузвельт направил Сталину сообщение о том, что они с Черчиллем выбирают время для встречи с ним (Сталиным) и советским военным штабом. Президент объяснил, что такая конференция кажется им наиболее разумной, прежде чем они предпримут следующие шаги в Средиземноморье, которые, безусловно, отразятся на военной ситуации в России и на планах Сталина в отношении зимней кампании. Еще до того, как Рузвельт получил ответ от Сталина, 24 ноября Черчилль еще раз напомнил о своем предложении встретиться с американцами, не дожидаясь русских. Настойчивость Черчилля была легко объяснима; он знал, что в тот момент в Комитете начальников штабов Соединенных Штатов существует еще одно мнение – направить усилия на тихоокеанский театр военных действий. Но Рузвельт настаивал на участии русских в конференции по выработке стратегических решений, о чем и сообщил Черчиллю в послании от 26 ноября. Президент полагал, что конференцию следует провести сразу же после того, как немцы будут выдворены из Туниса; предполагалось, что эта операция займет от четырех до шести недель. «Я уверен, – замечает Рузвельт, – что мы сядем за стол переговоров вместе с русскими».

В тот же день Черчилль отправил ответ Рузвельту. В принципе он соглашался на участие русских в конференции, но полагал, что она должна состояться только после того, как американцы и британцы обговорят собственные проблемы и придут к единому мнению. Одна из причин такого подхода заключалась в следующем: русские будут требовать мощного наступления на континент в 1943 году с запада или с юга или с обеих сторон одновременно, и с точки зрения эффективности этим следует заняться Рузвельту и Черчиллю с помощью их военных советников.

В своих ответах Рузвельту и Черчиллю от 27 ноября Сталин не ухватился за предложенную возможность личной встречи. Вместо этого он предложил устроить конференцию представителей трех военных штабов, решения которой позже обсудить с помощью переписки. Предложение Сталина сильно озадачило президента, но он ответил решительным отказом. Рузвельт все еще надеялся, что при встрече с ним и Черчиллем Сталин увидит, как он (президент) старается соблюдать интересы Советского Союза. В связи с этим 2 декабря Рузвельт отправил Сталину еще одно приглашение, подчеркнув, что «причина моей настойчивости заключается в том, что мне необходимо поговорить с вами. Я предлагаю тайно встретиться в надежном месте в Африке, которое устроит всех троих. Ориентировочно с 15 по 20 января». Но при этом он опасался нежелательных последствий, если в конференции, которую он рассматривал как встречу трех держав, примут участие только американцы и англичане. На следующий день Рузвельт сообщает Черчиллю: «Я задаюсь вопросом о целесообразности поездки в Лондон Маршалла с коллегами до начала конференции, поскольку не хочу, чтобы у Сталина создалось впечатление, что мы до встречи с ним уже все обсудили между собой».

Черчилль, мгновенно перестроившись, занял ту же позицию в отношении Сталина, что и Рузвельт. «Я искренне надеюсь, что вы согласитесь. Нам надо выбрать наилучший момент для мощного нападения на Германию в Европе в 1943 году».

Сталина не удалось убедить приехать на встречу. На оба предложения он ответил, что одобряет идею встречи, определяющую главную линию военной стратегии, и продолжил, что, «однако, к моему огромному сожалению, я не имею возможности покинуть Советский Союз. Ситуация такова, что я даже на один день не могу позволить себе этого…». Кроме того, Черчиллю он написал: «Я ожидаю вашего ответа на прошлое письмо относительно создания второго фронта в Западной Европе весной 1943 года».

В этом же письме он сообщает о последних событиях в ходе битвы под Сталинградом и добавляет, что надеется здесь уничтожить немецкую армию. Попытка немцев вывести из окружения под Сталинградом 6-ю армию полностью провалилась; вся группа армий «Дон» была отброшена так далеко назад, что уже ничем не могла помочь окруженной группировке войск. Даже Гитлер был вынужден согласиться с отступлением немецкой армии на Кавказе.

Президент настоял на присутствии советских представителей, раз уж не удалось уговорить Сталина. Раздраженный постоянными разногласиями между американскими и британскими начальниками штабов, на принятие решения Рузвельт оставил немного времени. Он согласился с тем, что они с Черчиллем должны присутствовать на конференции, даже в отсутствие Сталина. Было бы лучше, считал Рузвельт, если бы Дядя Джо согласился на встречу, предположим, 1 марта, а после этого где-нибудь в Африке могла бы произойти встреча представителей военных штабов трех держав для проведения предварительных переговоров. По сути, Рузвельт уже интересовался у Сталина, не мог бы тот оценить возможность и назначить дату будущей встречи в Северной Африке где-нибудь в начале марта. Сталин вновь повторил, что нынешняя военная обстановка не позволяет ему покинуть Советский Союз ни сейчас, ни в начале марта, и дал понять, что вообще не понимает, о чем может идти речь: британцы и американцы должны выполнить данное ими обещание и открыть весной второй фронт в Европе.

После третьего отказа вопрос был решен и мгновенно улажены все формальности относительно американо-британской встречи. Благодаря отсутствию Сталина удалось избежать серьезных споров. Сомнительно, что Сталин согласился бы на меньшее, чем безоговорочное обещание высадки через Канал в 1943 году, но еще более сомнительно, что Черчилль дал бы такое обещание. Американцы были бы вынуждены прекратить наступление в Тихом океане. Казалось, что Рузвельта не волнует подобная перспектива, хотя перед конференцией в Касабланке он предлагал Сталину в самое ближайшее время направить в Москву генерала Маршалла, чтобы принять необходимые меры, исключающие возможное недовольство Сталина относительно решений, принятых в его отсутствие.

Удалось бы им быстрее прийти к соглашению относительно того. что следует сделать в первую очередь, и каковы были результаты четырехмесячной работы их военных штабов? Какой план вторжения более удачно согласовывался с операциями в Средиземноморье и с будущими действиями на Дальнем Востоке?

Все эти проблемы рассматривались исключительно с точки зрения затрат, предполагаемого риска и возможных преимуществ. Из опубликованных воспоминаний Черчилля становится ясно, насколько активно премьер-министр был занят политическими вопросами, которые будут появляться по мере продвижения американской, британской и русской армий. Поэтому он счел необходимым присутствие министра иностранных дел Идена в Касабланке. Но преградой для осуществления этого намерения явился сам президент. Вся переписка Рузвельта относительно предполагаемой встречи должна была проходить через Белый дом. Президент не проводил консультаций с Хэллом или с Государственным департаментом по вопросам, которые должны были рассматриваться в Касабланке. Он не собирался брать с собой на эту встречу государственного секретаря или какого-нибудь представителя Государственного департамента. Рузвельт планировал. что решением всех вопросов, лежащих вне военной сферы, займется Гопкинс, и попросил Черчилля отправить Идена домой. Несмотря на то что это шло вразрез с его желаниями, премьер-министр согласился с решением президента.

Неизвестны причины, по которым президент исключил государственного секретаря из состава участников конференции. Об этом можно только догадываться. Возможно, по той причине, что основной целью конференции являлось решение военных вопросов. Может, президент сомневался в способности Государственного департамента сохранить все в тайне. Возможно, Рузвельт рассчитывал встретиться с де Голлем и в связи с этим опасался резких выходок со стороны Хэлла. И наконец, президент прекрасно осознавал, что они с Хэллом не являются единомышленниками.

Но независимо от причины каждый может задаться вопросом, что бы произошло, если бы на конференции присутствовали Идеи и Хэлл, не было бы больше внимания уделено политическим проблемам, появившимся в 1943 году, особенно возникшим в процессе нападения на Италию. Кроме того, повлияло бы их присутствие на важное заявление относительно безоговорочной капитуляции. предложенной на конференции в Касабланке?

ТРЕТИЙ ПЕРИОД
Январь-июль 1943 года: от конференции в Касабланке до июльского нападения на Сицилию; коалиция сохраняется, несмотря на разницу во взглядах на вторжение через Ла-Манш

Конференция в Касабланке: военные решения и вопрос безоговорочной капитуляции

Во время проведения конференции в Касабланке, начавшейся 12 января 1943 года, британская армия, пройдя через Триполи, двинулась дальше. Командующий армией на Ближнем Востоке генерал Александер своими донесениями убедил в необходимости продолжения операции с целью окончательного подчинения Средиземноморья. К этому времени русские окружили под Сталинградом 6-ю армию под командованием генерала Паулюса и развернули боевые действия по двум направлениям в районе среднего Дона. Теперь уже не приходилось опасаться, что Восточный фронт неожиданно потребует помощь с Запада.

Благодаря этим обстоятельствам американцы и британцы в Касабланке ухитрились урегулировать военные планы на ближайшее будущее, но оставили открытыми основные стратегические вопросы, ради которых, собственно, и затевалась эта встреча.

Вот в чем заключалась основная суть принятых на конференции решений.

1. Безопасность морских коммуникаций Британии будет обеспечиваться совместными усилиями. Потери, понесенные на протяжении 1942 года, оказались неожиданно высоки. Фельдмаршал Брук назвал нехватку судов «удушением всех атакующих операций».

2. Следует по-прежнему оказывать помощь советской армии, но без какого-либо принятия новых важных мер в этом вопросе.

3. Война в Северной Африке должна продолжаться до окончательной победы.

4. Одновременно должна начаться подготовка операции по захвату Сицилии (операция «Хаски») с тем, чтобы начать эту акцию как можно быстрее. Американские начальники штабов были вынуждены согласиться с этим решением. Маршалл особенно боялся, что, не добившись никаких окончательных результатов, это тем не менее может остановить запланированную высадку во Франции, но его убедили, что лучшего применения силы в 1943 году уже не найти. Приведенные британским штабом факты доказывали, что любое усилие, связанное с форсированием Ла-Манша, предпринятое летом 1943 года, в лучшем случае будет слишком незначительным, чтобы оказать существенное влияние на ход сухопутных сражений в Европе, а в худшем случае может повлечь такие губительные последствия, что дальнейшие попытки предпринять высадку окажутся просто невозможными. В отличие от этого существовали абсолютно обоснованные причины для нападения на Сицилию. Но в мозгу Черчилля засела уверенность в том, что операция в Средиземном море поможет вывести Италию из войны, взяв в свои руки управление Балканами, и заставит немцев привлечь большее количество дивизий для защиты Италии. Маршалл сдался, однако заявил, что делает это, поскольку «больше всего стремится к прекращению проведения бесконечных операций в Средиземноморье и рассчитывает, что Северная Франция будет являться сценой основных действий, направленных против Германии».

5. Следует увеличить совместные стратегические бомбардировки Германии, объединив американскую программу дневных с британской программой ночных бомбардировок. Такая усиленная атака необходима для того, чтобы ослабить воздушный флот Германии и лишить ее способности оказать сопротивление вторжению через Ла-Манш.

6. Следует продолжать сосредоточение сил на территории Великобритании для нанесения удара по Германии. Подготовка вторжения, более крупномасштабного и быстрого, чем остальные операции, начнется сразу же, как только станет возможно. Наиболее убедительным, в отличие от непонятного расходования ресурсов для осуществления вторжения на континент, явилось соглашение, согласно которому в Лондоне немедленно учреждалась совместная организация по управлению и планированию («Коссак»). Она должна была разработать программу повторного вторжения в Западную Европу: в 1943 году, если Германия приблизится к окончательному краху, или для того, чтобы вбить первый клин для окончательного вторжения в 1944 году. Таким образом, результатом начатого планирования явилась операция «Оверлорд», затем последовало назначение Эйзенхауэра на должность верховного главнокомандующего, а в феврале 1943 года был учрежден объединенный командный штаб.

7. Открытым остался вопрос о проведении дальнейших действий в Тихом океане, решение по которому мог принять Комитет начальников штабов Соединенных Штатов. При решении этого вопроса следовало действовать крайне осторожно, чтобы у союзников не создалось впечатления, что для победы над Германией в 1943 году хороши любые средства. Соглашаясь даже на такой осмотрительный шаг, британский штаб действовал вразрез с собственным мнением. Британцы не видели никаких оснований для начала этой весной наступления против Японии. Они считали, что попытка подобных действий может исчерпать ресурсы, необходимые для продолжения борьбы в Европе, и не предполагали, что Филиппины, на которые американцы уже положили глаз, могут быть захвачены еще до окончательного разгрома Германии. Однако американцы были уверены: нельзя позволить японцам укрепить свое положение в Тихом океане и оттуда готовить новые наступления. Адмирал Кинг пытался доказать британцам, что лишь пятнадцать процентов союзнических ресурсов задействовано на тихоокеанском театре военных действий. Им с Маршаллом хотелось вдвое увеличить эту цифру.

В своих угрозах они пошли еще дальше, заявив, что если в Тихоокеанском регионе не будет оставлено достаточное количество ресурсов, то Соединенным Штатам, к великому сожалению, придется приостановить выполнение своих обязательств на европейском театре войны. Но они соглашались урегулировать этот вопрос в том случае, если в течение года в Тихом океане будут проводиться различные операции с помощью имеющихся в их распоряжении ресурсов, находящихся на тихоокеанском театре, включающие большую часть американских самолетов, грузовых кораблей и десантных судов.

Согласно этой договоренности в 1943 году американская и австралийская армии отправились с Гуадалканала и Новой Гвинеи через море Бисмарка на северо-запад, к островам Трук и Гуам, с целью захвата (или изоляции) японской базы в Рабауле.

8. Усилие, направленное в 1943 году на возврат Бирмы, которое открывало путь в Китай, было предварительно одобрено. Темой дальнейших обсуждений послужило наступление на севере Бирмы и десантная операция на юге с целью возврата порта Рангун. Но вскоре после окончания конференции стало очевидно, что Черчилль упорно сопротивляется проведению этой рискованной операции. Следовало безотлагательно усилить американские военно-воздушные силы в Китае, существенно увеличить количество транспортных самолетов, совершающих полеты по опасному маршруту над Гималаями из Индии в Китай. Все эти меры были необходимы для того, чтобы удержать Китай в войне. Рузвельту хотелось бы сделать еще больше. Чан Кайши считал, что мер слишком мало.

Эта компромиссная программа, состоящая из многих пунктов, давала определенную свободу действий. Одним словом, принятые в Касабланке решения означали следующее:

– судьба стран по обе стороны Средиземного моря будет находиться в руках Америки и Британии;

– Италия должна подвергнуться силе удара, который разрушит ее до основания, и она капитулирует первой из стран Оси;

– советская армия, несмотря на незначительную помощь со стороны союзников, оказалась перед необходимостью нести на себе основную тяжесть войны и в 1943 году;

– американский Комитет начальников штабов должен сохранить право контролировать принятие военных решений на юго-западе и в центре тихоокеанского театра.

Если это было все, о чем говорилось и что было сделано в отношении планирования военных операций, то конференция в Касабланке не должна была занять сколько-нибудь значительного места в истории войны и коалиции. Строго говоря, на конференции следовало провести предварительный анализ осуществленных военных операций. Но что сделало столь незабываемой эту конференцию, так это провозглашение стратегии «безусловной капитуляции». Членам Оси объяснили, что Соединенные Штаты и Великобритания не собираются вести с ними переговоры относительно условий окончания войны, а исходя из чувства справедливости и доброжелательности в отношении народов, лидеров которых они стремились низвергнуть, будут сами принимать решения. Впоследствии побежденным государствам было совершенно откровенно сказано, что это делалось не в качестве акта возмездия, а для того, чтобы безоговорочность капитуляции была столь же очевидной, как и их поражение.

До появления подробных отчетов о конференции могло сложиться ложное впечатление от выступления Рузвельта в отношении предложенной стратегии, хотя его речь была результатом предварительного обсуждения. Советники президента были не просто осведомлены о сущности выступления президента, а принимали участие в разработке этой доктрины.

Уже в апреле – мае 1942 года один из подкомитетов, образованный под эгидой Государственного департамента и названный подкомитетом по проблемам безопасности, приступил к рассмотрению вопросов, которые возникнут в том случае, если вражеские государства изъявят желание прекратить военные действия. Председателем этого подкомитета стал Норман Дэвис, бывший посол по особым поручениям и доверенное лицо государственного секретаря Хэлла. Генерал Джордж У. Стрэнг и адмирал А.Дж. Хербурн (или адмирал Р.Е. Трайн) входили в подкомитет в качестве представителей армии и военно-морского флота. Соединенные Штаты вступили в войну только по той причине, что не удалось добиться безоговорочной капитуляции Германии в Первой мировой войне; это мнение занимало господствующее положение во вновь созданном подкомитете. В результате появился документ, утвержденный 21 мая, относительно того, что «при условии окончательной победы Объединенных Наций следует добиваться не перемирия, а окончательной и безоговорочной капитуляции ведущих вражеских государств, и, вероятно, с учетом Италии».

Трудно сделать какой-то конкретный вывод из этой довольно лаконичной записи. В особенности непонятно, что подкомитет подразумевал, говоря о необходимости требований политических полномочий: для капитуляции всего государства или просто для безоговорочной капитуляции армии?

В документе, озаглавленном «Сравнительный анализ проблем и методов деятельности коалиции во Второй мировой войне», представленном в сентябре 1956 года в Американскую научно-политическую ассоциацию, капитан Трейси Б. Киттредж, бывший историком Комитета начальников штабов, заявляет, что «представители Объединенного штаба рекомендовали не заключать никакого перемирия с Германией, Японией, Италией и их сателлитами до тех пор, пока они не предложат „безоговорочную капитуляцию“ их вооруженных сил». Эти рекомендации в конце декабря 1942 года были представлены президенту на рассмотрение.

Имеются свидетельства, что большинство подкомитета поддерживало курс на безоговорочную капитуляцию вооруженных сил, находясь под впечатлением прогнозов, сделанных генералом Стрэнгом, что, поскольку должно быть более двадцати союзников, желающих принять участие в выработке условий капитуляции, то в результате военные условия могут оказаться сильно ослаблены.

Судя по последующим событиям, Рузвельт признал мнение подкомитета в том виде, в каком оно было представлено Норманом Дэвисом, разумным. Но на некоторое время, в связи с отъездом Рузвельта в Касабланку, вопрос был отложен. Затем 7 января 1943 года Рузвельт проинформировал Объединенный штаб, что он собирается поддержать концепцию «безоговорочной капитуляции» как основную военную цель союзников. Похоже, что Рузвельт объяснил штабу, что собирается обсудить с Черчиллем вопросы, связанные с предоставлением Сталину совместных гарантий относительно оказания поддержки до тех пор, пока войска не войдут в Берлин, и что их единственным условием является безоговорочная капитуляция. По моим сведениям, Объединенный штаб не выражал никаких протестов в отношении такой политики; нет никаких штабных документов, подтверждающих значение и последствия этой стратегии.

В любом случае, 24 января на конференции в Касабланке, после упоминания о необходимости принятия военной программы, Рузвельт сказал: «…мир на земле может наступить только после полного уничтожения военной мощи Германии и Японии. …Уничтожение военной мощи Германии, Италии и Японии означает безоговорочную капитуляцию Германии, Италии и Японии и, значит, предоставляет обоснованные гарантии будущего мира на земле. Имеется в виду не уничтожение народов Германии, Италии или Японии, а уничтожение философии этих государств, основанной на завоевании и подчинении других народов».

По свидетельству очевидца (предположительно Гопкинса), Рузвельт до поры до времени делал вид, что не собирается заявлять об этой стратегии. Сохранились его записи по этому поводу: «Эти два французских генерала, де Голль и Жиро, доставили нам такое количество неприятностей! По-моему, заполучить их было столь же сложно, как договориться о встрече с Грантом и Ли, а тут уже началась конференция, и у нас с Уинстоном не осталось времени, чтобы подготовиться к ней, и вдруг в моей голове проскочила мысль, что они назвали Гранта „Старая безусловная капитуляция“, об этом я и сказал».

Было совершенно очевидно, исходя из заключительных слов выступления Рузвельта, что эта мысль уже какое-то время сидела у него в голове. И вполне вероятно, что когда он прибыл на конференцию, то в тот же день решил, что это стоит сделать. В сущности, все сказанное Рузвельтом содержится в его записях.

С определенной степенью достоверности, независимо от того, было ли выступление Рузвельта в Касабланке заранее обдуманным или это был экспромт, можно догадаться о причинах такого поведения президента. Во-первых, это заявление, подразумевающее, что никакие другие сделки подобного рода рассматриваться не будут, могло помочь рассеять недоверие, появившееся после заключения сделки с Дарланом, одним из наиболее неприятных представителей клики Виши. Во-вторых, оно помогло бы заверить советское правительство, что Соединенные Штаты и Великобритания собираются бороться до конца. И наконец, продемонстрировать стремление не допустить проблемы, наподобие тех, что возникли у Вудро Вильсона после окончания Первой мировой войны, когда еще до окончательной капитуляции началось обсуждение условий мира с вражескими политическими лидерами.

Речь президента произвела на Черчилля ошеломляющее впечатление, хотя Рузвельт предупреждал его, что отдает предпочтение этой стратегии и собирается сообщить об этом во всеуслышание.

В действительности это не совсем так. Эллиот Рузвельт в своей книге воспоминаний рассказывает, как во время ленча родилась фраза «безоговорочная капитуляция». «Произнесенная отцом фраза сразу же пришлась по вкусу Гарри Гопкинсу, в то время как Черчилль, сидя с набитым ртом, медленно жевал, думал, хмурился, наконец, усмехнулся и заявил: „Отлично! Могу себе представить, как развопится Геббельс и вся его компания“».

Это подтверждается радиограммой, отправленной Черчиллем из Касабланки 20 января в адрес военного кабинета: «В свое время мы предлагаем составить заявление для прессы о работе конференции. Мне бы хотелось знать, что думает военный кабинет об объявленном нами твердом намерении со стороны Соединенных Штатов и Британской империи продолжать войну до „безоговорочной капитуляции“ Германии и Японии. Мы умышленно не говорим об Италии; это поможет внести раскол в ряды противника».

Военный кабинет не только не сомневался в выбранной стратегии, но даже посоветовал упомянуть Италию, опасаясь подобной ситуации в Турции, на Балканах или в каком-либо другом месте.

Несмотря на предварительное рассмотрение вопроса, премьер-министр, как уже было сказано, оказался застигнутым врасплох. когда президент, без долгих разговоров, вылез вперед с этим сообщением. Вероятно, так следовало поступить, поскольку четкого понимания, что этот важнейший шаг будет предпринят, достигнуто не было. Очевидно, эти двое не возвращались к рассмотрению вопроса до переговоров, во время которых всплыло сообщение Черчилля в адрес военного кабинета, и вот тогда они обсудили текст совместного публичного заявления, в котором ничего не говорилось о «безоговорочной капитуляции».

Как бы то ни было, но премьер-министр никак не выказывал своего удивления. Он тут же присоединился к президенту, объяснив собравшейся прессе, что все устремления будут направлены на то, чтобы в отношении преступников, ввергнувших мир в войну. распространилось требование «безоговорочной капитуляции».

Согласно сообщению, появившемуся в этот же день в «London Times», после того, как президент объяснил, что означает стратегия безоговорочной капитуляции, «создалось впечатление, что эта счастливая мысль только что пришла в голову президенту, и нынешнюю конференцию мы могли бы назвать „Конференция безоговорочной капитуляции“. „Правильно! Правильно!“ – с готовностью поддержал Черчилль, и президент заметил, что они с мистером Черчиллем нисколько не сомневались в исходе встречи, поскольку оба преследуют одни и те же цели».