Текст книги "S-T-I-K-S. Товарищ Резак 2"

Первым решил заговорить Батюшка Айболит:

– Надо выдвигаться. Меня Тотошка каждый день за рукав таскает, домой хочет, а после этого о нём всё узнать надо. То, что его хозяева делают – весь Стикс перевернуть может. Внутренняя наука и технология на дары Стикса.

– А не боишься, что нас, как особо любопытных, к дереву около муравейника привяжут и какую-нибудь лёгкую книжку для чтения оставят, чтоб не скучно было?

– Всяко может быть, но пока без этого обходились. Думаю, с нашей бандой связываться не будут, да и с псом мы дружим.

– Главное, чтобы на неоненавистников не нарвались, но Новые люди своих врагов знают, и детей с малолетства учат, кто нехороший. Я зверёнышей уже расспрашивал. Они ничего не знают – значит, во врагах эти не числятся. Создатели Тотошки или совсем далеко, или кто-то из неагрессивных.

– Да, согласен, – подытожил мои слова Батюшка Айболит.

Процесс сборов прошёл быстро. Самым тяжёлым было успокоить радовавшегося Тотошку, чтобы навьючить на него груз и не дать рукава оторвать, когда он пробовал ускорить процесс выдвижения и дёргал за них. Если он такой здоровый, и ему так надо, то пусть и таскает. Половина груза – это всё равно его жратва. До перезагрузки кластера Бабы Яги и закрытия прохода оставался день, и мы решили упаковаться и поспать уже внизу, в подземной крепости, когда проход закроется. Надо было срочно спускаться, чтобы не ждать потом две недели.

Я традиционно взял палаш, свой «Калашников» в модификации нео, пару сменных штанов и рубах, рюкзак и запасные удобные красные сапоги. Батюшка Айболит прихватил похожий набор, только вместо рубах у него были рясы, а вместо палаша – шестопёр; сестра Ася взяла то же самое, только вместо автомата у неё был бесшумный пистолет с пулями нео, а ещё сарафаны и набор медицинских инструментов. Тотошка, как самый заинтересованный, взял всё остальное, что мы тащить на своей спине не хотели. Настя, Лёня собрали всё то же, что и в прошлый раз.

Все рекорды скорости по собиранию побила Эль-Маринель. Она не только собралась, а ещё и успела напрячь наших девок на временные татухи. Они тут так называют раскраску тела какими-то едучими красками, которые проникают глубоко под кожу и даже в условиях Стикса держатся месяцами. Наша эльфийка щеголяла изысканными рисунками, украшавшими всё тело, почти не прикрытое коротким охотничьим платьем.

Платьев у неё было несколько, и они были хороши. Девки постоянно снимали много вещей с заражённых, но больше складировали, чем носили. Некоторые из нарядов нашей лучнице были явно малы, но она их упорно натягивала. Все были столь короткого фасона, что едва прикрывали зад или прикрывали его частично.

На вопросы Батюшки Айболита, почему не взять сарафан, она отвечала, что она – боевая единица, и будет много бегать, а это в сарафане неудобно. Вопрос «почему нельзя сделать платье чуть выше колен, надеть штаны или сообразить длинный разрез в юбке» – поставил Эль-Маринель в тупик, и не найдя что ответить, она вообще прекратила отвечать на эти провокационные вопросы. Зато с нижней частью туалета у неё был полный порядок. Наши женщины предпочитали носить спортивную обувь или лёгкие берцы, когда такие удавалось снять с заражённых.

Но надо отдать должное, Эль-Маринель в первую очередь была бойцом, потом – эльфийкой и только потом – взбалмошной девчонкой. Основу её багажа составляли оплетённые певчие стрелы. Она их брала с большим запасом. Как правило, стрела всегда ломалась после первого выстрела, и могла остаться целой, только если тварь оказывалась небольшая и падала удачно, не сломав древко. Взяли несколько запасных луков-бубликов, которые у неё тоже ломались, набрали наконечников и, чтобы не мудрить в подземельях с поиском птиц, прихватили ещё и запас перьев, надеясь, что уж палок мы точно отыщем.

Зверёныши тоже просились в экспедицию, но я не взял их по той же причине, что и в прошлый раз. То, что они остаются дома, было сразу понятно, но если бы они не попробовали напроситься, то себе бы этого никогда не простили.

Весь вечер мы таскали оборудование вниз, стараясь успеть до перезагрузки. Ночь прошла спокойно, а утром через узкую щель в граните нам просунули кабель, подключённый к супермозгу нео. Это устройство прекрасно управляло и нашей электроникой.

Стараясь успеть всё собрать, я смог только стать полновластным властелином всех знаний высокоразвитой цивилизации, и совсем ничего не успел расспросить. Те бумаги, которые писали зверёныши, были частью кода, открывающего мне полный доступ ко всей информации, которую знала цивилизация новых людей. Мне надо было ответить на кучу вопросов, мозг должен был понять, не нахожусь ли я под чужим влиянием. Я отвечал на вопросы, а Джульетта и Носорог показывали козявкам нужные листы. Экзамен я сдал и имел право запросить любой чертёж самого современного космического крейсера, или узнать о расположении орбитальных баз, или заказать протокол отлова бозона Хиггса.

Вот что я вчера не успел, так это расспросить о насущном, а именно – о пробоях и их категориях. Сегодня я собирался сделать это обязательно. Хотел до ухода снова, но уже в подробностях, осмыслить произошедшее и проговорить с Батюшкой и Королём Артуром.

На селекторном совещании состав был обычным: все заинтересованные лица. Я хотел сам поспрашивать супермозг нео, а потом доложить кратко, но кто же мне даст? Каждому было интересно тоже поучаствовать в процессе. В первую очередь меня интересовали пробои и их классификация. Всё оказалось достаточно просто. У нелюдей имелись те же возможности, что и у внешников. Для них это был ещё один мир, куда можно было сунуть ненасытные жвала и загребущие клешни. Новые люди об этом знали, и преспокойно закрывали пробои, даже не пытаясь договариваться с ненавистным врагом.

Параллельно я нашёл интересную информацию о предположении, что именно из нелюдей перерождаются скребберы, но подтверждения этому не получили. Нео проводили ряд экспериментов, когда вживлялись датчики слежения заражённым богомолам и штурмовым вариантам пауков. Эти виды были заточены на контактный бой в условиях космоса и агрессивных атмосфер планет. Такие бойцы могли порвать Нового человека в штурмовом скафандре.

Подобные заражённые, которые использовали свою невероятную физическую силу генмодифицированных мышц и прочность природной брони, очень быстро отжирались до самых высших форм элиты и невообразимых размеров, превосходя всю местную живность в кровожадности, но так и не становились скребберами. Была целая теория о том, что надо время для полного перерождения, или это другие виды, или, может быть, какой-то неизвестный вид нелюдей. Я попросил сбросить мне эту информацию, чтобы спокойно почитать потом. Нео так и не решили тайну появления скребберов.

Самое плохое в этой информации было то, что иногда, не очень часто, могли появляться группы пробоев. Вот эти группы пробоев и испугали Новых людей. В групповых пробоях иногда появлялись большие порталы, и нелюди могли перебросить сюда полноценные войска, что представляло собой угрозу как для Новых людей, так и для всего Стикса в целом. Сравнимые по вооружению и уровню развития, нелюди вполне могли истребить нео и взяться за всех остальных. Первые признаки таких проблем уже появились, но чем это завершится – как обычно, небольшим всплеском активности, или всё-таки будет теоретически предсказанный массовый пробой вне категорий – новые люди не знали.

Как обычно, главным зачинщиком беспорядков оказался угадайте кто? Я! Добрая Милая Крёстная нашёл подтверждение умениям, которые считались невозможными и были чисто теоретическими. Однако они оказались вполне осязаемыми и под боком. Боевые искины нео, получив это подтверждение, тут же перестроились под этот мир, где теоретические задумки вполне реальны, и поменяли отношение к предполагаемым возможностям. Если и эта теория окажется верной, то нас ждут, мягко говоря, плохие времена. Да чего там! Немытое вонючее место придёт тут всем! Однозначно! С учётом упрямства нелюдей, которые мало считались с ресурсами, возможен был любой исход жизни в этой вселенной. Вот на такой позитивной ноте мы завершили наши научные изыскания, проверили снаряжение и двинули, немного посидев на дорожку.

Глава 9. Резак. Ножки с бантиками

Я глянул на Свята и протянул ему остатки кофе в термосе. Он кивнул в знак благодарности и улыбнулся во всю рожу, покрытую заспанными лёжками. Думаю, и на моей физиономии можно было найти подобные следы пересыпа. С дорогой всё было на редкость отработанно и продуманно. Спали, как коты, почти круглые сутки. Спали, пока ехали в бронированном грузовике, а приезжая к вечеру на ночёвку, ужинали и перебирались спать в кровать, чтобы потом сесть в грузовик и, уютно устроившись в кресле, снова задремать. Но сонная часть закончилась, и мы пёхом топали среди кластеров в гости к одному корешку Свята. Мой товарищ обязательно хотел вручить подарок, который готовил всё это время своему другу.

С собой в дорогу помимо рюкзаков мы взяли две объёмные вязанки хвороста. Как объяснил Свят – это подарок, который он тащит своему товарищу. Я был не против, мне вообще плевать: надо так надо.

Мы шли по тихому живописному месту. Дорога пролегала около обрубка небольшого городка и обширного леса, часть которого пересекали несколько полосок черноты. Это была та самая нехорошая чернота, как говорил Блохастый, со временны́м смещением. Довольно частое явление в районах, прилегающих к Пеклу. Она и позволяла выживать иммунным, преграждая путь тварям, и почти не встречалась на внешке. Здесь в ходу были более слабые формы чёрной аномалии, и долго живущие в Стиксе иммунные могли часами ходить по этим зонам.

Эта была правильная, сильная; могла порвать предметы в клочки, оторвать мясо от костей и мгновенно убить почти всю электронику. Мы дотащили свои две вязанки палок: от совсем тоненьких сучков, аккуратно упакованных в целлофан, до могучих брёвен – кривых и корявых. Товарищ их тоже бережно обернул, заботясь о том, чтобы ни один листик и ни один кусочек коры не оторвался.

– Свят, а для чего эти все дрова? Мы в лесу, тут таких веток полно, на фига тащить? Мы и тут могли набрать хвороста хоть тонну.

– Это специальные палки! У меня дар – я любую ветку могу в меч превращать, любая деревяшка в руке – это клинок. Эти – редкие, неправильные, они как неживые, но не мёртвые; скорее, как не родившиеся, и в клинок не превращаются. Не знаю, как это охарактеризовать: совсем другие. Мне как-то такая попалась. Небольшой сучок, странный; я его в рюкзак сунул, потом хотел разобраться, но забыл – так и таскал. Мне с товарищем в эту черноту прыгать пришлось. Тут все кластеры разом перегружались: или под откат, или рискнуть в черноту лезть. Прыгнули, неудачно. У напарника глаза выпарило, кожа лопается; на мне тактические очки были, они трещинами пошли, и я чувствовал, как подгорать начал. Я перед этим спека кольнул – как стимулятор и обезболивающее. Знал, что просто так не отделаемся, тем сознание и не потерял. Лучше без кожи походить, чем наверняка под перезагрузку попасть. На мне кожа подгорает, товарищ от болевого шока бьётся…

Свят сделал размашистый жест поэта. Ему только черепа в руке для вдохновения не хватало. Продолжил повествование:

– К нам что-то невообразимое, невероятное подкатывает, а в мозгу проносится: «И какого хрена вы тут делаете? Время своё тратить на вас, бездельников! Повадились в черноту прыгать. Не видели, что кластер перегружается? А ну, пошли отсюда!» – и меня с товарищем могучим пинком под зад на свежий перезагрузившийся кластер выкинуло. Только ещё и подлечило немного. У напарника из глаз и порванной кожи в черноте кровь хлестала – а тут уже сукровица, и не течёт. Я вообще легко отделался. Хватаю товарища за шкирку и начинаю потихонечку отползать от местных добряков, чтобы ещё один стимулирующий пендель не прилетел, а у меня в мозгу: «Ну-ка, постой! А что это у тебя там в рюкзаке такое интересное?» Меня вроде как спасли, да ещё и разговаривают. А ты знаешь, Резак, обижать здесь никого не надо, непонятно, где и как это выкатится. Я сам ещё от боли не отошёл, кости ломит, зад отваливается. Раскрыл рюкзак и показываю всё, что есть. Достал обоймы к автомату, фляжку с живчиком, электронику, которая сдохла безвозвратно. А у меня в голове проносится, что всё не то; я потом вот эту палку показал, а мне говорят: «Ой, какая вещь! А ты можешь мне её отдать?» Конечно отдал.

– Свят, а на фига ему палки? Если всё правда и тебя не просто вштырило, и ты галюны не поймал, то этот из черноты – очень мощный.

– Он мне объяснял, но я толком не понял. Сам понимаешь, у меня половина кожи прогорела, на руках товарищ корчится, да и я под спеком. Этот из черноты может или судьбу менять, или смерть отгонять. Смысл в том, что, если кто-то коней должен двинуть прямо сейчас, этой палкой можно ему второй шанс дать, а он смерть может либо предсказывать, либо знает, как мы умрём, и изменить может, если ты ему мил будешь. Он мне тогда и говорит: «Я твоей гибели не вижу, но вот этой палкой могу другим помочь. Если такие ещё найдёшь, обязательно приноси». Замороченно у него всё, но деревяшка понравилась. С тех пор если нахожу такие, то всегда забираю.

Мы подошли к черноте, и Свят швырнул внутрь палки.

– Резак, а ты что ждёшь? Свои швыряй.

– Вообще-то я ожидал кого-нибудь увидеть. Призрак подойти должен, или что вроде такого.

– Бро, ты как ребёнок. Великие сущности палки попросили принести. Если надо будет, сами тебя найдут. Швыряй. Никуда дрова не денутся, – он похлопал меня по плечу и заорал в черноту: – Харон, бро! Я те палок приволок! А это Резак! Он хороший!

Ничего не происходило. Палки лежали за полоской черноты, птички пели, ветерок шуршал листиками. Я по привычке пожал плечами и швырнул свою древесину в черноту. После столь страстных и страшных историй, которые по дороге рассказал мой приятель, я ожидал здесь увидеть минимум чёрного рейдера, либо размытое пятно тумана, из которого проглядывает череп; да всё что угодно – но просто швырнуть вязанку хвороста на полоску черноты и остаться таким довольным… Ну, Святу лучше видно, пусть делает как хочет, если его это успокаивает.

Выполнив свой социальный долг по прикармливанию божественных сущностей, мы отправились к базе, где обитал мой приятель, но по пути завернули к ещё одному месту, в котором он намеревался раздобыть подарок бывшему начальнику.

Мы осторожно пробирались по улочкам небольшого городка. Я почувствовал заражённых, и хотел Свята чуть-чуть придержать рукой, но натолкнулся на его руку, которой он собирался, очевидно, сделать тоже самое. Напарник не ожидал от меня такой чувствительности, и одобрительно покачал головой. Я понимал, что впереди заражённые, но вопреки моему ожиданию, что мы сейчас их обойдём, он показал двигаться туда. Разговаривать и задавать вопросы, демонстрируя себя звуками – была не лучшая идея, тем более я здесь на правах гостя, а Святу виднее. Подкравшись, он показал знаком остановиться и выглянул из-за угла, внимательно посмотрел, покачал головой, и мы начали красться к другому перекрёстку. Позанимались немного бесшумным паркуром, перелезая через гаражи и невысокие заборы частных домов, попрыгали через палисадники.

Свят осмотрел ещё несколько групп заражённых, но они ему почему-то не подходили. Я, раздираемый любопытством, уже пытался шепнуть товарищу, чтобы объяснил, что он делает, но каждый раз он показывал мне строгий указательный палец, чтобы я не шумел. Наконец мой приятель заулыбался и показал довольный большой палец. Я взглянул.

Девица, свежак, метр восемьдесят в холке, в чулках в большую призывную клетку и на шпильках с огромной платформой стояла и раскачивалась. Короткая юбка особо не прикрывала трусы, а верхнюю часть украшал короткий топ, одетый без белья, и макияж самых ярких цветов боевой раскраски. Свят взял в руки черенок от поломанной грабли, который казался таким трухлявым и старым, что, наверное, не пережил субботник и был оставлен гнить в качестве удобрения. Напарник указал мне на несколько заражённых, стоявших рядом, взглядом спросив, что, если он будет занят девкой, то справлюсь ли я сам? Я ответил кивком головы, что готов, достал ножи и показал: можно начинать.

Вот чем я по-настоящему давно не занимался – так это не резал свежаков. Последний раз уже не вспомню, когда это было. Почти сразу, когда я попал в Улей, меня подобрал мой крёстный. За пару дней он убедился, что меня можно научить держать ножи, и я авансом получил своё имя. Потом начались тренировки, где мне пришлось отработать гордое имя – Резак. Попав к умелому, пусть и постоянно укуренному учителю, я быстро научился держать ножи в руках, и почти сразу перешёл на серьёзные, по меркам внешки, дела. Свежаки становились моей добычей крайне редко, даже не могу сказать, что я вспоминал молодость.

Мы выскочили, и я упокоил своих за секунды. Вопреки моему ожиданию, Свят схватил девку за талию и показал на вход в цветочный магазин. Шипящую и пытавшуюся вывернуться и сожрать моего товарища заражённую он очень ловко впихнул внутрь, положил на стол и перерубил пополам палкой, которая оставила ровный срез – не хуже Пальценожа. Подняв ноги таким образом, чтобы кровь стекала за стойку, он аккуратно положил отрезанные конечности на чистое место, достал из рюкзака баллончик, пшикнул на срез. Кровь мгновенно спеклась и перестала течь. Ещё раз переместив обрубок на другую часть стойки, около цветов, он стал обматывать целлофаном и паковать нижнюю половину заражённой. Выглядело это весьма странно, но наблюдая, как сосредоточенно был занят мой товарищ, я уже не стал ничего говорить под руку, думая, что такие вещи обязательно требуют объяснений, и вскоре я их получу.

– Ну, как подарок? Загляденье? – поинтересовался моим мнением товарищ.

Ноги девки были аккуратно упакованы в прозрачный целлофан, а через промежность и вокруг ягодиц были намотаны яркие ленты, завершавшиеся большим бантом, который располагался на том месте, где должно было быть продолжение тела.

– Прикольно. Я, наверное, так бы не сделал. Мне терпения не хватит. Свят, скажи, и на фига тебе это надо?

– Для моего имиджа, и одного урода побесить. Пошли на воздушок, расскажу. Здесь больше делать нечего.

Мы вышли из магазина. На шум, который устроила втаскиваемая девка, набежало ещё несколько заражённых. Это они зря: может быть, у них и был бы шанс вырасти в более крупных заражённых, но теперь точно не будет.

– На базе один Эрнест Неодимович завёлся. Тварь конченная – слов нету. Девчонка у нас служила, тихая, спокойная, никого не трогала, а этот грёбаный урод её так достал, что она противогаз сняла. Иммунитета у неё не оказалось, разумеется. Он всё орал, что от девки только борщ нужен, и нижняя половина ещё, а верхней – так хоть пусть вообще не будет, ему пофигу. Вот я ему из каждой экспедиции теперь сувенир и приношу – нижнюю половину девки. Раздражает его страшно. Мне же надо как-то имидж поддерживать? Да и пусть тварь помнит.

– Дела, – прокомментировал я.

– Да, блин. Вот с тех пор у меня такая традиция. В этом есть логика. Они меня считают больным на всю голову, отмороженным до невменяемости, и вопросы решать со мной нельзя, и давить, соответственно, нельзя, и что-то требовать. Что можно требовать от неадекватного психа? Поэтому у нас образовался симбиоз. Я тут у них звание получаю, зарплату родственникам отправляю, мне письма пишут. Я даже в ведомости расписываюсь за премию и в журнале по технике безопасности.

– Так и расписываешься?

– Да нет, конечно, электронную подпись ставлю, кто же мне бумажки бухгалтерские в руки даст? Прихожу когда вздумается, приношу что надо, хапаю сколько смогу и сваливаю. Мне на базе дают нужное оборудование, а я отдаю эссенцию; но если у меня букварь найдут или учебник математики за первый класс, то сразу поймут, что я читать учусь, и тогда моё кредо пропало. Приходится быть долбаном-идиотом, а в условиях Стикса такой имидж поддерживать весьма легко. А с Эрнестом Неодимовичем даже ничего нового придумывать не надо – знай про нижнюю половину девки не забывай.

Свят мне очень напоминал моего друга Траха. При первом приближении создаётся ощущение необузданного извращенца с повёрнутыми на всю катушку мозгами, но если ближе узнаёшь человека, то видишь, что он очень продуманный, образованный и даже некоторыми местами интеллигентный, прямо как я сам.

Через пару часов неспешной ходьбы мы подошли к первому периметру. Обычно дальше иммунные не ходят, если не хотят поделиться органами с друзьями внешниками и дружат с головой. Как правило, здесь только мины и видеонаблюдение. Потом ещё идут несколько периметров, дальше всё посерьёзнее. Товарищ достал из рюкзака пару электронных часов, надел сам и протянул мне:

– Резак, чудо-ролексы надевать, шуметь, на мины наступать, в видеокамеры почаще рожи корчить и не забывать зад показывать, а то подумают, что ты не со мной, а по моим следам какой-то интеллигент увязался, на базу пробраться хочет. Могут стрельнуть. Тут везде мины тупые, в пластиковых корпусах, ни одной железки, металлоискатель бесполезен; а вот на улитке мины умные. Разминировать не получится, но если у тебя чудо-часики, то они пропускают, и начальству на базу стучат, что шляются тут всякие.

Почти час мы шли по извилистой дороге, называемой улиткой. Так звался проход в минном поле, где оставляли дорогу незаминированной, а в нашем случае – перекрытой умными минами. Ближе к базе нас сопровождали взглядами камер автоматические пулемёты, зыркая оптикой из бетонных дотов. Когда я со Святом подошёл почти вплотную к стене, открыли небольшую бронированную дверь, и мы вошли на территорию базы.

Нас встретило несколько бойцов в противогазах. Свят, держащий в руках объёмный целлофановый пакет женских ног, украшенный бантом, радостно их поприветствовал:

– Привет, девчонки! Опять в намордниках? Мужиков покусать боитесь или шоб жаняхи не разбяжалися? Где Эрнест Неодимович? Я тут подарочек сообразил.

Парни вначале скривились, но, увидев подарок и узнав, кому он предназначен, простили мелкие пакости моему товарищу и заулыбались. Старший смены покачал головой:

– Свят, ты долбаный ненормальный! Там он, – и мужчина указал рукой.

– Верую! Верую! Верую! – сообщил мой подельник, и мы направились в указанную сторону.

Однако сразу мы туда не пошли, а вначале товарищ отдал баллоны, попросил освободить тару и вручил нужным людям флешку и список оборудования, который мы намеревались забрать с собой. Везде с улыбкой смотрели на подарок, и все до последнего салабона знали, кому он предназначен. Злого бывшего начальника нашли на небольшом дворике. Он был иммунный, и о приходе Свята уже знал. Товарищ поставил ноги у стены, указав на подношение, и поздоровался:

– Здравия желаю, Эрнест Неодимович!

– Свят, твою мать! У меня имя есть. Я иммунный, если не заметил. Повторённая дважды шутка не смешная. Я тебе уже говорил, имбецилу, что я тут ни при чём. Этой психопатке надо было пасть заткнуть и молчать, а не противогаз снимать.

Напряжение снял невысокий мужчина, подошедший к нам и державший список оборудования в руке. Он был тоже иммунный и, наверное, большой начальник, потому что скомандовал:

– Отставить! Убрать эту дрянь! – и указал Эрнесту Неодимовичу на прислонённый к стене подарок.

Эрнест сплюнул под ноги, скривил рожу и, взяв в охапку презент, покинул дворик под занявшую всю морду улыбку Свята.

– Свят, это кто? – спросил начальник, указав на меня.

– Здравия желаю! При нём – можно. Новый сотрудник. Производственник. Резак зовут.

– Понятно. Пошли.

Через пару минут мы были в кабинете. Обставлено помещение было без изысков, только с дополнительным количеством оружия. Рассадив нас по креслам просторного, но аскетичного помещения, начальник положил перед нами листы..

– Свят, зачем это всё? И ещё – я прекрасно знаю, как сходят с ума, и это не твой случай. Ты что-то мутишь.

Мой товарищ заулыбался:

– Если в Стиксе у тебя с головой всё в порядке, то это самый плохой признак: скоро умирать, – и стал водить пальцем по бумагам. – Это для соседей, и мне немного боеприпасов. Хорошо отдаренные соседи – совсем нелюбопытные и безынициативные. Это яйцеголовые раздобыть просили. Сами прокормиться не могут, а пользы много: перегрузки предсказывают, заражённых потрошат, карты особые рисуют. Представления не имею, для чего эти приборы. Тоже подкармливаю. Сам понимаешь, такое количество эссенции в одно рыло добыть и переработать нельзя. А это мне, – и палец товарища остановился на строчках с названиями взрывчатки и количеством в тоннах.

– Я про это и спрашивал. Зачем столько?

– Туннель рыть, этого может и не хватить.

– Куда туннель? – поинтересовался начальник.

– Проход на новое место. Только это очень далеко, около Пекла, перспективы могут быть.

– Ладно. Я уже всё заказал – дня три надо, если всё по плану пойдёт. Свят. Пожалуйста. Для меня. У нас очень мало иммунных, и случись что, каждый человек на счету. Я не могу Эрнеста выгнать, сам понимаешь. Я прошу.

– Хорошо. Но я не забыл.

– Забывать не просил. Спасибо.

Следующие три дня мы отдыхали – вернее, я в сопровождении товарища совал свой нос всюду, куда нас пускали. При первой встрече с Котом в лесу он мне обещал много нового и интересного, а ещё и невероятного. Я тогда, принимая обещания пушистого Главного конструктора, даже не мог подумать, что в «новое и интересное» входит дружеская экскурсия на базу внешников.

Мы разместились в странной машине. Она походила на монстра из постапокалиптичных фильмов, выполненного в малом бюджете людьми с небогатой фантазией. Тентованный «Урал» был покрыт бронеплитами и диким камуфляжем.

– Резак, ты, это, противогазик-то надень. Пока мы сюда шли, посторонних глаз точно не было, а вот на выезде дорог всего несколько. Наверняка где-нибудь камера дальнобойная стоит. На тех, кто в противогазе, даже не смотрят, а вот муров выпасают – и правильно делают. Этих ублюдков наказывать надо. С них и началось массовое вырезание кишок. Первые внешники падальщики были, всем хватало, а потом жадность…

– А нас свои не сольют? А то мы по базе три дня бродили без паранджи.

– Нет. Ты что? Я для них счастливый билет. Даже Эрнест будет молчать. Здесь никому не хочется с базы выходить и за иммунными гоняться, а простые парни давно забыли, как противогаз изнутри пахнет. Такого как я, наверное, ни у одних внешников нет. Сейчас мы по дороге жизни поедем. Это не та, которая в Ленинграде, это так называли наши пращуры, когда тебе через голову своя же артиллерия снаряды отправляет. Метров на триста перед самым носом, а ты бежишь в атаку перед самым артобстрелом. Один снаряд не туда – и всё, считай, погиб от дружественного огня. Так пехота наша бежала; перед самыми окопами немцев артподготовка прекращалась – только спрыгнуть, и врукопашную. По-разному называли. У нас сейчас так же будет.

Свят надел противогаз и дал по газам, машина выехала из открытых ворот. Два беспилотника вышли из-за леса, буквально брюхо протерев верхними ветками деревьев, и ударили из пушек по кустам вдоль дороги. Сразу за тем, как пролетели самолёты, грохнули орудия, и местность перед базой заволокло дымом разрывов снарядов. Снаряды из автоматических пушек взрывались над лесом, осыпая подлесок густым ковром осколков. «Ну, погнали!» – орал товарищ сквозь противогаз. Машина вынеслась вперёд. «Тут кто угодно может быть. Для нас их к земле прижмут, и мы прокатимся с ветерком!» – сообщил Свят. Беспилотники сделали красивый разлёт, поворот и долбанули по невидимым для нас целям, а после, заложив дугу, ушли в сторону.

По бокам и перед машиной гремели разрывы. Артиллеристы вели грамотный огонь, и мы, прикрытые огнём орудий, резко свернули на неприметную грунтовую дорогу и, подминая кусты, поехали по еле заметной колее. Оставив грохот взрывов в стороне, мы проехали пару лужаек, и перед большой искусственной посадкой вышли на корявую разрытую колеями и размытую ручейком дорогу.

Забытая всеми грунтовка несколько раз пересекала русло водной преграды, и ни о каких внедорожниках здесь речи и быть не могло. По этому пути могли проехать только трактора и такие монстры, как наш Трэш-Урал, загребая по самые мосты грязь и расшвыривая её кусками. Через час мы выехали на сухое – только для того, чтобы через некоторое время опять нырнуть в полужидкое болото давить камыши. Чуть позже выехали на бережок красивой степной речки со спокойным течением. Здесь она делала изгиб, и наша машина справа и слева была закрыта высокими зарослями камыша, хорошо превосходящими по росту высоту нашей техники. Свят снял противогаз:

– Поздравляю нас, бро! Оторвались! Теперь генеральная уборка.

– Не понял?

Вместо ответа Свят показал мне на выход. Я вылез из массивной двери с прикрученным бронелистом толщиной сантиметра три. Машина была вся обвешана защитой и выкрашена в безумный камуфляж. Кто придумал так маскировать грузовик – оставалось загадкой. Такое ощущение, что парней-срочников вывели на субботник и приказали нарисовать камуфляж красками, которые до этого спёрли в каптёрке, оставшейся ещё со времён развала Советского Союза. Была только зелёная, чёрная и белая, а о том, что краски можно смешивать, салабонам сообщить забыли. Старательные салаги камуфлировали как могли, раскрашивая чудо модернизации.

– Резак, смотри. Я великий! – заорал товарищ и отодрал кусок броневой защиты, прикрывающей капот, оставив торчать болты и успешно сломав толстую, сантиметра три, плиту.

Да блин! Это не металл – это обычный пеноплекс, только покрашенный под броневую плиту и прикрученный массивными стальными болтами. Свят движением фокусника разрезал тент. Под тканью была кабина бронированного кунга.

– А теперь – вуаля! – и плюнув на палец, мой товарищ провёл по камуфляжу. Под пёстрой окраской странных художников, не знавших о том, что краски можно смешивать, был полноценный хаки обычных военных грузовиков. Наше чудо техники покрасили гуашью?

– А теперь, мой друг, за мойку высокого давления, гаечные ключи и лопату. У нас на всё минут двадцать, пока не поймут, что произошло, и не кинутся искать тентованный «Урал» внешников. Хотя очень сомневаюсь. Тут надо долго жить и местные дороги знать, здесь до таких знаний обычно не доживают.

Свят пошёл к воде, набрал ведро воды и ливанул на дверь, от которой только что отодрал ещё один кусок якобы брони. Он протёр тряпкой и отмыл герб объединённого союза стабов, нанесённый заводским способом. На бегу это невозможно подделать. Такое делали всего в нескольких мастерских, и позволялось такой знак иметь только военным машинам. Поселение Свята тоже принадлежало именно к этому объединению. Кстати, хитрованский стаб товарища входил ещё в несколько союзов и со всеми дружил, щедро отдариваясь ценным имуществом. Объединённому союзу они поставляли древние снаряды, пушки и даже оплачивали наёмников для ведения войн и поддержания порядка в их части Стикса.