Текст книги "Русские оружейники"

Герман Нагаев
Русские оружейники

Федоров

В. Г. Федоров

В старом Петербурге

Еще накануне все газеты сообщили о том, что по улицам Петербурга пройдут войска, возвращающиеся с турецкой войны.

Утром, несмотря на хмурую осеннюю погоду, главные улицы были запружены народом: каждому хотелось увидеть героев Плевны, Карса и Эрзерума.

Коллежский регистратор Григорий Федорович Федоров, служивший помощником смотрителя в училище правоведения, услышав звуки военных оркестров, застегнул на все пуговицы не новый, но тщательно вычищенный сюртук, хорошо облегающий его плотную фигуру, расчесал перед зеркалом пушистую бороду и, взяв за руку четырехлетнего сына, крикнул в соседнюю комнату:

– Мать, мы ушли.

Через несколько минут они оказались на Литейном. Посадив на плечо сына, Григорий Федорович пробрался к краю панели.

– Вот теперь гляди, Володя, это наши победоносные войска возвращаются с войны. Турков били.

Оглушенный громом оркестров, Володя замер, изумленно всматриваясь в колонны войск.

Из-за туч неожиданно выглянуло солнце и озарило ярким светом марширующие полки. Его слепящие лучи заиграли на трубах оркестрантов, заблестели на гранях плавно колыхающихся штыков. Войска проходили чеканным шагом, с развернутыми знаменами, что придавало их маршу особую торжественность. За пехотой, грохоча по булыжнику мостовой окованными колесами, двигались артиллерийские части. Красивые, сытые кони, по три пары в упряжке, везли бронзовые орудия. Сияющие на солнце стволы пушек были увиты зеленью. В гривах лошадей пестрели цветы.

За артиллерией стройными колоннами шли кавалерийские эскадроны. Потом показались на белых конях гусары. Они сидели гордо подбоченясь, словно возвращались не с полей битвы, а из ближних лагерей. Выхватив из ножен шашки и горяча коней шпорами, проезжали кирасиры[1]1
  Кирасир – военнослужащий некоторых частей тяжелой кавалерии в царской армии, носивший кирасу (латы, металлический панцирь на спину и грудь).


[Закрыть]. Двигались казачьи сотни. Все это пестрело в глазах мальчика, изумленного невиданным доселе зрелищем.

В последующие дни и дома и на улице только и разговоров, что о войне. Даже мальчишки из соседних домов играют в войну. Они разбились на две партии и повязали на руки белые и черные повязки. Белые – русские, черные – турки. «Турки» засели в стареньком сарае на задворках, где мелом было выведено большими неуклюжими буквами «Плевна».

К сараю со всех сторон подползают «русские», швыряют камни и кричат: «Турки, сдавайтесь!» Но так как ответа нет, с громким «ура» бросаются на штурм…

Разговоры о войне, игра в войну, вид марширующих по городу войск волнуют сердце мальчика. Володя начинает мечтать о битвах и восторженными глазами смотреть на военных. Но в его памяти навсегда остаются не только впечатления о красивом марше воинских частей, о детских играх в войну, а и о множестве безруких и безногих, которые, прося подаяния, бродили по улицам Петербурга. Он с жадностью слушал рассказы взрослых о жестоких сражениях на Кавказе. Особенно его поразил страшный рассказ одного солдата-инвалида об осаде Плевны и об огромных потерях русских в этом сражении. Володя хорошо запомнил суровое, обезображенное шрамом лицо солдата и его деревянную ногу.

Солдат с деревянной ногой жил рядом, в Косом переулке, и частенько выходил за ворота рассказывать ребятишкам о своих приключениях на войне.

Старшие братья, Ваня и Коля, любили послушать солдата и нередко брали с собой Володю.

Солдат не только хорошо рассказывал, но и пел ребятишкам песни, чаще всего ту, которую в то время любили распевать в народе.

В 1878 году, в день 30 августа, должны были праздноваться именины царя Александра II. Командовавший русской армией брат царя, Николай Николаевич, решил этот день ознаменовать «грандиозной» победой и без надлежащей подготовки дал большое сражение под Плевной, где полегло много русских воинов.

Этому кровавому событию и была посвящена песня, которую пел безногий солдат. Она начиналась так:

 
Именинный пирог из начинки людской
Брат готовит державному брату,
А по Руси святой ходит ветер лихой
И разносит крестьянские хаты…
 

Песню быстро выучили все мальчишки и потом, маршируя во дворе, пели ее хором. Однако это пение продолжалось недолго. Некоторых мальчишек высекли за нее родители, других выдрал городовой, а солдат исчез неизвестно куда.

Но маленькому Володе на всю жизнь запомнились правдивые, бесхитростные рассказы бедного солдата и эта суровая песня, полная гнева и слез русского народа.

Отец Володи Федорова получал мизерное жалование, которого едва хватало, чтоб сводить концы с концами. Когда дети подросли и пошли учиться, надо было где-то прирабатывать, чтоб скопить деньги на уплату за обучение.

Обладая хорошим голосом, Григорий Федорович поступил в хор Казанского собора, где пел в вечерние часы, получая за это кое-какое вознаграждение. Занятый большими хлопотами, он мало бывал дома, и дети его почти не видели. Их воспитанием занималась мать, совмещавшая это со множеством всяких забот по хозяйству. Анна Ивановна была неутомимой работницей и нежной, заботливой матерью. В длинные зимние вечера дети собирались за столом, над которым ярко горела пятнадцатилинейная «молния». Анна Ивановна обыкновенно сидела за шитьем, а Ваня, Коля и Володя рисовали или рассматривали «Иллюстрированную хронику русско-турецкой войны».

Война давно уже кончилась, но последствия ее еще долго продолжали волновать русских людей, особенно молодежь.

Братья Володи учились в Александровской военной гимназии. Там много говорилось о войне. Эти разговоры продолжались и дома. Просматривая «Иллюстрированную хронику», где было много рисунков и фотографий, братья иногда засиживались до полуночи. Оторваться от рисунков и литографий не хватало сил.

…Вот генерал Скобелев на белом коне ведет в атаку русские войска на Зеленых горах… Вот гибнут в неравном бою солдаты майора Горталова, поклявшиеся не отдавать назад захваченные ими турецкие траншеи… Вот картина переправы русских войск через Дунай…. Вот плененный Осман-паша отдает свою саблю русскому генералу Ганецкому…

Фотографии и рисунки говорят о беспримерной храбрости русских солдат, о разгроме в боях всех турецких армий: на Дунайском фронте и на Кавказе, о взятии русскими мощных крепостей Карса, Эрзерума и Плевны, которые турки считали неприступными. Эти рисунки наполняют гордостью юные сердца. Братья вслух мечтают о том, что станут такими же, как герои Плевны и Эрзерума. Но не все фотографии им одинаково понятны. Они смотрят на усатого генерала графа Игнатьева, подписывающего Сан-Стефанский мир с турками, и не знают, радоваться этому или нет. Им не было известно, что этот мир был продиктован царскому правительству англичанами, боявшимися падения Константинополя, так как русские армии двигались к нему, почти не встречая сопротивления разбитых турецких войск. Англичане ввели свой флот в Дарданеллы и угрожали России войной, если русские войска займут турецкую столицу. Вмешательство англичан свело на нет победы русских войск, одержанные ценой тяжелых жертв. Условия Сан-Стефанского мира глубоко возмутили широкие круги русского народа. Не было семьи, где бы не говорили о последствиях этой войны.

Война легла тяжелым бременем особенно на крестьян и рабочих. Росло недовольство самодержавием. В больших городах стали возникать рабочие организации. В Петербурге в 1878 году под руководством столяра Степана Халтурина и слесаря Обнорского был организован «Северный союз русских рабочих», ставивший своей целью «ниспровержение существующего строя».

Но Володя и его братья ничего не знали об этом.

Днем, когда братья были в гимназии, Володя один рассматривал журналы, то и дело прибегая в кухню к Анне Ивановне, прося прочесть подписи под картинками.

Кончалось тем, что мать прятала журналы, а его выпроваживала гулять…

Отцу как-то нездоровилось, и он не пошел на службу. Присев поближе к окну, Григорий Федорович развернул газету и стал читать хронику. Сейчас же к нему на колени вскарабкался младший из сыновей и, бойко водя пальчиком по газете, громко прочитал: «Бир-же-вы-е ве-до-мо-сти».

Отец искренне изумился:

– Ты уже знаешь все буквы?

– Да, и умею читать! – с гордостью ответил Володя.

Отец занес руку, чтоб погладить сына по русой головке… но вдруг что-то громко ухнуло, задребезжали стекла. Отец насторожился. Через несколько минут раздался новый оглушительный взрыв.

Отец вскочил и, передав испуганного Володю матери, бросился на улицу. Через некоторое время он вернулся и на немой вопрос Анны Ивановны шепотом сообщил:

– В городе переполох… только сейчас взрывом бомбы убит Александр II…

Семья Федоровых жила замкнутой жизнью. Только после бомбы Григория Рысакова, убившей 1 марта Александра II, Федоровы узнали о существовании тайных организаций. Но говорить об этом не смели. Отец был строг и, боясь быть заподозренным, пресекал всякие попытки политических разговоров.

«Учиться и выйти в люди!» – вот что с детских лет внушалось каждому из сыновей. Несмотря на скудный заработок, отец все силы употреблял на то, чтобы дети получили образование.

Как-то придя с улицы, Володя услышал голос матери. Она говорила отцу:

– Ванина-то тужурка ему как раз, только надо перелицевать да поштопать, а то выгорела, прохудилась кой-где, да и пятна есть…

«Обо мне говорят», – подумал Володя и вошел в комнату. Разговор о тужурке тотчас же прекратился. Володя понял: родители не хотят, чтоб он знал о трудностях, с которыми они готовят его в гимназию, и молча прошел в свой уголок.

Однажды он проснулся ночью и увидел мать, сидевшую у лампы. Осторожно, чтоб она не услышала, он приподнялся на кроватке и посмотрел через стол.

«Так и есть! – мелькнуло в сознании. – Мама перелицовывает старую тужурку».

Опершись на спинку кроватки, он внимательно смотрел, как Анна Ивановна отпаривала и чистила борта, как кропотливо штопала и утюжила рукава, протертые на локтях, как заметывала старые петли…

Вначале он обрадовался тому, что наконец-то и у него будет своя тужурка, и он, как и братья, пойдет учиться в гимназию. Потом мальчик нахмурился. Стало невыносимо жаль бедную, добрую мать. Еле сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, он уткнулся в подушку, и горячие слезы потекли по его щекам…

Володя проснулся раньше обычного. Первое, что он увидел, открыв глаза, была почти новенькая тужурка, висевшая на спинке стула. Сев на кроватке, он долго смотрел на нее, ласково гладил по суконным бортам, любовно трогал блестящие пуговицы. Он понимал, сколько труда и любви вложила в эту тужурку его мать…

Как бы они жили, если б ее не было?.. От этой мысли ему стало страшно, он прибежал в кухню и прижался к груди матери…

Отец, отдав двух сыновей в военную гимназию, решил, что третий должен приобрести гражданскую специальность. Григорий Федорович мечтал устроить Володю в Третью классическую гимназию, так как она находилась рядом. Гимназия эта была одной из лучших в Петербурге.

Осенью 1883 года Володя Федоров вместе с отцом подошел к воротам знаменитой гимназии.

Их обогнал и быстро исчез за дверью смуглый, живой мальчик в костюме гимназиста, показавшийся Володе очень знакомым.

– Папа, кто этот гимназист? Я его знаю…

– Нет, ты его не знаешь, – улыбнулся отец, – ты видал на портретах его деда… Это внук Александра Сергеевича Пушкина.

– Пушкина? – переспросил Володя. – Ведь я знаю на память столько его стихов! – И он чуть не запрыгал от радости. – Похож, похож!.. Как Пушкин в детстве!..

Они вошли в высокий, строгий вестибюль, где их встретил поклоном старый седобородый швейцар в яркой ливрее.

– Пожалуйте раздеваться, – сказал он, указывая рукой на дверь, ведущую в раздевалку, и, обращаясь к Григорию Федоровичу, добавил: – Не извольте беспокоиться за вашего сынка, все будет хорошо.

Григорий Федорович, обняв и перекрестив сына, сказал ему; на ухо:

– С богом, Володя. Не бойся, ты не один. Будь внимателен, слушайся…

Володе же стало совсем страшно. Не смея ничего сказать, он робкими шагами пошел за швейцаром…

В раздевалке Володя сдал фуражку и был отведен в класс, где уже сидело за партами до двадцати гимназистов.

Не успел мальчик осмотреться, как раздался звонок, и в класс вошел учитель в форменном мундире с блестящими пуговицами. Он ответил на приветствие новичков и строгой, парадной поступью взошел на кафедру.

– Ну-с, приступим к занятиям, – торжественным взглядом он окинул учеников и начал говорить о том, что представляет собой «наша» гимназия, как должен вести себя гимназист, и многое другое.

Мальчики сидели затаив дыхание, и с напряжением вслушивались в его напыщенную и в то же время монотонную речь. Вдруг дверь распахнулась, и учитель, увидев на пороге высокого худого старика, с длинной желтеющей бородой, поспешил ему навстречу. Гимназисты встали и замерли.

– Господа, – еще более торжественно заговорил учитель, – разрешите представить вам директора нашей гимназии господина Лимониуса.

Гимназисты стояли навытяжку и «ели» директора глазами. Бросив на новичков не столько строгий, сколько уставший взгляд, Лимониус оказал что-то невнятное и важно удалился. Учитель же снова взошел на кафедру и, взяв прежний тон, продолжил свои нравоучения.

Володя сидел и слушал, не смея поднять глаз: ему было и страшно за свою лицованную тужурку, и приятно от сознания, что он уже гимназист. Облаченный в гимназическую форму, он впервые почувствовал себя взрослым.

Когда раздался последний звонок, новички, уложив в ранцы тетради и книги, стремглав бросились в раздевалку. Володя не отличался особой бойкостью, поэтому он пошел не спеша, уступая дорогу другим и почтительно раскланиваясь с встречавшимися учителями. В раздевалке кто-то сильно толкнул его в бок; он еще не успел сообразить, что следует делать в таком случае, как получил тумака с другой стороны и, словно ошпаренный, выскочил обратно.

В раздевалке шел традиционный кулачный бой между пансионерами и «барчуками», так пансионеры именовали всех гимназистов, не живших с ними в общежитии.

«Вот тебе и гимназия! – подумал Володя, почесывая ушибленный бок, – а еще классическая…»

В этот миг раздались громкие голоса:

– Блоха, Блоха, берегитесь!..

Суматоха мгновенно стихла, и гимназисты чинно и важно стали выходить из раздевалки.

Скоро появился и сам «Блоха» – маленький, черненький человечек в вицмундирчике. Он быстро спрыгнул вниз по лесенке. Осмотрелся, прислушался и, семеня и подпрыгивая, направился в раздевалку.

Володя взял фуражку и, опасливо озираясь, направился домой.

Так началась его учеба в гимназии.

С первых же занятий Володя почувствовал суровый режим гимназии. Многие преподаватели, вопреки доброй о них молве, отличались сухим, бездушным отношением к гимназистам. Дисциплина была жестокая. Слово «учитель» произносилось со страхом. Большинство учителей были иностранцы – непроницаемые, сухие люди. Даже их фамилии – Лимониус, Кесслер, Райман – были такими же холодными, чужими, неприветливыми.

Но среди преподавателей оказывались и такие, чье появление в классе ожидалось с радостью и ликованием.

Большой любовью у гимназистов пользовался преподаватель русского языка Павел Саакович Юрьев, рослый седобородый человек с открытым добродушным лицом, густым басовитым голосом. С гимназистами он обращался просто, хотя и любил прикрикнуть при случае. Объяснения его были ясны и доходчивы. Он всегда подкреплял их жизненными примерами и цитатами из произведений русских писателей.

Гимназисты, утомленные предшествующими уроками, иногда пошаливали или подсказывали друг другу. Павел Саакович, заметив это, довольно резко, хотя и добродушно, пресекал такие попытки. При этом он поднимал увесистый, обросший рыжими волосами кулак и, погрозив им, рокотал:

– Я те помогу…

Володе, как и многим другим гимназистам, он привил горячую любовь к русской литературе.

Когда в классе началось чтение «Записок о Галльской войне» Юлия Цезаря, Володя сидел затаив дыхание. Картины боевых походов Юлия Цезаря произвели на него огромное впечатление.

Изучение греческого языка позволило Володе в подлинниках прочесть «Одиссею» и «Илиаду» и лучше усвоить историю древнего мира и древней литературы. Но больше всего его влекло к изучению истории русского народа и родной русской литературы.

В старших классах историю русской литературы преподавал один из лучших учителей гимназии – Юрий Николаевич Верещагин. Он горячо любил свой предмет и умел эту любовь привить гимназистам. Едва ли в классе был хоть один гимназист, который оставался бы безучастным к полным красоты и очарования лекциям Верещагина. Юрий Николаевич, тихий человек, совершенно преображался, когда в руках его была хорошая книга. Он читал художественные произведения, как артист, создавая в воображении слушателей незабываемые сцены, характеры, образы, события. Как-то он принес с собой в класс небольшую книжечку с выцветшим от времени переплетом.

– Знаете ли вы, что я вам сегодня прочитаю?

– Пушкина!

– Гоголя!

– Тургенева!

– Толстого! – раздались голоса.

– Нет, не угадали. Да и не угадать вам, а давайте-ка лучше послушаем.

Юрий Николаевич расправил пожелтевшие страницы, выждал, пока все успокоятся, и вполголоса, мягко и свободно начал читать… В повести рассказывалось о далеком прошлом, о героическом походе русских воинов, об их славном предводителе, о жестокой битве с врагами. Гимназисты сидели как зачарованные. Ничего подобного никто из них не слыхал. И когда чтение было закончено, Юрий Николаевич объяснил, что это стихотворное переложение величайшего творения русского народа – «Слово о полку Игореве».

Володя Федоров много дней жил под впечатлением прочитанного. Ему захотелось изучить историю и с точностью установить путь, по которому шли славные дружины Игоря, но оказалось, что это не под силу не только ему, но даже и маститым ученым.

Бессмертный поход князя Игоря с новой силой зажег в его сердце любовь к воинским подвигам. Ему захотелось глубже изучить героические страницы далекого прошлого своей Родины. Лекции по русской истории еще больше укрепили в нем эту любовь.

Чтобы пополнить свои знания, Володя шел в библиотеку и выкапывал там новые книги по изучаемой эпохе. Его поразила личность Ивана Грозного – создателя великого многонационального государства. Особенно увлекала его история военных походов Грозного и приготовлений к ним.

Ночью, когда все засыпали, Володя зажигал лампу и, прикрыв ее картонным абажуром, шепотом читал брату Коле увлекательные страницы об Иване Грозном. Особенно нравилось им описание деятельности Грозного по созданию мощной российской артиллерии. Из книг они узнали об Андрее Чохове и о других славных русских пушкарях, чье оружие в ту пору превосходило все известные иноземные пушки и мортиры.

Когда изучение истории продвинулось до царствования Петра I, ночные чтения Володи и Коли вошли в систему. Коля учился в военной гимназии, поэтому его особенно интересовал Петр I как великий полководец. Чем больше они читали, тем многогранней вырисовывался перед ними образ Петра. Вот Петр – создатель русского военного флота, вот он организатор и руководитель беспримерного похода на юг, окончившегося взятием Азова. Великая победа Петра над шведами под Полтавой окончательно покорила их юные впечатлительные сердца.

Когда учитель задал гимназистам сочинение на тему «Петр I – великий государь», Володя очень обрадовался. В своем сочинении он рассказал, как Петр создал в России первую регулярную армию, построил большие по тому времени военные заводы и укрепил мощь русской артиллерии, введя конную артиллерию, которой не было в то время ни в одной армии мира. Володя не забыл отметить и то, что по указу Петра была открыта первая в России артиллерийская школа, где изучались высшие науки.

И вот настал день, когда все сочинения были прочитаны преподавателем. Учитель, на ходу приветствуя гимназистов, быстро взошел на кафедру и высоко поднял серую тетрадь.

– Вот лучшая работа в классе… А написал эту работу ваш товарищ Владимир Федоров. Попросим его сюда.

Володя так растерялся, что, взойдя на кафедру и взяв свою тетрадь, даже не поблагодарил учителя за столь высокую оценку…

* * *

Самое радостное и веселое время года – весна – проходило для Володи и его братьев как-то незаметно. Это была горячая пора. Все готовились к экзаменам.

Зато лето, приносящее с собой полную свободу, братья встречали с неописуемым восторгом.

Обычно в июне Федоровы всей семьей уезжали за город, в деревню Суйду, находившуюся верстах в пятидесяти от Петербурга. Отец каждое лето нанимал там маленький крестьянский домик.

На всю жизнь в память Володи Федорова врезалось лето 1890 года.

Еще до отъезда из города семья отметила его шестнадцатилетие, совпавшее с успешным переходом в предпоследний класс гимназии. Коля в этот год закончил первый курс Михайловского артиллерийского училища. Оба брата с маленькой сестренкой и матерью перебрались в деревню. Лето стояло ве́дренное, хорошее. Володя и Коля все дни проводили на речке – за ловлей рыбы, купанием, собиранием трав и цветов для гербария. Отправляясь купаться, они всегда брали с собой книги. Расстелив на берегу небольшой коврик, братья ложились на него и подолгу читали.

…Лето пролетело быстро. Был уже конец августа. Дни стали короче и холоднее. Ходить с бреднем в воде в это время отваживались далеко не все. Но Коля продолжал рыбачить. Как-то в конце лета он несколько часов подряд ловил неводом рыбу вместе с Володей, забираясь в самые глубокие места. К вечеру у него появился жар. И мать уложила его в постель. Володя тоже лег очень рано и быстро уснул. Ночью он неожиданно проснулся, зажег лампу и увидел брата, лежавшего поперек кровати с запрокинутой головой.

Коля умер от кровоизлияния в мозг.

Внезапная смерть брата – лучшего друга его детства и юности – потрясла Володю. Несколько месяцев он не находил себе места. Родные серьезно беспокоились за его жизнь. Ему опротивела не только гимназия с преподавателями и гимназистами, но и ее воздух. Он учился нехотя, без всякого желания, как бы неся тяжелое и неизбежное бремя. Только за чтением он забывался и успокаивался.

Так прошло два года. Наступило время выпускных экзаменов, которого каждый гимназист ждал с душевным трепетом. Через несколько дней он должен получить аттестат, и тогда пред ним откроются двери университета. Но с годами, под влиянием братьев, учившихся в военном училище, в нем окрепла любовь к военным наукам. Володя твердо решил посвятить себя военному делу и, окончив гимназию, в том же 1892 году поступил в Михайловское артиллерийское училище.