Текст книги "Тёмные силы"

ГЛАВА 16. ЭЛЮЗИУМ

Возле них в коридоре, где был тупик, образовалась откуда ни возьмись черная жидкостью в образе двери. Кирилл просунул руку в дверь, и рука растворилась в жидкой тьме, а когда вытащил, рука была на месте.

– Я боюсь, Кирилл, – удивленно смотрит на черную жидкость и произносит Яна.

– Нам придется пойти туда, обратной дороги нет, мы оба это знаем, – взяв за руку Яну, говорит Кирилл.

Яна и Кирилл медленно зашли в черную жидкость, держась за руки, и тут Яна почувствовала, что Кирилл больше не держит ее за руку, она обернулась назад и увидела, что его нет, он исчез и она одна в темноте.

– Кирилл, где ты, Кирилл, что случилось? – расстроившись, зовет Яна в темноте Кирилла.

Темнота мгновенно исчезла, и Яна, обернувшись назад, оказалась в своем доме, на первом этаже, и увидела сидевшую маму с фотографией, на которой была изображена девятнадцатилетняя Яна, одетая в униформу болельщицы.

Мама, одетая в траурное платье, молчала, она сидела к Яне спиной в своей комнате на кресле-качалке, укрывшись шалью.

– Мама? Я вернулась, мама, с тобой все хорошо, мама? – медленно подходит к Маме и спрашивает Яна.

Мама сидела тихо, не замечая свою дочь, внезапно дверь в комнате захлопнулась, а мама так и не обернулась, только гладила ладонью фотографию с Яной. В комнате хлопала незакрытая форточка, за окнами была ночь, и горящая лампа на потолке изредка мерцала.

– Мама, я вернулась, мам, – обходит Яна сидевшую в кресле-качалке маму, нежно положив ей руку на плечо.

Мама продолжала молчать, и вдруг она повернула свое лицо к дочери, медленно поднимая голову. Ужас охватил Яну оттого, что она увидела, и попятилась медленным шагом назад к стене. Лица у мамы не было, как во сне у Кирилла; на том месте, где должен был быть рот, расклеилась клыкастая пасть с гнилыми зубами.

– Никакая я тебе не мама! – отвечает хриплым голосом мама, открыв пасть.

– Что, что происходит, где я? – ничего не понимая, произносит Яна.

– Ты там, где и должна быть… в аду, – смеется мама, изо рта и глазниц ее просачивается зеленый фосфорный свет.

– Неужели, неужели это никогда не кончится? – закрывая глаза руками, твердит Яна.

Все стихло, как будто ничего и не было. Яна убрала руки от лица и открыла глаза. В комнате было пусто, на кресле-качалке никого не было, и кресло само качалось, издавая скрип. Стены в комнате выглядели так, будто им уже много лет: все в трещинах, а картины и мебель в паутине. Лампа на потолке была тоже в паутине и больше не горела, комнату освещали стоявшие в разных местах свечи, двери в комнатах были заколочены досками. Кровавые следы от босых ног вели от кресла-качалки на второй этаж, в детскую комнату Яны, куда она медленно стала подниматься по лестнице. Выход был только один: по лестнице к себе в комнату и только туда. Сколько она видела дверей, ведущих в неизвестность; иллюзии, ни на шаг не отпускающие ее, она надеялась, что это скоро закончится, но напрасно.

– Это не может быть моим домом, – в смятении произносит Яна.

Поднявшись к своей комнате, она остановилась возле двери. На двери была фреска ужасных, сливающихся между собой человеческих лиц. Дверь была закрыта, и кровавые следы босых ног заканчивались возле порога. У двери не было ни замка, ни скважины, ничего, кроме рукоятки в виде вырезанной головы Яны. Как только она прикоснулась к ней рукой, лица на двери зашевелились, словно живые. Дверь со скрипом отворилась и захлопнулась за Яной, после того как она зашла к себе в комнату. Комнату освещали горящие свечи в разных местах, старая мебель поросла паутиной и трещинами, а окна в детской были заколочены досками, и было слышно, как за окнами свистел ветер. Внезапно Яна заметила позади себя, как единственная дверь, через которую она вошла, срослась со стеной. Комната трансформировалась, и все вернулось на свои места. На дворе был день, а через окна сочился солнечный свет. И перед ней проявилась картина, как мама шарила по углам комнаты и нашла наркотики, спрятанные за шкафом. Найдя то, что искала, мама ругалась на свою дочь. Яна стоит возле кровати, а мама тычет перед ее лицом полиэтиленовым свертком с белым веществом внутри. Яна выглядит уже не как раньше, по ее виду видно, что она заядлая наркоманка. Яна выглядела бледной, нервной и недовольной оттого, что мама рылась в ее вещах.

– Дочь, как ты могла до такого докатиться, ведь я все делала для тебя, а ты подсела на эти дурацкие наркотики, разве я была для тебя плохой матерью? – ругает мама свою дочь с очень расстроенным видом.

– Мама, мама, ну перестань, это всего-навсего кока и ничего больше, и не надо рыться в моих вещах, кто тебе вообще позволил рыться в моих вещах? – пытается успокоить маму Яна, поднимает тон в разговоре.

– Да как ты смеешь говорить со мной в таком тоне, я тебя вырастила, а теперь ты свою мать вообще ни во что не ставишь, я только хочу знать, как давно это продолжается? – начинает злиться мама.

– Слушай, мам, давай сменим тему, мне это ужасно надоело, – пытаясь уйти от разговора, отвечает Яна.

– Нет, Яночка, ты будешь слушать меня, пока живешь в этом доме, и я позвоню твоему отцу, надеюсь, он примет меры, – и не думает закрывать тему мама.

– Позвонишь моему отцу!? Ты и вправду хочешь, чтобы он об этом узнал? Да ему наплевать на тебя и меня, – услышав об отце, Яна начинает злиться.

– Не смей говорить так, он твой отец, и ему не плевать, если он не поможет, то помогут врачи, – зарядив пощечину Яне, предупреждает мама.

– А ты не смей лезть в мою личную жизнь!!! – кричит страшным, нечеловеческим голосом Яна.

Мама внезапно растворяется в воздухе, и на ее месте порхают в воздухе разноцветные бабочки… То, что сейчас увидела Яна, могло произойти в альтернативной реальности, но оказалось очередной иллюзией, хотя выглядело все правдоподобно.

– Мама, где ты, мама, вернись, прошу тебя, мама, не покидай меня, я не хочу быть одна, мама, – закрывает лицо обеими ладонями Яна и начинает плакать.

Яна открывает глаза, лежа на своей кровати в своей комнате, и у нее шок от увиденного. Возможно, это должно было произойти в будущем, но еще не произошло, ведь будущее не предопределено. Она так запуталась в своих видениях, они так ясны, что не отличишь, реальность это или сон. Может, у нее есть шанс изменить будущие. Или это всего лишь чей-то плод больного воображения? Некая темная сила, которая не отпускает и удерживает Яну, заставляет ее мучиться и видеть то, чего не существует. И вот покой ее нарушил треск красного покрывала, на котором она лежала. Из-под покрывала вырвались две огромные когтистые руки, заточив ее в свои объятья. От испуга Яна закричала, но никто не слышал ее крик, кроме стража, который вытянул голову из стены над кроватью, растянув стену, как жевательную резинку.

– Добро пожаловать домой, Яна! – громким нечеловеческим голосом заговорил страж.

– Тебя не существует, тебя не существует, тебя нет, – изо всех сил пытаясь достать кинжал из-за спины, твердила Яна.

Яна пыталась вырваться из рук беспощадного стража, но было бесполезно, руки сжимали ее мертвой хваткой, пока ей не удалось дотянуться и достать кинжал, вонзив его в руку стража. Страж завизжал нечеловеческим голосом и отпустил Яну. Голова стража повернулась в сторону Яны, а его руки медленно уползли обратно в кровать.

– Я проглочу твою душу, Яна, – произносит страж, глядя на Яну.

– На проглоти вот это! – запрыгивая на постель, кричит Яна и вонзает кинжал стражу прямо в глаз.

Страж громко завизжал и смолк. Оставив кинжал в глазу стража, Яна слезает с кровати и замечает, что из рукоятки кинжала зеленая жидкость впитывается и растекается по стене, а голова стража застывает, и из глаза, где воткнут кинжал, льется зеленая и светящаяся, как фосфор, кровь. Яна поднимается обратно на постель и пытается вынуть кинжал из глаза, но он словно прирос к голове, и она оставляет его, поняв, что обезоружена. Осмотрев внимательно комнату, Яна не нашла другого выхода, окна были заколочены, а дверь срослась со стеной.

– Тут должен быть какой-нибудь выход, – в растерянности говорит Яна.

Яна стояла спиной к двери и тщательно осматривала комнату, она не пыталась проснуться, но ничего не получалось. Вдруг она услышала скрежет позади себя, повернувшись, она увидела, что дверь разрослась со стеной и выход был открыт, но куда он вел? Как только она вышла за дверь, дверь тотчас же захлопнулась за ней и лица на двери снова зашевелились, словно живые, и застыли в страшных гримасах. Спустившись на первый этаж, все было по-прежнему: ночь за окном, мерцающая лампа, заколоченная досками комната. Яна попыталась оторвать доски от входной двери дома, но они накрепко были приколочены, и тут она заметила, что только дверь в подвал была приоткрыта и оттуда исходил сквозняк. На двери зеленой, светящейся в темноте краской было нацарапано: «Эти двери для тех, в чьих сердцах скрыта тьма».

– Яна, – доносится шепот из подвала, напоминающий голос мамы.

– Мама, это ты, мама? – спрашивает Яна, подойдя к двери, и, ничего не услышав, спускается вниз по лестнице в темноту.

Дверь внезапно захлопывается, и Яна продолжает спускаться в темноту. Она заблудилась в этом мире, единственный выход – идти вперед навстречу опасности. Кто знает, может, в конце пути она найдет разгадку – разгадку ее присутствия здесь. Не подозревая, что самое страшное еще впереди, она продолжала медленно спускаться по ступенькам лестницы вниз, стены словно шептались между собой, зовя ее по имени: то голоса были слышны тихо, то медленно нарастали.

– Яна, – шепчутся голоса в стенах.

Я начала думать, что все эти кошмары, все эти голоса не просто так, словно они пришли из темных уголков моего сознания, и чем дальше я ищу истину, тем страшнее становятся видения и то, что происходит со мной. Тьма внезапно настигла меня, словно одеяло, окутала с ног до головы, медленно настигнув сзади и щекоча мое тело легким сквозняком. Шорохи стихли, и наступила тишина, пока ее не нарушила резкая вспышка огня, загоревшегося в факеле при входе в темный коридор подвала. Тут я заметила мельком, стоя в оцепенении, как чья-то тень словно скользнула по стене за поворот.

– Здесь кто-то есть? – сжав кулаки, произносит Яна.

Молчание, ответа нет, только тьма, внезапно появившаяся из ниоткуда, чей-то шорох и туман. Все исчезло, и Яна не могла открыть глаза, но смутно видела сквозь щели едва приоткрывшихся век, что очутилась на кровати в тихой комнате психиатрической больницы и не может двигаться. Яна звала громко маму, будто она во сне, но голос ее был тихим, едва слышным. Чтобы проснуться, нужно сильно закричать, и услышать Яну может только мама, у нее сработает материнский инстинкт, и она придет к ней на помощь и спасет ее. Надрывая голос, Яна пыталась кричать, она хотела кричать, но не могла, ее едва было слышно, и тут крик увеличился.

ГЛАВА 17. ТЬМА

Мое тело было неподвижно, я не могла открыть глаза, но мой мозг осознавал, что я еще в этом кошмаре, если я мыслю, значит, существую, я еще жива, но не могу двигаться, хотя чувствую, что не одна. Я точно в этом уверена, потому что слышу женский шепот и не один, они шепчут мое имя мне на ухо, шепот то нарастает, то убывает. Меня мучают мысли, что же случилось с мальчиком Гавриилом и куда увел его старик, зачем он наделен был этим даром, как бороться с тем, чего нет.

– Яна… проснись, – шепчет мама на ухо.

Медленно открыв глаза, Яна видит перед собой гигантский зеленый коридор с высоким потолком, в котором вились огромные корни деревьев, а вдоль коридора выстроены друг за другом пустые металлические кушетки, кроме той, на которой и проснулась Яна от голоса мамы, шепчущего ей на ухо. В конце коридора была темная сущность, темное облако, заполонившее пространство, медленно приближалась к кушеткам и поглощала их. В противоположной части коридора из стены торчало каменное глазное яблоко, в зрачке которого была дыра, ведущая в пустоту. Стены коридора были украшены фресками каменных человеческих гримас, сливающихся друг с другом.

– Кто-нибудь! Помогите! – кричит Яна и бежит к дыре в глазном яблоке.

Темная сущность медленно нагоняла Яну, поглощая все попадающееся на пути. Выход был только один: влезть в зрачок глазного яблока, это была не лучшая идея, но другого выхода не было. Добежав до стены, она обернулась и заметила, что темная сущность открывает свою бездну, подобно рту, пытаясь проглотить все кругом. Влезть в зрачок не составило большого труда, там была небольшая шахта, где мог уместиться только один человек, и ей пришлось быстро ползти на яркий свет в конец каменной шахты. Яркий свет медленно начинал отступать назад, и она увидела уже своими глазами, лежа на кушетке, руку доктора Айболита в марганцевой повязке на лице и белом халате. Его рука держала фонарик для проверки глаз, он склонился над Яной, а потом медленно выпрямился. Рядом стояла мама и едва сдерживала слезы. Душа Яны, блуждающая между жизнью и смертью, стояла рядом со своим лежавшим телом на кушетке и смотрела на маму и доктора Айболита. Душа Яны не могла двигаться и говорить, только слушать и видеть, что происходит вокруг нее.

– Никакой реакции на свет, миссис Ларина, мне нужно сказать вам что-то важное про вашу дочь… ваша дочь находится в летаргическом сне, характеризующимся неподвижностью, отсутствием реакций на внешнее раздражение и резким снижением интенсивности всех внешних признаков жизни. Как правило, сон может длиться от нескольких часов до нескольких дней, но ваша дочь находится уже почти неделю, и я не знаю, как помочь ей, – говорит доктор Айболит, проверяя систему жизнеобеспечения Яны.

– Вы можете что-нибудь сделать, чтобы спасти мою дочь? Я пожертвую всем, что у меня есть, только вытащите мою дочь из этого состояния… прошу вас, – сдерживая нервы, держа ладонью рот, просит мама.

– Мне очень жаль, миссис Ларина, мы не знаем, с чем имеем дело: то ли это кома, то ли летаргический сон. Знаю одно: что, где бы ни была сейчас ваша дочь, шансы на спасение маловероятны, она вообще может не проснуться… и тогда вы должны решиться на то, чтобы отключить систему жизнеобеспечения, – пытается успокоить маму Яны доктор Айболит.

– Мама, нет, я еще жива, мама, прошу тебя, не делай этого, прошу тебя, мама… я же твоя дочь! – кричит, не двигаясь с места, Яна рыдающей матери, но мама не может слышать ее, ведь настоящая Яна спит.

Мама уходит из палаты, прижав ладонь к расстроенному лицу, едва сдерживая слезы. Доктор Айболит подходит к спящей Яне, проверяет приборы жизнеобеспечения, потом следом выходит из палаты за мамой. Вдруг из уст спящей Яны доносится голос, но губы ее не шевелятся.

– Яна… подойди ко мне, Яна, – доносится голос из уст спящей Яны.

Я чувствую, что снова могу двигаться, хотя и не до конца осознаю, реальность это или нет, и все же решаюсь подойти к своему телу и заглянуть правде в глаза. Подойдя к своему телу, я замечаю, что в открытом рту светится ярко-зеленый свет, и я наклоняюсь поближе. Вдруг ярко-зеленый свет забирается ко мне в рот, и мой разум отключился. Опять наступила кромешная тьма, и я слышу голос, он звучит у меня в ушах, словно электрический заряд, проходит по моему телу. В мою голову проникает невыносимая боль, со всех сторон мой мозг атакуют электромагнитные волны, подобно взрывающемуся фейерверку.

– Попробуй сладких карамелек, я думаю, ты останешься довольна их вкусом! – звуковая волна проникает в самые клетки мозга.

– Я хочу, чтобы это закончилось, пожалуйста, остановите это! – кричит Яна от невыносимой боли.

– Ну разве ты не этого хотела, Яна, разве ты не этого хотела, дитя мое?! – нарастает голос и размножается, как эхо.

– Прошу – перестаньте, – произносит Яна, видя перед глазами яркий свет.

– Ощути кайф, девочка! – медленно стихает голос.

Свет пронзил тьму своими лучами и озарил влажное помещение больничной палаты, придав ей первоначальный вид. Только заколоченные досками окна и поцарапанные стены не внушали Яне доверия, что она находится в той же больнице, где только что лежала на кушетке, а теперь стоит перед кушеткой, пустой и пыльной. Таинственный шорох раздался возле кушетки в метре от Яны, рядом стояла капельница, мешок капельницы с зеленым лекарством зашевелился и стал мяться, издавая звук, подобный сердцебиенью.

– Неужели снова? – говорит Яна и медленно отходит от кушетки.

Лучи яркого белого света медленно начали пронзать трещинами в стенах больничную палату, издавая звук бензопилы. Мешок с лекарством в капельнице замерз моментально и покрылся льдом, лед также начинал сочиться из трещин, откуда исходил ярко-белый свет, и замерзать на стенах. Вскоре свет погас, оставив замерзшие потрескавшиеся стены и замороженную дверь, дверь в палате была не заперта, из нее сквозило. Холод наступил, внезапно пробрав тело Яны до костей. Отворив со скрипом дверь, Яна вышла в наглухо замерзший коридор больницы, где ледяные стены сверкали неоновым светом, освещая коридор вместо ламп, которые вмерзли в лед. Чьи-то шаги послышались за спиной и детский мальчишеский смех. Обернувшись, Яна увидела, что маленький мальчик в шортиках, футболке и ботинках мельком проскочил за угол коридора.

– Эй, кто здесь? – спрашивает Яна, увидев четко, как маленький мальчик проскочил за угол.

Пустившись за ним в погоню, Яна на секунду остановилась за поворотом коридора, куда забежал мальчуган. В ледяных стенах коридора были вмерзшие человеческие тела, среди них она узнала Кирилла, он был запечатлен с открытым ртом и испуганным взглядом, будто в последний свой час увидел что-то страшное.

– Кирилл, Кирилл, нет, прости меня, – прикасаясь руками к ледяному Кириллу, говорит Яна, слезы наворачиваются на ее глазах.

Рядом с Кириллом она увидела тело мамы, шефа из автомагазина, тело старухи-бродяжки и много других, вдоль стены коридора, ведущего к лестнице, куда побежал смеясь мальчуган. Все, кого она знала, были вмерзшими в ледяную темницу, оставив ее одну в этом мрачном месте; не теряя времени, Яна направилась вслед за мальчуганом. Сон для Яны уже казался таким глубоким, он запутывал все глубже и глубже, проходя на нижние уровни подсознания.

ГЛАВА 18. ЛИМБ

Яна уже не верила, что это сон, ведь она перепробовала все методы, чтобы проснуться, и все безуспешно, только надежда осталась на то, что она вернется в реальность.

Я чувствую, как холодное покрывало боли и одиночества заворачивается вокруг меня, не давая мне дышать, ведь я так хочу все исправить и вернуться к родным и близким, и чем больше я этого хочу, тем сильнее погружаюсь в бездонную пропасть сна.

Снова тупик и лестница, ведущая в подвал, холодная и покрытая льдом, она такая длинная, что не видно конца, а кругом тьма. Неоновый свет от ступенек с каждым шагом все тускнеет и тускнеет, и вот я у обрыва. Ступеньки закончились, а подо мной бездонная темная пропасть, осталось сделать первый шаг навстречу неизвестному кошмару, но что-то меня держит. Легкий ветерок щекочет мою кожу, и на ней появляются мурашки, страх заставляет меня остановиться перед пропастью и задуматься. Должен же быть другой выход, но поворачивать назад уже поздно, и единственный выход – это прыжок веры. Мама, папа, Кирилл и Нелли, я вас очень люблю и хотела бы измениться, теперь я знаю, что хочу измениться больше всего на свете.

Шагнув вперед, я лечу вниз так долго в темноту…

Холод и сырость бездонной пропасти окутывают меня с ног до головы…

Горечь и слезы наполняют мою душу…

За что мне все это, чем я заслужила такой кошмар, неужели здесь нет ничего святого?..

Как остановить все это?..

Но все не так должно было закончиться, падая в бездонную пропасть, Яна даже не представляла себе, что настоящий кошмар только начинается, ведь в этом мире ты просто не можешь спать, потому что ты уже спишь. Бездонная пропасть стала сужаться, трансформироваться в трубу и медленно загораться ярко-зеленым светом. Впереди трубы ярко-зеленая стена, Яна уже не падает, а катится на спине по воде вниз – в самую червоточину. Стена открывается в обе стороны прямо перед Яной, и она скатывается дальше вниз по трубе, едва не напоровшись на эту стену. Дальше труба уходит все глубже и извивается то влево, то вправо, то вниз, при этом увеличивается в ширину. Труба принимает образ шахты, стены шахты вытягиваются, и по стенам из щелей ползут огромные корни деревьев.

Казалось, этой шахте не будет конца, Яна катилась по воде, а потом почувствовала, что падает вниз с водопада в огромную воронку в шахте, сверкающую ярко-зеленым светом и молнией. Воронка приняла облик водяного лица Кирилла, да, именно лик Кирилла раскрыл водяную пасть и проглотил Яну внутрь себя.

– Не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ет! – раздался протяжный крик Яны и на этом прекратился.

Глубоко дыша, я открыла глаза под белым одеялом на белой простыне. Я в кровати, сразу, что мне пришло в голову: неужели я опять сплю? Нет, этого не может быть, только что я падала в бездонную водяную бездну, а теперь лежу в кровати. Рядом с кроватью доносится едва слышно журчание воды. Приподняв одеяло, у меня волосы дыбом встали, я находилась в наглухо закрытой спальне, где по стенам стекала вода и растворялась в полу. Перед кроватью стояла старая тумба, а на ней старый и пыльный телевизор, он был включен, но на экране шел снег. Ни окон, ни дверей, только замкнутое пространство, в котором я очутилась. Я не могла говорить, но могла слышать, дышать, воздух был так реален, осязание тоже присутствовало. Встав с постели, я осмотрела спальню и заметила на стене за кроватью фреску, на фреске было мое тело из воска, тело пыталось вылезти из стены, запечатлевшись в ней. Пол был из плит, выложенных в виде шахматной доски, а треснувший потолок был из фрески безглазых лиц, сросшихся вместе в страшных гримасах.

– Где это я? – задается вопросом Яна.

Тело Яны светилось неоновым светом, будто ее душа просачивалась сквозь кожу. Что, если тело стало представлять пустую оболочку, заключавшую в себе терзающую душу, навсегда заключенную в этой темной обители. Яна была одна непонятно где, в замкнутом пространстве, где нет выхода, один лишь телевизор, не показывающий ничего, кроме шипения, к тому же не включенный в розетку, и вдруг на экране появилась неоновая надпись «Включи меня». Как только Яна включила телевизор в розетку, на экране раздался голос, напоминающий больного горлом, постепенно переходящий в нормальный тон, Яна расслышала в этом голосе своего родного отца. Встав на корточки, Яна рукой прикоснулась к экрану телевизора и стала звать папу. Снег на экране телевизора растворяется, и на экране появляется больничная палата со спящей Яной и держащим ее за руку папой.

– Яна, дочь моя, ты слышишь меня? Я знаю, глубоко в душе ты слышишь меня, не покидай нас, мы с мамой ждем, когда ты вернешься к нам, мы скучаем без тебя, я очень люблю тебя, пожалуйста, вернись к нам, – говорит папа, скучая по своей дочери.

– Папа, я здесь, папа, пожалуйста, помоги мне, я здесь, папа, – завет своего отца Яна и бьет по экрану телевизора ладонью.

Но он не мог ее слышать и видеть, ведь она находилась в другом измерении, где реальность недействительна, а вымысел обретает свои формы.

К отцу подходит доктор Айболит и мама Яны в полной растерянности, по лицу доктора видно, что он хочет сообщить пренеприятное известие, касающееся их дочери, папа и мама берутся за руки и готовы выслушать доктора.

– У вас есть сутки на то, чтобы обдумать мое предложение, ваша дочь не сможет продержаться в таком состоянии больше суток, вы должны дать согласие на то, чтобы отключить ее систему жизнеобеспечения. Никому еще не доводилось проснуться от летаргического сна, это сложно объяснить, но у вашей дочери один шанс из миллиона, – прискорбно сообщает доктор Айболит о предстоящем горе.

Как я хотела, чтобы меня услышали, но бесполезно, у меня есть сутки, чтобы вернуться, но, как это сделать, знает только Гавриил, а назад пути нет, я уже на нижнем уровне сна, возможно, и последнем. Сон затягивает в кошмар все глубже и глубже, спасения нет, есть только страх и мрак. Родители покидают больничную палату, папа держит маму в обнимку, и на экране снова появляются снег, рябь и шум.

– Будь все проклято, я хочу выбраться отсюда, меня кто-нибудь слышит??? – говорит Яна, отходя от телевизора.

– Конечно, слышат и видят, – внезапно раздается голос из телевизора.

Из экрана телевизора вытягивается лицо женщины, словно жевательная резинка, растягивая телескоп, покрытый рябью и снегом, издавая шум. Лицо женщины было живое и смотрело пустым взглядом, скрываясь под пеленой снега. Лицо вытягивалось то влево, то вправо, словно искало что-то рядом. Яна стояла в стороне, затаив дыхание, мурашки побежали по ее коже от страха, ведь лик напомнил ей черты ее мамы, только родная дочь может узнать свою маму.

– Подойди поближе, дитя, чтобы я могла разглядеть тебя! – произносит лик, вытягивающийся из телевизора.

– Кто ты и что тебе нужно от меня? – спрашивает Яна, стоя рядом с кроватью.

Снег и шум на экране у лика пропадают, и голос из телевизора отвечает:

– Приди и узри свой страх… Приди и узри свой страх… Приди и узри свой страх…

Лик открывает широко рот – до такой степени, что туда может пролезть человек, и начинает моментально замерзать, запечатлевшись в ледяной фигуре. Лед покрывает телевизор и стены со стекавшей водой. Кровать начинает таять, как и фигура Яны на стене, под слоем воска. Яна вглядывается в свою фигуру в стене, в фигуру с темными как ночь глазами и залезает в ледяной рот. Не заметив, как восковая фигура Яны на стене стала оживать и устремилась вслед за ней. Яна протиснулась в гортань и проползла в нее, после чего рот замерз, ледяными корнями деревьев перекрыв вход.

Огромный лес озарил меня своими токсичными, разноцветными и яркими красками, я очнулась, лежа на земле, в лесу совершенно одна. Долина была прекрасна средь этих высоких деревьев и цветов, что дурманили мой рассудок. Неужели я проделала столь большой путь, чтобы попасть сюда и найти, наконец, ответы? Но если так, то теперь мне нужно поспешить, а иначе я не смогу вернуться домой. Но что-то внушало мне, что это все еще иллюзия моих видений, и, кажется, конец уже близок, но это все обман, очередная злая шутка, которая приведет меня к неизбежному трагическому финалу. Небо было разукрашено радугой, и вниз спускалась разноцветная пелена дымки, освещая лес и придавая ему психоделический пейзаж. Земля напоминала сладкую вату розового цвета, только она была твердая и из нее сочились огромные корни деревьев, вьющиеся вокруг.