Текст книги "Тайна Эмили"

– Если рассматривать твой случай, то истинные причины слишком сложны. Очевидно, ты каждую минуту будешь падать в обморок от перенапряжения, а этого мы не желаем бедному Козимо. Да, временами одному из палачей Драугра удаётся пробраться в этот мир. И это, как тебе сказать, это другой калибр – потому что это не обычные мертвецы, попавшие в наш мир по ошибке. Это воины, внушающие ужас, именно таковы палачи Драугра из царства мёртвых, и в нашем мире они наделены огромной силой. Но, как и все мертвецы, они могут находиться тут только до тех пор, пока носят в себе жизнь кого-то другого. Это может быть жизнь человека или зверя… или остатки жизни одного из неживых. Последнего они жаждут особенно, так как каждый из неживых несёт в себе чиcтейшую магию, и они не останавливаются ни перед какой жестокостью, чтобы завладеть этой магией. А уж насколько безжалостными они могут быть, ты уже испытала на себе.

– Значит, мою жизнь украл один из мертвецов, чтобы существовать во внешнем мире? – спросила Эмили после того, как некоторым образом сумела упорядочить свои мысли.

Систериус кивнул:

– И при этом тебе ещё повезло! Воины принца вампиров – полиция потустороннего мира, которая обычно занимается мертвецами в нашем мире – они почувствовали тебя и твоих убийц ещё до того, как те завершили своё мрачное дело. Воинам удалось прогнать палачей. Ты сохранила остаток жизненной силы, и только поэтому ты ещё здесь. Если бы твой убийца полностью выпил все твои силы, ты лежала бы теперь в цепях Драугра, как многие несчастные, ставшие жертвой этих палачей.

Эмили подавила в себе желание пояснить ему, что её собственная смерть и существование среди духов и вампиров не соответствуют её представлению о счастье.

– Это означает, что в городе мёртвых нет ни одного мёртвого?

Систериус кивнул:

– Бывшему живому человеку это сложно понять, но, тем не менее, это правда. Давным-давно было сооружено мощное ограждение, чтобы защитить нас от мёртвых. Каждый мертвец, который отважился бы проникнуть сюда, должен был бы погибнуть в пламени. Так что ты можешь быть спокойна. Мы находимся в городе духов. Здесь ты в безопасности.

– В безопасности! – воскликнула Эмили. – Но я никогда больше не смогу вернуться во внешний мир. Это так?

У неё было чувство, что не только она задержала дыхание в ожидании, пока Систериус утвердительно кивнет.

– Да, это так, но это ещё полбеды. Зато теперь ты официально член нашего общества. Оно примет тебя, и с этого момента ты будешь ему служить. – Он ещё раз заглянул в записку, которую держал к руке, затем начал листать бумаги, словно хотел вторично закопать в них Эмили. – Я вижу, в школе ты отвечала за растения, поэтому получаешь назначение в колонну по уходу за могилами. Её возглавляет Непомук, он с радостью ознакомит тебя с этой работой.

У Эмили широко открылись глаза, когда Систериус показал на скелет, который с дьявольской ухмылкой смотрел на неё сверху.

– Вы это серьёзно?

– Что, прости? – Систериус опустил записку. В его глазах беспокойно полыхало пламя, но Эмили не обращала на это никакого внимания. Она была настолько растеряна, что, казалось, слышала в висках свой громкий, хотя уже не существующий пульс.

– Во-первых, у меня нет никакого представления о растениях, – возразила она. – Те идиотские цветочки в классе я должна была поливать в наказание, так что уж не знаю, какой незадачливый шпион рассказал Вам об этом! Во-вторых, какое-то сверхъестественное страшилище угробило меня и гуляет теперь с моей жизнью по миру, а я вынуждена просто обрубить свою жизнь и сажать на могилах фиалочки?

Непомук смерил её неодобрительным взглядом:

– Мы не сажаем фиалки на могилах. Мы используем в основном…

– Да сажайте в землю хоть часы с кукушками! – Эмили была вне себя. – Я была убита и не принадлежу вам! Я это чувствовала с самого начала! Я не могу…

Систериус резко выдохнул.

– Довольно! – приказал он. – Возможно, ты относишься к поколению, для которого родители стирали белье и выполняли любое пожелание. Но здесь всё иначе. Здесь каждый должен вносить свой вклад, каждый должен быть членом какой-то рабочей группы и знать, что он должен делать, и…

– Но я ведь не могу допустить, чтобы мой убийца просто так безнаказанно разгуливал на свободе! – перебила его Эмили. – Он обокрал меня! Я должна вернуть свою жизнь себе!

Систериус рассмеялся самым безрадостным смехом, который она когда-либо слышала.

– Мы говорим о воинах Драугра, одного из самых могущественных и опасных властителей во всех известных мирах. И ты – маленькая строптивая девочка – хочешь противостоять ему? Не будь смешной!

Эмили бросила на него сердитый взгляд. Она знала, что он опять наступил – тот миг, когда лучше было бы промолчать. Но слова уже сами срывались с её языка, и удержать их не хватало никаких сил.

– Это Вы смешны! – крикнула она. – Всё это ваше собрание! Вы обладаете магией и используете её для дурацких светопреставлений, бессмысленных искр и огненных всполохов, вместо того чтобы направить её против убийцы! Вы хотите быть организацией неживых? Да вы организация шутов!

Систериус вскочил так резко, что Эмили почти не заметила его движения.

– Не смей так с нами разговаривать! – прогремел он. – Ты понятия не имеешь, о чём говоришь! Пока ещё не имеешь…

Он с молниеносной быстротой выбросил руку по направлению к ней. Из его пальцев, словно из пистолета, вылетели языки пламени, и они охватили всё тело Эмили. А когда сверхъестественные силы подняли её вверх, девочка стала задыхаться. В этом раскалённом захвате она не могла пошевелить даже пальцем. В то же мгновение Систериус проскользнул мимо кафедры и подошёл к ней.

– Неразумное дитя, – пророкотал он. И Эмили почувствовала, как каждый произнесённый им звук сотрясает часовню. Было ощущение, что его слова не только будоражат её мысли, но и проникают в каждую частицу здания. И всё только с одной целью: чтобы показать, что оно с лёгкостью может быть разрушено. – Ты не знаешь, что такое страх, но одно я могу тебе сказать: ты это узнаешь! Драугр – не какой-то там персонаж одной из твоих сказок, который исчезнет, как только ты захлопнешь книгу. Напротив! Он всегда тут, и с каждым мгновением подбирается всё ближе. С каждой жизнью кого-то из неживых, которую он получает с помощью палачей, с каждой такой жизнью он, князь тьмы, преумножает шансы прийти лично в наш мир и полностью завладеть им, поработив всех, кто в нём есть! Мир мертвецов – ты можешь представить себе этот ужас?

Его слова змеёй обвились вокруг шеи Эмили, каждое из них несло с собой ужас и усиливало её испуг. Но она заставила себя не поддаваться этому чувству.

– Я всё могу себе представить, – выдавила она из себя, – но я не собираюсь отдать убийце остатки своих сил. Он украл у меня жизнь. И я верну её себе!

Систериус почти с жалостью покачал головой:

– Разве тебе не ясно, что один раз ты уже не сумела уйти от своего убийцы? Неужели ты полностью забыла, что произошло? И всерьёз думаешь, что доросла до него? Смотри, дитя человеческое! Взгляни, что он с тобой сделал!

С этими словами он сжал руку в кулак. Тот жар, что удерживал девочку в воздухе, настолько усилился, что Эмили, казалось, она вот-вот сгорит. Но вслед за этим свет погас. Сила магии, жёстко державшая её, исчезла. Девочка упала на сырой пол и очнулась в полной темноте. Ей даже показалось, что она вновь ненадолго потеряла сознание. Она уже видела перед собой обескураженное лицо Козимо, когда мрак отогнало мерцающее свечение.

Эмили обернулась.

Она находилась ночью где-то на задворках города, на отшибе, во дворе брошенного дома, этот пятачок освещал единственный фонарь. Плитки тротуара были усыпаны конфетти и масками, повсюду валялись тыквенные безглазые головы, совсем рядом к станции метро бежали люди в карнавальных костюмах. Девочка сразу поняла, что это та самая ночь, в канун Хэллоуина. И сразу её тело потряс звук, такой громкий и запредельный, что она вздрогнула. Положив руку на грудь, девочка содрогнулась. Её сердце – это оно так громко стучало! Значит, она была ещё жива, следовательно, она прямо сейчас внутри своих забытых воспоминаний! Систериус решил вернуть Эмили в ночь её смерти.

Дуновение ветра было едва ли сильнее вдоха. Оно слегка коснулось волос на затылке, и сразу стало так холодно, что девочка обернулась. Теперь уже улочка простиралась у неё за спиной, а она смотрела в темноту – так же, как в одном из ночных кошмаров, в которых она смотрела во тьму, ничего не различая, но точно зная, что там её кто-то или что-то ждёт… Кто-то выжидающий, пока она не подойдёт ближе. Её сердце билось часто-часто, и этот звук вселял парализующую уверенность: она здесь не одна!

Взгляд Эмили метался в темноте, как пойманная птица, которая не находит выхода и остаётся на месте, на самом краю тёмного дворика. Там темнота была ещё плотнее, чем везде, и была она странно неподвижной. Тьма мерцала, почти незаметно… затем без единого шороха она сформировалась в мужскую фигуру, которая стала медленно приближаться. Эмили хотела убежать, но не могла и двинуться с места. Её словно околдовали. И ей не оставалось ничего иного, как стоять и смотреть, как убийца выходит из тени…

Эмили представляла его себе безобразным и отталкивающим, при встрече с которым будешь непременно испытывать безграничный гнев или страх и омерзение. Вместо этого она смотрела на него с нескрываемым интересом. У незнакомца были длинные чёрные волосы, гармоничное лицо и безупречная кожа, словно белый мрамор. Интригующие шрамы украшали его полуобнажённый торс, а длинное пальто нараспашку подчеркивало высокий рост и стройность фигуры. Улыбка его была одновременно и мягкой, и ироничной. Она напомнила Эмили скульптуры ангелов, которые устанавливали на кладбищах… Словно прочитав её мысли, незнакомец повернул лицо к фонарю. И тут Эмили поняла, что ещё никогда в жизни не встречалась с созданием, которое имело бы так мало общего с ангелом, как этот незнакомец. Вместо обычных глаз в его глазницах лежали зеркала – и они вообще ничего не показывали!

Спустя несколько мгновений оцепенение, охватившее Эмили, понемногу спало. Она отшатнулась, но было поздно. Её взгляд был устремлен прямо в сердцевину неустойчивости этих зеркальных ледяных глаз… Голова закружилась… И она упала… Девочка почти не почувствовала, как коснулась твёрдых плит и как внезапно налетевший ветер грубо рванул её волосы… Всё, что она успела разглядеть, это был он, тот убийца, который со смехом смотрел на неё сверху. И бесконечная пустота его глаз…

Эмили стояла на коленях, как беспомощная кукла, и не сводила глаз с незнакомца. И чувствовала, как его пустота, словно полная тьма, где совершенно ничего нет, вторгается в её мысли, желания, мечты и воспоминания.

Она увидела своего отца, как они вместе бегут по цветущему лугу. Волосы его развеваются, он улыбается весёлой улыбкой маленького мальчика, но в глазах его – мудрость, всей глубины которой она, очевидно, никогда не поймёт. Затем появился дядя с усталым лицом, когда он после долгого рабочего дня читает ей сказки вслух. И Лиза, когда она впервые накрасила губы помадой. Девочка видела солнце и облака, малину летом и сестру Софи на том самом детском ярко-красном велосипеде, когда та гоняла по улице. В голове Эмили всплывали и проносились бесчисленные картины детства.

И вдруг накатило разочарование, от которого выступили слёзы. Она хотела сохранить их – все эти воспоминания, но была бессильна управлять ими, бессильна против убийцы. И с ужасом смотрела, как его пустота вытесняет все-все её самые ценные, наполненные чувством картины и образы. Мрак окутывал её и уводил в тень, сметая воспоминания так же легко, как ветер сдувает листья с дорожки.

Эмили видела, словно со стороны, как где-то на краю тёмного дворика тело её обмякло. Убийцы она уже не могла разглядеть, но понимала, что ей оставалось всего несколько вздохов, и он унесёт во мрак её последние воспоминания. Грудь Эмили пронзила резкая боль, дыхание перехватило. Из последних сил она прижала руку к сердцу – оно ещё билось, она чувствовала это сейчас!

И в каждом ударе сердца слышала она эхом смех Софи и голос отца, которые отдавались в ней. Словно они были огнём, который противостоял тьме и пустоте убийцы. Задыхаясь, Эмили подняла голову и упёрлась взглядом в ужасные зеркальные глаза. Убийца может отнять у неё жизнь – но этот огонь, который она изо всех сил пытается сохранить в душе, он ни за что не получит!

На какое-то мгновение улыбка исчезла с его губ, словно незнакомец вновь услышал её мысли. Тело Эмили пронзила боль, и остановить её она уже не могла. Девочка воспринимала реальность, словно сквозь туман: вот её сердце перестало биться. Тотчас она почувствовала странный запах, но не смогла его идентифицировать. В следующее мгновение вернулась тишина, которая уже была ей знакома, и девочка вновь потеряла сознание.

Обморок был мягким и каким-то утешительным. Когда Эмили открыла глаза, рядом на коленях стоял Рафаэль. Она лежала на полу часовни. Когда она полностью осознала себя, санитар духов помог ей подняться, а Козимо с озабоченным лицом подлетел к её руке, словно хотел пожать. Девочка закашлялась. И лишь когда её голос громким эхом отозвался под высоким куполом, она заметила, как тихо вокруг.

Совсем не то напряжённое и навязанное, словно вынужденное спокойствие, не молчание от страха, как до этого момента было в часовне. Это была тишина безграничного изумления.

Сбитая с толку, Эмили проследила за взглядами остальных, посмотрела на себя и задержала дыхание. Может быть, сердце девочки и затихло, но его определённая часть всё ещё была с ней. Оно тлело мягким теплом у неё в груди в золотом сиянии. Эмили чувствовала там, в самой глубине его, ту маленькую девочку, что смеялась – свою сестрёнку, которую она бесконечно любила. Дрожа, девочка положила руку на сердце и почувствовала, как тёплое мерцание возвращается. Она поняла: огонь в её груди – это нечто большее, чем зола и пламя. Это её последняя связь с миром живых, и, таким образом, это самое ценное, что у неё есть сейчас.

Молчание прервал Систериус. При виде сияющего золота в груди вновь прибывшей взгляд его стал тёплым. Но теперь, после того как он посмотрел Эмили в глаза, лицо его вновь приобрело строгие черты.

– Убийца украл у тебя жизнь, – голос его прозвучал так хрипло, что Эмили могла бы вычислить его истинный возраст. – Теперь он жаждет получить и её остатки. Предостерегаю тебя, дитя человеческое, если ты встретишься с ним ещё раз, он отнимет у тебя всё, что у тебя есть.

Эмили ответила на его взгляд, но не восприняла его. Мысленно она всё ещё стояла на коленях перед убийцей, чувствовала его напор, вихрем рванувший её за волосы. Она ощущала исходящую от него власть тьмы, которая уничтожала все её чувства. И видела, как улыбка сбежала с его губ, когда он почувствовал её сопротивление… А затем – смертный приговор, который всплыл в пустоте его глаз. До этого он с ней просто играл – теперь это ей стало ясно. Но пока шло противостояние, игра переросла во что-то более серьёзное. С этого мгновения цель у него была только одна – жизнь, которую девочка так отчаянно отстаивала.

Когда картина её воспоминаний разрушилась, Эмили охватил озноб. Она больше не сомневалась: Систериус говорит правду.

Первый председатель Объединения неживых вернулся на своё место и опустился на трон. Он быстро пролистал бумаги.

– Ты присоединишься к колонне по уходу за могилами, – определил он так монотонно, словно предыдущих событий просто не было. – Дважды в неделю будешь ходить на занятия групповой терапии, чтобы принять своё существование в качестве духа. И не забудь: с сегодняшнего дня ты находишься под надзором Объединения неживых и ради собственной безопасности должна оставаться на территории кладбища.

Эмили нечего было возразить. Рафаэль помог ей подняться на ноги. Девочка ощущала в груди слабое жжение – и это было всё, что осталось у неё от прошлой жизни. Один запах, и тот мог переломить это ощущение, этот отталкивающий запах крови – Систериус занёс имя Эмили Бонс в картотеку и поставил подпись в подтверждение того, что она принята. Перо грубо царапало бумагу – Эмили содрогнулась от этого звука. Пришло ощущение, будто двери темницы захлопнулись за её спиной.

Глава 4

Лунный свет проникал сквозь витражи и, играя, рисовал на полу орнаменты из цветных отсветов и теней. Эти рисунки скользнули по мраморному столу, что стоял в центре помещения, и наконец упали на лицо Эмили. Девочка прикорнула на каменной скамье и с тоской посмотрела в тёмное окно. Этот маленький домик с башенками на крыше и выкрашенной в синий цвет входной дверью был её новым убежищем. Он выглядел даже живописно, уютно разместившись между старыми деревьями. Но правда оставалась безжалостной: на цветном окошке была решётка, а часть стёкол уже давно разбилась. Стол был не столом, а саркофагом. И домик не без основания имел только одну комнату – это была усыпальница.

Эмили со вздохом посмотрела на саркофаг. Кости в нём принадлежали знатному господину, который мирно почил в возрасте 97 лет – спору нет, в весьма благословенном возрасте. Козимо заверил её, что после окончания жизненного пути душа дворянина свободно отлетела в царство мёртвых. Несмотря на это, девочка долго сидела неподвижно и не сводила глаз с каменного гроба – ей казалось, что она слышит тихий стук изнутри. Неожиданно Эмили вздохнула. Очевидно, она была единственным духом в мире духов, который боялся других духов.

Надо отметить, что Козимо особенно старался как можно уютнее устроить её новый дом. Однако у одержимых были, очевидно, совершенно иные понятия об уюте, чем у людей. Эмили смотрела на засохшие листья папоротника, которые он прикрепил к стенам, на лежавшие на полу ветки и мох, который на саркофаге засох и больше напоминал маленьких гусениц. По углам её помощник даже развесил несколько живых пауков, которые сразу же принялись плести новые сети. Эмили так долго разглядывала этих пауков в последние часы, что могла бы нарисовать их с закрытыми глазами. Да и что ей оставалось делать? Только прислушиваться к жутким шорохам, раздававшимся снаружи, возле домика, и постараться забыть о том, что она совершенно одна сидит ночью в склепе на самом большом кладбище Парижа. Ей хотелось немного поспать, но Козимо при осмотре её нового дома сразу разъяснил, какой абсурдной была эта потребность.

– Духи не спят, – пояснил он, когда она задала вопрос о кровати. – Это одно из преимуществ жизни неживых. Привыкнешь. Тебе больше не надо есть и пить, хотя неживые сплошь и рядом находят возможность напиться допьяна. Рано или поздно ты это поймёшь. В промежуточное время я бы посоветовал тебе вести себя как можно тише и незаметнее. Прежде всего днём. Лучше всего, если ты будешь покидать домик только в том случае, если это действительно необходимо. Особенно будь осторожна в часы, когда кладбище открыто для посетителей. Иначе ты намного быстрее, чем сама того захочешь, нарушишь правила Объединения неживых. Таких примеров достаточно.

И словно в подтверждение своих слов он силой магии вызвал довольно объёмный манускрипт и уронил его на саркофаг, так что гусеницы из мха подпрыгнули и разлетелись в разные стороны. На книге большими буквами было выведено: «Законы жизни в убежище».

– Вероятно, на этом кладбище нет ничего, что не подлежало бы строжайшей регламентации, – с иронией подумала и проговорила Эмили.

– Самое строгое правило ты уже знаешь, – сказал Козимо, – никогда не покидай кладбище. Кроме того, запрещены драки между неживыми. И всем духам строжайше запрещено показываться людям. Но ты не беспокойся. Обычно те не способны нас видеть. По крайней мере, больше не способны. Это долгая история. В моём народе говорят, что люди, веря в наше существование, потеряли самих себя. Вас, неживых, они иногда чувствуют, а затем будто сами исчезают, их словно сметает их же ледяное воображение. Так что прочти и придерживайся этих правил. Иначе будут сплошные неприятности, а с ловцами нарушителей шутки плохи, позволь тебе об этом напомнить!

Эти так называемые ловцы следили за тем, чтобы правила строго соблюдались, Эмили уже это поняла. Козимо показал нескольких ловцов на пути к склепу: бледно-серые фигуры, они в той или иной степени были похожи на лысого вахтёра у ворот часовни. У всех на руках были острые, как ножи, когти, двигались они совершенно бесшумно, а глаза пронизывали темноту, как яркие прожекторы. Эмили мрачно посмотрела на саркофаг. Вероятно, она могла бы говорить о везении – в наказание за непослушание общему собранию девочку вполне могли запереть в таком саркофаге. С другой стороны, свод законов был таким скучным, что его чтение казалось и без того достаточно большим наказанием. Эмили вздохнула – одна мысль об этом доводила её до истощения. Она протяжно зевнула. Но как ни пыталась – заснуть ей не удалось.

«Фантомная усталость…» – раздался в её голове голос Козимо. Каждый раз, когда Эмили не понимала, что значит быть духом, он смотрел на неё глазами всезнайки. – «То же самое, что фантомная боль. Со временем это пройдёт. Вот увидишь».

«Фантомная усталость…» – пробормотала Эмили и покачала головой. Именно это слово нужно было использовать, когда она раньше ссорилась с дядей, заставлявшим её рано ложиться спать. Когда она была маленькой, ей всегда хотелось ложиться попозже, и каждый раз у них возникал спор, который очень редко разрешался в её пользу. Если бы она тогда знала, как скучно бодрствовать в одиночестве, то не тратила бы столько энергии на дискуссии. Эмили вздохнула в третий раз. Во всяком случае, одно было непоколебимо, как саркофаг: она и представить себе не могла, что духи ведут такой однообразный и скучный образ жизни!

Шорох был не громче шёпота, но он, словно удар, поразил Эмили. Девочка выпрямилась и прислушалась. С тех пор, как она стала духом, её чувства обострились. Она чувствовала запах плесени в углах склепа, подгнившие букеты цветов снаружи у двери, слышала шёпот ветра так отчётливо, словно он рассказывал ей истории. Несколько раз она едва не свалилась со скамейки от испуга, когда рядом закаркала ворона, а гул полночных колоколов до сих пор эхом отдавался в её теле. Но тот странный звук, долетевший до её ушей, был не громче лёгкого шелеста.

Эмили подошла к окну и выглянула. Там, среди каменных надгробий, она заметила едва различимый, словно тень, тёмный силуэт. Это был мальчик, который разглядывал её в часовне.

Девочка слишком хорошо запомнила, как он смотрел на неё после собрания, – так враждебно, словно её протест против правил Объединения неживых затрагивал его лично. Она понятия не имела, какая муха его укусила, но одно поняла хорошо: что стала для него, как бельмо на глазу, и плевать, что она думает по этому поводу и вообще понимает это или нет.

Мальчик опустился на могильную плиту. Выражение его лица перестало быть холодным. Он запрокинул голову, и лицо его без надменно-снисходительной улыбки показалось Эмили почти не знакомым. Он сидел, сливаясь с темнотой, подставив лицо луне, и оно казалось мягким, почти мирным.

Удар колокола потряс Эмили с такой силой, что та с испугом отскочила от окна. Она гневно выдохнула. Проклятие! Целую вечность ждала она окончания часа духов. И именно сейчас позволила отвлечь себя какому-то высокомерному парню, который не придумал ничего лучше, чем сидеть посреди ночи на могильной плите!

Эмили подошла к двери. За последние часы она уже много раз представляла себе это мгновение. Наконец оно настало! Сейчас она выйдет через эту дверь, пройдёт по всем тёмным дорогам и оставит кладбище за спиной.

Девочка быстро проскользнула в приоткрытую дверь – на свободу!

Ветер оказался холоднее, чем она ожидала. Эмили подняла плечи и, лавируя между каменными надгробиями, поспешила вперёд. Она шла так быстро, как только могла, и остановилась, как вкопанная, когда вышла на следующую улочку. Типичная для этого кладбища улица: разбитая булыжная мостовая с мрачными склепами по обе стороны. Во всяком случае, так она выглядела, когда Эмили и Козимо недавно здесь проходили. Но сейчас перед нею предстала совершенно иная картина.

Улочка всё ещё была погружена в болезненный мрак. Но кладбище, очевидно, демонстрировало силу своей магии тем сильнее, чем дальше разворачивалась ночь: склепы преобразились самым нереальным образом. Некоторые из них выросли и возвышались теперь над волнами могил, как наклонённые ветром мачты. Иные приняли форму шара, а третьи, казалось, были сооружены из множества коробок из-под обуви, которые в полном беспорядке были свалены в кучу, и из окон этих сгрудившихся гробниц струится свет разных цветов, будто внутри за разноцветными стёклами горит огонь. Между другими склепами росли тлеющие деревья, вытянув ветви над улицей, бросая на мостовую световые блики. На куполах строений возникли затейливые эркеры. Были тут и округлые веранды, и винтовые лестницы, и фасады в виде морских волн. Эмили всюду видела фигуры, разбрызгивающие воду, составленные из мозаичных камней. Она не могла прийти в себя от изумления. То, что она наблюдала, не имело ничего общего с унылыми могилами, выстроившимися в ряд. Это был космос, фантасмагория, чья-то безграничная фантазия, пульсирующая во мраке!

Казалось, даже каменные фигуры могут внезапно оживать. Взгляд Эмили задержался на статуе женщины в тоге, установленной на одном из самых высоких строений. У неё были мощные крылья, голову украшала высокая изысканная причёска. В царственной позе она всем телом устремилась к востоку – женщина словно ждала, когда первые лучи солнца коснутся её тела. Но взгляд женщины был обращён в тень. Она подняла руку, словно прощаясь с кем-то, и на губах её играла такая красивая и вместе с тем такая печальная улыбка, что Эмили невольно отвернулась.

Девочка глубоко вздохнула. Какое бы сильное впечатление ни производило ночное кладбище, ей не следует отклоняться от цели. Эмили решительно направилась дальше, подмечая отдельных духов и скелетов, прикорнувших на могилах или беседовавших в свете выросших из темноты домов. Их голоса смешивались с шумом ветра, складываясь в тоскливую мелодию.

На какое-то мгновение Эмили испугалась, что они могут заметить и задержать её. Но никто не обратил на неё внимания, и девочка пошла дальше – мимо склепов и мавзолеев. Улочка за улочкой оставались у неё за спиной, но с каждым шагом Эмили улетала мыслями всё дальше – она возвращалась на улицы Парижа, затем в тёмный двор, туда, где ждал её убийца.

Она даже не сомневалась, что он там. В последние часы девочка вновь и вновь думала о нём, и каждый раз приходила к одному и тому же выводу: Систериус, очевидно, хотел напугать её, но он был прав. Её убийца охотился за её жизнью, вне сомнения. Она плотно сжала зубы. Да, теперь они будут один на один. И ей всё равно, какой он обладает силой и насколько она его боится, – девочка не могла успокоиться, зная, что он разгуливает по свету с её жизнью, в то время как она сама заперта в мире неживых.

Эмили содрогалась при одной мысли о беспощадных зеркальных глазах. Но и это её не останавливало. Выбора нет и не может быть! Она должна вернуть то, что ей принадлежит… или погибнуть.

Только когда перед ней возник слабый зелёный свет входного портала, девочка замедлила шаг. Стараясь двигаться как можно тише, она сошла с булыжного тротуара и тенью заскользила вдоль могил. Козимо рассказал ей о маленькой калитке, которая была встроена в ворота – входной портал, незаметный человеческому глазу. Через неё могли входить и выходить существа из других миров, имеющие на это разрешение.

Эмили заметила в воротах слегка мерцающий контур. Она с трудом сдержала порыв, так ей хотелось броситься туда. Но нужно держать себя в руках! В одном Систериус был прав: никто без особых полномочий не имеет права покидать кладбище. И ворота эти охраняет…

Оборотень возник так внезапно, что мысли Эмили мигом рассыпались, как старые кости. На первый взгляд, он выглядел как невероятно большой человек в костюме похоронной команды, несущий крест. Его череп был видоизменён, но напоминал голову оборотня, вместо обуви из-под полога одежды показались копыта, а волосатые руки с когтями отбрасывали на землю длинные зубчатые тени. Изо рта его торчали острые клыки. И только имя этого существа немного отогнало страх, который охватил Эмили от одного его вида. Хотя, как говорил Козимо, этот оборотень принадлежал к самым опасным и кровожадным жителям кладбища, его имя помогло беглянке опомниться. Звали его Манфред.

Девочка прикусила губу, чтобы вновь не рассмеяться, как это произошло в её домике, когда Козимо об этом рассказал. Оборотень, которого зовут Манфред[2]2
   «Манфред» (англ. «Manfred») – философско-драматическая поэма-трагедия лорда Байрона, является одним из важнейших произведений литературы ужасов в английском романтизме; по мотивам созданы одноимённая увертюра Роберта Шумана, симфония Петра Чайковского, балет Шавье Монтсальватже.


[Закрыть]! Ну, не смешно ли!

Но несмотря на имя, оборотень славился беспощадностью, когда речь шла о законах кладбища Пер Лашез. Много лет назад Объединение неживых предоставило ему здесь защиту от враждебного клана оборотней, с тех пор он охранял ворота, как свою ночную добычу. Он отходил от них только для того, чтобы… поесть. И это он должен был сделать… сейчас!

Это слово промелькнуло в мыслях Эмили, когда Манфред и в самом деле побрёл в сторону домика привратника. Каждую ночь сразу после духова часа он с рекордной скоростью съедал там половину косули, так ей рассказал Козимо. Девочка отогнала мысли о клыках, которые Манфред, очевидно, для этого использовал, и ещё теснее прижалась к воротам. От лампы на ближайшие могилы разлетались зелёные световые искорки. Эмили стояла теперь внутри светового круга у ворот, собственно, именно там, где она не имела права находиться. А это означало, что ей предстоит сделать нечто более важное, чем раздумывать о жестокости оборотня. Она осторожно перелезла через надгробие, но… недостаточно осторожно. Один камешек под её ногой сдвинулся с места и с лёгким шорохом покатился на землю. Манфред мгновенно повернул голову и посмотрел в её сторону.

Внезапно Эмили почувствовала его снова – своё проклятое немое сердце. Фантомный это стук или нет, но ей показалось, что сердце в любую секунду может выпрыгнуть из груди. Она находилась точно за кустом рододендрона, поэтому Манфред мог её и не заметить. У собак ведь плохие глаза, может быть, это верно и для оборотней? Но, с другой стороны, они обладали очень хорошим нюхом. Манфред стоял неподвижно, лицо в темноте, так что глаз его Эмили не видела. Учуял ли он её? Наклонив голову, он словно пытался взглядом пронзить темноту. Внезапно он сделал шаг в тень и исчез.

Эмили подавила проклятие. Она прищурила глаза, осмотрелась, но Манфреда нигде не было видно. Куда он подевался? Ушёл в домик привратника и навалился теперь на своё мясо? Или в любую минуту может вынырнуть рядом, чтобы, выставив когти, обеспечив себе свежий ужин?