Текст книги "Тайна Эмили"

Эмили вздохнула, когда его взгляд скользнул по её одежде.

– Я груфти. Кроме того, это просто карнавальный костюм, чего, очевидно, нельзя сказать о твоём наряде.

Уголки губ его слегка дрогнули. Не понятно, что именно он хотел скрыть – гнев или смешок.

– Если ты не можешь его снять, это уже не костюм, не так ли? – возразил он. – А теперь ты…

Раздался шорох, не громче лёгкого шёпота, но это заставило Бальтазара замолчать. Вампир всматривался в тени по ту сторону дуба. Эмили казалось, что она собственной кожей ощущает его напряжение, оно было как парализующий панцирь. Козимо завис в воздухе, в то время как шорох эхом отдавался во всём её существе… Словно по затылку скользнул ледяной порыв… Как в ту ночь, когда она встретила убийцу!

Девочка с напряжением вслушивалась, но звук не повторился, а тишина стала ещё страшнее. Эмили показалось, что в этой тишине её подстерегают все жестокости этого мира.

Когда Бальтазар повернулся, лицо его было неподвижным, как и раньше, но глаза подёрнулись безжалостным холодом… – холодом воина, готового к схватке. Он лишь коротко взглянул на Эмили, словно она одна несла ответственность за этот шорох, как бы там ни было. Затем перевёл взгляд на Козимо, и тот съёжился, как перед ударом.

– Быстро, – прошептал вампир, – убери её отсюда.

Он развернулся и исчез в темноте.

Прошло лишь несколько секунд, в течение которых Эмили, как и Козимо, рассматривали место, где только что стоял Бальтазар. Это время показалось им вечностью. Теперь, когда вампир исчез, девочка-дух в полной мере почувствовала холод, который постепенно разгонялся тёплым ветерком. И только когда Козимо подлетел к лицу девочки-духа, она смогла оторвать глаза от темноты.

– Ты слышала, что он сказал? – пролепетал Одержимый, лихорадочно посматривая то влево, то вправо. – Мы не должны терять времени. Бальтазар может действительно разозлиться, если мы не выполним его указание. И кто знает, чем был вызван этот шорох.

Эмили ни минуты не сомневалась, что вампир строг и беспощаден, и она боялась его. Но намного страшнее казался ей именно шорох, который всё не шёл из головы, и здесь ей нужно было докопаться до истины – ведь именно это была её цель. Девочка резко выдохнула.

– Только для того, чтобы всё прояснить, – твёрдо сказала она и ткнула Козимо пальцем в грудь, чтобы тот отлетел от неё чуть подальше. – Сейчас я загляну к сестре. Проверю, всё ли у неё хорошо именно сейчас, когда тут разгуливает мой убийца. И никто не сможет мне помешать. Ни кто-то из мертвецов, ни суд неживых, ни тем более вампир, который, возможно, уже куда-нибудь переместился отсюда.

Козимо посмотрел через плечо, словно опасаясь, что Бальтазар может вернуться и оторвать Эмили голову за такую наглость. Затем взглянул на неё с мольбой:

– Будь благоразумна. Если эти шорохи – это действительно твой убийца…

– То он меня всё равно достанет, и не важно, убегу я от него сейчас или нет, – закончила она его фразу. – Кроме того, сеньор Дракула ведь здесь, чтобы защитить нас. И я обещаю, что потороплюсь. Вот если бы это была твоя семья – разве ты бы ушёл, не узнав, что с ними?

Козимо поднял плечи.

– Ты не знаешь мою семью, – вздохнул он. – Они никогда не обращались со мной с особой нежностью. Тем не менее… возможно, я тоже хотел бы узнать, всё ли у них в порядке. Но…

– Никаких «но», – перебила его Эмили. – И не волнуйся: мы исчезнем, прежде чем нас кто-нибудь обнаружит.

С этими словами она вышла из укрытия под раскидистым дубом и со всех ног помчалась к дому дяди, чтобы подняться на балкон на втором этаже. Мурашки побежали по коже Эмили, когда на лицо ей упал свет из ближайшего окна. Это было окно сестрёнки. Девочка-дух не медлила ни секунды, схватилась за стебли плюща – и тотчас почувствовала пренебрежительный взгляд Козимо.

– Если бы ты приняла свою сущность как дух, мне не пришлось бы наблюдать это недоразумение. – Качая головой, он наблюдал, как она очень плохо и неуклюже карабкается по металлическим прутьям. – Боже мой! Неужели тебя никто никогда не учил лазить?

Прямом сейчас Эмили захотелось одного – сунуть Одержимого головой вниз в один из цветочных горшков, но ей нужны были обе руки, и отвлекаться не было возможности.

– Обычно людям не часто приходится карабкаться по перилам и фасадам, – буркнула она.

Перекинув ногу через перила балкона, девочка ухватилась левой рукой за перила, подтянулась и бесшумно влезла на балкон. На мгновение она присела, чтобы перевести дыхание. Затем соскользнула на пол и прошмыгнула к двери. К счастью, шторы были задёрнуты не полностью. Вероятно, их немного приоткрыл дядя, чтобы в комнате было светлее от городских фонарей. Эмили затаила дыхание и осторожно заглянула за штору.

В комнате царил полумрак. Эмили с облегчением увидела, что дядя спит в кресле возле двери – значит, убийца пока не удостоил её семью визитом. Приглядевшись, она заметила глубокие тёмные круги вокруг его глаз – лицо его было измождённым и бледным. Девочка почувствовала укол в груди, когда поняла, что он в трауре – в трауре по ней. Она никогда бы не подумала, что увидит своего всегда сдержанного дядю в таком виде, таким нежным, полным любви… и таким сломленным.

Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы решиться перевести взгляд на кровать сестры – девочка боялась разразится слезами при виде неё, боялась, что не справится с этими слезами. И когда она увидела спящую Софи – волосы, светлые, как солома, как обычно, спадали на лоб, на лице застыло слегка тревожное выражение, – в этот миг Эмили всем существом ощутила, как же сильно ей не хватает сестрёнки!

Софи была невредима. Эмили знала, что пора уходить, скорее, как она и обещала Козимо. Но сдвинуться с места никак не могла. Ей хотелось прикоснуться к сестрёнке, хотя бы раз, в последний раз. Стоило ей подумать об этом, как она заметила, что её отражение в оконном стекле напротив тянет руку вперёд. Она почувствовала лишь слабое сопротивление, когда прикоснулась к стеклу… и тотчас пальцы её стали прозрачными.

Девочка растерянно уставилась на свою руку. Краем глаза она заметила, как побледнел Козимо, но не остановилась. Она осторожно просунула руку в комнату, и тут по её локтю, затем по плечу протянулась невидимая вуаль, пока всё тело её не стало похоже на полосу тумана, на нитяной каркас, тончайшую схему человеческого тела – на… дух.

Это слово эхом повторялось у неё в голове, но не приносило с собой страха. И когда Эмили вошла в комнату, ей показалось, что она парит, так легко она себя ощущала.

Скользя по полу, она взглянула на дядю. Увидит ли он её, если откроет в этот момент глаза? Обрадуется, испугается или удивится? Этого Эмили сказать не могла, но от мысли, что она может увидеть страх в глазах дяди, её бросило в холод. Девочка медленно двигалась вперёд и к собственному облегчению заметила, что дядя не пошевелился. Тут она остановилась перед кроваткой Софи.

Сестрёнка выглядела такой маленькой! Эмили с трудом удержалась, чтобы не разбудить её. Она отогнала мысль о том, что сказала бы Софи, если бы увидела перед собой старшую сестру в образе духа. Отогнала и печаль, что малышка не увидит Эмили, как и все эти прохожие, встретившиеся ей на пути сюда. Всё, что чувствовала Эмили, – это тоска по прикосновению Софи… Воспоминания нахлынули и переполнили сознание.

Однажды она уже стояла так же перед кроваткой сестрёнки. Эмили отправилась в свою первую поездку с классом и вернулась поздно, поэтому Софи целый день ждала её. Она уснула поздно, неохотно, и отец ввёл Эмили в комнату, чтобы та разбудила малышку. Но девочка не сделала этого. Софи выглядела во сне такой умиротворённой, что совершенно не хотелось нарушать её сон.

Эмили нежно погладила золотистые волосы сестры, откинув их с лица, почти не прикоснувшись к ней. Софи улыбнулась во сне – так же, как и тогда. И Эмили поняла, как и в ту ночь, что настанет новый день, придёт утро, и сестра проснётся и увидит её. И утро это наступит скоро, очень скоро и тогда она наконец вернётся к Софи.

Раздался лёгкий стук, тише самого ветра, но Эмили быстро отдёрнула руку. За стеклом парил Козимо, да так близко, что его нос растёкся по стеклу. Он взволнованно размахивал руками, а губы его складывались поочередно в буквы: Д.Р.А.К.У.Л.А. Эмили вздохнула. Очевидно, Бальтазар вернулся на пост. Она ещё раз взглянула на спящую сестрёнку и улыбнулась ей. И выскользнула из комнаты.

Эмили вновь стала видимой именно в тот момент, когда начала спускаться по решётке, поддерживающей плющ. Только что ей было достаточно едва коснуться прутьев, чтобы переместить невесомое тело, но вдруг настоящий вес человеческого тела вернулся к ней. Девочка не смогла вовремя ухватиться за перекладину и плюхнулась на землю, да так неуклюже, что, с точки зрения Козимо, исправить эту неловкость не было никакой возможности.

Эмили быстро вскочила, отряхнулась и выпрямилась, готовая в обратный путь. Странно! Она почти не чувствовала разбитых коленок и не испытывала неприятного жара, когда люди на улице проходили сквозь неё. Всё, что она ощущала сейчас, это тепло в груди, которое разлилось внутри при виде сестрёнки. Эмили улыбнулась и положила руку на грудь, словно на тёплую печь, в которой разгораются угли. Под ладонью трепетало что-то очень похожее на сердцебиение…

Глава 7

– Проклятый Козимо!

Эмили смотрела на здание туалета в готическом стиле, который возвышался в ночном небе, словно самая большая издёвка на свете. Его узкие высокие окна, казалось, злорадно смеялись над нею.

В сотый раз, кривя лицо от возмущения, девочка разглядывала измятую записку – ветхий клочок бумаги, на котором Козимо нацарапал номер склепа того самого ловца мертвецов. У Одержимого были такие неуклюжие пальцы с кривыми когтями, такой неразборчивый почерк, что Эмили приходилось скорее отгадывать цифры и буквы. Уже целую вечность бегала она по кладбищу, останавливаясь перед пустыми могилами, прудиками и полянками, чтобы осознать: записка Одержимого ввела её в заблуждение. Кладбищенский туалет! Как это может быть?! Спроси любого – тебе скажут, что один из самых сильных воинов потустороннего мира не может жить в уборной!

Она со вздохом крутила записку в руках, но ясности не прибавлялось. Как ни разглядывала она знаки, в том числе вверх ногами и на просвет, понять их не могла. В который раз уже посылала она проклятия Козимо этой ночью. Одержимый должен был просто проводить её, как и хотел. Но после прогулки в мир людей он стал невероятно нервным, особенно когда был затронут вопрос о её обучении. Эмили предполагала, что он сожалеет о своей выходке, ведь, если бы их поймали, его тоже ожидало бы наказание! В конце концов девочка-дух выведала у него номер склепа, но когда собралась в путь, Козимо сказался невероятно занятым – настолько, что волосы на голове его торчали в разные стороны.

– Бюрократия, – сказал он в ответ на вопрос, чем же таким важным он занят. При этом выглядел Одержимый совершенно измученным, что вызывало сочувствие, а после длинного монолога о предписаниях Объединения неживых по регистрации и прописке новых жильцов Эмили решила самостоятельно отправиться к ловцу мертвецов. Это ведь была её инициатива – убедить вампира взяться за её обучение. И присутствие нервозного Козимо вряд ли пошло бы на пользу.

Она снова покрутила записку в руках. Весь вечер искать склеп, времени не осталось ни на что другое, а ведь ей ещё нужно…

Звон вечернего колокола со всего маху ударил по ушам и по нервам, да так, что дух захватило. Проклятие, неужели уже так поздно? В поиске склепа она совсем забыла о времени. Именно в этот момент начиналось её первое занятие по групповой терапии. Участие было обязательным, пропуски наказывались удвоением смен по уходу за могилами. Эмили сунула записку в карман и побежала. Она многое перенесла за последние дни. Свою собственную смерть. Взгляд убийцы. Тоску по семье, которую ничем не заглушить. Но сейчас для неё было очевидно – двойную порцию Непомука ей не вынести ни за что на свете!

Девочка бежала, пересекая кладбище наискосок, по направлению к мавзолею, где проходили занятия по групповой терапии. С каждым шагом настроение у неё ухудшалось. Она догадывалась, что могло её там ожидать, хотя ещё ни разу не принимала в этих занятиях участия. Она вспомнила, что после смерти отца дядя отправил её к психотерапевту из-за нарушения сна. И хотя сеансы терапии через некоторое время действительно привели к тому, что её сон востановился, Эмили слишком хорошо запомнила одну фразу, один вопрос, который психотерапевт задавал всякий раз, и даже сейчас она испуганно вздрагивала, вспоминая об этом.

Вопрос звучал так: «И что она с тобой делает?»

Эмили отлично помнила озадаченное лицо терапевта. И вновь испытывала то же самое разочарование. В самом деле, а ЧТО должна была сделать с нею смерть? Словно она была волшебницей, изменявшей каждого, кто на неё взглянул. Она ведь была просто смертью. Не больше и не меньше. Эмили ненавидела этот вопрос. И не испытывала никакого желания раскрывать перед посторонними душу. Теперь же ей предстояло говорить об этом в присутствии всех, в группе, состоящей из неживых. Обнадёживает, нечего сказать!

Спотыкаясь, взбежала она по ступеням мавзолея. Длинный коридор, по обе стороны – тяжёлые деревянные двери. Всё это напомнило ей школу, и возникло то же самое чувство, когда она опаздывала на занятия.

Эмили рывком открыла дверь в конце коридора. Надежда проскользнуть незамеченной и смешаться с толпой сразу была отброшена. Не успела она войти в помещение, как на неё взглянула дюжина неживых. Они сидели на стульях в кружок, и Эмили почувствовала облегчение, обнаружив среди сидящих Рафаэля. Драугр с улыбкой поднял руку, но прежде, чем она успела ответить на этот жест или что-то сказать, порывистый мужчина средних лет быстро поднялся, даже вскочил, и, сияя дружелюбной улыбкой, поспешил ей навстречу.

На вид это был мужчина средних лет. Волосы крутыми седыми завитками спадали до плеч. Одеяние его отдалённо напоминало кафтан. На ногах – пробковые сандалеты, которые при каждом шаге издавали шлёп-шлёп, а когда мужчина остановился перед Эмили и засмеялся, маленькие круглые очки весело запрыгали у него на носу. Девочка едва заметила шрам на его виске – вероятно, эта рана и положила конец его жизни.

– Эмили! – радостно воскликнул он и так быстро схватил её за руки, что девочка не успела отпрянуть. Пальцы его были тёплыми, но при более близком рассмотрении этот человек оказался невероятно бледным. Эмили сама себе удивилась: разве бледность не обычное явление для духов? – Как хорошо, что ты пришла!

Его экзальтированное состояние и отчётливо выраженное расположение не оставило Эмили ничего иного, кроме как ответить на его улыбку:

– Сожалею, что я пришла слишком поздно, но…

– Ну что ты! – кудрявый отмахнулся, словно время было чем-то таким, с чем он давно расстался. – Ты же новенькая. Но вот ты здесь – и это главное. Меня зовут Мерлин, я руководитель группы. Идём, представлю тебя остальным. – Он увлёк её за собой в круг неживых, сидевших на стульях. – Друзья! – торжественно произнёс он. – Сегодня в нашу группу поступила новенькая, чему я очень рад, полагаю, вы тоже. Это Эмили.

Аплодисменты были такими неожиданными, что Эмили вздрогнула. Но собравшиеся смеялись не над ней, они приветливо и одобряюще кивали, видя её изумление. Впервые с того момента, как проснулась в могиле, девочка почувствовала себя хорошо среди неживых.

Мерлин улыбался ей:

– Не хотела бы ты представиться?

Эмили сглотнула. У неё не было особого желания говорить перед незнакомой группой. Но она вспомнила, что спорила в часовне с Систериусом перед большим числом жителей кладбища, и в тот момент даже не думала об этом. Она слегка подняла плечи.

– Моё имя вам уже известно, – начала она. – Собственно, рассказывать мне почти не о чем. Не так давно я была ещё вполне нормальной тринадцатилетней девочкой. Я жила вместе с сестрёнкой у нашего дяди после того, как несколько лет назад наш отец умер… – она замолчала, нахмурилась, потом набрала воздуха и продолжила: – У меня была лучшая подруга по имени Лиза, и я любила таинственные истории. Затем меня убил какой-то мертвец, как мне объяснили здесь, ну и теперь… ну да… вот я здесь.

Она рассчитывала, что упоминание об убийце как-то изменит лица остальных. Но они продолжали так же доброжелательно смотреть на Эмили.

Мужчина с окладистой бородой и глубоким шрамом поперек шеи одобрительно кивнул:

– И ты не боишься высказать своё мнение нашему верховному гуру. Твой бунт в часовне уже стал легендой. Моё почтение!

Остальные рассмеялись, в то время как Эмили по указанию Мерлина села рядом с Рафаэлем. Драугр подмигнул ей, словно она вовремя пришла на весёлое театральное представление.

– Большое спасибо, Эмили, – сказал Мерлин и так быстро рухнул на своё место, что кудряшки его, как маленькие летающие червячки, заплясали в воздухе. – И тебе, Расмус, почтение, за твою реплику, с которой все здесь, очевидно, согласны. Прежде чем мы начнём занятие, мы все тоже представимся, чтобы Эмили получила представление о том, куда она попала.

– В чистилище, – Расмус ухмыльнулся, обнажив ряд золотых зубов.

Эмили улыбнулась. Ему не хватало только попугая на плече и деревянной ноги – тогда из него получился бы отпетый пират.

Мерлин быстро взглянул на него.

– Веди себя прилично, чтобы не опуститься на более низкий уровень, – с лёгкой иронией произнёс он. – В моей прежней жизни я был психологом – профессия, которая для меня всегда много значила. К сожалению, мои попытки вылечить себя самого не увенчались успехом. Как, впрочем, можно видеть, – он прикоснулся рукой к виску и конфузливо скривился в дежурной улыбке. – Во всяком случае, теперь я здесь, а почему именно, ещё не выяснил. Возможно, чтобы передать вам знания, или, по крайней мере, чтобы сопровождать вас на вашем пути. И мне это невероятно нравится.

Все зааплодировали, затем слово взял Расмус. В былые времена он ходил в море, пока его не обокрали в тёмном переулке и не убили. Мореплаватель с гордостью показал шрам на шее и глубокие порезы на руках, которыми он перехватил нож убийцы.

– Я защищался до конца! – с довольным видом заявил он. – И тут всё то же самое – я снова защищаюсь, только от вонючих цветов на своей могиле. И выступаю против глупости. Она, к сожалению, процветает ещё больше, чем раньше, даже неживых не обходит она стороной.

Эмили подхватила его смех, затем выслушала остальных, которые представлялись друг за другом. Была тут Смилла, утонувшая в озере двести лет назад, и все эти годы, как она проснулась здесь, у бедняжки мокрые волосы. Хубертус и Альфонс – их жизнь унесла чума, подружились они уже на кладбище. Аурелия – тело её было прозрачным, как туман, а голос звучал, как северный ветер. Максиме, погибшая при пожаре, её обуглившаяся кожа и пустые глазницы выглядели просто ужасно. И Пиппо, мальчик лет десяти, своими широкими штанами и покроем сюртука с блестящими пуговицами он напомнил ей Доджера из Оливера Твиста. Этот тоже не признавал чужую собственность, поскольку всю жизнь был вором, пока не замёрз где-то на улице – невероятно много лет назад.

Эмили старалась запомнить имена всех участников, хотя при таком количестве новых лиц и историй это было нелегко. Наконец Мерлин с энтузиазмом хлопнул в ладоши, вскочил и вернулся с блюдом, полным яблок.

– Проведём эксперимент с яблоками, – воскликнул он, остановившись перед Эмили. Остальные начали тихонько хихикать, словно о чём-то догадываясь, ей пока не известном. Хитрые и даже злорадные огоньки в глазах Расмуса заставили её нервно выпрямить спину. – Вопрос, который будет тебя беспокоить в ближайшее время, таков: «Что это значит – быть духом?» Может быть, ты уже нашла ответ на этот вопрос?

Эмили пожала плечами:

– Иметь возможность быть невидимой?

Мерлин кивнул:

– Наряду с прочим – да, но я сейчас не об этом. Мой вопрос затрагивает всё в целом, понимаешь?

– Нет, – созналась она, – ни малейшего представления.

Мерлина это, казалось, не остановило.

– Я с радостью покажу это на практике. Возьми яблоко. Попробуй его. – Он показал на блюдо с фруктами. До сих пор Эмили не испытывала ни голода, ни жажды. Но при виде спелых яблок у неё проснулся аппетит. Девочка выбрала самое красивое яблоко, надкусила – и задохнулась от удушья.

– Отвратительно, – вырвалось у неё. Девочка-дух с отвращением выплюнула откусанный кусочек – на языке её спелое и аппетитное яблоко превратилось в золу.

Остальные с сочувствием вздохнули, а Мерлин с таким удовлетворением посмотрел на неё, словно выражение её лица по шкале отвращения достигло максимального значения.

– В самом деле? Это если рассматривать его с точки зрения человека. Но если посмотришь на это яблоко как дух, то почувствуешь больше, чем просто золу. Яблоко – это больше, чем живописная форма, так же, как и ты сама. Не позволь золе ввести тебя в заблуждение. Почувствуй то, что в ней содержится, особенно обращай внимание на всё, что невозможно увидеть.

Эмили вздохнула. Только этого не хватало: дегустация гадких на вкус фруктов в кругу неживых под присмотром суицидального экс-психолога. Но выбора не было. И Мерлин, и другие смотрели на неё с таким интересом, что стало ясно: она не сможет покинуть помещение до тех пор, пока не удовлетворит их любопытство. Сделав над собой усилие, девочка вновь откусила кусочек яблока. На этот раз она старалась игнорировать отталкивающую горечь и сконцентрировалась на том, чтобы не воспринимать вкус золы. Сначала ей показалось, что, несмотря на усилия, ничего иного на языке она не ощущает. Было так противно, что подступила тошнота. Но Эмили заставила себя продолжить. Мерлин внимательно наблюдал за ней. Она не позволит себе проявить слабость перед этим хиппи с кудряшками и… Тут девочка-дух ощутила, что горечь на языке растворилась. Внезапно появилось что-то другое. Она почувствовала на своей коже солнечные лучи, дождь, ветер и тени облаков, услышала, как совсем рядом пролетают маленькие птички. И осознала и полностью прочувствовала его – лето, которое собралось в этом яблоке и теперь ароматным радостным теплом растекалось по её телу.

Эмили ошеломлённо посмотрела на Мерлина.

– У тебя отняли многое, – с улыбкой сказал он ей. – Но одновременно ты получила в подарок новый мир. Думай об этом всегда, когда в течение следующих недель будешь наталкиваться на ограничения. И почувствуешь его. Верь мне.

С этими словами он отставил блюдо и начал опрашивать остальных об особых впечатлениях, подмеченных после предыдущего занятия.

Эмили некоторое время заинтересованно прислушивалась, всё ещё находясь под впечатлением опыта с яблоком и вкуса лета на языке. Но через некоторое время этот вкус улетучился, и ей стало всё труднее концентрироваться. Какими бы интригующими ни были все эти истории, чем дольше длилось занятие, тем чаще она возвращалась мыслями к записке в кармане. Тысяча чертей! У неё есть задачи поважнее, чем рассиживать здесь, пробовать на вкус лето и беседовать о внутреннем мире. Ей надо найти ловца мертвецов, убедить его взяться за её обучение и, наконец, разобраться с Одержимым, который гоняет её вдоль и поперёк по всему кладбищу. Эмили со вздохом смотрела на дверь и с трудом подавляла желание вскочить и отправиться по своим делам. Ей было ужасно неловко, потому что остальные так дружелюбно приняли её. Но хотелось по-настоящему только одного – как можно быстрее исчезнуть отсюда.

– Эмили!

Рафаэль толкнул её в бок, а имя яркой молнией прорезало и прояснило мысли. Она растерянно подняла глаза – все взгляды были направлены на неё.

Мерлин засмеялся.

– Мне кажется, мы уже на первом заседании ввели тебя в транс, – усмехнулся он. – Я задал всем вопрос, что вас больше всего обременяет в вашем существовании в образе духов. Не хотела бы ты ответить?

У Эмили уже готово было вырваться короткое «Нет», но она вовремя прикусила язык. Ей хотелось, по крайней мере, постараться не ударить участников группы обухом по голове. Мгновение она раздумывала.

– Что я в этих дурацких шмотках благословила всё бренное.

Расмус громко рассмеялся, а Максиме с пониманием кивнула.

– Как хорошо я тебя понимаю, – голос её прозвучал тепло и душевно и в то же время уверенно. – Я бы тоже хотела ещё разок покрыть ногти лаком, прежде чем со мной произойдёт то, что произошло.

Эмили посмотрела на Рафаэля.

– Максиме не знает, как она выглядит, – прошептал он Эмили, когда слово взял Расмус и никто уже не обращал на них внимания. – Она верит, что всё ещё так же хороша, как при жизни. Мерлин в течение многих лет старается подвести её к правде, но бедняжка всякий раз принимает своё отражение в зеркале за розыгрыш или шутку.

Эмили ещё очень хорошо помнила испытанный ею ужас, когда впервые увидела себя в стекле кладбищенского фонаря, – глаза светятся зелёным огнём, кожа серебристая, почти белая. Она понимала, почему Максиме бежит от правды.

– Мне знакома эта проблема, – сказала Смилла и кивнула Эмили. – Ты не поверишь, как мне действуют на нервы мокрые волосы. Но хочу тебя утешить. Должна быть хоть какая-то возможность покрасить одежду.

Тут Пиппо покачал головой.

– Это слухи. Я попробовал и сжёг при этом пальцы. Только очень немногие, очень мощные духи могут иногда надеть что-нибудь другое. Для большинства из нас данный костюм, к сожалению, окончательный, включая волосы. – Он с сочувствием посмотрел на дикие патлы Эмили, но тут слово вновь взяла Максиме.

– Но у тебя действительно прекрасная причёска. Уникальная!

Эмили вежливо улыбнулась и была рада, что слово взяла Аурелиа и заговорила о своём туманном теле.

Уникальная! – именно это слово произнесла Софи, когда опустила фен в тот вечер, в канун Хэллоуина. Эмили так ясно видела её перед собой, что дыхание снова перехватило.

– Эмили, всё в порядке? – На этот раз к действительности её вернул не локоть Рафаэля. Голос Мерлина был так нежен, что она подняла голову. Казалось, её потянули за невидимые нити. – Внезапно ты посмотрела так серьёзно. О чём ты сейчас подумала?

Эмили хотела солгать, чтобы стряхнуть с себя собственную печаль. Но Софи так отчётливо стояла у неё перед глазами, что на ложь не хватило бы никаких сил.

– О моей сестрёнке, – тихо сказала она. – Это она накрутила мне волосы в тот вечер, когда я… – девочка замолчала. – Это было в последний раз, когда мы виделись.

Мерлин кивнул, и прежде чем он успел что-либо произнести, Эмили уже знала, какой вопрос будет следующим. Она затаила дыхание.

– Эта мысль, – медленно произнёс Мерлин. – Что она с тобой делает?

Эмили выдохнула, да так резко, что сидевший рядом Рафаэль отвернулся. На языке у неё сидело, по крайней мере, две дюжины ответов, которые раз и навсегда отправили бы этот дурацкий вопрос в другое чистилище. Но когда она открыла рот, голос её не прозвучал сердито, вопреки ожиданиям. Было что-то особенное в манере Мерлина, что растворяло гнев, и Эмили спокойно сказала:

– Эта мысль делает меня счастливой.

Она почти испугалась собственных слов, настолько они её удивили.

Но Мерлин пристально смотрел на девочку-духа, словно вел её своим спокойным дружелюбным взглядом по тонкой проволоке над пропастью.

– Только вперёд, – сказал он.

Эмили смотрела на свои руки, но не видела их.

Перед глазами её была одна Софи.

– Я боялась, что она сожжёт мне волосы, – продолжала она. – Именно это она и сделала. Но малышка получила от этого такое удовольствие!.. И она нашла меня очень красивой, когда закончила. Её волосы мне всегда нравились намного больше своих, они были такими мягкими и золотистыми. Но сестрёнка любила мои, и когда ей бывало грустно, я позволяла ей заплетать мне косы. Это её всегда успокаивало. – Эмили замолчала. – Я уверена, она плакала, когда узнала о моей смерти… Не могу, эмоции через край… Как представлю, что она зовёт меня, как тогда папу, когда он умер, зовёт, а я её не слышу!.. – Эмили замолчала и будто сглотнула. – Но я верю, что, если ей показали меня в гробу, на моих похоронах… то Софи, конечно, прикоснулась к моим волосам. И я надеюсь, это утешило её.

Только когда звонкая слеза упала на руку, Эмили заметила, что плачет. Слеза разбилась в осколки, и на мгновение девочка-дух подумала, что и она сама в любое мгновение может растрескаться, разбиться вдребезги, словно она треснувший сосуд со слишком тонкими стенками, который больше не может держать форму и стягивать воедино себя по множеству трещин.

Но Эмили не треснула и не разбилась, а глубоко вздохнула и провела рукой по глазам. Она догадывалась, как другие смотрят на неё: с этой смесью мучительного смущения и сочувствия, которое не помогает. Эмили помнила это выражение на лицах посторонних с тех времён, когда потеряла отца. Оно было подобно маске на лицах тех, кто ничего не понимает и хочет лишь одного: как можно скорее уйти подальше от этой скорби, с которой пришлось столкнуться случайно.

Но когда девочка-дух подняла голову, то увидела улыбку Рафаэля. Другие тоже смотрели на неё с нежной теплотой, словно точно знали, какие двери сейчас открылись в её душе и какие там ждали чувства.

– Это хорошо, что сестрёнка так тебе нужна! – сказал Мерлин, и Эмили изумилась. – Возможно, мы умерли, но потеряли не всё, верно?

Эмили сглотнула. Она не могла вспомнить, когда в последний раз плакала перед совершенно незнакомыми людьми, за исключением, конечно, Козимо. Обычно она скрывала слёзы. Но сейчас, отвечая на взгляды остальных, девочка не ощутила ни смущения, ни стыда. Вместо этого впервые за долгое время она открыла для себя совершенно новое чувство: как хорошо не оставаться один на один с сильными чувствами, которых сам, возможно, до конца не понимаешь… С чувствами, которые способны понять только те, кто сам их испытал.

Как долго не чувствовала она себя такой защищённой, как в это мгновение!

Эмили ответила на взгляд Мерлина:

– Верно, не всё.

Рафаэль уже подался вперёд, чтобы что-то сказать, когда неожиданно дверь распахнулась. Эмили так испугалась, что вся сжалась. Остальные тоже вздрогнули, словно их разбудили.

Она медленно перевела взгляд на дверь, и вся её защищённость разбилась вдребезги. В дверях стоял мальчик, который бесцеремонно разглядывал её на собрании. Бунтарь с серебристыми глазами.