Текст книги "Всемирная история пиратства"

На четвертый день флибустьеры достигли Торна-Каваллоса, укрепленного места, но и оно было оставлено испанцами, взявшими с собою все, что можно было унести, и сжегшими остальное. Вообще, испанцы приняли за правило лишать флибустьеров всех решительно потребностей, чтобы тем скорее принудить их отказаться от своего намерения. В Торна-Каваллосе не осталось ничего, кроме пустых кожаных мешков. Голод приводил пиратов в исступление: надо было утолить его. Для этого разрезали и раздали куски мешков, которые немедленно были съедены не без споров для получения больших порций. Кожу разрезали на мелкие кусочки, терли и колотили их между двумя камнями, мочили в воде, потом жарили, ели и запивали водой.

Угощенные таким образом, пришли флибустьеры в Торна-Мунни, где опять нашли покинутую крепость, на пятый день достигли Барбакоа – но нигде ни людей, ни животных, ни съестных припасов. Наконец случайно нашли в пещере два мешка с мукой, несколько плодов и два больших сосуда с вином. Но эта находка, в сравнении с числом нуждавшихся, была слишком незначительна, чтобы возбудить радость. Морган, хотя томимый голодом, не взял ничего на свою долю, но велел разделить припасы между слабыми. Многие из них были при смерти, их перевели на лодки, а прежние защитники их соединились с сухопутным корпусом. По причине великой слабости отряда и дурной дороги, он шел весьма медленно, питаясь одними древесными листьями и травой.

На шестой день едва продвигались вперед, недостаток в пище чрезвычайно изнурил флибустьеров, и они поминутно останавливались для отдыха. Наконец пришли на плантацию, тоже покинутую, но в одной риге нашли большое количество маиса. Как бешеные бросились на него пираты, и часть его пожрали сырым, остальной был роздан, завернут в банановые листья и частью сварен, частью испечен. Подкрепившись таким образом, продолжали они путь и вскоре завидели за рекой толпу индейцев, которые, однако же, тотчас убежали. Несколько человек было убито, прочие же, скрываясь, кричали: „Погодите, английские собаки! Выйдите только на луг, там мы встретим вас!“ Съев весь запас маиса, флибустьеры, снова проголодавшись, расположились ночевать под открытым небом.

До сих пор выказывали они удивительное терпение в мучительном, так сказать, противном природе положении. Но наконец поднялся ропот. Осуждали Моргана и его дерзкие планы, многие хотели вернуться, однако большинство объявило, что лучше погибнет, чем откажется от предприятия, начало которого стоило им стольких мучений.

На другой день переправились через реку и пошли к месту, казавшемуся деревней или городом. Издали уже радовались дыму, выходившему из труб, они надеялись наверняка найти здесь людей и припасы. Однако они обманулись еще раз: во всем местечке не было ни одного человека и ничего съестного, кроме кожаного мешка с хлебом и нескольких кошек и собак, которых тотчас убили и съели. Это было местечко Крукс, где обыкновенно выгружали товары, привозимые вверх по реке Чагеру для отправления сухим путем в Панаму, находившуюся от Крукса в 8 французских милях. Здесь были прекрасные каменные магазины и конюшни, принадлежавшие казне. Жители местечка, уходя, зажгли дома свои, не тронув только казенных строений. Флибустьеры обыскали все углы и закоулки и наконец нашли 16 сосудов с перуанским вином. Они немедленно воспользовались этой находкой, но едва выпили несколько, как захворали все без исключения. Они думали, что их отравили, и с отчаянием ждали неизбежной смерти. Но причиной нездоровья был не яд, а отвратительная пища, которую употребляли они в последнее время. На другой день они оправились. Принужденный бросить здесь лодки, Морган высадил всех пиратов, даже слабейших, а лодки с 60 людьми отправил назад к кораблям, оставив только одну, чтобы в случае нужды дать о себе известие флотилии. Притом Морган запретил отлучаться из местечка отрядами менее ста человек. Но голод заставил пиратов преступить это приказание. Десять человек отправились искать съестных припасов в окрестности, на них напали испанцы, и флибустьеры с большим трудом пробились обратно в город, причем один из них был взят в плен.

Морган приказал выступить. Сделав смотр своему отряду, он насчитал 1100 воинов. Желая освободить флибустьеров от страха, что пойманный товарищ откроет испанцам их намерения и силу, он сказал им, что пират этот не пойман, а только заблудился было в лесу и уже возвратился к отряду. Наступил восьмой день ужасного похода, тягость которого облегчала только надежда, что уже недалеко до Панамы. 200 человек были отправлены вперед для наблюдения за движениями неприятеля. Они шли целый день, ничего не открывая, как вдруг с вершины горы посыпалось на них более 4000 стрел. Флибустьеры с минуту были озадачены: не видя никакого неприятеля, а только высокие скалы, деревья и пропасти, в минуту потеряли они 20 человек убитыми и ранеными. Но как нападение тем и кончилось, то они продолжали идти вперед и, проходя через лес, попали в ущелье на толпу индейцев, храбро защищавших его. Однако пираты вскоре одолели противников, потеряв 8 человек убитыми и 10 ранеными. Они всячески старались взять несколько пленных, но это не удалось им: индейцы бежали с быстротою серн и скрылись в известных одним им ущельях. Раненый предводитель их, лежа на земле, оборонялся до тех пор, пока его не убили. Он носил корону из разноцветных перьев. Смерть его произвела сильное впечатление на индейцев и была причиной бегства, потому что ущелье было такого рода, что 100 человек могли не только остановить, но и уничтожить весь отряд пиратов. Победители воспользовались этой оплошностью индейцев и поспешили выбраться из дефилей на более ровное место.

На девятый день похода вышли они на равнину, состоявшую из лугов без всяких деревьев. Шел сильный дождь, флибустьеры промокли до костей, ружья их на время сделались негодными к употреблению. Морган очень желал встретить кого-нибудь, чтобы получить нужнейшие сведения, и для этого отрядил 50 человек, обещая тому, кто приведет испанца или индейца, кроме законной части в добыче, 300 пиастров из общественной казны.

Около полудня взошли на холм, с которого в первый раз увидели Южный океан. Это зрелище, предвещавшее конец мучений, привело флибустьеров в неописанный восторг. Вместе с тем увидели шесть кораблей, направлявшихся из Панамы к соседним островам Тароге и Тарогиле. Самого города еще не было видно. Радость их еще усилилась, когда они открыли в соседней долине множество быков, коров, лошадей и ослов, пасшихся под надзором нескольких испанцев, которые, увидев флибустьеров, тотчас убежали. Ничто не могло быть приятнее пиратам, умирающим от голода, как эта находка. Неосторожность испанцев, так сказать, спасших этим от голодной смерти неприятеля, была непростительна. Флибустьеры расположились здесь на несколько часов, убили достаточное число быков и с величайшей жадностью ели мясо почти совсем сырое, так что кровь текла изо рта по всему телу. Чего не могли съесть, то взяли с собой, потому что Морган, опасаясь нападения испанских войск, не дал долго отдохнуть своим товарищам.

Желание Моргана достать несколько пленных не исполнилось, и флибустьеры все еще были в недоумении о том, далеко ли остается им до Панамы, когда вдруг, с вершины одного пригорка, открылись им башни города. Раздались всеобщие клики восторга. Наступил вечер, и флибустьеры расположились на ночлег у пригорка, решившись на другое утро напасть на Панаму.

В городе все пришло в движение: первым делом было выслано 50 кавалеристов для рекогносцировки неприятеля. Они подъехали на ружейный выстрел к флибустьерам и стали осыпать их ругательствами, но вскоре повернули назад, восклицая: „Собаки! До свиданья!“ Немного погодя, показался другой отряд в 200 человек пехоты, которому было приказано занять все проходы, чтобы после несомненной, как полагали испанцы, победы, ни один пират не мог вернуться восвояси. Флибустьеры смотрели очень спокойно на все эти приготовления и укрепляли себя пищею. Так как им было запрещено разводить огонь, то они ели мясо сырое, причем дивились непостижимой беспечности испанцев, которые позволяли им отдыхать спокойно. Между тем, чтобы показать свою бдительность, испанцы всю ночь палили из пушек.

^{Генри Морган перед нападением на Панаму}

На другой день, десятый своего похода, 27 января 1671 года флибустьеры поднялись рано и при звуках музыки отправились к городу, но свернули с прямой дороги и, по совету одного из своих проводников, пошли обходом через густой лес, в котором не было ни малейшей тропинки. Этого не предвидели испанцы и потому устроили только на дороге батареи и укрепления, которые теперь сделались бесполезными. Надо было покинуть их, чтобы противостать неприятелю на другой местности, причем не имели даже времени перевезти пушки. После двухчасовой ходьбы флибустьеры увидели испанскую армию, весьма красивую и выстроенную в ученый боевой порядок. Солдаты были одеты в разноцветные шелковые ткани, а кавалеристы разъезжали на рьяных конях, как будто готовились к бою быков. Обер-президент лично предводительствовал этим весьма значительным корпусом, состоявшим из четырех полков регулярной пехоты, 2400 пехотинцев, 400 кавалеристов и 2000 диких быков, которыми управляло несколько сот индейцев и негров.

Флибустьеры, завидя эту армию, покрывавшую всю равнину, испугались ее многочисленности и начали опасаться неудачи. Но они скоро убедились, что им не остается другого выхода, как победить или умереть, и потому поклялись друг другу сражаться до последней капли крови. Разделившись на три отряда, они послали вперед 200 искуснейших стрелков и двинулись на испанцев, окончательно построившихся. Губернатор приказал коннице врубиться в неприятеля и выпустить на него быков. Но местность была невыгодна для кавалерии: в ней были болота, за которыми расположились вышеупомянутые 200 стрелков, производившие такой беспрерывный и меткий огонь, что кавалеристы и лошади падали кучами, и из них только 50 человек спаслись бегством. Вследствие того же быков нельзя было выпустить на пиратов – и весь план атаки расстроился. Флибустьеры между тем смело бросились на испанскую кавалерию, поочередно становились на одно колено и в этом положении стреляли, а стоявшие за ними заряжали ружья. Искусство и хладнокровие пиратов решили битву. Почти все выстрелы их попадали. Испанцы защищались храбро, но не могли ничего против такого отчаянного мужества. Наконец приказано было выпустить быков, чтобы потревожить тыл неприятеля, но и тут не подумали о союзниках флибустьеров, буканьерах, которые очутились здесь в своей стихии. Испугав быков криком и флагами, они застрелили их всех до единого.

Битва продолжалась два часа при неравных силах и оружии, а между тем она решилась совершенно в пользу флибустьеров. Кавалерия, на которую всего более рассчитывали испанцы, была большей частью уничтожена, и только немногие всадники спаслись бегством вместе с пехотой, бросавшей свои мушкеты, чтобы бежать скорее. Не считая раненых и пленных, на поле сражения осталось 600 убитых испанцев. Между пленными было несколько монахов, которые подвергались величайшей опасности, ободряя сражающихся. Морган приговорил их всех к смерти – и их застрелили из пистолетов. Многие испанцы спрятались по кустарникам на морском берегу, но почти все были открыты флибустьерами и без милосердия убиты.

Но этим дело не было еще кончено. Оставалось взять большой, населенный, защищенный фортами и пушками город Панаму, куда скрылся обер-президент с бежавшими с поля сражения. Трудности были тем больше, что флибустьеры также потеряли много народа – и остальных казалось мало для такого предприятия. Однако было решено приступить к делу. Морган собрал нужные сведения от пленного офицера. Нельзя было терять времени, иначе испанцы могли принять новые меры к защите. Несмотря на сильнейшую пушечную пальбу, имевшую гибельные следствия, город был штурмован в тот же день и после трехчасовой упорной битвы взят. Начался всеобщий грабеж. Морган, опасавшийся излишеств флибустьеров в употреблении вина, особенно после такой продолжительной воздержанности, строжайше приказал не дотрагиваться до вина, но, опасаясь, что одного запрещения будет недостаточно, он объявил, будто узнал из достоверного источника, что испанцы отравили все вина.

Большая часть жителей спаслась бегством. Женщин и все драгоценности отправили на остров Тарога, а мужчины, рассеявшись около города, все еще составляли число опасное для флибустьеров, ослабленных битвами и не могших ждать ниоткуда подкрепления. Это заставляло их быть осторожными, и большая часть расположилась вне города.

Наконец Морган совершил дело жестокое, непонятное и не довольно поясненное современными описателями этих ужасов, которым преднамеренно лишил себя и свой отряд огромнейших богатств. Хотя самое драгоценное было увезено жителями, однако же все лавки, магазины и кладовые оставались наполненными товарами всех родов. Кроме множества изготовленных мануфактурных и фабричных произведений и бесчисленных предметов роскоши и промышленности, здесь находились огромные запасы муки, вина, оливкового масла и благовоний, большие магазины с железом. За сто фунтов железа платили тогда 32 пиастра.

Эти товары не имели, правда, ценности в глазах Моргана, потому что он не мог их взять с собой, но сохранение их могло доставить выкуп. Впрочем, последнее было еще только предположение, а негодность их для флибустьеров дело решенное. Разорение нескольких тысяч семейств ничего не значило для Моргана. Поэтому можно сказать, что главной побудительной причиной было бешеное своеволие, совершенно согласное с его жестоким характером. Не сообщив никому своего намерения, он приказал зажечь Панаму в разных местах, и в несколько часов весь великолепный город был объят пламенем.

Испанцы, оставшиеся в городе, вместе с флибустьерами, не знавшими причины пожара, соединенными силами старались погасить огонь, таскали воду и срывали дома, чтобы остановить пламя, но все было тщетно: дул сильный ветер и большая часть домов были деревянные. Прекраснейшие дома с их драгоценностями, между ними великолепная биржа генуэзцев, церкви, монастыри, городская ратуша, лавки, госпитали и богоугодные заведения, магазины с бесчисленными кулями муки и двести кладовых, наполненных товарами, превратились в пепел. Той же участи подверглось множество животных: лошадей, мулов и проч. – и много невольников, которые спрятались от флибустьеров в подвалах и на чердаках, теперь были изжарены живьем. Только немногие дома спаслись от огня, который тлел четыре недели. Пираты снова бросились грабить развалины – и довольно успешно. Морган тщательно скрывал свое участие в этом деле и обвинял в нем испанцев. На другое утро на месте цветущего города была куча золы, уцелел только уголок его, самый бедный, в котором жили погонщики мулов, два монастыря и дворец обер-президента, стоявший отдельно.

После пожара флибустьеры собрались в один отряд и окопались в развалинах церкви. Морган отправил сильный отряд в Чагер для извещения оставшихся там флибустьеров о победе и для узнания об их положении. Вместе с тем отправил два отряда, каждый в 150 человек, в окрестности города для отыскания бежавших жителей и корабль для поисков в Южном океане. Корабль вернулся через два дня с тремя взятыми судами, но также с весьма неприятным известием, что упустил большой галион, нагруженный спасенными из Панамы церковными сокровищами и множеством серебра, золота и другими драгоценностями, принадлежавшими казне и богатейшим купцам. Далее, на нем находились жены богатейших жителей со всеми их украшениями – словом, с отборнейшими богатствами города. Галион этот не имел балласта, который заменяли ему золотые и серебряные слитки. На том же судне были все монахи из Панамы. Оно было вооружено только 6 пушками, имело незначительный экипаж и шло весьма беспечно, потому что испанцы не воображали, чтобы флибустьеры пустились в море. Казалось, что эта добыча никак не уйдет от пиратов, галион виднелся весь вечер, и начальник разбойничьего судна, Шарп, считал его уже как бы взятым и хотел только дождаться утра. На ночную же экспедицию нельзя было пуститься, потому что экипаж, запасшийся на маленьких островах близ Панамы вином и женщинами, был не в состоянии действовать против неприятеля. Наутро же галион исчез из вида. Отрезвившимся флибустьерам оставалось одно сожаление, что они от собственной оплошности и легкомыслия лишились огромной добычи. Но Морган никак не хотел оставить мысли о поимке этого галиона, тем более что, по собранным сведениям, судно это терпело недостаток в воде и съестных припасах, даже в снастях и парусах. Предполагая, что оно укрылось в каком-нибудь заливе около Панамы, он послал четыре корабля для розысков, но и они, прокрейсировав неделю, возвратились без добычи и потеряв всякую надежду когда-либо отыскать ее.

Из Чагера получены были хорошие известия: там все было спокойно и в порядке. Гарнизону удалось захватить испанский корабль, беспечно плывший из Картахены мимо форта и нагруженный съестными припасами и несколькими ящиками со смарагдами. Вследствие этих известий флибустьеры решились продлить еще свое пребывание в Панаме. Пираты рылись в пожарище, ища скрытых сокровищ, и находили немало в подвалах и даже в колодцах, куда их запрятали испанцы. Другие занимались выжигою материй, шитых золотом и серебром.

Так как всякое опасение о нападении испанцев извне исчезло, то все флибустьеры расположились в уцелевших домах, полагаясь на сильные отряды, посланные ими за город, которые ежедневно добывали новых пленных и добычу. Набралось уже более ста богато нагруженных мулов и до 200 пленных, и новые патрули никогда не возвращались с пустыми руками. Несчастных пленных предавали жесточайшим пыткам, и многие испускали дух среди страшных мук, на что флибустьеры смотрели не только хладнокровно, но и с удовольствием, потому что не имели изобилия в съестных припасах. С некоторыми женщинами, особенно с красивыми, обходились довольно хорошо, если они соглашались удовлетворять скотские похоти варваров, в противном же случае они подвергались тем же мучениям. Морган сам подавал пример своим подчиненным, доказательством чего служит следующий случай.

Между приведенными пленниками находилась молодая, прелестная женщина, кроткая и благородная, жена богатого купца, недавно уехавшего по торговым делам в Перу. Она убежала вместе со своими родственниками, но была поймана. Едва увидев ее, Морган назначил ее для себя, сначала обходился с ней почтительно и отделил от других пленников, хотя она со слезами просила избавить ее от такой чести. Он отвел ей комнату в занимаемом им доме, назначил негра для прислуги и пищу со своего стола, кроме того, позволял ей принимать пленных испанок. Женщину эту чрезвычайно удивляло такое обращение, тем более что ей описали флибустьеров дикими зверьми и исчадиями ада. Сначала она не подозревала настоящей причины, но скоро все объяснилось. Морган дал ей три дня срока, чтобы кончить миролюбиво, предлагая богатейшую добычу свою, золото и жемчуга, но она отказалась ото всех подарков и, наконец, сказала: „Жизнь моя в руках ваших, но телом моим вы не овладеете, скорее я разлучу его с душой“. При этом она показала ему скрытый кинжал, который, однако, тотчас отняли у нее. Дикий Морган, чуждый великодушия и всех добродетелей, пришел в исступление, приказал сорвать с нее одежду и полунагую запереть в мрачный, вонючий подвал, где давали ей самую негодную пищу, и то в таком незначительном количестве, что она едва могла поддержать ей жизнь. Так как подобные жестокости и еще большие происходили здесь ежедневно, то никто не обратил бы на это внимания, но необыкновенная красота пленницы возбудила жалость в сердцах разбойников, они начали так громко порицать поступок Моргана, что он мог извиниться только ложью, сказав, что она отвечала на его милости неблагодарностью и на погибель всем поддерживала тайную связь со спасшимися испанками. Вследствие этой лжи она осталась его пленницей.

Флибустьеры вообще были недовольны своим предводителем. Многие намеревались отделиться от него, не возвращаясь в Чагер, уехать из Панамы на кораблях и разбойничать несколько времени в Южном океане, где не ожидали их нападений. При этом предполагали укрепиться на уединенном острове, собрать туда втихомолку добычу и потом ост-индским путем вернуться в Европу. Для этого собрали они уже значительное количество съестных и воинских запасов, даже несколько пушек, и выбрали самый большой из недавно взятых кораблей. План созрел, но перед самым исполнением Морган узнал о нем. Решительный человек этот тотчас нашел средство уничтожить его: он приказал срубить большую мачту на избранном корабле и потопить его и все другие находившиеся в гавани суда.

После этого Морган стал думать серьезно о возвращении. После четырехнедельного пребывания флибустьеры оставили Панаму, или, правильнее, место, на котором еще недавно стоял этот город. Добычу, состоявшую почти исключительно в золоте, серебре и драгоценностях, потому что не было средств перевозить более грузные вещи, несли 175 лошаков, подле которых шли слишком 600 пленных испанцев и невольников, мужчин, женщин и детей. Несчастные, не знавшие, куда ведут их, и умирая от голода, подняли громкий плачь и вопли и на коленях молили о милости дозволить им возвратиться на пепелище Панамы. Морган отвечал, что отпустит их, если они внесут выкуп. Но это было не всем возможно. Четыре дня ждали возвращения нескольких монахов, отправленных за выкупом, но как они не возвращались, то пошли дальше, причем пираты погоняли остальных прикладами. Тут были матери с грудными детьми, которые, за недостатком пищи, не могли дать своим младенцам ни капли молока. Упомянутая выше красавица шла среди толпы. Морган назначил за нее 30 000 пиастров выкупа. Для принесения их отправила она двух монахов, которым указала место, где были скрыты деньги. Они действительно нашли их, но употребили на выкуп своих друзей. Этот предательский поступок, сделавшись известным, еще усилил сострадание флибустьеров, и сам Морган почувствовал припадок добродушия. Он расспросил других монахов и, узнав истину, освободил несчастную, оставил взамен ее всех монахов, которые были во власти его, но и они были скоро выкуплены, что случилось и со многими другими пленниками в продолжение пути. Но большая часть не могла добыть денег и должна была идти все далее.

На полудороге между Панамой и Чагером остановились на дневку. Каждый должен был присягнуть, что не утаил ни малейшей части из добычи. Клятва была дана, но тогда Морган потребовал еще подробного обыска платья и ранцев, причем сам подал пример, дозволив обыскать себя, и снял даже сапоги. Другие должны были согласиться на то же, хотя многие, особенно французы, явно роптали. Офицеры приняли на себя труд обыскать, причем разряжали даже ружья. Многие приходили в ярость от такой недоверчивости и грозили убить предводителя, но большинство соглашалось со справедливостью распоряжения Моргана, который приказал офицерам, если найдут у кого затаенную вещь, отнять ее без шума, не обнаруживая преступников. С помощью этой предосторожности все кончилось благополучно.

9 марта 1671 года флибустьеры пришли в Чагер, где все нашли в довольно хорошем положении, исключая раненых, которые все почти, по недостатку врачебной помощи, умерли. Отсюда Морган отослал всех пленных, отягощавших его, на корабле в Портобелло, причем требовал за сохранение Чагера значительного выкупа, грозя в противном случае срыть форт. Ему отвечали, что не дадут ни копейки и что он может делать что угодно. Тогда все пушки из форта перенесли на суда пиратов, взорвали стены, сожгли дома и уничтожили все, чего не могли взять с собой.

Предприятие было, таким образом, кончено. Приступили к разделу добычи, которую оценили в 443 000 фунтов серебра по 10 пиастров на фунт, причем, однако, Морган поступил очень несправедливо со своими товарищами, которые по большей части спокойно дали обыскать себя и все отдали в общую казну. Он скрыл множество драгоценностей и очень уменьшил тем массу добычи. Следствием этого было то, что после таких опасностей, ужасов и лишений пиратов, после ограбления и сожжения богатейшего города и смерти огромного числа испанцев в битвах и в пытке на каждого флибустьера пришлось не более 200 пиастров! Флибустьеры громко роптали и сказали Моргану в лицо, что он скрыл и присвоил себе большую и драгоценнейшую часть добычи. Дело было тем очевиднее, что многие пираты не видели при разделе предметов, доставленных ими самими. К тому присоединялись еще другие жалобы, и должно было опасаться возмущения. Вероломный предводитель не имел охоты удовлетворять своих товарищей, но также не хотел ждать, пока вспыхнет возмущение. Поэтому он тайком пробрался на свой корабль и уехал в сопровождении трех других кораблей, которых начальники разделили добычу так же пристрастно, как он, и потому были ему преданы. Прочие флибустьеры, увидев себя покинутыми, пришли в ярость, они хотели догнать Моргана и атаковать его, но у них недоставало провианта и других припасов, что принудило их рассеяться небольшими отрядами на берегу Коста-Рики, и, наконец, различными путями, спустя долгое время и после многих опасностей, удалось им возвратиться на Ямайку.

Морган все еще не думал успокоиться и, как ни подло поступил с товарищами, был уверен, что и впредь найдет помощников. Он возымел мысль переселить значительное число народа на остров Св. Екатерины, сильно укрепить его и превратить в место жительства всех флибустьеров. Уже приступили было к исполнению этого плана, когда в Ямайку прибыл английский линейный корабль, которого депеши ужаснули флибустьеров. Губернатор колонии был вызван в Англию, чтобы дать отчет за покровительство кровожадным злодеям. На корабле прибыл и новый губернатор, который тотчас объявил во всех портах острова, что английский король намерен жить в мире с испанским монархом и его подданными в Америке, причем строжайше приказывал: не дозволять ни одному флибустьеру оставлять Ямайку для нападения на испанские владения.

Английские пираты, бывшие в море, боялись возвратиться, опасаясь, что при таком расположении умов у них, пожалуй, отнимут добычу, и были принуждены отправиться на французский остров Тортугу, этот давнишний притон флибустьеров, единственный, остававшийся им в вест-индских морях. Тогда Морган оставил свои планы и более не выступал на поприще разбоев. Он жил в бездействии спокойно в Ямайке, достиг почетнейших мест на острове и наслаждался своими богатствами».

В завершение рассказа о сэре Генри Моргане следует добавить, что его ямайские плантации составляли колоссальную площадь в 6000 акров (1 акр = 4046,86 м². Он пользовался немалым весом в обществе, что позволяло ему занимать ответственные посты. Причем, будучи прирожденным лидером, он по обыкновению принимал в свои руки все бразды правления. Так, например, когда официальный Лондон вознамерился было обложить Ямайку новым особым налогом на сахар (это в первую очередь ударяло по плантаторам), именно сэр Генри Морган встал на защиту островных привилегий.

Сэр Генри Морган

Однако все течет, все меняется. В 1682 году сэр Томас Линч вернулся на Ямайку и обнаружил, что во время его отсутствия Морган, по сути, нередко осуществлял всю полноту административной власти (это продолжалось с 1680 по 1682 год. Причем для Моргана то был уже третий срок пребывания у власти: первый срок – 1674–1675; второй – 1678). Это, конечно же, никак не могло порадовать возвратившегося из Англии Линча, который выхлопотал для себя в Лондоне пост губернатора. Линч имел все основания ненавидеть Моргана, поскольку тот сместил его с губернаторского поста в 1674 году, став, таким образом, его личным врагом.

Линч лишил Моргана всех его невероятных привилегий, тем самым совершенно удалив от дел. Казалось бы, Моргану было не привыкать: даже на пике своей активности и славы его собственная команда подчас не проявляла должной лояльности. Но возраст, видимо, все же давал себя знать. Тем более что очень горько быть лишенным того, что заслуженно и должно принадлежать тебе по праву. Хотя бы по праву справедливости…

Вследствие понесенного морального ущерба Морган весьма опустился. Он, и прежде весьма тяготевший к спиртному, теперь стал завсегдатаем таверн. Однако все, на что он в скором времени был способен, это бессильно поносить своего более удачливого оппонента – в лице нового губернатора. Он сильно сблизился со своим доктором; так часто бывает, когда в старости недуги дают о себе знать. Тогда доктор становится конфидентом. Хорошо еще, если он грамотный специалист. Часто бывает иначе. Видимо, это справедливо и по отношению к врачу Моргана. Как замечает автор Энциклопедии пиратов Жан Рогожинский: «…весьма причудливые средства лечения, применявшиеся его личным врачом, так же, надо полагать, приблизили кончину Моргана».

Скончался сэр Генри Морган в 1688 году.