Текст книги "Вихрь преисподней"

…Подкрадываясь к выслеженному им подростку, прячась в толпе народа, повалившего как раз в этот момент из дверей метро, человек в измятом коричневом костюме со щемящей болью в сердце увидел, что подросток вылил на грудь, на свою кофточку томатный соус, которым была приправлена сосиска с булочкой. Подросток пытался как-то стереть соус с рубашки, неловко перепачкал еще и рукав, чуть было не уронил сосиску, потом, чтобы освободить руки и заняться пятном на рубашке, затолкал чуть ли не всю сосиску с булочкой разом себе в рот, давясь и обжигаясь попытался прожевать их, раскраснелся, еще больше разнервничался. Вид у него был чрезвычайно жалкий.

– Вы что так на меня смотрите? – вымолвил он наконец, когда съел свою горячую сосиску с булочкой.

Человек в измятом коричневом костюме, пользуясь замешательством подростка, уже некоторое время стоял и без стеснения рассматривал его:

– О, нелепый, странный, глупый подросток, посмотри как ты перемазался!.. Зачем же ты все это наделал?!.. – воскликнул человек в измятом коричневом костюме и, уловив, что подросток сейчас опять убежит, уже более спокойно спросил:

– Постой не исчезай, мне знакомо твое лицо? Где же мы могли с тобой встречаться, как ты думаешь? Где же я мог тебя видеть, как ты полагаешь?

– Не знаю… Я вас не знаю. Я никогда вас не встречал, – пробормотал подросток. – Скажите пожалуйста, где главный вход в гостиничный корпус? – спросил он следом.

Человек в измятом коричневом костюме замешкался с ответом и подросток, не дожидаясь, пока тот что-нибудь скажет, побрел через площадь в сторону ярко подсвеченных снаружи белых гостиничных корпусов.

Человек в измятом коричневом костюме, тем временем, подбежал к ближайшему телефону-автомату, который он заприметил еще раньше, вытащил из внутреннего кармана измятого пиджака городскую телефонную карточку, вставил ее в прорезь и принялся набирать номер мобильного телефона коллеги, что был сегодня днем вместе с ним в Измайловском парке.

– Ты знаешь – состоялось! – воскликнул человек в измятом коричневом костюме, едва коллега ответил на звонок.

– Что? Что состоялось?!.. – удивился тот больше неожиданному заявлению товарища, чем позднему звонку – между ними было принято звонить друг-другу после работы и обсуждать какие-нибудь вопросы, которые могли быть связаны с чем угодно: с тем, что сказал днем одному из них двоих Глава представительства, с только что прошедшей телепередачей, с какой-нибудь сенсационной мировой новостью. Оба в этот момент по определенному стечению обстоятельств были одиноки и им хотелось общаться друг с другом.

– Состоялось то, что теперь у меня есть повод для оптимизма, – пояснил своему товарищу человек в измятом коричневом костюме. – Есть событие, факт, происшествие, на котором, уверен, может укрепиться, как растение на маленьком клочке земли среди безжизненных скал, мой оптимизм. Я встретил некого очень знакомого мне человека… Мне кажется, это чертовски, чертовски занимательно и интересно!

Человек в измятом коричневом костюме был уверен, что сейчас его товарищ что-то ответит, как-то заинтересованно продолжит разговор, что сейчас они, хоть и немного, хоть он и по уличному телефону автомату звонит, и второй – отвечает по мобильному телефону, а значит, – деньги идут, но поговорят, хотя бы самую малость, но второй, тот, что был сегодня в темно-синем пиджаке и серых брюках, сказал:

– Слушай, я сейчас… В общем, давай потом поговорим. Давай, потом. Пока, пока… – вслед за этим в трубке раздались короткие гудки.

Человек в измятом коричневом костюме разочарованно повесил трубку на рычаг. К автомату уже стояла очередь из нескольких человек. Когда они успели собраться? – Человек в измятом коричневом костюме даже не заметил!

Он отошел от телефона-автомата. За рядом торговых палаток через площадь, через проезжую часть высились ярко подсвеченные белые гостиничные корпуса.

Голова у человека в измятом коричневом костюме была полна каких-то неясных соображений, предчувствий, мысли путались, в настроениях царил полный сумбур, – то его охватывала радость от того, что он встретил подростка, который так поразил его, то он вспоминал свою недавнюю парковую эпопею, потерянные ключи…

Можно так же отметить, что человек в измятом коричневом костюме едва ли не перешел уже грань безумия от всех тех событий, что на него сегодня свалились… Нет, наверное, все-таки не перешел. От перехода этой грани его удерживала радость, которую он испытывал от встречи с самим собой, только гораздо моложе.

«Стоп! – пронеслось в голове у человека в измятом коричневом костюме. – Он же ничего не спросил ни про ключи от сейфа, ни про мое исчезновение с работы!.. Вот так дела! Странно! Чем же это можно объяснить?»

Он хотел немедленно вернуться к телефону-автомату, набрать номер коллеги вновь и спросить его про то, что происходило на работе во время его отсутствия, но тут же он передумал. Медленно он двинулся в сторону белых башен гостиничного комплекса. Там сейчас странный знакомый незнакомец, там сейчас и подросток, что недавно поедал горячую сосиску с булочкой!

«Кругом одна ложь! – продолжало нестись в голове у человека в измятом коричневом костюме. – Все события сегодняшнего вечера – это сплошная реакция моего организма на ложь, на сплошную мрачную сюрреалистическую ложь, которая разлита повсюду. То, что произошло сегодня со мной, было случайностью, но разве можно поверить в то, что можно случайно услышать на ночной алее парка разговор, который уже однажды состоялся, а потом встретить человека, случайно похожего на тебя, каким ты был раньше, а затем случайно встретить подростка, похожего на тебя такого, каким ты был, когда был подростком? То, что это случайность – это ложь. Но разве не существует и не чувствует себя прекрасно и более чудовищная, и более отупляющая ложь?!.. Ведь кругом одна большая, мрачная, угрюмая, отупляющая сюрреалистическая ложь! И люди верят в нее! Значит и я должен верить в свою угрюмую и отупляющую сюрреалистическую ложь: все, что со мной происходит – это цепь случайностей и совпадений. Какими бы странными и необъяснимыми не казались бы мне все случившиеся факты, они на самом деле объясняются простой цепью случайных совпадений, стечением обстоятельств. Это ложь. Но нынче ложь становится явью. Вот и эта ужасная ложь про случайность стала явью. Да и какое мне дело до того, ложь это, или нет?! Я не должен тратить свои силы на то, чтобы ломать над этим голову. Это – цепь случайных совпадений. Но очень интересная и внушающая оптимизм цепь. Я так и сказал ему: состоялось то, что теперь у меня есть повод для оптимизма. Моя жизнь больше не будет скучна и мрачна. Я буду интересоваться самим собой, но таким, каким я был, когда был моложе, или таким, каким был подростком. Я буду интересоваться самим собой и общаться с самим собой… А что, если я больше сам себя не увижу? Где гарантия, что подросток или молодой человек появятся вновь?..»

Мимо него прошла группа о чем-то болтавших между собой и весело смеявшихся приезжих, очевидно, направлявшихся в гостиницу. Человек в измятом коричневом костюме медленно пошел вслед за ними. Потом остановился. Нет, он не пойдет туда! Что ему там делать? Хватит. Этот вечер пора заканчивать: он решил отправиться домой и как можно скорее лечь спать. Дома, в кровати, он может предаться приятным воспоминаниям о том, как он встретил самого себя, только моложе. Встреча с прекрасным состоялась!

– Осторожней же! Шатается, как пьяный!.. Приличный же вроде человек… – услышал человек в измятом коричневом костюме рядом с собой. Пожилая женщина, которую он толкнул, была возмущена.

– Извините, – он потер ладонью лоб.

Неожиданно мысль, как удар молнии, поразила его: ему же надо было ехать смотреть новости. Информационные потоки в его голове ослабевали! Еще немного – и в его голове воцарится ужасная, могильная тишина. Ему требовалось свежих информаций!.. Впрочем, то, что с ним происходило, и те сильные впечатления, которые на него теперь навалились, тоже, без сомнения, были полноценным информационным потоком, так что он погорячился, когда испугался, что информационные потоки иссякли. Они не иссякали и не иссякли. Просто теперь информация поступала к нему в мозг не из телевизора или радиоприемника, а напрямую из самой жизни.

Между тем, с того места на площади возле метро, на которой теперь стоял человек в измятом коричневом костюме, было видно, что пьяница по-прежнему дремал на ступеньках, что вели в подземный переход, и его, пьяницу, по-прежнему совершенно ничего не интересовало. Эта вопиющая несправедливость резанула по нервам человека в измятом коричневом костюме, и к нему разом вернулся и тот ужас, который он испытывал от осознания того, что он потерял такие важные ключи от сейфа представительства, и сознание бестолковости и нелепости всего того, что происходило с ним в этот вечер, и, – и это главное, – он понял все невероятное отличие, которое разделяло и различало его с этим беспробудно спавшим на ступеньках подземного перехода пьяницей: он, человек в измятом коричневом костюме, служил хранилищем и вместилищем информации, он внимал ей и впускал ее в себя, оттого-то и происходили с ним все эти события, оттого-то и попадался ему на его странном пути в этот странный вечер он сам, но только гораздо моложе, оттого-то и имел он все основания подозревать, что этот подросток, что так нелепо и жалко давился горячей сосиской с булочкой и обливал свою, похоже, единственную приличную кофточку соусом – это тоже он сам, но только – когда был подростком, и именно потому, и только потому, что он так восприимчив для информации, служит для множества информаций мишенью, так бестолков и неупорядочен, и страшен этот вечер. И его, этот вечер, и его самого, человека в измятом коричневом костюме, необходимо немедленно упорядочить. И единственным средством для упорядочения может быть только напиться до бесчувственного состояния и сесть на ступеньках подземного перехода рядом с давно сидящим на них пьяницей.

Человек в измятом коричневом костюме решил немедленно ехать домой.

В пустой унылой квартире, где на кухне падает из неисправного крана на тарелку со следами томатного соуса вечная струйка воды, сейчас никого нет и только автоответчик иногда включается: «Сейчас меня нет дома…» Невыносимо будет оказаться в этой пустой квартире и начать думать о том, что же сегодня с ним произошло. Нет, это невыносимо!

Тем не менее, он все-таки развернулся и пошел обратно туда, где был вход в метро. После всех мыслей он все-таки осмелился направиться туда, где был вход на станцию метро. Это был подвиг с его стороны! Он и сам никогда не мог предположить, что способен на подобный героический поступок.

Человек в измятом коричневом костюме так и не дошел до метро, а в какой-то момент развернулся и пошел обратно, в сторону гостиничного комплекса. Он лишь примерно представлял, куда шли знакомый незнакомец и подросток, который ел сосиску с булочкой, а потому действовал больше наугад, – перейдя широкую проезжую часть и миновав автостоянку, он направился к тому корпусу, что стоял чуть поодаль.

Потом он нашел вход в корпус, попал внутрь и там, – о удивление! – Он был просто поражен: недалеко от дверей стоял… его коллега в темно-синем пиджаке и серых брюках.

Но это было не последнее удивление, которое он испытал, попав в холл гостиницы.

Здесь же, в холле, оказывается, стояли знакомый незнакомец, подросток, который недавно ел сосиску с булочкой, – он держал за руки немолодых мужчину и женщину, видимо, это были его отец и мать. Тут же стоял какой-то наголо стриженый мальчик, очень смахивавший на беспризорника. Видимо, он и был беспризорником. Рядом с беспризорником стояла девушка лет семнадцати-восемнадцати, нарядно одетая и с какой-то невообразимой прической, накрученной на голове.

Все эти люди стояли перед экраном телевизора, по которому шла программа новостей. В ней рассказывали о последствиях очередного террористического акта. Человек в измятом коричневом костюме хотел было броситься к телевизору, чтобы не упустить ни слова из того, что говорилось про случившиеся ужасные события, но удержался. Ему подумалось, что из всех информационных потоков, которые уже обрушились и еще обрушатся на него в холле гостиницы, телевизионные новости о последствиях очередного ужасного террористического акта – это не самый главный информационный поток.

«Странно, – подумал человек в измятом коричневом костюме. – Странно, что именно так я подумал…»

В центре этой маленькой группки стоял чрезвычайно нарядно одетый молодой мужчина и, судя по всему, что-то объяснял им. Причем, все пятеро слушали его с огромным вниманием.

– Дремучая российская жизнь скоро подойдет к своему естественному концу! – расслышал человек в измятом коричневом костюме. – Но я – оптимист и полагаю, что для меня этот общий конец концом не будет. Я весел и жизнерадостен, и полагаю, что такие, как я, не пропадут ни в какой ситуации, и я уверяю вас, что я, моя звезда, мы оба – я и моя звезда – будем сиять на нашем российском небосклоне все ярче и ярче, какие бы перемены и катаклизмы не поражали наше тупое и много раз побитое и, все-таки, так от этого бития и не поумневшее в своей серой и глупой массе общество!..

Человек в измятом коричневом костюме вдруг понял, что он несколько раз видел этого чрезвычайно нарядно одетого мужчину по телевизору, – но кем тот был, он вспомнить не смог, – кажется, журналистом, но, может быть, и нет…

Рядом с коллегой в темно-синем пиджаке и серых брюках стояло двое каких-то молодых мужчин, на которых человек в измятом коричневом костюме только что просто не обратил внимания. Вот они отвлеклись от чрезвычайно нарядно одетого молодого мужчины и все трое стали о чем-то оживленно беседовать. При этом коллега в темно-синем пиджаке стоял к двери вполоборота, так что вошедшего человека в измятом коричневом костюме он не заметил.

Постояв совсем немного, может быть, меньше минуты у входных дверей в гостиничный корпус, человек в измятом коричневом костюме направился к своему коллеге в темно-синем пиджаке и серых брюках. Тот, словно уловив это каким-то шестым чувством, резко повернулся в его сторону. В это мгновение человек в измятом коричневом костюме заметил мобильный телефон, который его коллега держал в правой руке так, словно только вот-вот недавно закончил говорить по нему.

«Должно быть, это он после разговора со мной так и не убрал телефон в карман», – подумал человек в измятом коричневом костюме. – «Ага, все ясно! Значит, ждет прихода дополнительных информаций. Иначе, чего бы он стал стоять с телефоном в руках».

Увидав человека в измятом коричневом костюме, его коллега, который был одет в темно-синий пиджак и серые брюки, чрезвычайно удивился.

– Как?!.. Ты?! Что ты здесь делаешь?! Вот уж кого не ожидал увидеть! – воскликнул он, за одну секунду ужасно разволновавшись.

Впрочем, через мгновение человек в темно-синем пиджаке и серых брюках пришел в себя.

– А ты?.. Что ты здесь делаешь?! – в свою очередь поразился человек в измятом коричневом пиджаке.

В ответ на этот вопрос человек в темно-синем пиджаке рассказал, что сегодня в этом корпусе гостиницы разместятся на ночлег участники телевизионной передачи. Они приехали в Москву из разных уголков страны, и вот, так или иначе, все вместе оказались в этом холле гостиницы. Причина того, что человек в темно-синем пиджаке тоже здесь оказался, была чрезвычайно проста: для участия в съемках передачи в Москву приехала приемная дочь одних его родственников, которые жили не в самом близком Подмосковье. Как понял человек в измятом коричневом костюме из рассказа своего коллеги в темно-синем пиджаке, это был маленький городок где-то на границе то ли с Калужской, то ли с Рязанской областью. Одним словом, городок, который располагался в самом дальнем и самом заштатном уголке Московской области, откуда было удобней добираться в столицу уже даже не на электричке, а в купейном вагоне, вздремнув на верхней полке не такой уж и маленький промежуток времени.

Приемная дочь родственников коллеги в темно-синем пиджаке приехала прямо к тому до мой, так как предполагала остановиться в Москве у него. По определенным причинам коллега, который в этот день носил темно-синий пиджак, не хотел, чтобы приемная дочь его родственника из Московской области останавливалась у него дома, а потому решил оплатить ей номер в гостинице. К тому же, она пришла к нему на квартиру не одна, а с мальчишкой-беспризорником, впрочем, уже отмытым по случаю участия в передаче, с которым познакомилась уже на телецентре.

Там же, на телецентре, она узнала, что многие будущие участники передачи собираются остановиться именно в этой гостинице, о чем и сказала человеку в темно-синем пиджаке и серых брюках. Так что тому не пришлось раздумывать, в какую гостиницу отвезти приемную дочь своего родственника, благо гостиница, ко всему, была еще не из самых дорогих, что только укрепило его в принятом решении.

Удовлетворившись объяснением, которое предложил ему его коллега в темно-синем пиджаке и серых брюках, человек в измятом коричневом костюме что-то сбивчиво рассказал ему о своей встрече с двойниками и затем остался стоять возле него, в то время, как к тому подошла приемная дочь его родственника, за ней – беспризорный мальчишка, а потом вокруг них собралось еще несколько человек, имевших отношение к будущей передаче, некому ток-шоу, ради которого все эти люди и приехали в столицу. Подошел к ним и чрезвычайно нарядно одетый мужчина, который, как потом понял человек в измятом коричневом костюме, был журналистом, и родители с подростком, который лишь недавно ел горячую сосиску с булочкой, тоже подошли, незнакомый незнакомец – и тот приблизился к образовавшемуся скоплению народа, хотя и остановился все же на некотором удалении от него.

Неожиданно, чрезвычайно нарядно одетый молодой журналист окликнул двух людей, которые до этого стояли и о чем-то оживленно беседовали чуть поодаль.

– Эй, что вы там стоите? Идите сюда! – громко позвал он их. И уже обращаясь к тем людям, что стояли возле него:

– Я хочу рассказать вам про то, что вот у этого человека… – тут молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист показал на сотрудника представительства в темно-синем пиджаке и серых брюках. – Так вот, у него есть один очень забавный и оригинальный приятель, который очень страстно и странно относится к информационным потокам. Разговаривая сегодня с ним, с этим своим приятелем, он взял и записал весь их разговор на диктофон, который брал с собой на важные переговоры. Он вообще всегда берет с собой на важные переговоры диктофон, чтобы потом еще раз прослушивать и переживать захватывающие детали этих переговоров. Такой вот странный человек!.. Так вот, когда его приятель начал говорить про информационные потоки, он тут же включил свой диктофон на запись. Вот эти два человека (это относилось к двум людям, только что беседовавшим поодаль, а теперь подошедшим поближе) – они репетируют сцену, основанную на этом разговоре, чтобы представить ее на будущей передаче как бы невзначай, точно бы и не отрепетированная это сцена, а просто диалог из жизни… Ну что ж, этот разговор того стоит, потому что разговор чрезвычайно интересный.

– Ты подлец! Как ты смел это сделать?!.. Как ты смеешь предавать эти наши разговоры гласности?! – выкрикнул в этот момент с искаженным лицом человек в измятом коричневом костюме, глядя на своего коллегу по работе в темно-синем пиджаке.

– Подождите-подождите! – воскликнул чрезвычайно нарядно одетый молодой мужчина и быстро встал между двумя коллегами по работе, должно быть, подумав, что сейчас будет драка.

– Я хочу добавить только одно, – продолжал он рассказывать. – Имя забавного и оригинального приятеля, который чрезвычайно возбужден множеством информационных потоков само по себе достаточно необычно – Не-Маркетинг!

– Честное слово, все было совсем не так! Вернее, так, но смысл другой: я не предавал гласности… Тоесть… Там никак не будешь упомянут ты! – проговорил человек, одетый в темно-синий пиджак и серые брюки, обращаясь к Не-Маркетингу, тому, что был одет в измятый коричневый костюм.

– Ну а его имя, – молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист показал на человека в темно-синем пиджаке и серых брюках. – Маркетинг!..

– Э, нет! – возмущенно сказал коллега в темно-синем пиджаке и серых брюках. – Это совсем не то!.. Я рассчитывал, что вы упомянете мою фамилию!.. Про то, что я – Маркетинг, знает только очень узкий круг лиц!

– Ну и народ! – изумился чрезвычайно нарядно разодетый мужчина. – Просто даже и не знаешь, что подумать!.. Я же хочу, как лучше!.. В моем деле всегда возможен скандал. Он даже желателен. Неужели вам хочется быть во все это замешанным?! Какой вам прок?! Вы – солидный сотрудник солидного представительства крупной транснациональной корпорации, вам-то зачем во все это лезть?!..

– Так ведь и так уже влез! И так все поймут, кто есть кто!..

– Ну хорошо, я стану упоминать ваши фамилию, имя и отчество!.. Нет, впрочем, я не буду упоминать их!.. Да и потом, сейчас ведь мы не перед камерой, сейчас вообще можно говорить что угодно… К тому же, я вообще не решил: включать это или нет… Но даже если это и случится, вы все равно так и останетесь лицом под псевдонимом!.. Вы – из тех, кто мне уже успел невероятно надоесть. Вы все, кто здесь сегодня собрался – какие-то ужасные и невероятные идиоты, подобных которым я вообще никогда в жизни не видел. Хотя, чего же здесь удивляться – сейчас кругом только одни идиоты. Идиот на идиоте сидит и идиотом погоняет!

Лицо человека в темно-синем пиджаке и серых брюках потемнело. Чрезвычайно нарядно одетый молодой мужчина тут же проговорил:

– Впрочем, извините за резкость, за грубые слова, вы не идиот, идиот – это я.

– Я рассчитывал, что вы хотя бы раз упомянете мое имя по телевизору. И это будет мой вклад в информационные потоки! Я стану существовать как бы в нескольких ипостасях. Я – настоящий, реально существующий, и я – тот, который вообразится всем после вашей передачи: человек, который передал запись разговора со своим приятелем!

– Идиот на идиоте сидит и идиотом погоняет, господин Маркетинг в темно-синем пиджаке и серых брюках, – сокрушенно проговорил чрезвычайно нарядно одетый журналист.

– Я не про вас, не про вас, про себя! Надеюсь, вы понимаете!.. – тут же добавил он.

– Как же ты смел передать кому-то запись нашего разговора! – вновь начал возмущаться человек в измятом коричневом костюме.

– Пойми, разговор мне очень понравился! – попытался оправдаться его коллега, который в этот день был в темно-синем пиджаке. – Меня он очень заинтересовал, так сказать, с информационной точки зрения. Ты знаешь, я ведь тоже хочу выпускать в мир огромное количество информационных потоков, я хочу создавать множество информационных потоков. К тому же, ты не должен обижаться – я записываю на диктофон вообще очень многие разговоры, но…

Но в этот момент их разговор был прерван.