Текст книги "Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! (сборник)"

– Гутрум-Даун, милая, Гутрум-Даун.

– Ладно, – с сомнением протянула миссис Пэшен. – Но, поверьте моему слову, в этой деревне полно странных вещей – недаром парни из Армии спасения судачат о них «аки медь звенящая и кимвал звучащий».

Когда она ушла, Джонс выразил удивление тем, как часто деревенские жители употребляют библейские цитаты в повседневной речи. Викарий усмехнулся:

– Может, это было бы и неплохо, если бы они их так не перевирали. Увы, в жизни все они жуткие богохульники, полные мерзости и греха, и у меня порой волосы встают дыбом, когда я слышу, как они употребляют священные слова в любом смысле, но только не в том, в каком их нужно употреблять. Я не намерен вмешиваться в эту ссору между миссис Пэшен и миссис Флюк. Они обе хороши. Ходят ко мне чуть ли не каждую неделю и поливают друг друга грязью. За их жалобами всегда стоит что-то реальное, но они громоздят вокруг этого столько лжи, что докопаться до правды невозможно. Однажды они объединили свои силы, и деревню затопило потоком анонимных писем. Мы так и не узнали, кто был их автором, но я готов поклясться, что это дело рук нашей сладкой парочки. Миссис Флюк выливала ушат помоев, а миссис Пэшен переводила их на бумагу. Давайте выпьем виски и забудем об этом. Кстати, интересно, какое отношение Долговязый парень имеет к Лили Саудолл?

– Кто это?

– Служанка доктора. Я всегда считал ее здравомыслящей девушкой, которая не станет забивать себе голову местными легендами, но кто знает.

– Она не местная?

– Нет. Доктор не берет местных. Говорит, что все они распутные женщины и грязнули, уж не знаю, почему. Он поселился тут после меня. В деревне его не любят и боятся. А это кое-что значит.

– Они действительно распутные женщины и грязнули? – спросил Джонс.

– Вероятно. Лили приехала сюда из Суррея. Боюсь, она окажется обычной суеверной дурочкой.

– А при чем тут Долговязый парень?

– Это нечто вроде нашего местного духа стихий. Вы интересуетесь паранормальными явлениями?

– Не особенно. Разумеется, я часто слышал всякие истории про привидений, но никогда им не верил. Правда, я неохотно ночую в местах, которые славятся тем, что их посещают призраки. Видимо, бессознательно придерживаюсь мнения, что «есть многое на свете, друг Горацио…» и тому подобное.

Оба рассмеялись, и викарий взял в руки сифон с содовой, когда в комнату снова заглянул японец.

– Мисс Саудолл. По неизвестному делу. Вся в слезах.

Лили Саудолл оказалась симпатичной девушкой в чистеньком и аккуратном платье. Она плакала и вообще была сама не своя. Присутствие в комнате Джонса явно ее смутило.

– Можно поговорить с вами наедине? – обратилась она к викарию. – Пожалуйста, сэр.

Джонс направился к двери.

– Подождите в соседней комнате! – крикнул ему вдогонку викарий. – Почитайте что-нибудь. Это не займет много времени.

Минут через пять он позвал его обратно.

– Дело касается вас, Джонс. Ох, уж эти сплетницы! Что мне с ними делать? Объясните ему, Лили.

– Не могу, сэр.

– Ладно, тогда я скажу. Снова эта ужасная миссис Пэшен. Говорит, что вы спите с этой девушкой.

– Почел бы за честь, – возразил Джонс, отвесив поклон и улыбнувшись.

Лили икнула и хихикнула.

– Вот и прекрасно, – кивнул викарий. – Вытрите глаза, садитесь сюда, и давайте подумаем, что можно сделать. Миссис Пэшен на вас за что-то зла, Джонс?

– Не вижу для этого никаких причин.

– Значит, она зла на девушку. Чем вы ее рассердили, Лили?

– Ничем, сэр. Я ей ничего не сделала!

– Вспомните.

– Нет, сэр, я уверена, что ничего, если только…

– Вот это уже ближе к делу. Выкладывайте.

– Но вряд ли кто-нибудь мог увидеть в этом злой умысел или что-нибудь такое. К тому же это было очень давно.

– Говорите, говорите!

– Помните, сэр, как в прошлый праздник урожая к нам в воскресную школу пришел маленький джентльмен из Миддлтонов и сел вместе с моими мальчиками?

– Лили – одна из лучших учительниц в воскресной школе, Джонс, – объяснил викарий.

– В следующий понедельник я сказала миссис Пэшен, что хорошо рассмотрела лицо маленького джентльмена, и мне показалось – я хотела сделать ей комплимент, сэр, только и всего, – будто он очень похож на нее. Не понимаю, чем это могло ее задеть, сэр, ведь мальчик почти не бывает в деревне, к тому же он очень богат и не имеет никакого отношения к нашему кругу…

– Миссис Пэшен – странная женщина, Лили. Похоже, ваше замечание ее обидело. Вот что я вам скажу: мы сделаем вид, что мы выше этого, и все само собой успокоится, согласны?

– Да, сэр, но…

– Продолжайте, – вмешался Джонс. – Эти слухи насчет меня и вас плохо действуют на вашего молодого человека, не так ли?

– Как вы догадались, сэр?

– Обычная история. Послушайте моего совета и дайте ему хорошего пинка. Это его кое-чему научит.

– Я не хочу с ним ссориться, сэр.

– Кто он?

– Джаспер Корбетт из…

– Из «Долговязого парня». Это сын хозяина трактира, – объяснил викарий, – хороший парень, и с большими перспективами.

– Да, мы знакомы, – кивнул Джонс. – Я с ним поговорю. Надеюсь, мне удастся вразумить его и объяснить, что волноваться не о чем.

Лили взглянула на него с сомнением, словно желая что-то возразить, но, поскольку люди ее положения привыкли думать, будто решения должны принимать исключительно мужчины, она лишь кивнула и молча удалилась.

– Странно, что она запнулась на названии трактира, – заметил Джон.

– Ничего странного, – возразил викарий, уловивший то, что ускользнуло от внимания писателя. – Вы когда-нибудь видели себя в зеркале в полный рост?

«Снежинки жадно садились на его волоса, бороду, плечи… Скоро след от полозьев исчез, и сам он, покрытый снегом, стал походить на белый утес, но глаза его все еще искали чего-то в облаках снега».

А. П. Чехов. На пути

Когда Джонс вернулся домой, на столе стоял ужин и миссис Пэшен уже сняла фартук, собираясь уходить. Она была в шляпке, которую никогда не снимала, кроме тех случаев, если приносила ему чай.

Джонс задержал ее:

– Послушайте, миссис Пэшен, что это за глупости насчет меня и Лили или как там ее зовут? Вы хотите испортить репутацию бедной девушке? Я прошу вас взять свои слова обратно. Это недопустимо!

Крупное лицо женщины не дрогнуло.

– Не понимаю, о чем вы, сэр? С вашего позволения, сэр, что бы я ни говорила о Лили Саудолл, к вам это не имеет никакого отношения.

– Но вы всем рассказываете, будто она спит со мной!

– Ничего подобного, сэр.

– Лили сама так сказала. А девушка в ее возрасте не могла выдумать подобную историю!

– Если я что и сказала, мистер Джонс, так только то, что она спит с Долговязым парнем. Это всего лишь маленькая шутка насчет того, что она обручена с Джаспером Корбеттом, у которого отец держит трактир. Честное слово, сэр, клянусь вам чем хотите, назовите меня Дилайлой, если я вру!

Миссис Пэшен говорила бесстрастным тоном, но было заметно, что она взволнована. Что касается Джонса, то для человека, гордившегося тем, что все подлинные чувства приберегаются им для книг, он разошелся не на шутку.

– Девушка очень расстроена, а я возмущен! Прошу вас опровергнуть нелепые и смехотворные слухи. Вы меня поняли?

– Очень хорошо, сэр.

Женщина пододвинула к нему капустный суп, яичницу с беконом и с достоинством направилась к двери. Джонс не удержался от улыбки:

– Спокойной ночи, миссис Пэшен.

– Спокойной ночи, сэр.

Она вышла, не повернув головы, и тихо закрыла за собой дверь.

Джонс взглянул на часы: половина десятого. Времени достаточно, чтобы поужинать, а потом успеть в трактир. В Саксон-Уолл, похоже, никто не слышал о запрете продажи спиртного после одиннадцати.

«Долговязый парень» не мог похвастаться роскошной обстановкой. Джонс миновал двор с низкими воротцами, наклонился, чтобы погладить собаку, и вошел в зал. На глаза ему попался дюжий парень с красным, как кирпич, лицом и синими глазами, судя по всему, заведовавший баром.

– Есть минутка, Корбетт?

– Да, если я вам нужен, мистер Джонс.

– Я хочу вас побранить.

– Хорошо, мистер Джонс. Только подождите, пока меня сменит отец, он уже почти закончил ужин.

– Проблема вот в чем, – произнес Джонс, когда они вышли из зала. Он сразу перешел к делу с неожиданной для себя решительностью, пылая праведным гневом – чувством, которого не испытывал уже лет двадцать. – Зачем вы обидели Лили… запамятовал ее фамилию?

– Лили Саудолл, сэр?

– Да, Лили Саудолл.

Молодой Корбетт начал стегать крапиву прихваченным с собой прутом.

– Я совершил глупость, сэр, и наговорил много чего такого, чего не следовало.

– И настолько упрямы, что не хотите взять свои слова обратно?

– Парень не должен признаваться девушке, что не прав. Лучше просто сделать вид, будто все в порядке.

– А как насчет меня? Моя репутация тоже запятнана, разве нет?

Корбетт усмехнулся:

– Джентльмены получают свое удовольствие, сэр, и это не вредит их репутации.

– Где вы нахватались таких идей?

– Однажды мисс Фиби дала мне почитать книгу вашего однофамильца, Ганнибала Джонса, и там был парень по имени Каспар Дилмотуэй, который соблазнил одну девицу. Насколько я понял, сэр, он просто сделал, что хотел, и ему ничего за это не было, да и не будет, разве что после смерти.

– Господи, мои грехи пали на мою же голову! – воскликнул Джонс. – Ладно. Но вы же не верите во все эти россказни про Лили?

– Нет, сэр, теперь нет.

У Корбетта был смущенный вид.

– Почему?

– Просто я все обдумал и сообразил, что зря слетел с катушек, и потом, у меня у самого была совесть нечиста насчет той ночи с Вайлерт Тизи, вот я и сорвался на Лили.

– Меня не волнует, что у вас было с другими девушками, но послушайте моего совета – не делайте глупостей и держитесь за Лили. Сходите к ней и извинитесь. Вы виноваты, и вам это только пойдет на пользу.

– Вы правы, сэр. Мне очень жаль. Хорошо, я к ней схожу. Но миссис Пэшен нельзя спустить это с рук. Она скверная женщина, мистер Джонс.

– Что вы имеете в виду, дружище?

Лицо молодого Корбетта стало серьезным.

– Что вы думаете об их детишках, сэр?

– О каких детишках?

– Разве мисс Харпер и мисс Фиби вам не говорили? Они уверяли отца, что вы в курсе. Мисс Харпер заявила, что вы из Лондона и сразу поймете, что к чему, лучше всякого другого. А мисс Фиби сказала, что это стыд и позор – ее собственные слова – и если что-то можно сделать, то вы обязательно сделаете.

– Не пойму, о чем вы?

– Об их детишках. О ребенке Миддлтона, ребенке Пайка и ребенке Пэшен, сэр. Мисс Харпер и мисс Фиби говорили, что объяснили вам, что к чему.

Джонс пожал плечами:

– Мисс Харпер и ее сестрица много чего мне рассказывали, но я особенно не слушал. Честно говоря, мне показалось, будто все это какие-то сплетни.

– Моя мать очень сердита на миссис Пэшен за те слова, что она говорила про вас и Лили Саудолл, сэр, – хмуро заметил Корбетт. – Она думает, что это неспроста. Вы не хотите побеседовать с моей матушкой, мистер Джонс? Она думает, что за такие дела ее следует привлечь к суду.

– Кого? Миссис Пэшен?

– Да.

Джаспер снова начал бить прутом крапиву. Они приблизились к просвету в изгороди, за которой начиналась лестница на Гутрум-Даун. Джонс поставил ногу на деревянную ступеньку, рассмеялся и неожиданно хлопнул Корбетта по плечу.

– Ну а вы хотите, чтобы ваша матушка поговорила со мной?

Лицо парня вспыхнуло, и его синие глаза блеснули.

– Мне бы очень хотелось, чтобы эта дрянная женщина получила по заслугам.

– Ладно, тогда поговорите с Лили, а я – с вашей матушкой. Но учтите, я не стану наказывать миссис Пэшен только за то, что она разносит обо мне глупые сплетни.

– А если матушка и отец сообщат вам все, что знают о ней, вы подскажете им, можно ли подать на нее в суд, сэр?

– Скорее всего вряд ли я сумею определить, есть ли смысл доводить дело до суда. Могу лишь посоветовать, следует ли обращаться с этим к адвокату, а там уж он сам решит. На это вы можете рассчитывать.

Молодой Корбетт кивнул:

– Хорошо, сэр. Я отправлюсь прямиком к доктору. Вечером Лили не работает, но я сомневаюсь, что она пойдет домой. Лили честная девушка, и ей не захочется рассказывать матери, что болтают про нее люди. Мать у нее строгая, мистер Джонс. Миссис Саудолл – методистка, а методисты очень суровы во всем, что относится к морали.

Джонс рассмеялся:

– Значит, у вас будет много времени, чтобы помириться!

Корбетт ушел, а Джонс еще постоял на лестнице и посмотрел на ячменные поля Гутрум-Даун. Округлый холм, коротко «остриженный» овечьими стадами, однако изумрудно-зеленый, громоздился над равниной подобно спящему гиганту, резко выделяясь на фоне небесной глади. По крутому склону змейкой вилась меловая дорожка, а на самой вершине покоился в каменной могиле древний вождь – неприкаянный дух, угрюмо паривший над деревней, или тот самый «долговязый парень» из местного фольклора.

В нависшей громаде холма, в раскаленном и неподвижном воздухе ощущалась какая-то угроза. Джонс вздохнул, думая о дожде. От этой мысли ему захотелось пить. Он медленно поплелся в сторону трактира, размышляя о распре между Корбеттом и миссис Пэшен.

Миссис Корбетт уже ждала его у входа. Она стояла под кустами вьющихся роз, перекинутых аркой над дверью дома, и поздоровалась, едва он приблизился к воротцам. Ничего не оставалось, как сделать любезное лицо и выслушать то, что она собралась ему сказать.

Женщина отвела его в полутемную комнату с узкими окнами и закрыла за собой дверь. Потом, высунувшись в окно и посмотрев направо и налево, затворила створки, заговорщицки улыбнулась Джонсу, поставила на стол вишневый пирог и, похвалив цветущий вид гостя, заговорила о мисс Харпер и мисс Фиби:

– Я часто бываю у них дома, мистер Джонс. Мы близкие подруги. Они так добры к Джасперу. Дают ему книги, приглашают нас на чаепитие. Очень милые и приятные особы. В Саксон-Уолл мы не слишком избалованы хорошим обществом, к тому же у викария нет супруги, поэтому мы сами развлекаем себя как можем. В нашем кружке мисс Харпер, мисс Фиби, я, Корбетт, когда мне удается его заманить – хотя владелец трактира должен быть куда более общительным, – и еще мисс Бэнкс, местная учительница, просто очаровательная дама, честное слово, вы будете удивлены, да и ученикам с ней полегче, ведь бедная мисс Вудс совсем стара – ей уже за семьдесят, – и никакой пенсии, наверное, про нее совсем забыли. Правда, она немного странная, но, конечно, это пустяки, зато рассказывает нам всякие интересные истории, про Хамельнского крысолова, например, очень интересно, когда слышишь в первый раз. Жаль только, что нет дождя, тогда у нас в трактире было бы больше посетителей. Впрочем, деньги не главное, я всегда говорю это Корбетту, ведь, в конце концов, мы христиане.

Джонс перебил ее, выразив надежду, что ждать дождя осталось недолго, и, не слушая возражений, попросил вернуться к сути дела. Насколько он понял, бурный поток ее речи был не столько уклонением от главной темы, сколько затянувшимся вступлением. Миссис Корбетт легко подхватила утерянную нить беседы и продолжила с удвоенной энергией, очевидно, вызванной тем, что ей удалось найти нового слушателя для уже не раз рассказанной истории.

– Ну вот, значит, нас четверо плюс пятый Корбетт и шестая миссис Бердси – хотя жены фермеров, между нами говоря, не самая лучшая компания, – и еще была жена баптистского пастора, пока она не умерла, бедняжка, впрочем, если уж говорить начистоту, мистер Джонс, люди из церковного сословия весьма достойные особы, но пожимание рук всем и каждому у входа в церковь перед вечерней службой, – в этом, знаете ли, есть нечто американское, хотя не мне судить, но, если хотите, им просто не достает хороших манер.

– Миддлтоны, полагаю, не часто покидали свое поместье? – спросил Джонс.

– Все случилось за неделю до того, как мы сюда приехали, – продолжила миссис Корбетт, расправив на коленях черный фартук и, видимо, входя во вкус. – Поначалу все были слишком потрясены, чтобы говорить на эту тему, но когда завершились похороны и появилась новая няня, чтобы увезти ребенка Миддлтонов, а миссис Пайк, как вы знаете, перестала выходить из дома, и было очень странно, не говоря уже про свежий воздух, почему она прятала от людей малыша, а потом еще умер младенец миссис Пэшен, – в общем, как вы понимаете, нас все это немного удивило.

– Понимаю, – терпеливо произнес Джонс. – Вы подумали, что с ребенком миссис Пайк что-то не так? Например, что он обезображен?

Миссис Корбетт покачала головой:

– Нет, мистер Джонс. Но, если уж на то пошло, согласитесь, трудно не заметить, что маленький Пайк – буквально копия всех Миддлтонов в третьем и четвертом поколении, а чтобы убедиться в этом, достаточно сходить в их картинную галерею, которую открывают по праздникам! И если уж это ничего не доказывает, то я не знаю, что еще нужно!

– Не доказывает что? – спросил Джонс, но миссис Корбетт не могла остановиться. Она покачала головой и продолжила:

– Нет, вы только подумайте, какая наглость! Малышу миссис Пэшен было четыре месяца, а маленькому Миддл-тону – всего три недели! А его мать и отец – как они только не восстали из гроба!

– Значит, вы считаете, что миссис Пэшен подменила ребенка Миддлтонов своим четырехмесячным малышом, а миссис Пайк была в деле и теперь воспитывает молодого Миддлтона как Генри Пайка, своего сына, который на самом деле умер? – уточнил Джонс. – Что ж, вероятно. Подобное уже случалось раньше.

– Да, мистер Джонс, именно это я и думаю, все, как вы сказали. Только не верю, что бедняжка миссис Пайк участвовала в этом. Она такая простодушная, просто дитя природы.

– Но должна же она знать, что Генри – не ее ребенок. Тут особого ума не требуется.

– Конечно, она знает, что это не ее ребенок. Хотя она так доверчива! Только я уверена, что молодого Миддлтона передали ей как сына Пэшен.

– Тогда зачем она прятала его в доме? Если миссис Пэшен решила расстаться со своим ребенком… кстати, а что стало с сыном миссис Пайк?

– Наверное, эта скверная женщина сказала ей, что у нее отберут ребенка, если узнают, что он чужой. А маленький Пайк, полагаю, умер. Вы сходите к этой миссис Пайк, мистер Джонс, и поговорите с ней. Она всему верит. Я в жизни не встречала таких доверчивых людей, ни в одной деревне – а у нас был дом в Эппинг-Форест, пока мы не приехали сюда и не купили трактир. И она обожает этого малыша. Отобрать его было бы жестоко. В том-то и проблема, мистер Джонс. Я не знаю, как лучше поступить. Нельзя допустить, чтобы эта женщина сделала своего сына богачом Миддлтоном, а Генри Пайк остался ни с чем. С другой стороны…

– Даже если так, маленький Пэшен ни в чем не виноват.

– Значит, вы считаете, не следует обращаться в суд?

– Возраст детей ничего не доказывает, да и внешнее сходство вряд ли станет аргументом для суда. Кроме того, маленький Пайк – на самом деле Миддлтон – может быть незаконнорожденным сыном Миддлтона и Пэшен. Вы об этом не думали?

– Но у Миддлтонов родился законный сын, мистер Джонс, и это трудно отрицать. Кроме того, семейное сходство работает с обеих сторон.

– С обеих сторон?

– Да. Генри Пайк похож на Миддлтона, а молодой Миддлтон – как его называют – на Пэшен. Можете не сомневаться, мистер Джонс. Я говорила с людьми.

– Ну, не знаю. Дело сложное, – произнес Джонс, заинтересованный этой историей, но не чувствуя себя вправе давать конкретные советы. – Мне кажется, лучше всего было бы дождаться, когда маленький Пайк повзрослеет, и убедить его заявить свои права. А сейчас, даже если ваши подозрения справедливы, денег ему все равно не видать.

– Понимаю, мистер Джонс. Да, вы правы, надо все оставить как есть. В конце концов, это не наше дело, если не считать того, что правда есть правда.

– Разумеется, ваши показания будут очень ценны, если расследование все-таки начнется, – заметил Джонс, поднявшись с места. – Давайте прикинем. Когда умер Миддлтон, малышу Пэшен, по вашим словам, исполнилось четыре месяца. Младшему Миддлтону в момент смерти его отца было три недели, а сыну миссис Пайк… сколько ему было?

– Ровно два месяца, мистер Джонс. О, я знаю, мы ничего не сумеем доказать, но это просто стыд и позор – лишать мальчугана его прав!

– Да, но если миссис Пайк, как вы сказали, пять месяцев держала своего сына – или, точнее, чужого сына – взаперти, трудно будет найти свидетельства, что подмена вообще имела место. Тут все ясно, как божий день. Скорее всего она подменила ребенка сразу после смерти мистера Миддлтона, а может быть, и до. Он долго болел?

– Все произошло внезапно, мистер Джонс. Конечно, он горевал по своей жене, это естественно, если учесть, что они поженились совсем недавно и это было, так сказать, их первое дитя. Но умереть от горя! Никто не думал, что мистер Миддлтон на это способен. Особенно если вспомнить, как скверно он вел себя с ней.

– Значит, после его смерти проводилось расследование?

– Конечно, нет! Врач написал в заключении, что все в порядке. Тогда это был доктор Кревистер. А теперь доктор Мортмэйн. Очень приятный человек, но помешан на операциях. Когда Джаспер был маленьким, он сказал, что ему надо вырезать гланды, а я ответила, что у нас в семье прекрасно обходились без этого и Джаспер тоже обойдется. Я не верю в операции. «Были побиваемы камнями и умирали от меча», как сказано в Писании. «Не люблю, когда человек вмешивается в дела природы, доктор Мортмэйн, – сказала я, – или когда пытаются насильно исправить то, что исправляет только время».