Текст книги "Темная война"

– Там, внизу, говорят о тебе, щена. – Марика отметила ее семейно-неформальный тон, на который Грауэл даже теперь переходила лишь в минуты особого волнения, но осталась столь же равнодушной. – Я только что слышала, – продолжала Грауэл. – Горри опять говорила со старшей. Злобно, как и всегда, но на этот раз, как мне показалось, она нашла сочувствующую слушательницу. Что ты натворила?

– Ничего.

– Что-то наверняка было. Ты настолько напугала Горри, что она настаивает на том, чтобы весной отправить тебя в обитель Макше.

Слова Грауэл застигли Марику врасплох. До сих пор Горри была полна решимости скрыть само существование Марики от обители в Макше, которой подчинялся Акард. Хотя она не сделала ничего такого, что могло бы встревожить Горри, старая наставница знала ее намного лучше, чем Марика подозревала. Еще один аргумент в пользу осторожности. Опыт и выдающиеся знания старой силты давали ей преимущество в их утонченном, не признанном никем поединке.

– Все равно я их не понимаю, Грауэл. С чего им меня бояться?

Горри она понимала – хотя бы на уровне личных отношений. Горри боялась потому, что зародила в ученице пылкую ненависть. Но страх Горри был куда большим, чем опасение возможной мести со стороны Марики. Хоть Марика до конца этого и не осознавала, она чувствовала, что все намного сложнее и страх Горри в какой-то степени разделяют все старые силты крепости.

Грауэл повторяла то, что Марика уже слышала от нее самой, Барлог и особенно Брайдик. Но воспринималось это нисколько не лучше.

– Они боятся не того, какая ты сейчас, Марика. Их страшит то, кем ты можешь стать. Горри настаивает, что ты самая сильная ученица из всех, кого она встречала или даже о ком слышала. Включая тех, с кем училась она сама, – а она утверждает, что среди них были сильнейшие таланты современности. Что из этого правда? Кто знает? Они все лгут ради собственной выгоды. Но одно остается неоспоримым: тебя окружает ореол рока, от которого им становится не по себе.

Марика едва не повернулась к Грауэл. Это уже слегка отличалось от того, что она обычно слышала.

– Ореол рока? В каком смысле?

– Точно не знаю. Просто говорю, что слышала. А слышала я, что Горри считает, будто в тебе есть нечто большее. Нечто мифическое. Клык в пасти судьбы, если можно так выразиться. У Горри уже давно возникла эта мысль, но остальные над ней насмехались. Теперь уже не насмехаются – даже те, кто ее недолюбливал. Ты совершила нечто такое, от чего становится не по себе даже твоим сторонникам.

Марика вспомнила последние несколько месяцев. Ничего такого, что отличалось бы от происходившего раньше, вроде бы не случалось. Разве что она достигла поры зрелости и ей велели ежедневно пить снадобье, предотвращавшее первую течку.

– Не понимаю, Грауэл. Я вовсе не чувствую себя носительницей рока.

– Откуда тебе знать, щена? Разве Джиана знала?

Это имя она слышала от Горри. Недавно, разозлившись, старая силта назвала ее Джианой.

– Это же миф, Грауэл. И вообще, Джиана даже не была метой.

Полубогиня Джиана родилась от союза самки реймгрита и отца-прародителя Гьерлина, воплощения Всеединого, который снизошел из великой тьмы, оплодотворив во сне мать Джианы. То была не общепринятая теория, лишь сказка, как и многие другие с начала времен. Донаучная попытка объяснить тайны мироздания.

Когда Джиана стала взрослой, она понесла проклятие миру, лишая всех животных речи и разума. Всех, кроме метов, которых предупредил Гьерлин, и они спрятались там, где Джиана не могла их найти.

То была древняя легенда, искаженная тысячами поколений пересказов. Любая правда, которая могла в ней содержаться, наверняка давно иссякла благодаря усилиям рассказчиков, пытавшихся улучшить оригинал. Марика воспринимала ее лишь как объяснение, почему меты были единственными разумными говорящими животными. И она не понимала, какое отношение имеет миф к тому, что происходило с ней сейчас.

Именно так она и сказала Грауэл.

– Миф это или нет, но Горри называет тебя своей маленькой Джианой. И некоторые воспринимают ее слова всерьез. Они уверены, что тебя коснулось Всеединое.

Сие высказывание могло иметь два значения. Марика понимала, что его можно счесть вежливым намеком на то, что она не в своем уме.

– Кого-то и впрямь коснулось Всеединое, Грауэл. И вряд ли этот кто-то – я. Эти силты сами не от мира сего, если приглядеться.

В свое время Марика весьма удивилась, обнаружив, что силты, несмотря на все их образование и знания, куда более склонны к мистике и обрядам, чем самые примитивные кочевники. Они чтили десятки благодарственных дней, о которых она никогда не слышала. Они приносили ежедневные дары как Всеединому, так и низшим силам, с которыми им приходилось иметь дело. Их подношения приводили в изумление ту, для кого жертва означала еженедельную миску каши, выставленную за ворота стойбища вместе с котелком ормонового пива, и небольшое животное, которое оставляли в пещере Мачен раз в три месяца перед слиянием двух больших лун. Силт же будто преследовал дьявол. Они до сих пор боялись призраков, которых повергло Всеединое, изгнав предшествовавшие ему силы. Они боялись теней, явившихся вместе со Всеединым, но якобы надежно закованных в цепи в других мирах. И особенно они боялись тех, кто мог призвать эти тени, обратив против них, – таковые умельцы всегда оказывались верленами.

Марика наблюдала за некоторыми обрядами, подглядывая через свою лазейку. Обряды эти почти не влияли на сущих, как называли силты те создания, которых Марика считала призраками, – единственные сверхъестественные силы, которые она признавала. В какую-то минуту она всерьез усомнилась в существовании самого Всеединого, не говоря уже о никем не виденных тенях, которые преследовали ее наставниц.

Призраки не нуждались в видимых подношениях. Насколько она могла понять, бо́льшую часть времени они оставались безразличными к миру смертных, отзываясь на происходящее в нем скорее из любопытства, только в самые напряженные минуты. И воздействовали на него, только когда ими управлял некто, обладающий даром.

Посланница рока. Таков был мистический титул Джианы, охотницы, искавшей то, чего она не могла найти, то, что всегда оставалось за спиной. Насколько понимала Марика, само это понятие было не более чем метафорой.

Однако миф о посланнице рока имел для силт немалое значение. И Марика подозревала, что Горри, опасаясь за собственное будущее, цинично на этом играла, пытаясь заручиться поддержкой других старших сестер. Силты Акарда не любили Горри, но все же с неохотой ее признавали, зная, кем она была до того, как отправилась в изгнание.

Но даже при этом ей пришлось бы долго убеждать других, прежде чем получить разрешение применить более жесткие меры к ученице. В этом Марика не сомневалась.

Осторожность и еще раз осторожность. Все, что от нее требовалось.

– Я вовсе не посланница рока, Грауэл. И чрезмерным честолюбием я не страдаю. Я просто делаю то, что приходится делать ради нашего выживания. Им вовсе незачем меня бояться. – Она полностью вошла в роль, которую играла для Грауэл и Барлог во время кратких встреч, поскольку боялась, что те – по крайней мере, Грауэл – докладывают о каждом ее слове, чтобы выжить самим. – Я искренне верю, что стану одной из тех сестер, которые никогда не покидают обитель и редко пользуются даром для чего-либо, кроме обучения щен-силт.

Не слишком ли безумны были ее подозрения? Только сумасшедшая могла подозревать всех остальных в злых кознях. И уж одну конкретную мету – определенно. В любом стойбище водилась как вражда, так и дружба. В каждом стойбище случались конфликты между старыми и молодыми, как между Горри и Марикой, – доказательством чему служила Похсит. Но подозревать, будто вся крепость исподтишка ополчилась против нее и ненависть эта растет с каждым днем – особенно по причинам, которые сама она считала мистическими и недосягаемыми… От этого уже попахивало отъявленным безумием. Даже при том, что подозрения подтверждались словами Брайдик, Грауэл и Барлог.

Так что, возможно, она и впрямь тронулась умом. Она убедила себя в собственной правоте и не видела иного выхода, кроме как поступать так, будто все придуманное – правда. И любая уступка здравому смыслу – проявление глупости.

Зачем нужны были силтам эти игры в сестринство? Или каждой сестре-силте пришлось столкнуться с таким же отношением со стороны остальных, как сейчас Марике? Не было ли сестринство лишь маской для внешнего мира? Образом, с помощью которого правители внушали благоговейный страх тем, кем они правили? Не царил ли в реальности в стенах обители постоянный хаос? Драка голодных щенков за объедки?

– Можешь мне не верить, Марика, – вмешалась в ее мысли Грауэл. – Но я обязана тебя предупредить. Мы были и остаемся Дегнанами.

У Марики имелось на этот счет вполне определенное мнение, но она не стала его озвучивать. Грауэл и Барлог мрачнели и обижались при любом намеке на то, что стая Дегнан осталась в прошлом. Они забрали у Марики Летопись, обнаружив, что щена больше ее не ведет. Барлог даже научилась разборчивее писать, чтобы продолжать вести Летопись.

Эти две меты были хорошими охотницами. Они не давали обитательницам крепости ни единого повода сожалеть, что те их приняли, и верно им служили. Но в итоге они оказались глупыми жертвами сентиментальности, предав свои идеалы. Не действовали ли они сейчас против нее, своей же состайницы?

– Спасибо, Грауэл. Ценю твою заботу. Прости, что я так нелюбезна, но у меня было тяжелое утро. Очень сложное испытание Горри.

Грауэл злобно оскалилась. На мгновение у Марики возникло искушение надавить сильнее, проверить искренность Грауэл, использовать ее как оружие в поединке с Горри. Но она тут же передумала. Именно так кто-то пытался поступить с ней на Разломе. И попытка эта ни к чему не привела, кроме презрения к неизвестной, пославшей на смерть вместо себя другую. Свести счеты с Горри Марика должна сама.

– Спасибо, Грауэл, – повторила она, когда стало ясно, что уходить та не собирается. – Пожалуйста, оставь меня. Хочу послушать песню ветра.

– Это не песня, щена. Это скорбный вой. Но – как пожелаешь.

Следовало отдать Грауэл должное – она не стала совершать перед Марикой все почтительные жесты, которые полагались той как силте, пусть даже ученице. Если бы кто-то это увидел… Но Грауэл знала, что Марика терпеть не может искусственные почести, которыми окружали себя силты.

Когда Грауэл ушла, сжимая в лапах копье, одновременно служившее официальным символом ее должности, Марика подумала, что об ее общении с ветром уже ходят слухи. Наверняка Горри с подругами считали это очередным свидетельством против нее. Джиана тоже говорила с ветром, и северный ветер был ближайшим ее союзником, иногда нося ее по всему свету. Уже не одна сестра спрашивала – пока что в насмешку – о том, какие новости слыхать с севера.

Марика не отвечала, поскольку ее все равно бы не поняли. Она могла бы сказать, что слышит холод, слышит лед, слышит шепот великой тьмы. Она могла бы сказать, что слышит шепот завтрашнего дня.

I

Горри так и не удалось избавить Акард от его самой эксцентричной обитательницы. Весной Марика не отправилась в обитель Макше. Старшая еще недостаточно поизмывалась над самой непокорной ученицей, чтобы смириться с потерей лица, к которой неминуемо привела бы попытка передать проблему дальше.

Сколь бы безнадежным это ни казалось, изгнанницы Акарда изо всех сил старались выглядеть самым лучшим образом в глазах далеких начальниц. Порой политические ветры среди силт в вышестоящих обителях меняли направление, и изгнанниц возвращали назад – не часто, но достаточно, чтобы это послужило стимулом или, как считала Марика, ложной приманкой.

Так или иначе, старшая не желала терять лицо, отправив выше столь неподдающуюся ученицу.

Однако она не постеснялась убрать нелюбимую ученицу из Акарда на все лето.

Распоряжение пришло не из Макше, а из-за его пределов, из самой высшей обители сестринства Рюгге. Верхний Понат следовало очистить от кочевников, и никакие оправдания не принимались. Акард содрогнулся от страха. Марике казалось, будто страх этот не имеет цели и его причина – скорее далекие загадочные правительницы сестринства, чем более конкретная и близкая угроза со стороны орд кочевников.

Марика отправилась с первым отрядом, который состоял из сорока мет, и лишь три из них были силтами. Одна молодая дальночующая. Одна пожилая силта во главе. Тридцать семь охотниц, все набранные среди беженцев. И одна темносторонняя – Марика.

Возможно, они надеялись, что она не справится с задачей. Возможно, они надеялись, что ей не хватит силы воли, когда придет время схватить смертоносных призраков и швырнуть их против убийц Верхнего Поната. Или, возможно, глаза их вовсе не были затянуты пеленой, как она полагала. Возможно, они знали ее истинную силу.

Впрочем, по этому поводу беспокоиться было некогда. Слишком большого сосредоточения требовала охота.

Они вышли днем, преследуя кочевников, которые наблюдали за крепостью. Кочевники заметили их и бросились в бегство. Охотницы с трудом пробирались через недавно оттаявшие поля. Хватило нескольких минут, чтобы прекрасные сапоги Марики облепило грязью до колен. Бормоча ругательства, она пыталась идти по следу добычи. Кочевников можно было настичь с наступлением ночи.

Барлог шла слева от нее, Грауэл справа. Охотницы наблюдали за собственным отрядом пристальнее, чем за недружелюбным лесом.

– Что-то у вас довольный вид, – заметила Марика, взглянув на Грауэл.

– Так и есть. – Охотницы пребывали в отличном настроении, которое Марика поначалу списала на то, что они впервые за полгода вышли за пределы Акарда. – Мы их перехитрили. Они думали, что сумеют отправить тебя без нашего присмотра.

Возможно, этим объяснялся хмурый взгляд Архдвер, главной силты. Марика уставилась ей в спину, весело скалясь.

Предполагалось, что охота пойдет по левому берегу восточного притока Хайнлин, до нижней границы территории, прежде населенной оседлыми метами. Затем им предстояло свернуть через холмы на юг, потом – снова на север почти до самого Разлома, опять спуститься к восточному притоку и повернуть обратно. Это означало самое меньшее пятьсот миль пути, без какого-либо реального плана после того, как они покинут русло реки Хайнлин на востоке. По сути, они должны были все лето блуждать по восточной половине Верхнего Поната, питаясь подножным кормом и убивая захватчиков. Отряд Марики был лишь одним из десятка подобных.

В течение долгого времени ничего особенного не происходило. Снова, как и в то лето, когда они отправились к Разлому, кочевникам удавалось ускользать от них. Когда охота проходила возле стойбища Дегнанов, Марика, Барлог и Грауэл лишь мельком взглянули на разваливающийся частокол, не захотев подходить ближе. Они побывали в стойбище Ласпов, но там ничего не осталось, кроме едва заметных ровных линий на земле и подвальных ям в тех местах, где стояли логова.

Пошевелив мусорную кучу, Марика обнаружила обгоревшую и сломанную куклу-чакоту – и едва не сорвалась.

– Что случилось, щена? – спросила Барлог.

Не в силах выговорить ни слова, Марика лишь показала сломанную куклу. Барлог озадаченно посмотрела на нее.

К Марике вернулся дар речи.

– Первое, что я помню в своей жизни, – как поссорилась с Кублином. Я сломала его чакоту, и он настолько разозлился, что швырнул мою в огонь. – Она уже давно не думала об однопометнике и не видела его во сне, но теперь, когда вспомнила его, держа в лапе чакоту, прежняя боль обрушилась на нее с удвоенной силой. – Мы так их и не оплакали. Мы перед ними в долгу.

– Когда-нибудь, щена. Когда-нибудь. Все обязательно будет.

Барлог мягко почесала ее за ушами, и она не отстранилась, хотя уже была для такого слишком взрослой.

Приближаясь к долине Плентцо, они наткнулись на стойбище, которое еще несколько часов назад было обитаемым.

– Кое-кто из них сменил обычаи, – заметила Грауэл.

Ясно было, что стойбище покидали в спешке.

– Они знают, где мы и чем занимаемся, – сказала Марика.

Сама не понимая зачем, она хмуро взглянула на небо. А потом, не совещаясь с Архдвер, которая грабила брошенные склады с провизией, отправила полдюжины охотниц в окрестные леса поискать следы наблюдателей.

Архдвер сильно разозлилась, узнав о поступке Марики, но сдержалась. Хотя их поход длился всего неделю, она уже поняла, что дикарки, с которыми она путешествовала, куда лучше подчиняются дикой щене-силте, чем ей самой. Вряд ли было разумно идти на ненужный конфликт.

Марика послала на разведку тех охотниц, которых Грауэл считала лучшими. И она вполне им поверила, когда те вернулись и доложили, что никакие разведчики кочевников отряд не преследуют.

– С ними наверняка их собственные силты, – сказала она Грауэл и Барлог. – Они заранее нас чуют и успевают разбежаться.

– Столько силт? – возразила Барлог. – Будь у них столько, они вступили бы с нами в драку. Так или иначе, наткнуться на них мы можем только случайно.

Пока что они лишь дважды встретили одиноких охотниц, искавших дичь, – и охотницы Акарда прикончили их без особого труда и без помощи силт.

В поисках лучших складов с едой Архдвер сделала некое открытие.

– Я знаю, как им удается не попадаться на нашем пути, – сообщила она, но объяснять ничего не стала.

Порыскав вокруг, Марика ничего не нашла. Но интуиция и поведение Архдвер подсказывали, что дело в неких устройствах, вроде тех, которые Брайдик использовала для связи с Макше.

Это объясняло, каким образом стойбище получило предупреждение. Но откуда сообщавший мог знать, где сейчас охотничий отряд?

Крайне аккуратно, так чтобы казалось, что это идея Архдвер, Марика предложила отряду провести день или два в стойбище на отдыхе. Путь из Акарда был тяжел. Архдвер с ней согласилась, и Марика позвала Грауэл и Барлог:

– Нашли травы и корни, про которые я вам говорила?

– Все, кроме личинок, – озадаченно ответила Грауэл.

Сразу же после их первой встречи в Акарде Марика велела им собирать всякие мелочи в лесах каждый раз, когда они покидали крепость.

– Я и не думала, что мы их найдем, – ответила она. – Еще слишком рано. И слишком холодно. Даже летом столь прохладно, что они стали редкостью. Однако… – Она торжествующе показала маленький запечатанный глиняный сосуд, который принесла из крепости. – У меня тут кое-что есть. Я нашла их тем летом, когда мы ходили к Разлому. Найдите какой-нибудь котелок. И что-нибудь вместо разделочной доски.

Они расположились в стороне, остальные не обращали на них внимания, поскольку подобное уже вошло в привычку. И Марика взялась за дело.

– Надеюсь, память меня не подводит. Я только однажды видела, как это делается, – когда Блаз готовил яд для дротиков и стрел.

– Яд? – с легкой тревогой взглянула на нее Барлог.

– Мне тоже в определенной степени свойственно низкое подлое коварство, – беззаботно бросила Марика. – Я несколько лет собирала все составляющие, дожидаясь возможности. Есть возражения?

– Против самой идеи – нет, – ответила Грауэл. – Большего они не заслуживают. Они – паразиты, а паразитов нужно истреблять. – В голосе ее звучала ненависть. – Но – яд? Так поступают только вероломные самцы.

Барлог тоже была против.

– Почему ты решила готовить яд здесь, где никто не знает, что ты делаешь, и испытать его на тех, против чьей гибели никто не станет возражать? – прищурившись, спросила она. – Не случится ли так, что однажды меня удивит необъяснимая смерть кого-то в крепости?

Марика не ответила.

Охотницы переглянулись. Они все поняли, хотя и с неохотой. Барлог не скрывала недовольства. Возможно, подумала Марика, сейчас станет ясно, не работают ли они на старшую.

Они были с ней категорически не согласны. Яд – не орудие охотниц. Даже Мудрых. Возможно, вонючих силт. Но лишь самых худших из этого ведьмовского отродья…

Но они ничего не сказали. И Марика сделала вид, что не замечает молчаливого неодобрения.

Она со всей возможной осторожностью сварила яд. И незадолго до того, как охотничий отряд покинул стойбище – где по ее настоянию все оставили нетронутым, – она вылила три четверти яда в те кладовые с провизией кочевников, которыми, как она полагала, скорее всего, воспользуются в ближайшее время.

Охотничий отряд пересек долину Плентцо и три ночи продолжал путь на восток. А затем, после того как разбили дневной лагерь, Марика сказала Грауэл и Барлог:

– Пора вернуться и взглянуть на дело наших лап.

Грауэл нахмурилась.

– Не взваливай вину на нас, щена, – сказала Барлог. – Это тебе вздумалось играть в самцовые игры с ядом.

Обе весьма злились, но сопровождать ее не отказались.

Втроем они шли быстрее, не отвлекаясь от определенной цели, к тому же им не приходилось выслеживать дичь. К стойбищу они вернулись на второй вечер после того, как вышли из лагеря.

Кочевников никто не предупредил об их приближении. Марика отметила это на будущее, затем присела за частоколом и, нырнув в свою лазейку, проникла в стойбище.

Как она и предполагала, стойбище давало кров большому числу кочевников – больше двух сотен взрослых. Но теперь половина из них были мертвы или бились в судорогах, страдая чудовищным расстройством желудка. И нигде не было силт, которые могли бы бросить ей вызов.

Она сделала то, что, по ее мнению, следовало сделать, без сожаления и каких-либо задних мыслей. Но справиться с таким количеством оказалось намного сложнее, чем она ожидала. Захватчики за несколько секунд поняли, что происходит, и бросились в контратаку. И едва до нее не добрались, прежде чем ей удалось повергнуть их в такой ужас, что они разбежались.

На этом все закончилось. К ее разочарованию, уничтожила она не более полутора десятка.

Грауэл и Барлог, и без того не отличавшиеся разговорчивостью, были молчаливее обычного на обратном пути, нагоняя основной отряд. Марика притворялась, будто не замечает их недовольства.

– Мы сумели без труда к ним подобраться, – сказала она. – Интересно, почему? Напрашиваются две версии – нас было мало, и мы пришли днем. Как по-вашему, что из этого? Или, может, и то и другое?

Ни Грауэл, ни Барлог не сочли нужным поддержать разговор, и она замолчала. А после того как они добрались до покинутого лагеря, она больше их не беспокоила, поскольку охотницы были слишком заняты поиском следов.

II

Архдвер была вне себя от ярости:

– Только посмей еще раз так поступить, щена! Поняла? Никуда больше сама не уйдешь. Если бы ты всерьез вляпалась, тебе не на что было бы надеяться. И никто бы тебе не помог. Я понятия не имела, где тебя искать.

– Если бы я всерьез вляпалась, сразу решились бы все ваши проблемы, – возразила Марика, и по ее тону Архдвер сразу же поняла, о чем речь.

Слова Марики на мгновение ошеломили старую силту – подобное случалось столь редко, что доставило Марике ни с чем не сравнимое наслаждение, которое она решила сберечь в памяти.

Архдвер взяла себя в лапы и, помедлив, уже спокойнее спросила:

– Как получилось, что тебе удалось подобраться к ним незамеченной?

Марика поделилась своими соображениями.

– Поставим опыт, – решила силта. – Наверняка есть и другие такие же стойбища. Отыщем их и пройдем мимо, как будто они заброшены. А потом повернем назад и нанесем быстрый удар несколько дней спустя. Попробуем небольшими группами, как днем, так и ночью.

Архдвер считала, что известие об их охотничьем отряде уже разошлось широко вокруг. Учитывая склонность кочевников их избегать, она полагала, что можно безопасно разослать разведчиков в поисках захваченных стойбищ.

Марика была вполне довольна собой.

– Нрав у нее, конечно, дурной, – сказала она Грауэл. – Но и гибкости ей хватает.

– Надо заметить, среди сестер-силт такое бывает редко, – все так же угрюмо ответила охотница.

Марику слегка раздражало, что состайницы от нее отдалились, но она ничего не говорила. Им самим стоило бы научиться гибкости, причем без ее помощи, которую они вряд ли приняли бы – хотя бы потому, что были старше и считали, будто это дает им определенные права.

Охотницы обнаружили, что большой группой ни к одному стойбищу днем не подойдешь, да и небольшой группой ночью – тоже. Но днем можно было приближаться по двое или трое, оставаясь не замеченными для кочевников, пока для тех не станет слишком поздно.

Дальночующая сообщила о новостях в Акард. Сестры в крепости известили другие вышедшие на охоту отряды, которым не слишком везло.

– У них есть собственные средства связи, – задумчиво проговорила Марика однажды вечером. – Они узна́ют о нас и, скорее всего, вообще покинут стойбища. А это значит, что нам придется думать, как выслеживать их, когда они вернутся к прежним обычаям.

– Это будет проще, хоть и потребует больше труда, – сказала Архдвер. – Постоянно передвигаясь, они потеряют свои средства связи.

Марика сразу же начала ее расспрашивать, но старая силта не стала распространяться на эту тему.

– Странные они, вот почему, – сказала Грауэл, когда Марика позже удивилась, почему большинство силт отказываются обсуждать с ней некоторые вопросы. – Они из чего угодно сделают тайну. Спроси их, какого цвета небо, и они ничего не ответят.

Они благополучно нападали средь белого дня на кочевников в течение нескольких недель. Холмы к югу от реки Хайнлин густо усеивали захваченные стойбища. А потом, повернув назад, они обнаружили очередное стойбище пустым. Следующее, которое они нашли, кочевники покинули неделю назад.

Архдвер собрала отряд, не желая слишком его рассеивать, опасаясь появления врагов. Она ожидала, что кочевники начнут вести себя не столь пассивно. Казалось, однако, что с каждым днем она все больше злится, бормоча проклятия в адрес силт из Макше. Марика ничего не понимала. И естественно, Архдвер ничего не собиралась объяснять.

III

Охотничий отряд, оставив надежду застичь еще кого-то врасплох, направился в сторону реки Хайнлин, рассчитывая, что по пути на север охота будет удачнее. Архдвер была довольна предыдущими успехами, хотя предпочла бы более длинные связки из трофейных ушей. Марике начало казаться, что вся их охота превращается в бесполезное занятие. Она подозревала, что на десяток кочевников, сумевших ускользнуть, приходится лишь один, кого удалось обнаружить, не говоря уже о том, чтобы уничтожить. А силы Акарда иссякали.

К западу от крепости кочевники давали отпор.

Нужно было придумать что-то получше.

Когда отряд оказался всего в дне пути к югу от восточного рукава, посреди дня внезапно проснулась дальночующая.

– Я чувствую! – проскулила она. – Боль… Там сестра… чуть западнее нас. На них напали. Она единственная силта, оставшаяся в живых.

Марика уставилась на дальночующую, впавшую в панику и замешательство, а потом тоже ощутила контакт – сильный, подпитываемый мучительной болью от раны – и почувствовала направление.

– Вставайте! – рявкнула она. – Все вставайте! Брать только оружие. Мешки оставить.

Она схватила лук и копье. Грауэл и Барлог последовали ее примеру, ни о чем не спрашивая, хотя вопросов у них было множество. Марика поспешила к источнику боли.

Две трети охотниц даже не бросили взгляд на Архдвер, чтобы получить ее одобрение. Остальные тоже не стали задерживаться и смотреть, как та всерьез звереет.

Подобного следовало ожидать с самого начала. Марика этого не понимала, зато понимали Грауэл и Барлог, успевшие поговорить с большинством охотниц. Мысль, что могут возникнуть проблемы, пришла к Марике лишь после.

– Тебе следует научиться думать о последствиях своих поступков, щена, – упрекнула ее на бегу Грауэл. – Могла бы повести себя и повежливее – пусть бы Архдвер заявила, будто это ее идея.

Марика не спорила. Грауэл была права – она просто не подумала. И теперь из-за того, что она не потратила несколько лишних секунд, могли быть неприятности. И уж точно ни о какой симпатии к ней со стороны Архдвер можно и не мечтать.

Силты крайне ревностно относились к своим привилегиям.

До подвергшегося нападению отряда было всего пять миль – легкая пробежка для охотниц. Полчаса. Но это оказалось так долго…

Посреди леса были разбросаны сорок семь изуродованных тел в одеждах Акарда. Рядом лежало вдвое больше кочевников – сердец многих, судя по мучительным позам, коснулась магия силт. Марика уставилась на побоище, чувствуя, как в ней растет тупая ярость.

– Они знают, что мы поблизости, – сказала Грауэл. – Они сбежали, оставив своих мертвых. – Она присела. – И добив тяжелораненых.

– Куда они ушли?

Грауэл показала. Марика взглянула на Архдвер, на этот раз не пытаясь бросить ей вызов. Пожилая силта зловеще оскалилась.

– Как давно они сбежали?

– Самое большее десять минут назад, – ответила Грауэл.

– Мы оставили свои вещи, – сказала дальночующая. – Можем их потерять.

Марика бросила на нее свирепый взгляд. К ее удивлению, гневно сверкнула глазами и Архдвер.

– Марика, пойдешь с подругами впереди, – сказала пожилая силта и добавила, обращаясь к Грауэл: – Если они начнут рассеиваться – отмечайте отдельные следы.

Все внезапно замолчали и замерли. В долине, куда сбежали кочевники, эхом отдалось далекое «тра-та-та!», затем несколько раз послышалось нечто похожее на отдаленные глухие раскаты грома.

– Что еще, во имя Всеединого? – взорвалась Архдвер. – Идите! Но после первой мили – помедленнее.

Марика вприпрыжку бежала по следу, отставая на шаг от Грауэл. За спиной тяжело дышала Барлог. Остальные следовали за ними, даже не пытаясь не шуметь. На фоне яростного рева впереди треск кустарника все равно никто не услышит.

Звук становился все громче. Пробежав милю, Грауэл, как ей и велели, замедлилась. Марика предположила, что источник шума находится примерно в полумиле дальше. Преодолев еще пятьсот ярдов, Грауэл вдруг ткнула копьем в кусты и устремилась вверх по склону холма. Марика последовала за ней. Три минуты спустя Грауэл остановилась. Охотничий отряд столпился за спиной Марики.

С холма открывался хороший вид на лесное пожарище, заваленное, словно щенячьими счетными палочками, древесными стволами. Пожарище было старое, черная гарь почти выветрилась. За поваленными деревьями сидели или лежали несколько сотен кочевников. Звук «тра-та-та!» доносился откуда-то позади них.

Раздался глухой удар, и возле группы кочевников взлетела вверх земля. В холмах отдался эхом раскат грома. Меты закричали. Несколько кочевников попытались бежать. Снова послышался тот же треск, и те, кто успел подняться, дернулись и упали, застыв.

Марика сразу же поняла, что они мертвы.

– Что там происходит? – спросила она у Архдвер.

Но похоже, это была некая тайна – пожилая силта проигнорировала ее вопрос.

– Оставайся на месте, – сказала Архдвер. – Используй свой дар. Остальные – за мной.