Текст книги "Неукротимая"

Чувствуй
Ключ первый: прочувствуй все до последней капли

На шестой день трезвости я отправилась на пятую встречу собрания анонимных алкоголиков. Я сидела на холодном пластиковом стуле и дрожала как осиновый лист, стараясь не расплескать кофе из бумажного стаканчика. И себя тоже. Шестнадцать лет я целенаправленно обрастала панцирем, чтобы ничто в этом мире меня не ранило, а теперь этот панцирь вдруг сорвало, и мир облепил меня со всех сторон. Я превратилась в оголенный нерв. Все вокруг причиняло мне боль.

Близким или друзьям я стыдилась рассказывать о том, как мне плохо, но решила попытаться поделиться этим с людьми на собрании. Они – первые, кому я доверила себя всю, без остатка, потому что они были первые в моей жизни, кто говорил всю правду. Я сказала что-то в духе: «Привет, я – Гленнон, и я не пью уже шесть дней. Мне очень хреново. Думаю, именно поэтому я вообще начала пить. И теперь начинаю переживать, что проблема была вовсе не в выпивке. Причина глубже. Причина – я сама. Не похоже, чтобы для остальных жизнь как таковая была таким тяжким испытанием, как для меня. Как будто все знают какой-то секрет о том, как счастливо жить эту жизнь, а я не знаю. Как будто все делаю не так. Спасибо, что выслушали».

После собрания ко мне подсела одна женщина. Улыбнулась и сказала:

– Спасибо, что поделились. Я вас понимаю. И хочу сказать вам то, что сказали мне, когда я только сюда пришла. Это вполне нормально – чувствовать все то, что сейчас чувствуете вы. Вы просто становитесь человеком. То, что вам плохо, не значит, что вы что-то делаете не так. Все так. Если уж вы что-то и упустили, так это то, что быть человеком само по себе – тяжеленькое дельце. Если не глушить свои чувства и позволить им обрушиться всем скопом, станет тяжело и даже больно, но, в конце концов, таково предназначение чувств. Их нужно прочувствовать. Все. Даже самые неприятные. Секрет как раз в этом и состоит – если все делаешь правильно – тебе тяжело.

До разговора с той женщиной я не думала, что чувства действительно нужно проживать, а не глушить. Не знала, что это нормально – чувствовать все. Я думала, что допустимо чувствовать лишь счастье, а если тебе больно – исправь это немедленно, а не можешь, так задуши, скрой или просто забей. Я думала, если становится слишком трудно, значит, это я где-то накосячила. Думала, что боль – это слабость, а единственный выход – просто смириться с ней, проглотить. Но проблема в том, что чем больше боли я проглатывала, тем яростнее пыталась ее заесть или залить.

В тот день я впервые сделала шаг навстречу к себе – перепуганной и дрожащей, беременной, шестые сутки не пьющей, сидящей в церковном подвале в дерьмовом свете флуоресцентных ламп со стаканчиком паршивого кофе в руке, – когда добрая женщина открыла мне, что быть полноценным человеком – это не значит чувствовать себя счастливым, это значит чувствовать все. С того дня я начала пробовать, каково это – чувствовать все. Начала отстаивать свое право на эту эмоциональную полноценность и ответственность за нее даже несмотря на то, что она отнимала у меня столько времени и сил, что я стала менее продуктивным, удобным и приятным человеком.

За последние восемнадцать лет я многое узнала о боли.

Во-первых: я могу не только прожить все чувства, но и пережить их.

Я думала, что это меня убьет, но я выжила. Всякий раз, когда я говорила себе, что больше не выдержу – выдерживала. Правда заключалась в том, что я могла и взваливала на себя все – и справлялась. И чем больше я справлялась, тем меньше боялась – себя, других людей, самой жизни. Я поняла, что хоть мне и не избавиться от боли, по крайней мере я могу избавиться от страха перед ней, и этого достаточно. Когда я перестала бежать от огня и позволила себе загореться, я вдруг поняла, что превратилась в неопалимую купину: огонь боли повсюду, но я в нем не сгорю. Я могу гореть, гореть и оставаться живой. Я могу жить в огне. Я стала огнеупорной.

Во-вторых: боль может пойти мне на пользу.

Я живу, чтобы становиться все более искренней и прекрасной версией себя, снова и снова, всю жизнь. Быть живым – значит жить на баррикадах вечной революции. Нравится мне это или нет, моя боль – топливо этой революции. Все необходимое, чтобы стать той, кем я должна стать, у меня есть уже сейчас, в настоящем. Жизнь – алхимическая лаборатория, и все мои чувства – это огонь, в чреве которого я обращаюсь в золото. И у меня все получится, но только если я перестану гасить себя по миллиону раз на дню. Только если выдержу и высижу в очаге своих эмоций – только тогда.

Потребительская культура учит нас, что есть некая волшебная таблетка от боли, которую мы, конечно же, можем купить. Что мы расстраиваемся и злимся вовсе не потому, что такова человеческая природа. А потому что у нас нет этих великолепных столешниц! Или просвета между ляжками! Или прекрасных новых джинсов! Это все отличное решение для экономики, но для жизни совершенно не годится. Потребление отвлекает нас, внушает ощущение занятости, притупляет чувства. С онемевшей душой не закалишься и не превратишься из гусеницы в бабочку.

Вот почему все духовные лидеры проповедуют людям одну и ту же истину о боли и человеческой природе:

Не избегайте ее. Без боли нет развития. А ведь именно для этого вы и родились на свет – чтобы стать кем-то бо́льшим.

Как Будда, который покинул жизнь в довольстве и изобилии, избрав путь человеческих страданий, через которые и обрел просветление.

Как Моисей, который сорок лет скитался по пустыне, пока не нашел Землю Обетованную.

Как Уэсли из «Принцессы-невесты», который сказал: «Жить – значит страдать, Ваше Высочество». Всякий, кто утверждает иное, хочет что-то продать.

Как Иисус, который добровольно взошел на собственный крест.

Боль, ожидание, воскрешение. Все наши страдания рождаются, когда мы пытаемся воскреснуть, не пройдя перед этим должный путь распятия.

Нельзя обрести хэппи-энд, не прожив всю историю от начала и до конца.

Боль – это не трагедия. Боль – магия. Страдания – вот что действительно трагично. Они появляются всякий раз, когда мы старательно избегаем боли и идущего за ней становления. Я не могу и не должна упустить шанс на собственную эволюцию только потому, что мне страшно довериться процессу роста. Не могу больше позволить себе не верить в себя, душить и прятать собственные чувства, избегать их снова, снова и снова. Моя главная цель – прекратить уже наконец прятаться от себя и собственного развития. Прожить всю жизнь, так и не превратившись из гусеницы в бабочку, пугает меня намного больше, чем боль. Пройти этот путь страшно, но упустить его – намного страшнее.

Когда боль приходит, я словно расщепляюсь надвое.

Одна я – жалкая и испуганная, другая – любознательная и восторженная. Вторая – не мазохистка, нет, она мудрая. Она все помнит. Она напоминает, что пусть я не знаю, что ждет меня за новым поворотом, но я всегда знаю, чего ждать от самого пути. Знаю, что если присутствует боль и ожидание, то не за горами и воскресение. Знаю, что боль не вечна, и я ее могу переждать, потому что испытала ее вдоль и поперек и могу ей доверять. И коль скоро то, кем я стану завтра, совершенно непредсказуемо и размыто, мне нужно мотать на ус все, что происходит уже сегодня – только так я вольюсь в будущую форму самой себя.

К зеркалу у меня в ванной приклеен стикер со словами:

«Прочувствуй все».

Он напоминает мне о том, что хоть я и начала это путешествие к себе самой восемнадцать лет назад, я продолжаю его каждый день, каждый миг, когда я позволяю себе чувствовать и расти. Это мое ежедневное напоминание о том, как важно позволять себе сгорать дотла и заново восставать из пепла.

Знайте
Ключ второй: успокойся – тогда поймешь

Несколько лет назад одним очень ранним утром я вдруг заметила, что не могу заснуть уже которую ночь подряд. На часах было три утра, а я сидела в кровати, таращила глаза в монитор, дрожала и судорожно искала ответы, пытаясь ухватиться за соломинку как утопающий. Только что я вбила в гугл запрос:

«Что делать, если мой муж – подлый изменщик, но в то же время прекрасный и заботливый отец?»

Я уставилась на слова, которые сама же написала, и подумала: Ну, вот и все. Похоже, я достигла дна. Только что поручила интернету принять самое важное и личное решение в моей жизни. Почему я доверяю всем остальным, кому попало, больше, чем самой себе? ГДЕ, БЛИН, Я? Когда, когда я потеряла связь с самой собой?

Но я все равно кликала ссылку за ссылкой. Увы, все ответы указывали на то, что я должна делать что-то другое. Христиане считали, что добрая христианка осталась бы с мужем. Феминистки настаивали на том, что сильная женщина ушла бы, не задумываясь. Родительские паблики – что хорошая мать превратила бы это в урок для своих детей. Все эти противоположные мнения сходились только в одном – всем мил не будешь. Это приносило облегчение. Когда женщина наконец понимает, что всему миру не угодишь, она освобождается и учится угождать только самой себе.

Я скользила взглядом по всем этим противоречивым советам и думала: Если правильный и неправильный выход из подобной ситуации действительно существует, то почему мнения всех этих людей о том, как мне поступить, так разнятся? И тут на меня снизошло озарение: Да не существует на самом деле правильного и неправильного решения, хорошего или плохого. Это разделение исходит не из человеческой природы. Оно не истинное. Все «хорошо» и «плохо» – суть набор культурных норм, искусственных загонов, созданных для поддержания социальных институтов. Меня внезапно поразило то, что в каждой семье, каждой культуре и религии идеи условного добра и зла напоминают электрошокеры, лающих овчарок, которые сгоняют массы в стадо и не дают ему разгуляться. Они же и решетка, которая не пускает нас на волю.

Я пришла к выводу, что если и дальше буду очень стараться быть «хорошей», то всю жизнь проведу на поводу у кого-то другого, вместо того чтобы следовать за самой собой. Я не хотела прожить жизнь, по сути жизни и не попробовав. Я хотела принимать свои собственные решения, как свободная женщина, от сердца, а не по команде. Но вот проблема – я не знала, как.

А несколько недель спустя я получила открытку от друга, на которой большими жирными буквами значилось:

УСПОКОЙСЯ – ТОГДА ПОЙМЕШЬ

Я встречала эти слова много раз, но в тот момент я увидела их в совершенно новом свете. Там ведь не было сказано: «Опроси всех друзей и тогда узнаешь» или «Прочти кучу экспертных книжек, и вот тогда…», или «Интернет тебе в помощь, там узнаешь». Открытка предлагала принципиально иной подход: «Просто остановись».

НеДвигайсяНеГовориПрекратиГуглитьПрекратиПаниковатьКончайХлопатьКрыльями.

Если перестанешь барахтаться, увидишь суть.

Это казалось чем-то из области магии, но отчаявшиеся женщины склонны идти на отчаянные меры. Я решила поэкспериментировать. После того, как дети ушли в школу, я заперлась в кладовке, села на сложенное полотенце, закрыла глаза и какое-то время не делала ничего – просто дышала. Поначалу подобные сессии, даже десятиминутные, тянулись, как десять часов. Я каждые пару минут поглядывала на телефон в надежде, что время уже истекло. Я думала о том, что нужно купить в магазине, мысленно делала перестановку в гостиной. Единственные выводы, к которым я приходила, сидя на том полу – что мне хочется есть, что у меня что-то чешется, что мне срочно нужно сложить постиранное белье или прибраться уже наконец в этой кладовой. Я чувствовала себя наркоманом, запертым в клинике на реабилитации. Хотелось бросить эту затею буквально каждую секунду, но я была строга к себе: в конце-то концов, Гленнон, десять минут в день наедине с собой – это не так уж и много. Бога ради, ты все равно каждый день тратишь эти десять минут на один лишь поиск ключей по всему дому.

Несколько недель спустя, подобно гимнасту, который все сильнее растягивает шпагат, я научилась все глубже погружаться в себя с каждым новым уединением в кладовке. В конце концов я погрузилась так глубоко, что внезапно нащупала некий уровень себя, о котором прежде и не догадывалась. Он лежал глубоко, низко, тихо и неподвижно. Заглушал все голоса, даже мой. Я слышала там лишь собственное дыхание. Оно напоминало дыхание тонущего, хлопающего руками по воде, хватающего воздух ртом, зовущего на помощь. Но чтобы спастись, мне нужно было позволить себе утонуть. Словно удар током, меня поразило понимание: вот почему мы говорим людям «успокойся». Потому что под бурлящей, взволнованной поверхностью воды, в которой барахтается тонущий, всегда царит тишина и покой.

И коль скоро на дне хаоса нет, там я смогу нащупать нечто такое, что не могла почувствовать на поверхности. Это как в той тихой комнате в Дании – самом тихом месте на свете – где люди могут буквально услышать, как пульсирует их собственная кровь. Там, на глубине, я почувствовала, как что-то пульсирует и во мне. Понимание.

На этом уровне я понимаю те вещи, которые не могу понять, когда я нахожусь на поверхности. Там, внизу, задав вопрос о своей жизни – в словах или образах – я сначала чувствую легкий внутренний толчок. Он направляет меня в правильное русло, а когда я принимаю его, заполняет меня. Понимание похоже на теплое жидкое золото – бежит по венам и застывает ровно настолько, чтобы я почувствовала себя уверенно и спокойно.

Что я узнала (хоть мне и страшно говорить такое) – так это то, что на этой глубине во мне живет Бог. И когда я распознаю Ее присутствие и направляющую руку, Бог радуется и наполняет мои вены теплым жидким золотом.

Каждый день я возвращалась в тот шкаф, усаживалась на пол, заваленный футболками и джинсами, и практиковала погружение. Понимание встречало меня на глубине и подталкивало к очередному верному шагу, каждый раз. Так я начала понимать, что мне делать дальше. Так нашла более светлый и просторный жизненный путь. И стала идти по нему тверже и уверенней.

Год спустя я сидела за длинным рабочим столом на совещании. Мы обсуждали важное решение, которое нужно было принять, и вся команда обратилась ко мне за последним словом. Я смутилась, почувствовала нерешительность. И уже собралась было вернуться к старому способу: поискать поддержки вовне, спросить разрешения. Но тут мой взгляд вдруг упал на дверь, ведущую в кладовую, где хранился рабочий инвентарь. И я вспомнила, что теперь у меня есть новый способ.

Я подумала, будет ли команда против, если я проведу пару минут в этой кладовой? Я сделала глубокий вдох и с широко открытыми глазами попыталась нырнуть в себя, не вставая из-за стола. Это сработало. Я ощутила толчок, и как только поняла, что это он – наполнилась текучим золотом. Вынырнула на поверхность, улыбнулась и сказала: «Я знаю, что нужно делать». А потом спокойно и уверенно изложила свою мысль остальным. Паника, заполнявшая комнату, осела. Все выдохнули и, кажется, мгновенно расслабились и успокоились. Мы перешли к следующим вопросам.

Бог явила себя, и с тех пор Она всегда со мной, куда бы я ни пошла.

Теперь я прислушиваюсь только к своему собственному Пониманию. Будь то семейные вопросы или деловые, монументальные или мелкие, всякий раз, когда я чувствую, как накатывает неуверенность, тут же погружаюсь в себя. Подныриваю под бурлящую поверхность слов, страхов, ожиданий, условностей и советов – и окунаюсь в Понимание. По тысяче раз на дню. Мне приходится это делать, потому что Понимание никогда не выдает план на пять лет вперед. Понимание подобно веселому, игривому проводнику. Оно открывает мне все новые и новые истины лишь потому, что хочет, чтобы я вернулась к нему снова. Чтобы мы провели вместе всю жизнь. По прошествии многих лет я выстроила даже некие отношения с этим Пониманием: мы научились доверять друг другу.

Когда я начинаю говорить нечто подобное, моя жена обычно приподнимает бровь и спрашивает:

– Разве ты не сама с собой общаешься во время этих «погружений»?

Может, так и есть. Если там, на глубине, я обнаружила всего лишь саму себя, если то, чему я научилась – это не разговор с Богом, а просто беседа с самой собой, если я стала доверять не Богу, а себе, – и теперь на всю оставшуюся жизнь, как бы я ни потерялась, я знаю, где снова себя найти – что ж, ладно, пусть так и будет. Для меня и такого чуда вполне достаточно.

Почему нас больше волнует то, как назвать это Понимание, чем необходимость делиться друг с другом техникой его достижения? Я знаю немало людей, которые также нашли в себе этот уровень и теперь живут исключительно им. Кто-то называет Понимание Богом, мудростью, интуицией, ресурсом или глубинным «Я». Есть у меня подруга, у которой очень сложные взаимоотношения с Богом, так она называет этот уровень Себастианом. Но Бог и под любым другим именем будет не меньшим чудом и источником облегчения. Неважно, как мы называем Понимание. Важно вот что: если мы хотим прожить жизнь так, чтобы она напоминала яркую вспышку, подобную той, которая охватывает падающую звезду – мы должны обладать Пониманием.

Я узнала – хочешь восстать из пепла, сначала нужно сгореть. Нужно обращаться к собственной внутренней мудрости и полагаться лишь на нее, а не на одобрение окружающих. Это спасает от риска прожить не свою жизнь, а чью-то чужую. А еще экономит до черта времени и сил. Я предпринимаю лишь те шаги, к которым меня подталкивает Понимание, по одному шагу за раз. Я не спрашиваю ни у кого разрешения, и, как мне кажется, это очень взрослый подход к жизни. И самое лучшее во всем этом: Понимание лежит вне языка, за его пределами, поэтому у меня нет возможности перевести его на человеческий язык. Оно не пыталось объясниться со мной при помощи слов, так что и я перестала использовать слова, чтобы объяснить себя миру. Это самый бунтарский поступок, на который только способна женщина: делать правильные шаги, не спеша, не спрашивая разрешения и ни перед кем не оправдываясь. От этого даже немного мурашки по коже.

Теперь я понимаю, что никто в мире не вправе указывать мне, что делать, потому что никто этого не знает. Эксперты не знают, проповедники не знают, психологи, журналисты, писатели, мои родители, мои друзья, все они – не знают. Даже те люди, которые любят меня больше всего на свете. Потому что никто из них никогда не жил и не будет жить той жизнью, которой пытаюсь жить я – со всеми моими талантами и вызовами, всем моим прошлым, всеми наполняющими ее людьми. Каждая жизнь – это беспрецедентный эксперимент. Моя жизнь принадлежит мне и только мне. Именно поэтому я перестала спрашивать у окружающих дорогу туда, где они все равно ни разу не были. Карты не существует. Мы все – в равной степени первооткрыватели.

Я даже решила вытатуировать этот второй ключ-откровение у себя на запястье:

Be Still.[4]4
  Спокойно. – Примеч. пер.


[Закрыть]

Теперь эта татуировка – мое ежедневное напоминание о том, что, если я хочу провести какое-то время наедине с собственными мыслями – я знаю, что нужно делать. Ответы на мои вопросы не где-то там вовне, а внутри меня, между моим дыханием и ровными ударами сердца. Все, что мне нужно сделать – перестать барахтаться, погрузиться внутрь, ощутить толчок и разлившееся золото. А после довериться, каким бы пугающим или даже нелогичным не казался следующий шаг. Потому что чем последовательнее, смелее и увереннее я иду по пути внутреннего Понимания, тем увереннее и прекраснее становится моя жизнь. Чем больше я прислушиваюсь к нему, тем больше отвоевываю свою жизнь у всего мира и тем меньше боюсь. Я верю, что Понимание будет со мной, куда бы я ни направилась, подталкивая меня шаг за шагом, все ближе к дому.

Как достичь Понимания:

Возник момент неопределенности.

Сделайте вдох, обратите взгляд внутрь себя и погрузитесь.

Осмотритесь внутри, нащупайте истину – это и есть Понимание.

Сделайте тот шаг, к которому оно вас подталкивает.

Отпустите ситуацию (не оправдывайтесь).

Повторяйте Всегда.

(Всю жизнь старайтесь сокращать промежуток времени между Пониманием и совершением того шага, к которому оно вас подталкивает.)

Представляйте
Ключ третий: Осмельтесь представить

В двадцать шесть лет я обнаружила себя сидящей на грязном кафеле в ванной с положительным тестом на беременность в руках. Я пялилась на маленький голубой плюсик и думала: Да нет, это просто невозможно. Ведь худшего кандидата в матери на всей Земле не сыщешь. Последние шестнадцать лет я по несколько раз на дню обжиралась, как свинья, а потом обнималась с унитазом. Напивалась до беспамятства последние семь лет. Испортила себе печень, кредитную историю, криминальную историю, зубную эмаль и все свои отношения. Моя раскалывающаяся от боли голова, сонм пустых пивных бутылок на полу, дрожащие пальцы, все в унисон кричало: Нет! Не тебе заводить детей!

И в то же время что-то внутри меня нашептывало: Да. Мне.

Несмотря ни на что, я могла представить себя трезвой, преуспевающей матерью.

И вот я действительно протрезвела. Стала матерью. Женой. Писательницей.

Перенесемся на четырнадцать лет вперед. Мне сорок. Напоминаю: теперь у меня две собаки, муж и трое детей, которые обожают своего отца. А еще стремительно развивающаяся карьера, построенная частично на моих традиционных семейных ценностях, частично – на христианстве. Я сижу на мероприятии, посвященном выходу моей новой книги – долгожданных мемуаров о возрождении моего брака. В помещение заходит женщина, я смотрю на нее и влюбляюсь – безумно, с первого же взгляда. Мои обстоятельства, мой страх, религия, карьера, все они кричали: Нет! Только не она!

И в то же время что-то внутри меня нашептывало: Да. Она.

И это что-то было моим воображением.

Несмотря ни на что, я могла представить Эбби на месте моей партнерши.

Факты были прямо тут перед глазами.

А правда была прямо здесь, внутри, ждала, когда я ее почувствую.

Она разрасталась, давила и настойчиво шептала мне: Вот она, жизнь, которая тебе предназначена, куда более реальная и настоящая, чем та, которой ты живешь сейчас. Но чтобы прожить ее, тебе придется стать кузнецом своего счастья. И воплотить в жизнь все то, что ты для себя навоображала. Сделать это можешь только ты. И стоить это будет тебе всего.

Меня учили жить по законам веры – набору непоколебимых догм, установленных много веков назад одними людьми с целью укрепить власть над другими. Теперь же моя вера не имеет ничего общего с религией. Для меня жить по вере – значит позволять всему тому, что зреет и разрастается у меня в душе, влиять на мои внешние слова и поступки. Для меня Бог – это не просто кто-то, живущий далеко от меня, это огонь, порыв, теплое золото, плещущее за край.

На самом деле моя любимая идея веры – это вера в незримый порядок вещей.

Существует два порядка вещей:

Зримый, который разворачивается перед нами – на улицах и в новостях. В этом зримом порядке процветают насилие, войны и вооруженные нападения на школы, а половину всего, что наработало человечество, хранит в своих руках всего один процент населения. Мы называем этот порядок вещей «реальностью». Это – «то, как устроен мир». Это – все, что мы видим, потому что ничего другого никогда и не видели. И все же что-то внутри нас восстает против такого уклада. Мы понимаем, подспудно, инстинктивно: это не то, как все должно было быть. Мы знаем, что есть лучший, более честный и естественный порядок.

Незримый порядок, который мы носим в себе. Это представление о мире куда более справедливом и прекрасном, в котором дети не голодают, взрослые не убивают друг друга, а матерям не приходится мытариться по пустыням с детьми на закорках. Мысль об этом лучшем мире воплощается в еврейском Шаломе, буддистском Просветлении и христианском Рае. Это не те места, в которые можно взять и прийти в реальном мире, по крайней мере пока, но они всегда с нами, прямо здесь, полнятся надеждой у нас под кожей, внушая нам уверенность, что мир должен быть куда лучшим местом, чем есть сейчас. И он еще может им стать, если мы откажемся от концепции «В Рай – только после смерти», а постараемся найти Рай в своем сердце и подарить его остальным – здесь и сейчас. Если мы постараемся вынести этот незримый порядок вещей в мир зримый, привнесем его в наши дома и страны, мы сделаем жизнь куда более прекрасной. На Земле, яко и на небесах. Материальный мир может наполниться им так же, как до этого наполнялся мир внутренний.

Табита.

Она родилась в неволе. Единственный знакомый ей порядок вещей – это тесные клетки, плюшевые розовые кролики да жиденькие аплодисменты утомленных за день посетителей зоопарка. Табита и не знала, какова дикая природа на вкус. И в то же время она знала. Носила ее в себе. И эта дикая натура – незримый порядок – давил на нее, преследовал неумолимым роем догадок. Быть может, и в нашем случае, как и в случае Табиты, глубочайшая истина не в том, что мы видим вокруг, а в том, что живет в нашем воображении. Быть может, и само воображение – это способ не сбежать от реальности, а вспомнить, какой она должна быть. Быть может, когда мы хотим узнать, каков был исконный смысл нашей жизни, наших семей и вообще всего мира, нам нужно искать ответ не вокруг, а у себя в душе.

Все личные и мировые революции начинались с воображения. Фантазии.

«У меня есть мечта», – говорил Мартин Лютер Кинг[5]5
  Мартин Лютер Кинг-младший – американский баптистский проповедник, общественный деятель и активист, получивший известность как самый заметный представитель и лидер движения за гражданские права чернокожих в США с 1954 года до своей смерти в 1968 году.


[Закрыть].

«В конце концов, мечта – это тоже в своем роде план», – сказала Глория Стайнем[6]6
  Глория Мари Стайнем – американская феминистка, журналистка, социальная и политическая активистка, национально признанный лидер и представительница феминистического движения конца 1960-х и начала 1970-х. – Примеч. пер.


[Закрыть].

Они перенесли нашу культуру с насиженного места в будущее, озвучив содержание собственного внутреннего незримого порядка и выстроив план на его почве. Для тех, кто не может принять участие в строительстве порядка зримого, пламенное и бурное воображение – единственный способ заглянуть за возведенный «забор», куда нам вход заказан. Если те, кто не принимал участия в строительстве реальности, будут искать возможности только в самой реальности, она никогда не изменится. Мы и дальше будем толкаться и сражаться за место за их столом вместо того, чтобы накрыть собственный. Будем биться головой об их стеклянные потолки вместо того, чтобы поставить снаружи просторный тент, где всем хватит места. Будем вечно ютиться в клетке, возведенной миром, вместо того чтобы занять законное место среди его со-творцов.

Каждый человек рождается на свет, чтобы создать нечто такое, чего еще никогда не существовало прежде: образ жизни, семью, идею, искусство, сообщество – что-то совершенно новое. Мы ступили на эту землю, чтобы широко раскинуть руки миру, навязать ему самих себя, свои идеи, мысли и мечты, навеки изменить его собой и тем, что мы привнесем в него из глубин своей души. Именно поэтому не нужно ломать себя, чтобы встроиться в уже существующий порядок вещей. Напротив, нужно выломать себя из него целиком и наблюдать за тем, как мир меняется у нас на глазах.

Моя работа – внимательно слушать множество самых разных женщин. Многие из них пытаются донести до меня, что их преследует болезненное и тяжелое чувство, что их жизнь, отношения и вообще сам мир должен был быть намного лучше и красивее, чем есть.

Они спрашивают: «Разве в браке не должно быть больше любви? Разве моя религия не должна быть живее и добрее? Не должна ли моя работа иметь большее значение, а мое окружение на работе – быть более сплоченным? Не должен ли мир, который я оставляю своим детям, быть менее жестоким? Да и все вокруг разве не должно быть более прекрасным?»

Женщины, которые задают такие вопросы, напоминают мне Табиту. Они бродят по периферии своих жизней, преследуемые постоянным чувством, что все как-то не так. Меня это беспокоит, потому что чувство неудовлетворенности появляется тогда, когда страдает воображение. Это свидетельство того, что оно все еще живо и болит. Все еще пульсирует и наливается, пытается привлечь ваше внимание, нашептывая: «Все должно быть не так».

Осознание, что «все не так» – это очень важный этап.

Но знать, что мы не хотим чего-то – вовсе не тоже самое, что знать, чего мы хотим.

Итак, как мы можем перейти от «Должно быть не так» к «Должно быть так»? Как отойти от чувства неудовлетворенности к созданию новых жизней и новых миров? Другими словами: как начать жить, опираясь на собственное представление и воображение, а не навязанную идею?

Язык – мой любимый инструмент, и я всегда пускаю его в ход, чтобы помочь людям навести мосты между реальным и внутренним миром. Я давно поняла, если мы хотим услышать голос воображения, говорить с ним надо на том языке, который оно понимает.

Если мы хотим узнать, кем должны были стать – прежде, чем мир велел нам стать другими…

Если хотим узнать, где хотели бы очутиться – прежде, чем нам указали на наше место…

Если хотим ощутить вкус свободы, а не контроля…

Мы должны заново выучить родной язык нашей души. Когда мне пишут женщины, все еще говорящие на языке доктрин, они используют слова вроде «хорошо» и «должна», «правильно» и «неправильно». Я же пытаюсь в ответ говорить с ними на языке воображения.

Мы все – билингвы. И пусть мы говорим на языке доктрин, нашим родным остается язык воображения. Говоря на языке доктрин, со всеми его «должно» и «не должно», «правильно» и «неправильно», «хорошо и плохо», мы активируем разум. Но не так, как нужно. Нам с детства промывают мозги всякого рода внушением. И чтобы выйти за рамки внушенного, нужно задействовать воображение. Разум придумывает оправдания, воображение – рассказывает истории. Так что вместо того, чтобы спрашивать себя, что хорошо, а что плохо, лучше спросить: «Что будет искренним и прекрасным?». И в ответ наше воображение воспрянет, благодарное, что к нему наконец-то обратились за советом спустя все эти годы, и выдаст нам свою версию.

Недавно мне написала Клэр. Она – адвокат, а ее отец – алкоголик. Она села писать мне письмо спросонья, и в голове у нее все еще слегка шумело после того, как ночью она решила «расслабиться» при помощи нескольких бокалов вина. Клэр написала, что большую часть времени живет в каком-то тумане и оцепенении. «Глен, у меня такое чувство, что я трачу жизнь впустую, – писала она. – Что мне делать?». «Клэр, придумайте самую прекрасную и искреннюю историю о том, какой могла бы быть ваша жизнь. И расскажите ее мне».

Саша писала мне про свой брак. Она вышла замуж за человека отстраненного и холодного, такого же, каким был ее отец. Большую часть своей жизни Саша из кожи вон лезла, пытаясь заслужить любовь мужа так же, как ее мать пыталась заслужить любовь отца. Она написала мне: «Я так устала и чувствую себя так одиноко. Как будет правильно поступить с моей стороны?». Я ответила: «Саша, вообразите, каким был бы самый искренний и прекрасный вариант брака, в котором вы хотели бы жить. Можете написать для меня историю о нем?».