Текст книги "Буддист-паломник у святынь Тибета"

Говорят, что эта цепь скалистых горок представляет из себя дракона, который, как известно, служит гербом Китая и в то же время есть владыка водной стихии. Как корыстолюбивая китайская власть, так и вода, угрожающая наводнениями, породила в тибетцах опасение, что этот дракон причинит бедствия стране. Поэтому, чтобы парализовать его силу или. точнее, убить его, рассекли гору на две части. На месте этого сечения поставили субурган.

Скорее, возникновение этого субургана должно приписать тому обстоятельству, что по этому месту лежит главная и самая удобная дорога из Лхасы на запад. Для удобства прохожих и проезжающих должно было вырыть проход. Исполнивши эту задачу, строитель, побуждаемый, может быть, своею набожностью, а может быть, просто художественным вкусом, задумал поставить над проходом субурган. Далее этот же вкус, вероятно, подсказал ему поставить два небольших субургана на выступах соседних скал и соединить их с большим посредством проволоки, увешанной колокольцами, издающими тихий звон при колебании ветром.

Богомолец, совершающий так называемый лин-хор, т. е. круговой обход всех святынь Лхасы, не проходит под воротами, а минует их, оставив их по правую руку свою, и идет по подошве горы Чагбо-ри, вдоль берега речки. На этом пути нет ничего особо замечательного вплоть до юго-западной стороны этой горки, где дорога поднимается на скалистый ее выступ к берегу реки Уй-чу. Здесь на скалах он встречает массу высеченных на природной скале и на отдельных плитках изображений божеств различнейшей величины. Большая часть этих изображений раскрашена в соответствующие цвета.

Здесь же в углублениях скал, образующих как бы неглубокие пещеры, сидят мастера-каменосеки с инструментами и красками. Они изготовляют на плитках иконы, и желающий может тут же сделать заказ или купить готовую. Затем, выбрав местечко, не подверженное возможности быть замоченным дождем (краски акварельные, потому могут смыться), набожный богомолец ставит свою икону. От множества таких приношений эти скалы представляют как бы громадный иконостас или стены со множеством икон. Изображение этого иконостаса под открытым небом имеется в упомянутой книге Уадделя.

Затем дорога спускается со скалистого подъема и идет далее по ровному месту, оставляя по правую руку Чагбо-ри и ее небольшой отрог на западную сторону, идя все время левым плечом вперед. Обогнув гору и поворотив резко в северо-восточном направлении, богомолец пересекает описанную ниже дорогу, идущую из Лхасы на запад, и направляется к задней стороне Поталы.

Далее приходится пройти по пустынному, сравнительно, пути, и только сзади, против красного дворца, встречаются конюшни далай-ламы и другие постройки, во дворе коих содержатся, между прочим, слоны. Во время нашего посещения было два слона, один большой и другой маленький, недавно привезенные из Индии специальным послом. Перед отъездом моим прошел слух, что маленький слон погиб. Немного позади и восточнее этих зданий стоит особый храм, посвященный драконам и именуемый поэтому Лу-хан (Драконов храм). Здесь совершается постоянное богослужение о правильности, т. е. своевременности и соразмерности осадков, имеющих сильное влияние на экономическое благосостояние населения, занимающегося почти исключительно земледелием. Затем, уже до конца кругового обхода, не встречается ничего достопримечательного.

Последовательность описания местопребывания знатнейших святынь и влиятельнейших особ духовной иерархии заставляет обратиться теперь к так называемым линам, что переводится на русский язык как «мир» или «местопребывание». Лины суть дворцы или, вернее, домовые храмы знатных хутухт, которые занимали «ханский» престол, т. е. должность верховного правителя Тибета. При этих дворцах находится свой штат духовенства, живущего на иждивении у такого-то перерожденца и пользующегося значительными привилегиями. Таких линов пять.

1. Тай-чжяй-лин («местопребывание распространения учения», «распространяющий учение мир») находится на западном краю города и принадлежит перерожденцам Дэмо-хутухты, ведущего свое происхождение от известного по легендам Урана (Тангарик – по-монгольски, по-тибетски – Гар), жившего при царе Срон-цзан-гамбо.

2. Шидэ-лин («местопребывание четырех отделов», «четырехотдельный мир») расположен на северо-западном краю города и является собственностью Радэнского хутухты, хозяина одного из древнейших монастырей того же имени, о котором мы упоминали выше.

3. Почти рядом, налево от него, находится самый большой из линов Цэмо-лин («местопребывание желания долголетия», «желающий долголетия мир»), принадлежащий Чжонэйским номун-ханам.

4. Далее на северо-восточном краю города находится старинный лин Мэру-лин, основанный еще при тибетском царе Адаг-ти-Ралпачане, но пришедший затем в упадок. Чжово-Адиша возобновил его. Во время правления 3-го далай-ламы он присоединен к цзонхавистам. В нем в последнее время поселился «Чжялронский» хутухта.

5. Последний дин, называемый Гун-дэ-лин («всеспокойный мир»), находится в некотором удалении от города, а именно на юго-запад от Поталы, по южную сторону большой дороги, ведущей на запад. Он принадлежит хутухтам Дацаг, или Дагца.

Затем к достопримечательностям же города надо отнести храм Чжян-бум-ган, находящийся на одной улице с Ра-мочэ, заключающий в себе большой субурган и имеющий много ценных типографских досок; дуган дацана Чжюд-дод[45]45
  «Дуган дацана Чжюд-дод»– один из «странствующих факультетов» тантрийской школы «чжудпа-дод» в отличие от «чжудпа-мад» – второй тантрийской школы. В Лхасе обучение тантризму и его сложному культу монахи проходили на этих двух факультетах – «чжюд-дод» и «чжюд-мад». (Прим. Р. Е. Пубаева.)


[Закрыть], расположенный направо от Мэру-лина почти рядом с ним; Гарма-шяг в юго-восточной части, служащий местопребыванием прорицателя божества того же имени.

Наконец, должно упомянуть о медицинском дацане (Манба-дацан), едва ли не единственном в Центральном Тибете, расположенном на указанной уже выше скале Чагбо-ри. Он представляет небольшое здание, где в комнате у задней стены указывают статуи разных божеств, сделанных из коралла, бирюзы, малахита, белого сандала, и другие святыни, связанные с именами знаменитых врачей индийско-тибетской медицины. Например, указывают каменную ступу и пест, принадлежавшие будто бы основателю индийско-тибетской медицины Сочжэд-шонну, что по-тибетски значит «молодой исцелитель».

Особенно почитается здесь тибетский врач Ютог-гонбо. Этот дацан основан или коренным образом реформирован знаменитым пятым далай-ламой. Многие думают, что он принадлежит «красношапочной» секте. Утверждать это, однако, нельзя, так как здесь, с одной стороны, читается, между прочим, так называемая «миг-цзэ-ма» – молитва к Цзонхаве, основателю «желтошапочной секты», с другой стороны – читают и некоторые из сочинений пятого далай-ламы из отдела «красной секты», которою он, по-видимому, в значительной степени интересовался, а может быть, и сочувствовал. Штат духовенства состоит из 60 человек, специально прикомандированных по одному человеку из разных монастырей. Они получают содержание из казны далай-ламы и живут в домах, построенных на этой же горе, подле дацана. Монахи эти и составляют студентов факультета. Заведует ими хамбо, который в мое время состоял также лейб-медиком далай-ламы.

Немного западнее, на низеньком отроге этой горы, находится китайская кумирня Ба-мо «синей секты»[46]46
  Речь, по-видимому, идет о секте хэшанов, китайских махаянских буддистов в Тибете, глава которых хэшан Махаяна еще при царе Тисрондэвцзане (VIII в.) проиграл в официальном диспуте с индийским учителем Кама-лашилой. (Прим. Р. Е. Пубаева.)


[Закрыть].

Окончив речь о святынях и дворцах духовных особ, прибавим к этому несколько слов и о домах светских правителей. Дело в том, что каждый родовитый, богатый вельможа, всякий дослужившийся до высоких степеней чиновник, равным образом и тот своего рода «счастья баловень безродный», который оказался отцом или братом далай-ламы, строит себе особый дом, отчасти напоминающий те же «лины».

К таким домам относятся: Рага-шяг, находящийся против южной стороны храма Чжу на другой стороне улицы; Шадда, дворец, принадлежащий известной фамилии калонов, один из коих занимает эту должность и в настоящее время; старинный дом фамилии Дорин, расположенный почти против вторых западных ворот храма Чжу, владелец которого ныне находится в заточении по проискам брата бывшего дэмо-хутухты; дворец брата нынешнего далай-ламы Ябши-гуна, построенный на южном краю города с обширнейшим садом; дом гуна Ютог (фамилия князя), находящийся на западном краю города.

Все эти дома построены в тибетском стиле, но неизменный китайский консерватизм сохранил свою архитектуру в доме высшего представителя китайского императора – маньчжурского амбаня. Дом и канцелярия его находятся на юго-западном краю города подле остатков старинной городской стены и ничего особенного не представляют, только две высокие мачты перед ними подскажут знатоку характера китайских присутственных мест, что здесь… местопребывание китайского сановника, облеченного властью карать и миловать.

Собственно казенное здание, где отводятся помещения для лиц из дальних стран и послов от князей, приносящих значительные дары далай-ламе, называется Том-си-хан, т. е. «дом, смотрящий на рынок», и находится в центре города, недалеко от квартала Чжу, и обращен своим длинным фасадом на рынок.

Другой дом, уже пренебрегаемый тибетским правительством и почти заброшенный на произвол действия времени, называется Галдан-кансар. Это громадное здание, служившее некогда дворцом тибетских правителей, находится между храмом Малого Чжу (Рамочэ) и Цэмо-лином. Он уже не подкрашивается известью, как другие дома, потому стены его темного цвета.

О каких-либо общественных благотворительных заведениях не может быть речи. Также нет и увеселительных заведений, как театры, рестораны и т. п. Существующий, едва ли не единственный, театр или, точнее, открытая сцена, находящаяся в юго-западной части города, принадлежит китайцам. Равным образом несколько ресторанов, находящихся в центральной части города, принадлежат китайцам, которые содержат их при помощи тибетской прислуги. В них продаются чай, кушанья и китайские лепешки. Горячительных напитков нет, но допускается игра в китайские карты. Китайской водкой торгуют один-два кабачка в невидных местах. Гораздо больше кабачков тибетских с местной водкой. Китайская водка (спирт) – ара, местная – чан.

Выше было сказано, что по городу проведено много канав. На местах пересечения этих канав улицами и дорогами устроены каменные или, реже, деревянные мосты, между коими первенствующее место занимает «бирюзовый мост» (по-тибетски – Ютог-самба), поставленный на главной дороге от ворот храма Чжу к Потале. Это род галереи, покрытой зеленой черепицей. Тибетцы очень гордятся этим мостом и относят его к «чудесам» своей столицы.

Этим можно кончить описание всего того, что находится внутри круговой дороги, именуемой лин-хор и имеющей в длину около 10 верст. Что же находится вне этой дороги? С северной и восточной части города близко подходят к нему возделанные поля; по юго-восточную, южную и отчасти юго-западную и западную сторону, там и сям, находятся более или менее обширные сады. Дело в том, что тибетцы очень любят деревья и весьма охотно отправляются пить самодельное вино (или пиво) в тени деревьев.

Богатые люди имеют вне города дома и огороженные сады, которыми, впрочем, может пользоваться всякий, только не портя деревьев и не срубая их. К числу таких дачных мест относится и летний дворец далай-ламы Норбу-линха, находящийся на самом берегу реки Уй, к юго-западу от Поталы. Здесь далай-лама проводит большую часть года. Из других же подобных дач остается упомянуть о Чжашитане («равнина усмирения врага»), где находятся казармы китайского гарнизона, канцелярия и квартира начальника этого гарнизона. Часть гарнизона, состоящая из туземных и давно живущих китайцев, живет в городе, в различных частях. О более мелких дачах не стоит уже говорить, разве упомянуть только, что на северо-западе от Поталы находится большое поместье гуна Лха-лу, потомка родителей двенадцатого далай-ламы.

Против Лхасы на другой стороне реки находится монастырь Цэчог-лин – «мир высокого возраста».

Улицы Лхасы весьма неправильны и, как уже сказано, грязны. Вследствие того, что тибетец особенно любит пачкать берега канав, конечно, не может быть и речи о том, чтобы пользовались водой из этих канав; поэтому город берет воду исключительно из колодцев, которые весьма неглубоки и достаточно многочисленны.

Еще упомянем о домах бедняков и хлевах для свиней, сделанных из яковых рогов. Они находятся преимущественно в юго-восточной части города, где находятся и бойни, если таковыми называть улицы, на коих режут скот. Рога скрепляются глиной. Такое обилие этого ценного в Европе материала объясняется тем, что из рогов тибетцы ничего не выделывают, за исключением разве небольших табакерок из верхних кончиков их.

Глава V. Население Лхасы

1. Состав

В столице далай-ламы насчитывают до 10 тысяч постоянных жителей, большинство коих по племенному составу, конечно, тибетцы, а по половому различию не менее 2/3 приходится на женщин.

Тибетцы именуют себя бо(д)па, каковое название в Лхасе, однако, относят только к жителям провинции Уй, жителей же других местностей принято называть по собственным названиям провинций, а для более точного определения и по названиям отдельных уездов и т. п. Так, уроженец Кама называется кам-ба, Цзана – цзан-ба, Амдо – амдо или амдо-ба, Арий – арий-ба, Лхоха (Южный Уй) – лхоха-ва и т. д.

Второе, по численности, место занимают китайцы, коих литература зовет чжянак, а народная речь из учтивости к ним – чжями. Они большею частью выходцы из провинции Сычуань и главным образом из города Да-цзян-лу (по-тибетски – Дарцзэ-до), который служит главным транзитным пунктом для товаров, идущих в Тибет из Сычуани. К китайцам же относятся и китайские мусульмане, бежавшие в Тибет во время дунганских беспорядков. По прибытии в Лхасу эти мусульмане вступают по религии в общину кашмирцев, а в административном отношении – в китайскую. При этом нужно заметить, что природных китайцев гораздо меньше, чем потомков их от тибетских матерей. Эти тибето-китайцы носят китайские костюмы, хотя часто не знают китайского языка. Большая часть китайцев числится в местных гарнизонах и обеспечена содержанием, некоторые ведут оптовую торговлю, еще меньше ремесленников, преимущественно парикмахеров и столяров, немногие содержат частные дома и бойни скота. Однако последние два предприятия ведутся почти исключительно через местных рабочих и приказчиц.

Затем почти равными по числу являются кашмирцы (по-тибетски – хачэ – «большеротый») и непальцы (по-тибетски – бал-бо). Непальцев едва ли не больше, чем кашмирцев. Те и другие ведут свои сношения с Тибетом уже с давних времен, причем у непальцев эти сношения, судя по историческим сказаниям, сначала имели под собою скорее религиозную почву и только со временем, с упадком буддизма в Индии и процветанием его в Тибете, они перешли всецело на торговые и промышленные интересы. Ныне они ведут более или менее крупную торговлю, не исключая, впрочем, и молочной. Кроме того, непальцы с древних времен являются наилучшими архитекторами – строителями ламаистских храмов, художниками, скульпторами и иконописцами, наилучшими красильщиками местных сукон, ювелирами, слесарями, кузнецами и т. п. По вероисповеданию кашмирцы – исключительно магометане, а непальцы – буддисты.

Первые по характеру своих религиозных убеждений, конечно, не имеют в духовном отношении ничего общего с туземцами, поэтому у них своя отдельная молельня в южной части города, свое отдельное кладбище верстах в четырех к западу от него, они строго соблюдают свои праздники и обычаи, как обрезание и др. Несмотря на это, они беспрепятственно вступают в брак с туземками, предварительно обратив их в свою веру и взяв клятву не поклоняться Чжу-ринбочэ (т. е. статуе Чжу). Впрочем, случаи женитьбы на туземках очень редки, так как мусульмане воспитывают своих детей непременно в мусульманстве же, почему и нет недостатка в мусульманках, которые, в свою очередь, могут связывать себя брачными узами только с правоверными. Мужчины носят халаты преимущественно синего или темно-синего цвета из дешевых бумажных тканей, на голове их – неотлучный тюрбан белого цвета, на ногах чаще всего можно видеть китайские башмаки.

Вторые, т. е. непальцы, вследствие единства веры, поклоняются местным святыням едва ли с меньшим усердием, чем туземцы, но не признают тибетских лам, так как не принадлежат к «желтошапочной» секте. Какова сущность секты буддизма непальцев, я не знаю, но знаю, что они имеют своих духовных лиц и читают молитвы не только на своем языке, но и на санскрите. Они свободно совершают религиозные процессии по улицам города и вокруг храма Большого Чжу, среди золотых светильников коего немало лампад с вырезанными именами непальцев, благочестивых и щедрых жертвователей. Все непальцы носят длинные халаты, преимущественно коричневого цвета из местных или европейских сукон, особые шапочки черного цвета, часто с меховой отделкой, и унты, не отличающиеся от местных женских.

Во время религиозных процессий и дома более зажиточные непальцы надевают костюмы европейского образца несколько своеобразного покроя. Браков с туземками непальцы избегают, потому что, как мне сказали, по их государственным законам вступившего в такой брак на родине ждет смертная казнь. Поэтому нарушившие этот закон остаются в Тибете навсегда, спасаясь, если только верно первое сведение, от неминуемой смерти. Непальцы, благодаря воинственным наклонностям господствующего на их родине племени – гурка, умеют оберегать свои интересы от посягательства местного населения. Так, рассказывают, что около четверти века тому назад местное духовенство, недовольное высокомерным отношением к ним непальских купцов, однажды по незначительному случаю подняло беспорядки, чем воспользовалась и толпа. Разграблены были почти все непальские магазины. Непальское правительство потребовало от тибетских властей полного возмещения убытков, угрожая в противном случае войной. Тибетское казначейство принуждено было выдать потребованные суммы. Но, как уверяют ламы, этот инцидент заставил и непальцев быть более почтительными к местному духовенству.

Монголов, живущих в самой Лхасе, почти нет, за исключением, конечно, временных посетителей-богомольцев. Во время моего пребывания там постоянно жил один халхасец, прежде бывший духовным лицом и за провинности выгнанный из монастыря. Он сожительствовал с тибетянкой, и оба питались попрошайничеством и другими честными и нечестными заработками, но все же он не покидал надежды увидеть когда-нибудь родные кочевья. Еще жила одна старушка, принявшая обеты монашества. Она происходила из Алашани и, проживая на счет добровольных подаяний, неуклонно стояла на своем решении продолжить до самой смерти счастье – каждодневно лицезреть обе статуи «Учителя» – Будды.

2. Социальное деление

В социальном отношении туземное население делится на светское и духовное. Во главе первого сословия стоят потомственные князья с маньчжурскими титулами не выше пятой степени, т. е. гунов. При новой организации управления в 1751 г. их было утверждено очень немного, но впоследствии число их стало увеличиваться, так как отец или брат каждого далай-ламы и банчэн-эрдэни обычно возводится в степень гуна. Второе сословие делится на перерожденцев и простых монахов без различия того, из какого сословия они вышли.

Князья, высшие перерожденцы, монастырские общины и высшее центральное управление являются собственниками земель, имеют своих подданных (по-тибетски – ми-сре, или ми-сэр), которые живут на этих землях и являются как бы свободными крестьянами, и рабов, уже невольных работников (ёк, или цзэ-ёк). Однако подчиненность ми-сре выражается главным образом в уплате аренды за земельное пользование, а кроме того, они подвергаются суду владельцев, которые высылают на свои земли правителей или назначают их из местных же жителей. Вследствие постановки на первый план исправного поступления податей здесь чрезвычайно развита откупная или арендная система. Получая известный участок с аукциона, откупщик или арендатор, понятно, старается извлечь как можно больше выгоды для себя, что является большим материальным гнетом для подчиненных. Однако оставление земельного пользования не избавляет крестьянина от податей и повинностей, и он должен уплачивать, смотря по средствам, известную сумму своим господам.

Духовенство по законам религии считается «вышедшим из дому», поэтому оно свободно от податей и подчиняется только своей монастырской администрации. Но суровая действительность с постоянной борьбой за существование приводит бедных из них к родным, чтобы принимать участие в обработке полей или отыскивании других заработков. Все же они являются лично свободными, лишь бы не нарушали монастырских уставов настолько, чтобы быть прогнанными.

3. Домашняя обстановка

Домашняя обстановка различных классов населения, конечно, отличается таким разнообразием, что никак не может быть подведена под одну категорию. Вообще же, должно сказать, что каждый класс живет относительно грязно, иначе говоря, чистота в жилищах никогда не соответствует роскоши обстановки.

Кроме того, сама домашняя обстановка по большей части не соответствует состоятельности хозяев; однако наибольшая роскошь с затратой значительного капитала наблюдается в предметах культа, коим в богатых домах отводятся даже отдельные комнаты. С другой стороны, беднота часто имеет лишь одну глиняную лампаду, поставленную на полочке в переднем углу перед каким-нибудь старым и убогим изображением божества. Не беря на себя задачи описания домашней обстановки таких разнообразных слоев местного общества, я все же хотел бы дать в общих чертах картину квартирной обстановки тибетца среднего класса.

Этот класс населения занимает квартиру в две больших комнаты, одна из коих служит кухней, а другая – спальней. В последней, обыкновенно в одном из противоположных входу углов, находится стол для будд или, иначе, домашний алтарь. На нем, ближе к стене, расставляют статуи будд, которые чаще находятся в отдельных киотах или имеют один общий шкафчик с открытой передней стенкой, иногда заделанной оконным стеклом. Перед ними два или три ряда жертвенных чашек, наполненных водой, цзамбой, ячменем, цветками и т. п. Каждый ряд этих чашек имеет по одной лампаде, наполняемой исключительно коровьим топленым маслом.

Затем по стенам комнаты – низенькие деревянные кровати с тюфяками, называемыми по-тибетски бойдан. Последние покрываются сверху коврами местного производства. Вместо тюфяков часто встречаются и войлочные постели, крытые местным сукном или другими материалами. Специальных подушек замечать не приходилось. Под голову кладут чаще платье, свернутое и сложенное в мешки. Одеяла ткутся из овечьей шерсти, узкими полосами наподобие ковров, так что с внутренней стороны немного напоминают искусственный мех. Затем эти полосы сшиваются между собой. Такие одеяла стоят, смотря по качеству, от полутора до четырех рублей.

Перед кроватями – небольшие низенькие столики, на коих ставят тарелки, чашки и т. п., но почти неотлучно на них стоит цзампор, большая деревянная чашка с крышкой, обыкновенно выкрашенная в красный цвет. В нее кладется мука цзамба, которая постоянно предлагается гостям первым кушаньем. Тут же, поблизости, можно найти так называемый мэ-пор, род глиняного горшка с большим отверстием сверху: в него плотно накладываются угли догорающего аргала. Мэ-пор, служа для поддержания постоянно теплым поставленного на него чайника с чаем, в зимнее время, кроме того, нагревает комнату, заменяя печь, которой не бывает в спальне. В этой же комнате хранятся деревянные сундуки и вообще все пожитки хозяев. Стенных украшений почти нет, если не считать таковыми разные изображения религиозного характера.

На кухне самое главное – печь или, вернее, очаг (по-тибетски – таб), который при взгляде сверху напоминает внешними очертаниями трапецию, имеющую ближе к более узкому концу большое круглое отверстие для вставления при приготовлении пищи котла, а по острым углам своим небольшие отверстия с выступающими подпорками по краям. На них ставится небольшая посуда. Вышина такой печи не бывает более 0,5 аршина. У узкого же конца, сбоку, делается большое отверстие для накладывания топлива. К нему приделывается полукруглая с невысокими стенами отгородка, в которую вделывается конец железной трубы раздувального ручного меха. В противоположной к ней стороне пробивается небольшое отверстие для выбрасывания золы. Печь эта делается из глины и, хорошо обожженная, продается на базаре отдельно.

Для удобства она ставится на особое основание, вышиной около 3/4 аршина, со скамейкой для сидения истопника и загородкой для сваливания золы. Подле каждой печи почти всегда устраивается помещение для хранения топлива, которым в Лхасе, да и по всему Тибету, служит преимущественно сухой помет рогатого скота (по-тибетски – мэ-шин – «дрова»).

Здесь же на кухне, конечно, можно видеть и всю кухонную посуду, которая почти целиком сделана из хорошо обожженной глины. Кстати, должно сказать, что в гончарном искусстве тибетцы достигли значительного совершенства, как по художественности отделки, так и по умению обжигать глину.

Касаясь частностей, назовем главнейшие виды глиняной кухонной посуды.

1. Чурама – большой сосуд для воды.

2. Чубин – такой же сосуд меньших размеров для носки воды (носят на спине).

3. Хог-ди – чайник для наливания приготовленного для питья чая.

4. Чжя-хог – горшок для хранения чайной настойки, из которой берут небольшую дозу, и, разбавив кипятком, получают чай для питья.

5. Хог-ма – котел для приготовления пищи.

6. Мо-хог – особый высокий горшок с выступами внутри для вставления деревянных решетчатых загородок параллельно дну, предназначаемый для испечения посредством пара особых пирожков (момо).

Кроме этих глиняных вещей почти в каждом доме можно найти особый цилиндрический сосуд, называемый домо, или донмо и служащий для взбалтывания (заделывания) чая с маслом посредством поршня. Если к этому прибавить деревянные и медные ковши, а также деревянные и китайские фарфоровые чашки, то этим и ограничивается кухонный инвентарь первой необходимости.

В настоящее время в зажиточных домах глиняная посуда уже начинает уступать место эмалированной, которая в последнее время в прогрессирующих размерах стала ввозиться из Британской Индии. Кроме того, в богатых домах в большом употреблении посуда из красной меди и в особенности желтой меди, но у бедных вся посуда исключительно глиняная, приготовленная, как мне говорили, на гончарном круге. Сам я не видел производства глиняной посуды, так как в Лхасе нет заводов за отсутствием соответствующей глины. Гончарные работы производятся где-то в стороне от Лхасы.

4. Одежда и украшения

Светские мужчины Центрального Тибета имеют троякого рода прическу волос. Высший и средний классы, а также окраинные пастушеские племена никогда не бреют волос на голове. При этом первый класс, состоящий из наследственных титулованных князей и высших чиновников, делает особую прическу, собравши все волосы на темени в пучок, который украшается еще золотым или серебряным с камнями (преимущественно бирюзой) гау (хранилищем амулетов). Второй же класс заплетает одну косу на затылке, делая спереди пробор точь-в-точь как у русских деревенских девушек. Пастушеские племена чаще ходят с распущенными волосами. Простой народ бреет часть головы, оставляя косу наподобие китайской.

Те и другие украшают косы, ближе к плечам, разными кольцами или же более или менее дорогими гау.

В правом ухе носят преимущественно одну бирюзу (ю) на шелковой ниточке, а в левом – большое кольцо с бирюзой (по-тибетски – алун), знатные, а также богатые носят в левом ухе одиночную золотую серьгу (со-чжя), состоящую из кольца около 1,5 дюйма в диаметре. Один конец его остается свободным для вдевания в ухо, а другой продолжается книзу, и на него надеваются шарики с бирюзовыми вставками. Оканчивается он продолговатым, заостренным книзу зеленым камнем или стеклом.

Головные уборы, или шапки, не отличаются однообразием. Простой народ носит обыкновенно войлочные шапки без козырька, какие носят китайские крестьяне сининского края, а также шапки различнейших образцов своего изготовления. Торговцы и зажиточные люди в обыкновенное время любят надевать известные китайские шапочки. Более своеобразными являются шапки, надеваемые должностными лицами. Князья и высшие сановники в торжественных случаях носят собольи шапки маньчжурского образца, а в обыденное время – шляпы с неширокими прямыми полями.

Те и другие украшаются пучком ниток, поверх коего прикрепляется шарик степени его чина и павлинье перо (по-китайски – лин-цзы). Потомки древних князей, покровителей религии, являющиеся духовной аристократией, в большинстве случаев занимают должности дунхор и носят особые белые шапочки на самом темени, прикрывая известную прическу. Более низшие должностные лица обыкновенно носят желтые шапки, напоминающие фуражки без околышей и козырьков (по-тибетски – богда), а свитная прислуга сановников носит шапку, состоящую из большого красного круга, по краям которого торчит красная же бахрома из шерсти, и небольшого приспособления для надевания на голову, делаемого из парчи.

Мне приходилось слышать объяснение, что такие шапки представляют шею после отрубления головы, из которой льется кровь, изображаемая бахромой. Этим символизируется то, что слуга постоянно должен опасаться быть обезглавленным своим господином, если только обнаружит неповиновение.

Покрой одежды тибетцев, как и у всех восточных народов, отличается однообразием, отличаясь, конечно, цветом и разнообразием материи, из которой она строится. Мужская одежда состоит из: 1) рубашки (огчжу), которая делается или с широкими рукавами, но без пуговиц, или без рукавов, но застегивающейся пуговицами; та и другая запахивается к правой руке; 2) панталон (гутун), с разрезами внизу для отправления потребностей без помощи рук; у рабочего класса панталоны чаще делаются вместе с безрукавной рубашкой, как у наших маленьких детей; 3) унтов (лхамгой), состоящих из войлочной, часто простеганной подошвы, края которых изогнуты кверху приблизительно на 0,5–1 дюйм; к этим краям пришивается головка из разноцветного европейского сукна (гоньям), от которой идет вверх голенище из местного сукна, почти исключительно темно-красного цвета.

Так как голенище очень мягко, то оно требует повязки (лхам-чжю(г)) на верхнем конце. Рабочий деревенский люд носит чаще сапоги с сыромятными головками и голенищами из полосатого местного сукна; 4) поверх рубашки любят носить род нашего жилета; 5) сверху же надевают халат (чуба), который всегда запахивается к правой руке. Халат постоянно подпоясывается кушаком (ира).