Текст книги "Омен. Конец Черной звезды"

Глава 5

Начало всегда давалось ему с трудом. Мозг пузырился, словно швейцарский сыр, от постоянных сомнений, что сама идея книги никуда не годится, что он вообще не сможет написать ее. Он давно исчерпал свой талант и т, д, и т, п.

Но по крайней мере сюжет здесь не являлся вымыслом. А иначе кого могут заинтересовать досужие фантазии пятидесятилетнего писателя?

Нет, сюжетец, похоже, что надо. Вот только как бы позаковыристей «раскрутить» его?

Часа три рылся он в кипе газетных вырезок, пробегая глазами статью за статьей. Материалы первых лет пожелтели и буквально рассыпались в руках, а последние заметки еще пахли типографской краской. Однако все они, в сущности, повествовали об одном. О том, что на семействе Торнов лежит проклятье. Начиная с матери Дэмьена, Кейти Торн, выпавшей из окна госпиталя, до самого Дэмьена, скончавшегося от сердечной недостаточности в возрасте тридцати двух лет. Ни один из Торнов не почил с миром в своей постели, дожив до старости.

Мейсон встал, зевнул и, потягиваясь, расправил затекшие плечи. Покосившись на письменный стол, он остановил взгляд на заметке о Филипе Бреннане. Эта газетная вырезка лежала сверху.

Мейсон прочел ее три раза подряд. Загадочное убийство. В зарослях обнаружено тело со следами ножевых ранений. Отверстия были треугольной формы. Стало быть, и лезвия стилетов тоже. Такие раны практически не заживают. Да и как вообще может затянуться рана на горле? Хорошо, если смерть наступила мгновенно. А если нет? Мейсон не был в этом уверен. Что если агония несчастного Бреннана длилась целую вечность? Что тогда?

А кошмарные следы собачьих зубов? Медицинский эксперт установил, что это были укусы гигантского ротвейлера. Мейсон растерянно заморгал. Он ни хрена не смыслил в породах собак. Но почему этот растреклятый ротвейлер набросился на американского посла где-то у черта на куличках, в одном из Беркширских поместий?

А жуткая история с женой Бреннана, кинувшейся на объятый пламенем гроб?

Короче говоря, вся эта вереница происшествий вызывала кучу вопросов. А ответов на них не находилось. Но один факт пробудил в Мейсоне просто жгучее любопытство. Секретарша в посольстве сообщила ему, что Бреннан присутствовал на ужине у Поля Бухера в тот роковой вечер накануне войны, которую теперь окрестили Армагеддоном.

Мейсон нутром почуял здесь что-то неладное. На первый взгляд подобный визит не вызывал удивления. Почему бы послу не отужинать у Бухера? Но если принять во внимание, что вся история «Торн Корпорейшн» – это поистине целая сага, где на каждом шагу переплетаются тайны и преступления, не исключающие и коррупцию, то сей факт вырисовывался совсем в другом свете. А ведь компания простирала свои щупальца во все уголки земного шара.

Так уж случилось, что по роду своей деятельности Мейсону приходилось быть циником. Ведь если хочешь узнать истинные намерения политиков, не верь тому, о чем они талдычат на каждом углу.

«Торн Корпорейшн» являлась крупнейшей в мире компанией, и уж если ее директор приглашает на ужин политика высшего ранга, то явно не для того, чтобы поиграть с ним на лужайке в гольф.

Филип Бреннан был обязан находиться в Лондоне в тот час, когда на Иерусалим падали бомбы, а не отбиваться от сторожевого пса в сельской дыре. Ведь накануне посла вызывали на Даунинг. – Стрит. И он не мог не знать о надвигающейся катастрофе.

Да, чтобы состряпать приличную книжонку, придется покопаться в грязи. И ему не обойтись без помощника. Слава Богу, такой человек имелся.

После звонка из Нью-Йорка Анна Бромптон отложила все свои дела. Она уже почти завершила работу над тремя небольшими проектами. Однако это занятие может и потерпеть. Когда тебе звонит сам Джек Мейсон, нужно бросать все и мчаться сломя голову, куда он укажет.

На первый взгляд – да, пожалуй, и по трезвому размышлению – задумка Мейсона смахивала на довольно бредовую затею, однако что-что, а свои сомнения Анна уж как-нибудь отбросит. Если Мейсон полагает, что книга должна быть написана, то кто такая Анна Бромптон, чтобы спорить с ним? Анна почитала за великое счастье работать с Мейсоном и время от времени оказывать ему кое-какие услуги.

Оглядываясь назад, она вдруг припомнила их первую встречу года три назад. Как же ее тогда взволновал хрипловатый голос Мейсона! А сам он совсем не походил на тех зануд, какие окружали Анну в полусонном издательстве.

На следующее утро ей доставили пакет с газетными вырезками и длиннющее письмо, но Анна, решив не размениваться по мелочам, остановилась на истории Филипа Бреннана. Для начала этого достаточно. Все равно отправным пунктом велено считать трагедию посла. Что ж, пора действовать. Может быть, ей и повезет.

Донна Элрод жила теперь в Кенте, подвизавшись там где-то на полставки. Она сообщила, что будет рада поговорить. Анна заполучила номер ее телефона от одной приятельницы, работавшей в американском посольстве. Набирая номер, Анна не питала на сей счет особенных иллюзий. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что личные секретарши, как правило, преданны своим шефам и привыкли держать язык за зубами. Но, к удивлению Анны, Донна Элрод легко согласилась на встречу.

Анна выехала рано утром, а в обед обе женщины уже приканчивали вторую бутылку вина в прелестном коттедже Донны. Между ними мгновенно возникла взаимная симпатия. Бывшая секретарша Бреннана с первого взгляда пришлась по душе Анне. На вид ей было лет пятьдесят. Брюнетка с подкрашенными хной волосами. Произношение выдавало в ней жительницу Манхэттена. Видимо, секретаршу уже давненько подмывало поговорить с кем-нибудь о Филипе Бреннане: она, похоже, искренне переживала его гибель и надеялась обрести покой после такой беседы, – Последнее время он вел себя очень странно, – тихо произнесла Донна. – Например, Бог знает зачем летал в Рим. – Он не объяснил, зачем? Донна кивнула:

– Сказал, что ему надо в какой-то монастырь. Чтобы увидеться со священником. Кажется, неким де Карло, если мне не изменяет память. Или что-то вроде этого.

Анна сделала пометку у себя в блокноте. Между тем Донна Элрод продолжала:

– Знаете, Бреннан вообще отличался странностями. Как раз незадолго до того ужасного дня мы с ним болтали о том, куда бы ему с женой двинуть на отдых. И Бреннан заявил вдруг, что нормальному человеку на этой планете поехать уже просто некуда. Потому что везде и всюду воюют и убивают друг друга. – Донна улыбнулась. – Помню, например, что об арабском мире он говорил, будто тот раскололся на фундаменталистов и их противников. То есть, попав туда, угодишь либо в лапы средневековья, либо наткнешься на суперсовременное дуло. Анна хохотнула.

– В общем-то, – спохватилась Донна Элрод, – это замечание касалось любой страны. Когда я предложила отправиться в Испанию, Филип забраковал мою идею, потому что, с его точки зрения, в Испании снова победил фашизм. В Индийском регионе царили коммунистические настроения, а стоило мне заикнуться о поездке в Швецию, Филип махнул рукой, заявив, что там ему придется прятаться в бронированном автомобиле.

Улыбка на лице Донны исчезла, и женщина покачала головой:

– Но ведь действительно, в мире творится полная неразбериха, разве нет?

Возражать Анна не стала. Она лишь кивнула и попыталась направить разговор в другое русло. Анна закинула удочку, стараясь выведать, что Донна думает о мотивах преступления.

– А что я могу знать, если даже у полиции нет на этот счет никакой мало-мальски состоятельной версии, – усмехнулась та, пожав плечами.

– Но вы ведь неплохо знали Вреннана…

– Что с того? – Донна задумалась. – Это ужасно, умереть вот так… от удара кинжала…

Голос Донны задрожал, и она еле слышно пробормотала:

– Конечно, ум человеческий – штука чудовищная. Вы согласны? – Она бросила на Анну какой-то жалобный взгляд. – Давно пора отдать эту планету насекомым. Пусть бы себе преспокойненько размножались.

Анна в который раз попыталась отвлечь Донну от печальных мыслей.

– Знаете, – бодро вступила она в разговор, – помню, когда-то в детстве я прочла в одной книжонке, что однажды наш мир действительно достанется насекомым. Но там же один шутник возразил: если насекомые такие умные, то почему мухи вечно бьются о стекла, не замечая их.

Донна Элрод и бровью не повела. Она лишь уныло заметила:

– Но ведь на них радиация не действует. Представляете, как они разжиреют, питаясь нашими мертвыми Телами. «Да, похоже, настало самое время откланяться».

На обратном пути в Лондон Анна прокрутила пленку с записанной беседой. Никакой ценной информации она не получила. Донна Элрод представляла собой классический пример вышколенной секретарши, тайно влюбленной в своего шефа. А теперь горько расплачивающейся за свое безнадежное увлечение.

Ее пригласили на празднование десятилетнего юбилея издательства. Отметить это событие решили в одном из шикарных ресторанов Сохо. Анна приняла приглашение, надеясь как-то отвлечься от неудач, сопровождавших ее последнее время. В поисках информации по делу Анне ровным счетом ничего не удалось выяснить. В голову невольно закрадывалась мысль: уж не ошибся ли Джек Мейсон, выбирая себе помощника?

Нельзя сказать, чтобы Анна получала удовольствие от подобных вечеринок. Бестолковое переминание с ноги на ногу «возле стойки бара; никчемная и глупая болтовня со знаменитостями, без зазрения совести позволявшими себе хорошо надираться за чужой счет, не церемонясь и позабыв о приличиях; дешевый флирт напропалую и оплошные претензии на собственную неповторимость уже порядком поднадоели Анне.

При всем при этом сама она тоже умудрялась затеять пустую полупьяную беседу, а к концу вечера вдруг с удивлением обнаруживала, что какой-нибудь подвыпивший идиот уже рьяно ухлестывает за ней, твердо намереваясь сопровождать Анну домой. На следующее утро голова ее раскалывалась, и Анна довольствовалась лишь обрывками воспоминаний о восхитительно проведенной вечеринке.

Она бросила взгляд в зеркало, поправляя прическу. У Анны была сногсшибательная короткая стрижка, за которую женщина выложила чуть ли не состояние. Стрижка ей очень шла, открывая лебединую шею и красивые плечи. Платье подчеркивало высокую грудь, столь притягательную для мужских взоров. Правда, и женщины бросали на Анну весьма красноречивые, завистливые взгляды, но это значения не имело – она давно махнула рукой на недоброжелательниц.

Пожалуй, к недостаткам Анны можно было отнести ее острый язычок, причинявший Анне немало хлопот, однако любая такая шпилька сопровождалась восхитительной, широкой улыбкой, которой Анна в совершенстве овладела еще в детстве. А посему на Анну не обижались, прощая ей колкости.

Собираясь сегодня на вечеринку, Анна здорово припозднилась. Однако сделала она это намеренно, прекрасно понимая, что чем позже явишься, тем вероятней встретишь кого-то, с кем захочется поболтать.

Прихватив бокал с вином, она вплыла в разношерстную толпу, подставляя одним щеку для поцелуя, а с другими просто перебрасываясь приветствиями. Знакомых лиц было сегодня хоть отбавляй: что ни говори, но во всей этой суматохе имелись и свои плюсы. Так что Анна, не скупясь, раздавала щедрые улыбки.

– Мисс Бромптон? – раздался за спиной глубокий, приятный голос с очень сильным акцентом. «Итальянец», – промелькнуло в ее голове. Обернувшись, Анна увидела симпатичного молодого человека с загорелым лицом южанина. Да. Смазливый мальчик, но не сногсшибательный. К тому же чересчур молод. Молоко на губах не обсохло. Зовут Фрэнсисом.

– Фрэнсис? – улыбнулась Анна и, заметив, что у него в отличие от других нет в руке бокала, с любопытством взглянула на юношу.

– Вы ведь мисс Бромптон? – переспросил молодой человек.

Заинтригованная, она кивнула. Что-то в этом парне явно отличало его от всей пишущей братии, что-то старомодное и – Анна никак не могла найти подходящее слово – несветское. Почему он выбрал именно ее? В зале пруд пруди красоток и помоложе.

– Вы работаете над книгой о Торнах, не так ли? Анна растерялась. Какого черта! Ему-то об этом откуда известно? Она сердито плеснула себе вина в бокал и удивленно подняла брови, – Я прочел об этом в газете, – смутившись, торопливо объяснил Фрэнсис. – В «Стэндард».

– Ну да…

Естественно, Можно было бы догадаться. Стоит обронить где-нибудь словечко, как газеты тут же подхватят его.

– Я звонил вам домой, и автоответчик сообщил, что вы здесь.

Анне вдруг стало интересно, кто такой этот юноша и откуда он.

– Есть такое слово, – напрягаясь, наморщил лоб итальянец. – Когда все ломаешь на своем пути или что-то в этом роде..

– Идешь напролом, – улыбаясь, подсказала Анна. Интересно, какая нелегкая заставила этого сосунка идти напролом, чтобы добраться до нее? Юноша просиял и, видимо, осмелев, тут же поинтересовался, не сможет ли Анна уделить ему чуточку времени.

– Это вопрос жизни или смерти, – посерьезнев, добавил он.

У Анны мгновенно разыгралось воображение. Да, с подобной прелюдией к ней давно никто не подкатывался. Да еще такая лапочка. Однако волнение ее тут же сменилось разочарованием. Как только они отошли к окну, Фрэнсис протянул Анне конверт.

– Не уверен, что вы поверите моему рассказу. Однажды мне уже не повезло, – грустно вымолвил юноша, поникнув головой.

Анна открыла было рот, но Фрэнсис поднял руку, и она невольно подчинилась. Любопытство ее разгоралось.

– Всю свою жизнь я имел дело с Торнами. Разумеется, я не из их окружения. Наверное, вы и сами об этом догадываетесь. Я пытался предупредить людей, но всякий раз наталкивался на их равнодушие. В конце концов люди начали верить, но к тому времени они уже были обречены.

Анна расхохоталась. Какое-то ветхозаветное словечко. Обречены. Они, конечно, все обречены. Однако Фрэнсиса ее смех не смутил.

– Если я открою вам то, что известно мне, – продолжал он, – вы мне не поверите. Вы скажете, что я… – Он замялся на полуслове. И вдруг тоже широко улыбнулся. – Вы скажете, что я мелю чушь, не достойную вашего интеллекта.

– Ничего, – хмыкнула Анна. – Я потерплю.

– Все, о чем я вас прошу, – взволнованно произнес юноша, – это прочесть то, что хранится в этом конверте. Там список людей, которые так или иначе были связаны с Торнами. Я отметил тех, с кем встречался лично. Их всех объединяет одно…

Анна в нетерпении выхватила из его рук конверт, надорвала конец и извлекла содержимое. Список был очень длинным. Некоторые фамилии показались Анне знакомыми, однако большинство не говорило ей ни о чем. Едва Анна начала читать, Фрэнсис тихим голосом добавил:

– Этих несчастных объединяет то, что умерли все они ужасной смертью или бесследно пропали. Анна как будто не слышала.

– Потрясающе, – срывающимся голосом обронила она. Фрэнсис растерянно заморгал. Такой реакции он не ожидал.

Анна пробежала глазами первую страницу и взялась было за следующую, скользнув взглядом по последней фамилии в списке. Некая Чесса, работавшая у Поля Бухера.

– Можно мне все это оставить у себя? – спросила Анна с разгоревшимися от любопытства глазами.

– Ну, конечно. Именно за этим я здесь. Анна привстала на цыпочки и чмокнула юношу в щеку, заметив, как тот сразу же зарделся.

– Уж не знаю, откуда только вы свалились мне на голову, милый синьор Фрэнсис, но я вам чрезвычайно признательна. Предлагаю сей же час ретироваться отсюда и завалиться куда-нибудь, где вы сможете поподробнее рассказать мне обо всех этих людях.

Фрэнсис вдруг возбужденно схватил ее за руку и отчаянно замотал головой:

– Послушайте, все эти люди пали жертвами Торнов. Список – предупреждение. Говорю вам. Свалить Торнов невозможно!

Анна попыталась выдернуть свою руку, но это не возымело никакого действия. Юноша продолжал трясти ее, расплескивая вино из бокала. На них стали оглядываться.

– Умоляю вас, – с жаром воскликнул Фрэнсис, – я не преувеличиваю. Если вы вмешаетесь, ваше имя только пополнит список. Если вы считаете, что я свихнулся, прикиньте в уме эти совпадения на досуге. Почему все они погибли так ужасно? И спросите себя: «Чем я отличаюсь от этих людей?» Повернувшись, Фрэнсис зашагал к выходу, пробираясь сквозь толпу и не замечая ничего вокруг. Анна еще какое-то время наблюдала за ним, потом снова уткнулась в список.

– Господи, – прошептала она, – надо же, чтобы так повезло.

При первом же удобном случае Анна улизнула с вечеринки, проигнорировав массу соблазнительнейших предложений восхитительно завершить вечер.

Те, кто внимательно следил за оживленной беседой Анны с итальянцем, не преминули отпустить по ее поводу пару шуточек, и вот уже захмелевшие коллеги Анны шушукались на каждом шагу о ее новом увлечении. Анне было решительно наплевать на эти сплетни. Пожалуй, даже льстило, что ей приписывают интрижку с юным красавцем. А вот обмолвись она сейчас кому-нибудь о том, что отправляется в отдел микрофильмов библиотеки Би-Би-Си, ей, конечно же, не поверят.

Всю ночь напролет корпела Анна над документами, позабыв о времени. Чесса, молоденькая няня трехлетнего Дэмьена Торна. Повесилась в оконном проеме особняка. Предполагаемое самоубийство. Мотив не известен.

Семейство Торнов: Кейти и Роберт; затем фотограф, священник, тут же несколько итальянских монахов; друзья, родственники, совсем незнакомые люди – вереница трагедий, окутанных тайной.

От Лондона до Чикаго – смерть и разрушение. И никакого мало-мальски толкового объяснения. Как болезнь, как чума, от которой нет спасения.

Уже забрезжило утро, когда Анна покинула здание библиотеки. Взглянув на часы, она прикинула в уме, что в Нью-Йорке сейчас середина ночи. Неважно. Такая информация не терпит отлагательств. Анна передаст ее по факсу.

Дома она вдруг вспомнила слова Фрэнсиса: «А чем я отличаюсь от остальных?» Сердце у Анны внезапно сжалось при мысли, что она никогда больше не увидит этого человека. Она взглянула на конверт и облегченно вздохнула. На обратной стороне были записаны и адрес, и телефон. Они были выведены каллиграфическим почерком. «Своего рода искусство», – улыбнулась Анна. Надо же, чтобы в 2001 году нашелся человек, которого по-настоящему заботит, чтобы его координаты были красиво записаны.

Глава 6

Мейсон решил ознакомиться с факсом за завтраком. По мере того как писатель углублялся в чтение, удивление и любопытство сменялись восхищением относительно способностей помощницы. В самом конце факса сообщалось о самоубийстве Поля Бухера, а также стояла небольшая приписка, в которой значилось:

«На этом заканчиваю и ложусь спать. Пожалуйста, отложи свои поздравления на восемь часов».

Мейсон с нежностью провел ладонью по бумаге, словно та была из тончайшего шелка. Однако стоила эта бумажонка куда дороже самого драгоценного шелка. Мейсону и в голову не приходило, насколько глубоко проникла смерть в семейство Торнов. Насчитав тридцать две фамилии, писатель затаил дыхание. Что бы ни стояло за всем этим кошмаром, оно, видимо, было пострашнее чумы.

Похоже, над композицией книги не имело смысла ломать голову. Ибо сам по себе список уже диктовал разделение будущего романа на главы. Оставалось решить, как оживить сюжет и докопаться до подробностей. Мейсон поднял трубку, собираясь набрать номер телефона в Лондоне, но тут же передумал, вспомнив просьбу Анны не беспокоить ее несколько часов. Тогда он звякнул в авиакомпанию и заказал себе билет до Чикаго. Затем связался со своим приятелем из «Таймс», попросив того помочь собрать кое-какие факты из биографий живших в Чикаго людей, которые значились в списке.

Спустя два часа Мейсон уже летел на северо-запад. Он снова погрузился в чтение факса. Кто такой этот чертов Дженнингс? Или отец Дулан? Или, например, священник по фамилии Тассоне? Каких таких дел они наворотили, что навлекли на себя гнев подручных семейки Торнов? Дженнингсу отсекло голову листом стекла, Дулан был заживо похоронен. Тассоне – чуть ли не распят. Чертовщина какая-то.

Мейсон принадлежал к той категории людей, которые Стараются предусмотреть все до мельчайших деталей. Получив от Анны сообщение о загадочном молодом итальянце и сопоставив эту информацию с другими фактами, Мейсон решил, что подобная задачка по зубам разве что компьютеру. А ему самому неплохо было бы подготовиться к встрече с Чикаго.

Как художник слова, Мейсон имел обыкновение посещать те места, которые описывал в своих книгах, чтобы как можно глубже проникнуть в атмосферу происходящего. Он намеревался побродить вдоль тех улочек, по которым ходили Торны, и подышать тем воздухом, которым дышали они. К слухам о привидениях Мейсон относился весьма скептически, но вот в творческое вдохновение верил безоговорочно.

Конечно, однажды он сядет за пишущую машинку. Вот тогда он будет молиться, чтобы нашлись нужные слова, чтобы он сумел выразить то, что бередило его ум и душу, чтобы люди с волнением, а не ради праздного любопытства читали сей труд. Торны проживут новую жизнь на страницах его романа, и вирус, поразивший их, наконец обнаружит себя.

Спустя несколько часов Мейсон прошелся по тому самому месту, где возвышался Музей Торнов. Затем писатель посетил кладбище. Он без труда отыскал семейный склеп Торнов. Усыпальница представляла собой массивное, круглое сооружение из гранита, с тяжелыми дубовыми дверьми, за которыми покоились останки четырех поколений, в том числе и Дэмьена Торна, скончавшегося в зените славы.

Коснувшись холодного камня, Мейсон невольно вздрогнул. Он почувствовал, как запылала кожа на ладони. Мейсон тут же отдернул руку, опасаясь, что она примерзнет к граниту, а затем с силой толкнул дверь. Но дверь не поддавалась. Возможно, в былые времена посторонние и заглядывали сюда, однако скоро двери заперли, охраняя от любопытных взоров покоившиеся за массивными стенами останки.

Мейсон чертыхнулся. Ему не терпелось увидеть склеп собственными глазами. Интересно, у кого можно попросить разрешения на вход?

Повернувшись, он неторопливо зашагал прочь, чувствуя, как сырой туман, поднимающийся над озером, пробирает его до мозга костей сквозь тонкое пальтецо. Не обращая внимания на сей малозначительный факт, Мейсон медленно побрел по кладбищу, время от времени останавливаясь, чтобы прочесть ту или иную надгробную надпись.

Одна из могил привлекла его внимание. Надпись на камне гласила, что под ним покоятся супруги Картрайт. Мейсон усмехнулся про себя, вспомнив вдруг о своих двух бывших женах. Вот интересно, а можно снять могилку на всех? Так сказать, вечная «любовь-на-троих». «Придет же такое в голову», – невесело хмыкнул он.

И тут Мейсон внезапно подумал о бедняге Дулане, которого непостижимым образом заживо закопали. Тайной оставалось и то, как святой отец умудрился угодить в свежевырытую могилу, а заодно и сломать себе шею.

Еще одна загадка. Виновного так и не нашли. И сколько бы трагедий ни разыгрывалось вокруг Торнов, ни одного преступника так и не удалось выявить. Все они словно в воду канули. Какой-то любитель мистики утверждал, будто возле могилы, в которую свалился Дулан, оказалось множество следов, наверное, гигантская собака рыла здесь землю. Его высмеяли и… только. А Дулана перезахоронили. И успокоились на этом.

Противный, липкий пот прошиб Мейсона, и он поспешил прочь с кладбища, решив по дороге заглянуть в бар, о котором упоминалось в газетной вырезке. Там сообщалось, что в тот злополучный вечер Дулан забрел в этот бар и даже хватил лишку. Действительно, через минуту Мейсон разглядел на тропинке указатель. Бар и гриль.

Мейсону вдруг страшно захотелось выпить. После второй порции виски Мейсон извлек из кейса газету и принялся заново читать. Лысый и кругленький бармен, хитро прищурившись, вдруг громко воскликнул:

– А вы ведь Мейсон, а, сэр?

Мейсон в сердцах стукнул кулаком по столу и застонал, проклиная все телевизионные передачи, где он принимал участие.

– Чита-ал, чита-ал ваши книжки. Неду-урно, – протянул бармен.

– Спасибо. Скажите, вы могли бы рассказать что-нибудь о священнике? Ну, о том, который оказался заживо погребенным?

Бармен почесал затылок:

– Он тогда здо-орово поднабрался. Еле на ногах держался. А еще тащил с собой эту железяку, детектор, все чьи-то кости искал. Их вроде кто-то свистнул из могилы. Ну, кости Торна, что ли, – неприятно гоготнул толстяк, заставив Мейсона вздрогнуть.

– А полицейским вы об этом рассказывали?

– Чтоб потом от них бегать? Я что, дурак? – И он снова заржал.

Спустя час Мейсон выбрался наконец из забегаловки. Любопытство его разгоралось все сильнее. Похоже, ни на один вопрос в этой истории не существовало ответа. По крайней мере до сих пор.

Следующей в списке была Жаннет Финн, обитающая в пригороде, куда и направился Мейсон. Жаннет Финн оказалась хрупкой, седой старушкой. На лице ее так и застыла печаль.

Ни о чем не спрашивая, она проводила Мейсона в кабинет мужа. Стены здесь до потолка были заставлены книгами. Старинные фолианты с пожелтевшими от времени страницами, повествующие о древней истории и культуре, соседствовали с новейшими справочниками.

– Вот здесь Майкл и работал, – тихо сообщила вдова. – Он ведь был настоящим книжным червем, редко покидавшим стены своего кабинета, – улыбнулась она. – Я каждый час приносила ему чашечку свежего кофе…

Помолчав немного, Жаннет Финн поведала о том, что однажды ее муж приобрел на аукционе какие-то кинжалы и, страшно взволнованный, упросил священника по фамилии Дулан отвезти их в Италию.

– А потом, – продолжала она, – он забыл о кинжалах, пока в прошлом году не прочел о них в какой-то газете. И тут же решил лететь в Англию.

Лицо старушки просветлело, но в следующий миг улыбка исчезла с него так же внезапно, как и появилась.

– Он никогда не выезжал за границу. И мне не следовало отпускать его.

Голос миссис Финн задрожал.

– Я просила его быть поосторожнее. Но потом он позвонил и сказал, что все это страшно важно и что он встречался с послом…

– Филипом Бреннаном? – быстро ввернул Мейсон. Старушка кивнула:

– Для Майкла этот груз оказался не по плечам. Ходить вот так, кругами. Он ведь знал книги, а жизнь…

Миссис Финн всхлипнула и смахнула слезы, покатившиеся по дряблым щекам.

– Я поехала в аэропорт встретить его. Думала, что Майклу будет приятно. Я видела, как садился самолет… И это самое страшное. Потом я поняла, что именно в ту секунду…

Мейсон знал конец этой трагедии. В момент приземления Майкла Финна раздавило шасси самолета. Непостижимо, каким образом несчастный вообще вывалился из самолета и оказался на шасси. Просто мистика какая-то. А сами похороны! Что они там вообще могли предавать земле, что могло остаться от человека, расплющенного таким кошмарным образом?

Наступила пора возвращаться. Надо было еще позвонить Анне в Лондон. Попрощавшись с Жаннет Финн, Мейсон бодро зашагал по дороге. На углу он на мгновение задержался, заметив, как старушка помахала ему из окна рукой – наверное, точно так же напутствовала она и мужа, провожая его в Англию год назад.