Текст книги "Селефаис"

Говард Филлипс Лавкрафт
Селефаис

© Чарный В., перевод на русский язык, 2024

© Володарская Л., примечания. Наследник, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Во сне Куранес видел город в долине, и морской берег за ее пределами, и снежную вершину, что высилась над морем, и ярко раскрашенные галеры, уходившие из гавани навстречу далеким землям, где море встречается с небом. Свое имя Куранес также обрел во сне, ведь, когда он бодрствовал, его называли иначе. Быть может, сны, где он носил новое имя, были естественны для него; он был последним из своего рода, один среди безразличных миллионов Лондона, и лишь немногие могли говорить с ним и напомнить ему, кем он был на самом деле. У него не было больше ни состояния, ни земель, и то, как к нему относились окружающие, его не заботило; он предпочитал видеть сны и писать об увиденном. Над тем, о чем он писал, смеялись те, кому он показывал свои заметки, и спустя какое-то время он начал сторониться людей, а после и вовсе прекратил писать. Чем больше он отдалялся от окружающего мира, тем удивительнее становились его сны; не стоило и пытаться доверить бумаге то, о чем он грезил. Куранесу было чуждо все современное, и образ его мыслей отличался от писателей тех лет. В то время как они тщились сорвать причудливые покровы вымысла с жизни, стремясь обнажить реальность во всей ее безобразной наготе, Куранеса занимала одна лишь красота. Когда ни правда, ни опыт не в силах были открыть ее, опорой в поисках ему продолжали служить фантазия и иллюзии, и он обрел ее на пороге собственного дома, меж смутных воспоминаний о сказках и мечтах своего детства.

Немногие знают, какие чудеса способны открыть истории и видения юности; будучи детьми, мы способны слушать и мечтать, и нашему мышлению еще не придана окончательная форма, а зрелость, отравленная скукой и обыденностью жизни, напрасно тщится что-либо вспомнить. Но иных из нас будят в ночи странные призраки окутанных чарами холмов и садов; фонтанов, поющих в свете солнца; золотистых скал, нависающих над глухо рокочущими волнами морей; равнин, что простираются до дремлющих городов из бронзы и камня; смутные образы героев, правящих белыми конями у кромки дремучих лесов; и тогда мы понимаем, что сквозь врата из слоновой кости мы заглянули в прошлое, в тот мир чудес, что был нашим, когда мы еще не были такими здравомыслящими и такими несчастными.

В старом мире своего детства Куранес оказался совершенно неожиданно. Ему снился дом, где он родился; огромный каменный особняк, увитый плющом, где жили тринадцать поколений его предков и где он надеялся встретить смерть. В небе сияла луна, и он тайно выбрался из дома навстречу летней ночи, полной ароматов, прошел через сады, по террасам, мимо величественных парковых дубов, оказавшись на длинной белой дороге, ведущей в деревню. Казалось, что от старинной деревни кто-то откусил кусок, как от луны, идущей на ущерб, и Куранес думал о том, сон или смерть таится под островерхими крышами. Улицы поросли травой; стекла домов по обе стороны были разбиты или слепо смотрели в никуда. Куранес не медлил и брел все дальше, словно ведомый некоей целью. Он не смел противиться зову из страха, что впереди лишь иллюзия, подобная стремлениям и надеждам бесцельной жизни, что ждала его после пробуждения. Ноги несли его по узкой тропе, уводившей прочь от деревенской улицы, к скалистому берегу пролива, и вот он достиг конца – перед ним был обрыв, бездна, где кончалась деревня, кончался мир, падая в безмолвную, бесконечную пустоту, и в непроглядном небе над ней не было ни обветшалой луны, ни звезд. Вера толкала его вперед, на край обрыва, прямо в бездну, и он погружался все ниже и ниже, а мимо проплывали черные, бесформенные, еще не виденные сны; сферы, окутанные слабым сиянием, – должно быть, те сны, что отчасти были ему знакомы; хохочущие крылатые твари, казалось, насмехавшиеся над сновидцами всех миров. Затем тьма расступилась перед ним, и он увидел город в долине, блистающий там, далеко-далеко внизу, под небом у моря, на берегу которого высилась снежная вершина.

Куранес очнулся в тот самый миг, когда узрил тот город, но даже мимолетно брошенного взгляда хватило ему, чтобы понять – перед ним был Селефаис в долине Ут-Наргай за Танарийскими горами, где его дух пребывал в вечности целого часа давным-давно, тем летним днем, когда, сбежав от няньки, чтобы полюбоваться облаками со скал близ деревни, он позволил убаюкать себя теплому ветру, пришедшему с моря. Тогда его нашли, разбудили и отнесли домой, но он противился, ведь должен был вот-вот взойти на борт золотистой галеры, уходившей к манящим землям, что лежали там, где море встречается с небом. И как же горько было пробудиться вновь, едва отыскав этот прекрасный город после сорока мучительных лет!

Но спустя три ночи Куранес вновь пришел в Селефаис. Как и прежде, сперва он видел спящую или мертвую деревню, затем бездну, в которую надлежало спускаться в безмолвии, и вновь разверзлась тьма, и перед ним явились сияющие минареты города, изящные галеры на якорях в голубой гавани, деревья гинкго на горе Аран, качающиеся на морском ветру. Но в этот раз его сон не оборвался, и подобно крылатому созданию, он снижался над склоном холма, и его ступни мягко коснулись поросшего травой дерна. Он и в самом деле вернулся в долину Ут-Наргай, в прекраснейший город Селефаис.

Куранес направился вниз по склону холма, в окружении ароматных трав и сверкающих цветов, по узкому деревянному мостику, где так много лет назад вырезал свое имя, пересек бурлящую Нараксу, затем полную шепотов рощу и, пройдя по величественному мосту из камня, оказался у городских ворот. Все было как и встарь: не выцвели мраморные стены и украшавшие их статуи из бронзы не потеряли свой блеск. И Куранес увидел: нет нужды бояться, что все, знакомое ему, исчезло; он узнавал даже часовых на стенах, все таких же юных, как и прежде. Миновав городские ворота из бронзы, он шел по его улицам, мощенным ониксом, а купцы и погонщики верблюдов приветствовали его, как будто он и не уходил, и то же было в бирюзовых стенах храма Нат-Нортата, где жрецы в венках из орхидей сказали ему, что в долине Ут-Наргай нет места времени, лишь вечная юность. Затем по Аллее Колонн Куранес направился к той стене, что была обращена к морю, где собирались торговцы, мореходы и странные обитатели тех стран, где море встречается с небом. Он задержался там надолго, озирая блистающую гавань, где блики неведомого солнца отражались на зыбких водах, по которым легко скользили галеры, что пришли из далеких заморских земель. Он смотрел на величественно вздымавшуюся над берегом гору Аран, на чьих зеленых склонах ветер качал деревья, чья белоснежная вершина касалась самого неба.

Сейчас Куранесу больше, чем когда-либо, хотелось уплыть на галере в те дальние страны, о которых он слышал столько загадочных историй, и он снова отправился на поиски капитана, что когда-то согласился взять его на борт. Он нашел его там же, где и прежде: человек по имени Атиб сидел на том же самом, полном специй сундуке; похоже, что тот даже не сознавал, как много времени прошло с тех пор. На лодке он довез его до галеры, стоявшей в гавани, затем скомандовал гребцам, и корабль двинулся навстречу волнующемуся Серенерийскому морю, простиравшемуся до самых небес. Несколько дней они шли по волнам, пока наконец не достигли горизонта, где море встречается с небом. Корабль не замедлил хода и двинулся дальше, плывя в голубых небесах, среди перистых, чуть розоватых облаков. И Куранес видел, как далеко внизу, под килем, проплывают неведомые земли, реки и города непревзойденной красоты, озаренные никогда не меркнущим солнцем. Наконец, Атиб сказал ему, что их путь близок к завершению и вскоре они войдут в гавань Серанниана, города из розового мрамора, что стоит среди облаков, на призрачном берегу, где течет западный ветер; но едва показалась высочайшая из резных городских башен, в пространстве ему послышался некий звук, и он очнулся в своей лондонской мансарде.

На протяжении долгих месяцев Куранес тщетно искал чудесный город Селефаис с его небесными галерами, и хотя сны уносили его во множество великолепных, неслыханных краев, никто из встречавшихся на пути не мог сказать ему, как найти Ут-Наргай за Танарийскими горами. Однажды ночью он отправился в полет над черными горами, где виднелись редкие блики одиноких костров и странные косматые стада, чьи вожаки звенели колокольцами; в самых глухих уголках этого горного края, столь отдаленных, что немногие из людей могли их увидеть, он нашел неимоверно древнюю стену или насыпь, столь колоссальную, что та никак не могла быть творением человеческих рук; она змеилась средь кряжей и долин, и не было ей конца. В предрассветном сумраке за этой стеной он нашел страну причудливых садов и вишневых деревьев, и едва взошло солнце, перед ним предстала вся красота этой земли, усеянной красными и синими цветами, зелень ее лесов и лугов, белые тропы, алмазные ручьи, голубые озера, резные мосты, пагоды с красными крышами, и на какой-то миг в неподдельном восторге он почти позабыл Селефаис. Но вспомнил о нем вновь, пройдя по белой тропе к пагоде с красной крышей, где хотел найти людей, что укажут ему путь, но не нашел там никого, кроме птиц, пчел и бабочек. В другую ночь Куранес совершал бесконечный подъем по сырой спиральной лестнице и достиг окна башни, откуда увидел бескрайнюю равнину и реку в свете полной луны, и нечто знакомое почудилось ему в чертах безмолвного города на речном берегу. Он хотел было спуститься, чтобы узнать, где лежит Ут-Наргай, но далеко над горизонтом разлилось зловещее сияние, и он увидел, что древний город давно разрушен, иссохшая река поросла камышом, и печать смерти лежит на всей той земле, как лежала с тех пор, когда вернулся из похода царь Киранатолис и на его страну пало возмездие богов.

Так Куранес бесплодно искал чудесный город Селефаис и его галеры, идущие по небу к Сераннийской земле, и на пути своем немало дивился тому, что видел; однажды ему едва удалось сбежать от верховного служителя, чье описание здесь приводить не стоит: лицо создания скрывала маска из желтого шелка, в полном одиночестве оно обитало в древнем монастыре из камня, на холодном пустынном плато Ленг. Со временем безрадостные дни, сменявшие ночи, стали так его раздражать, что он начал прибегать к помощи наркотических средств, чтобы продлить время сна. Немало помог гашиш: однажды с его помощью он оказался в той части космоса, где не существует формы и сияющие газы изучают тайны бытия. Газ, окрашенный фиолетовым, поведал ему, что эта часть космоса расположена вне того, что он назвал бесконечностью. Слышать о планетах и организмах ему не доводилось, но Куранеса он определил как явившегося из бесконечности, где существуют материя, энергия и гравитация. Все сильнее жаждал Куранес вернуться в усеянный минаретами Селефаис и все увеличивал дозы наркотиков, но вскоре денег у него совсем не осталось, и купить их он больше не мог. Как-то летним днем его выставили с мансарды, и он бесцельно блуждал по улицам, пока не прошел по мосту туда, где дома встречались все реже и реже. Там все свершилось, там он повстречал кортеж рыцарей Селефаиса, готовых навсегда забрать его с собой.

Как прекрасны были эти рыцари на чалых конях, в своих блистающих доспехах, в табардах золотой парчи с искусно вышитыми гербами! Их было так много, что Куранес сперва принял их за армию, но командир сказал, что они посланы сюда в его честь, ведь именно он создал Ут-Наргай в своих снах, и отныне ему навеки суждено стать главным богом той земли. Куранесу подвели коня, и он возглавил кавалькаду, а затем они величаво двинулись по низинам Суррея в те края, где когда-то родился Куранес и все его предки. Удивительно, что на своем пути всадники, казалось, шли вспять сквозь Время, так как дома и деревни, встречавшиеся им в лучах заходящего солнца, были ровно такими же, какими их видел Чосер и его предшественники; иногда им попадались рыцари с малочисленными слугами. С наступлением темноты они пустили коней вскачь, и вскоре те совершенно сверхъестественным образом перестали касаться земли, словно паря по воздуху. Смутно брезжил рассвет, когда они достигли той объятой сном или мертвой деревни, что так живо являлась Куранесу в детстве. Сейчас же она ожила, и ее обитатели, покинувшие дома в столь ранний час, учтиво кланялись всадникам, проезжавшим по главной улице, чтобы свернуть на тропу, обрывавшуюся бездной грез. До сих пор Куранесу доводилось бывать в той бездне лишь ночью, и ему хотелось увидеть, как она выглядит днем, и он с волнением наблюдал за тем, как колонна всадников близится к ее краю. Едва их кони галопом пронеслись к обрыву, откуда-то с востока явилось золотое сияние, под чьим лучезарным светом скрылась вся земля вокруг. Величественная бездна под ними хаотически кипела розовым светом и небесной лазурью, и грянул восторженный незримый хор, когда вся пышная свита устремилась ей навстречу, с изяществом погружаясь в нее в окружении мерцающих облаков и серебристых вспышек. Всадники плыли вниз, вниз без конца, и кони их ступали по эфиру, словно по золотым пескам, но вот сверкающий туман рассеялся, открыв куда большее великолепие сияющего города Селефаис, и морской берег там, вдали, и снежную вершину, возвышавшуюся над морем, и ярко раскрашенные галеры, покидавшие гавань, чтобы отправиться в те дальние земли, где море встречается с небом.

И с тех пор Куранес правил краем Ут-Наргай и всеми окрестными землями, и двор его был как в Селефаисе, так и в облачном Серанниане. Он все еще правит там, и его счастливое царство будет длиться вечно, хоть под скалами Иннсмаута волны пролива и забавлялись игрой с телом бездомного, еще на рассвете тащившегося через полупустую деревню, а позабавившись, швырнули его на камни близ увитого плющом Тревор-Тауэрс, где столь же жирный, сколь напористый пивовар-миллионер наслаждается купленным духом исчезнувшей аристократии.

1922

Примечания

Рассказ написан в 1920 г.

Считается, что в основе этого раннего рассказа, а также рассказов «Гипнос» и «Дерево» лежит классическая мифология греков и римлян, которой Лавкрафт очень увлекался в детстве.

Суррей (Сарри) – графство в Англии и имя английского поэта эпохи Возрождения графа Сарри (1516? – 1547).

Чосер Джеффри (1340–1400) – английский поэт, автор поэм «Кентерберийские рассказы», «Троил и Крессида».

Людмила Володарская