Текст книги "Смерть как сон"

– Может, он уже добился каких-то успехов?

– Как вам известно, все мы топтались на месте, пока вы не обнаружили картины. Но я убежден, что на данный момент именно Кайсер собрал наиболее полную информацию об известных нам жертвах похищений и знает о них больше, чем кто бы то ни было. За исключением убийцы. И, возможно, еще художника.

– Вы действительно считаете, что речь идет не об одном человеке, а о преступном сговоре?

– Да, я так считаю. Похититель работает очень чисто. До сих пор у нас не было ни свидетелей, ни следов. Мне кажется, что художник руководит всей операцией из Нью-Йорка и действует руками умелого наемника, который находится в Новом Орлеане.

– Настоящего профессионала?

Ленц кивнул.

– Возможно, художник имел в прошлом судимость и отбывал наказание в тюрьме, где и познакомился с похитителем. А может, сам родом из Нового Орлеана и у него тут криминальные связи. Во всяком случае, это объясняет выбор города.

Догадки Ленца были не лишены логики, но что-то подсказывало мне, что не все так просто.

– А вот этот ваш Кайсер… У него действительно большой личный опыт в расследовании таких дел?

– У него был самый высокий процент раскрываемости подобных преступлений, – ответил Ленц, пытаясь что-то высмотреть в иллюминаторе.

– Вы с ним не ладите, верно?

– Мы расходимся во взглядах на теоретические основы, скажем так.

– Теория теорией, а есть вещи поважнее.

– Например?

– Конкретные результаты. С ними не поспоришь.

Ленц по-прежнему смотрел в иллюминатор.

– А что вы скажете относительно версии Бакстера? Что преступника можно выследить, проштудировав записи регистрации пассажиров на авиарейсах по линии Нью-Йорк – Новый Орлеан?

– Я бы на это особенно не рассчитывал.

Я устало откинулась на спинку кресла и потерла глаза.

– Сколько нам еще лететь?

– Около часа, я думаю.

– Теперь уже поздно звонить Марку. А вернее, еще рано. Придется устраиваться в гостинице.

– У меня забронирован номер в «Виндзор-корт». Хотите там переночевать?

Я не знала, считать ли это намеком, и смешалась.

– В вашем номере?

Он усмехнулся:

– Боже упаси. Я имел в виду в этом отеле.

– Насколько я помню, в «Виндзоре» одна ночка будет стоить мне пятьсот долларов. У меня нет таких денег, а ФБР вряд ли оплатит мне чек.

– Не оплатит. Но… что-нибудь придумаем.

– Вы настольно состоятельны?

– Страховка, которую я получил за жену, позволяет мне жить очень неплохо. Так, как я никогда прежде не жил.

– Спасибо, но я лучше устроюсь в гостинице при аэропорте.

Ленц обратил на меня внимательный взгляд. Наверное, антрополог точно так же рассматривает выкопанные кости, пытаясь представить себе облик еще не изученного наукой примата.

– Раньше во время таких собеседований я всегда задавал три неизменных вопроса.

– Опять эти ваши аналитические штучки?

– Первый такой: вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни.

– И вы хотите сказать, что вам на него отвечали?

– Вы удивитесь – отвечали, и очень многие.

– А второй вопрос?

– Вспомните поступок, которым вы больше всего гордитесь.

– Так, третий?

– Вспомните самое отвратительное событие, которое с вами случилось.

Я натянуто улыбнулась, пытаясь не думать над прозвучавшими вопросами.

– Почему же вы мне их не задали?

– Я их больше никому не задаю.

– Но почему?

– Мне надоело выслушивать ответы. – Он вновь поерзал в кресле, но глаз с меня не спускал. – Впрочем, ваши я бы с удовольствием выслушал.

– Боюсь, я лишу вас этого удовольствия.

– Что-то мне подсказывает, что я все равно это узнаю, – усмехнулся он. – Так или иначе.

У него запищал сотовый. Ленц вынул аппарат из внутреннего кармана пиджака и приложил к уху.

– Да? – Слов говорившего мне, конечно, было не разобрать, но Ленц вдруг резко выпрямился в своем кресле. – Когда? Так… Так, так… Хорошо.

– Что-то случилось? – спросила я, едва он спрятал телефон обратно.

– Двадцать минут назад двое подростков обнаружили тело женщины, похищенной возле магазина «У Дориньяка».

– Тело?!

Ленц вновь был сосредоточен.

– Она лежала в сточной канаве. Без одежды. Мальчишки забрались за ограду, чтобы попить пива, и вдруг услышали поблизости странное чавканье. Она лежала в кустах у самой воды, и ее лицо объедала нутрия. Полиция оцепила это место и ждет прибытия экспертов из ФБР. Муж уже опознал погибшую. М-да… я и не знал, что в Новом Орлеане водятся нутрии.

– Ну, это не тот вид, который относят к ценным пушным. Обыкновенная водяная крыса. Только большая.

Я живо представила себе зрелище у сточной канавы, и меня замутило.

– А знаете, доктор, – проговорила я, проглотив комок в горле, – это не он. Если тело найдено, это не он.

– Не спешите с выводами, Джордан, – задумчиво проговорил Ленц. – Давайте порассуждаем. С момента исчезновения последней жертвы прошло четыре с половиной недели. Наш неизвестный приятель вышел сегодня на охоту. Возможно, он знал, что произошло в Гонконге. Но мог не знать о мерах, которые решил предпринять его нью-йоркский сообщник в отношении Кристофера Вингейта… ну и вас. И вот он похищает женщину на автостоянке перед лавкой «У Дориньяка» и везет ее к себе в берлогу. А по прибытии обнаруживает на своем автоответчике срочное сообщение из Нью-Йорка. Так… – Ленц сверился с часами. – Труп обнаружили спустя семь часов после похищения. Ну что ж… Итак, сообщник говорит ему, что с Вингейтом он разобрался, а Джордан Гласс пока вывернулась. И что полиция будет теперь землю рыть носом. Особенно в Новом Орлеане. Наш приятель, перепугавшись, убивает женщину и бросает в сточную канаву. – Ленц вдруг хлопнул себя ладонью по колену. – Семь часов, Бог ты мой, да за такое время можно что угодно придумать! Я даже не удивлюсь, если мы имеем дело с инсценировкой!

– С какой инсценировкой? – переспросила я, лихорадочно вспоминая литературу по криминалистике, которую прилежно штудировала год назад.

Глаза Ленца возбужденно блестели. Как и Бакстер, он в глубине души был прирожденным охотником.

– Инсценировка – попытка ввести следствие в заблуждение действиями, ломающими уже сложившийся почерк преступлений. Наш приятель мог даже изувечить тело, чтобы придать несчастной женщине вид жертвы садистского изнасилования, ритуального убийства, да чего угодно! Нет, Джордан, мы не можем скидывать его со счетов только на том основании, что обнаружили тело.

И опять-таки мне хочется поверить ему, но что-то мешает.

– Но ведь человеку, который до сих пор не оставлял после себя следов, ничего не стоило упрятать свою жертву так, что ее никто и никогда бы не нашел.

– Так в том-то и дело! – торжествующе вскричал Ленц. – Он нарочно нам ее подбросил, чтобы отвести от себя подозрения!

– Но он же рискует. Трупом займутся ваши эксперты и обязательно на что-нибудь наткнутся.

Ленц впервые за последние полчаса улыбнулся.

– Вы правы. Что-нибудь да найдется. Те же волоски, частицы ткани, может быть, даже сперма. А если нам повезет, тот же биологический материал мы обнаружим и на картинах. Тогда нам удастся провести четкую связь между трупом и ими. Черт возьми, когда еще нам представится такой шанс совершить прорыв в этом деле?

Мне очень хочется, чтобы все именно так и произошло.

– Господи, прости меня, но пусть эта женщина будет одной из его жертв. Именно его…

Ленц сжал кулак и внимательно посмотрел на него.

– Если убитая – одна из его жертв, это будет поворотной точкой в деле.

– Почему? Потому что мы впервые нашли тело?

– Нет, потому что преступник впервые заметно отреагировал на наши действия.

– И на меня, которая наткнулась в Гонконге на картины и подняла шум, – напомнила я Ленцу, заново переживая, как стояла перед картиной, словно перед зеркалом, будто громом пораженная, а позади меня зарождалась паника среди посетителей-мужчин.

– И на вас.

– Зачем он убивает женщин и зачем их рисует? Что его заставляет действовать именно таким образом, доктор? Может, тем самым он пытается воплотить какие-то свои фантазии?

Ленц вновь успокоился, возбуждение схлынуло с его лица.

– Если бы я это знал, парень уже сидел бы в камере, – проговорил он, прикрыл глаза и сложил ладони на столе. – Джордан, пожалуйста, помолчите. Мне надо подумать.

Я несколько секунд смотрела в его отрешенное лицо, потом мысленно выругалась, полезла в барсетку и бросила на язык сразу три ксанакса. Вот они, «мои маленькие верные друзья». К тому времени как мы прилетим, я буду похожа на зомби. Ну и хорошо. Я не Ленц и приложу все усилия, чтобы ни о чем не думать…

6

Все утро я проспала без сновидений и была благодарна судьбе за такой подарок. Под ребрами с правой стороны разлился живописный синяк, и бок болел так, словно меня лягнул мул. Но в остальном тело мое отдохнуло и наполнилось энергией, а голова была ясная, как майский день. Так хорошо человек может чувствовать себя только после секса или долгого сна. С сексом у меня в последние месяцы отношения не складывались, так что за этот маленький праздник души и тела я должна была благодарить скромную городскую гостиницу и в меру удобную постель в недорогом номере.

Я позавтракала на первом этаже и, узнав телефонный номер автопроката, арендовала «мустанг» с откидным верхом. В Азии, где я обреталась почти весь последний год, мне приходилось передвигаться на убогих, фыркающих и воняющих тарантасах, велосипедах и даже пользоваться услугами рикш. Я уж и забыла, какое это простое и тихое счастье – сидеть за рулем нормальной машины и ехать по нормальной дороге. В Новом Орлеане, как и во всем остальном мире, стоял конец октября, но я опустила верх у «мустанга» и мчалась, подставляя лицо и шею утреннему солнышку и легкому ветерку. В гостинице мне сказали, что днем температура поднимется как минимум до тридцати градусов и лучше запастись головным убором, а уж зонтиком – само собой. Зной и дождь – вечные приметы этого города. Они всегда были и всегда будут. Зима здесь прохладная, но такая короткая, что оглянуться не успеешь, как ее и след простыл.

В ФБР я, естественно, опоздала – никто не удосужился предупредить меня, что местная штаб-квартира недавно перебралась из центра города, где находилась спокон веков, на южный берег озера Поншартрен. Наконец я приехала по новому адресу и увидела перед собой массивное четырехэтажное здание из кирпича, напоминающее учебное заведение. Но это издали. А чем ближе я к нему подъезжала, тем больше обнаруживала сходство с умело замаскированной цитаделью. Дом находился в стороне от дороги и со всех сторон был окружен крепким железным забором с будкой охранника и тяжелым шлагбаумом. Солдат проверил мои водительские права и, не говоря ни слова, пропустил, показав рукой путь к автостоянке.

Припарковав «мустанг» и выбравшись из машины, я неторопливо направилась к центральному входу. У меня было стойкое ощущение, что за мной наблюдают. И далеко не одна пара глаз. Что ж, пусть смотрят. Сегодня я не планировала участвовать в конкурсе красоты: обычные джинсы, обычная блузка, легкие мокасины и моя непременная барсетка на поясе. Никаких дамских сумочек я в жизни не носила. Нет, конечно, я умею принарядиться, если нужно, но только не ради визита в ФБР, уж извините.

Центральный вход в штаб-квартиру был оформлен с присущей всем американским силовым структурам торжественностью – развевающиеся стяги над головой и массивная мраморная табличка с девизом ФБР: «Верность, отвага, честь!» Я усмехнулась про себя – по-моему, ребята из этого ведомства переплюнули по части пафоса всех своих коллег-смежников. Впрочем, ладно, оставлю это мнение при себе.

Я назвала свое имя в ответ на просьбу ожившего домофона и была допущена в вестибюль, на удивление маленький и уютный, как в частной стоматологической клинике. И секретарша, сидевшая за стеклом, была ни дать ни взять молодая и улыбчивая «сестричка». Я опять назвала свое имя и расписалась в какой-то бумаге. Секретарша заверила меня, что через минуту ко мне кто-нибудь выйдет.

Однако уже через несколько секунд одна из дверей распахнулась и на пороге возник высокий мужчина с глубоко посаженными глазами и легкой небритостью на щеках.

– Джордан Гласс?

– Да. Прошу прощения за опоздание. Я не знала, что вы переехали.

– В таком случае это мы просим прощения за то, что не предупредили. Меня зовут Джон Кайсер.

Внешне он ни в малейшей степени не походил на хрестоматийного спецагента, которых я на своем веку повидала немало. Высокий, худощавый, в застегнутой на все пуговицы белой рубашке и спортивном пиджаке, в котором он, очевидно, чувствовал себя так же хорошо, как ковбой – в смокинге. У него были темные длинные волосы, что опять-таки не вязалось с образом силовика. А приветливый и живой взгляд настолько не соответствовал окружавшей его официальной торжественности, что я даже опешила в первую минуту. Одним словом, Кайсер смахивал на студента, который, готовясь к сессии, не спал как минимум трое суток. Этакий сорокапятилетний студиоз.

Словно прочитав сомнение на моем лице, он небрежным жестом раскрыл портмоне, и я увидела его удостоверение. Герб ФБР и надпись черным по белому: «Специальный агент Джон Кайсер». С фото на меня смотрела гораздо более официальная физиономия, однако это был именно он.

– Вы не похожи на агента ФБР, – ляпнула я.

– Мне каждый день говорит об этом начальство, – ухмыльнулся он.

– Скажите, а чего вам не сиделось в центре города?

– После взрыва в Оклахома-Сити[17]17
  Речь идет о теракте 19 апреля 1995 г., когда Тимоти Макуэй взорвал начиненный взрывчаткой автобус перед входом в здание административно-культурного центра Оклахома-Сити. Погибло 168 человек.


[Закрыть] вышло постановление, согласно которому правительственные учреждения обязали перебраться в здания, отстоящие от дороги как минимум на тридцать метров. И потом, здесь у нас места в два раза больше, чем было там. А про виды из окон я вообще молчу. Штаб-квартира переехала в прошлом сентябре. За месяц до моего приезда сюда.

– Может, мы поднимемся к вам в кабинет или… я не знаю… куда-нибудь…

Он вдруг понизил голос:

– Признаться, я бы сначала хотел поболтать с вами наедине. Китайскую кухню любите? Я не ел со вчерашнего дня и сейчас как раз собирался подкрепиться. Кстати, заказал сразу на двоих.

– Китайская так китайская. Но почему вы не хотите поесть у себя?

Кайсер смотрел на меня напряженным взглядом заговорщика.

– Я не хочу, чтобы нам помешали.

– Кто?

– Вы его знаете.

– Доктор Ленц?

Кайсер на мгновение прикрыл глаза.

– Выходит, его любовь к вам вызвала у вас ответное чувство?

– Боюсь, что так.

– Неужели вы не можете запретить Ленцу заглядывать в ваш кабинет?

– Как сказать… Если мы поедим на берегу озера, он там точно не появится. Если, конечно, не узнает, что мы находимся именно там.

– Хорошо, но я пешком не пойду. Поедем на моем «мустанге».

– Прекрасная идея, мисс Гласс.

Кайсер забрал у секретарши свертки с едой и проследовал за мной к выходу. Я все ловила себя на мысли, что он вот-вот налетит на меня. Кайсер честно пытался соблюдать дистанцию, но из-за разницы в росте это было нелегко.

– Мы ознакомились с вашей пленкой, отснятой на пожаре, – донесся из-за спины его голос.

– И что-нибудь обнаружили?

– Вам удалось сделать несколько очень хороших снимков зевак. Наши ребята в Нью-Йорке пытаются сейчас отследить каждого запечатленного человека. Им придется попотеть. Слегка облегчают задачу список постоянных клиентов в видеопрокате и заявление бармена, что в его заведении в этот вечер были в основном завсегдатаи.

– Мне казалось, что я смогла сфотографировать того мужчину, который скорее всего и совершил поджог. Я подняла камеру над головами толпы и сделала кадр сверху.

Кайсер, поравнявшись со мной, как-то странно на меня посмотрел.

– Вы не поверите в то, что я вам сейчас скажу.

– Сначала скажите.

– Самого человека на этом снимке нет. Зато отчетливо видно, что он вам показал.

Кайсер выпустил из кулака средний палец в неприличном жесте.

– Что?! Вы шутите?

– Да какие тут шутки? На снимке есть поднятая над толпой рука и вот этот самый жест.

– Вы думаете, это был он? Может, просто ребенок?

– Эксперты утверждают, что это рука взрослого человека, хотя и не обязательно мужчины. Может быть, он заметил, что вы хотите его сфотографировать, и, поймав момент, решил вас унизить.

– Разумеется, он видел, что я фотографирую. Я двигалась по краю периметра, а он шел за мной позади толпы. Мне показалось, что он пытается подобраться ко мне поближе и, возможно, убить. Поэтому-то я и спустила на него собак.

– Вы имеете в виду пожарного и полицейского? Вы грамотно поступили.

– Черт… А я, честно говоря, думала, что успела поймать его лицо в объективе.

– Ладно, проехали, – махнул рукой Кайсер. – Забудьте о том, что вы не в силах изменить.

– Вам легко говорить. Наверное, это ваша любимая присказка на случай любой неудачи.

– Не забивайте себе голову моими неудачами, лучше прислушайтесь к хорошему совету.

– Ну конечно…

Он замер перед моим красным «мустангом», смерил его взглядом сверху вниз и широко улыбнулся:

– А вот и ваш цирковой пони.

Я молча залезла в машину и опустила верх. Кайсер кинул свертки на заднее сиденье, а сам втиснулся рядом со мной. Уже через минуту мы ехали по Лейкшор-драйв вдоль зеленых берегов озера Понтчартрейн. Кайсер запрокинул голову и стал смотреть в небо.

– Черт возьми, как хорошо.

– Что именно?

– Ехать вот так, подставив лицо ветру, рядом с симпатичной девушкой. Давненько со мной такого не случалось.

Несмотря на то что с его стороны это была дежурная и ничего не значащая лесть, мне вдруг стало приятно. Внимание Джона Кайсера – это все-таки нечто совсем иное, чем похожий на хирургический щуп взгляд доктора Ленца.

– Давненько не приходилось подставлять лицо ветру? Или бывать в компании симпатичной девушки?

Он рассмеялся:

– И то и другое.

Кайсер выглядел чуть старше меня, но это было ему только к лицу. Я вдруг поймала себя на мысли, что он чем-то напоминает мне Дэвида Грэшема – того молодого учителя истории, рассказ о котором из меня клещами вытянул Ленц. И это было даже не внешнее сходство, а скорее манера держаться. Кайсер все делал аккуратно, словно каждую секунду скрупулезно оценивал обстановку. Интересно, Ленц уже рассказал ему о нашем вчерашнем «собеседовании»?

Я остановила машину у одной из деревянных скамеек, тянувшихся вдоль воды, и пока поднимала крышу «мустанга», опасаясь внимания назойливых чаек, Кайсер сервировал наш импровизированный стол, усевшись на скамейку верхом. Из свертков одна за другой на свет появлялись пластиковые бутылочки и картонные тарелки с едой. Когда он садился, брюки его немного задрались и я заметила ремешки пистолетной кобуры, закрепленной на лодыжке.

– Итак, перед вами утка по-пекински и говядина с пряностями, – объявил он, когда я наконец к нему присоединилась. – А также креветки с жареным рисом, яичные роллы и два чая со льдом. Без сахара. Делайте свой выбор и не ошибитесь.

– Утка по-пекински, – быстро сказала я, усаживаясь на скамейке напротив него и протягивая руку к тарелке.

– Так тому и быть!

Я положила себе немного риса, сверху водрузила утку и посыпала все это зеленью.

– С кого начнем? – спросил Кайсер. – С вас или с меня?

– С меня. Должна вам сообщить, что ощущаю себя довольно странно. Когда Джейн только похитили, я восприняла эту весть очень тяжело. Да вы, наверное, уже в курсе. Но со временем почти смирилась. Во всяком случае, сумела взять себя в руки. В какой-то мере убедила себя, что мы с Джейн больше никогда не увидимся, а дело так и останется нераскрытым. Но события последних дней все перевернули с ног на голову. Столь трудно давшееся мне спокойствие в одночасье улетело коту под хвост. Я этому, конечно, рада. Но вместе с надеждой вернулись и все страхи. Вы меня понимаете?

– Понимаю, будьте уверены. Я за свою жизнь всякого повидал. В сущности, ваша ситуация не так уж оригинальна. Дело о пропавшем человеке, зависшее на годы. И вдруг всплывает новая информация. И снова бередит зажившую рану. Человек разумный так уж устроен. Он выживает даже в самых мучительных обстоятельствах и умеет залечивать свои кровоточащие раны. Но если спустя время они открываются вновь – не успевает перестроиться. И бесится из-за этого.

– Я не бешусь.

Он поднял на меня глаза и кивнул.

– Я не про вас. Просто мне уже приходилось сталкиваться с похожими делами.

Я сделала большой глоток холодного чая и почти физически ощутила, как в мою кровь поступает бодрящий кофеин.

– Расскажите, на какой стадии находится сейчас расследование. И поделитесь своими мыслями относительно шансов когда-нибудь завершить его.

Кайсер дожевал яичный ролл и приступил к говядине.

– Я не люблю загадывать наперед. Не хочу потом разочаровываться.

– Как вы считаете, убийство Кристофера Вингейта связано с делом о похищении моей сестры и других женщин?

– Да.

– Вы думаете, что мы имеем дело с одним преступником или с группой?

Кайсер чуть склонил голову набок.

– И да и нет.

– Не понимаю. Вы не разделяете версию доктора Ленца? Он говорит, что в Новом Орлеане действует похититель-убийца, а в Нью-Йорке – художник.

– Не разделяю.

– Почему?

– Мне это подсказывает интуиция. Ленц выдвинул изящную гипотезу, которая многое объясняет. Но он ее построил не на фактах, а пытается подвести под их отсутствие. Мы до сих пор не смогли выявить связей между всеми этими жертвами. Ленц полагает, что раз похититель работает за деньги, ему все равно, кого похищать. Он просто выходит на улицу и хватает первую попавшуюся прохожую. Но практика показывает, что в серийных преступлениях случайный выбор исключен. Казалось бы, хищник всегда набрасывается именно на ту лань, до которой сможет дотянуться. Но все равно присутствует некий фактор, объединяющий ланей-жертв.

– Что же может связывать жертв в нашем случае?

– Что-нибудь. Серийные убийства совершаются на сексуальной почве. Это аксиома. Даже если внешне сексуальный подтекст никак не проявляется, это не значит, что его нет. И именно на основе сексуальных фантазий осуществляется выбор жертвы. Все похищения произошли на территории Нового Орлеана и окрестностей. Уже одно это объединяет пропавших без вести женщин. Но должно быть что-то еще. То, что пока сокрыто от наших глаз. Гипотезу случайного, произвольного выбора лично я отметаю.

– А вы хоть немного представляете, с кем мы имеем дело? Что это за человек? Что им движет?

– Я пытался составить его психологический портрет, но у меня пока мало исходных данных. Стандартные приемы сравнения в нашем случае не действуют. С кем его сравнивать? С Тедом Банди?[18]18
  Тед Банди («Бостонский душитель») – один из самых кровожадных маньяков за всю историю США, на счету которого более 150 (по другим сведениям – более 200) жертв. Садист и некрофил. Приговорен к смертной казни на электрическом стуле.


[Закрыть] Но про Теда Банди мы теперь знаем все, про этого – ничего. Ни трупов. Ни свидетелей. Ни улик. Такое впечатление, будто этих женщин похищают инопланетяне. И вот это пугает меня больше всего.

– Что именно?

– Спрятать тело так, чтобы его не нашли, очень трудно, вы уж мне поверьте. Особенно в условиях густонаселенного города. Трупы разлагаются. Это привлекает собак и кошек. Это отпугивает бездомных. В любом случае город не может не реагировать на мертвые тела. И потом, вы даже не представляете, сколько обывателей ежедневно сообщают в полицию о подозрительных вещах, которые происходят в городе. А зоркий глаз соседа и мальчишки на заборе – это вообще отдельная песня.

– Вокруг Нового Орлеана много болот, – возразила я. – В ночных кошмарах я не раз видела тело Джейн, притопленное под каким-нибудь кипарисовым пнем.

Кайсер покачал перед моим лицом пластиковой вилкой.

– Мы целый год обыскивали эти болота, и все впустую. Облазили их вдоль и поперек. Вот это озеро, кстати, тоже. И потом, не думайте, что болота – такое уж пустынное место. По ним бродят охотники, рыбаки, сборщики торфа, пожарные. Там играют дети, в лачугах у самой воды живет полным-полно народу. Задумайтесь над этим. Если похититель просто бросит тело в воду, оно всплывет и на него обязательно кто-нибудь наткнется. А мы говорим об одиннадцати телах в течение полутора лет! Нет, это не вариант. Допустим, похититель топит трупы в трясинах, до которых надо добираться на лодке. Делать незаметно это можно только ночью. Вы можете себе представить художника, способного писать такие картины и одновременно проводящего ночи на болотах, кишащих змеями и аллигаторами? Я не могу. Если речь идет именно об убийствах – в чем я не до конца уверен, – то, думаю, преступник хоронит своих жертв. Гд е самое безопасное для этого место? Под собственным домом. Под фундаментом или даже в подвале.

– В Новом Орлеане нет подвалов. Во время разливов вода поднимается слишком высоко. По этой же причине окрестные кладбища находятся на холмах.

– Подвалы не строились раньше, а если не строятся сейчас, то скорее в угоду давней традиции, а не по необходимости. За последние годы уровень воды стал гораздо ниже прежнего. Поэтому преступник вполне может хоронить жертв под собственным домом и их не вынесет половодьем на улицу, можете быть спокойны на этот счет. Даже не замочит. Кидайте туда время от времени ломтики лимона, и они не будут пахнуть.

У Кайсера зазвонил сотовый. Он вынул его из кармана и взглянул на экран.

– Ленц меня ищет. Ну и пусть ищет.

– Минуту назад вы сказали: «Если речь идет именно об убийствах, в чем я не до конца уверен…»

Кайсер выдержал паузу, словно вспоминая, говорил ли это.

– Ну правильно, я так сказал. И что?

– Доктор Ленц убежден, что все жертвы мертвы.

– У нас с доктором случаются разногласия по самым разным вопросам.

– Вы первый участник этого расследования, который высказывает сомнения… Бакстер говорил мне, что не поверит в гибель женщин до тех пор, пока не увидит своими глазами их бездыханные тела, но тем самым он меня просто успокаивал.

– Бакстер умница. – Кайсер не спускал с меня пристального взгляда. – Но вы правы, он сам не верит в то, что говорит.

– А вы?

– Я никогда прежде не сталкивался с такими делами. Одиннадцать женщин исчезают без следа. За полтора года ни одной весточки от преступника. Обычно маньяк, которому удается так долго водить полицию за нос, начинает заигрывать с ней.

– Но что конкретно заставляет вас допускать мысль, что они живы? И если так, то где, черт возьми, они могут находиться?

– Мир велик, мисс Гласс. Возможно, тело женщины, похищенной возле лавки Дориньяка, поможет нам получить интересные сведения. Насколько мне известно, эксперты уже провели вскрытие. Мы взяли на анализ частицы кожи у нее из-под ногтей. Позже все это может пригодиться. Токсикологическая экспертиза, возможно, тоже наведет нас на кое-какие мысли.

– Все это прекрасно, но я повторю свой вопрос: что конкретно заставляет вас думать, будто они живы?

– Вы не дослушали. На шее той женщины мы нашли один любопытный след. Словно от ожога. Подобные следы оставляют электрошокеры.

Мой пульс участился.

– И что это может значить?

– Это может значить, что в момент нападения преступник не планирует причинить жертве серьезный вред. Более того: видимо, опасаясь досадных случайностей при активном сопротивлении, он подстраховывается с помощью электрошокового устройства. Другими словами, преступник бережет своих жертв.

– Боже мой… Только бы вы оказались правы.

– Не хочу будить в вашем сердце ложные надежды, но на мой взгляд, эта улика не вполне увязывается с версией убийства. Кстати, мы сообщили журналистам, что не видим никакой связи между убийством этой женщины и серией похищений и квалифицируем это преступление как самостоятельное. Сам факт того, что тело найдено, говорит в пользу этой версии.

Кайсер вновь принялся за свое мясо и с минуту молчал. А потом без всякого перехода вдруг сказал:

– Вообще этот наш неизвестный злодей – весьма примечательная личность. Абсолютно новая бабочка в моей коллекции.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, во-первых, это первый известный мне маньяк, который зарабатывает на своих преступлениях огромные деньги. Обычно серийные убийцы не ставят перед собой цели обогащения, а напротив, как правило, несут расходы. Но наш герой – другое дело.

– Согласна.

– Во-вторых, он не ищет славы. Обычно маньяки подбрасывают тела полиции и репортерам, чтобы все об этом писали и говорили. А перед тем как убить несчастную жертву, похитители шлют на телевидение видеопленки с запечатленными пытками, а родственникам подбрасывают в почтовые ящики отрезанные пальцы. Наш же злодей относится к похищениям лишь как к необходимому этапу написания очередной картины. И все его действия направлены только на одно – создать новый шедевр.

– Но разве сами картины не являются для него рекламой?

– Рекламой – да, но совсем другого рода. Это не просто бессмысленная известность и заголовки «желтых» газет, это приносит дополнительную прибыль. Если бы художник рисовал свои картины ради претворения в жизнь каких-то сугубо частных фантазий, он не выставлял бы их на продажу. И мы никогда бы о нем не узнали.

– Каким образом эта реклама может приносить ему дополнительную прибыль? Я что-то не очень понимаю…

– Он хочет показать всему миру искусства, на что способен. Критикам, другим художникам, коллекционерам. Возможно даже, что сами деньги интересуют его в меньшей степени, чем признание. Я не удивлюсь, если выяснится, что он не потратил из этих миллионов ни цента. Он просто знает, что в современном мире ценность любой вещи измеряется ее денежной стоимостью. А стало быть, чтобы обратить на себя внимание, его картины должны продаваться по наивысшим расценкам. Именно это сподвигло его пойти на риск и связаться с Кристофером Вингейтом. Или с тем, кто ради сохранения его инкогнито отправил Вингейта на тот свет. Это, разумеется, просто догадки.

– Мне они нравятся почему-то больше, чем те, которые я слышала раньше. А какого именно признания он ждет от созерцателей своих картин? Зачем изображать женщин мертвыми? И почему он начал серию с абстрактных полотен, затем писал «спящих женщин» и лишь потом перешел к очевидным ликам смерти?

– Вот об этом мне пока сказать нечего, – развел руками Кайсер и взглянул на часы. – Один личный вопрос, если не возражаете.

– Пожалуйста.

– Тот звонок.

– Какой звонок?

– Ну тот, из Таиланда.

– Как странно, я вспоминала о нем лишь сегодня утром. Что сказать… тогда я едва не сошла с ума.

– Понимаю. Я читал ваши показания ФБР по этому поводу. Но не сочтите за труд, расскажите все снова и в подробностях.

– Н у, если вы считаете, что это может пригодиться…

– Да, я так считаю.

– Это было спустя пять месяцев после похищения Джейн. Я тогда переживала не лучшие времена и накачивалась снотворным, чтобы заснуть. Сейчас уже не помню, говорила ли я об этом в заявлении ФБР.

– Вы написали, что находились в состоянии нервного истощения.

– Ну какая разница… В то время я была, мягко говоря, не очень довольна работой ваших коллег. Как бы то ни было, а звонок раздался прямо посреди ночи. Возможно, телефон надрывался долго, прежде чем я смогла проснуться и снять трубку. Связь была ужасная.

– Что вы услышали в первую очередь?

– Женский плач.

– Вы узнали голос?