Текст книги "Школа на краю земли"

Эти выводы, которые, в частности, принадлежат нобелевскому лауреату индийскому экономисту Амартии Сену, сейчас приняты и поддержаны многими специалистами по развитию во всем мире. Ясное и краткое исследование на эту тему опубликовано Барбарой Херц и Джином Б. Сперлингом (Barbara Herz, Gene B. Sperling. What Works in Girl’s Education: Evidence and Policies in the Developing World). Вкратце его суть можно изложить так: молодые женщины имеют огромный потенциал, способный изменить жизнь в развивающихся странах. Этот феномен ученые иногда называют «эффект девочек». А меня он заставляет вспомнить старую африканскую пословицу, которую я слышал еще в детстве, когда жил в Танзании:

«Обучая мальчика, вы даете образование одному человеку; обучая девочку – многим».

Научив единственную девочку читать и писать, мы получаем в результате целую цепочку позитивных изменений. Если применять военную терминологию, образование – это «фактор повышения эффективности». А в беднейших исламских странах эффект от распространения грамотности среди женщин может быть просто огромным.

Возьмем, к примеру, вопрос, который на Западе считают одним из наиболее острых. Арабское слово «джихад» используется для обозначения борьбы, связанной с самосовершенствованием личности, совершенствованием общества или победой над врагами ислама (понятно, что представлять себе этих врагов можно по-разному). Так или иначе, у мусульман принято, чтобы человек, которого втянули в экстремистский кружок и поставили на путь насилия и терроризма, перед тем как вступить в фундаменталистскую организацию, просил благословения матери. Образованные женщины, как правило, своего разрешения не дают и стараются удерживать детей от такого шага. Например, после событий 11 сентября многие приверженцы покинули стан талибов и, чтобы пополнить свои ряды, талибану пришлось набирать новых сторонников в регионах с наиболее низким уровнем женской грамотности.

Конечно, образование не может служить стопроцентной гарантией того, что мать не благословит на джихад своего сына, и все же повышение грамотности поможет противостоять тем лжецам – а это исключительно мужчины, – которые задались целью убедить набираемых ими потенциальных боевиков, что Коран оправдывает убийство невинных людей. Хотя я и не являюсь специалистом в области изложенного в этой священной книге вероучения, многие мусульмане, богословы и духовные авторитеты не раз за последние шестнадцать лет уверяли меня, что убийство и самоубийство – два самых страшных греха с точки зрения ислама.

При этом необходимо четко обозначить: цель работы Института Центральной Азии вовсе не в том, чтобы разбирать вопросы вероучения. Мы хотим лишь помочь женщинам в сельских районах решить самые насущные проблемы, которые они сами формулируют так: «Мы не хотим, чтобы умирали младенцы. Мы хотим, чтобы наши дети имели возможность ходить в школу». Пытаясь помочь им, мы ни в коем случае не собираемся учить афганских и пакистанских детей думать и вести себя, как американцы. Наша задача – предоставить им возможность получить обычное, сбалансированное, неэкстремистское образование. И при этом стараемся следить здесь, чтобы обучение грамоте не превратилось в насаждение идеологии. Образование помогает человеку преодолеть нетерпимость, здраво смотреть на принятые в обществе догмы и принимать общечеловеческие гуманистические ценности. Идеология же учит его обратному.

Грамотных женщин в сельских провинциях Афганистана сегодня по-прежнему единицы. В деревнях Пакистана уровень грамотности среди женщин чуть выше, но цифры отличаются незначительно. Потребность в учителях, учебниках, партах, досках, тетрадях, школьной форме, бумаге и карандашах огромна, и здесь американцы способны оказать реальную помощь, инвестируя в «интеллектуальную инфраструктуру». Никакие из событий, произошедших со времени моей неудачной попытки восхождения на К2, включая то, что произошло 11 сентября 2001 года, не поколебали мое убеждение, что одним из главных двигателей развития Пакистана и Афганистана может стать женское образование.

Важность образования в формировании личности – это одна из тех фундаментальных ценностей, которую американские граждане различных вероисповеданий разделают с мусульманами, живущими в разных частях света.

* * *

Когда журналисты пишут о достижениях Института Центральной Азии, они обычно приводят одни и те же цифры: снова и снова подчеркивают, что, потерпев фиаско на К2, я побывал в Пакистане и Афганистане тридцать девять раз. Они любят повторять, что ИЦА открыл 131 школу, не использовав ни гроша из бюджета Соединенных Штатов. И что сейчас в этих школах обучается более 58 тысяч учеников, большинство из которых – девочки.

В этих статьях также подчеркивается, что моя «миссия» универсальна – она вне политики, находится за рамками религиозных течений и классовых предрассудков, объединяя самых разных последователей в США. В них говорится и о том, что среди поклонников книги «Три чашки чая» – Билл Клинтон, Лора и Барбара Буш, Джон Керри и Колин Пауэлл, а также видные военные, такие как глава Центрального командования США генерал Дэвид Петреус, начальник объединенного комитета штабов адмирал Майк Муллен, а также руководитель Командования специальных операций адмирал Эрик Олсон. Я горд тем, что офицерам, проходящим подготовку в отделе контрразведки Пентагона, рекомендовано чтение «Трех чашек».

В каком-то смысле все эти цифры и факты могут быть полезны: если нет другой информации, они могут в общем и целом рассказать о том, что мы делаем и как общество воспринимает нашу работу. Но с моей личной точки зрения, такой «статистический» подход к оценке деятельности института неправильно расставляет акценты. Если и есть мерка, которой я бы мерил достижения ИЦА, то это не ежегодный объем пожертвований и не количество человек, прочитавших «Три чашки чая», и даже не количество построенных нами школ. На самом деле математика здесь ни при чем: по-настоящему важно лишь то, как образование меняет жизнь девочек. Их истории зажигают во мне огонь, который согревает и заставляет двигаться вперед. Именно вокруг этого строится вся моя работа.

Слава богу, есть множество таких замечательных историй.

Возьмем, к примеру, Джахан Али, чей дед Хаджи Али был нурмадхаром (вождем) деревни Корфе. Он стал моим самым главным наставником. В первый же день знакомства со мной в сентябре 1993 года Джахан заставила меня пообещать, что когда она закончит школу, мы пошлем ее на курсы акушерок. И через девять лет она с воодушевлением потребовала исполнения обещания. По окончании средней школы в Корфе девушка проходила дополнительное обучение на курсах административного управления. Тем временем ее отец в родной деревне пытался сговориться о свадьбе 23-летней Джахан. Благодаря полученному образованию за такую невесту предлагают выкуп уже не в пять, а в пятьдесят взрослых баранов. Однако Джахан не спешит вступать в брак – она планирует сначала возглавить администрацию деревни и баллотироваться в пакистанский парламент. «Я не выйду замуж, пока не достигну своей цели, – недавно сказала она мне. – Иншалла (если будет на то воля Аллаха), я когда-нибудь стану суперледи».

Еще одна история – судьба Шакилы Хан, бывшей в рядах первых выпускниц построенной нами школы в Хуше. Эта деревня расположена южнее Корфе и находится у подножия горы Машербрум, одной из высочайших вершин мира. Сейчас Шакила завершает третий год обучения в медицинском центре Fatima Memorial Hospital в Лахоре. Она учится на отлично и, вероятно, станет первой получившей местное образование женщиной-врачом. В истории народа балти, насчитывающего около 300 000 человек, это пока единственный случай. Девушке сейчас двадцать два года; в будущем она планирует вернуться в долину Хуше и оказывать медицинскую помощь своим соплеменникам. «У меня две основные задачи, – говорит Шакила, – бороться с женской смертностью при родах и с высокой смертностью детей перового года жизни».

И, наконец, еще одна история – Азизы Хусейн, выросшей в долине Хунза, неподалеку от того места, где Каракорумское шоссе пересекает границу Пакистана и Китая. Окончив в 1997 году организованную федеральным правительством в городе Гулмит школу для девочек и пройдя двухгодичный курс акушерства, оплаченный ИЦА, Азиза также захотела вернуться в родные края, чтобы работать в своем районе, где ежегодно около двадцати женщин погибают во время родов. С тех пор как Азиза начала свою работу, ни одного смертельного случая при родах в округе не зафиксировано.

Спустя тринадцать лет после того, как завершилось строительство первой школы в Корфе, Институт Центральной Азии вырастил целое поколение молодых образованных женщин, которые сейчас начинают строить свою карьеру. Они совершают гораздо более впечатляющее «восхождение», чем все западные альпинисты, когда-либо покорявшие местные вершины. Эти женщины в известном смысле обогнали не только меня, альпиниста-неудачника, но и самых выдающихся покорителей гор, включая первопроходца Алистера Кроули, британского поэта, шпиона, йога, который первым из европейцев в 1902 году совершил попытку подчинить себе К2.

Эти девушки забрались гораздо выше, чем мы, альпинисты, могли даже мечтать.

* * *

Ради достойной цели – сделать образование доступным для девочек – сейчас не покладая рук трудятся люди в самых разных странах мира от Гватемалы и Египта до Бангладеш и Уганды. Особенности подхода Института Центральной Азии к этой работе, пожалуй, лучше всего отражает название книги «Три чашки чая». Оно отсылает к пословице народа балти, которую я узнал от Хаджи Али во время одного из первых моих приездов в его деревню. «Когда ты впервые пьешь чай с балти, ты чужак. Когда пьешь чай во второй раз, ты почетный гость. В третий раз ты становишься родственником, а ради родственника мы готовы сделать все, что угодно, даже умереть».

Среди всех уроков, которые мне преподал старик, это, наверное, самый ценный. Что может быть важнее, чем отношения с окружающими? Пословица снова подтверждает известную истину: чтобы работать в этой части света, необходимо уметь прислушиваться к тому, что тебе говорят. Решение любых проблем, твердо верил Хаджи Али, начинается с чаепития. Так оно и оказалось на практике.

После первого знакомства с Хаджи Али в 1993 году я вернулся в Соединенные Штаты, собрал сумму в двенадцать тысяч долларов и через год снова приехал в Пакистан. В городе Равалпинди я купил цемент, древесину и все необходимое для строительства, погрузил материалы на грузовик «Бедфорд» и повез на север по Каракорумскому шоссе в Скарду. Путешествие заняло три дня. В Скарду мы загрузились в джипы и на них доехали до места, где дорога кончалась – в тридцати километрах от Корфе. Я надеялся, что в деревне меня встретят как героя. Но вместо этого мне сообщили (после того, как я выпил несколько чашек чая с Хаджи Али), что перед тем, как мы начнем строительство школы, необходимо построить мост. Почему? Потому что невозможно было доставить стройматериалы в Корфе с помощью единственного на тот момент средства переправы через бурную горную реку Бралду – оно представляло собой деревянный ящик, закрепленный на стометровом тросе.

Наверное, я мог подумать об этом и раньше, но, так или иначе, неожиданно возникшее препятствие тогда показалось мне катастрофой. Пришлось вернуться в Штаты и убеждать спонсора, доктора Жана Эрни, сделать еще одно крупное пожертвование. Затем я закупил в Пакистане дополнительные стройматериалы и снова доставил их к берегу Бралду, после чего жители Корфе перекинули через реку подвесной мост длиной 86 метров. Все это отсрочило реализацию моего первоначального проекта почти на два года.

Все эти изменения планов и отсрочки сводили меня с ума.

Лишь много лет спустя я понял и оценил, насколько символичным оказался сам факт, что до того, как строить школу, необходимо было навести мост.

Школа, конечно, олицетворяла все надежды, которые несет с собой возможность получения образования. Но мост имел еще более глубокий смысл – он олицетворял отношения, которые позволят воплотиться надеждам. Только основанные на человеческих отношениях проекты могут быть воплощены в жизнь. Только так они перестают быть пустыми мечтаниями.

Возведение здания школы в Корфе завершилось в декабре 1996 года, и с тех пор сооружению любой нашей школы предшествовало наведение мостов. Обычно не в прямом смысле этого слова: просто складывались эмоциональные связи и завязывалась дружба, подчас на долгие годы. Скреплялись новые узы многочисленными совместными чаепитиями.

Подобный подход к делу означает, что некоторые наши проекты продвигаются небыстро, напоминая неспешное движение величественных ледников Каракорума. Например, у нас ушло восемь лет на то, чтобы убедить осторожного традиционалиста, муллу консервативной деревни Чунда, расположенной в отдаленном уголке Балтистана, что стоит разрешить девочкам посещать школу. Но сегодня в Чунде уже более трехсот школьниц, и мы очень рады, что благословение на учебу им дал тот самый мулла, который когда-то препятствовал женскому образованию. Его отношение к нам изменилось, но эта история показывает, что иногда построение хороших отношений требует колоссального терпения.

Как и Назрин Байг, зеленоглазая медсестра из Чарпурсона, мы не жалеем о том времени, которое проводим в ожидании. Как сказал бы мудрый старейшина деревни, все важные дела стоит делать очень, очень медленно.

* * *

Книга, которую вы держите в руках, начинается с того момента, на котором закончились «Три чашки чая». Речь идет о событиях 2003 года и нескольких последующих лет. Частично я рассказываю о продолжении нашей работы в Пакистане, однако по большей части – о том, как мы проникли в новый регион – в отдаленные северо-восточные области Афганистана. Работать здесь оказалось еще сложнее, чем в Пакистане. История о том, что мои сотрудники называют «афганским приключением», разворачивается на фоне описания судьбы одной школы.

Если представить себе, что первая построенная школа – это первое посаженное нами зернышко, то нашу деятельность в труднодоступных районах Афганистана можно сравнить с выращиванием опытным садовником прекрасного цветка в дальнем углу сада. Ни один из проектов не отнимал столько времени и не требовал такой многообразной подготовки и столь тщательного надзора, как возведение маленькой школы неподалеку от старинного киргизского кладбища в самом сердце афганского Малого Памира, в месте, называемом Бами-Дунья – «Крыша мира» (в русской географической традиции весь массив афганского Памира называется обычно Южным, в противоположность Северному, находящемуся на территории Таджикистана. – Ред.). Кроме школы в Корфе, нет более дорогого моему сердцу проекта, потому что ему сопутствовали большие и малые чудеса. Все началось с обещания, данного в 1999 году во время короткой и удивительной встречи, которая будто бы сошла со страниц средневековой истории тех времен, когда степи Центральной Азии топтали кони всадников Чингисхана. Просьба кочевников привела нас в Афганистан, страну, которую я люблю столь же сильно, что и Пакистан.

Отчасти столь удивительным появление на свет этой школы делает то, что за десять лет, что прошли от обещания до его воплощения в жизнь, мы были вынуждены отвлекаться на множество других проектов, которые требовали сил и внимания. Мы не оставляли надежды построить эту школу даже во время разрушительного землетрясения в Кашмире в 2005 году и преодолевали другие возникавшие на нашем пути препятствия, о которых рассказано в книге. Это свидетельствует о преданности цели и упорстве всех сотрудников Института Центральной Азии, и особенно тех двенадцати человек, которых я любовно называю «Грязной дюжиной». Если и есть в этой истории настоящие герои, то это они. В общем, эта книга – о них, потому что без них ничего бы не получилось. Если девушки, выпускницы школ – это зажженное нами пламя, то двенадцать сотрудников ИЦА – это горючая смесь, которая поддерживает огонь. Они наставляли, вдохновляли, помогали мне двигаться вперед, несмотря на многочисленные трудности. Они столь многим пожертвовали ради дела и продемонстрировали такую верность, что все наши достижения скорее принадлежат им, чем мне. Без их поддержки и смекалки я бы не сделал ничего, а так и остался бы альпинистом-неудачником, питающимся быстрорастворимой лапшой и живущим в собственной машине.

Вы увидите, что история о маленькой, но такой драгоценной для меня школе в дальнем углу Центральной Азии окажется сложной и запутанной, как извилистые горные тропы Каракорума или Гиндукуша. На этих дорогах нередко встречаются препятствия, неприятные неожиданности, резкие спуски или подъемы, завалы и тупики – со всем этим столкнется любой путешественник, дерзнувший забраться в эти необыкновенные и суровые места. Надеюсь, что читатель сможет найти в книге то, о чем уже несколько лет просили меня поклонники «Трех чашек» – они хотели узнать о повседневной работе Института Центральной Азии и о том, чем он живет. Думаю, что смог передать свои чувства, и читатель сможет и сам ощутить, каково это – продвигать идею женского образования в стране талибов. От книги к книге мы постепенно разворачивали повествование, стремясь показать, каким образом мечта обретает плоть, точно так же, как по кирпичику мы возводили все новые школы.

Замечу, что в первой части книги отчасти будет рассказано о том, что уже известно читателям «Трех чашек чая». Мне показалось важным прибегнуть к некоторым повторам, потому что более ранние события предопределили последующие и со временем обрели новый смысл. Ведь поначалу я не мог в полной мере оценить значимость происходящего и извлечь из него уроки. Только позже я понял, как то, что случилось раньше, вписывается в общую картину, которую я сейчас пытаюсь воссоздать.

Действительно, только глядя на ситуацию с некоторого расстояния, я смог осознать, что же с нами происходило. Все эти чудеса не удивили бы Хаджи Али, который, увы, умер в 2001 году. Старик не умел ни читать, ни писать. За семьдесят лет своей жизни он покинул родную деревню лишь однажды, чтобы совершить паломничество в Мекку. Тем не менее он был мудр и прекрасно понимал, что надежда живет в будущем, а опыт и здравый смысл человек обретает, заглядывая в прошлое.

Иногда мне кажется, что все самое главное, что я знаю о жизни, я получил от этого вспыльчивого человека, с которым мы когда-то давным-давно встретились среди ячменных полей Корфе.

Грег Мортенсон.

Бахарак, Афганистан.

Август 2009 г.

Часть I
Обещание

Пролог

Образование и упрочение положения женщины по всему миру обязательно сделает любое общество более гуманным и терпимым, а жизнь – более справедливой и мирной.

Аунг Сан Суу Кий

Иршадский перевал – один из трех трудных путей, которые ведут через Гиндукуш на север, в самые заброшенные уголки Афганистана. На гребне перевала снег лежит почти круглый год и тает лишь на четыре месяца, а воздух столь разрежен, что проходящие этим путем торговцы обычно подрезают ноздри своим ослам, чтобы тем было легче дышать. Миновав высочайшую точку Пакистана, тропа идет по откосу, образующему длинный пологий спуск, и приводит в узкое и вытянутое ущелье. Тот, кто стоит у южного входа в Иршадское ущелье, до самого последнего момента не может видеть того, кто по нему движется с севера. Именно так и получилось, что я не заметил группы кочевников-киргизов, пересекших границу Пакистана в октябре 1999 года.

Первым их увидел остроглазый Сарфраз Хан – опытный охотник на горных козлов и бывший десантник, получивший в боях ранение, после чего одна его рука двигалась плохо. В тот момент киргизы как раз выезжали из-за поворота в полумиле от нас. Через секунду после того, как в поле его зрения появились приближающиеся всадники, он вскочил с одеяла, на котором мы сидели, подбежал к нашему джипу и начал сигналить как сумасшедший.

«Они едут, едут! – кричал он на языке вахи, не в силах сдержать радость. – Ваздей, ваздей, молодцы!»

Я в это время собирался сделать еще один глоток немек чой (соленого чая), согревавшего нас на ветру и под мокрым снегом. Чашка в руке зависла на полпути к губам… Я поставил ее на землю и стал разглядывать приближающихся. Это было впечатляющее зрелище.

Четырнадцать всадников скакали во весь опор сквозь пелену дождя. Даже с расстояния более километра можно было уловить старую как мир музыку – топот копыт по влажной земле, бряцание металлической сбруи, быстро распространяющиеся в чистом горном воздухе. Мы слышали, как скрипела мокрая кожа седел и как комки грязи, вылетающие из-под копыт лошадей, шлепались на землю.

Предводитель был закутан в потрепанный плащ, его черные кожаные сапоги доходили до колен, бархатные штаны потемнели, и на них блестели пятна бараньего жира. Старое английское ружье «Ли-Энфилд» висело у него за спиной, широкий кожаный пояс обхватывал весь живот, а на голове сидела допотопная шапка советских времен, уши которой взлетали вверх и вниз в такт лошадиному галопу. У каждого из его людей было по «АК-47», и вообще они были вооружены до зубов. Их грудь и плечи опоясывали тяжелые патронташи. Лошади под ними были приземистыми и лохматыми, а тела их лоснились от пота.

Всадники с шумом надвигались на нас и неслись во весь опор, но в последнюю секунду молниеносно остановились и синхронно, с кошачьей грацией спрыгнули на землю. Они покинули седла легко и быстро, и естественность этого движения выдавала людей, которые провели в седле всю жизнь.

Тогда я смог поближе рассмотреть предводителя. Это был молодой человек с редкими усиками, с плоским загорелым и обветренным лицом, худощавый, с косматыми волосами и грубой кожей. Кочевник, вероятно, внешне мало отличался от представителей предыдущих сорока или пятидесяти поколений его предков, лучших наездников во всей истории человечества.

Такое впечатление, что бурный и сметающий все на своем пути поток времени почти не затронул этих людей и этой культуры.

Стоя там, в грязи, парень сунул руку в карман куртки, достал щепотку сырого зеленого жевательного табака и приветствовал нас традиционным «ас-салам-алейкум». А затем он негромко и очень почтительно поведал, что он и его люди скакали без остановок шесть дней, чтобы повидаться со мной.

Как выяснилось, их послал командхан Абдул Рашид Хан, вождь последнего оставшегося в горах Малого Памира племени киргизов. Земля в местах, где они обитали, была столь скудна, что каждую зиму семьи кочевников, а также стада верблюдов, овец и яков фактически голодали. Однако они не сетовали на это; единственное, чего недоставало людям Абдул Рашида, по их собственному заявлению, так это образования – возможности обучить своих детей чтению и письму. Вот что заставило их оседлать коней и преодолеть Иршадский перевал.

В последние несколько лет, рассказали приехавшие, в их дальние горные поселения с южной стороны Гиндукуша стали приходить странные вести. Говорили, что некий американский альпинист строит школы в приграничных долинах северного Пакистана, в округе, который позабыт властями и в котором иностранные некоммерческие организации также отказываются вести работу. По слухам, открываемые американцем учреждения не только были доступны для мальчиков, но и распахивали двери для тянущихся к грамоте девочек.

Прознав, что американец собирается посетить долину Чарпурсон, Абдул Рашид Хан отправил отряд самых выносливых всадников на самых быстрых лошадях и приказал им найти этого человека и спросить, не построит ли он школу для киргизских детей.

Немногое дается быстро в тех местах, но отряду пришлось действовать оперативно. Первый снег рано лег в 1999 году на склоны Гиндукуша, и если киргизские посланцы не успеют вернуться до того, как сугробы окончательно завалят Иршадское ущелье, они окажутся отрезанными от дома и семей до следующей весны. Вероятно, сказали они, им придется двинуться в обратный путь сразу по приезде, в крайнем случае следующим утром. Поэтому ответ от меня им нужно получить незамедлительно.

«Ваалекум-салям («мир также и вам»), – ответил я предводителю всадников. – Я понимаю, что у вас мало времени, но давайте все же сначала пройдем в дом моего друга Сарфраз Хана, чтобы вы и ваши люди могли поесть и отдохнуть. А потом мы обсудим просьбу Абдул Рашид Хана и подумаем, удастся ли построить школу».