Текст книги "Сфинкс"

Гин слушал ее рассказ, как вдруг увидел подъезжающий к обочине черный лимузин. Инстинктивно он почувствовал, что это ее машина. Он присел и спрятался за спинами алжирцев.

– У вас подогнулись колени? – спросила девушка в очках.

– Так, небольшая разминка, – ухмыльнулся Гин.

Он слышал, как машина остановилась, открылась и через некоторое время захлопнулась задняя дверца. Лимузин уехал, послышались приближающиеся шага. Он встал в полный рост. Это была Лори. В деловом костюме она выглядела еще более привлекательной. На ней был безукоризненно сшитый черный костюм: жакет с широкими плечами и узкая юбка, на голове – черная шляпка фасона пятидесятых годов, ее золотистые волосы были сколоты на затылке, но это только придавало классический оттенок ее скулам и ярким зеленым глазам.

Увидев его, она остановилась и прижала к груди черную сумочку из змеиной кожи.

– Привет, Лори, – сказал он мягко.

Девушки смотрели то на Гина, то на Лори, пока одна из них не толкнула в бок свою подругу. Лори ничего не сказала, подошла ближе, опустила глаза и наконец промолвила:

– Итак, вы все-таки меня нашли. Я так и думала. Кто Дал вам этот адрес?

Он покачал головой и улыбнулся:

– Не так уж трудно вас найти. Моя секретарша постаралась.

– Да, – сказала она, – я должна чувствовать себя польщенной. Такая важная персона уделяет мне так много внимания.

– Не говорите глупостей. Я хотел вас видеть.

Она посмотрела на него. Ее зеленые глаза были чуть прищурены.

«Эта девушка невероятно красивая», – подумал он. Разве можно быть такой красивой и одновременно такой сдержанной? Он не мог этого понять.

– После вчерашней ночи, я думала, вы больше не захотите меня видеть, – сказала Лори.

– Вы ошибаетесь. Меня заинтриговала девушка, которая кусается. Я был у вас в воскресенье, позвонил в звонок, но, думаю, Матье ничего вам не передал.

– Вы приезжали вчера?

– Да, конечно. Вы полагаете, меня могло остановить небольшое недоразумение?

– Я не понимаю, зачем вы здесь, я думала, что достаточно ясно дала вам понять, что не хочу с вами встречаться.

– Яснее ясного. Сначала говорили, что я вам нравлюсь, а потом прокусили мне язык.

– Я не собиралась поранить вас, – сказала она, – язык все еще болит?

– Только когда я ем.

Она посмотрела в сторону, лучи утреннего солнца осветили ее золотистые ресницы и необычные зеленые глаза.

– Я сожалею о том, что все так сложилось. Я бы хотела, чтобы все было по-другому.

– Это могло быть по-другому, – настаивал он, – и все еще может быть по-другому. Я мог бы пригласить вас поужинать.

Она взяла его за запястье. Пожатие ее теплой изящной руки было крепким.

– Гин, я хочу сказать, что вы один из самых привлекательных мужчин, каких я когда-либо встречала. Вы даже не догадываетесь, как вы мне нравитесь. Это, и только это причина, по которой мы не можем с вами встречаться.

Он покачал головой в недоумении:

– Политическая логика тоже довольно странная, но я не могу вас понять. Вы боитесь серьезных отношений? В этом причина? Вы думаете, как бы не пострадали ваши чувства?

– Нет, – сказала она мягко, – дело совсем не в этом.

– Тогда в чем же? Ради Бога, Лори, вы должны мне сказать.

Она ответила просто:

– Я не могу.

Гин не знал, как еще можно ее убедить. Они стояли рядом на залитом солнцем тротуаре, пока не открылись двери Франко-африканского банка. Она коснулась его руки и ушла.

– Лори, – позвал он.

Она замедлила шаг, но не обернулась.

Гин многое хотел сказать ей, но так и не нашел слов, чтобы объяснить, что он чувствует. Он повернулся и, сунув руки в карманы, зашагал по улице.

Девушка в темных очках захихикала, глядя, как он уходит, но та, что жевала резинку, дернула ее за руку, и обе поспешили в банк.

Он успокоился только тогда, когда внезапно пришел к заключению, что все-таки собирается пробраться в усадьбу Сэмплов и все разведать. Им овладело то самое настойчивое, неудержимое стремление, которое помогло ему получить работу в Госдепартаменте и которое часто одобрялось в демократическом лагере. На все затруднительные, запутанные вопросы у него был один ответ: во всем разобраться и выяснить, отчего именно так все происходит. Он не был глубоким мыслителем, но рассуждал методично, анализируя детали. Гин был уверен, что этой ночью ему удастся осуществить небольшую разведку, и все это он проделает так аккуратно, что никто никогда не узнает, что он там побывал. Он хотел всего лишь взглянуть на дом и его окрестности и найти хотя бы одну причину, объясняющую упорство, с которым Лори избегала его.

Начиная с этого понедельника Лори превратилась для него в очаровательное наваждение. Гин понимал, что это похоже на юношеское увлечение, но не мог постоянно не думать о ней. Он ничего не мог с собой поделать. Он писал ее имя в блокноте и даже пытался набросать ее портрет. И, что было еще хуже, ее слова крепко засели в его мозгу: «Вы один из самых привлекательных мужчин, каких я когда-либо встречала. Вы даже не догадываетесь, как вы мне нравитесь».

– Эй, – сказала Мэгги, ставя перед, ним стаканчик кофе, – ты не болен?

– Болен? – переспросил Гин.

– Ты болен Лори Сэмпл. Твоя болезнь известна современной медицине как неистовая щенячья влюбленность. Вот так.

От неожиданности Гин обжегся горячим кофе.

– Я категорически это отрицаю, – сказал он, – кроме того, разве можно в тридцать два года страдать от щенячьей влюбленности?

– Не спрашивай об этом у меня, – сказала она, пожимая плечами, – спроси лучше у того, кто написал имя Лори Сэмпл двадцать четыре раза в твоем лучшем блокноте.

– А ты думала, я буду писать ее имя на дрянной, дешевой бумаге?

Мэгги нагнулась над его столом.

– Продолжай в том же духе, – сказала она тихо, – я уже давно тебя таким не видела.

Гин осторожно отпил кофе.

– Я не могу выбросить ее из головы. Она говорит, что я ей нравлюсь и в то же время она не может со мной встречаться. Это меня бесит, я должен во всем разобраться.

– Ну и что ты собираешься делать? – спросила Мэгги.

Гин помолчал, отпивая кофе быстрыми обжигающими глотками и решая, рассказать ли ей о своих намерениях. Наконец решил, что доверится ей. Мэгги всегда поддерживала его и умела логически и уравновешенно рассуждать.

– Я разработай план, – начал он медленно, – хочу пробраться в усадьбу Сэмплов.

– Что это за план?

– Мэгги, – сказал он, убеждая не только ее, но и самого себя, – это единственный выход. Я должен узнать, в чем причина ее упрямства. Возможно, дело в ее матери. Наверное, старая карга держит ее взаперти и никому не позволяет видеться с ней.

– Гин, ты в своем уме? А вдруг тебя поймают?

Он замотал головой:

– Маловероятно. Я все продумал. Я проникну туда, немного порыскаю и выберусь оттуда без проблем.

– Но там собаки, большие собаки, ты же сам говорил.

– Даже самая большая собака не устоит перед газом. Я собираюсь взять несколько баллончиков. Почтальоны иногда пользуются такими баллончиками, чтобы ненадолго оглушить сторожевого пса и подобрать оставленное письмо.

– А ты подумал об этом шофере Матье?

– Он никогда не узнает, что я там был. На случай, если он меня обнаружит, я захвачу пистолет тридцать восьмого калибра. Я им, конечно, не воспользуюсь, но мне бы хотелось иметь при себе что-то для самозащиты, он все-таки мастер по кравмаге.

Мэгги долго молчала, покусывая губы.

– Я могу уговорить тебя не делать этого? – спросила она наконец.

– Не думаю. Я уже принял решение.

– Ты подумал, что это может разрушить твою карьеру?

Он потянулся за сигаретой.

– Этого не случится, даже если меня поймают на месте. Я скажу, что тайком пришел к ней в гости и по ошибке был принят за вора. Господи, Мэгги, я не собираюсь совершать кражу со взломом. Я хочу всего лишь быстро осмотреть местность и, если удастся, заглянуть в окна.

– Пришел в гости? Ночью? С заряженным пистолетом?

– Мэгги, не сгущай краски. Я только перелезу через стену. Усадьба огромная, меня никто не заметит.

Она еще немного подумала, потом встала.

– Сейчас у тебя, я вижу, мозги набекрень, – сказала она с жалостью.

– А что тебе кажется странным? Неужели нельзя хоть раз в жизни потерять голову от страсти?

– Может, ты и прав, – ответила Мэгги, – но важно, на кого направлена эта страсть.

***

В четверг, в одиннадцать вечера, Гин подъехал к особняку Сэмплов. Он взял напрокат темно-синий «матадор». Он был одет в черный спортивный свитер, черные вельветовые брюки, на глаза была надвинута темно-серая кепка. В маленькой матерчатой сумке лежали газовые баллончики и моток веревки, длинноствольный револьвер тридцать восьмого калибра торчал из кармана брюк. Гин выключил мотор и несколько минут сидел в машине, прислушиваясь к ночным шорохам.

На этот раз он проехал мимо главных ворот по дороге, которая шла вдоль высокой кирпичной стены. Он подумал, что отсюда ближе к дому. Машину Гин припарковал на противоположной стороне дороги, в тени развесистых деревьев, оставив в ней ключи зажигания на случай, если придется спешно ретироваться.

Ночь была прохладной. Гин вышел из машины и тихо закрыл за собой дверцу. Через некоторое время его глаза привыкли к темноте. Он снова прислушался, сдерживая дыхание, но кругом было тихо.

Быстро и бесшумно Гин пересек узкую дорогу и остановился. Вокруг не раздавалось ни звука. Он размотал нейлоновую веревку и отступил назад, прикидывая, какой высоты может быть старая, поросшая мхом стена. На конце веревки был алюминиевый крюк, который Гин собирался забросить на стену и зацепить за железные шипы. Он сделал четыре попытки. Первый раз он не добросил крюк, следующие два раза крюк перелетал через стену, но никак не цеплялся за шипы. Наконец Гин прочно закрепил конец веревки и начал взбираться, задыхаясь и моля Бога, чтобы ржавый наконечник выдержал вес его тела. Через три минуты Гин был наверху. Он уселся верхом на ворота, смотал веревку и отдышался. За деревьями он увидел мерцающие огоньки окон, но стояла тишина, и не было никаких признаков рыскающих сторожевых псов. Только в отдалении раздался гудок товарного поезда да реактивный самолет пронесся в вышине. Когда веревка была смотана, Гин вновь зацепил крюк и перебросил веревку вниз, на внутреннюю сторону стены. Затем он осторожно соскочил на землю и замер, настороженно прислушиваясь.

Гин взглянул на часы: было четверть двенадцатого, потом поправил револьвер и начал осторожно пробираться сквозь высокую траву, все время останавливаясь и прислушиваясь. Он постарался запомнить место, где висела веревка, чтобы, если понадобится, быстро перелезть обратно.

Ему потребовалось десять минут, чтобы пробраться через низкорослый кустарник, который простирался до самого дома. Ничто не напоминало о собаках, и он понадеялся, что они не спущены с цепи. Если он будет осторожен, то, возможно, не разбудит их. Гин медленно продирался через спутанную сеть кустов, пока не добрался до лужайки перед домом.

Дом был больше, чем он предполагал, мрачный и угрюмый, с торчащими дымоходами; голые стебли ползучих растений окутывали стены. В юго-западной части дома была веранда с темными пустыми окнами. Чуть дальше, в южной части дома, возвышался портик с колоннами, он, так же как и стены, был увит вьющимися стеблями и казался таким же необжитым и пришедшим в упадок, как и весь дом. Только одно окно светилось в нише на западной стороне, но шторы были так плотно задвинуты, что невозможно было заглянуть внутрь. Гин обошел дом с южной стороны и дошел до гравиевой дорожки, которая вела к центральным воротам. Он все время останавливался и прислушивался, но усадьба, казалось, покоилась во мраке и тишине. Только раз послышался слабый треск, он замер – но это просто птица зашуршала в дубовых ветвях. На этой стороне дома все окна были темными, поэтому он вернулся на западную сторону, к веранде. Густые вьющиеся заросли поднимались к самому окну веранды. Гин подумал, что если он поднимется по стеблям, то сможет встать на узкий желоб, который спускался с крыши веранды и шел под окнами, и попытаться заглянуть внутрь – в щель между шторами. Он сможет гордиться собой, если ему удастся увидеть Лори.

Пригнувшись, Гин быстро перебежал через лужайку к веранде, ненадолго остановился, затем поднялся по четырем деревянным ступеням, стараясь не споткнуться. Мягко ступая и прячась в тени, он прошел в другой конец веранды, к стволу вьющегося растения. Снова прислушался. Ему казалось, что он слышит слабые голоса и звуки музыки. Низкие серые облака закрывали луну, лишь слабый свет проливался на лужайку и освещал заросли кустарника, похожие на волнующееся и шелестящее море. Он оперся на перила и потянулся к стволу, чтобы проверить его прочность. Много лет назад ствол крепко прибили к стене, возможно, он выдержит его вес. Гин ухватился за ствол сначала одной, потом обеими руками. Сухие веточки затрещали, обламываясь, но дерево оказалось достаточно прочным.

С трудом переводя дыхание, Гин поднимался все выше, хватаясь за ветки. На высоте примерно десяти-двенадцати футов, почти на уровне крыши веранды, он замер на мгновение и прислушался. Вдруг раздался низкий грохочущий звук, который можно было принять за рокот идущего на снижение самолета. Гин полез дальше и наконец поднялся достаточно высоко, чтобы встать на желоб В отдельных местах желоб сильно проржавел, но кусок от крыши веранды до окна в нише выглядел довольно сносно. Гин проверил ногой, насколько прочен желоб, а потом, надеясь на удачу, встал на него двумя ногами, всем своим весом в 192 фунта. Освещенное окно теперь находилось в двух-трех футах от него, и он мог отчетливо слышать голоса и звук шагов.

Это случилось сразу же после того, как он ступил на желоб. Раздалось страшное рычание, от которого волосы встали дыбом, и что-то очень сильное и тяжелое подпрыгнуло снизу и сбросило его на землю. Гин поцарапал о ветки руки и лицо и упал в траву, больно ударившись спиной. Потом чудище навалилось на него сверху, пуская слюну, рыча и царапаясь страшными когтями. Гин почувствовал запах зверя и понял, что это не собака. Он закричал в ужасе и дернулся. Рукава его свитера порвались, клыки вонзались ему в плечо, раздирая кожу и плоть.

Глава 3

Гин открыл глаза. Было уже утро. Он лежал на узкой железной кровати в маленькой комнате с обоями в цветочек. Бледный солнечный луч пересекал комнату и освещал шифоньер из орехового дерева; Гин разглядел на нем деревянную фигурку верблюда с седлом и черно-белую фотографию женщины в серебряной рамке, по-видимому бабушки Лори.

Плечо онемело и сильно болело. Гин повернул голову и увидел, что оно тщательно перевязано. На бинте проступили бурые пятна засохшей крови. Он кашлянул и почувствовал, что ребра повреждены тоже.

В течение часа или около того Гин дремал, время от времени просыпаясь. Ему показалось, что он находится под действием какого-то транквилизатора. Во сне его мучили кошмары – бледные дикие твари с огромными когтями. Однажды он даже закричал и проснулся. Около полудня дверь в его комнату открылась. Гин повернул голову, и его затуманенный взгляд остановился на высокой женщине. Сначала он подумал, что это Лори, но потом заметил, что она старше и выглядит более величаво. Она была в сером платье, серебристые волосы тщательно уложены и покрыты усыпанной жемчугом сеткой. Ей было около пятидесяти лет. Для женщины ее возраста у нее была превосходная фигура: большая грудь и тонкая талия. Он неожиданно вспомнил слова Мэгги: «само совершенство». Да, без сомнения, это была мать Лори, миссис Сэмпл.

– Мистер Кейлер, – сказала она с легким французским акцентом, – вы уже проснулись?

Гин кивнул:

– Я чувствую себя отвратительно, у меня пересохло во рту.

Миссис Сэмпл присела на край кровати, держа в руке стакан с минеральной водой. Уверенным жестом она приподняла его голову и дала напиться, потом промокнула салфеткой его губы.

– Вам лучше? – спросила она.

– Да, спасибо.

Миссис Сэмпл рассматривала его с нескрываемым интересом.

– Знаете, вам очень повезло, – сказала она.

– Повезло?! Я едва живой.

– Едва живой все же лучше, чем мертвый, мистер Кейлер. Вам повезло, что вы были недалеко от дома: если бы это произошло подальше, мы бы не успели вас спасти.

– Ваши собаки дрессированные?

Она склонила голову к плечу и слегка нахмурилась, как бы не понимая, о чем он говорит.

– Они же могут убить, разорвать человека на части, – продолжал он.

Она кивнула:

– Да, возможно.

– Возможно?! Я чуть не умер!

Миссис Сэмпл пожала плечами:

– Вам следовало понять с первого раза, что вас здесь не ждут, мистер Кейлер. Мы вас предупреждали.

– Да, – сказал он, – думаю, вы правы. Что с моей рукой?

– Вы не умрете. Я сама перевязала рану. Когда-то давно, в Египте, я ухаживала за больными.

– Все равно мне лучше обратиться к врачу. Надо сделать прививки от бешенства и столбняка.

Миссис Сэмпл мягко уложила его снова на кровать.

– Вам их уже сделали, мистер Кейлер. Я позаботилась об этом в первую очередь. Теперь вам нужен только отдых.

– Я могу позвонить от вас?

– Вы хотите позвонить к себе в офис?

– Да, конечно, у меня на сегодня назначено несколько важных встреч, я должен их перенести.

Миссис Сэмпл улыбнулась:

– Не беспокойтесь, мы уже позвонили вашему секретарю и сказали, что вы плохо себя чувствуете. Кто-то по имени Марк обещал все уладить.

Гин опустился на подушку и с любопытством посмотрел на нее.

– Вы очень внимательны, – сказал он, и это было скорее недоумение, чем комплимент.

– Вы мой гость, – ответила миссис Сэмпл, – у нас принято заботиться о гостях. Лори много рассказывала о вас, и мне хотелось с вами познакомиться. Вы совсем не такой, каким я вас представляла.

– Вот как! Хуже или лучше?

Миссис Сэмпл мечтательно улыбнулась:

– О, вы лучше, мистер Кейлер, определенно лучше. По описанию Лори, выходило, что вы Квазимодо и Франкенштейн в одном лице. А вы совсем другой. Вы молоды, красивы и работаете в Госдепартаменте.

Гин потер глаза.

– Должен сказать, ваша дочь для меня – загадка.

– Ведь она вам нравится? Вы находите ее привлекательной?

– Да, конечно, это объясняет, почему я здесь.

– Я так и думала. Вы много разговаривали во сне, несколько раз называли имя Лори.

– Надеюсь, я не наговорил ничего липшего.

Миссис Сэмпл засмеялась:

– Об этом не беспокойтесь, мистер Кейлер. Я довольно опытная женщина и знаю, какое впечатление моя дочь производит на мужчин. Пару раз вы… кое-что сказали.

Гин кашлянул. Ребра заболели так, будто на них наступил слон, ныла спина.

– Извините, если я был груб или что-то сболтнул, – сказал он. – Да, ваша дочь мне очень нравится, и я этого не скрываю.

– Почему же так? Вы, наверное, очень импульсивный мужчина.

Он поморщился от боли, пытаясь сесть.

– В данном случае да, немного импульсивный.

Миссис Сэмпл наклонилась и поправила его подушку. На мгновение ее горячее тело приблизилось к нему, и он почувствовал тот же особый аромат духов, что и у Лори.

– Думаю, вы скоро забудете эту ночь, мистер Кейлер, – сказала она мягко. – В конце концов, никому из нас не нужна огласка и газетные сплетни, не так ли?

Гин внимательно посмотрел на миссис Сэмпл. Она старалась выглядеть бесстрастной, но от нее исходило странное напряжение, когда она говорила ему это. Ее пальцы нервно теребили стеганое покрывало, на губах застыла натянутая улыбка.

– Я знаю, что бестактно спрашивать об этом, – начал он медленно, – но могу я узнать, почему ваш дом так усиленно охраняется?

Миссис Сэмпл коснулась рукой лба, как будто почувствовала легкую головную боль.

– Мы больше всего ценим покой и уединение, мистер Кейлер. Для нас это много значит.

– Это ваше право, – сказал Гин. – Не подумайте, что я пытаюсь поучать вас, но вам не кажется, что Лори нужно чаще бывать на людях? Она кажется такой одинокой.

– Дорогой мистер Кейлер, я постоянно говорю ей об этом.

Гин кашлянул.

– Мне показалось совсем наоборот. Из разговора с ней я понял, что вы ее постоянно контролируете.

Миссис Сэмпл кивнула.

– Вы не первый говорите мне это, – сказала она устало.

– Лори говорила, что никогда ни с кем не встречалась.

– Это правда, мистер Кейлер, она никогда не ходила на свидания, но это вовсе не потому, что я ей не позволяла. Дело в том, что молодые люди, которые пытались за ней ухаживать, были недостаточно настойчивы. Знаете, ей уже девятнадцать, я считаю, что ей пора встречаться с мужчинами и почаще бывать на людях.

– Миссис Сэмпл, а если бы я пригласил Лори, вы бы одобрили это?

– Ну конечно! – Она нервно рассмеялась. – Вы именно тот, кто ей нужен. Вы принадлежите к тому типу мужчин, который мне импонирует.

– Я очень польщен, миссис Сэмпл, но вообще-то я пока не собираюсь жениться. Боюсь, моя карьера для меня важнее.

Миссис Сэмпл встала и подошла к окну. В солнечном свете она казалась еще выше. Гин с удивлением обнаружил, что ее волосы у корней были такие же золотисто-каштановые, как у Лори. Они просто были выкрашены в серебристый цвет.

Миссис Сэмпл повернулась и пристально посмотрела на него таким знакомым завораживающим взглядом ярко-зеленых глаз.

– Хотите, я поговорю с Лори, посмотрим, смогу ли я ее переубедите! – сказала она неожиданно.

– Может, дело в событиях вчерашней ночи?

– Событиях? – переспросила миссис Сэмпл, приподнимая бровь.

Гин принял более удобное положение.

– Предположим, я забуду о том, что произошло этой ночью. Вы ведь этого хотите?

На лице миссис Сэмпл появилась странная улыбка.

– А вы не зря работаете в Госдепартаменте, вы просто читаете мои мысли.

– В данном случае мне это удалось, – сказал Гин.

Когда боль в плече возобновилась, миссис Сэмпл дала ему еще успокоительного, и он проспал с обеда до вечера. Ему снились загадочные сны. То он видел миссис Сэмпл, то странное животное, наблюдающее за ним холодными, бесстрастными глазами. И еще ему приснилось, будто кто-то долго, громко и настойчиво спорит в соседней комнате. Он ничего не мог ясно услышать и понять, уловил только отдельные слова: «подходящий» и «идеальный», прозвучавшие несколько раз, и после паузы – еще два слова: «ритуал» и «испуганный». Он не мог сказать точно, снилось ему это или было на самом деле, потому что потом он увидел рычащих, нападающих на него тварей: сон превратился в кошмар – зверь снова и снова сбрасывал его со стены и вонзал зубы в его руку.

Гин проснулся и почувствовал что-то прохладное на лбу. Он открыл глаза и увидел Лори. Она сидела на стуле у кровати и, наклонившись, прикладывала к его лбу холодный компресс. Гин был весь в поту, во рту у него пересохло.

– Лори, – прохрипел он.

– Я здесь, Гин, – сказала она тихо, – не волнуйтесь. Вам приснился страшный сон. Это успокоительное.

Он попытался повернуть голову.

– Который час?

– Полвосьмого. Вы спите с часу дня.

– Я думаю… – сказал он, напрягая мышцы, как только мог, – мне уже лучше.

– Мама говорит, что вы сможете встать только завтра. Она снова позвонила к вам в офис и предупредила, что вы нездоровы. Какая-то Мэгги просила передать, что любит вас.

Гин кивнул:

– Это моя секретарша. Она славная девушка.

Наступило неловкое молчание, Лори сняла компресс, пошла в ванную и отжала его. Затем она открыла холодную воду и кончиком пальца попробовала струю. Гин молча наблюдал за ней. Лори выглядела еще красивее, чем при первой встрече, и ему было приятно и удивительно, что с каждым разом она все больше очаровывает его. Она была одета в темно-фиолетовую шелковую блузку с вышитыми манжетами и бежевые слаксы. На ее запястьях позвякивали золотые браслеты, на шее на длинной цепочке висел золотой кулон.

– Лори, – сказал Гин как можно ласковее.

Она не обернулась, но Гин видел, что она наблюдает за ним в круглое зеркало над ванной. Взгляд ее был напряженным.

– Вы чем-то напуганы? – спросил он.

Она закрыла кран.

– Почему я должна быть напугана?

– Не знаю, вы производите такое впечатление.

– Нам нечего бояться, – сказала она, подходя к кровати со свежим компрессом. – Мы не из тех, кого можно испугать.

– Но вы из тех, кто боится незваных гостей.

Она откинула назад волосы и положила компресс ему на лоб. Прикосновение было мягким и приятным. Ее выразительные губы приоткрылись, и он видел, как она копчиком языка облизывает их, совершенно невинно, но невероятно соблазнительно.

– Зависит от того, кто эти гости, – ответила она. – Некоторым мы рады.

– Как насчет меня? Вы рады мне?

Она слабо улыбнулась:

– Конечно. Я вам уже говорила, что вы мне очень симпатичны.

– И еще попросили меня уйти.

Она опустила глаза:

– Да, я помню.

Гин убрал компресс со лба. Успокоительное перестало действовать, он чувствовал себя свежее и лучше. Плечо быстро заживало: рана затянулась и он уже мог напрячь мускулы. Осталась тупая боль от синяков и ушибов, но это было терпимо. Он все меньше чувствовал себя беспомощным инвалидом и все больше – на время прикованным к постели политиком.

– Лори, я могу позвонить? – спросил он.

Она осторожно взглянула на него:

– Зачем?

– Мне надо позвонить в офис. На сегодня была назначена пара важных встреч, я хочу узнать, как они прошли.

– Мама сказала…

– Лори, я должен проверить, это моя работа. Не могу же я сидеть здесь сложа руки, в то время как Соединенные Штаты Америки без контроля и руководства движутся к третьей мировой войне.

Лори стояла в нерешительности.

– Я не знаю, – произнесла она, – мама сказала; что лучше бы вы никому не звонили.

Гин нахмурил брови:

– Что она имела в виду?

– Я не уверена, но думаю, ее беспокоит, что вы позвоните адвокату. Она знает об укусах и очень хочет, чтобы вы никому не рассказывали о том, что случилось.

– Я уже пообещал, что не сделаю этого, – сказал он.

Лори слегка покраснела:

– Я знаю.

– Она вам сказала?

– Да, мы спорили об этом. Она взяла с меня обещание, что я приму ваше приглашение.

Гин невесело засмеялся:

– Послушайте, я не собираюсь вас принуждать. Если вы действительно не хотите встречаться со мной, я не буду вас шантажировать. Я только хочу пригласить вас, если и вы сами этого хотите.

Она застенчиво взглянула на него.

– Ну так что? – спросил он. – Если нет, то нам лучше вежливо расстаться и оставить все как есть.

Она водила пальцем по покрывалу.

– Я думала о вас, – сказала она тихо и серьезно.

– Не понимаю.

Она взяла его за руку. Ее взгляд был обеспокоенный и одновременно решительный, как будто она пыталась сообщить ему что-то. Это было похоже на предостережение, которое невозможно передать словами.

– Гин, моя мать – верующая, – сказала она. – Она чтит традиции. Некоторые ее убеждения и поступки… ну, вы их можете не правильно понять.

Он пожал ее руку.

– Что за традиции? О чем вы говорите?

Она покачала головой:

– Я не могу вам этого сказать. Вы можете только сами узнать истину. Но я надеюсь, этого никогда не случится.

Он вопросительно посмотрел на нее, но, видя, что она не собирается больше ничего добавить, покорно вздохнул и снова лег на подушку.

– Не помню, говорил ли я вам, что вы самый странный человек, которого я когда-либо встречал. Может, мне следует написать о вас в «Ридерз дайджест»?

Она грустно усмехнулась:

– Гин, вы не должны думать, что не нравитесь мне. Мне очень приятно, что вы пытались пробраться в дом и найти меня. Это так романтично, только очень жаль, что вы пострадали.

– Значит ли это, что вы согласны со мной встречаться? Или вы в очередной раз пытаетесь мне вежливо указать на дверь?

Она молча посмотрела на него, и ему показалось, что ее глаза наполнились слезами. Она наклонилась и поцеловала его.

– Я очень хочу встречаться с вами, – прошептала она. – Поэтому мне нетрудно будет выполнить данное маме обещание. Но прежде вы должны кое в чем поклясться.

– У вас и у вашей матушки столько требований, как в каком-нибудь законопроекте.

– Ну пожалуйста, Гин.

Он слегка пожал плечом.

– Скажите мне, что это, и я поклянусь.

– Вы должны поклясться, что никогда не попросите меня выйти за вас замуж.

Он уставился на нее, не веря своим ушам. Она была очаровательной и волнующей, но он даже не допускал мысли о такой глупости, как женитьба. Хотя странно было, что она его именно об этом просит.

– Лори, сладкая моя, в этом вы можете быть уверены. У меня хорошая работа, много друзей и достаточно денег. В данный момент я меньше всего думаю о семейной жизни.

– И вы клянетесь?

– Ну конечно, клянусь. – Он поднял правую руку и глубоким резонирующим голосом провозгласил:

– Я, Гин Кейлер, будучи в здравом уме и слегка поврежденном теле, торжественно клянусь, что никогда не буду просить вас, Лори Сэмпл, стать моей законной женой.

Он собирался продолжать, но вдруг увидел, каким серьезным было ее лицо.

Она теребила кулон и, нахмурив брови, слушала его так, будто он присягал на верность флагу.

– Лори, – сказал он, – не подумайте, что я смеюсь над вами, но вы должны понимать, что это идиотское обещание.

– Я знаю, что вы об этом думаете. Но пожалуйста, Гин, никогда не нарушайте эту клятву. Это ваша единственная защита.

– Неужели?

Она наклонилась вперед, приподняла свою золотую подвеску и поднесла к его глазам. Гин увидел маленькую золотую пирамиду. Он протянул руку, чтобы потрогать кулон, но Лори уже убрала его.

– Это ключ к разгадке? – спросил он.

Она покачала головой:

– Я только хотела показать это вам. Влияние этой пирамиды необычное и очень мощное. Я показываю вам ее, чтобы вы знали, чего вам следует остерегаться.

– Лори, я ничего не понимаю…

– Вы всегда должны помнить, что я показывала ее вам. Пожалуйста, это все, о чем я вас прошу.

Гин внимательно рассматривал при дневном свете ее классическое, с высокими скулами лицо и испытывал то же ощущение загадочности, как и в тот раз, когда впервые пытался поцеловать ее. Но выражение ее лица было серьезным и напряженным.

– Хорошо, – сказал он, – если вы так хотите, я запомню это.

***

В конце той же недели Гин поджидал Лори у ворот ее дома. На улице было свежо и сухо. Сморщенные коричневые листья хрустели под ногами, как имбирное печенье. У дороги, рядом с полосатой красно-белой тележкой, стоял флегматичный Матье. Его холодные глаза были спрятаны за зеркальными солнечными очками, и в каждом стекле отражалось чистое голубое небо.

Лори вышла из дому в сафари и ботинках, волосы ее были сколоты под широкополой шляпой. Она подкрасила глаза, и они стали еще выразительнее.

Гин открыл перед ней дверцу машины, затем обошел машину и сел за руль, помахав рукой Матье.

– Я ему чем-то не нравлюсь? – спросил Гин.

– Матье? Не думаю, что ему кто-то может нравиться или не нравиться, как это обычно бывает. Просто он выполняет свою работу.

– Очевидно, его работа не позволяет ему помахать вам рукой, провожая на свидание.

Лори засмеялась:

– Не могу себе представить, чтобы он помахал кому-то рукой. Оставьте его в покое.

Они проехали по извилистой дороге, миновали туннель из развесистых деревьев и выехали на главную трассу. Гин ехал в сторону Фредерика, в противоположном направлении от Вашингтона.