Текст книги "Парижане. История приключений в Париже."
Автор книги: Грэм Робб
Жанр: Зарубежная образовательная литература, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
3
Несколько дней длились предварительные исследования каменоломни под улицей Денфер. Гийомо не удивился, когда один из горнорабочих сказал ему о загадочных следах. В одной из сводчатых пещер ровный слой вековой пыли был нарушен, как будто на ней оставил свой след длинный хвост. Рабочий, который носил на шее саше с раздавленным чесноком и камфарой (у горняков проверенное средство защиты от ядовитого газа), рассказал Гийомо о фигуре с неясными очертаниями, которую он видел убегавшей по тоннелю. За собой она оставила «странный запах». Другие горнорабочие впоследствии говорили, что эта фигура «зеленого цвета» и «очень быстрая», из чего был сделан вывод, что это существо могло видеть в темноте.
Даже случившееся не так давно событие всегда, кажется, можно связать с древней легендой. И хотя о подземном существе уже сообщали раньше, стали говорить, что всякий, кто видел «зеленого человека», непременно умрет или потеряет родственника в течение года. Дядя одного из горнорабочих умер спустя месяц после начала работ, так что эта легенда, очевидно, была правдивой…
На первом этапе укрепления грунта он разделил своих рабочих на три команды. Команда «раскопщиков», состоявшая из рабочих-мигрантов, должна была расчистить коридоры от булыжников. Затем команда «каменщиков» начала бы укреплять своды столбами, используя камень, извлеченный раскопщиками. Смотровые колодцы с улицы были проложены через регулярные интервалы, вызывая закрытие дорог и всеобщее негодование. И наконец, «картографическая» команда должна будет составить карту подземного лабиринта в масштабе 1:216 – это означало, что карта заброшенной каменоломни должна была быть более подробной, чем когда-либо сделанная любая карта улиц Парижа.
Самыми серьезными препятствиями были многочисленные груды осыпавшихся камней. Удаление одной из таких возвышающихся груд булыжников было рискованным делом, и поэтому каменщики, следуя архитектурным планам, предоставленным природой и усовершенствованным господином Гийомо, превращали каждую такую груду в красивый закрученный конус каменной кладки, который, возможно, был скопирован с какого-нибудь необычного, перевернутого вверх ногами собора. Менее выдающийся архитектор заполнил бы пустоту камнями и песком; Гийомо создавал просторные своды и портики. Грубо вырубленные тоннели были украшены песчаником и облагорожены стенами, облицованными известняком. На гладких поверхностях, которые могли бы стать украшением залитого дневным светом проспекта, были вырезаны выпуклые рамы и вставлены надписи – нарисованные или выгравированные, – которые указывали место в последовательности проводимых работ, имя архитектора работ (буква «Г» означала «Гийомо») и дату:
До конца 1777 г. и на протяжении следующего года Шарль-Аксель Гийомо приводил в соответствие свои тоннели и улицы над ними. Он прорыл одинаковые коридоры под фасадами домов по обеим сторонам улицы, предоставив укрепление зданий их владельцам. (Это было отчасти потому, что хозяин дома по закону владел землей под своим домом: он мог, если хотел, попытаться выкопать подвальный этаж до самой преисподней.) Но зеркальное отражение улиц и создание подземного образа города давало также определенное удовлетворение. Названия улиц были выгравированы на каменных плитах; цветок лилия указывал на близость монастыря или церкви. Только в нескольких удаленных кварталах были пронумерованы дома (для расквартировки войск), так что Гийомо разработал свою собственную систему нумерации и применял ее столь последовательно, что в том не населенном людьми мире, где на каждой стене значился инициал G, любой человек мог найти дорогу легче, чем в перенаселенном лабиринте наверху.
Впервые со студенческих лет в Риме он обнаружил у себя состояние близкое к удовлетворению. Раньше он боялся, что должность инспектора каменоломен окажется чуть значительнее должности прославленного каменщика, но по мере продвижения работы он видел вокруг себя неразрушимые свидетельства своего собственного таланта. Находясь в двадцати пяти метрах под Латинским кварталом, он познал тихую радость человека, который посвящает себя душой и телом одной-единственной страсти.
Ввиду обвинений, которые вскоре были выдвинуты против него, следует также отметить, что он был верным другом любого человека, каким бы скромным ни было его происхождение, разделявшего его страсть. Дважды в день горнорабочим позволялось подышать воздухом и ощутить солнечное тепло. Один из горнорабочих, старый солдат, предпочел проводить свободные часы под землей, вырезая точную копию форта Маон, во взятии которого он участвовал в 1756 г. Однажды, когда он работал с долотом над своей моделью, рухнуло перекрытие. Гийомо приказал в память о нем возвести памятник:
«Здесь, после тридцати лет яростных битв, встретил свой конец этот храбрый ветеран; он умер, как и жил, служа королю и своей Родине».
Одному поэту было поручено написать хвалебную речь работам по укреплению грунта. Так как работа была далека от завершения, можно было сказать, что инспектор каменоломен искушает судьбу. Все же темой панегирика был не сам архитектор, а благотворное искусство, творцом которого он был:
Без этого искусства, великая сила которого несет его вес,
Огромная столица и все ее каменные дворцы,
Заставляющие свой древний фундамент скрипеть и стонать,
Исчезли бы в недрах земли, откуда они и возникли.
Вероятно, невежество и зависть неизбежно должны были попытаться разрушить его работу. Дюпон, работы по укреплению грунта которого оказались недостаточными, попытался поднять среди горнорабочих бунт, сказав им, что им недоплачивают. В отзывающихся эхом коридорах Министерства финансов он нашептывал, что Гийомо проматывает общественные деньги, тратя миллионы ливров на ненужные шедевры, тогда как они могли бы быть потрачены на улучшение санитарных условий, дороги и национальную оборону.
Гийомо обращал на эти нехорошие слухи меньше внимания, чем, возможно, следовало бы. Но они достигли его ушей точно в тот момент, когда до его сознания дошла ужасная правда, по сравнению с которой махинации его соперника были просто паучьей паутиной в бездонной пропасти.
4
Когда отдельные части подземной карты были составлены вместе, Шарль-Аксель увидел прошлое города, развернувшееся перед ним как галерея художественных полотен. Галлы и римляне добывали камень для своих построек из открытых каменоломен рядом с Сеной. В конце концов они стали копать в холмах, расположенных к северу и югу, следуя древнему руслу реки. По мере того как город разрастался за пределы острова по обоим берегам, каменоломни становились глубже, и Париж начал уничтожать свой собственный фундамент – брать песок для производства стекла и плавки металлов, гипс для штукатурки, известняк для стен, зеленую глину для кирпичей и изразцов. Огромные колеса когда-то разлиновали улицу Сен-Жак: лошадь, которая проходила по кругу пять километров, могла с помощью лебедки поднять на поверхность шеститонный блок известняка. Часть самого лучшего строительного камня, который пошел на возведение собора Парижской Богоматери, Пале-Рояля и особняков в квартале Маре, была взята из-под улицы Денфер. Горнорабочие добыли там столько камня, насколько им хватило смелости, оставив его в достаточном количестве для того, чтобы поддерживать кровлю выработки. Спустя годы другие горняки обнаружили выработанные каменоломни и стали копать глубже до пластов, залегавших ниже. Основание каждой выработки тогда становилось кровлей для последующей выработки, так что теперь, вместо того чтобы найти прочный камень под полом тоннеля, Гийомо неожиданно столкнулся с обширными пустотами, поддерживаемыми лишь несколькими качающимися кучами камней.
Находясь глубоко под поверхностью земли, он мог услышать грохот экипажей наверху. Наверное, в такой момент он осознал весь ужас ситуации: огромный вес всех улиц и домов на левом берегу Сены не держался ни на чем, кроме тонких столбов известняка.
Непоправимое разрушение половины Парижа было бы катастрофой, соперничающей с великим Лиссабонским землетрясением (произошло в 9.20 утра 1 ноября 1755 г. – Пер.). Но была и другая угроза – личного характера. Во время долгих часов, проведенных под землей, его понимание своей задачи изменилось. Теперь его собственные архитектурные чудеса поддерживали город. Они тоже будут уничтожены, если те слабые подпорки не выдержат.
В таких обстоятельствах его можно было извинить за то, что он отмахивался от препятствий, чинимых на его пути завистливым Дюпоном.
Будучи человеком, который мог спасти Париж, Гийомо имел возможность призвать на помощь полицейских и шпионов. Некоторые горняки и вдовы горняков, которые поддались на уговоры и обратились с прошением к королю повысить заработную плату, были отправлены в тюрьму. Сам Дюпон оказался под надзором. Был проведен обыск в его доме, а ему пригрозили ссылкой в дальнюю провинцию. Ему предложили обдумать, насколько неприятна перспектива «быть оставленным гнить в подземной тюрьме Бастилии». Когда он почувствовал, что земля уходит у него из-под ног, он подписал документ, который был, по словам Гийомо, «написан его собственной рукой, без принуждения и в своем собственном доме»; в нем он объявлял о своем немедленном уходе в отставку и признавал, что Шарль-Аксель Гийомо – человек безупречной честности.
* * *
На протяжении следующих десяти лет даже в самых глубоких и опасных коридорах горняки иногда видели высокую фигуру господина Гийомо, обходящую безмолвные улицы своего подземного царства; его лицо было бледно, словно покрытое свинцовыми белилами. Никто не подвергал сомнению его решения и не пытался сократить финансовую смету. Каждая линия, которую он проводил на листах бумаги, превращалась в прочную реальность. В то время как непокорные королевские министры ворчали на продолжающиеся расходы Версаля, Гийомо, не привлекая общего внимания, строил самый большой архитектурный ансамбль в Европе. Если бы все эти коридоры можно было соединить в один, он достиг бы Центрального Французского массива, находящегося на расстоянии трехсот километров. Для составления карты подземного мира было привлечено больше картографов, чем те, которые работали над картой всего королевства под руководством Кассини. Когда он обнаружил часть римского акведука длиной в полтора километра, который питал водой бани на улице Ла-Арп, он перестроил и усовершенствовал его, соединив с отремонтированным акведуком Медичи, который шел к Люксембургскому дворцу и Пале-Роялю. Он украсил его карнизами прекрасной формы и создал во тьме проспект для триумфального течения в город пресной воды.
Находясь вдали от дневного света, Гийомо достиг такого состояния профессиональной исполнительности, при котором само понятие счастья стало неуместным. Его понимание прошлого Парижа теперь выходило за рамки той информации, которую можно было найти в книгах. Он собрал коллекцию забавных каменных зверушек и несколько загадочных образований, которые он принял за окаменелые фрукты. Он не сомневался в том, что там, где он ходил, когда-то был океан. Один из горнорабочих, моряк из Бретани, утверждал, что узнал остатки корабля в пласте спрессованного ила. Наверное, более двух тысяч лет назад сильное наводнение принесло с собой глыбы порфира и гранита с юга. Люди, которые жили там задолго до галлов, должно быть, видели, как их поселение было уничтожено невообразимой катастрофой.
Он увидел собственными глазами, как мало осталось от города, который римляне называли Лютецией (древнее поселение паризиев на месте современного Парижа. – Пер.), – разрушенный акведук, несколько кирпичных стен и фонтанов, немного монет и разбитые бюсты. Он знал, что его собственное творение переживет город. Когда века превратят Лувр и Тюильри в пыль, труды Шарля-Акселя Гийомо будут единственным свидетельством того, что Париж когда-то был велик.
Его подземному королевству не хватало населения.
Однажды жители расположенной на другом берегу реки улицы Де-ла-Ленжери обнаружили в своих погребах разлагающиеся трупы. Кладбище Невинных появилось в IX в. за пределами города. Им пользовались в течение девятисот лет. По мере его заполнения землю медленно распирало, и наконец одна из сохранившихся стен не выдержала.
Гийомо сразу же порекомендовал перевезти все останки девятисотлетней давности в склеп, который он предложил установить в укрепленных каменоломнях. План был принят. Вдобавок было решено, что все другие трупы, загрязняющие окружающую среду города, тоже будут перенесены в это же место.
За шлагбаумом таможни на улице Денфер находилась улица под названием Ла-Томб-Исуар. Своим зловещим названием она была обязана древней надгробной плите, которую местные жители считали могилой сарацинского великана по имени Исуар, который угрожал Парижу во времена Крестовых походов. Под этой улицей Гийомо подготовил место площадью двенадцать тысяч квадратных метров со входом с улицы Денфер. В память о Риме он назвал этот склеп Катакомбами.
Самое масштабное перемещение умерших парижан началось в 1786 г. Больше года жителям нескольких кварталов не давали спать горящие факелы, поющие священники и повозки, с которых иногда падали на землю части человеческих тел вдоль всего их маршрута. Этот процесс длился пятнадцать месяцев, в течение которых была представлена вся история Парижа. Там были монахини с монастырских кладбищ и прокаженные, которые когда-то были захоронены за пределами городских стен. Жертв Варфоломеевской ночи сваливали в одну кучу вместе с католиками, которые их убивали. Некоторые из самых древних костей были привезены с незарегистрированных кладбищ. Это были останки мужчин и женщин, которые умерли прежде, чем святой Дионисий крестил город в III в. Говорили, что количество скелетов, совершивших переезд в Ла-Томб-Исуар, было в десять раз больше, чем живое население Парижа.
Гийомо ждал прибытия миллионов тел умерших, прежде чем закончить свой шедевр. В Монруже (южный пригород Парижа. – Пер.), за пределами улицы Денфер, скелеты свалили в одну яму. Болтающаяся цепь разбрасывала кости при их падении и не давала им загромоздить шахту. На дне их расставляли в колонны и ряды. Там были стены из больших берцовых и бедренных костей, декоративные фризы из черепов и «другие декоративные композиции в соответствии с характером указанного места». Архитектурное великолепие некрополя было таково, что ужас перед смертью заглушался множеством скелетов.
Через несколько лет после этого великого переселения умерших революция превратила Париж в ад на земле, и Катакомбы приняли безымянные кости аристократов, которые погибли в этом колоссальном перевороте. Сам Гийомо провел какое-то время в тюремной камере, став жертвой клеветы недовольных рабочих и своей тесной связи с бывшим режимом. Но его не покидала радость оттого, что он знал: его достижения будут жить вечно. Он был освобожден из тюрьмы в 1794 г. и, продолжая оставаться на посту инспектора каменоломен, занял пост директора фабрики по производству гобеленов, на котором трудился до самой смерти в 1807 г. Половина его взрослой жизни была посвящена спасению Парижа.
Он был похоронен на кладбище Святой Катерины на востоке города между улицей Гобеленов и улицей Денфер, но когда в 1883 г. стали производить раскопки на оставшихся кладбищах Парижа, надгробный камень с могилы Гийомо исчез. Его кости были собраны вместе со всеми другими, отнесены в склеп, который он построил, и вставлены в стены. Сейчас где-то там, в этом огромном храме кальция и фосфата, Шарль-Аксель Гийомо по-прежнему не дает Парижу исчезнуть в пустоте.
5
Человек, который спас Париж, умер двести лет назад. Почти столько же лет о нем не упоминалось ни в одной истории Парижа. Люди, которые разрушили или вызвали разрушение больших частей города, увековечены в названиях улиц и статуях, но нет мемориалов, посвященных работе Шарля-Акселя Гийомо. Боковая улочка рядом с Лионским вокзалом носит имя Гийомо, но она была так названа в честь местного землевладельца и никак не связана с Шарлем-Акселем.
Он мог бы оценить это как неблагодарность или как молчаливое признание того, что долг невозможно возвратить. Но, возможно, город Париж просто не хочет напоминать своим жителям и гостям о том, что лежит у них под ногами.
Часть улицы Денфер (Rue d’Enfer), провалившаяся в 1777 г. в первый рабочий день Гийомо в новой должности, в 1859 г. была включена в новый бульвар Сен-Мишель. В 1879 г. оставшуюся часть улицы переименовали в Денфер-Рошро (Rue Denfert-Rochereau) в честь полковника, который защищал Бельфор от пруссаков. Комиссия по присвоению названий понимала, что железнодорожный терминал должен носить менее зловещее название, чем «Париж – Денфер» (Enfer – Преисподняя в переводе с франц. – Пер.). Или игра слов d’EnferDenfert была попыткой спрятать следы старой Адовой улицы, не отказывая полностью дьяволу в его доле.
Когда в 1879 г. улица Денфер была переименована, ни у кого не было причин бояться повторения тех инфернальных бедствий. Появление трещин, которые повредили три дома в тот год, неподалеку от места провала грунта в 1774 г. было отнесено на счет железнодорожных составов, которые с грохотом въезжали и выезжали из терминала Денфер. Далее на улице – по направлению к центру Парижа – геологи и минерологи продемонстрировали свою уверенность в подземных укреплениях грунта, перенеся Горный институт на край Люксембургского сада – напротив места провала 1777 г.
Однажды в апреле 1879 г. в шесть часов вечера лекторы и студенты, выходившие из института, с удивлением увидели цирюльника, который жил на другой стороне бульвара, сидящим в своей столовой на виду у прохожих. Он держал нож и вилку, глядя на еду, лежащую на тарелке, которая стояла на верхушке груды обвалившихся камней, завершившей свой долгий путь из глубин наверх. Фасады домов под номерами 77, 79 и 81 по бульвару Сен-Мишель отделились от остальной постройки и исчезли. На этот раз горожане были более склонны сваливать это несчастье на Департамент дорог и мостов, нежели на дьявола.
Такие инциденты в настоящее время сравнительно редки. Общественные улицы и любое здание, которое принадлежит городу Парижу, могут не страшиться провалиться вниз. Каждый год появляется всего лишь около десяти карстовых воронок. Большая их часть совсем маленькие, и в результате погибли только несколько человек. С дырами большего размера поступают в соответствии с современными технологиями, и людей, которых затронули происшествия подобного рода, переселяют в другие дома за счет города. Обширная полость, которая появилась под Северным вокзалом в 1975 г., была вскоре заполнена двумя тысячами пятьюстами кубометров цемента. Считается, что практически весь Париж, кроме Монмартра и некоторых кварталов к востоку от площади Денфер-Рошро, в настоящее время находится в безопасности.
Заблудившиеся
Вы не можете себе представить интриги, которые плетутся вокруг нас, и каждый день я делаю необычные открытия в своем собственном доме.
Мария-Антуанетта, письмо к Габриэль де Полиньяк, вторник 28 июля 1789 г.
Не так давно это место прекрасно служило ей в качестве временного жилья. Когда она посещала Оперу и спектакль заканчивался поздно, было благословением провести ночь в Париже и избежать долгой поездки домой по пыльной дороге. Теперь, когда она была вынуждена сделать его своим постоянным домом, его недостатки стали очевидны. Даже когда жильцы были выселены, а их квартиры подновлены, здесь возникало ощущение тесноты и чрезмерной усложненности. Она занимала первый этаж с антресолью с одной стороны здания; ее муж и дети находились этажом выше. Если бы все было иначе, то она и некоторые дамы могли бы радоваться тому, что живут в городе, но в эти дни она редко возвращалась домой после наступления темноты, и ей не доставляла удовольствия мысль о том, что ее муж, сидя на троне в комнате для занятий географией, смотрит в подзорную трубу на то, как ее экипаж въезжает во двор.
Она привыкла к неудобству: все ее дома были строительными площадками. Иногда она ловила себя на том, что завидует крестьянину, который за день может построить себе лачугу. Были комнаты, план которых она составила и которые она никогда не увидит, разве только в виде акварельных набросков и картонных моделей. После свадьбы ее первая спальня была усыпана конфетти из хлопьев штукатурки и золотой краски. Желая поскорее заселиться, она приказала покрасить потолок простой белой краской, но его высочество настоял на полном ремонте и чтобы картины с изображением толстых нимф были вставлены в позолоченную штукатурку. По мере того как она узнавала историю расходов и финансов семьи, этот режим бесконечной перестройки, по крайней мере, позволил ей навязать свой собственный вкус. Частично сады выглядели почти так, как она хотела. Старый лабиринт был выкорчеван и заменен английской рощей, в которой она почти могла представить себя дома. Но теперь, в новой резиденции, каждое «улучшение» было продиктовано обстоятельствами.
Плотники установили раздвижные двери за полками в некоторых шкафах. Секция из деревянных панелей за гобеленом скрывала другую потайную дверь, которая выходила на небольшую лестницу. Ложные двери, которые были добавлены с уже забытой целью, не давали составить впечатление о доме в целом. Ее дом превратился в лабиринт. Чтобы добраться до двора, ей пришлось бы выйти из своих апартаментов с задней стороны, пройти по коридору мимо пустых комнат, а затем спуститься по еще одной лестнице. Ничто не было бы просто в таком месте, и она не испытывала огорчения оттого, что приходится оттуда уезжать.
Окна ее апартаментов выходили не на двор, а на сады и реку, расположенную левее. Когда с того направления дул ветер и швырял в оконное стекло дождь, она не видела ничего, кроме неясных аллей деревьев, вытянувшихся в направлении площади Людовика XV.
Днем в садах было более шумно, так как туда пускали солдат, слуг и бедно одетых людей. Ночью они были закрыты для публики и, очевидно, пусты, но раздавались звуки, к которым она недавно привыкла, – огромный и неясный звуковой фон, образованный далекими стенами и набережными, которые, казалось, ловили шепот города.
За оградой и линией деревьев, к которой относились так, будто терраса находится где-то на задворках деревни, парижане научились плавать в своей реке под деревянными навесами и участвовали в других малопонятных занятиях, включающих размахивание с криками длинными шестами. На дальнем берегу смотреть было не на что. Она знала от некоторых своих друзей и исповедника своего мужа, что людям оттуда открывалась более красивая перспектива (ее дом составлял часть вида), хотя им мешали звуки, доносившиеся с дровяных складов, портивших вид берега. Если бы груды дров загорелись, ее друзья оказались бы вынужденными бежать через комнаты слуг в паутину улиц позади величественных фасадов домов, стоящих на нынешней набережной Вольтера. Она знала, что некоторым из них в любом случае пришлось бы спасаться бегством.
Будучи замысловатым на бумаге, план, очевидно, оказался бы простым в исполнении. Она сама организовала поездку до Шалона, но ее муж проявил живой интерес к мельчайшим деталям. После кошмарного бегства из Версаля мимо выставленных на пиках голов гвардейцев в напудренных париках это было утешительным хобби. Муж был человеком, который любил возиться с замысловатыми механизмами. Не раз его заставали стоящим на коленях у дверей в различных частях здания и пытающимся открыть замок отмычкой. Его увлекала мысль о современном доме, набитом любопытными хитроумными изобретениями. Некоему господину Гийомо, родственнику ее друга господина де Ферсена, было поручено спроектировать подземную крепость для нового дома, которая, как она предполагала, едва ли будет учитывать декоративную сторону вопроса.
Пока она сидела в своей гостиной и обсуждала, что должно быть положено в дорожный сундук (бриллианты, грелка, серебряный тазик и т. п.), король разговаривал с группой мужчин, которые собирались отправиться в большую экспедицию по Франции от побережья Ла-Манша до Средиземного моря. Их цель состояла в том, чтобы определить точную линию парижского меридиана, который проходил в нескольких метрах от того места, где она сидела, через площадь Пале-Рояль и лабиринт улочек между Тюильри и Лувром. Математическая точность должна была заставить их пройти через малонаселенные, нетронутые цивилизацией районы к югу от Луары, жители которых никогда не слышали о Париже. По окончании работы они получили бы возможность составить карты с беспрецедентной точностью, которые наряду с другими вещами завладели бы вниманием его высочества на несколько недель кряду.
Их собственная экспедиция требовала такой же степени точности, но она обещала быть значительно опаснее. Господин де Ферсен распорядился, чтобы специальная карета для дальних путешествий ожидала их за пределами города у заставы Сен-Мартен. Тем временем генерал де Буийе расставлял верные войска в различных ключевых точках вдоль всего маршрута до восточной границы. Ничто не было оставлено без внимания. В экипаже был запас продовольствия, плитка для готовки и ложный пол, который можно было превратить в обеденный стол. Помимо этого и большого размера экипаж был совсем обыкновенным. Король лично отобрал трех гвардейцев, которые должны были помогать при отъезде. Ему посоветовали взять людей, которые умели находить выход из трудных ситуаций – жандарма, солдата и вышедшего на пенсию почтмейстера, который, как говорили, знал «каждую дорогу в королевстве», – но его величество пожелал продемонстрировать большое уважение к телохранителям и попросил их начальника выделить ему трех человек, не открывая характера их миссии.
Чтобы не вызвать подозрений, они должны были выехать четырьмя отдельными группами. Гувернантка должна была отвести наследника престола и его сестру на близлежащую улицу Де-Лешель, где у оживленной гостиницы их будет ожидать господин де Ферсен, переодетый в возницу экипажа. Через три четверти часа к ним присоединится сестра короля мадам Элизабет, а после окончания церемонии укладывания короля в постель – и сам король, переодетый лакеем. (Каждую ночь на протяжении последних двух недель лакей, рост и круглый живот которого придавали ему удивительное сходство с королем, выходил через главную дверь, и часовые привыкли видеть, как он проходит мимо.) Королева должна была выйти из дворца самой последней с одним из верных телохранителей господином де Мальденом.
Путь из ее покоев до угла улицы Де-Лешель был достаточно короток, чтобы представлять какие-то трудности. Дворец Тюильри образовывал бы западную сторону огромного прямоугольника, если бы строительство Лувра было закончено. Он был отделен от площади Карусель и участка средневековых трущоб, которые занимали большую часть этого прямоугольника рядом с тремя обнесенными стенами дворами. Двором, ближайшим к реке и ее апартаментам и самым дальним от улицы Де-Лешель, был Кур-де-Принс. Оказавшись за пределами дворов, человек мог считать, что покинул дворец. Затем оставалась площадь Карусель, угол королевских конюшен и ромбовидные остатки площади перед улицей Де-Лешель. Все расстояние составляло менее пятисот метров.
Во дворах всегда было много адвокатов, послов, слуг и – они появились недавно – грубых на вид людей, профессия которых была известна только им самим. Кебы и экипажи стояли в очереди, ожидая, когда их пассажиры появятся из дворца и близлежащих гостиниц. Мало кто верил слухам, распространявшимся некоторыми истеричными журналистами о том, что королевская семья собирается бежать, но господин де Лафайет удвоил на всякий случай стражу и приказал, чтобы дворец освещался, как для знаменательного случая. Королева должна была надеть шляпу с широкими полями, чтобы скрыть лицо, – ненужная предосторожность, как она думала, так как даже некоторые ее друзья не узнавали ее после того, как она поседела. В маловероятном случае, если бы ее остановил часовой, она должна была назваться мадам Бонне, гувернанткой. Однажды жители Парижа, введенные в заблуждение негодяями, скажут, что их королева хорошо подходила для этой роли.
Будучи чужестранцем в Париже, как и она сама, господин де Ферсен, шведский дворянин, был, наверное, лучше подготовлен к выполнению этого задания, чем местный житель. Французский аристократ не смог бы поддержать случайный разговор, как это умел господин де Ферсен, на сленге возниц, и он не догадался бы запастись дешевой табакеркой, чтобы предложить своему докучливому собеседнику понюшку табака. Благодаря своему искусному перевоплощению он сумел проявить стойкость и дождаться перед постоялым двором, пока не появится мадам Турзель с дочерью короля и спящим дофином, одетым как маленькая девочка. Не дожидаясь сестры короля, Ферсен тронулся в путь со своим драгоценным грузом, проехал вдоль набережных, повернул направо через площадь Людовика XV и возвратился по улице Сент-Оноре, чтобы снова встать в очередь кебов на улице Де-Лешель.
Пока они ждали в ужасном молчании, какая-то женщина обошла кеб. Дверца открылась, и в экипаж забралась мадам Элизабет, наступив на маленького дофина, который был спрятан под юбками мадам де Турзель. Волнуясь, она объяснила, что прошла в самой близи от кареты господина де Лафайета, которая везла его для присутствия на церемонии укладывания короля в постель. Затем они стали ждать, когда из дворца появятся их величества.
С угла улицы Де-Лешель можно было увидеть несколько верхних окон дворца, ярко освещенных снаружи, словно ожидалось начало какого-то грандиозного зрелища. Колокола соседних церквей стали отбивать полночь, но король по-прежнему не появлялся. И только когда удалились сановники – несколько позже, чем ожидалось, – а камердинер помог его величеству умыться, раздеться и лечь между простыней, полный слуга, который отзывался на имя Дюран, спокойно спустился вниз по лестнице главного входа и прошел через будку часового во дворе Тюильри. Когда слуга начал пересекать площадь Карусель, внимание часового привлек звон медной пряжки с башмака о камни мостовой. Он увидел, как слуга подобрал пряжку, встал на колено, ловко вставил ее на место и снова пошел в направлении улицы Де-Лешель.
И хотя непредвиденная задержка заставила пассажиров кеба испытать мрачные предчувствия, король, усевшись на свое место напротив дам, выразился насчет того, что эти маленькие неудачи были всего лишь непредвиденными затруднениями, которые доказали правильность всего плана. Даже в часовом механизме имеются несовершенные детали, которые, компенсируя дефекты друг друга в хорошо отрегулированной системе противовесов и анкерных механизмов, добиваются, чтобы все устройство создавало видимость точной работы. Поэтому его не сильно обеспокоило отсутствие королевы.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?