Текст книги "Эффект Рози"

Я хотел поддержать разговор на эту неожиданно интересную тему, но Исаак прервал меня:

– Шутка выглядит неуместной, Сеймур. Книга действительно о чувстве вины, но бургеры здесь ни при чем.

– Но там и в самом деле упоминается мясо, выращенное в лаборатории. Как пример того, насколько сложны эти проблемы и как глубоко укоренились предрассудки по этому поводу. Нам следует научиться мыслить более открыто. О чем Дон и говорил.

По сути, он сказал все правильно, но Лидия опять завелась:

– Я не против этого возражаю. У него есть право на собственное мнение. Мы можем обсуждать эволюционную психологию, хотя, по-моему, это чушь. Я имела в виду его бесчувственность.

– Человечество нуждается в правдорубах, – ответил Сеймур. – С техническим складом ума. Окажись я в падающем самолете, я бы хотел, чтобы за штурвалом сидел кто-нибудь вроде Дона.

Я подумал, что опытный летчик справится с управлением самолетом лучше, чем генетик, но потом догадался, что речь идет о том, как эмоции мешают рациональному поведению. Я взял эту метафору на заметку – она показалась мне более социально приемлемой, чем пример с плачущим ребенком и пистолетом.

– Вы хотели бы, чтобы самолетом, в котором вы находитесь, управлял человек с синдромом Аспергера? – спросила Лидия.

– Это лучше, чем человек, употребляющий слова, значение которых ему неизвестно.

Джуди попыталась вмешаться, но спор между Лидией и Сеймуром достиг такого накала, что нам оставалось только наблюдать, хотя предметом обсуждения служил я. Я что-то читал про синдром Аспергера шестнадцать месяцев назад, когда готовился подменить Джина в качестве лектора, потому что ему подвернулась возможность заняться сексом. Позднее я помогал запустить проект по выявлению генетических маркеров этого синдрома у личностей, чьи достижения превышают средний уровень. В описаниях случаев проявления синдрома Аспергера я находил некоторые собственные черты, но люди склонны придавать избыточное значение типичным проявлениям и делать на их основании ошибочные выводы. Кроме того, меня в разное время записывали в шизофреники, выявляли у меня биполярное и обсессивно-компульсивное расстройства, а также объявляли мое поведение характерным для такого знака, как Близнецы. Хотя я не вижу ничего плохого в синдроме Аспергера, еще один ярлык мне не нужен. Но слушать Лидию и Сеймура было интереснее, чем спорить.

– Кто бы говорил, – сказала Лидия. – Уж если кто не понимает в синдроме Аспергера, так это психиатры. Вы же считаете, что это аутизм. Вы хотите, чтобы вашим самолетом управлял Человек дождя?

В этом сравнении смысла было не больше, чем в сравнении меня с Человеком дождя Шумной женщиной в баре несколькими неделями позже. Разумеется, я бы не хотел, чтобы моим самолетом управлял Человек дождя – ни в том случае, если бы я был пассажиром, ни если бы самолет принадлежал мне.

Лидия, очевидно, решила, что ее высказывания расстраивают меня.

– Простите, Дон, ничего личного. Я не называю вас аутистом. В отличие от него, – Лидия указала на Сеймура. – Поскольку это он и его дружки не видят разницы между аутизмом и синдромом Аспергера. Им что Человек дождя, что Эйнштейн – все равно.

Но Сеймур не называл меня аутистом. Он не прибегал к ярлыкам, а всего лишь отметил мою добросовестность и технический склад ума – качества положительные в целом и для пилота в частности.

Сеймур обратился ко мне:

– Джуди говорила, что вы женаты. Это так?

– Правильно.

– Все, достаточно, – сказала Джуди.

Четверо людей, шесть диалогов.

Исаак поднял руку и кивнул. Сеймур, очевидно, истолковал это сочетание жестов как предложение продолжать. Теперь мы впятером участвовали в разговоре, предмет которого был неясен.

– Вы счастливы? Счастливы в браке?

Я не вполне понимал смысл его вопросов, но решил, что он приятный человек, который пытается поддержать меня, демонстрируя остальным, что по крайней мере кто-то относится ко мне настолько хорошо, чтобы жить со мной вместе.

– Чрезвычайно счастлив.

– Отношения с родственниками поддерживаете?

– Сеймур! – воскликнула Джуди.

Я ответил на этот вопрос, сочтя его доброжелательным:

– Мать звонит мне каждую субботу, на восточном побережье Австралии в это время уже воскресенье. Детей у меня нет.

– Ваша работа хорошо оплачивается?

– Я занимаю должность ассистента на кафедре генетики в Колумбийском университете. Я считаю свою работу общественно полезной, кроме того, она обеспечивает мне достойный доход. Еще я работаю в баре.

– То есть легко общаетесь с людьми в непринужденной обстановке, порой сталкиваясь с нетривиальными социальными задачами, и при этом не забываете о коммерческой стороне вопроса. Жизнь хороша?

Я ответил так, как мне казалось наиболее правильно:

– Да.

– Значит, вы не аутист. Это мое профессиональное мнение. Одним из диагностических критериев аутизма является расстройство социальной адаптации, неспособность жить нормальной жизнью. А вы своей жизнью вполне довольны. Продолжайте в том же духе и держитесь подальше от людей, которые считают, что у вас есть какие-то проблемы.

– Хорошо, – сказала Джуди. – Можем мы теперь спокойно пообедать?

– Да пошли вы, – выпалила Лидия, обращаясь не к Джуди, а к Сеймуру. – Оторвитесь от ваших учебников, выйдите на улицу. Зайдите к живым людям и посмотрите, что творят ваши летчики.

Она встала и взяла сумку.

– Заказывайте что хотите.

Затем Лидия повернулась ко мне:

– Извините меня. Вашей вины здесь нет. Вы ничего не можете поделать с вашей детской травмой. Но не верьте жирным коротышкам-психиатрам, которые говорят, что у вас все в порядке. И окажите человечеству в целом и мне в частности одну услугу.

Я предположил, что сейчас речь опять пойдет о тунце. Я ошибался.

– Никогда не заводите детей.

8

– Земля – Дону. Ты меня слышишь? Я спросила, как тебе перспектива отцовства.

Рози могла бы не напоминать мне, о чем разговор. Я перестал вспоминать Происшествие с голубым тунцом и попытался ответить на ее вопрос, но большого успеха не добился. Клодия советовала отвечать тем, кто задает вопросы о личной жизни: «С какой целью интересуетесь?» – но я подозревал, что в данном случае это не сработает. Ясно, почему Рози спрашивает. Она хочет убедиться, что я психологически готов к решению самой сложной и важной задачи в моей жизни. А правда заключалась в том, что специалист – социальный работник, видевший в своей практике семейные катастрофы, – уже озвучил свой вердикт: негоден.

Когда семь недель назад я рассказывал Рози об этом обеде, я сосредоточился прежде всего на темах, которые ее живо интересовали: интерьер ресторана, блюда, книга Сеймура о чувстве вины. Я не упомянул, что Лидия забраковала меня в качестве отца, поскольку это было единичное – хотя и экспертное – мнение и в тот момент оно было неактуально.

В детстве мать привила мне полезную привычку: прежде чем делиться интересной, но непроверенной информацией, подумай дважды, не станет ли это источником неприятностей. Она повторяла это многократно, обычно уже после того, как я поделился информацией. Я пытался подумать дважды, когда раздался сигнал домофона.

– Черт. Кто это? – спросила Рози.

Зная, во сколько приземлится самолет авиакомпании «Квантас», выполнявший рейс Мельбурн – Нью-Йорк с посадкой в Лос-Анджелесе, а также время, необходимое на дорогу сюда из аэропорта имени Джона Кеннеди, я с высокой степенью вероятности мог предположить кто.

Я впустил звонившего в подъезд, а Рози пошла открывать дверь. Джин появился из лифта с двумя чемоданами и букетом цветов, который он немедленно вручил Рози. Даже я заметил, как изменилась коммуникационная ситуация с появлением Джина. Несколько минут назад я прикладывал усилия, чтобы найти правильные слова, а теперь эту задачу предстояло решать Рози.

К счастью, Джин – специалист в области установления социальных контактов. Он двинулся в мою сторону с намерением обнять меня, но то ли что-то прочитал на моем лице, то ли вспомнил наш прошлый опыт и вместо этого пожал мне руку. После чего обнял Рози.

Джин – мой лучший друг, но обниматься с ним мне некомфортно. На самом деле я получаю удовольствие от физического контакта только с теми людьми, с которыми занимаюсь сексом, а в этой категории числится один-единственный человек. Рози недолюбливает Джина, однако ей удалось обнять его на четыре секунды без перерывов.

– Ты бы знала, как я тебе благодарен, – сказал Джин, обращаясь, естественно, к Рози. – Я ведь знаю, что ты не самый преданный мой фанат.

А мне Джин всегда нравился, хотя мне и приходилось мириться с его безнравственным поведением.

– Ты растолстел, – сказал я. – Надо запланировать пробежки.

По моим оценкам, ИМТ Джина составлял двадцать восемь, на три пункта больше, чем десять месяцев назад, когда мы виделись в последний раз.

– Ты к нам надолго? – спросила Рози. – Дон тебе сообщил, что я беременна?

– Ничего не сказал, – ответил Джин. – Замечательная новость. Поздравляю.

Замечательную новость он использовал как предлог, чтобы еще раз обнять Рози и проигнорировать вопрос о длительности своего пребывания.

Джин огляделся.

– Мне здесь нравится. Прекрасное место. В Колумбийском университете, похоже, платят лучше, чем я думал. Но я смотрю, я помешал ужину.

– Нет, нет, – сказала Рози. – Мы ждали тебя. Ты голодный?

– У меня джетлаг. Кажется, мой организм слегка потерялся во времени.

Я знал, что поможет моему другу.

– Тебе надо выпить. Напомнить организму, что сейчас вечер.

Я отправился за бутылкой пино-нуар, Джин пошел устраиваться в своей комнате, бывшей запасной, а Рози отправилась вслед за мной. В пивном погребе она уставилась на батареи бутылок, потом внезапно побледнела и выбежала наружу. Запах в погребе был действительно сильный. Я услышал, как захлопнулась дверь в ванную. Затем раздался громкий звук, но исходил он не из ванной. За ним послышался такой же силы грохот. Это была ударная установка. К ней присоединилась электрогитара. Когда Рози показалась из ванной, у меня наготове были наушники, но я подозревал, что Рози уже не так довольна жизнью, как раньше. Она ушла к себе, а я вставил беруши и доел ужин. Через пятьдесят две минуты музыка смолкла, и мы с Джином смогли поговорить. Он был уверен, что его брак спасти невозможно, а я заметил, что ему надо всего лишь исправить свое поведение. Навсегда.

– Была у меня такая мысль, – признался Джин.

– Это единственный разумный план. Нарисуй таблицу. Две колонки. В одной – Клодия, Карл, Юджиния, стабильность, жилье, бытовые удобства, моральная чистота, уважение окружающих, отсутствие жалоб на недостойное поведение – в общем, множество преимуществ. В другой – спорадический секс со случайными женщинами. Это существенно лучше секса с Клодией?

– Нет, конечно. Я, правда, в последнее время не сравнивал. Может, поговорим об этом потом? Полет был долгий. Два полета.

– Можем поговорить завтра. Мы будем обсуждать это каждый день, пока не найдем решение.

– Дон, все кончено. Я с этим смирился. А теперь расскажи, каково ощущать себя будущим отцом.

– Пока никаких ощущений. Слишком рано.

– Вот я думаю, не порасспрашивать ли мне тебя об этом каждый день, пока мы не найдем решение. Нервничаешь?

– Как ты догадался?

– Все мужчины одинаковы: боятся, что после рождения ребенка отойдут на второй план, о сексе придется забыть и они станут никому не нужны.

– Я – не все. Думаю, мои проблемы будут носить уникальный характер.

– И решишь ты их тоже нестандартным способом.

Это оказалась чрезвычайно ценная мысль. Вообще-то умение решать проблемы – моя сильная сторона. Но нынешняя дилемма мне пока не поддавалась.

– Что мне сказать Рози? Она спрашивает, каковы мои ощущения.

– Скажи, что ты взволнован перспективой будущего отцовства. Не грузи ее своими сомнениями. Портвейн есть?

Наверху снова загрохотала музыка. Портвейна у меня не было, вместо него я принес куантро, и мы сидели молча, пока Рози не пришла за мной. Джин уснул в кресле. Наверное, так удобнее, чем на полу. И уж точно лучше, чем быть бездомным в Нью-Йорке.

В спальне Рози улыбнулась и поцеловала меня.

– Так что, ситуация с Джином приемлемая?

– Нет. Неприемлемая. Так же как и пивной запах, с которым придется что-то делать, если ты не хочешь, чтобы меня рвало каждый вечер и каждое утро. И естественно, тебе придется поговорить с людьми наверху по поводу шума. Не вставишь же ты беруши младенцу. Но квартира потрясающая, настоящее сокровище.

– Достаточно хороша, чтобы забыть о проблемах?

– Почти. – Рози улыбнулась.

Я смотрел на самую красивую женщину в мире, которая в одной великоватой ей футболке сидела передо мной на постели – нашей общей постели. И ждала от меня слов, которые позволят продолжаться этой экстраординарной ситуации. Я глубоко вдохнул, затем с шумом выдохнул и вновь набрал воздух, чтобы начать говорить.

– Я невероятно взволнован тем, что стану отцом.

Я употребил слово «взволнован» в том же смысле, как если бы я описывал электрон, пришедший в состояние возбуждения: возросла его активность, а не эмоции усилились. Так что я говорил искренне, и это было неплохо – в противном случае Рози определила бы, что я лгу.

Рози раскинула руки и обняла меня на гораздо более долгий отрезок времени, чем Джина. Я почувствовал себя намного лучше. Теперь я мог дать мозгу отдохнуть и наслаждаться близостью Рози. Джин дал мне отличный совет, и это оправдывало его присутствие, по крайней мере с моей точки зрения. А проблемы шума, пивного запаха и отцовства я решу по-своему.

Я проснулся с головной болью, причиной которой я посчитал стресс, связанный с воспоминаниями о Происшествии с голубым тунцом. Моя жизнь становилась более сложной. Вдобавок к обязанностям профессора и супруга я теперь отвечал за пиво, Джина и, скорее всего, за Рози, которая, как я предполагал, продолжала легкомысленно относиться к своему здоровью даже в этот принципиально важный период. И разумеется, для подготовки к отцовству мне предстояло кое-что тщательно изучить.

В условиях возросшей нагрузки действовать можно было двумя путями. Первый состоял в том, чтобы более жестко планировать и эффективно распределять время, введя показатель относительной важности для каждой задачи и учитывая степень ее воздействия на конечные цели. Или погрузиться в пучину хаоса. Выбор был очевиден. Настало время для проекта «Ребенок».

Я подозревал, что Рози отреагирует негативно, если я установлю в гостиной лекционную доску. Но нашлось отличное решение. Белая кафельная плитка на стенах моего нового кабинета, то есть ванной, была высокой и узкой – примерно тридцать сантиметров в высоту и десять сантиметров в ширину. Готовая сетка для таблицы, а поверхность пригодна для большого маркера. На одной стене насчитывалось девятнадцать рядов плитки по семь штук в каждом, за вычетом одной, которую занимал держатель для туалетной бумаги, и другой, которую он скрывал из виду – практически идеальный трафарет для сменного календаря на восемнадцать недель. Каждую плитку можно разделить на семнадцать ячеек в соответствии с количеством часов бодрствования, и остается еще возможность вертикального деления. Вряд ли Рози увидит этот план, учитывая ее намерение не вторгаться в мое личное пространство.

Разумеется, я мог нарисовать таблицу на компьютере или воспользоваться программой-календарем. Но стена была намного больше экрана, и, когда я занес в нужные клетки намеченные научные встречи, тренировки в центре боевых искусств и пробежки до рынка в Челси, я внезапно испытал чувство комфорта.

На следующее утро после приезда Джина мы вместе отправились на метро в Колумбийский университет. Дорога от нашей новой квартиры туда занимала гораздо меньше времени, и я соответственно сдвинул вперед время ухода на работу. Рози еще не успела перестроить свое расписание и поехала поездом, который отправлялся раньше.

Я использовал этот промежуток для того, чтобы поговорить с Джином о его семейных проблемах.

– Она тебя отвергла, потому что ты ее обманывал. Многократно. Уже после того, как пообещал остановиться. Поэтому теперь ей надо убедиться, что ты больше не будешь ей лгать и изменять.

– Говори потише, Дон.

Я повысил голос, чтобы яснее донести до него важность сказанного, и окружающие начали неодобрительно на нас коситься. Женщина, выходившая на Пенн-стейшн, бросила: «Стыдитесь!» Стоявшая за ней добавила: «Свинья». Мои доводы вовремя нашли подтверждение, но Джин попытался сменить тему.

– Об отцовстве больше не думал?

Пока что в моем «плиточном» расписании мероприятия, связанные с грядущим появлением младенца, не значились, хотя именно оно послужило толчком к созданию таблицы. Возможно, в ответ на непредвиденное развитие событий мой мозг включил простейший защитный механизм, то есть предпочел игнорировать этот факт. Соответственно, я должен был сделать две вещи: признать предстоящее рождение ребенка, объявив об этом во всеуслышание, и провести некоторые изыскания.

Обустроив Джина на его новом рабочем месте, мы пошли пить кофе с профессором Дэвидом Боренштейном. Рози присоединилась к нам скорее в роли жены, нежели студентки медицинского факультета. В свое время Дэвид очень помог нам с Рози с визами и переездом.

– Ну, что нового, Дон? – спросил он.

Я уже собрался рассказать Дэвиду о последних результатах моего исследования генетической предрасположенности к циррозу, которое близилось к завершению, когда вспомнил о своем решении признать будущее отцовство.

– Рози беременна, – сказал я.

Воцарилось молчание. Я сразу понял, что допустил ошибку, поскольку Рози пнула меня под столом. Это было бессмысленно, ведь я не мог взять свои слова назад.

– Что ж, – сказал Дэвид, – поздравляю.

Рози улыбнулась.

– Спасибо. Мы еще почти никому не говорили, поэтому…

– Разумеется. И могу вас заверить, что за время моего руководства факультетом вы далеко не первая студентка, которая наносит ущерб процессу своего обучения.

– Я не планирую наносить ущерб процессу обучения.

Таким тоном Рози обычно произносит фразу: «Задолбал ты меня, Дон Тиллман». Использовать его в разговоре с Дэвидом было неразумно.

Но Дэвид не распознал эту интонацию или предпочел ее не заметить.

– Я не тот, с кем вам стоит обсуждать эту тему, – ответил он. – Поговорите с Мэнди Рау. Вы знаете Мэнди? Она возглавляет соцотдел факультета. Не забудьте сказать ей, что на вас распространяется медицинская страховка Дона.

Рози хотела что-то добавить, но Дэвид поднял руки, демонстрируя, что не собирается продолжать этот разговор, и мы перешли к обсуждению программы, которой предстояло заниматься Джину.

От второй чашки кофе Дэвид отказался.

– Простите, но мне пора. Дон, у меня есть несколько вопросов по твоему исследованию. Давай пройдемся. Джин, присоединяйтесь, если есть желание.

Хотя генетическая предрасположенность к циррозу Джина нисколько не интересовала, он все равно пошел с нами.

– Как я понимаю, вы завершили этап исследования, на котором необходим приглашенный профессор, – сказал декан.

– Предстоит проанализировать большой объем данных, – ответил я.

– Это ровно то, что я имел в виду. Я подумал, что вам, возможно, понадобится помощь.

– Только если это не потребует оформления гранта.

Как правило, бумажная волокита в случае привлечения кого-то нового в проект отнимает больше времени, чем если делаешь работу сам.

– Нет, вам не понадобится оформлять грант. В этом конкретном случае такой нужды нет.

Дэвид рассмеялся, Джин вслед за ним.

– У меня на примете есть человек. Она защитила диссертацию и умеет работать со статистическими данными. На самом деле, устраивая ее к вам, я оказываю услугу личного характера, но это всем пойдет на пользу. И с визами там, кстати, все в порядке.

– Берем, – сказал Джин.

Список публикаций Джина переполнен такими соавторами, трудившимися под его мудрым руководством. Я, например, не хочу, чтобы моя фамилия стояла на докладах, которые я не писал. Но я был признателен Дэвиду Боренштейну, что мне не придется тратить время на работу, которую можно поручить кому-нибудь рангом пониже – и кто только выиграет от этого в профессиональном отношении.

– Ее зовут Инге, – сообщил Дэвид. – Она из Литвы.

Джин оставил нас, и некоторое время мы с Дэвидом шли в молчании. Я предположил, что он размышляет – приятное отличие от большинства людей, считающих, что паузу в разговоре надо обязательно заполнить. Мы были почти у дверей его кабинета, когда Дэвид вновь заговорил:

– Дон, соцотдел предложит Рози взять академический отпуск. Это разумно. Но таких хороших студентов, как Рози, мы терять не хотим. Время вы выбрали неудачно. Она, вероятно, пропустит первую половину самого важного года клинической практики, потом родит и вернется во втором семестре или в следующем учебном году. Я думаю, все же она пропустит целый год. За это время вам стоит решить, кто и когда будет сидеть с ребенком, и надеюсь, вы разделите с Рози эту обязанность.

Об этой практической стороне вопроса я не думал, и совет Дэвида показался мне здравым.

– Некоторые женщины берут месяц или два отпуска, потом возвращаются и пытаются наверстать упущенное. Мне не кажется, что это правильно. Особенно применительно к вашему случаю.

– Что особенного в нашем случае?

– Вы в этом городе одни. Будь рядом родители или родственники, тогда, пожалуй… Но вы можете рассчитывать только на наемную няню. Мой совет – пропустите весь год. Иначе пострадают все: ребенок, Рози, ее учеба. Вы тоже пострадаете, говорю это, опираясь на собственный печальный опыт.

– Звучит вполне разумно. Я передам ваш совет Рози.

– Только не говорите, что это я сказал.

Декан медицинского факультета, наш союзник, умудренный опытом отец. Кто мог бы стать лучшим советчиком, когда речь идет о поиске равновесия между изучением медицины и родительским началом? Однако я согласился с предположением Дэвида о том, что лучше не упоминать его в разговоре с Рози. Она инстинктивно отвергнет авторитет мужчины, который вдобавок старше ее.

Прогноз оказался верным.

– Я не собираюсь пропускать целый год, – заявила Рози, когда вечером того же дня я изложил соображения Дэвида без ссылки на источник. Мы ужинали в компании Джина, нового члена семьи, которому пригодился один из лишних стульев.

– В долгосрочной перспективе один пропущенный год ничего не значит, – сказал Джин.

– Ты брал отпуск, когда Юджиния родилась? – спросила Рози.

– Клодия брала.

– Ну так сравнивай меня с собой, а не с Клодией. Или разница так велика?

– Ты хочешь сказать, что Дон будет сидеть с ребенком?

Рози расхохоталась.

– Не думаю. То есть я имею в виду, что Дон должен работать. Кроме того…

Мне интересно было послушать, какие еще аргументы выдвинет Рози в пользу того, что я не способен позаботиться о Баде, но Джин прервал ее:

– Ну и кто же будет с ним сидеть?

Рози ненадолго задумалась.

– Буду брать его – или ее – с собой.

Я был ошеломлен.

– Ты собираешься брать Бада в университет – и в больницы?

Когда Бад родится, Рози будет работать с реальными пациентами – людьми, страдающими от инфекционных заболеваний. Не лучшая компания для младенца, не говоря уже о том, что маленький ребенок сам может стать причиной опасных ситуаций. Подход Рози выглядел непрактичным и безответственным.

– Я еще не решила. Но пора уже подумать о женщинах с детьми. Вместо того чтобы просто предлагать им убираться и возвращаться, когда ребенок подрос.

Рози отодвинула тарелку с недоеденным ризотто в сторону.

– Мне еще надо поработать.

Мы с Джином опять получили возможность поговорить. Я в этот момент подумал о том, что надо пополнить запасы спиртного.

Джин выбрал тему для беседы раньше, чем я начал обсуждать его брак:

– Перспектива стать папой уже не так пугает?

Применительно ко мне выражение «папа» звучало странно. Я подумал о собственном отце. Подозреваю, что в моем младенчестве его роль была минимальна. Мать оставила работу в школе, чтобы заниматься тремя детьми, а отец продолжал трудиться в семейном хозяйственном магазине.

Такое распределение нагрузки выглядело практичным, хотя и не выходило за привычные рамки. Учитывая, что некоторые черты характера моего отца напоминают те, из-за которых я испытываю проблемы, может быть, и хорошо, что влияние на меня матери оказалось максимальным.

– Я размышлял над этим. Мне кажется, самое полезное, что я могу сделать, – это не мешать.

Сказанное вытекало из оценки, данной мне Лидией в ходе Происшествия с голубым тунцом, и соответствовало первой заповеди врача – «Не навреди».

– Может быть, ты с этим и проскочишь. Рози – конченая феминистка, поэтому, с ее точки зрения, ты должен носить юбку, но при этом она полагает, что сама она – суперженщина. Австралийки зациклены на независимости. Она пойдет до конца.

Джин допил свое японское пиво и вновь наполнил бокалы.

– Что бы женщины ни говорили, биологически они привязаны к детям сильнее, чем мы. В первые несколько месяцев ребенок тебя даже узнавать не будет. И не парься из-за этого. Подожди, пока он начнет ходить и между вами наладится какое-то общение.

Полезное наблюдение. Мне повезло, что в советчиках у меня был опытный отец и руководитель факультета психологии. Джин продолжил:

– Забудь все, услышанное от психологов. Они склонны фетишизировать отцовство. Они доведут тебя до сумасшествия, рассказывая о твоих ошибках. Как услышишь слово «привязанность» – беги.

А вот это уже было исключительно полезное наблюдение. Лидия несомненно принадлежала к тем, кого описывал Джин.

– У тебя ведь нет племянниц и племянников, верно? – продолжал Джин.

– Совершенно верно.

– То есть реальным опытом общения с детьми ты не обладаешь.

– Только с Юджинией и Карлом.

Дети Джина почти достигли того возраста, когда я мог включить их в список друзей, но в смысле младенцев пример Юджинии и Карла уже не был показательным.

Рози вышла из кабинета и направилась в спальню, жестами подавая сигнал, который я бы трактовал как: «Хватит пить, вы оба, и вообще прекратите обмениваться интересной информацией, пора ложиться».

Джин попробовал встать из кресла, но потерпел неудачу.

– Прежде чем я рухну спать, слушай мой последний совет. Понаблюдай за детьми, когда они играют. И ты увидишь, что это просто маленькие взрослые, которые еще не затвердили все правила и не разучили все хитрости. Беспокоиться не о чем.