Текст книги "Победители недр"

– Ну, что ты скрытничаешь, Илюша? – говорила Малевская. – Ведь мы скоро будем на поверхности и всё равно узнаем.

– Вот именно: появитесь на поверхности и как раз всё узнаете.

Малевская расхохоталась.

– Илюшенька, милый мой, какой ты прозрачный! Все твои секреты насквозь видны!

Вслед за Малевской рассмеялись Брусков, Мареев и Володя. Последний, собственно, не знал причины общего смеха, но, заражаясь охватившим всех весельем, хохотал громче всех. Цейтлин на экране растерянно моргал глазами. Наконец он не выдержал:

– Ну, чего вы хохочете? Взбесились вы, что ли? Я же ничего не сказал! Да замолчите же!

Цейтлин ушёл, расстроенный и крайне недовольный своими друзьями и собой. Первые были виноваты в слишком большой, по мнению Цейтлина, проницательности, а сам он… Положа руку на сердце он не мог бы сказать, в чём состоит его вина. Но это его не успокаивало: "строго секретное дело" об организации комитета для торжественной встречи "советских подземных Колумбов" раньше всех стало известно именно тем, кто должен был узнать об этом позже всех…

Ещё через сутки снаряд был всего лишь на глубине в тысячу метров по вертикали и на расстоянии в тысячу четыреста метров по трассе. Песчано-глинястые прослойки исчезли. Влажность окружающих известняков сильно понизилась, но трещины на киноснимках стали появляться всё в большем количестве, гуще и крупнее.

Цейтлин не появился на экране в свой обычный час. Это очень огорчило всех. Брусков пытался даже связаться по радио с его квартирой, но из этого ничего не вышло. Цейтлина с утра не было дома, и никто не знал, когда он вернётся.

После обеда Мареев, принявший вахту от Малевской, поднялся в верхнюю буровую камеру. Малевская ушла за полог, собираясь лечь спать. Брусков и Володя сели за шахматы.

Моторы наполняли все помещения снаряда трудолюбивым, напряжённым гудением.

Внезапный гул послышался вдали. Приближаясь и нарастая о чудовищной быстротой, потрясая громовыми раскатами всё тело земли, он обрушился на снаряд, прокатился над ним и замер где-то в далёких глубинах, в бесконечных каменных пространствах.

В то же мгновенье как будто гигантская рука приподняла снаряд, качнула его с боку на бок и с неимоверной силой швырнула обратно. Раздался отчаянный скрежет. Снаряд повернулся и с далеко выдвинутыми колоннами затих в мёртвой неподвижности.

Глава 21
Между отчаянием и надеждой

Чистое, ясное утро 21 июля обещало Москве великолепный солнечный день. Но с выходом первых газет всё померкло. Как будто густые, мрачные тучи опустились над городом. Казалось, свинцовые тени легли на его прекрасное, полное радости и величавого спокойствия лицо.

Все газеты на первой странице поместили набранную крупным шрифтом радиограмму ТАСС из Сталино, центра Донбасса.

Радиограмма сообщала следующее:

"Вчера, в 19 часов 25 минут, приборы сейсмографических станций в районе шахты «Гигант» отметили землетрясение узкоместного значения, с незначительным смещением почвы. Одновременно прекратилась радиосвязь со снарядом подземной экспедиции, обратный путь которого на поверхность пролегает в районе, затронутом землетрясением. Все попытки радиостанции шахты «Гигант» восстановить связь со снарядом до пяти часов утра оставались безуспешными. Подземная электростанция продолжает работать нормально на полную мощность. На поверхности никаких последствий землетрясения не обнаружено. К месту землетрясения из Москвы вылетели на специальном скоростном самолёте заместитель председателя Правительственного комитета по организации подземной экспедиции товарищ Чернов и член Комитета, главный строитель снаряда, инженер Цейтлин".

Развернув газету, ошеломлённые люди останавливались тут же, у киосков, впиваясь глазами в эти зловещие строки. Их напряжённые позы и растерянные лица заставляли других прохожих со смутным беспокойством бросаться к газетным продавцам, и в несколько минут у киосков вырастали длиннейшие очереди.

Через час огромный город был полон тревоги. Где бы ни встречались люди, всюду начинался разговор о землетрясении в Донбассе. Первые фразы были о судьбе подземной экспедиции, об участи Мареева и его товарищей. Что случилось со снарядом? Смог ли он противостоять натиску подземных масс? Что означает "узкоместный характер" землетрясения? Слабое оно или сильное? Почему оно произошло? Что оно могло повлечь за собой – поправимую аварию или катастрофу?

Множество таких же тревожных вопросов вставало в это раннее утро перед миллионами людей на необъятных пространствах Советской страны, в её бесчисленных городах, заводских поселках, совхозах и агрогородах. В редакции газет и журналов, в университеты, институты, кабинеты всех сколько-нибудь известных геологов ворвался ураган телефонных звонков, запросов, требований.

Специальные дневные выпуски газет сообщали, что радиосвязь со снарядом восстановить ещё не удалось, и старались разъяснить характер событий. В центральном правительственном органе появилась обстоятельная статья известного геолога Макетова.

В ней указывалось, что современная геология считает землетрясениями лишь такие колебания почвы, которые имеют своим первоисточником движения, возникающие в глубинах земли. Эти сотрясения являются результатом нарушения установившегося равновесия в толщах земной коры, которые постоянно находятся в состоянии огромного напряжения.

Сильные землетрясения принадлежат к самым разрушительным явлениям природы. Обычно думают, что землетрясения происходят очень редко. Но это верно лишь в отношении наиболее катастрофических явлений этого рода, которые влекут за собой огромное количество человеческих жертв и материальных потерь и надолго запоминаются людьми. Вообще же землетрясения относятся к самым обычным и распространённым явлениям в жизни земли. Без преувеличения можно сказать, что земля никогда не находится в состоянии сейсмического покоя. В пределах среднеазиатских советских республик, например, за один 1929 год было зарегистрировано около тысячи пятисот землетрясений, а на всей земле – до десяти тысяч. Считают, что за четыре тысячи лет на земле погибло от землетрясений не менее тринадцати миллионов человек.

В зависимости от причины, которая вызвала нарушение равновесия в глубинах земли, землетрясения делятся на три главных вида: тектонические, вулканические и денудационные, или обвальные.

Самыми сильными и разрушительными являются тектонические землетрясения. Они происходят в результате непрекращающихся в земной коре процессов горообразования и дислокации – смещения её различных участков. Землетрясения этого рода особенно часты на горном кольце вокруг Тихого океана и на широтном кольце, опоясывающем земной шар, примерно на линии Альпийских гор вдоль Средиземноморской впадины. Эта последняя широкая полоса так и называется "поясом разлома" земной коры, и здесь происходит больше половины всех землетрясений. Оба эти кольца богаты случаями разрушительных землетрясений, вроде лиссабонского в 1755 году, которое повлекло за собой разрушение города и семьдесят пять тысяч человеческих жертв; мессинского в 1908 году, при котором погибло до ста сорока тысяч человек; японского в 1923 году, которое стоило жизни двумстам тысячам человек и причинило разрушений на десять миллиардов рублей.

Второй тип землетрясений – вулканический – связан с наличием вулкана в той или иной местности. Газы, выделяемые очагами магмы, не имея выхода на поверхность, постепенно развивают такое огромное давление, что взрывают пробки и вновь открывают дорогу магме. Эти взрывы производят в окрестностях вулканов землетрясения, иногда довольно сильные и разрушительные, но никогда не достигающие силы, разрушительности и обширности действия тектонических землетрясений.

Третий вид землетрясений – денудационные, или обвальные, – наблюдается главным образом в местностях с таким составом почвы (гипс, известняк, каменная соль), который легко размывается подпочвенными водами, часто образующими большие пустоты и пещеры в земной коре. Иногда достаточно ничтожного повода, незначительного сотрясения, чтобы вывести налегающие сверху пласты из состояния равновесия и вызвать подземный, а иногда и надземный обвал.

Эти землетрясения самые слабые, наименее разрушительные и не могут идти в сравнение с вулканическими и тем более тектоническими.

Необходимо, однако, отдать себе отчёт, с какими силами мы имеем дело в этих случаях. Эти силы настолько колоссальны, что трудно даже представить себе их размеры и мощность. Во время калифорнийского землетрясения, разрушившего в 1906 году город Сан-Франциско, по приблизительным подсчётам профессора Рида, подземный удар развил энергию в двести сорок тысяч миллиардов лошадиных сил. Чтобы выработать такое количество энергии, наш Днепрогэс, используя мощность в четыреста пятьдесят тысяч киловатт, должен был бы непрерывно работать в течение семидесяти лет. Самый обычный сейсмический удар, ежедневно происходящий где-нибудь на земном шаре, развивает энергию, достаточную для движения броненосца в течение сорока тысяч лет.

Землетрясение, происшедшее вечером 20 июля в районе шахты «Гигант», бесспорно, следует отнести к числу денудационных, обвальных. Судя по предыдущим сообщениям товарища Мареева, оно произошло в толщах известняка, сильно размытого подземными водами, с ярко выраженными карстовыми процессами (густая трещиноватость, большая насыщенность водой, обширные пустоты и пещеры).

Очень возможно, что, проходя недалеко от одной из таких пустот, снаряд подземной экспедиции вызвал сотрясение, достаточное для нарушения равновесия в ближайших пластах, что повлекло за собой обвал. Очевидно, снаряд в той или иной мере был затронут этим движением пластов и потерпел аварию. К сожалению, судить о размерах аварии пока невозможно, так как ещё не известны ни сила землетрясения, ни точные границы зоны, охваченной передвижкой пластов, ни расстояние, отделявшее снаряд в момент катастрофы от гипоцентра – подземного очага землетрясения. Судя, однако, по первым показаниям местных, очень чувствительных сейсмографических приборов, можно с большим основанием предположить, что путь снаряда к поверхности пролегает по периферии опасной зоны. Поэтому, если снаряд потерпел аварию, то размеры её не могли быть значительными и не должны вызывать беспокойства о самой судьбе экспедиции.

За этой статьей, разъяснявшей всё, кроме самого основного: что же именно случилось со снарядом, – были помещены многочисленные интервью различных учёных и инженеров. Все их высказывания, однако, оставались столь же туманными в отношении вопроса, взволновавшего всю страну, хотя всячески старались ослабить беспокойство и найти основания для надежды.

Больше всего достигала цели радиограмма собственного корреспондента газеты из шахты «Гигант» о его беседе с Цейтлиным. Ничего определённого и это интервью не сообщало, но присутствие Цейтлина на месте, описание кипучей деятельности, которую он развил немедленно по прибытии туда, действовали успокаивающе.

* * *

В продолжение всего пути из Москвы до шахты «Гигант» Цейтлин чувствовал себя, как во сне. Правая щека болезненно дёргалась. Мясистые пересохшие губы время от времени заметно шевелились. Его больное сердце то бешено колотилось, как будто в пустоте, то замирало, и тогда Цейтлину казалось, что всё стремительно проплывавшее внизу, под самолётом, вдруг растворяется, пропадает, затянутое чёрным туманом. Совершенно машинально он пил холодный оршад из графина, стоявшего рядом на столике у окна кабины.

Временами, когда он приходил в себя, мозг начинал работать с необычайной ясностью и остротой. Тогда Цейтлин вмешивался в тревожные разговоры спутников и лихорадочной скороговоркой выкладывал свои предположения, тревоги и надежды. Он на память приводил сложнейшие математические формулы сопротивления материала, из которого был сооружён снаряд. Он доказывал, что снаряд не мог пострадать от землетрясения, настолько незначительного, что его едва отметили самые чувствительные сейсмографы подземной электростанции, что произошла лишь порча радиоаппаратуры, если… если только в момент землетрясения колонны не были в максимальном выдвижении.

И опять пелена чёрного тумана охватывала сознание, и кабина уходила куда-то далеко назад, а впереди, опережая бесшумный сверхскоростной самолёт, неслось его больное сердце к смутно маячившему в тумане крохотному участку земли, под которым неподвижно лежал стальной снаряд с самыми дорогими ему людьми на свете. И опять он пил холодный оршад, но голова горела, щека вздрагивала, а пересохшие губы невнятно шептали:

– Колонны… Колонны…

Но всё это кончилось, как только самолёт, сложив, подобно гигантскому кузнечику, крылья и развернув роторный пропеллер, плавно опустился на маленькую аэроплощадку шахты "Гигант".

Кончилось мучительное бездействие. Начиналось яростное сражение за жизнь – стихия, в которой воскресал Цейтлин.

Как будто ураган энергии вырвался из раскрывшейся дверцы кабины самолета и всё завертел вокруг своего центра – необычайно толстого человека, изумлявшего всех, кто его впервые видел, своей необъятной фигурой, невероятной подвижностью, заражающей активностью и твёрдостью воли. Он сразу стал во главе работ по оказанию помощи экспедиции, потерпевшей аварию. К полудню комиссия, составленная из местных геологов, разбилась на отряды, чтобы различными, друг друга проверяющими методами георазведки точно установить местонахождение снаряда. Цейтлин сам указал район, в границах которого, по его расчётам, нужно производить поиски. Из Москвы, Ленинграда, Киева, Свердловска, по вызову Цейтлина, летели на самолётах виднейшие учёные-геологи и практики георазведки с лучшими, самыми чувствительными приборами и инструментами. Летели самые опытные радисты страны – мастера связи и пеленгации.

Тихий, утопающий в вишневых садах Красноград – место предполагавшегося финиша экспедиции – к концу дня наполнился людьми, автомашинами, электромобилями, лёгкими самолётами. По асфальтовой ленте шоссе, соединявшей агрогородок с шахтой «Гигант», с городами Донбасса, мчались грузовики со стальными балками и листами, с цементом, станками, кранами, сварочными аппаратами, моторами. Начатые несколько дней назад работы по устройству «причала» для снаряда Цейтлин приостановил, но все материалы, орудия и машины он хотел иметь под рукой, чтобы из-за их отсутствия не произошло задержки в необходимый момент.

Просторные помещения красноградского клуба были отданы штабу помощи подземной экспедиции. К концу дня в одной из его комнат уже работала сильная радиостанция, непрерывно пытавшаяся соединиться со снарядом. Но все попытки оставались безуспешными – снаряд не подавал признаков жизни.

К двенадцати часам следующего дня все георазведочные отряды – электрический, гравитационный, электрохимический, радиевый – почти одновременно представили результаты своих работ по установлению местонахождения снаряда. Их заключения с удивительной точностью совпадали: снаряд лежит неподвижно на глубине восьмисот шестидесяти четырёх метров по вертикали, под площадью Ленина, в пятидесяти двух метрах к востоку от клуба. В этой точке поставили веху. Геологический разрез почвы давал следующую картину: до двадцати пяти метров от поверхности – чернозём и слой песка, затем до глубины пятисот десяти метров – каменноугольные пласты с прослойками глинистых песчаников, ниже их – известняки, окружающие снаряд и уходящие дальше вниз.

До глубокой ночи Цейтлин сидел в радиоаппаратной, напрасно ожидая откликов из снаряда.

В четыре часа утра прилетел Андрей Иванович. Они молча обняли друг друга; плечи Цейтлина вздрагивали от едва сдерживаемого волнения. Андрей Иванович, немедленно включённый в состав штаба, выслушал всё, что мог ему сообщить Цейтлин о положении дел, и сейчас же отправил его отдыхать, а сам остался в аппаратной.

Утром Цейтлина ожидала огромная пачка радиограмм, полученных со всех концов страны, с запросами различных организаций, газет и отдельных лиц о судьбе снаряда. Газетам ответили, что положение не изменилось – со снарядом связи нет.

Скорбь опускалась на страну.

В маленький городок, ставший теперь центром дум, тревог и надежд, отовсюду неслись выражения горя, советы, предложения. Газеты ловили каждый слух, их корреспонденты осаждали Цейтлина и Андрея Ивановича, настойчиво, но тщетно добиваясь ответа на вопрос, волновавший миллионы: что думает предпринять штаб?

На четвёртые сутки общее напряжение достигло предела. Штаб заседал непрерывно, выслушивая экспертов, обсуждая способы оказания помощи снаряду. Но ни одного конкретного предложения не поступало – ничего нельзя было придумать.

Цейтлин молча ходил по обширной комнате, грузный, казалось, ещё более отяжелевший под бременем горя, от бессонных ночей, от невыносимого сознания беспомощности.

Наконец он остановился возле кресла председателя. Придерживая рукой щёку, задыхаясь, он хриплым голосом произнёс:

– Мы, очевидно, ничего не придумаем… Мы бессильны оказать быструю помощь. Но, быстрее или медленнее, мы должны во что бы то ни стало… во что бы то ни стало добраться до них… хотя бы мы нашли там трупы…

Последнее слово он произнёс шёпотом, неповинующимися губами.

– Хотя бы трупы… – повторил он.

– Что же вы предлагаете, Илья Борисович? – тихо спросил председатель среди общего подавленного молчания.

– Я предлагаю… – сказал Цейтлин и запнулся. Через мгновение с отчаянием в голосе он крикнул: – Это безумие! Это чистое безумие! Но ведь ничего другого нет! Ничего другого!.. И мы не можем сидеть сложа руки!

– Говорите, Илья Борисович, – мягко сказал председатель. – Что вы предлагаете?

– Я предлагаю… рыть шахту к снаряду… – И торопливо, точно оправдываясь, он продолжал: – Я понимаю… Восемьсот шестьдесят четыре метра!.. Через сколько времени мы доберёмся до них? В лучшем случае, при самом большом напряжении – через два месяца. Но мы не можем оставаться в бездействии. Мы должны что-нибудь делать. Нельзя терять ни одного дня! Может быть, именно этот потерянный день будет роковым для них. Кто знает? Может быть, они живы и ждут нас. Поймите: ждут нас!

Все молчали. Каждый из присутствовавших знал, что скрывается за предложением Цейтлина. Это было отчаяние безвыходности, похороны четырёх человек – гордости страны, воплощения её юности, дерзания, воли к победе. И в то же время шевелилась слабая, едва мерцающая надежда: а может быть… может быть, действительно, они живы и продержатся эти два месяца.

– Но, может быть, они в это время самостоятельно идут к поверхности? – неуверенно спросил один из членов штаба.

– И прекрасно! – горячо ответил Цейтлин. – Это будет лучше всего! Мы должны делать то, что нам подсказывает долг. Не о деньгах же, которые могут оказаться затраченными напрасно, должны мы теперь беспокоиться!

Предложение Цейтлина было принято, хотя никто не обольщал себя надеждами. Но с этим решением кончилась мучительная бездеятельность, энергия получила выход. Как всегда, работа создавала надежду: труд не может быть бесцельным.

Как будто свежий ветер пахнул в раскалённую пустыню. Всё всколыхнулось, затрепетало на оцепеневших улицах Краснограда, во всей громадной стране.

26 июля, на пятые сутки после катастрофы, работа была уже в полном разгаре. На площади Ленина, где раньше стояла веха, появилась высокая вышка, три огромных экскаватора с восьмитонными ковшами, ленточные транспортёры, паровозы и вагоны на проложенных рельсах. Площадь превратилась в огромный цех, раскинувшийся под открытым небом.

Шум моторов, грохот ударов, лязг и скрежет металла, крики людей наполнили улицы, дворы и дома тихого агрогородка, создавая атмосферу напряжённого, яростного труда. Ночью десятки прожекторов, сотни сильных ламп заливали светом всю площадь. Пролетавшие высоко вверху аэропланы почтовых и пассажирских линий за много десятков километров замечали пылающую звезду, которая вскоре разрасталась в гигантское сверкающее озеро света.

27 июля, в двенадцать часов дня, на заседании штаба Цейтлин докладывал, что благодаря героической работе инженеров и рабочих шахта пройдена уже на глубину в шестьдесят два метра. Вдруг его прервал крик, от которого на мгновение окаменели все находившиеся в зале заседания.

– Я слушаю!.. я слушаю!.. говорите!.. – кричал в соседней комнате радист. – Да!.. Да!..

Ещё через мгновение распахнулась дверь, вбежал второй радист. С сияющим лицом и трясущимися губами он произнес:

– Говорит снаряд… Брусков…