Текст книги "Блуждающая планета (сборник)"

Глава седьмая
В этом году не оставит никому шансов

Во время общения со Светой Максим забыл все неприятные стороны своей жизни. Вспомнились они только тогда, когда он вернулся домой. Пьяная мать плакала в своей комнате. Услышав, что пришёл Максим, она поспешила рассказать ему о причинах своих слёз:

– Смотри! Смотри, что он сделал! – при этом она показала на рану на голове. Это была далеко не первая травма, случившаяся из-за её языка. – Ты всё где-то шляешься, не боишься, что мать убьют! А вдруг он ударил бы меня в висок! Что бы ты тогда делал без матери!? Кто бы тебе жрать готовил!?

Максим представил, как прошёл бы его день, останься он дома. От этого комок подступил к горлу.

– Ты сама во всём виновата. Тебе так нравится жить, раз ты не пытаешься ничего изменить, – Максим редко что-то говорил пьяной матери, считая, что слова – это удел человека, а его пьяная мать не была похожа на такового. Но когда всё же что-то говорил, то впустую. Алкогольное опьянение защищало мозг матери от попадания в него любой информации. Все слова, обращённые к ней, не оставляли никакого следа и не способствовали никаким изменениям; мать всё равно продолжала видеть мир таким, каким ей хотелось. Слова Максима могли только положить лежачего полицейского на пути бессмысленного словесного потока, который готов был обрушиться на него из уст матери. Валентина в течение нескольких секунд молчала, будто бы пытаясь понять слова Максима, но затем её речь снова начала набирать обороты:

– Да, а как тут что-то изменишь?! Ты же видишь, что он не даёт мне ничего делать! Я ему ничего не говорила, а он на меня набрасывается…

И тут из своей комнаты вышел отец, который непременно бы набросился на мать, если бы между ними не встал Максим. Обычно Максим не вмешивался в разборки родителей, но не сейчас, сейчас он ощутил в себе какую-то перемену, почувствовал, что в его силах изменить хоть немного к лучшему не только свою жизнь, но и жизни других.

Отец начал вспоминать всех родственников матери, а мать в свою очередь вовсе не собиралась отсиживаться в обороне. Максим уже хорошо знал свою родословную, ибо негативные слова выливались в адрес не только его бабушек и дедушек, но и бабушек бабушек и дедушек дедушек. Для двадцать первого века явление уникальное.

После словесной перепалки обе стороны разошлись по своим углам. И только Максим не находил себе места. Вроде как он должен был бы уже привыкнуть к подобным сценам, но каждый раз он как будто всё тяжелее и тяжелее переносил ссоры родителей. Куда он сейчас – почти в десять часов вечера – может пойти развеяться? Может, позвонить Свете и сказать, как он её любит и хочет сходить с ней прямо сейчас куда-нибудь? Но после увиденного и услышанного дома Максиму показалось, что со Светой на Лисьих горах он был как во сне. Там же они сидели в кафе. Таким далёким показался Максиму тот час, когда они попрощались со Светой, хоть это и было не больше, чем сорок минут назад. Нет, это было даже не во сне. Это было в другой жизни.

Он не стал на этот раз никуда уходить, и вовсе не потому, что сильно переживал за здоровье матери, а потому, что тело ломило от приятной усталости. Ему казалось, что стоит ему только лечь и закрыть глаза, как он тут же заснёт и его не сможет разбудить никакой шум.

И Максим заснул.

А на следующий день неприятная сцена позабылась. Помнились только Лисьи горы и кафе. Прекрасное победило ужасное. Но не захочет ли ужасное взять реванш ближе к вечеру? Максим понимал, что вчера родители выместили всю свою злобу, и значит, в течение трёх-четырёх дней всё должно быть спокойно. А это целая вечность. К тому же в понедельник начнётся новая рабочая неделя, и у родителей будет меньше времени пить и ругаться, потому что отец всегда работал по будням. А вот выходные Максим не любил. Редко он сидел дома в субботу и в воскресенье; частенько ему приходилось слоняться без дела вокруг района, чтобы не трепать нервы дома, именно в субботу и в воскресенье.

Но сегодня он не собирался тупо ходить по кругу. Сегодня он может встретиться со Светой. Он даже не будет ей звонить. Он просто приедет туда, где проходят все лыжные соревнования в городе. Ведь это не так трудно. «Как это я не догадался сказать Свете, что приеду на соревнования?» – недоумевал Максим.

Максим не знал точное время начала соревнований, но догадывался, что не позже одиннадцати часов на стартовую линию выйдет первая участница, и поэтому поспешил. По дороге он думал о том, чем Света может быть занята после соревнований. Она ведь упоминала, что занята чем-то весь воскресный день. Так она говорила, по крайней мере, до вчерашнего дня.

Ровно в одиннадцать часов Максим добрался до леса, в котором уже вовсю разминались взрослые лыжники. Была небольшая оттепель, и с деревьев то тут, то там осыпался снег, и это обстоятельство добавляло радости всем собравшимся в лесу, делало их настроение весенним. Подходили к концу детские соревнования, и множество юных голосов обсуждали их. У всех лица светились здоровьем. Максиму стало приятно на душе из-за того, что он окунулся в атмосферу спортивной жизни города, частью которой он себя считал. Он наслаждался обществом таких же, как он. Тех, кто, как и он, борется с усталостью и устремляет все мысли к финишной черте.

Максим занял место в лесу на высоком подъёме. Он знал, что это самый трудный участок трассы, знал, что именно на таких вот подъёмах самые лучшие лыжники выигрывают драгоценные секунды. И именно здесь ему хотелось увидеть Свету. Максиму даже не хотелось давать о себе знать, по крайней мере, до тех пор, пока не закончатся соревнования, но не было здесь такого места, где можно было бы спрятаться. Оставалось надеяться только на то, что Света просто-напросто не обратит на него внимания. И такой исход событий был вполне вероятен, так как на этом подъёме собралось немало народа. Были здесь и тренера, и юные лыжники, и простые болельщики. В общем, потеряться в людской массе было совсем несложно. К тому же, Света не знала, что Максим вообще должен прийти.

Первая участница должна была стартовать только в половину двенадцатого – об этом Максим узнал из разговоров. А пока спортсменки медленно проходили так называемый разогревочный круг. Свету Максим не видел. Несмотря на тёплую погоду, ему становилось холодно стоять на одном месте, и он решил покинуть многолюдное убежище и пойти в сторону стартовой поляны. Он рассудил, что всё-таки не следует ему скрываться от Светиных глаз, ведь именно ради них он и пришёл сюда. И с каким же трудом далось ему это решение!

Максим не знал, в каком месте находится лагерь Светиной команды, поэтому отыскать её на стартовой поляне, где народа оказалось намного больше, чем на подъёме, было крайне трудно. Он подошёл к стартовому протоколу, который был прилеплен судьями к дереву. По крайней мере, он будет знать, когда стартует Света. Слава богу, он догадался спросить у неё фамилию. Участниц соревнований было всего лишь двадцать пять, и Максим быстро нашёл в списке Свету. Она должна была войти в гонку десятой. Также Максим узнал, что Свете и другим лыжницам предстоит пробежать два круга по пять километров. Лыжниц на старте разделяло двадцать секунд. Всё это Максим узнал только сейчас. В протоколе была записана и фамилия тренера Светы, и Максим решил спросить у одного из судей, от которого пахло перегаром, где ему отыскать этого тренера. Это был верный способ найти Свету в скоплении народа. Судья сказал Максиму, где, насколько он знает, должен находиться этот тренер.

Так Максим нашёл место на стартовой поляне, где переодевается команда Светы. Но самой Светы на этом месте не было. Может, она была на разогревочном круге, а может, и вовсе ещё не подъехала к месту соревнований. Тренера Максим тоже не увидел. Зато он увидел некоторых Светиных товарищей по команде. Парней было значительно больше. Девушек Максим видел только двух. Они не были хоть сколько-нибудь привлекательными. Ребята их активно подбадривали, шутили с ними, а девушки краснели. Наверное, они думали, что раз с ними так легко и непринуждённо разговаривают ребята, значит, они выражают тем самым свою симпатию к ним. Максим бы сам легко заговорил с этими девушками, но любит он Свету, с которой даже после вчерашнего дня, который они провели вместе, боится начать говорить и даже боится показаться ей на глаза. Неужели красота обречена на одиночество?

Все ребята и девчонки были помладше Светы и Максима; было им лет по семнадцать. Только два парня были старше, по крайней мере, так они выглядели. Один из них, Андрей Сидельников, судя по разговорам, был прекрасным лыжником, чемпионом города прошлого года. Он разговаривал меньше других, в основном только что-нибудь поддакивал, но сам ничего не рассказывал, сидел в стороне, но всем своим видом показывал, что он со всеми заодно, только не хочется ему рта открывать.

Второй «старик», быть может, вовсе и не был стариком, а просто казался старше своих лет из-за бороды и больших роста и веса. Об его лыжных успехах не было сказано никем ни единого слова, но вид у него был отнюдь не чемпионский. Да и вообще на лыжника он не был похож. Скорее, на полупьяного судью. Разговаривал он много и говорил на разные темы. Казалось, нет такой области, в которой он ничего бы не знал. Его собеседники сменялись из-за того, что все думали в первую очередь о разминке и соревнованиях, а не о разговорах. И только Борода, один из всех, похоже, не думал разминаться.

Максим не удивился, если б этот парень закурил, стоя в очереди на старте. Лыжами он занимался явно ради общения, а не ради спортивного интереса или по каким-либо иным соображениям.

Борода и Сидельников общались друг с другом, не выбирая выражений, могли запросто нагрубить, что говорило о том, что они знают друг друга давно и, возможно, даже являются хорошими друзьями.

Света вернулась с разогревочного круга внезапно, за десять минут до старта первой участницы. Максим, всё время стоявший в стороне от места, где разместилась Светина команда, тут же помахал ей рукой. Света, казалось, нисколько не удивилась. Она подъехала к Максиму и задала логичный вопрос:

– Ты как тут оказался?

– Да вот, решил приобщиться к лыжному спорту и на тебя посмотреть.

– Света, а твой друг катается на лыжах? – задал вопрос Борода. – У нас и для него найдутся ботинки и лыжи.

– Нет, это не моё, – ответил Максим.

– И не моё тоже, но я всё равно сегодня побегу.

Громкий голос Бороды привлёк внимание многих из других команд. Скоро возле лагеря Сидельникова и компании образовалась целая толпа. Все шутили и разговаривали на темы, далёкие от лыж. Видать, на этой стартовой поляне все прекрасно знали друг друга. Со Светой Максим не успел ни о чём поговорить, так как она отправилась на старт. Вскоре и все девушки ушли в гонку, а парни продолжили разминаться либо пошли на трассу болеть за девчонок. Максиму почему-то не пришла в голову мысль пойти болеть на трассу, и он остался в лагере разговаривать с Бородой. Оказалось, что Борода может свободно, живо и с интересом разговаривать с человеком, которого видит впервые. Максим же от этого разговора не получал ни малейшего удовольствия. И он обрадовался, когда к ним подошли парень с девчонкой из другой команды. Теперь Максиму не обязательно было делать вид, что он внимательно слушает Бороду.

Девушка была миниатюрной, с чёрными короткими волосами и премиленьким лицом. Парень же был высоким, стройным. Лицо было как у ребёнка, особенно когда он улыбался. Несмотря на это, во многих чертах лица проглядывало мужество. В нём было нетрудно узнать человека, который занимается или хотя бы когда-то занимался спортом.

– Валера, ты бы лучше кружок проехал бы, а то замёрзнешь, – обратилась девушка к Бороде.

Словам девушки Валера не внял и продолжил что-то рассказывать. Его не смущало то, что слушателей стало втрое больше. Парень и девушка переглянулись, и на их дышащих здоровьем лицах появились улыбки. Нет, они не насмехались над своим разговорчивым коллегой, скорее, наоборот, радовались тому, что у них есть такой приятель.

– Ольга, ты лучше отправляйся на старт, ещё пропустишь, – неожиданно прервал свою собственную речь Валера. И с этими словами он повернул голову к старту. В этот момент с дерева, не выдержав оттепели, упал снег ему на голову. Все дружно засмеялись. Смех усилился, когда Валера повернул голову обратно, и все увидели его поседевшие бороду и волосы.

– Уже через пару минут первые участницы пойдут на второй круг, а ты вспомнил о старте, – сказал парень. – Ну ты даёшь, Валерий.

– Ты, наверное, не знаешь, что я сегодня пришла только посмотреть на вас. Сама я бегать не собираюсь. Врач сказал, что не стоит.

Борода не собирался убирать быстро тающий снег с головы, как будто снег вообще не падал, и Ольга сделала это за него. Потом она вдруг задала вопрос Максиму:

– А ты что, новенький? Мы новеньких не пускаем на трассу, пока они не напоят всех лыжников. Напоят, в смысле, кока-колой. Мы же всё-таки люди спортивные.

– Нет, я жду Свету.

– Свету, ах, ну да, она мне рассказывала… – но что именно рассказывала, Максим не узнал.

Первые участницы действительно скоро появились на стартовой поляне. Ольга, Валера и парень, который подошёл вместе с Ольгой, начали рассуждать о том, кто сколько отыграл, кто сколько выиграл. Максим, естественно, не понимал, о чём речь. Он знать не знал тех, о ком они говорят. Ему хотелось подойти поближе, чтобы не упустить момент, когда пробежит Света. Только её одну он знал. Но он стоял не двигаясь, боясь показаться в глазах своих новых знакомых, которые разговаривали с ним так, как будто знали давно, невежей. Да и так ли важно подойти поближе? Но всё-таки Максим понял, что это действительно важно. Понял как раз тогда, когда должна была, по его представлениям, появиться на стартовой поляне Света.

– Пойду поближе, посмотрю на Свету, – сказал Максим.

– Так она ушла на второй круг ещё две минуты назад. Ты разве не видел? – удивилась Ольга. В её голосе звучали нотки досады.

Максим не видел. Он вообще, наверное, смотрел в другую сторону в тот момент. Да и с чего он решил, что Света непременно пойдёт на второй круг девятой-десятой? Что, она не могла за три километра никого обогнать? Или её никто не мог обогнать? Ведь это же соревнования.

Оставалось ждать финиша. Максим даже не стал спрашивать, в каком темпе идёт Света, многие ли проходят дистанцию быстрее. Он боялся сойти за дурака, задав какой-нибудь глупый вопрос. Каким же он был эгоистом в тот момент!

На финиш Света пришла третьей, обогнав по ходу гонки семерых оппоненток. Максим, хоть и не знал, насколько сильны были эти оппонентки, всё же понял, что Света – одна из лучших лыжниц, вышедших сегодня на дистанцию. Он это понял по выражению лиц тренеров и по их поведению. Они не обращали никакого внимания на результат Светы, будто она выступала в другой лиге, более сильной. И тут Максим даже удивился тому, что он ничего толком до сих пор не знает о месте Светы в лыжном спорте города, да и вообще ничего не знает о том, как она тренируется. Он даже не знал, сколько километров предстоит Свете пробежать сегодня до тех пор, пока сам не прочитал в стартовом протоколе. И это несмотря на то, что весь вчерашний день они провели вместе, переговорили на разные темы, но только не на тему лыж, которыми так сильно была увлечена девушка. Боялся Максим этой темы.

– Думаю, её никто теперь не обгонит. Она лучшая, – сказала Ольга. – Причём с большим запасом. В прошлом году она хотя бы изредка кому-нибудь проигрывала. В этом году не оставит никому шансов. Могу поспорить.

Максим не собирался спорить. Он был бы не против, если б всё было так, как сказала Ольга. Он подошёл к Свете, которая без сил бросилась на снег. Максим был не один такой умный: Свету окружили уже многие ребята из других команд. Сидельников со своими товарищами по команде тоже шли к финишу. И все эти люди, окружившие Свету, были уверены, что перед ними победительница.

Максим вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Кто он такой, чтобы вообще находиться здесь? Он в последнюю очередь должен подходить к Свете и что-то говорить ей. Пускай вон с ней поговорит Сидельников, который наверняка лучше Максима знает, что нужно говорить в таких случаях, как выражать радость от подобного успеха, или хотя бы Борода – ему и то виднее.

Света быстро встала и пошла к лагерю переодеваться. За ней хлынула целая толпа.

– Света, я, конечно, болела за своих девчонок, но ты сегодня лучшая, – радостно говорила Ольга.

– Да, Свет, побежали сегодня с нами, с пацанами, – говорил приятель Ольги. – У тебя будет неплохой шанс подняться на подиум. Даже несмотря на то, что ты сегодня уже набегалась.

– Всё было здорово, Свет, – просто говорил Сидельников.

– Тебе чем лыжи натирали? – подходили спрашивать одна за другой финиширующие девушки, которых Света обогнала, несмотря на то, что те имели приличную фору.

Пока Света переодевалась, Максим заговорил с ней.

– Это правда, что ты победительница? Я не очень хорошо понимаю.

– Не знаю, ещё не все финишировали, – скромно сказала Света, хотя сама уже праздновала в душе победу.

– В том, что ты хорошая спортсменка, я убедился ещё летом. Но чтобы настолько хорошая, не знал.

– Главные старты ещё впереди. Я имею в виду московские старты.

– Там, Светочка, не будет нас, поэтому тебе будет тяжелее, намного тяжелее, – вмешался в разговор Борода.

– А ты старайся, – сказала ему Света. – Может, компанию мне составишь.

– Нет уж, мне на московские старты дорога заказана.

Началась мужская гонка, которая из-за большего количества участников должна была длиться значительно дольше женской, но Максим решил узнать, кто будет победителем и уйти только тогда, когда стартовая поляна начнёт пустеть. Он уже влился в этот коллектив, в эту жизнь. Конечно, если бы Света вдруг захотела домой, то он ушёл бы отсюда вместе с ней. Но Света никуда не спешила. Свободного времени у неё, видимо, было предостаточно.

Один за другим стартовали лыжники. Максим оказался в женском обществе. Ольга называла его уже по имени, хотя он его ей не называл. Она говорила много, словно была Бородой женских лыж. Максим охотно вставлял своё слово, когда предоставлялась возможность. И тогда все девчонки смотрели на него как-то уж слишком подозрительно.

Что касается Светы, то она ещё, казалось, никак не могла отдышаться. Она смотрела выразительными глазами куда-то в сторону, натянув на плечи чью-то куртку поверх своей и укутавшись в неё. На голову она нацепила бейсболку.

Победителем мужской гонки стал Сидельников, добавив радости тренеру Светиной команды. Но этой победе радовались много меньше, чем победе Светы. Наверное, Сидельников уже приучил всё лыжное сообщество города к своим победам, и эта его победа была одной из многих, а потому и сильно радоваться ей не стоило. Стартовал Сидельников одним из последних, и, когда он финишировал, было совершенно очевидно, что он победитель. Однако Сидельникову как будто было плевать на это, он вообще никак не отреагировал, узнав, какое хорошее время показал. Максиму показалось, что победитель гонки как будто даже стыдится того, что он такой хороший лыжник, и вообще хочет показать, что лыжи его мало интересуют, что есть дела намного важнее этих лыжных гонок.

Судьи, от многих из которых пахло спиртным ещё больше, чем до старта женской гонки, начали расходиться. Стали расходиться и сами лыжники. И все вдруг резко стали чужими друг другу, словно не было всего того, что происходило на стартовой поляне. Не было весёлых разговоров, не было поздравлений, не было атмосферы всеобщего понимания. Как будто все весело общались друг с другом только потому, что оказались на одной поляне. А как вышли из этого заточения, которому они сами же себя подвергли, так пошли кто куда. Многие ребята даже не прощались за руку, а только делали жест рукой, мол, пока, я тороплюсь.

И чувство солидарности со спортсменами, которое возникло у Максима сразу, как только он пришёл к лыжной трассе, куда-то испарилось.

Но Максиму по большому счёту было безразлично, куда торопятся все эти лыжники и как они прощаются. Ему до всех этих людей не было никакого дела. Он пришёл сюда только ради Светы, а все остальные его совсем не интересовали. И, похоже, вряд ли будут интересовать вообще.

– Света, может быть, сходим в кафе?

– Сегодня не хочу. Устала.

– Ты выглядишь так, как будто заняла последнее, а не первое место. Победа должна прибавлять оптимизма и энергии. Какая может быть усталость после победы? Или тебе не нравится то, что ты обогнала ближайшую преследовательницу меньше чем на минуту?

– Ой, ну отвали от меня.

Эти слова были произнесены совсем беззлобно, но всё равно Максиму было неприятно их слышать. Не так себе он представлял этот день, когда ехал сюда, не на это он рассчитывал. Ему вдруг захотелось скрыться от людских глаз, найти потайной ход в какой-нибудь стене и остаться там, чтобы никто не мог его отыскать. А ещё лучше было бы, если б этот ход вёл к какой-нибудь другой жизни, к другому миру, где никто не будет тебе говорить «отвали от меня».

– А вечером? Может, сходим куда-нибудь вечером?

– Нет, я сегодня никуда не пойду.

И Максиму пришлось возвращаться домой и находиться дома весь день.