Текст книги "Луки и арбалеты в бою"

Руки на луке

Пальцы и кольца

В конце прош… нет, уже позапрошлого века изучением лука занимался немецкий ученый К. Вейле. Он, в частности, так писал о способах его натяжения:

«Нам, европейцам, довольно чуждо умение натягивать лук. „Почему же, – слышится мне вопрос читателя, – лук берется в левую руку, затем зажимают стрелу указательным и средним пальцами этой руки, насаживают ушко стрелы на середину тетивы и, наконец, оттягивают тетиву правой рукой к себе“. „Совершенно верно, – ответит вам на это каждый знаток дела, – но теперь будьте добры привести все сказанное в исполнение“. На моих лекциях это проделывали студенты иногда с надменной уверенностью, чаще же, однако, с явной робостью; оказывается, что и игрушечный лук уже едва знаком немецкому студенчеству, как я мог это обнаружить периодическими опросами.

Мне пришлось сотни и сотни раз наблюдать, как неопытные люди производили выстрел из лука. Обыкновенно стрелок придерживает стрелу справа от вертикально поставленного лука между концевыми суставами указательного и среднего пальцев левой руки, задний же конец стрелы и вместе с тем и тетиву он оттягивает большим пальцем и средней частью указательного пальца правой руки. Он, по крайней мере, желал бы так поступить, но, увы, уже при незначительном натяжении тетива и стрела выскальзывают из его рук, и последняя скоро бессильно падает на землю – этот „естественный“, или „европейский“, способ натяжения лука в настоящее время на самом деле оказывается совершенно нерациональным; он является лишь жалким остатком прежнего искусства; это неудобный метод, который человек тотчас же оставит, как только станет серьезно заниматься этим благородным искусством.

Мы должны быть благодарны исследованиям американца Морза и немца Феликса фон Лушана за их указания на лучшие способы натяжения лука; изучение этих способов, несомненно, возбудит развитие этого спорта и у нас. Применяя эти указания, очень легко добиться, при некотором упражнении, блестящих результатов в стрельбе из лука, как это видно уже из каждой попытки. Итак, вперед, за дело!

Способы натяжения лука по Вейле

Другие методы стрельбы из лука заключаются в следующем:

1. Основным правилом следует считать в данном случае то обстоятельство, что хорошие стрелки из лука пропускают стрелу обыкновенно между внутренним углом, образованным указательным и средним пальцами левой руки; следовательно, слева, а не справа, как у нас, от лука при его отвесном положении. Оперение стрелы не поранит левой руки.

2. Большой и указательный пальцы держат стрелу совершенно таким же образом, как это было уже показано при описании „европейского“, или „естественного“, способа; тетива оттягивается назад средним и безымянным пальцами; следовательно, обе группы пальцев работают совершенно независимо друг от друга. Этот способ употребляется некоторыми индейскими племенами.

3. Тетива натягивается указательным и средним пальцами; большой палец слегка прижимает стрелу, которая лежит, таким образом, между большим и указательным пальцами. Этот способ очень удобен для стрельбы в цель и потому оказывается чрезвычайно распространенным.

4. Большой палец правой руки совершенно не идет в дело. Тетива оттягивается назад тремя средними пальцами, причем между указательным и средним пальцами лежит стрела. Этот способ оказывается наиболее рациональным, так как стрела не требует никакого сознательного обращения. Он применялся в древности и современными спортивными стрелками и носил название „средиземноморского“ способа натяжения лука.

5. Большой палец правой руки загибается вокруг тетивы и оттягивает ее назад при помощи налегающего на его ноготь указательного пальца, который в то же время должен еще придерживать и стрелу. Как раз это и оказывается чрезвычайно трудным, между тем как само натягивание тетивы требует минимального усилия. Для большого пальца необходимо предохранительное кольцо, которое защищает внутреннюю сторону пальца от поранения при натягивании тетивы.

Этот способ употребляется во всей Азии, Турции, Персии и по всему Западному Судану и называется „монгольским“ способом стрельбы. В Китае эти кольца для большого пальца выточены из великолепного нефрита и служат фамильными драгоценностями, которые часто в продолжение целых тысячелетий переходят в наследство от отца к сыну.

6. Другой способ натягивания лука известен у племени вутэ Центрального Камеруна и у многих народов Среднего Судана. Стрелок вутэ надевает на среднюю часть правой кисти особое деревянное полукольцо с красивыми резными украшениями; незамкнутая часть кольца лежит со стороны мизинца. Левое запястье он также защищает красиво разукрашенной кожаной подушечкой. Натягивание лука происходит в тот момент, когда стрелок зацепляет среднюю часть тетивы за задний край деревянного полукольца правой руки и вместе с этим оттягивает тетиву и стрелу назад. Стрела здесь расположена совершенно так же, как и при „монгольском“ способе стрельбы. Вутэ стреляют таким способом на расстоянии нескольких сот метров. Присутствие кожаной подушечки здесь необходимо ввиду чрезвычайно слабого натяжения лука: благодаря этому тетива при выстреле отскакивает вперед с громадной силой и без этой подушечки могла бы легко поранить левую руку стрелка.

Наиболее подробные иллюстрации надевания тетивы на упругий лук приведены в книге Е. В. Черненко „Скифские лучники“ (1981) и раритетном издании Д. Н. Анучина „Лук и стрелы“ (1887). В данном случае изображения эллинские, но все лучники, кроме одного (и вот он-то как раз сгибает лук иначе), пользуются оружием скифского образца, широко распространившимся по тогдашней ойкумене

Вместо деревянного полукольца для правой руки как у вутэ, так и у жителей бассейна рек Нигер и Бенуэ употребляется чаще овальное замкнутое железное кольцо, которое со стороны мизинца продолжается в кинжал. Таким образом, оно соединяет в себе приспособление для натягивания лука и еще одно из ужаснейших оружий.

…Для пользы и понимания юношам, читающим Гомера в подлиннике или в переводе, я хочу здесь дать следующее пояснение. В 21-й песне „Одиссеи“, в знаменитой сцене, которая предшествует убийству женихов Пенелопы, говорится:

 
…А он, преисполненный страшных
Мыслей, великий осматривает лук.
Как певец, приобыкший
Цитрою звонкою владеть, начинать песнопение готовясь,
Строит ее и упругие струны на ней из овечьих
Светлых тонкотягучих кишок без труда напрягает —
Так без труда во мгновение лук непокорный напряг он.
Крепкую Правой рукой тетиву натянувши, он его
Щелкнул: она прожужжала как ласточка звонкая в небе.
 

(Перевод Жуковского. – Авт.)

Это натягивание является в действительности собственно надеванием тетивы на лук. Лук богоподобного страдальца пролежал 20 лет без употребления; его, несомненно, не сохраняли в натянутом состоянии. У составных луков, каким был лук Одиссея, после употребления всегда отвязывают тетиву по крайней мере с одной стороны, для того чтобы сохранить силу драгоценного оружия. При этом процессе всякий более или менее хороший лук принимает свое первоначальное распрямленное положение, то есть выгибается в противоположном направлении. Но не всегда легко снова привести лук в прежнее натянутое положение, даже и такой эластичный лук, как японский. При таком же неэластичном луке Одиссея, сделавшемся еще более твердым после столь долгого лежания без употребления, становятся вполне понятными все напрасные старания женихов Пенелопы. Только настоящий хозяин оружия, знающий все его особенности, мог исполнить этот процесс натяжения, сопряженный с затратой силы и ловкости.

Лишь только после того, как ему удалось достигнуть того, чего не могли сделать другие, наступает настоящий процесс натягивания тетивы в нашем обычном смысле.

 
К луку притиснув стрелу, тетиву с концом оперенным,
Сидя на месте своем, натянул и прицелился в кольца,
Выстрелил – быстро от первого все до последнего кольца,
Их не задев, пронзала стрела, заостренная медью.
 

Именно так следует объяснять себе это место „Одиссеи“. Уже и самое значение обоих греческих глаголов (ευταυΰω) и (τιτατΰω) совершенно ясно указывает на громадное различие процессов, происходящих до выстрела и во время его. В первом случае говорится о надевании тетивы на лук, во втором же о натягивании ее. При первом процессе работа требует почти всегда одинаковой затраты энергии, в последнем же случае размеры затрачиваемой силы зависят от желания стрелка. При умении можно оттянуть тетиву почти до собственного уха, но можно ограничиться 30 или 40 см. Даже самый слабый из женихов Пенелопы мог бы без всякого напряжения послать стрелу через ушко двенадцати тесно поставленных друг за другом топоров. Также и то обстоятельство, что Одиссей стрелял в сидячем положении, говорит в пользу нашего воззрения. При натягивании тетивы на лук нужно присесть на земле в таком положении, как это видно на изображении древнего скифа. Одиссей также сохранил это положение».

Снова надевание тетивы на лук «по греко-скифски» – и один из образцов греческого «зацепа»: бронзовые кольца для указательного и среднего или безымянного пальцев, между пкольцами – шипы, обращенные в сторону ладони. Анучин солидаризуется с мнением ученых XIX в., согласно которому это устройство применялось для надевания тетивы. Но скорее это приспособление для стрельбы из лука по «шестому» способу.

* * *

Остается только добавить, что положение пальцев на тетиве в целом несколько многообразнее, чем то представлялось Вейле и Морзу. Гораздо более распространены оказались и наладонные «зацепы» для тетивы, совсем не обязательно напоминающие кольца. К счастью, нам нет нужды объяснять все это «на пальцах»: тот читатель, который дошел до этих строк, уже наверняка ознакомился с прилагаемыми к тексту иллюстрациями.

Все же уточним: хотя в большинстве случаев такие наладонники применяются для особо мощных луков, иногда они могут быть использованы для оружия довольно умеренной силы. Это происходит в тех случаях, когда плавно, но синхронно деградирует (скажем мягче: снижается) искусство стрельбы и мастерство изготовления луков – но при этом потребность в боевой стрельбе все-таки сохраняется. Эту картину в XIX в. можно было наблюдать на периферии того региона, где бытовал способ вутэ: в городах-государствах йоруба, в Бенине. Данный процесс имел и еще одну сторону: чернокожие воины, компенсируя недостаточную «убойность» своих луков (даже сохранение наладонника позволяло им стрелять всего лишь довольно сносно – а в межплеменных конфликтах этого не хватало!), начали широко прибегать к использованию отравленных стрел…

Новая археология

…Не так давно, в 1988 г., в издательстве «Мысль» вышла книга чешских ученых Ренаты и Ярослава Малины «Прыжок в прошлое. Эксперимент раскрывает тайны древних эпох». В ней даются некоторые сведения о том, как археологи разных стран мира проводили эксперименты с разного рода копиями древних памятников материальной культуры человека. Там рассказывается, как могли древние люди каменными топорами валить лес, с помощью примитивных орудий обрабатывать землю, строить дома и т. д. Повествуется также и об испытаниях древних луков.

Но, честно говоря, прочтение этой книги, и раздела о луках в частности, оставило двойственное впечатление. С одной стороны, в книге действительно приводится много весьма полезных сведений, но с другой – иной раз натыкаешься на явные несуразицы. Трудно сказать, в чем здесь причина, но, очевидно, дело в не совсем верном переводе (жаль, что у нас не было под руками чешского оригинала). Мы сочли нужным привести полностью тот отрывок, который посвящен лукам, сохраняя при этом стиль перевода и снабжая текст нашими комментариями, которые мы сочли уместным сделать:

«С появлением лука значительно улучшилась техника охоты, что подтвердили и эксперименты. Именно здесь экспериментальной археологии очень помог индеец Иши (последний калифорнийский индеец, единственный оставшийся в живых из большого племени, согнанного золотоискателями со своего места, который, спасая жизнь, вынужден был выйти в начале XX в. в большой город; его выходили антропологи Альфред Л. Кребер и Томас Т. Уотерман, после чего он стал сторожем антропологического музея в Беркли. – Авт.). Он научил доктора Секстона Поупа искусству лучника, который его применил при проведении обширного сравнительного эксперимента. Он использовал несколько типов луков, изобретенных в разных местах и в разное время. Поуп тестировал дальность полета стрелы, силу, необходимую для натягивания тетивы, различные материалы, из которых были изготовлены детали лука и стрелы, силу удара и развитую силу пущенной стрелы.

Силу, необходимую для натягивания тетивы и пуска стрелы, он определял натягиванием тетивы на расстояние 71 см от центра внутреннего изгиба лука с помощью пружинных весов. Средний лучник не может натянуть тетиву больше чем на 73 см, что представляет собой примерно расстояние от вытянутой левой руки к изогнутой правой. Большая часть тестированных индейских луков требовала натягивания на расстояние 65 см. При пуске стрелы сотрудники Поупа применяли английский и сиуский методы. Индейцы сиу кладут все пальцы на тетиву, а стрелу пускают из сжатых большого и указательного пальцев. По английскому же способу тетиву натягивают указательным и безымянным пальцами, а стрела находится между указательным и средним пальцами. Большой палец свободен. Испытывали также луки апачей из орехового дерева, луки чейенов из ясеня, татарские и турецкие луки, сделанные из комбинаций различных материалов – рога, металла, дерева, сухожилий, полинезийского из твердого дерева, английские луки из тиса. Эксперименты с тисом показали, что у чуть покрасневшей древесины большая сопротивляемость, чем у белой. Но белая обладает чрезвычайной эластичностью и поддается изгибу в два раза больше, чем луки из других материалов.

Тетивы изготовили из льняной, хлопковой и шелковой пряжи, а также из овечьих кишок. Было установлено, что самые крепкие тетивы – ирландские льняные с сечением 3 мм, сплетенные из 60 скрученных волокон.

С некоторыми другими данными о применявшихся луках и результатами, которых достигли сотрудники Поупа, вы можете познакомиться из следующей таблицы» (графа этой таблицы под названием «Масса лука», безусловно, должна на самом деле звучать как «Усилие натяжения лука». – Авт.) [10]10
  Приведенные результаты очень скромны и выдают прежде всего неумение пользоваться боевым луком (к тому же надо учесть, что лук в отличие от меча быстро «стареет», утрачивая упругость, особенно если не знать режимов его хранения, а такое знание было утрачено, когда лук из боевого оружия стал музейным экспонатом). В тех же случаях, когда тестировались современные копии, к этому добавлялось еще и неумение их делать. Мы уже сравнивали навык изготовления луков с работой скрипичных дел мастера (как по знанию свойств древесины, клея, пропитки и т. д., так и по длительности работы – не недели и даже не месяцы!), а умение стрелять из лука – с навыками скрипичной игры…


[Закрыть]:

В тесте № 4 применили очень тяжелый (с большим усилием натяжения. – Авт.) лук с тетивой, скрученной из необработанной кожи. Один лучник не мог натянуть тетиву больше чем на 30 см. Поэтому в стрельбе участвовали два лучника: один из них лежал на спине, упираясь ногами в лук и обеими руками натягивая тетиву, а другой вкладывал стрелу. Действенность лука была слабой (что вполне понятно, ведь в этом случае стрела была по меньшей мере лишена направляющей, роль которой выполняет рука лучника. – Авт.). Но об этом луке, которому было сто лет, существует предание, что его первый хозяин мог одной рукой натягивать тетиву и стрелял на расстояние 400 м (см. выше, в цитате из профессора К. Вейле, где он рассуждает о луке Одиссея. – Авт.). Лук № 6, с самой большой дальностью полета стрелы, был изготовлен из рогов животных, орехового дерева, овечьих кишок и необработанной кожи. Самого дальнего полета достигла бамбуковая стрела с металлическим наконечником. Копии длинных английских луков были изготовлены из тиса. Тетивы у них натягивались легче, чем у других луков. Небольшое уменьшение длины лука привело к увеличению дальности полета стрелы.

Первые находки луков относятся к неолиту в Англии. Известный археолог Джон Т. Д. Кларк тестировал одну его копию длиной 190 см и установил, что стрела имела пробивную способность до 60 м (то есть, видимо, сохраняла пробивную способность на дистанции в 60 м. – Авт.).

Для всех луков сотрудники Поупа применяли стрелы из бамбука длиной от 63 до 74 см с oпepeнием из веток березы (видимо, из бересты. – Авт.). По примеру калифорнийских индейцев к наконечникам стрел крепились волокна кукурузы. Дальность полета таких стрел была больше, чем английских и обычных спортивных, соответственно на 10 и 20 %. Другие стрелы изготовляли из различных пород дерева, самым твердым из которых был орех, далее следовали ясень, сосна и ива. Исследователи доказали, что раскаленные камни с желобками представляют лучшее средство для выравнивания древка из тростника, но более твердые деревянные они вынуждены были нагревать и выравнивать в руках. Стрелы снабжали различными наконечниками: индейскими из обсидиана с ребрами и плоскими пирамидальной формы, а также тупыми деревянными и металлическими наконечниками.

Эти стрелы пускали при одинаковых условиях. Целью были сосновые доски толщиной 2 см и имитации тел животных (почему-то данные о стрельбе по доскам не приведены. – Авт.). Последние были сделаны из коробок без боковых стенок, набитых оленьими шкурами с зашитыми в них внутренностями животных. Стрелы с тупыми наконечниками отскакивали от этих мишеней, но пробивали тела небольших животных и останавливались только при попадании в кость, которую ломали. Стрелы с обсидиановыми и тяжелыми металлическими наконечниками пробивали имитированное тело животного. Ни один из гладких металлических наконечников не был столь эффективен, как обсидиановый, волнистое ретушированное острие которого буквально впивалось в мишень.

До нас дошли сведения об искусстве индейских лучников периода завоевания испанцами Флориды. Пленному индейцу конкистадоры пообещали свободу, если он на расстоянии 150 шагов пробьет кольчугу. Индеец пустил из своего лука тростниковую стрелу с кремневым наконечником, которая пробила кольчугу на глубину двух колец (сразу вспоминаются «две пластины кольчуги»! – Авт.). Испанцы ужаснулись и тут же сменили кольчуги на жилеты, подбитые войлоком (честно говоря, этот эпизод чем-то напоминает поговорку «Поменять шило на мыло». Как будто войлочный жилет нельзя прострелить из лука. Спрашивается, почему конкистадоры не защитились хотя бы чешуйчатыми доспехами, которые куда лучше противостоят луку? – Авт.) [11]11
  Эти данные перекликаются со сведениями конкистадорской экспедиции под предводительством Кесады Хименеса, происходившей в джунглевом районе. Плохо экипированные конкистадоры могли позволить себе лишь кольчуги, а не латы, но кольчуги не обеспечивали должной защиты от стрел да и быстро ржавели в джунглях; поэтому многие солдаты дополняли (а не заменяли) свои доспехи индейскими «бронежилетами» из мягких материалов (кстати, по особому заказу индейцы изготовили специальные войлочные панцири для… боевых собак, которых привезли с собой конкистадоры). Широко применяли ацтекские доспехи типа «эскопил» (многослойная ватная «стеганка», хорошо защищающая от рубящих ударов, но не идеальная против копья и стрелы) и воины Кортеса, но тоже не от хорошей жизни: им катастрофически не хватало стальной брони, которой была защищена лишь малая часть войска.


[Закрыть]. В XX в. экспериментаторы повторили этот опыт. Мишенью был манекен с кольчугой из булатной (дамасской) стали XVI в. Стрела со стальным наконечником, пущенная из лука весом 34 кг (с силой натяжения, равной 34 кг. – Авт.) с расстояния 75 м, пробила кольчугу и проникла в манекен на глубину 20 см.

Начало 1870-х: индейцы-апачи позируют фотографу. Их луки, зарекомендовавшие себя как опаснейшее боевое оружие, не производят впечатления ни размерами, ни конструкцией. Но так, как воины держат стрелы (одна на тетиве, три – в «лучной» руке), показывает: их козырь – многократная быстрая стрельба, почти в револьверном темпе и на более-менее револьверной дистанции

Последние испытания, целью которых было изучение пробивной способности стрел, экспериментаторы провели в природных условиях. Бегущий олень был убит ими одной стрелой, пущенной с расстояния 75 м. Стрела пробила грудь животного насквозь. Таким способом они убили восемь оленей. Двух взрослых медведей убили стрелами, попав в грудь и сердце с расстояния 60 и 40 м.

Секстон Поуп, врач по профессии, исследовал также действие стрелы и пули в теле животного. Пуля при проникновении в тело отрывает большой кусок ткани, который отчасти закупоривает рану, стрела же разрезает кожу и ткани, что ведет к быстрой потере крови и к смерти. Сильное кровотечение позволяет также быстрее найти раненое животное. Поэтому С. Поуп пришел к выводу, что лук является наиболее «гуманным» и спортивным оружием охоты, чем ружье.

Нет, он не Фауст, он другой…

Иногда случается так, что интересная и нужная информация обнаруживается как раз там, где ее меньше всего ожидаешь найти. Кроме того, бывает так, что крупные открытия или же просто дельные мысли подают иногда не маститые ученые, а люди, которые, казалось бы, весьма далеки от данного вопроса, но зато очень наблюдательны и обладают логическим мышлением, а главное – упорством в достижении цели. Иллюстрацией к тому может послужить один замечательный отрывок из книги Иоганна Петера Эккермана «Разговоры с Гете» (Эккерман в течение долгих лет был секретарем великого немецкого поэта Иоганна Вольфганга Гете). Здесь как раз идет очень подробный и обстоятельный разговор о луке. Приведем этот отрывок почти целиком:

«…Кстати, скажите мне, милейший, как вы с Дулэном проводите долгие часы в полях и в лесах?

– Находим какую-нибудь уединенную поляну и стреляем из лука, – отвечал я.

– Что ж, это, наверное, приятное занятие, – заметил Гете.

– Просто замечательное, оно помогает избавиться от всех земных недомоганий.

– Но скажите, ради Бога, – продолжал Гете, – как вам удалось здесь, в Веймаре, обзавестись луком и стрелами?

– Что касается стрел, я привез образец еще из Брабанта в тысяча восемьсот четырнадцатом году. Там из лука стреляют все кому не лень. Даже в самом захудалом городишке имеется „общество лучников“. Как немцы ходят на кегельбан, так они собираются в какой-нибудь харчевне – обычно это бывает уже под вечер – и стреляют из лука; я с превеликим удовольствием наблюдал за их упражнениями. Это все были рослые люди, и, натягивая тетиву, они принимали удивительно живописные позы. Великолепно развитая мускулатура и меткость глаза тоже исключительная! Как правило, они стреляют с расстояния в шестьдесят-восемьдесят шагов по бумажной мишени, прилепленной к стене из сырой глины, стреляют быстро друг за другом и стрелы оставляют в стене. Из пятнадцати стрел пять нередко торчали в центре бумажного круга размером с талер, а остальные вблизи от него. Выстрелив по разу, каждый вытаскивал свою стрелу из мягкой стенки, и все начиналось сначала. Я до того увлекся стрельбой из лука, что мечтал ввести ее в Германии… Я не раз приценивался к луку, но меньше чем за двадцать франков никто мне его не уступал, а откуда было взять такую уйму денег бедному фельдъегерю? Пришлось мне ограничиться стрелой, компонентом наиболее важным и высокохудожественным, которую я приобрел в Брюсселе на фабрике за один франк и вместе с чертежом привез на родину в качестве единственного трофея…

Самое лучшее в этой стрельбе, – сказал я, – то, что она равномерно развивает тело и требует равномерного приложения всех сил. Левая рука, держащая лук, вытянута и напряжена, – главное, чтобы она не дрогнула. Правая, что держит стрелу и натягивает тетиву, должна быть не менее сильной. Ноги крепко уперты в землю, так как служат надежной опорой верхней части туловища. Глаз впивается в цель, мускулы шеи и затылка напряжены до предела. А какую радость испытываешь, когда стрела, свистя, вонзится в вожделенную цель! По-моему, ни одно физическое упражнение не может сравниться с этим.

– Для наших гимнастических заведений, – сказал Гете, – это было бы самое подходящее дело. А там, глядишь, лет через двадцать в Германии окажутся тысячи отличных стрелков… Итак, из Бравы привезли одну стрелу? Я бы хотел на нее глянуть.

– Она куда-то задевалась, – отвечал я, – но так хорошо сохранилась у меня в памяти, что мне удалось ее восстановить, и даже вместо одной целую дюжину. Это оказалось не очень просто, много я делал тщетных попыток, много раз ошибался, но, наверное, именно поэтому и многому научился. Первая трудность – сделать стержень стрелы так, чтобы он был прямым и не согнулся от времени, далее, сделать его легким, но крепким, иначе он разлетится, натолкнувшись на твердое тело. В качестве материала я брал тополь, потом сосну, потом березу, но все это оказалось непригодным, то есть было не тем, чем должно было быть. Затем я испробовал липу; отпилив для этой надобности кусок от прямого стройного ствола, я наконец нашел то, что искал. Липовый стержень благодаря очень тонким волокнам был легок и прочен. Теперь его надо было снабдить роговым наконечником; тут выяснилось, что не всякий рог мне годится и что резать надо из самой сердцевины, дабы его не расплющило при ударе о твердое тело. Но всего труднее было – так как это требовало наибольшей сноровки – приделать к стреле оперение. И сколько же я над ним мудрил, сколько перепортил материала, прежде чем мне это удалось!

Воспитание детей и подростков из благородных сословий по немецкой гравюре XVI в. В число „подобающих навыков“ входит и умение стрелять из лука, а заодно и надевать на него тетиву

– Перья ведь, кажется, не защемляют в стержне, а приклеивают, – сказал Гете.

– Да, – отвечал я, – причем накрепко и очень тщательно, так, чтобы казалось, будто они из него прорастают. Клей тоже выбрать непросто. Я убедился, что самое лучшее – это рыбий клей; сначала его вымочить в воде, потом подлить немного спирта и, держа над горячими углями, растворить до студенистого состояния. Да и перья не все пригодны для этой цели. Хороши маховые перья любой крупной птицы, но я считаю, что еще лучше красные из павлиньего крыла, большие перья индюка, не говоря уж о крепких, красивых перьях орла или дрофы.

– …Но скажите, где же вы наконец раздобыли лук?

– Сам смастерил, и даже не один, а несколько. Поначалу я опять-таки немало намучился. Потом стал советоваться со столярами и каретниками, перепробовал все виды древесных пород, у нас имеющихся, и наконец добился неплохого результата. При выборе древесины необходимо все время помнить, что лук должен легко натягиваться, быстро и сильно распрямляться, сохранив свою упругость. Для первой попытки я взял ясень, прямой, без сучков, ствол десятилетнего деревца толщиной в руку. Но, обрабатывая его, наткнулся на сердцевину, рыхлую и одновременно грубую, словом, для моей цели непригодную. Тогда мне посоветовали взять ствол, достаточно толстый для того, чтобы расклинить его на четыре части.

– Расклинить? – переспросил Гете. – А что это значит?

– Это технический термин каретников, – отвечал я, – и значит, собственно, „расщеплять“, но с помощью клина, забиваемого во всю длину ствола. Если ствол прямой, вернее, если его волокна идут прямо вверх, то и отдельные куски будут прямыми и, безусловно, годными для лука. Из искривленного ствола, поскольку клин идет по направлению волокон, никакого лука не сделаешь.

– А что, если распилить ствол на четыре куска? Ведь каждый из них обязательно будет прямым.

– Да, но если ствол хоть немного искривлен, пила перережет волокна, и для лука этот материал уже не сгодится.

– Понимаю, – сказал Гете, – такой лук неизбежно сломается. Но рассказывайте дальше. Мне очень интересно.

– Итак, – продолжал я, – второй лук я смастерил из куска расклиненного ясеня. На тыльной стороне этого лука ни одно волоконце не было повреждено, он был прочен и крепок, но, увы, натягивался не легко, а, напротив, очень туго. „Вы, наверное, взяли кусок ясеня-семенника, – сказал мне каретник, – а это самая неподатливая древесина, испробуйте-ка вязкий ясень, из тех, что растут под Хопфгартеном и Циммерном, и дело у вас пойдет на лад“. Из разговора с ним я узнал, что ясень ясеню рознь и что одна и та же древесная порода дает разную древесину, в зависимости от места и почвы, на которой произрастало дерево. Узнал я также, что эттерсбергская древесина не ценится как поделочный лесоматериал, тогда как древесина из окрестностей Норы славится своей прочностью, почему веймарские извозчики и стараются чинить свои экипажи в Норе. В ходе дальнейших своих усилий я уже и сам заприметил, что у деревьев, растущих на северных склонах, древесина тверже, а волокна располагаются прямее, чем у тех, что растут на южных. Да оно и понятно: на затененной северной стороне молодое дерево жадно тянется вверх, к солнцу, к свету, и волокна конечно же распрямляются. К тому же затененное местоположение способствует образованию более тонких волокон; мне это бросилось в глаза на деревьях, которые растут не в лесу, а свободно, так что одна их сторона постоянно подвержена воздействию солнца, другая же всегда остается в тени. Когда такой ствол лежит перед нами распиленный на куски, мы видим, что его сердцевина находится не посередке, а смещена к одной стороне. Происходит же это оттого, что годовые кольца с южной стороны ствола, постоянно согреваемой солнцем, развиваются сильнее, а значит, становятся шире. Поэтому, когда столяру или каретнику нужна прочная, но тонкая древесина, они обычно предпочитают брать северную, или, как они выражаются, „зимнюю“, сторону ствола.

– …Надо думать, вы сделали еще один лук, уже из вязкого ясеня?

– Совершенно верно, – отвечал я, – взяв для него аккуратно расклиненный „зимний“ кусок с тонкими волокнами. Этот лук легко натягивался и был достаточно упруг. Однако через несколько месяцев он искривился, стал менее эластичным. Для следующего лука я взял кусок молодого дуба, кстати сказать, и это очень неплохая древесина, но некоторое время спустя с ним произошло то же самое, затем я испробовал ствол грецкого ореха – этот материал был уже получше – и под конец ствол тонколиственного клена, и тут уж ничего лучшего желать не оставалось.

– Я знаю это дерево, – заметил Гете, – оно часто встречается в Геккене. Наверное, оно дает хорошую древесину. Но я редко видел даже самый молодой ствол этого клена без ветвей, а ведь для лука вам нужен ствол совершенно гладкий.

– На молодом стволе, – отвечал я, – действительно есть ветви, но когда дерево подрастет, эти ветви обрубают, если же оно стоит в чаще, они отпадают сами собой. Если дерево в момент, когда ему обрубили ветви, имевшее уже три-четыре дюйма в диаметре, продолжает расти так, что снаружи на него ежегодно нарастает новая древесина, то через пятьдесят-восемьдесят лет внутренняя его часть, в таком изобилии порождающая ветви, будет окружена слоем здоровой, без ветвей, древесины не менее чем в полфута толщиной. Такое дерево являет вашему взору крепкий и гладкий ствол, но что за коварство таится в его нутре, мы, конечно, не знаем. Поэтому рекомендуется выпилить из ствола толстый брус и уже от него отрезать внешнюю часть, то есть ту, что находится под корой, так называемую оболонь, и тогда у вас в руках окажется молодая, крепкая и наиболее пригодная для лука древесина.

– А я думал, – сказал Гете, – что для лука нужно не распиленное, а расколотое, или, как вы выражаетесь, расклиненное, дерево.

Этот стрелок – не английский йомен (даром что лук у него как раз такого типа), но… немецкий ландскнехт. Причем из эпохи если еще не мушкетов, то уж аркебуз-то точно.

– Если в него можно вогнать клин, это, безусловно, так. Ясень, дуб, грецкий орех расклинить немудрено, волокна в них грубые. Другое дело клен. Тончайшие его волокна срослись так тесно, что установить их направление, равно как и разделить их, невозможно, а разве что искромсать. Поэтому клен надо распиливать, что крепости лука нимало не повредит.