Текст книги "Серебряная пуля. Антология авантюрного рассказа"

Ева А. Гара
ИСКРА

Иллюстрация Григория Родственникова

Серёжа познакомился с ним случайно, когда рвал берёзовый веник. Щуплый мальчик, не старше его самого, сидел на огромном пне срезанного лет сто назад дуба и ел землянику. У него были молочного цвета волосы и удивительные глаза: один ярко-синий, другой светло-карий, совершенно золотой в лучах солнца. Мальчик сказал, что живёт у егеря, и назвался странным именем: Рен.

– Это от какого? – спросил Серёжа.

Рен пожал плечами.

– Ни от какого. Просто Рен. Хочешь? – И протянул букет земляники.

Каждый день они встречались на лугу перед лесом. Играли до поздней зари, валялись в траве, рассматривали насекомых и облака. Они болтали обо всём на свете, даже порой одновременно, совершенно не слушая друг друга. И казалось – были знакомы сотню лет.

Однажды Серёжа спросил:

– Как ты попал к егерю?

– Я просто вышел к его избушке. У него было чистое сердце – и я остался.

– Но как ты оказался в лесу?

Рен пожал плечами.

– А откуда ты знал, что егерь добрый? – продолжал Серёжа.

– Увидел. Его искра была белой.

– Что? Искра?

– Ну да. Я их почему-то вижу только синим глазом. А карим нет. Ты двумя видишь?

– О чём ты?

– Об искрах, конечно.

– Опять глупости болтаешь?

– Ты разве их не видишь? Искры. – Рен растерянно посмотрел на свою грудь и повторил: – Искры.

Серёжа помотал головой и нахмурился. Он не верил ни в какие искры, но Рен был настолько ошеломлён, что недоверие мешалось с сомнением. А вдруг это он, Серёжа, бракованный, поэтому не видит никакие искры? Все видят, а он – нет.

– И на что они похожи?

– На звёзды. Если человек добрый – искра белая или голубая, если злой – чёрная или красная. А ещё… У тех, кто тяжело болеет, она тусклая. А потом гаснет.

– Классно! – сказал Серёжа. – Я никаких искр не вижу. Но верю тебе.

Он ему не поверил.

А потом Рен пропал.

***

Сергей готовился к свадьбе. Собственно, приготовлениями занималась его невеста, Оксана, сам он привык к сдержанности и минимализму во всём – пышное торжество для него было не более чем бестолковым капризом. Но Оксана хотела красивую свадьбу, чтобы платье, как у принцессы, чтобы лошади белые и множество гостей, пусть даже половину из них они не будут знать. Сергей лениво выслушивал очередные её выдумки, соглашался и давал деньги. Смокинг и кольца они купили давно. Оставалось определиться с местом проведения, украшениями, меню. Ресторан Оксана выбрала, но вдруг захотела выездную регистрацию как в американских фильмах. Сергей не возражал – пока что запросы не кусались.

Но он здорово устал от бесконечных изменений, от восторженного щебета и невероятных затей. То ресторан, то теплоход, то выездная регистрация. Оксана хваталась за любую идею, всплывшую в фильме, журнале или книге. Ей хотелось всё и сразу, а необходимость выбирать вызывала у неё головную боль. Тогда она начинала канючить, что вообще не хочет никакой свадьбы. А наутро снова сыпала предложениями.

Солгав, что едет в командировку, Сергей снял номер в соседнем городе и решил, что напьётся до беспамятства – разгрузит голову. И пусть была только четверть пятого, он пошёл в бар.

После затяжного дождя улица блестела в лучах вечернего солнца. Пахло пряностями и свежестью. Над клумбами порхали бабочки. И глубокое, насыщенного голубого цвета небо разливалось нежностью. Нежность разливалась в груди Сергея.

В баре стоял полумрак. После солнечной улицы глаза не сразу привыкли к освещению – Сергей наткнулся на стул. На его возню никто не обратил внимания: бармен протирал стойку, женщина лениво смотрела в экран телефона, старик храпел в уголке, а двое мужчин играли в нарды за дальним столиком. Вслед за ним вошёл кто-то ещё, из туалета вернулась шумная троица. В зале возник официант. Сергей не успел осмотреть всех, уселся на ближайший стул и мрачно заказал водку.

После одной рюмки Сергей съел стейк и вдруг осознал: он не знает, что делать. Для бесцельных прогулок не было ни сил, ни настроения, а возвращаться в номер не хотелось. Напиваться же, тем более, в одиночестве, не позволяло воспитание – мать говорила, так делают только алкоголики.

«Занимаюсь какой-то ерундой. Меня вообще не должно здесь быть. Наврал Оксане и в офисе за главного оставил Радика, он же, идиот, опять всё напутает. В четверг ещё переговоры с китайцами. А я в прятки играю. Надо домой ехать, скажу, что дел оказалось на пару часов».

Выпив ещё рюмку, Сергей огляделся в поисках официанта и увидел у бара парня с белоснежными волосами. На мгновение в груди похолодело, откликнулась детская обида. Он вспомнил, как приходил на поляну, как напрасно ждал днями напролёт. Мог бы и сам сходить к егерю, но не знал, где его изба. А сейчас просто хотел убедиться, что обознался.

Сергей осторожно поднялся, оценивая своё состояние, и медленно подошёл к бару. Парень обернулся – один глаз синий, как безмятежный океан, второй – золотой, как жжёный сахар, – широко улыбнулся и как ни в чём не бывало весело проговорил:

– Привет, Серёж, я так рад тебя видеть.

– Рен, – обалдел Сергей и ухватился за стойку, чтоб не упасть.

***

– Ты ведь это несерьёзно, – растерянно лепетал Сергей.

Он вдруг почувствовал себя бесконечно виноватым, будто в тот далёкий день, будучи сопливым мальчишкой, мог что-то изменить. Будто мог противостоять секретной организации, остановить похищение. Он даже в искры поверить не смог, а сейчас почему-то поверил. Ведь не стал бы Рен спустя двадцать лет болтать детские глупости?

– Подожди, Рен, но как ты здесь…

– Я… Это сложно.

– Ты что, сбежал? Тебя ищут?

Сергей испуганно огляделся. Он живо представил, как сейчас сюда ворвутся люди с автоматами, уткнут всех в пол, а после перестреляют. Уж его точно убьют, потому что Рен успел ему всё рассказать. А впрочем, он ничего толком не объяснил: что за Третий отдел, как они на него вышли, зачем похитили… И Сергей ничего не хотел знать, лучше уж вовремя попрощаться, но любопытство опередило. Он спросил:

– Я ничего не понимаю, Рен. Чем именно ты занимаешься?

– Я… вроде как на службе правительства. Но они заставляют меня делать нехорошие вещи.

Сергей поморщился: фраза прозвучала слишком по-детски. Рен, видно, тоже это понял и пояснил:

– Я убиваю для них. И не бойся, они не придут в открытую: знают ведь, на что я способен.

– И на что?

– Одним лёгким движением я могу задавить любую искру. Убить.

Рен не шутил, но в его глазах плясало торжество – он явно любил свою способность, считал себя особенным. И Сергею стало страшно. Перед ним был не тот белобрысый паренёк, который подарил букет земляники и беззаботно рассказал про искры, – а взрослый человек, осознавший свою силу. Либо же не осознавший ничего: Рен улыбался так легкомысленно, будто не людей убивал, а всего лишь крошил печенье.

– Твоя искра такая же белая, как в день нашего знакомства, – сказал Рен.

– А твоя?

– И моя.

– Но ты же… убивал, – шепнул Сергей.

– Думаю, моя искра вообще не изменится, так и будет светить слепой звездой. Но ты не думай, что я плохой, я ведь искры не только гашу, я их и разжечь могу. Я умею спасать – это мне тоже доводилось.

– Как?

– Если человек тяжело болен или серьёзно ранен, его искра потухает, но если её разжечь, то у организма появятся силы на восстановление. И поверь: там из любого состояния можно вернуться.

– Даже… из мёртвого?

– Воскрешать я не умею, Серёж. Угольки не раздуть.

Разговор сам собою затих. Рен комкал салфетки, расправлял их и старательно складывал треугольником. А Сергей корил себя, что поехал в «командировку», что выбрал именно этот бар. Он хотел помочь Рену, но опасался за собственную жизнь, не знал, что теперь делать, и не понимал, почему вообще поверил в эту невероятную историю.

Мысли крутились со страшной скоростью, разные, но всё об одном. В голове возникали то картинки захвата и ликвидации, то воспоминания из детства: ромашковая поляна, облака и запах травы.

– Нам пора, – сказал Рен.

Сергей вынырнул из мыслей и огляделся: народу в баре прибавилось.

– Нужно держаться подальше от пустых мест и от людей. В открытую они не нападут, но если исподтишка, я не успею отреагировать. А тот мужик у бара уже минут двадцать на нас пялится. Думаю, он из отдела. Нам нужно идти.

– Нам? – озадачился Сергей. – У меня скоро свадьба, я не могу всё бросить.

И тут же пришло осознание, что если всё это правда, никакой свадьбы уже не будет. От него избавятся при первой же возможности, потому что живым отделу нужен только Рен, а Сергей для них ненужный свидетель.

– Ты во что меня втянул? Пропал на двадцать лет, а теперь… теперь припёрся с Третьим отделом, чем бы он ни был, на хвосте и просишь помощи?

– Я помощи не просил. Чем ты можешь мне помочь, Серёж?

– Тогда… какого чёрта ты мне всё это рассказал!

– Друзья делятся тайнами, разве нет?

– Друзья не втягивают друг друга в дерьмо! Меня же убьют!

– Если не пойдёшь со мной, то убьют. Тебя уже засекли. Но невеста твоя пока в безопасности, максимум, что с ней сделают, – опросят, куда ты мог поехать. Но тебя живым не отпустят.

Сергей грязно выругался, выпил водки и, грохнув рюмкой о стол, спросил:

– И что нам делать?

***

Возвращаться в гостиницу было рискованно – их могли поджидать, – но Рен заверил, что номер пуст. И пока Сергей собирал уже разложенные вещи, попутно раздумывая, как и куда им ехать, Рен неотрывно пялился в стену.

– Ты что, завис?

– Слежу за обстановкой.

– Ты это серьёзно?

– Если стены не толстые, я и сквозь них искры вижу. Ты ведь не хочешь, чтоб нас застали врасплох? Если собрался, то нам лучше уйти.

Они спустились по лестнице – Сергей выселился из номера – и вышли на улицу. Был уже вечер – автомобили стояли в пробках, по тротуару массовкой двигались люди. С одной стороны, затеряться в толпе казалось разумным, с другой – к ним могли подобраться из отдела. Рен сказал, что в толпе они уязвимы: его ударят шокером, а Сергея – ножом. В таком трафике никто сразу не сообразит, что случилось.

– Идём по Могилёвской, спустимся в метро, – предложил Сергей.

– В метро нельзя. Вернёмся в отель, попросишь вызвать такси.

Сергей послушался, с улыбкой подошёл к регистратору и, солгав, что у него разрядился телефон, попросил вызвать такси. Конечный адрес он не знал, замешкался – Рен сказал, что им нужно на автовокзал.

Пробка была глухой, поток почти не двигался. Рен внешне оставался спокойным, но кусал губы. Сергей же пребывал в напряжении: что если Третий отдел всё-таки организует захват? Никто даже не удивится, что кого-то арестовали в пробке – всего лишь минутное развлечение. А если Рен сумеет их обезвредить, то привлечёт внимание. Чёрт его знает чем это обернётся.

Может, лучше сдаться?

Сергей плохо понимал, почему позволил втянуть себя в эту историю. Не понимал, почему Рен подверг его опасности. Они могли просто поболтать, вспомнить детство, поделиться незначительными событиями. Вовсе не обязательно было вываливать эту грязь на стол. Рен поступил подло, а Сергей захотел помочь – поздно осознал, что помощи от него нет и не требуется. Зато сам оказался в опасности.

– Слушай, Рен, я знаю, что это прозвучит глупо, но, может, лучше сдаться?

– Я-то сдамся, а что будет с тобой? Об этом ты подумал?

– Да не убьют они меня. Даже если я стану болтать, кто мне поверит?

– Ты не знаешь, как они работают, а я знаю.

– И как?

– Не оставляют свидетелей. А будешь болтать – таксиста втянешь.

Водитель либо не слушал их, либо делал вид, что не слышит. Но в лице он не поменялся и в салонное зеркало ни разу не взглянул. Хватит ума – о подозрительных пассажирах «не вспомнит», особенно если спросят представители власти. На его месте Сергей бы ограничился ложью: да, были такие пассажиры, ничего необычного, довёз их до автовокзала – всё.

Дальше ехали молча. Час простояли в пробке, ещё минут двадцать тащились со скоростью пешехода. До автовокзала было далеко, но Рен внезапно попросил остановиться. Сергей обеспокоился, поблагодарил за поездку и вышел следом.

– Что случилось?

– Мы должны потеряться. Они наверняка знают, в какую машину мы сели.

– А вдруг они знают, куда мы едем? И куда мы едем? Автобус – это хорошо, там документы не нужны, а потом? Что будет потом, Рен? У нас нет плана, мы понятия не имеем, что делаем.

– Чего ты на меня орёшь? – вдруг озлобился тот. – За меня двадцать лет решали другие люди, откуда мне знать, что делать?

Рен отошёл к китайскому ресторанчику, устало прислонился к стене. Китайцы. Видимо, о переговорах можно забыть. В живых бы остаться, хотя опасность пока была только на словах Рена. Вдруг он чокнутый и никаких преследователей нет?

– Знаешь, Рен, если на кону моя жизнь, я хочу доказательств.

– Каких?

– Не знаю! Каких-нибудь!

Рен покусал губу, тяжело выдохнул и долго пялился на грудь Сергея. Его синий глаз будто бы светился, но, вероятно, так падал свет.

– Серёж, сейчас у меня нет доказательств. Идём.

– Нас найдут по камерам.

– Найдут. Мы сойдём где-нибудь на трассе.

– А если они будут ехать следом? Там нас и поймают.

– Давай просто сядем в автобус.

– Нет, Рен, в городе безопаснее. Мы даже не знаем, куда ехать. Нас везде найдут, это ж не пятнадцатый век, не получится просто исчезнуть. Да наши рожи уже, наверно, по всем постам разослали. На что они готовы, чтоб тебя вернуть? Господи, и я в это ввязался!

Сергей схватился за голову и почувствовал детский порыв сорваться с места и бежать. Неважно куда, главное – подальше от источника опасности. А там уже будь что будет. Возможно, его не станут преследовать, решив, что никому он ничего не расскажет.

Из ресторанчика вышел администратор и обратился к Рену:

– Извините, вас к телефону.

Сергей испуганно замер. Рен нерешительно взял трубку и молча поднёс к уху. Собеседник, видимо, наблюдал за ними, потому что в динамике сразу послышалась неразборчивая речь. Говорил неизвестный непрерывным монологом, а потом замолчал. Рен кусал губы и потерянно осматривался. Сергей нервничал – по-видимому, решалась их судьба.

– Но я же в городе, что не так?

В трубке рявкнули – Рен вздрогнул и судорожно сбросил звонок. Он нервно закусил ноготь и с детской беспомощностью проглядел ряд припаркованных автомобилей. Телефон зазвонил снова, но Рен не отвечал.

– Возьми трубку, придурок! – выругался Сергей. – Договорись с ними!

Рен обречённо посмотрел на администратора, принял вызов и нерешительно поднёс телефон к уху. Теперь собеседник не кричал, говорил ровно, как и в первый раз. Говорил долго, может уговаривал, а Сергей нервно озирался и воображал, что сейчас мимо проедет внедорожник и их всех расстреляют, как в дешёвом блокбастере.

– Нет, это неправда! – возмутился Рен. – Я не обманывал! Это вы меня обманули: сказали, что наблюдения не будет, а сами… Нет, не надо Роману Арсеньевичу! Пожалуйста, не говорите ему!

Собеседник ответил коротко. Рен до крови прокусил губу.

– И почему я должен вам верить? – спросил он враждебно и в параллель с собеседником зло воскликнул: – Вы всегда так делаете! Нет, я вам не верю, Роман Арсеньевич меня накажет. Нет! А если тронете Серёжу, я убью вас всех!

Он сбросил звонок, сунул телефон администратору и, схватив Сергея за локоть, потащил прочь. Они почти бежали по самой кромке между тротуаром и газоном, старательно обходя каждого прохожего и загнанно поглядывая на припаркованные автомобили.

– Что они говорили? – спросил Сергей.

– Ничего хорошего для тебя.

– Кто такой Роман Арсеньевич?

– Мой куратор. Серёж, это неважно! Нам нужно спрятаться и всё обдумать.

– Нам некуда бежать! – вспылил Сергей и рывком остановил его. – Ты должен был договориться с ними!

– Не будь наивным!

– Я для них неопасен.

– И ты в это веришь?

– Я верю в справедливость.

– Ну и дурак! Нет никакой справедливости, нет никаких «правильно», есть только расчёт и необходимость. Знаешь, сколько искр я уже задавил? Это же так удобно – бесконтактное убийство: раз – и никто не подкопается. Это ты жил счастливо, а я даже не знаю, когда мой день рождения. Я не хочу к ним возвращаться.

Сергей молчал. Он не знал, каково это – быть на месте Рена, и знать не хотел. Жаль, что жизнь обошлась с ним подобным образом, дала ему эту способность, превратив в бесправного Джинна из лампы. Но Сергей не был в этом виноват, он не хотел ввязываться, не хотел подставляться. Хотел просто вернуться домой и, так же как двадцать лет назад, смириться с тем, что друг пропал.

А был ли Рен другом? И что он сделает, если попытаться от него сбежать?

Сергей выдохнул.

– Ладно, пойдём через лесопарк – там камер нет. Выйдем к старому кварталу. Он закрыт, там дома под снос, камер тоже нет, из людей только бомжи и наркоманы. Найдём, где спрятаться. Но думать надо быстро и не только о тебе. Если у меня есть шанс, ты должен мне помочь.

Рен покорно покивал.

***

Они бежали по аллее четыре квартала – их никто не преследовал. Возможно, тайная слежка была, ведь Рен сказал, что в открытую отдел нападать не рискнёт. Но какой тогда смысл бежать, если их местоположение давно установлено – Рену позвонили на телефон китайского ресторанчика. Куда они бегут и зачем? Может, Рен играет? Или отдел играет с ним? Но если так, Сергей не понимал, зачем втянули его.

Спрашивать об этом он не рискнул.

В лесопарке они замедлились, потом и вовсе перешли на шаг. Солнце стояло низко, «зайчиком» скакало между стволами сосен. Тропинка утопала в подступающем мраке. К закату они вышли к границе закрытого района, перескочили через бетонное ограждение и двинули к ближайшей пятиэтажке с двумя обвалившимися подъездами. Там осмотрелись, но решили, что безопаснее уйти вглубь района, чтобы было время на побег, если их вычислят.

Убежище нашлось на втором этаже четырёхэтажки, у которой обвалились все внешние стены. Одна из квартир выглядела вполне прилично, сохранились кухонные стулья и ещё кое-какая мебель. В шкафу лежали пыльные одеяла, но и без них ночь выдалась тёплой.

– Наверно, здесь кто-то живёт, – предположил Сергей. – Может, найдём другое место?

– Сейчас здесь никого нет. Останемся. Здесь хороший обзор.

– Ага! И нас тоже очень хорошо видно!

– Ты ведь не думаешь, что оперативная группа придёт с пустыми руками? У них приборы ночного видения с ИК-спектром и тепловизором. Нас всё равно увидят, куда ни спрячься. Давай лучше решим, что делать дальше.

Сергей устало опустился на стул. Красный свет догорающего дня поливал стены с порванными обоями. Пахло пылью и мягкой вечерней свежестью. Вокруг царил покой, а в голове ворочались тревожные мысли. Всё должно было быть совсем по-другому, и сам Сергей должен был быть в другом месте: лежать в номере перед телевизором с приятно хмельной головой, а не трястись на стуле в чужой квартире закрытого района.

И Рен не должен был возвращаться в его жизнь. Свалился как снег на голову, весь такой приветливый, незрелый, с детскими обидами и повадками, будто и не было этих двадцати лет. Будто они снова встретились, чтобы поиграть. Только игры теперь опаснее, а на кону – свобода и жизнь. Слишком высокие ставки.

– У них всегда всё продумано, всё под контролем, – тихо сказал Рен. – Всегда всё строго и по расписанию. Иногда бывает очень обидно: они только требуют, но не объясняют. Прикрываются госбезопасностью, талдычат про долг и честь. А потом велят убить ребёнка. Но ребёнок не может быть угрозой, Серёж, это грязные политические игры. Они думают, я ничего не понимаю, а я давно всё понял. И не знаю, когда поступаю правильно. Я вообще хоть раз поступал правильно?

Рен смотрел с мольбой – боялся осуждения, или ждал его. Сергей не винил – оружие нельзя винить за выстрел. Но в нём зарождалось отчаяние и бессильная злость за то, что он оказался в этой ситуации. За то, что так глупо позволил себе увязнуть. За то, что думал, будто сможет помочь, но оказался самой слабой фигурой на доске. Он сам себя подставил и сейчас, наверно, смотрел с той же мольбой, надеясь на спасение.

– И ты решил сбежать?

– Я не сбегал! Это всё ты виноват! Как ты вообще оказался в том баре?

Сергей опешил. Но Рен не дал ему обдумать эту мысль:

– Уже неважно, мы в бегах, и я не вернусь! Я… Что я Роману Арсеньевичу скажу? Меня кошмар как накажут!

– Накажут? Ты что несёшь, Рен! Меня вообще… Скажи честно, если я уйду, меня будут преследовать?

– Не знаю.

– А что тебе сказали по телефону?

Рен смотрел виновато, его губы дрожали. Он ничуть не повзрослел, им управляли эмоции и капризы. Он поддался порыву и не хотел, либо же не мог, нести ответственность за принятое решение. Наверное, потому, что раньше всегда решали за него.

– Рен, пожалуйста, я ведь поверил тебе.

– Они сказали: если я сдамся, тебя отпустят.

– Так может… – Сергей осёкся, сглотнул ком. – Может, сдашься? У тебя ведь ничего нет. Как ты будешь жить? Где? Ты… ты несамостоятельный, Рен. У тебя и документов, наверно, нет. Чем ты будешь заниматься – убивать за деньги? Но от этого ты и бежишь, разве нет? Рен, пожалуйста. Ради меня.

Сергей просил для себя и не был готов дать что-то взамен. Он и вины за собой не чувствовал, ведь оказался в этой ситуации по чужой прихоти. Рен его втянул в это, Рен и должен нести ответственность, должен защитить своего единственного друга – сам ведь сказал, что никого у него больше нет. А в том, что ему снова придётся убивать для правительства, вины Сергея нет.

Рен внезапно вскинулся, как испуганный зверёк, огляделся. Один фасад дома выходил на площадь – там пространство было открытым; второй – на другую пятиэтажку, до которой тянулся заросший двор с парой ржавых качелей.

Сергей обеспокоился, сполз на пол и прижался к стене. Рен суетливо оглядывался, его синий глаз приглушённо светился неоновым кольцом.

– Десять искр, – сказал он.

– Окружили?

– Да, но они… Мы можем проскочить.

Сергей спешно поднялся.

– И куда нам бежать?

Оба понимали, что их, скорее всего, увидели, – прятаться сейчас было бессмысленно. Бежать тоже. Их направление отследят, передадут по рации – им пойдут наперерез. Против подготовленного отряда у них не было шанса. У них даже оружия не было. И всё равно они, чуть пригнувшись, бежали по тёмной пустой улице и вскоре нырнули в такой же пустой дом. Выше второго этажа подниматься не стали – будет не спрыгнуть, хотя Сергей понимал, что и со второго этажа спрыгнуть не сможет. Лучше было вернуться вниз и затаиться.

– Тепловизор сквозь стены не видит, – прерывисто сказал Сергей. – Останемся пока здесь. Но если приблизятся, лучше бежать.

Они сели в кухне под оконным проёмом и затаились. Снаружи было спокойно, ни голосов, ни шагов. Шелестели кроны тополей, переливчато пел соловей.

– Ты их видишь? – спросил Сергей.

Рен повернулся лицом к стене, его глаз тускло засветился, как умирающий фонарик.

– Нет. Стена толстая. А если выгляну, они могут увидеть меня.

– Пошли в ванную.

Медленно, останавливаясь после каждого шага, они на четвереньках заползли в ванную и прикрыли за собой дверь. Сергей достал из рюкзака телефон, загрузил карту района. Геолокацию быстро отключил и весь вздрогнул, сообразив, что их могли вычислить из-за него.

– Мы вот здесь, – сказал он, показывая на экран. – Через два дома больница. Там по-любому есть подземный переход до морга, а оттуда нырнём в лесопарк. Пошли.

Сергей приоткрыл дверь, прислушался. Вышел и прижался к стене. Рен дополз до окна и осторожно выглянул. Несколько секунд он рассматривал улицу, потом быстро перемахнул через оконный проём. Сергей кинулся следом, приземлился неудачно – коленом влетел в булыжник – и сдавленно завыл.

– Рен, – тишину прорезал спокойный голос. – Хватит прятаться, все устали и хотят домой.

– Это с той стороны, – шепнул Сергей. – Бежим быстрее.

Пригнувшись, они вдоль дома добежали до угла, осмотрелись и едва не ползком пересекли улицу.

– Рен, мы ведь договорились: ты сдаёшься – твой друг едет домой в целости и сохранности. Сергей Витальевич, будьте благоразумны, не усугубляйте ситуацию.

– Чёрт, они уже моё досье изучили! – выругался Сергей.

– Вас дома ждёт невеста, у вас свадьба скоро, подумайте, чем закончится ваш отказ сотрудничать. Не думайте, что мы звери и расстреляем вас на месте, нам ни к чему расстраивать Рена. Слышишь, Рен? Нам это не нужно – Сергей Витальевич подпишет бумаги и поедет домой.

Сергей очень хотел уговорить Рена сдаться, но сам перестал верить обещаниям. Никто не мог ему гарантировать безопасность, а рисковать жизнью было глупо.

Они почти добежали до больницы, но в последний момент передумали и повернули влево, надеясь прорваться за окружение. Если Третий отдел отслеживал их по телефону Сергея, то и шёл к тому дому – тогда у них был шанс.

– Рен, – позвал Сергей. – Ты их видишь?

Рен остановился, тут же вздрогнул, с брезгливым испугом выдернул из груди дротик и уронил его под ноги. Глаза его расширились, на лице недоумение сменилось злостью. Его повело, но, перед тем как рухнуть в темноту, он выцепил все доступные искры и раздавил их в пыль.

***

Очнулся Рен в знакомой комнате, со знакомым чувством злости и обиды. Его не стали приковывать ремнями, но забрали все игрушки, книги и альбомы. Забрали всё, что он получал за хорошее поведение все эти годы. Оставили только часы.

В комнату вошёл мужчина в классическом костюме – Роман Арсеньевич. На его уставшем лице дрогнула лёгкая улыбка.

– Ну что, Рен, как каникулы?

Рен виновато молчал, не смея смотреть ему в глаза.

– Мы ведь договорились: я организовываю тебе прогулку, а ты придерживаешься правил. И что я узнаю – ты сбежал.

Рен кусал губы и не знал, что сказать. Его оправдания были такими глупыми, но он действительно не хотел. У него и в мыслях этого не было. А потом появился Сергей, и в голове всё перекувыркнулось.

– Ты положил половину оперативной группы, Рен, – продолжал Роман Арсеньевич. – О чём ты вообще думал? Как я теперь должен тебе доверять?

– А мой друг?

– Твой друг мёртв. Тебе предлагали сдаться, никто не собирался тебя обманывать. А ты поддался эмоциям, потерял контроль и убил его. Разнёс его искру в пыль!

Губы Рена задрожали, по щекам потекли слёзы, и он зарыдал в голос:

– Я не хоте-е-ел!

Роман Арсеньевич тяжко вздохнул, как вздыхают уставшие от повторяющихся нотаций родители, и резко хлопнул в ладоши. Рен испуганно замолчал, поднял на него ошарашенный взгляд.

– Приказано подержать тебя в изоляции, на задания будешь ездить под транквилизатором. Как видишь, наград ты лишился, как и привилегий. Про зоопарк тоже можешь забыть. Испытательный срок – полгода, но я через месяц постараюсь вернуть тебе хотя бы часть изъятого. Конечно, при условии твоего образцового поведения. Так что, Рен, никаких протестов. Договорились?

Рен задумчиво кивнул, разглядывая его искру, – она была тусклой от продолжительной болезни.

– Ваша искра белая.

Роман Арсеньевич встрепенулся и ломано кивнул.

– Нас характеризуют не поступки, а намерения. Можно убить хоть тысячу людей, но если они были подонками, совесть останется чиста. Мы делаем мир лучше, Рен, – я в это верю.

Рен не стал предлагать исцеление – всё равно тот откажется, как отказывался сотни раз, – кивнул в знак договорённости и взглянул на свою грудь: его искра тоже была невинно-белой, хоть он давно перестал верить, что поступает правильно.