Текст книги "Сизая голубица, Изумруд-девица. Волшебные сказки"

Сизая голубица, Изумруд-девица
Волшебные сказки
Григорий Саркисов

За высокими горами, за широкими морями, в знойных землях аравийских, у пустыни у сирийской, жил-был старик, собой невелик, борода длинна, в голове седина, во сто лет, не хромой, пил шербет, хрустел хурмой, ездил в расписной коляске. Это – присказка, не сказка. Ты послушай, погоди, – сказка будет впереди.

© Григорий Саркисов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Зумруд, дочь Абдуллы

Жил в стародавние времена в Багдаде сапожник Абдулла. С утра до вечера шил он красивые женские туфельки из золотой парчи, расписные сафьяновые туфли богачам, или тачал грубые воинские сапоги из толстой кожи черных буйволов. Знатный мастер был Абдулла. За что ни возьмется, – все сделает так, что все диву давались, да головами качали:

– Ай да умелец этот Абдулла, золотые у него руки!

Только вот жил сапожник бедно. Жена его давно умерла, и ютился он с дочкой в маленькой хибарке на окраине города. Голодать, конечно, не голодали, но и досыта редко когда ели. Дочка сапожника, Зумруд, красавица из красавиц была, а ходила в простом платье, и никакой работы не чуралась. Попросит соседка-старушка воду из колодца принести, – молча возьмет Зумруд кувшин, и идет за водой. Попросят другие соседи в доме у них прибраться, – такой порядок наведет, что любо-дорого смотреть, и даже простая комната становится красивее парадного зала дворца эмира.

Любил свою дочь Абдулла больше жизни, нарадоваться на нее не мог, и она отца любила да почитала. Бывало, придет сапожник, уставший после тяжелого дня, а она его и вкусной едой накормит, и сладкий гранатовый сок подаст, и еще песенку веселую споет.

– Драгоценная ты у меня, дочка, – говорил Абдулла. – Правильно мы с матерью тебе имя дали, – Зумруд! Смотри, и глаза у тебя зеленые, яркие, как изумруды!

– Да что ты, отец, – смущалась Зумруд. – Какая же я красавица! Вот во дворце эмира красавицы живут, у них и платья из тонкого шелка, и туфельки золотом да серебром расшитые…

– Глупенькая, – смеялся Абдулла. – Да разве в платьях и туфельках настоящая красота? Она – в душе и сердце человека, и не купишь такую красоту ни за какие деньги. Вот ты у меня настоящая красавица, потому что душа у тебя добрая, и сердце золотое.

Так они и жили, не тужили, пока беда в дверь не постучалась.

Колдун Урдулун

Однажды приехал в Багдад колдун Урдулун. Долго ходил он по городу, все что-то вынюхивал. То на базар придет, делает вид, что к товарам приценивается. А то возле эмирского дворца туда-сюда бродит, как будто просто так гуляет. А сам высматривает, как бы во дворец незаметно пробраться, эмира околдовать, да к рукам Багдад прибрать. Это злые волшебники-кудесники со всей аравийской земли придумали: каждый колдун должен поехать в какой-нибудь город, и стать там эмиром. А после уж хотели чародеи свое царство-государство устроить, чтобы всему свету черной магией грозить, да жиреть-богатеть. Такая, значит, была задумка.

Ну, ходил-ходил Урдулун по Багдаду, да раз встретил на городской площади девушку Зумруд. Сразу обо всем позабыл колдун. Уже и не помнил, по какому делу в Багдад попал. Так его поразила красота сапожниковой дочери, что ни есть, ни спать не мог. Даже финики свои любимые жевать перестал. Возьмет, бывало, финик, подержит в руке, а потом бросит его, да и бегает из угла в угол, бормочет что-то.

Влюбился, одним словом.

И вот обернулся колдун красавцем писаным, нарядился купцом богатым, поясом шелковым подпоясался, на каждый палец по перстню золотому-рубиновому надел, и пошел к сапожнику Абдулле, дочку его за себя сватать. Конечно, никто не знал, что он колдун, и что ему уже десять тысяч лет, – с виду-то обыкновенный человек, только глаза черным огнем горят, а так сразу и не поймешь, что чародей. Вошел он в дом Абдуллы, поклонился хозяину:

– Доброго тебе дня, Абдулла! Я Урдулун, купец, вот, мимо проходил, хочу у тебя сапоги заказать.

– И тебе доброго дня, – сапожник отвечает. – Заходи, отдохни с дороги… Эй, дочка, принеси гостю воды холодной, жарко сегодня, устал человек!

Поднесла Зумруд гостю воды, а тот с девушки глаз не сводит, и еще красивее она ему показалась. Подождал колдун, пока ушла Зумруд в свою комнатку, и говорит:

– Я, Абдулла, вовсе не из-за сапог пришел, а из-за дочери твоей Зумруд. Отдашь ее мне в жены, – озолочу! Счастливо заживет твоя дочь в моем дворце, вся в шелках да в бархате. Только и дел у нее будет, что наряды примерять, по саду гулять, розы нюхать да рахат-лукум кушать! Договорились?

– Что же ты со мной договариваешься? – покачал головой Абдулла. – Ты к дочке моей свататься пришел, у нее и спрашивай, хочет она за тебя замуж, или нет.

– Неправильно ты, старик, говоришь! – рассердился Урдулун. – Кто же у девушки спрашивает? Давай мы с тобой сговоримся, – и дело с концом…

– Нет, – говорит сапожник. – Если дочь моя согласится, возьмешь ее в жены. По-другому не будет!

Позвал Абдулла дочь.

– Вот, Зумруд, этот человек, купец Урдулун, хочет взять тебя в жены. Послушай, что говорит твое сердце, и дай ответ.

Посмотрела Зумруд на Урдулуна, глаза его горящие увидела, и сразу поняла, что не человек это, а злой кудесник.

– Нет, отец, не выйду я замуж за купца. Не люблю я его.

И ушла.

Убрался колдун несолоно хлебавши, но отступаться и не думал. Ночью обернулся вороном черным, залетел в комнатку Зумруд, сел в изголовье спящей девушки, и прокаркал:

– Станешь моей женой, Зумруд?

– Нет, – отвечает она во сне.

На вторую ночь опять влетел черный ворон в комнатку Зумруд.

– Станешь моей женой?

– Нет, – опять отвечает спящая девушка.

На третью ночь прилетел ворон к Зумруд.

– Станешь моей женой?

– Нет.

Рассердился колдун, разозлился. Крылом черным махнул, – буря поднялась такая, что деревья вековые, как тростинки, ломались. Другим крылом махнул – градом всю землю засыпало. А ворон-колдун вокруг спящей Зумруд летает, и каркает:

– Не желаешь моей стать, – накажу тебя проклятием ужасным! Харра-барра, ургулюк, марра-варра, гургулюк! Обратись в чудище страшное, в колоду ужасную!

Поколдовал еще, – и улетел.

Предсказание Зейнаб

Утром встала Зумруд, как всегда, очаг разожгла, отцу завтрак приготовила. Приносит она еду Абдуллле, а тот на дочь посмотрел, да как закричит:

– Уйди, шайтан!

И без чувств упал. Побежала Зумруд за водой к колодцу, – и свое отражение увидела. Смотрело на нее из воды страшилище жуткое, безобразное: кожа черная, вся в морщинах, нос крючком, уши торчком, вместо волос – зеленая тина речная, а вместо рук и ног коряги кривые выросли.

– Бедная я, несчастная, – заплакала девушка. – Околдовал меня злой чародей, и быть мне такой до самой смерти!

Надела она на голову платок, чтобы лица не было видно, покрывалом укрылась, чтобы тело уродливое спрятать. Потом отца в чувство привела.

– Какой мне страшный сон приснился, дочка, – протер глаза Абдулла. – Увидел я ведьму, да такую страшную, что и не описать…

– Не сон это был, отец, – говорит Зумруд. – Околдовал меня злой Урдулун, превратил в страшилище ужасное, чтобы никто на меня посмотреть не мог, чтобы осталась я навек уродиной, какой во всем белом свете нет…

И заплакала.

Схватил Абдулла кривой сапожный нож, бросился Урдулуна искать, по всему Багдаду бегал, – да где ж ему колдуна догнать! Улетел злой чародей в свой Черный Замок, ищи теперь ветра в поле…

Вернулся Абдулла домой, обнял плачущую Зумруд, и сказал:

– Не печалься, дочка! Мы что-нибудь придумаем. Раз заколдовали тебя – значит, можно и расколдовать. Знаю я одну старушку, она нам поможет. Завтра к ней и пойдем.

Всю ночь не спала Зумруд. И Абдулле тоже не спалось, – какой уж тут сон, когда дочь-красавица вмиг в чудище страшное превратилась?

Утром закуталась Зумруд с ног до головы, и пошли они с отцом к старушке Зейнаб, что жила на другом конце Багдада. Выслушала их старушка, и говорит:

– Знаю я черного кудесника Урдулуна, у него колдовство сильное, но тебе, дочка, помогу, чем смогу.

Стала она Зумруд расколдовывать. Слова тайные пошептала, в кипящую воду корень волшебный бросила, вокруг котла девушку семь раз провела, – ничего не помогает. Задумалась старушка. Потом в сундучке покопалась, достала оттуда бронзовое зеркало, и долго в это зеркало смотрела.

– Вижу твое спасение, – сказала, наконец, Зейнаб. – Снимет черное заклятье принц из северной страны. Но он должен тебя полюбить…

– Как же он меня полюбит, бабушка, если я такая страшная? – плачет Зумруд.

– Э, дочка, у любви глаза особые, – улыбнулась старушка. – Если человек тебя полюбит, будешь ты для него первая красавица!

– А где же этот принц? – спросил Абдулла. – Когда он мою Зумруд увидит?

– Этого я не знаю, – вздохнула старушка. – Но он обязательно придет. Так зеркало мое волшебное говорит. А еще говорит зеркало, – если через год не придет принц к Зумруд, дочь твоя навеки такой останется.

– Как его хоть зовут, этого принца?

Опять посмотрела старушка в зеркало. Смотрела-смотрела, потом головой покачала:

– Имя у него мудреное, у нас таких имен не бывает. Вроде, Ервик… Или Ервинк… Нет, не вижу. Старая я стала, трудно мне теперь такие загадки разгадывать…

Так ни с чем и вернулись Абдулла с дочерью домой.

Беда, конечно, большая в их дом пришла, но жить-то надо. Сапожник все так же каждое утро уходил в свою мастерскую на багдадском базаре, шил обувь. Зумруд людям на глаза показаться боялась, все больше дома сидела. А и выйдет куда, – закутается с ног до головы, чтобы ни лица, ни фигуры не было видно.

Принц Эрвинг

Шло время. Дни складывались в недели, недели – в месяцы. Почти год так прошел.

Как-то приехал в Багдад сын короля северных земель Эльдмунда Мудрого, Эрвинг. С ним воины его, – богатыри огромные, рыжебородые да голубоглазые, с мечами в расписных ножнах, с щитами круглыми, серебром увитыми, в блестящих железных доспехах, и на конях могучих. Красивое это было войско: простые богатыри в синих плащах да синих сапогах, а у принца плащ и сапожки алые, доспехи золоченые, кудри русые по плечам вьются, а глаза – как два синих озера.

Весь Багдад сбежался на чужестранцев посмотреть, и все про принца говорили, какой он пригожий, да стройный, да умный, да храбрый. И правитель Багдада, эмир, с почетом гостей встретил. Отец принца Эрвинга, король Эльдмунд, был могучим монархом далекой северной страны, полной несметных богатств, и подружиться с таким королем захотел бы даже египетский фараон. Поклонился принц эмиру, передал слово доброе от отца своего, короля. Обнял его эмир, и в свой дворец позвал, на пир. А там присмотрелся к принцу получше, да дочь свою младшую, Мерван, за принца замуж выдать пожелал.

– Хоть сейчас, – говорит, – свадьбу сыграем!

Всю ночь во дворце пировали, – и музыка громкая играла, и песни-танцы тут были такие, что даже и безголосый запел бы, а ноги сами собой в пляс пускались.

Только Зумруд про гостей северных, да про этот пир ничего не знала, – она дома сидела.

Волшебный айран

Утром, когда сапожник Абдулла ушел на багдадский рынок, слышит Зумруд, – по улице копыта конские цокают. А потом в ворота кто-то постучал.

Выглянула Зумруд в окошко, – стоит у ворот богатырь русобородый, в алом плаще, в золоченых доспехах, коня за поводья держит, а конь фыркает, белой гривой потряхивает, глазом огненным косит, копытом искры высекает.

– Есть кто дома? – крикнул богатырь.

– Да, – отвечает Зумруд. – Я дома.

– Открой, красавица, мне бы коня напоить, да самому напиться, а то жарко тут у вас, – говорит богатырь.

Зумруд в большой платок закуталась, чтобы ни лица ужасного, ни фигуры уродливой видно не было, да и пошла ворота открывать. Завел богатырь коня во двор, из колодца воды набрал, коня напоил, и сам хотел из того же ведра напиться. А Зумруд ему уже полную чашку холодного айрана подает.

Напился богатырь, и аж крякнул от удовольствия.

– Вкусно, – говорит. – Ты сама, что ли, девица, такой волшебный напиток приготовила?

– Да разве он волшебный? – рассмеялась Зумруд. – Обыкновенный айран…

– Нет, волшебный, – смеется богатырь. – Обыкновенное-то я всегда от волшебного отличу!

Так они мало-помалу и разговорились. Зумруд умная девушка была, и богатырю сразу понравилась.

– А почему ты лицо скрываешь, красавица? – спрашивает он. – Покажись, какая ты есть! Или я тебе не по нраву? Или, может, боишься ты меня?

– Нет, – отвечает Зумруд. – Мне с тобой весело. Только не проси меня лицо показать, добрый человек. Не могу я…

– Значит, не нравлюсь я тебе, – понурился богатырь. И сам себе говорит:

– Вот так, Эрвинг, и получил ты от ворот поворот…

Зумруд услышала его имя, вспомнила, что старушка Зейнаб о принце из северной страны говорила, и спрашивает:

– Как имя твое, чужестранец?

– Я – принц Эрвинг, сын короля Эльдмунда Мудрого из северной земли.

Как услышала Зумруд это имя, – аж дышать трудно ей стало. А как посмотрел на нее принц своими огромными синими глазами, – тут Зумруд совсем голову потеряла, да платок и сняла.

– Ну, – думает, – сейчас принц меня испугается, и убежит…

А принцу она самой прекрасной на свете показалась. Поцеловал он Зумруд в щеку правую, – лицо у девушки разгладилось, красивее прежнего стало. Поцеловал в левую щеку, – коряги в прекрасные руки и ноги превратились. А как в губы принц Зумруд поцеловал, – тут уж все колдовство Урдулуна навсегда пропало.

Весь день просидели рядышком Зумруд и Эрвинг, обо всем говорили. Девушка о беде своей поведала, как ее злой чародей околдовал. А принц про свою страну северную, далекую, рассказывал, про снега белые, да холода лютые, про зверей диковинных, да про озера голубые, по которым зимой ходить можно. И никак не могли они друг на друга наглядеться, и даже не заметили, как первая звездочка в небе над Багдадом зажглась.

Две свадьбы

Вечером вернулся домой Абдулла, увидел свою прекрасную Зумруд, – и заплакал от радости, что с дочери злые чары спали.

– Еще бы один день, и осталась бы Зумруд навеки заколдованной, – подумал старый сапожник. – Ведь завтра исполняется ровно год с той ночи, как злой колдун навел чары на мою дочь…

Пригласил он принца в дом. Сидят рядком, беседуют ладком, и тут заметил Абдулла, как Зумруд на гостя из северной страны смотрит. Понял отец, – полюбила она синеглазого чужестранца.

– Отдай Зумруд за меня замуж, – попросил Эрвинг Абдуллу. – Я буду любить ее пуще жизни, и станет она королевой моей страны, когда я стану королем.

– Разве дочь сапожника может быть королевой? – удивился Абдулла.

– Может! – ответил принц. – Если есть любовь, ничего невозможного нет!

– А ты согласна за богатыря чужеземного замуж выйти? – спросил Абдулла дочь.

– Да, – просто ответила Зумруд. – Согласна.

Так и договорились они свадьбу сыграть.

Прослышал про это эмир. Сначала рассердился, ногами затопал.

– Я, – говорит, – дочь свою меньшую, дочь любимую, Мерван, замуж за принца отдать хотел, а он вон какой, на другой жениться задумал!

Но потом поостыл эмир, понял, что насильно полюбить никого заставить нельзя. А потом сказали эмиру, что дочь его Мерван полюбилась богатырю из дружины принца Эрвинга. Богатырь этот, Ингвар, был братом принца, младшим сыном короля северной страны. И когда пришел Ингвар свататься, – согласился багдадский правитель отдать за него свою младшую дочь.

Так все миром и сладилось.

Сразу две свадьбы сыграли во дворце эмира. Три дня и три ночи весь Багдад веселился, – по приказу правителя, на главной площади расставили длинные столы, уставили их огромными блюдами с мясом, да кувшинами со сладким шербетом, и угощали всех горожан. Сам эмир на той свадьбе танцевал, а рядом выплясывал счастливый сапожник Абдулла. И так оба увлеклись, что потом пришлось их насильно останавливать, а то бы они и сейчас танцевали…

Месть чародея

Вскоре отправились северные гости в обратную дорогу. Мерван, дочь эмира, и Зумруд, дочь сапожника, ехали под шелковыми балдахинами на белых верблюдицах, за ними скрипели пять больших повозок с богатыми подарками багдадского правителя, а по бокам скакали богатыри и два принца – Эрвинг и Ингвар. Вскоре исчезли за барханами высокие крепостные стены Багдада, – а впереди был долгий-долгий путь через пустыню, к морю.

Так бы сказка и закончилась, – ведь сказки всегда на хорошем заканчиваются.

Но как раз в это время злой колдун Урдулун решил заглянуть в свое волшебное зеркало. Заглянул, – и увидел счастливые лица Зумруд и Эрвинга.

– Кто посмел разрушить мое колдовство?! – вскричал Урдулун. Разозлился он, распалился, – так, что в пропасть едва не свалился. И сгоряча превратил в жабу своего слугу Бульбульбея, державшего зеркало. Зеркало упало, разлетелось на тысячи крошечных кусочков, – и в каждом осколке отражались Зумруд и Эрвинг. Еще пуще разгневался Урдулун, оседлал зверя летучего, дракона огнедышащего, и полетел в пустыню. Увидел северных воинов, – превратил их в столбы каменные, выхватил из-под шелкового балдахина Зумруд, и хотел унести. Да не тут-то было. На Эрвинга чародейство Урдулуна не подействовало, он щитом прикрылся, и в столб не превратился. Бросился принц на колдуна, и бились они от заката до рассвета, а потом еще день, и еще ночь. Когда уже солнце вставало, ударил принц колдуна палицей железной, – по колени в песок провалился Урдулун. Ударил принц второй раз – по шею провалился колдун, только голова из песка торчит. Выхватил Эрвинг меч из ножен, размахнулся, чтобы голову поганую срубить, но тут обернулся чародей черным вороном, ударил принца в сердце клювом отравленным, – и упал бездыханный Эрвинг на горячий песок. А колдун подхватил Зумруд, вскочил на дракона своего, – и исчез.

Час-другой прошел, рассеялось колдовство, и столбы каменные опять стали богатырями. Видит Ингвар, – брат его Эрвинг мертвый лежит. Подняли богатыри принца, привезли в оазис пустынный, сделали гроб дубовый, набрали туда меда, и положили в этот мед тело Эрвинга, – чтобы в целости до дома довезти, на родине похоронить. Едут, плачут, не знают, как королю Эльдмунду скажут, что сына его не уберегли…

Свет-трава

Долго ли, коротко ли ехала дружина, но вот попали богатыри в дремучий лес, уже недалеко от северной земли. Повстречался им огромный медведь. Увидел людей, встал на задние лапы, зарычал, – хотел белого верблюда съесть, на котором эмирская дочь Мерван ехала. Закричали на медведя богатыри, мечами замахали. Тут на шум старичок-боровичок появился.

– Чего, – спрашивает, – кричите? Весь лес переполошили!

Медведь как старичка увидел, сразу к нему подбежал, и у ног, как котенок, свернулся. Лежит, урчит, посапывает, лапу посасывает, а старичок ему за ухом чешет.

– Вы тут наездом, или проездом? – спросил старичок.

– Мы, дедушка, проездом, – ответил Ингвар. – Вот, домой возвращаемся, принца нашего везем. А на нас дикий медведь напал…

– Не дикий он, ручной, и добрый очень, – смеется старичок. – А что с вашим принцем случилось-приключилось?

– Убил его злой колдун в далекой пустыне аравийской. Не уберегли мы нашего принца, и что теперь нашему королю скажем, не знаем…

– Эта беда поправимая, – говорит старичок. – Давайте-ка, добры молодцы, везите принца в мою лесную избушку, там посмотрим, чем вашему горю помочь.

Принесли принца в избушку. Старичок баньку растопил, и в той баньке Эрвинга дочиста отмыл-попарил. Потом поставил на очаг медный таз с ключевой водой, и насыпал туда травы волшебной.

– Свет-трава, приди, отраву найди, – бормотал старичок, медленно помешивая варево длинной ложкой из волчьей кости. – Что с отравой пришло, в свет-траву ушло!

А как забулькало-закипело в медном тазу, зачерпнул старичок волшебного зелья костяной ложкой, на принца капнул, и крикнул:

– Свет-трава, будь жива!

И только он это сказал, – открыл глаза принц.

– Долго же мне спать пришлось, – потянулся Эрвинг. – Где это я?

– В лесу дремучем, домой мы возвращаемся, – сказали ему богатыри.

– А где же суженая моя, Зумрудушка?

Молчат богатыри, головы буйные опустили. Только Ингвар старшему брату сказал:

– Унес ее колдун Урдулун в далекие края, когда тебя победил.

Тут вспомнил все Эрвинг. И говорит:

– Вы возвращайтесь домой, а я пойду жену мою искать. Пока не найду – в родные края не ворочусь. Отцу моему, королю, низкий поклон от меня передавайте. А коли суждено мне сгинуть в чужой земле – не поминайте лихом.

Поклонился Эрвинг брату Ингвару, жене его Мерван, и всем богатырям. И старичку поклонился:

– Тебя, дедушка, за то, что от смерти меня спас, да к живым вернул, награжу я златом-серебром, каменьями драгоценными, алмазами-яхонтами…

– Нет, не надо мне злата-серебра да каменьев самоцветных, – ответил старичок. – Я тебя не ради камушков спасал, а потому, что всякий человек другому добро должен делать. Тогда и зла на земле меньше будет. А деву твою унес злой колдун в далекие земли, за лес зеленый, за степь желтую и за море синее. Дальше опять лес будет, в том лесу – гора, а на горе – замок черный. Там и найдешь, что ищешь. Путь тебе длинный предстоит, и нелегкий. По дороге встретится тебе Кикимора Болотная, – ты ее накорми и сказочку расскажи. Потом встретишь Белого Верблюда. Дай ему мешочек соли, он тебя не тронет. А у моря Русалка тебя ждать будет, скажи ей ласковое слово – она тебе и поможет. Ну, а дальше сам увидишь, что будет. А теперь прощай, богатырь!..

Сказал так старичок – и пропал. И избушка его пропала. Даже медведь куда-то исчез. Только кусты да деревья кругом. Подивились богатыри чуду лесному, а там и в путь-дорогу собрались. Дружина с Ингваром и Мерван пошла на север, в королевство Эльдмунда Мудрого. А принц Эрвинг на юг отправился, Зумруд искать.