Текст книги "Феодал. Федерал. Фрондер. Форпост"
Автор книги: Григорий Волчек
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Улыбнулся я за первый месяц работы всего один раз. Правда, сначала мне пришлось вздрогнуть. Я мирно изучал текущую почту, когда от порога кабинета донеслось громовое:
– Я встретил вас и все былое
В отжившем сердце ожило!
Я вспомнил время, время золотое,
И сердцу стало так тепло!
Не успел я понять, что происходит, как увидел шмыгнувшего ко мне под стол далматинца. Гиперактивная собака обнюхала мои ноги, порылась носом в бумагах, попыталась лизнуть меня в щеку, а потом резво побежала по периметру кабинета. Пса неуклюже пыталась поймать Людмила Григорьевна, а поющий хозяин собаки, субъект в длинном пальто и пижонском красном шарфе, широко улыбаясь, подошел к моему столу и начал радостно меня обнимать.
В ходе тактильного контакта я наконец узнал возмутителя спокойствия – это был «золотой голос Прикамья», солист оперного театра, лауреат всевозможных премий и фестивалей, народный артист РСФСР Илья Мехоношин. Высвободившись из крепких объятий певца, я предложил ему раздеться и сесть, после чего попытался утихомирить разгоряченную секретаршу.
– Людмила Григорьевна, оставьте собачку, пусть побегает. Лучше принесите из буфета куриных костей для нашего незваного гостя.
– Пес обдерет обивку, а потом еще и нагадит. Знаю я этих далматинов – собаки совершенно неуправляемые.
– Ничего, ущерб возместит господин Мехоношин из своих гонораров. Несите косточки. А вы, Илья Фролович, отныне попадете в областные анналы как первый человек, приведший животное в этот кабинет.
Обладатель роскошного баритона, снявший пальто (но не шарф), ответствовал:
– Вы понимаете, совершенно не с кем оставить собаку. А за ней ведь глаз и глаз нужен. Но на самом деле я пришел к вам не для демонстрации своего песика, хотя экземпляр отменный, уверяю вас – вы посмотрите на его стать! Видите ли, намечается важнейшее культурное и, не побоюсь этого слова, политическое мероприятие! Я приглашен в Вашингтон, в Белый дом, выступать на рождественском благотворительном вечере, который устраивают президент США и первая леди. Неслыханная честь для скромного мастера искусств и честь, я хочу подчеркнуть, для всего Прикамья!
– Поздравляю вас. Это приятная новость. И что из сего следует?
– Я хочу сделать гостям вечера подарок – раздать им компакт-диски с записями русских романсов в моем исполнении. «Я встретил вас» – звучит?
– Звучит.
– Дайте денег на диск. Вот вы тут обмолвились о гонорарах. Но это же слезы! Это гроши! А мне, между прочим, необходимо шить новый сценический костюм, заказывать туфли, приличную рубашку. Не могу же я выступать перед Бушем в обносках!
– На костюм у вас денег хватит? Или…
– Да, все в порядке, я уже заказал темно-синий смокинг. А галстук-бабочку пошьет наш театральный костюмер. А туфли…
– Илья Фролович, не надо согласовывать со мной ваш гардероб, я полностью доверяю вашему вкусу. А денег на диск дадим – для хороших людей ничего не жалко.
– Вы имеете в виду меня, или Буша?
– Обоих. И еще первую леди Барбару.
Далматинец был накормлен (правда, костей в буфете не оказалось, пришлось дать собаке куриные тефтельки), певец спроважен, секретарша рассыпалась в извинениях – не пресекла, мол, вопиющее безобразие, пропустила пса на алтарь власти.
– Людмила Григорьевна, успокойтесь, все нормально. Более того, создан важный прецедент – впервые сюда пришел посетитель, который у нас ничего не просил, а мы ему все равно дали.
Людмила Григорьевна улыбнулась. Я тоже.
Крик о помощиПосле разговора с Туровым мне окончательно стало ясно, что в сложившихся обстоятельствах без солидного загашника область не проживет. Еще в прошлом году депутаты облсовета приняли решение о создании областного бартерного фонда. Принятый закон давал право областным властям самостоятельно распределять десять процентов продукции промышленных предприятий Прикамья, за исключением продукции военного, двойного и специального назначения. Хотя это решение шло вразрез с принципами хозяйственной самостоятельности предприятий и, мягко говоря, не совсем соответствовало действующему законодательству, я проголосовал за него – создание фонда было жизненной необходимостью, да и все соседние регионы приняли подобные решения, причем гораздо раньше Прикамья.
Сначала фонд формировался с большим скрипом, но потом власти надавили административным рычагом, и дело пошло веселее. Увы, в последнее время фонд опустел. Необходимо было принимать срочные меры. Вахрушев попросил для подготовки большого совещания с промышленниками две недели. Я дал пять дней. В канун «красного дня календаря» весь цвет прикамской индустрии был собран в зале заседаний – там, где я совсем недавно успокаивал настырных шахтеров. Я вспомнил их сваленные в угол шубы из лохматой синтетики и невольно улыбнулся.
Совещание началось. Я представил собравшимся Вахрушева в его новом качестве и прочел составленный им доклад, после чего ответил на вопросы. Потом выступили Стрельников и Седых по поводу объектов соцкультбыта, находящихся в ведении предприятий. Дали слово и промышленникам. Я попросил их выступать кратко и по делу, формулируя конкретные предложения для администрации. В целом директора выступали более-менее толково и лояльно.
Хотя вся эта бюрократическая атрибутика мне претила, я сознательно обставил совещание в солидном стиле партхозактива, дабы в строптивых директорах, почувствовавших свободу от министерского поводка, на подсознательном уровне взыграло былое уважение к областной власти. Кроме того, мне нужно было для элементарного приличия закамуфлировать главную, и, по сути, единственную цель этого совещания – возрождение областного бартерного фонда. Чтобы подсластить пилюлю, я озвучил предложение об ускоренной передаче фабрично-заводской социалки на баланс муниципалитетов: «Подавайте заявки в течение месяца, мы включим это в проект бюджета на 1992 год, и с нового года начнем планомерный процесс». Кроме того, я сказал, что для снижения производственных затрат готов идти и на другие меры государственной поддержки – налоговые послабления, льготные кредиты, и т. д. Директора оживились, задвигались. Дело пошло на лад. Тогда я сказал главное:
– Думаю, все здесь люди грамотные, поэтому обойдемся без политинформации и идеологической накачки. Без полноценного бартерного фонда область не перезимует. На недопоставки второго и третьего квартала мы закроем глаза. Фондовые поставки четвертого квартала должны быть обеспечены. Это и крик о помощи, и просьба, и приказ – все вместе взятое. Правила прежние, ничего нового, кроме того, что в список бартерной продукции добавляется сырая нефть.
Со своего места поднялся плотный, сурового вида, человек – руководитель «Каманефти» Чеботарев, главный нефтяник области. На лацкане его парадного пиджака блестел орден Ленина.
– Нефти вы не получите. Это стратегический товар. Если можно, я пойду. Мне здесь делать нечего.
– Напротив, товарищ Чеботарев, я вас очень прошу остаться после совещания буквально на несколько минут. Кто еще считает свой товар настолько стратегическим, что ради этой «стратегии» готов обречь трехмиллионную область на голод и холод? Нет таковых? В таком случае, я вам очень благодарен, коллеги. Мы перед вами в долгу. На этой высокой ноте предлагаю совещание завершить.
НефтьНарод разошелся. Я пригласил Чеботарева в свой кабинет.
– Михаил Георгиевич, у меня мало времени.
– Догадываюсь. У меня времени еще меньше, но для вас мне времени ничуть не жалко. Вам, любезный Иван Данилович, я готов уделить времени столько, сколько нужно. Вы меня понимаете?
– Нет.
– Я хочу сказать, что если мы с вами сейчас не договоримся, сразу же после праздников я полечу в Москву. Когда я прилечу обратно, вы уже не будете генеральным директором ордена Трудового Красного Знамени производственного объединения «Каманефть».
Чеботарев долго молчал. Я, чтобы заполнить тягучую паузу, начал перебирать бумаги на столе. Потом Иван Данилович задумчиво произнес:
– Я вам не по зубам.
– Вот это мы и проверим.
– Я за кресло не держусь и потерять его не боюсь. Но нефтью я не распоряжаюсь, и вы не можете распоряжаться.
– А кто может распоряжаться?
– Государство, правительство. Раньше это был Госплан, сейчас его упразднили, говорят, на его базе будет создаваться Министерство экономики. В переходный период за внутренние поставки отвечает Миннефтепром, за экспортные – Минвнешторг.
– На экспорт мы пока не замахиваемся. Попробуем разобраться с внутренними поставками.
Я раскрыл свежий список абонентов правительственной связи ВЧ, присланный накануне фельдпочтой. Вот, министр нефтяной промышленности Курилов Дмитрий Львович. Звоню. Никто не берет трубку. Дальше по списку идет первый заместитель министра Алескеров Вагиф Юнусович. Звоню.
– Алескеров. Слушаю вас.
– Вагиф Юнусович, доброе утро. Это Полещук, губернатор Прикамской области. Мы тут с товарищем Чеботаревым сидим, голову ломаем – как бы нам и областной закон выполнить, и прокурору на карандаш не попасть. Нам позарез нужна нефть для областного бартерного фонда, а то зимой зубы на полку положим. Речь идет об объемах в размере десяти процентов товарной продукции.
– Чем я могу вам помочь?
– Предложение такое. Я пишу вам письмо с обоснованием, вы накладываете визу, мы начинаем работать. На днях будет сформировано новое российское правительство, и тогда мы этот вопрос согласуем наверху, в соответствующих инстанциях.
– Что вы собираетесь делать с нефтью?
– Пока планируем пробную партию поставить на Куйбышевский НПЗ. Затем соберем заявки, устроим что-то типа конкурса для потенциальных трейдеров. Очевидно, что и физически нефть никуда из трубы не денется, и экономически будет работать на развитие отрасли.
– Хорошо, только не забудьте, пожалуйста, и о потребностях завода «Каманефтеоргсинтез».
– Естественно, незачем рубить сук, на котором сидим. Я могу готовить письмо?
– Да, присылайте.
Две новостиДень, начавшийся крайне продуктивно, закончился тревожно. Ночные «Вести» принесли две супер-новости. Сформировано правительство России (в качестве премьер-министра – сам президент, первый вице-премьер – земляк и испытанный соратник президента Бутманис, Гайдук назначен вице-премьером по экономике и финансам, еще одним вице-премьером, по социальным вопросам стал Шахрин, Чубарь получил пост главы Госимущества – ведомства, ответственного за приватизацию).
И еще новость – запрещена компартия. Я позвонил Стрельникову.
– Слыхал, твою партию запретили?
– Ну, слыхал.
– А завтра у коммунистов большой митинг праздничный.
– Ну и что?
– Громить в знак протеста администрацию они не пойдут?
– Они без указания сверху даже в туалет не ходят. А сейчас ЦК нет, указывать некому.
– Вот именно стихии, партизанщины я и опасаюсь.
– Да нет, думаю, ничего предосудительного не произойдет. Впрочем, подстраховаться не помешает.
После разговора со Стрельниковым я позвонил Шебалину и попросил усилить охрану общественного порядка в течение всех ноябрьских праздников. А еще я решил пойти на коммунистический митинг: на людей посмотреть и себя показать.
Оркестр пустых кастрюльПогода с утра стояла мерзкая, влажно-ветреная, а я по своей неистребимой привычке оделся довольно легко. Пока пешком дошел до Театральной площади, где у памятника Ленину собирался митинг, изрядно продрог. К счастью, коммунисты – народ пунктуальный, начали митинг ровно в десять часов утра, иначе я бы совсем задубел. Программа митинга тоже соблюдалась четко – хоровое исполнение «Интернационала» под хриплую фонограмму, выступления рабочих, колхозников и руководителей «Инициативной группы коммунистов Прикамья» (все как на подбор – вузовские преподаватели общественных наук), а также дружное скандирование лозунгов. Было и ноу-хау – «оркестр пустых кастрюль». Участниками политизированной какофонии были старушки, которые по команде очередного оратора с большим энтузиазмом начинали дружно стучать ложками по днищам принесенных с собою кастрюль, сковородок, мисок и небольших дюралевых тазиков.
Когда митинг достиг апогея, я окончательно замерз и решил, что пора действовать. Я протиснулся к импровизированной трибуне на кузове бортового грузовика, вытянул руку и крикнул: «Прошу слова в прениях!». Ведущий митинг профессор Старцев, который в старые добрые времена читал нам в университете лекции по историческому материализму, узнал меня, удивился, но слово предоставил:
– Товарищи, на нашем митинге присутствует… гм… представитель власти. Есть предложение дать ему слово. Пожалуйста. Глава областной администрации товарищ Полещук.
Я с энтузиазмом забрался на трибуну, поправил микрофон и снял шапку.
– Товарищи коммунисты! Жители Прикамья! Как и вы, я когда-то состоял в рядах Коммунистической партии Советского Союза, ныне упраздненной! Как и вы, я верил в партию, в торжество идей коммунизма! Сейчас уже не верю. Но значит ли это, что теперь мы с вами по разную сторону баррикад? Нет, мы по одну сторону! По другую сторону – хаос, развал, голод и холод! Мы – власть, вы – оппозиция, но цель у нас общая – благо народа! Я уверен, у нас много точек соприкосновения, например, в социальной сфере. Давайте вместе бороться за лучшую жизнь людей – молодежи, ветеранов, работников промышленности и сельского хозяйства, чьими усилиями создаются материальные блага и богатство страны! Я – глава области, всей области, всех прикамцев, независимо от их политических взглядов, симпатий и антипатий! И я гарантирую, что пока я у власти, вы можете свободно собираться, митинговать, протестовать и критиковать, ибо свобода слова и собраний – это важнейшее завоевание демократии! Спасибо за внимание. Прошу товарища Старцева сегодня же передать мне резолюцию митинга. Ваш голос услышан!
Несколько человек по инерции зааплодировали. Толпа была неагрессивна, и я успокоился – эксцессов наверняка не будет. Помахав народу рукой, я спрыгнул с трибуны и пошел на работу. Примерно через час явился основательно продрогший Старцев с резолюцией. Я внимательно прочел «глас народа» (написано было литературно и доходчиво – чувствовалась опытная преподавательская рука), налил профессору коньяка из початой бутылки (румянцевского наследства). Выпили, закусили лимоном. Еще выпили. Потом допили остатки.
– Ну что, Николай Кузьмич, вас можно поздравить – вы теперь у нас лидер оппозиции!
– Спасибо, Миша, но это звучит как-то буржуазно.
– Привыкайте. Лично я рад, что широкие партийные массы возглавил такой авторитетный и интеллигентный человек как вы. Думаю, это один из залогов конструктивного сотрудничества власти и цивилизованной, социально-ответственной оппозиции.
– Надо, надо нам сотрудничать, а то очень трудно будет работать.
– Сейчас всем трудно.
– Нам – особенно. Все имущество территориальных партийных организаций заграбастала власть! У нас нет ни денег, ни помещений, ни транспорта, ни связи – ничего!
– А юрлицо есть?
– Нет юрлица!
– Это неправильно. Без регистрации нельзя – непорядок получается. Зарегистрируйте юрлицо, и я дам вам помещение. Хорошую такую, просторную комнату – здесь, через дорогу, в бывшем Доме политпросвещения.
– Не обманешь?
– Обижаете, профессор.
Золото партииСедьмого ноября я дал своим замам возможность отдохнуть и опрокинуть рюмку по старой памяти, а восьмого вызвал на работу. Собрали информацию с мест, провели совещание, констатировали – праздники прошли спокойно. После совещания остался Стрельников с кипой бумаг по ликвидационной комиссии обкома КПСС.
– Давай подпишем, и с плеч долой эту хворобу. Все решения вроде приняты, чего тут рассусоливать.
Основные решения по оприходованию партийной собственности были такие: здание обкома мы поделили на две неравные части – три этажа занял областной совет, остальные – подразделения администрации. Горком заселила мэрия – Кунца обижать было нельзя. Городские райкомы, в соответствии с рекомендацией правительства, отдали судам. В области здания райкомов заняли, в основном, местные администрации. Загородную резиденцию с гостиницей для особо важных персон передали детскому санаторию. Вокруг еще одной элитной гостиницы в тихом уютном уголке в центре города разгорелись нешуточные страсти: спикер горсовета Подшивалов затеял шумную кампанию по передаче здания городской больнице. Вскоре мне это надоело, и я передал здание на муниципальный баланс, но без права перепрофилирования. Кунц согласился, что не иметь приличной гостиницы миллионному городу как-то несолидно.
Итак, с недвижимостью мы разобрались. С денежными средствами было гораздо проще – остатков на банковских счетах партийных учреждений еле-еле хватило на проведение ликвидационных мероприятий (в первую очередь, на двухмесячную зарплату оставшихся не у дел партработников), и никакого мифического «золота партии» мы не нашли. Я подписал итоговую платежную ведомость и взял в руки последний документ из папки, принесенной Стрельниковым.
– А это что такое? На ликвидационной комиссии вроде бы не рассматривали.
– Это всякая мелочевка. Из нескольких квартир «партийного дома» – мебель и бытовая техника казенные. Я посмотрел соответствующие инструкции Минфина – все имущество подпадает под списание, в связи с чем предлагаю снять его с баланса и передать фактическим хозяевам.
– А не слишком ли вы щедры, товарищ Стрельников?
– Смотри сам. Копия картины художника Иогансона «Выступление Ленина на Третьем съезде Коммунистического союза молодежи», холст, масло, золоченая рама, автор не известен, 1952 год. Надо? Или еще – кухонный гарнитур «Весна» 1967 года. Или вот, чудо советской оборонки – видеомагнитофон «Электроника ВМ-12» 1984 года выпуска. Берешь?
– Нет, у меня Akai 1991 года, из Штатов привез. Ты меня убедил – подписываю. Это все?
– Нет, еще одна бумажка имеется. Предлагаю тоже подписать.
Я пробежал глазами короткий текст: «Передать квартиру общей площадью 102 кв. м, находящуюся по адресу: г. Прикамск, ул. Славянова, д. 9, кв. 16, в пользование Пепеляеву В.С. с правом дальнейшей приватизации с учетом балансовой стоимости», потом разорвал ее и выбросил в мусорную корзину.
– Ну, зачем ты так? Пепеляев – хороший мужик, много сделал для области…
– Да, а потом закрыл обком на клюшку и сбежал в Москву – даже с архивом разобраться и охрану поставить не удосужился. Благодаря старым связям устроился в столице, и с тех пор носа из Белокаменной не кажет. И правильно – чего ему тут делать? Семья в Москве, квартира в Москве, работа в Москве. И скажи мне, пожалуйста, зачем ему квартира в Прикамске? Продать, сдать внаем, дочке в наследство оставить? А ты знаешь, что за эту квартиру нас потом целый год будут полоскать на всех углах – и правильно сделают! Потому что это подрыв репутации: на фоне острейшего социального кризиса взять и из «добрых побуждений» озолотить одного из виновников этого кризиса! Что, не согласен?
– Согласен. Извини, Миша, не дотумкал я здесь.
– Саныч, ты меня так больше не подставляй, пожалуйста. Иначе мне все за тобой перепроверять придется, чего совсем бы не хотелось. А квартиру надо Седых передать. Хватит ему в гостинице куковать и в Осинники мотаться на побывку, пусть перевозит свое многодетное семейство и живет нормально на стометровой площади.
Квартирный вопросЭта история имела неожиданное продолжение. На очередных воскресных посиделках у моих родителей папа спросил:
– Ты почему вдруг решил Седых облагодетельствовать? Он работает без году неделю, а ты ему сразу роскошную квартиру…
– Во-первых, Седых работает отлично – это единственный зам, к которому у меня ни разу не было никаких претензий. Во-вторых, квартира служебная, и Седых не принадлежит. А в-третьих, нечего распускать сплетни, которыми с тобой зачем-то делится твой ситный друг Сан Саныч.
– Саныч тут не причем, и это не сплетни, а публичная информация – я в новостях слышал.
– Я рад, что у нас так хорошо поставлена информация. Вообще-то я подписал внутренний документ, но, видимо, шила в мешке не утаишь.
– Не в этом дело. Ты почему сам в эту квартиру не въехал?
– Мне по жилищной норме не положено.
– Но это же идиотизм! Губернатор огромной индустриальной области ютится с женой и сопливым ребенком в паршивой двухкомнатной квартиренке, да еще не в своей, а в родительской! Позор! А если к тебе в гости приедет иностранец, губернатор какой-нибудь побратимской области, ну, типа этой, итальянской, как ее… Фриули-Джулия? Куда ты его в гости пригласишь – на свои тридцать пять метров?
– Нет, лучше на ваши восемьдесят.
– Да я вас и на порог не пущу! Меньше пей, свое имей, цудрейтер!
Папу горячо поддержала мама, а затем и Эля. Мне пришлось повысить голос и добавить общественного пафоса.
– Алло, публика, заткнитесь! Губернатор принял политическое решение. Кроме того, надеюсь, вы не хотите, чтобы меня из-за этой квартиры уволили за личную нескромность, а потом еще и жилплощадь отобрали? На чем горят чиновники? На бытовых мелочах: квартиры, дачи, машины, гаражи, любовницы.
Тут свое веское слово сказала Эля:
– Квартира отпала, дачи, машины и гаража нет, остается любовница. Ты уже завел?
– Пока времени не было. Кроме того, Варя напрочь затмевает всех женщин администрации.
– Хам! Смотри, ее муж-спецназовец тебя отлупит.
– Не отлупит – у меня есть свой спецназ, еще круче.
– Кстати, Миша, а ты не собираешься обзавестись охраной?
– Боже избавь!
– А морду набьют недовольные граждане?
– Я от них убегу. Или на машине уеду. Кстати, мой водитель Коля – здоровый мужик, бывший самбист. Защитит, если что.
На самом деле, вопрос о моей личной охране возникал несколько раз – со стороны Стрельникова, Шебалина и Курбацкого (ему, видимо, хотелось разжиться охраной самому). Я эти разговоры пресекал. Правда, Эля мне сказала, что в нашем дворе начали мелькать какие-то милиционеры – то пешие, то моторизованные. Я понял, что бдительный Шебалин взял мое обиталище под плотную опеку, но решил не препятствовать, поскольку эта привилегия, по сути, распространялась на всех жильцов огромного трехсотквартирного дома.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
