Текст книги "Турсун"

В результате долгих поисков недорогое жильё нашлось только в городе, недалеко от рынка, куда с небольшим скарбом переехала Муваза с четырёхлетним Юсуфом. Жильё было убогим. Эта была комната размером два метра в ширину и три метра в длину с глиняным полом, покрытым камышом, и небольшим окошечком над дверью. Комната была пристроена к небольшому дому сбоку, специально для сдачи в аренду.

У Мувазы оставалось еще немного маминых денег, на которые она купила кастрюлю, пару чашек, немного дров, а также заплатила за аренду комнаты на десять дней вперед. Еще хватило на покупку поношенной одежды и ботинок для Юсуфа. Он давно уже вырос из одежды, которую дала соседка Хахар.

С помощью Жакупа она устроилась продавцом у торговца овощей на рынке. Юсуфа всегда брала с собой. Он подрос и почти не мешал ей работать.

Овощная лавка находилась на бойком месте, торговля всегда шла хорошо, особенно в утренние часы, когда они на пару с хозяином еле успевали обслужить покупателей. Хозяин платил Мувазе ежедневно разную сумму, в зависимости от торговли. Нельзя сказать, что он был жадным, но и щедрым назвать его было трудно. Обычно вечером он разрешал брать домой полусгнившие овощи. На заработанные деньги Муваза покупала растительное масло, рис, дрова и платила за аренду жилья. Рацион был очень скромным. Каждый день Муваза чистила и тушила овощи на небольшой печке, которая находилась тут же в комнате. Овощи сестра с братиком ели с заранее приготовленным рисом. Утром они запивали рис горячей водой. Редко, может быть, раз или два в месяц, позволяли себе немного мяса или бараньей требухи, которую покупали со скидкой у Жакупа.

Почти с пяти лет Юсуф начал помогать сестре и хозяину лавки. Он рос очень шустрым и смышлёным мальчиком. Научился считать, быстро складывал и вычитал. Теперь хозяин мог позволить себе просто сидеть и контролировать торговлю. Он увеличил жалование Мувазе, и у неё появилась возможность откладывать понемногу деньги, а через четыре года купить небольшое место на рынке под собственную лавку.

Начали они с продажи овощей, но вскоре поняли, что выгоднее расширить ассортимент и добавить к овощам фрукты и другие продукты – рис, муку, соль, сухофрукты, бобы. Чтобы увеличить площадь для товара, они придумали и заказали двухъярусную и многосекционную полку. Так они могли в каждую секцию положить отдельный товар. Сами стояли не за прилавком, как все остальные, а перед прилавком, поближе к покупателю. Это новшество привлекло тех, кому нравилась возможность купить все в одном месте, не тратя много времени, а также тех, кто любил поговорить и лишний раз спросить или проконсультироваться. Особенно людям нравилось покупать у Юсуфа, который всегда с готовностью отвечал на вопросы, был очень вежливым и запоминал почти всех покупателей и что из продуктов они брали в прошлый раз. Он часто спрашивал: «Понравился вам рис, что выбрали в прошлый раз?» или «Перец, который купили у нас в прошлый раз, был достаточно острый, – как хотели?»

Как говорила сестра, Юсуф был жизнерадостным, с юмором, поэтому многим нравилось общаться с ним.

Жизнь налаживалась, поэтому Муваза настояла, чтобы Юсуф пошёл учиться в государственную школу первой ступени, несмотря на сопротивление с его стороны. Сестра наняла помощника на первую половину дня. Два года мальчик усердно учился в школе от восхода до захода солнца, заучивая наизусть громадное число иероглифов и древних трактатов. На третий год он сказал, что на его век хватит того, чему научился, перестал ходить в школу и снова начал помогать сестре.

Однажды Юсуф предложил Мувазе открыть еще одну лавку, но не на рынке, а ближе к центру города. «Можно сделать передвижную лавку с колесами и работать, пока все не продашь, хоть до ночи. Отсюда до того места, которое я присмотрел, около получаса ходьбы. Я рано утром буду загружать здесь товар на колёса и отвозить туда. Там район жилой, а рядом рынка нет. Здесь вы и сами справляетесь», – убеждал её Юсуф.

Он оказался прав. Лавка Юсуфа приносила доход раза в три, а иногда и в четыре раза больше, чем на рынке. Правда, в течение дня ему приходилось несколько раз возвращаться за товаром.

Они сняли приличный домик, стали меньше ограничивать себя в еде, в одежде.

К тому времени Мувазе было уже двадцать два года. Ей некогда было устраивать свою личную жизнь. Были претенденты, добивавшиеся её руки и сердца, но она не соглашалась. Не было приданого, не хотелось, чтобы Юсуфу было плохо, – она находила еще много причин. «Теперь слишком поздно», – говорила она. Даже если найдутся желающие, то это вдовцы или мужчины преклонного возраста с кучей взрослых детей. В Китае обычный возраст невесты был от четырнадцати до семнадцати лет, а после этого – старая дева.

Юсуф женился в семнадцать лет на Зарифе, которая была на год младше него и тоже была сиротой. Рано лишившись родителей и испытав немало трудностей, девушка оставалась жизнерадостной и доброй. Родственники, у которых она жила, часто отправляли её на рынок за продуктами, и она предпочитала покупать всё у Мувазы. Юсуфа пленили её большие с густыми ресницами серо-зелёные глаза, ему нравилось, что она постоянно улыбалась. Зарифа была небольшого роста и изящного телосложения. Юсуф несколько раз помогал ей донести тяжёлые продукты, которые она покупала у него в лавке, и не заметил, как влюбился. Зарифа ответила безграничной любовью.

Они справили свадьбу и были безмерно счастливы, но, к сожалению, это длилось недолго. Через год Зарифа умерла при родах. Не удалось спасти и новорождённого мальчика. Юсуф сильно горевал после этого и даже надолго слёг. Только благодаря сестре он пришёл в себя. За двадцать лет после смерти жены он не посмотрел ни на одну женщину. Много раз сестра пыталась сосватать очередную девушку, но он и слушать не хотел. Муваза уже была на грани отчаяния, молила Аллаха, чтобы он женился и у него появились дети, как вдруг после очередной поездки на Иссык-Куль Юсуф заявил, что присмотрел себе невесту. Новость, конечно, очень обрадовала её, но возраст невесты вызвал сомнения. Слишком молодая, лишь бы родители не передумали, говорила она ему.

Юсуф сам не раз сомневался, и его сомнения росли при виде того, как девочка сильно убивается. Предложение относительно сватовства он сделал спонтанно, потом пожалел, правильно говорится в пословице: «Если ошибся дорогой, можно вернуться, а если ошибся словом, ничего нельзя вернуть». Ему нравилась семья Адыла, его красавица жена, прилежные дети. Было видно, что жили они ладно, и между Адылом и его женой было полное взаимопонимание. Он считал семью друга идеальной и мечтал сам иметь когда-нибудь такую семью.

В прошлом году перед отъездом он долго ворочался и не мог уснуть, думая, как бы здесь найти человека, которому можно было без сомнения доверять работу по отправке товара в Китай, чтобы не приезжать самому каждый год. Конечно, Адылу он доверял, но ведь друг тоже будет стариться вместе с ним. Нужен молодой, энергичный человек. И тут он зациклился на мысли, что этим человеком мог бы стать Самаган, сын Адыла. Ему сейчас десять лет. Он умный и смышлёный мальчик. Когда подрастёт, станет достойной заменой отца. Он мог бы породниться с семьей Адыла, женившись на его единственной дочери. Жаль, что она еще маленькая, думал он тогда, а утром, садясь на коня вдруг сказал: «Дай бог, в следующем году приеду свататься».

Юсуф отвлекся от своих воспоминаний, увидев вдалеке слабые огни домов. Караван приближался к селению, где можно было остановиться на ночлег.

Глава III. Жизнь в Пекине

В Пекин прибыли далеко за полночь. Повозку с Мувазой и Турсун сразу отправили домой, а Юсуф и остальные люди поехали разгружать товар.

Повозка остановилась перед одним из домов, стоящих в ряд, почти стена к стене. Дом, в расписную дверь которого стучал извозчик, был больше и красивее других. Через некоторое время дверь открыл пожилой человек, который, увидев Мувазу, кланяясь, что-то начал говорить на дунганском. Было ощущение, что он извинялся за что-то. Когда Турсун вслед за Мувазой вошла в дом, и человек зажёг одну за другой несколько ламп, стало светло, и Турсун увидела богато убранную комнату.

«Проходи, Турсун, – сказала Муваза, – отныне это и твой дом. Как я устала. Мне надо немедленно искупаться и переодеться. Достань свою чистую одежду. Тебе тоже не мешало бы помыться после долгой дороги. В таком долгом путешествии без мытья и завшиветь немудрено».

Кажется, прошло около получаса, когда мужчина зашел и сказал что-то, Муваза одобрительно кивнула и ушла с вещами в дальнюю комнату. Через некоторое время она высунула в дверь голову и сказала: «Турсун, ты почему не идешь? Захвати чистую одежду».

Удивлению Турсун не было предела. Эта комната была специально для мытья! На деревянном стуле сидела голая Муваза и расплетала волосы. «Не стесняйся, раздевайся», – сказала она. Турсун разделась и села на другой деревянный стул, и начала мыть голову теплой водой из большого металлического чана. Она тщательно помылась пахучим мылом, затем помогла помыть спину Мувазе. Девочка недоумевала. Столько воды они вдвоём вылили на себя, что здесь давно мог случиться потоп.

– А куда уходит вода?

– В этой комнате пол специально наклонен вон к тому отверстию. Вода уходит через него под пол, затем на улицу, а затем по подземному арыку выводится далеко отсюда.

«Завтра посмотрю, когда будет достаточное освещение», – подумала Турсун.

Помывшись и одевшись, с распущенными волосами они сели пить чай, который приготовил и наливал из тяжелого каменного чайника всё тот же человек. Низкий столик был уже накрыт, на нем красовались ваза с сухофруктами и полная чаша уже знакомых Турсун тхо муму[24]24
  Дунганские сладкие пирожки.


[Закрыть]с большим количеством изюма и орехов внутри. Один раз Юсуф привозил такие сладости в Ак-Таш, и ей досталась пара штук. Вкус их она помнила до сих пор. Пока Муваза разговаривала со слугой, Турсун успела съесть несколько тхо муму.

Турсун была удивлена еще больше, увидев, что пока они мылись, тот же человек перенес все её вещи из приданого в комнату, аккуратно сложил в стопку ширдаки, туш-кийиз и все одеяла в углу и даже приготовил им постель.

– Муваза эже, куда мне отнести посуду? – спросила она.

– Называй меня жеже. Мы уже в Китае. Юсуфа называй дада, – сказала Муваза.

В дороге Турсун и Муваза успели привыкнуть друг к другу. По дороге Муваза рассказала историю своей семьи, гибели родителей, показала примерное место, где похоронены отец и мама. Они почитали там молитву.

Всю дорогу Муваза учила Турсун дунганскому языку, как в свое время учила Юсуфа кыргызскому, на котором когда-то в детстве говорила очень хорошо. Поначалу Турсун было сложно, но потом она стала немного понимать. До приезда в Пекин она могла говорить и различать очень часто используемые слова и выражения, например, налей чай, ложись спать, помоги мне надеть обувь и так далее.

Как выяснилось на следующий день, мужчина прислуживал в доме. Его звали Бо. Кроме него, в доме работала приходящая кухарка.

Первые три месяца были очень тяжелыми для Турсун. Она сильно тосковала по родине и близким. Она чувствовала себя как в клетке, хотя Муваза часто брала её с собой на рынок и когда выезжала по своим делам. Турсун не хватало пространства, не хватало гор, не хватало озера и, самое главное, чистого горного воздуха. Ей хотелось, как в детстве, взобраться на холмик за домом родителей и побежать вниз с распахнутыми руками в сторону озера, ощущая себя птицей в полёте. А здесь они даже пешком почти не ходили. Для близких расстояний нанимали рикшу, а для дальних поездок пользовались собственной бамбуковой повозкой с сидениями.

Чувствуя состояние девочки, Муваза купила все необходимое для вышивания, и за этим занятием Турсун как-то убивала время. Вопреки запретам, Турсун убирала в доме и помогала кухарке.

В начале лета Юсуф нанял учителя для домашнего образования Турсун. К тому времени она уже достаточно хорошо говорила на дунганском. Учитель приходил каждый день и учил её письму, счёту и китайской культуре. Особое внимание он уделял категориям конфуцианской морали, которые касались трёх типов отношений: между государством и чиновниками, отцом и сыном, мужем и женой. Первые основывались на справедливости, вторые – на любви и третьи – на покорности. Она должна была знать наизусть заповеди Конфуция. Каждый урок обязательно начинался с их повтора.

Еще через месяц к ним стала приходить девушка по имени Сюли для занятий музыкой. Её имя означало «изящная», «прелестная», и она полностью соответствовала своему имени. Это была жизнерадостная, хрупкая девушка лет восемнадцати. Турсун была очарована ею. Когда Сюли заиграла на эрху, музыкальном смычковом инструменте, изящно передвигая левую руку по струнам, а правой управляя смычком, полилась потрясающе красивая музыка. Турсун казалось, что она могла бы бесконечно слушать и слушать звуки эрху, и ей хотелось быстрее научиться играть самой. Занятия музыкой проводились через день по два часа. Сначала Сюли учила её на инструменте имитировать звуки животных, затем интонации людей в разных ситуациях, и только потом они начали разучивать мелодии.

Сюли жила недалеко от их дома. Она была замужем, и у неё был годовалый ребёнок. Когда некому было присмотреть за ребёнком, Турсун с удовольствием ходила на уроки сама.

Через два-три месяца занятий Турсун начала делать успехи в музыке. Она всегда с нетерпением ждала прихода Сюли и очень много занималась самостоятельно.

* * *

Время шло, и Турсун привыкла к жизни в Пекине. С Мувазой отношения налаживались. Муваза часто ворчала то на слуг, то на неё, но Турсун отмалчивалась. Со временем Турсун поняла, что могло раздражать Мувазу, и старалась не провоцировать её. Юсуф с утра до вечера был на работе, часто уезжал по делам, иногда надолго. Муваза обычно отсутствовала дома в первой половине дня. Судя по разговорам, она помогала Юсуфу. Часто делала проверки в торговых точках, проверяла качество товара, нанимала и увольняла продавцов.

Завтракали, как правило, вместе. За завтраком Юсуф интересовался у Турсун, как продвигаются учёба и занятия музыкой. Ужинали в основном вдвоём с Мувазой. Юсуф приходил поздно и, если не поужинал г де-то, Турсун разогревала еду и накрывала на стол.

Летом 1913 года Юсуф, как всегда, уехал на Иссык-Куль. Она с нетерпением ждала его приезда и новостей от родных. Он приехал раньше, чем ожидали. Оказалось, что царское правительство ввело в Семиречье запрет на выращивание мака, производство и продажу опиума. Как сказал Юсуф, русские военные сожгли большую часть плантации мака как раз во время сбора урожая. Адылу удалось спасти то, что успели собрать до этого. Юсуф с трудом вывез оттуда даже этот опиум, спрятав его на дно курджунов, сверху заполненных другими товарами.

Как сказал Юсуф, Григорий потребовал у Адыла огромную арендную плату за использование земли, принадлежавшей не ему, а Адылу и его односельчанам. Адыл пытался доказать, что имеет права на эту землю, но Григорий подделал документы и увеличил себе наделы.

– Как же теперь люди будут жить? – с глазами полными слёз спросила Турсун.

– Адыл сказал, что будут сажать пшеницу или другую культуру, увеличат поголовье скота.

– И вы теперь не будете ездить туда каждый год? – упавшим голосом спросила она.

– Поживем – увидим. Не переживай, у них всё хорошо. Передали огромный привет и гостинцы.

Мама передала, в основном, домашнюю еду, по которой Турсун так скучала.

* * *

Турсун исполнилось четырнадцать лет. За два года она выросла и стала настоящей красавицей с большими раскосыми глазами, тонким носом на белоснежном лице и точеной фигурой. Она хорошо и грамотно говорила на китайском и дунганском. Могла поддержать разговор на любую тему, неплохо играла на эрху. Учеба и занятия музыкой продолжались. За это время она подружилась с Сюли и часто встречалась с ней помимо занятий.

Однажды Муваза сказала: «Турсун, ты уже достаточно взрослая. Я хотела, чтобы отныне заботу о моём брате ты взяла на себя. Я уже устала заботиться о нём. Ты будешь следить за внешним видом моего брата. Это значит, ты будешь покупать для него одежду, ежедневно советовать ему, что надеть, собирать одежду и другие вещи в дорогу в зависимости от того, куда и на сколько дней он будет уезжать, следить за его питанием, ужинать вместе с ним, как бы поздно он ни пришёл. Он всегда должен выглядеть хорошо и быть сытым».

Муваза очень долго думала, как сблизить Турсун и Юсуфа. У нее было такое ощущение, что брат вовсе и не замечает девушку в доме, а она, в свою очередь, старается избегать его. Утром брат торопился на работу, а вечером Турсун сразу после ужина уходила к себе в комнату. У них не было общих тем для разговора.

Со своей стороны, Муваза очень сильно привязалась к Турсун. Она полюбила молчаливую, скромную девочку. Хотелось её баловать, но Муваза всегда помнила, что нельзя переступать грань старшей сестры мужа, поэтому была строга с ней.

Муваза решила поговорить с Сюли, чтобы та почаще разговаривала с Турсун об отношениях мужчины и женщины, хвалила Юсуфа и подталкивала ученицу к браку с ним. «Турсун обязательно прислушается к Сюли, ведь они подружки. И еще я должна почаще оставлять Юсуфа и Турсун одних в доме. Если не прибегнуть к таким женским хитростям, так и будут ходить еще двадцать лет», – размышляла она про себя.

* * *

«Бедный! Столько работает, обеспечивая благополучие семьи, столько денег отдает на благотворительность, а у самого даже нормальной одежды нет», – думала Турсун, перебирая вещи в гардеробе Юсуфа через несколько дней после разговора с Мувазой.

После занятия музыкой она попросила Сюли найти хорошего мужского портного.

– Давай прямо сейчас и сходим, – предложила подруга в ответ.

Сюли с видом опытного человека разговаривала с портным, выбирала фасон рубашки и костюма. Решили для начала сшить две рубашки и два костюма: один в китайском стиле танчжуан, а другой в европейском стиле – сюртук с воротником стойка и брюками из той же ткани. В Пекине молодежь и даже более взрослые мужчины, подражая иностранцам, одевались в европейскую одежду, поэтому решили, что в гардеробе Юсуфа такая одежда не будет лишней. Девушки долго выбирали ткань и, наконец, для европейского костюма выбрали серое сукно с редкими мелкими полосками, для танчжуана – плотный темно-синий атлас, который потом предстояло декорировать вышивкой китайскими узорами из хлопчатобумажной нити того же цвета. Когда Сюли назвала, для кого костюм, портной, кланяясь, с улыбкой сказал: «О-о! Для господина Юсуфа мне довелось шить всего один раз. Для меня большая честь шить для него». Договорились о времени, когда портной придёт к ним снять мерки.

Девушки отыскали английский магазин, где купили для Юсуфа два теплых, очень мягких на ощупь свитера, твидовый шарф, несколько пар носков и несколько белоснежных носовых платочков. Светловолосая девушка в магазине предложила вышить инициалы на платочках. Турсун понравилась эта идея. Сюли предложила вышить только первую букву в имени, то есть букву «Ю». Пока девушка вышивала, Турсун присмотрела красивую разноцветную шаль и длинную вязаную красного цвета шерстяную кофту для Мувазы.

– Выглядите счастливыми, – заметила Муваза, увидев вернувшихся девушек с несколькими бумажными свёртками в руках.

– Это вам. Надеюсь, понравится, – сказала Турсун, вручая ей один из свёртков.

– Что это? – вынимая из свёртка кофту, спросила Муваза. – Вы хотите из меня сделать капыра[25]25
  Иноверец.


[Закрыть]?

Она примерила и осталась довольна, но сказала: «Буду носить только дома, а то народ увидит – засмеёт».

Турсун не представляла, как она вручит новые вещи Юсуфу. Что она скажет ему? Поэтому решила просто аккуратно разложить всё в комнате Юсуфа.

За ужином Турсун сообщила, что завтра утром придет портной снять мерки.

На удивление, уже через три дня портной принёс готовые костюмы. Даже не пришлось переделывать что-то, так все подошло. В новых костюмах худощавый, среднего роста Юсуф казался моложе своих лет.

– Спасибо, Турсун! За носовые платочки отдельное спасибо. Мне очень приятно, – сказал он, после того как портной ушёл.

– Вам бы еще новую обувь заказать, – засмущавшись, ответила Турсун.

* * *

Муваза сообщила Юсуфу, что собирается на несколько дней к Хахар.

– Ты же знаешь, она без конца болеет. За ней требуется уход и внимание.

– Пусть наймёт кого-нибудь. Я оплачу.

– Они уже наняли. Вот съезжу и посмотрю, кого наняли и правильно ли за ней ухаживают. Ей будет приятно, если я приеду. Давно обещала. А здесь Турсун справится без меня.

Вечером Юсуф вернулся позже обычного. Турсун подогрела ужин, и они молча сели за стол.

– Я еще не слышал, как ты играешь на эрху. Сыграешь? – попросил он.

Девушка принесла инструмент и начала играть свою любимую мелодию. Юсуф был очень удивлён, когда из эрху полились волшебные и трогающие душу звуки. Он слышал, что научиться играть на эрху сложно. Нанимая Сюли, он и не думал, что из этого получится.

Турсун сыграла еще две мелодии. Юсуф смотрел на неё и не мог отвести глаз, вместе с музыкой нежность к ней проникала в каждую клеточку его тела. Он вдруг ощутил её тонкую, чувствительную натуру. «Как она выросла и стала похожа на свою маму!» – думал он. А вслух заметил: «Умница! Доставила мне такое удовольствие. Надо продолжить занятия с Сюли».

С этого дня почти каждый вечер Турсун играла для Юсуфа мелодии, которые она разучила за последние два с половиной года.

* * *

Ранней осенью 1915 года Юсуф встретил знакомого, который только что вернулся из поездки в Семиречье и на Иссык-Куль. Он сообщил, что там у местного населения крайне тяжёлое положение из-за того, что, лишившись большей части плодородных земель, они не могли заготавливать достаточное количество сена, и это привело к потере части скота, так как кормить зимой животных было нечем. «Я уже много лет бываю там, но такого обнищания людей я ранее не видел. Боюсь, скоро начнётся голод», – предположил он.

Эта новость очень расстроила Юсуфа. Он беспокоился о семье и родственниках Адыла. Он понимал, что им приходится тяжело без продажи опиума, но не ожидал, что ситуация настолько тяжелая.

Придя домой, он попросил Бо сходить за Ченгом, затем поделился услышанной новостью с сестрой. Она знала из собственного опыта, что такое лишения и голод и искренне переживала за семью Адыла.

Когда пришёл Ченг, Юсуф, поделившись новостью, сказал ему: «Ченг, ты уже долго служишь у меня. Спасибо тебе за это. Честно скажу, ближе тебя у меня никого нет, за исключением сестры, поэтому я очень дорожу нашими с тобой отношениями. Ты знаешь, Адыл мне друг, и я не должен оставаться в стороне, когда он нуждается в моей помощи. К этому обязывает меня ещё и то, что я собираюсь вскоре породниться с ним. Я хотел попросить тебя собрать зерно и отвезти им. Боюсь, длинная зима будет для них настоящим испытанием… Возможно, дорога будет сложнее, чем раньше, даже на территории Китая. Ты можешь отказаться, если сомневаешься».

Не раздумывая, Ченг согласился. Зерно надо закупить в Урумчи, так будет быстрее и безопаснее, предложил он. Они обсудили, что купить. Было решено везти пшеницу, просо, ячмень. Всего около 120 мешков. Кроме этого, в зависимости от заготовленного корма для скота, Ченг должен был купить несколько голов баранов на месте, то есть на Иссык-Куле. Вопросы с транспортировкой зерна из Урумчи до Ак-Таша Ченг должен был тоже решить по ситуации. Юсуф отсчитал необходимую сумму Ченгу, и тот ушел, обещав утром выехать.

Турсун от переживаний заболела. Муваза пожалела, что рассказала ей о невзгодах на Иссык-Куле. «Подожди раньше времени переживать. Может, у твоих всё хорошо. А если плохо, дойдёт же наша помощь», – пыталась она успокоить девушку.

Ченг вернулся в Пекин, когда выпал первый снег и было очень холодно. Он успокоил Турсун, Мувазу и Юсуфа. Сообщил, что все живы-здоровы, но, действительно, им приходится тяжело. Людям не удалось запастись зерном на зиму, так что помощи они были очень рады. Адыл разделил зерно между односельчанами. Поголовье скота сократилось, но Адыл отказался от покупки дополнительных голов, и Ченг с трудом уговорил его взять деньги, предназначенные для этого. А еще Ченг рассказал, что люди переживают из-за слухов о том, что царское правительство собирается призвать на войн у всех мужчин от восемнадцати до сорока трёх лет.

* * *

– Слушай, Турсун, тебе уже шестнадцать лет. Ты собралась стать старой девой? – подшучивала Сюли над подружкой. – Здесь каждая девушка, не раздумывая, согласилась бы стать женой Юсуфа.

Следуя указаниям Мувазы, она часто задевала тему преимущества замужней женщины, счастья материнства. Старалась почаще хвалить Юсуфа.

За время, проведенное Турсун в Пекине, Юсуф стал ей ближе. Она заботилась о нём как могла, переживала, если он отлучался по делам надолго. Она была в курсе его деловой жизни и радовалась его успехам. В последнее время Юсуф много общался с американцами, англичанами и нередко отлучался к ним в гости. Дела шли хорошо. В его торговых лавках продавали как китайский, так и иностранный товар.

Каждый день Турсун готовила ему чистую одежду и оставляла по утрам в его комнате.

Однажды после долгого отсутствия Юсуфа Турсун зашла к нему забрать вещи для стирки. Обычно она делала это, когда его не было в комнате, поэтому вздрогнула, неожиданно увидев его. Юсуф громко рассмеялся.

– Ты точно лань, которую охотник застиг врасплох.

С этими словами он потянул её за обе руки к себе и продолжил шёпотом:

– Как долго ты будешь сторониться меня? Я всё время думал о тебе. А ты?

– Не знаю… я… я тоже, наверное, думала о вас.

Юсуф опять рассмеялся.

– Ты «наверное, думала» или действительно думала?

На этот вопрос она утвердительно кивнула головой, затем ответила:

– Да, думала.

Где-то через месяц после этого случая за ужином Юсуф неожиданно для женщин сообщил, что собирается провести обряд бракосочетания с Турсун через месяц. Муваза радостно вскликнула: «Ну наконец-то! Хвала Аллаху!».

Конечно, Турсун знала, что рано или поздно это должно случиться, поэтому новость восприняла без слёз и особых волнений.

* * *

Весь месяц Муваза активно готовилась к свадьбе. Без конца приходили и уходили какие-то люди, которым она давала поручения. Традиционные «проводы невесты» и «встреча невесты в доме жениха» не предполагались, и потому пришлось менять весь устоявшийся дунганский сценарий церемонии бракосочетания. Очень тщательно обсуждались списки приглашённых гостей, особенно вопрос их группировки, на какой день пригласить и кого с кем посадить за один стол. За несколько дней до свадьбы дом внутри и снаружи украсили красными бумажными шарами.

Накануне свадьбы Турсун начали наряжать. По обычаю ей выщипали все волосы на лице, густо напудрили, нарумянили, а губы выкрасили ярко-красной помадой. Надели свадебный наряд, состоящий из платья бордового цвета и ярко-красного халата, украшенного цветками и помпонами из разноцветного шелка. На голову ей водрузили специальный головной убор с металлическими украшениями, а сверху накрыли вуалью.

Свадьба началась за день до бракосочетания. Во всё время празднества Турсун сидела в своей комнате, а гости по обычаю заходили посмотреть на невесту и дарили подарки. Их угощали разнообразными свадебными блюдами и вином. Церемония длилась три дня и закончилась зрелищным фейерверком.

* * *

В конце лета 1916 года Юсуф с Ченгом выехали в Урумчи, где планировали встретиться с уйгурскими партнерами – посредниками в поставке опиума. Юсуф также рассчитывал найти там человека, чтобы отправить продовольствие на зиму семье Адыла.

Путники были удивлены большим количеством военных, встретившимся им при подъезде к Урумчи. И только в городе на рынке они узнали причину скопления войск. Как оказалось, Пржевальский уезд, да и все Семиречье в начале августа охватили беспорядки. До этого начавшись в Ходженте, они перекинулись на другие уезды. Толчком послужил указ русского царя об обязательном призыве в армию представителей местного населения в возрасте от девятнадцати до сорока трёх лет. Народу, и ранее недовольному колонизаторской политикой русского царя, особенно земельной, этот указ подлил масла в тлеющий огонь. Начались нападения местного населения на русские деревни, с жителями которых, как знал Юсуф, отношения у них были на пределе терпения.

Чтобы подавить беспорядки, царская власть направила вооруженную армию. Сотни тысяч кыргызов, казахов и дунган вынуждены были бросить родную землю и бежать в Китай.

Говорили, что следом за ними гонятся вооруженные карательные отряды, которые истребляют беженцев на месте. Также рассказывали, что карательные отряды солдат вырезали много людей, а многие погибли в дороге от непосильных тягот и голода, и трупами была усеяна вся земля от Иссык-Куля до Китая.

Со стороны Китая по распоряжению правительства был выставлен военный кордон, не допускавший беженцев в глубь территории страны и удерживающий их на границе.

Прервав все свои дела, Юсуф с Ченгом принялись расспрашивать знатоков местных маршрутов, в каком направлении могли бы двигаться жители Ак-Таша. По наиболее вероятным предположениям, они могли выбрать ближайшую, но сложную дорогу через перевал Бедел и попытаться через Турпан попасть в китайский город Аксуу. Посоветовавшись между собой, Юсуф и Ченг решили доехать до Турпана и хоть что-нибудь узнать о семье Адыла. Но проникнуть туда они не смогли, так как кордон из военных недалеко от Урумчи пресекал все попытки путешественников пройти в этом направлении.

Между тем из Турпана приходили новости одна страшнее другой. Говорили, что на горном перевале замерзли тысячи и тысячи людей, а добравшиеся в живых до границы, опухшие от голода люди, не имевшие денег и скота, распродавали свои пожитки, а некоторые даже детей.

Почти два месяца путники пробыли в Урумчи в надежде связаться с к ем-нибудь из Турпана, но безуспешно. Ченгу удалось познакомиться с местным влиятельным человеком, который обещал помочь найти семью Адыла. Переговорив с ним и оплатив заранее услугу, они вернулись в Пекин.

* * *

В середине ночи Турсун проснулась от страшного сна. Отец, мама, Самаган, Садыр и она сама шли по зеленому полю, взявшись за руки, как вдруг земля под их ногами рухнула и все, за исключением Турсун, провалились в образовавшийся глубокий овраг. Она кричала, плакала, не зная, как к ним спуститься. Она видела много силуэтов внутри оврага, но не знала, есть ли среди них её семья или все умерли при падении.

Турсун легла в надежде еще поспать, но из-за охватившей её тревоги не смогла сомкнуть глаз. Утром, уже умывшись, она сидела у себя в комнате, когда кухарка накрыла стол и позвала завтракать. Турсун встала, но у неё закружилась голова, и она упала.