Электронная библиотека » Густав Фрейтаг » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Инго и Инграбан"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 22:29


Автор книги: Густав Фрейтаг


Жанр: Литература 19 века, Классика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Тогда Инго подошел к Вольфу и сказал:

– Ты первый предложил чужеземцу хлеба и соли на рубеже страны, и с той поры ты всегда был к нему ласков. Не решишься ли быть товарищем изгнанника? Других сокровищ нет у меня, как лес да поле, если только князь позволит мне искать там добычу и запястья убитых врагов. Ты будешь следовать за бедным господином, и одно только вознаграждение могу я предложить тебе: доброе сердце и верную помощь копьем и мечом.

И Вольф ответил:

– Научи меня, о витязь, твоему военному искусству, и наверное я добуду себе сокровища, если только угодно будет богам, чтобы я уцелел в битвах. Но если они призовут меня в чертоги свои, то буду я знать, что славен был путь, по которому я следовал за тобой.

И он поклялся гостю в верности.

Теодульф также старался помириться с Инго. Вечером пиршественного дня, когда князь повел витязя на почетное место, Зинтрам и другие мужи из числа его друзей подошли к Теодульфу. Они тайно посовещались, каким бы образом воспрепятствовать вражде соперников; Теодульф согласился с их предложением и, сопровождаемый своим родом, подошел к Инго.

– Когда солнце показывается из-за облаков, – торжественно начал он, – в другом виде предстает земля. Если я сказал тебе что-нибудь недоброе, то потому только, что не знал тебя. Речь моя обращалась не к тебе, а к неизвестному человеку, которого теперь уже нет; забудь поэтому о моих оскорбительных словах, чтобы не был я в чертоге единственным человеком, к которому ты питаешь злобу.

А князь прибавил:

– Благие речи говорит он, и никто из нас не желает тебе зла, витязь. Я сам прошу для него мира, потому что я утаивал от домочадцев имя твое.

– Об оскорбительных словах я забыл, Теодульф, еще при песне певца, – сказал Инго, – и впредь неохотно стану помышлять о мщении.

В золотом сиянии настало для Инго следующее утро. Но в нагорных лесах за знойным утром часто начинается гроза, – так и сердечная теплота быстро гибнет в буре гневных помыслов.

4. При дворе короля

В королевском замке, в высоком кресле сидела королева Гизела; она подпирала голову ладонью, и кудри волос из-под повязки скрывали ее белую руку и глаза. У ее ног служанка считала и укладывала в ящики золотую столовую посуду прежде, чем нести ее в сокровищницу. Увидев в металле свое искаженное отражением лицо, она улыбнулась и взглянула на госпожу, но королева мало заботилась о богатствах. В нескольких шагах от нее сидел король Бизино, отважный воин, коренастый, с могучим торсом и широким лицом; на щеке у него было черное пятно, наследственное в его роду. Одному из предков оно было дано как бы в насмешку, но теперь считалось царской отметиной, и если не сообщало оно красоты, то являлось знаком гордости. Угрюм был король; от обильного пития у него на лбу вздулись жилы, и он гневался на стоявшего перед ним певца Фолькмара.

– Я вызвал тебя после обеда, – сказал король, – чтобы королева расспросила тебя кое о чем, но, кажется, она даже не замечает нашего присутствия.

– Что угодно повелителю моему? – спросила Гизела, гордо выпрямляясь.

– Право, – проворчал король, – пора бы уже открыть глаза, когда короли на Рейне оказались в железных оковах и брошены в сырые темницы.

– Зачем же позволили они сковать свои руки? – холодно произнесла Гизела. – Кто ведет тысячи своих воинов в чертоги усопших, тому неприлично уступать другим свое право идти впереди. На цветущем лугу я вижу только храбрецов со смертельными язвами, но не забочусь я о бледных лицах в темницах.

– Счастье покидает и мужественных, – сказал король, робко взглянув на свою жену. – Однако ты не все рассказал, певец: одному удалось бежать, и пришел он в мою страну. Двор князя оглашался гулом толпы, а чертог дрожал от приветственных криков в честь витязя Инго. Ты находился при этом, борзоязыкий гусляр, но почему же изменил ты песню свою? Совсем иначе звучали в лесах напевы твои.

– Бесславен был бы певец, если б песня его монотонно звучала одной струной. Мой долг каждому воздать подобающее, чтобы радостно отверзалось сердце слушателя. Я не скрыл от короля имя витязя, потому что славные подвиги живут устами моими, но я не знал, что изгнанник тревожит сердце великого вождя народа.

– Знаю я тебя! – гневно воскликнул король. – Подобно выдре, ты проворно ныряешь в реку, но берегись, чтобы мои юноши не исполосовали твою гладкую шкуру.

– Певец в безопасности и среди дикого люда. Даже твои ратники, буйный народ, крики которого доносятся теперь до нас со двора, опасаются певца, потому что всякое злодеяние он разнесет по стране, и если навеки умолкнут уста его, то добрые товарищи отомстят за погибшего. Гнев твой не страшит меня, но прискорбно мне лишиться милостей твоих, ибо щедро награждал ты верную службу. Не знаю, почему мой повелитель немилостиво слышит имя чужеземца; по-моему, изгнанник – человек не злой, верный в дружбе и не падкий на чужое добро.

– Как следует говоришь ты, – ласково сказала королева, – и королю хорошо известны твои достоинства. Прими же королевский дар за весть, быть может, и печальную.

По ее знаку служанка поднесла к ней тяжелый сундук, и не выбирая, королева достала из него золотую чашу и предложила ее певцу. Фолькмар изумленно посмотрел на дорогую вещь, но королева мрачно сдвинула брови, и певец взял чашу, низко склонившись над рукой Гизелы.

– Если твои быстрые ноги могут повременить у нас, то поучи моих девушек плясовым песням, которые ты в последний раз ты исполнял в нашем чертоге. Потом будь неподалеку от меня.

Она ласковым жестом отпустила его, и король с неудовольствием посмотрел вслед певцу.

– Щедра же ты на золото сундуков твоих, – угрюмо сказал он.

– Выгодный торг заключает король, выкупая золотом несправедливость, причиненную им незнатному человеку. Мало чести моему повелителю выказывать свою тревогу перед проходимцем, который ходит из чертога в чертог и поет ради золота. Тебе остается на выбор: или зажать ему рот чашей, или ударом меча навсегда замкнуть его уста. Я дала ему выкуп с тем, чтобы он хранил молчание; везде известен человек этот, и умерщвлять свидетеля твоей робости было бы опасно.

Смущенный – как это часто случалось с ним – высокомерием своей жены, король робко спросил:

– Как посоветуешь ты мне поступить с чужеземцем, которого, наперекор мне, обитатели лесов приняли к себе гостем? Что должен я предложить ему: золото или железо?

– Твою благосклонность, король Бизино, потому что Инго, сын Ингберта, муж знаменитый.

– Какая же мне польза от того, что он может делать королевские прыжки? – снова спросил король.

Гизела взглянула на него, но сразу не ответила.

– Только доверием связуется благородное сердце, – сказала она наконец. – Если мой повелитель хочет избежать опасности, то пусть пригласит он пришельца к своему двору и окажет ему подобающую честь. Королевский сын опасен, быть может, в лесах, в окружении хлебопашцев, но не в королевском замке, среди рати твоей. Здесь он твой гость и связан он собственной клятвой и твоим могуществом.

Король размышлял.

– Хороши советы твои, Гизела, и тебе известно, что я чту слово твое. Подожду, что принесет будущее.

Он поднялся, а королева знаком удалила служанку и, оставшись одна, раздраженно стала ходить взад и вперед.

– Гизела называюсь я; заложницей выдали меня на чужбину, на нерадостное ложе, грубому человеку. Много лет уже дщерь королей бургундских сидит на престоле, но мысли стремятся назад, в родную страну, во времена детства. Там я увидела некогда того, кого отец назначил мне супругом; я была тогда девочкой, он – мальчиком. Инго, изгнанник! Тяжек тебе хлеб скитальца и горек напиток изгнания, но еще горше скорбь моя в королевском замке! Всякий раз, как заезжий воин прибывал с чужбины, я спрашивала о судьбе твоей. Теперь нога твоя приближается к стезе, по которой хожу я. Приветствую тебя, хоть и не знаю, люб или не люб ты будешь мне; устала я в одиночестве!

На дворе раздался дружный смех и пение служанок; королева села и, сложив руки на коленях, стала прислушиваться к плясовым песням Фолькмара. Служанка тихо ввела певца.

– Многое, что рассказывал ты за королевским столом, смутило моего повелителя, – улыбаясь, сказала она. – Теперь сообщи мне откровенно, каким образом ты избежал римских уз, потому что близка была опасность лишиться достойного человека, который часто доставлял мне удовольствие. Если ты сложил песню о собственной беде, то я послушаю.

– Мало заботился я тогда о себе, королева, я все смотрел на спасителя моего, подвергшегося еще большему бедствию.

– Полагаю, что это был чужеземец, – сказала королева. – Пой, но умерь, если можно, свой голос, чтобы лишние не толпились у дверей.

Фолькмар тихо начал повесть о челноках и броске на Рейн. В небольшое оконное отверстие проникали лучи заходящего солнца, обдавая золотом лицо певца, который с глубоким чувством пел то, чем было взволновано сердце его; королева сидела в тени, и снова рассыпались волосы по ее руке, поддерживающей склоненную голову. Погруженная в самое себя, она была неподвижна, пока певец не закончил историю встречей в княжеском чертоге.

– Славна эта песня для обоих: для него и для тебя, – ласково сказала королева. – Ходи из чертога в чертог, от очага к очагу, да распространится в народе весть эта.

Вечером, окруженный своими ратниками, король сидел за чашей вина; вокруг очага раздавались радостные восклицания и хохот дюжих телохранителей, пивших пряный напиток из кубков и чаш.

– Заиграй плясовую, Фолькмар, которой ты сегодня учил королевских служанок, – потребовал один из буянов. – Чтобы и мы под ее звуки могли ловко сплясать.

– Оставь его, – расхохотался Гадубальд, могучий воин с изборожденным рубцами лицом, некогда он был драбантом при римском дворе, а теперь служил, королю. – Его песня только для того и годна, чтобы журавли прыгали под ее звуки на птичьем дворе. Кто видел танцорок, ласковых дев Александрии, тому мужской топот, что шествие гусей вперевалку.

– Он возгордился с той поры, – подхватил другой, – как завелась у него золотая чаша королевы. Берегись, Фолькмар, не впрок богатство страннику, что бродит по полям.

– Вольфганг, а значит, Волчеход имя тебе, – возразил певец, – и сам ты волчьей поступью крадешься по полям. Непристойно за царским столом завистливым оком глядеть на дар королевы.

Он взял лютню, ударил по струнам и запел плясовую песню. И стало раззадоривать ратников; они в такт ударяли руками по столам и топали по полу, даже король стучал крышкой винной кружки и покачивал хмельной головой. Но на второй строфе опьяненные ратники поднялись; только старики усидели, крепко вцепившись руками в чаши, а прочие попарно, длинной вереницей помчались вокруг столов, так что загремело в чертоге. Король захохотал.

– Умеешь же ты справляться с ними! – закричал он певцу. – Поди поближе, Фолькмар, хитроязыкий ты человек, да садись подле меня, чтобы я задушевно поведал тебе мои мысли. Сегодня я был неласков, но без злого умысла; вести твои тяжело ложились на сердце мое. Что касается золотой чаши, подаренной тебе королевой, то не несправедливо сказано моим старым ратником: «Золото – царский металл, и не под стать оно дорожной сумке незнатного человека». Ведь ты и сам поешь, что оно на пагубу людям. Хорошо поступишь ты, если тайно и от доброго сердца возвратишь эту вещь в мою сокровищницу.

Певец, охотно сохранивший бы у себя великолепный дар королевы, ответил:

– Чего желает глаз господина, то не на пользу слуге; но подумай, что вещь, на которой лежит печаль и зависть утратившего ее, будет на пагубу сокровищнице царской.

– Об этом не беспокойся, – ласково ответил король, – ничего со мной от этого не станется.

– Но если узнает королева, что я так мало почтил ее подарок, то по справедливости она разгневается на меня, – сказал певец.

– Поверь мне, ей едва ли известно, что это было: золото или медь, – продолжал король. – Когда осенью лесные обитатели пришлют мне коней, ты выберешь себе самого доброго, круглокопытого, а прислужник мой даст тебе нарядную одежду. Это украсит тебя перед народом лучше, чем круглая жестянка. Я желаю тебе добра, Фолькмар, и опасаюсь за тебя по причине моих завистливых ратников.

– Непристойные слова слышал я сегодня у очага королевского, – ответил оскорбленный певец.

– Да не сокрушат они тебя, – настаивал король. – Правда, дика порою речь моя, и с трудом я сдерживаю буйство слов, но искусство короля как раз и состоит в умении пользоваться ими сообразно со свойствами каждого мужа. Ради золота и теплого угла они, быстрые гонцы королевские, готовы на все, и не спрашивают они, дело ли это крови или нет. Можно ли королю править народом без таких слуг? Заносчив дух мужей, каждый хочет действовать по своему усмотрению, каждый упорно стоит на своем праве и ищет мести, но никто не покоряется чужой воле. Каждый хочет битв и ран для собственной славы и слишком уж спешат все вознестись в жилище богов. Я и сам в конце концов потребую места в чертогах богов, но теперь мне хотелось бы видеть на земле покорные выи. Если я вынужден спроваживать со света опасных людей, то только немногих, но сохранить прочих в их наследиях – в этом состоит моя польза и слава. Подумай об этом, Фолькмар, потому что человек ты разумный. Непокорен народ и надменно его сердце; но король обязан заботиться обо всем, что полезно стране. Поэтому не брани моих приспешников. Лучше, чтоб они совершали порой дело необходимости, лишь бы только прочие не замышляли насилия друг против друга, и народ турингов не подпал под власть чуждого рода.

Певец молчал, но король лукаво продолжал:

– Вино сделало меня откровенным, и я говорю с тобой как с другом. Скажи так, как сказал бы ты брату своему – каков чужеземец? Я охотно доверился бы ему, но происходит он от заносчивого рода, похваляющегося, будто на брачном ложе одной из прародительниц его покоился некогда бог. Мало пользы на земле от этого исчадия: почернела кровь его, словно старый мед в засмоленных сосудах. Они только производят в народе тяжкие смуты, кривляются, точно родичи бога войны, а на участь других смотрят как на мякину, которую они отдаляют от себя дуновением своим. Таков ли чужеземец?

– Мне кажется, весел он духом и беспечален, но тяжкая участь лежит на нем, – ответил Фолькмар.

– Каков он за чашей? – спросил король. – Люблю я краснощеких юношей, которым вино развязывает языки!

– И на словах, и за чашей он сумеет ответить за себя.

– В таком случае он желанный гость за моим столом! – воскликнул король, ударяя кружкой об стол. – Избираю тебя моим доверенным посланцем; доставь чужеземца из-под сени лесов в мой замок, приведи его пред очи мои.

Фолькмар поднялся и теперь размышлял стоя.

– Вести твои я объявлю ему. Но чтобы он был уверен в сердечном благоволении повелителя моего, прошу тебя, чтобы королева, король и его ратники обещали чужеземцу верную стражу ко двору и со двора.

– Что взбрело тебе на ум, певец? – с неудовольствием спросил король. – Каким образом могу я дать обет чужому человеку, мысли которого мне неизвестны?

– Однако ж ты хочешь, чтобы он дался тебе в руки. Легко потребовать клятву от одинокого. Мой повелитель счел бы чужеземца глупцом, если бы он появился среди ратников, не получив мира.

– Что за нужда королю назначать проходимца для такого посольства?! – вскричал тут Вольфганг. – Пусть он пошлет нас, и мы доставим чужеземца или на его собственных ногах, или на нашем щите. Давно уже хочется побывать нам в селениях спесивых мужиков.

– Молчать! – приказал король. – Когда я веду дело с моими полесовщиками, то не нуждаюсь в вашем грубом языке. Фолькмар будет послом нашим, потому что теперь – пора ласковых слов, но в пору суровых дел я кликну вас. Итак, ты полагаешь, что он не будет настолько глуп? – снова спросил он у певца, причем из водянистых глаз короля сверкнул огненный взгляд, точно молния из облаков. Но в следующий миг король поборол себя и уже ласково продолжил:

– Так и быть, все обещаю ему. А вы там – молчать! – возвысил он голос, перекрывая шум своих ратников. – Пойдите сюда и поклянитесь миром Инго, сыну Ингберта, ко двору, во дворе и от двора.

Ратники послушно поклялись.

– А теперь, певец, – грозно сказал король, – кладу тебе на душу: немедленно приведи его.

– Но я только твой посланец, а принудить его не могу.

– Подумай о собственном благе, Фолькмар, – раздраженно сказал король, поднимая вверх руку. – Прискорбно было бы для тебя обходить стороной родину отцов твоих.

– Я буду держать себя как верный посол, – важно ответил певец.

– Вот и хорошо, Фолькмар, – поднимаясь, закончил успокоившийся король. – Конец бражничанью, вставайте! А ты, Фолькмар, будь мне сегодня вместо прислужника. Проводи меня.

Король тяжело оперся о плечо Фолькмара и отправился с ним в спальную королевы. По дороге он шутливо шепнул певцу на ухо:

– А где же, плутишка, чаша?

Фолькмар открыл кошель, висевший у него на поясе, и отдал королю золотой сосуд.

– Положи его ко мне в платье, – сказал король, – а ради тебя я уж постараюсь, чтобы Гизела не заметила чашу.

На следующее утро певец покинул замок. Недоверчиво посмотрев вслед своему посланцу, король подумал: «Едва ли лесные лисицы отпустят чужеземца в мой замок. Но если они откажут мне в моем требовании, то я буду в праве пойти на них ратью, сбить с них мужицкую спесь и положить конец их свободному союзу. Но тогда они выберут предводителем Инго; мне кажется, человек он мужественный, и не миновать тогда жестокого боя между дровяными поленьями и лесными грибами. Чем кончится это – никому не известно, но нет у меня охоты, чтобы мое тело служило подножием, при помощи которого другой поднялся бы на королевский трон».

Угрюмо пил он свой мед, таясь даже от королевы, которая порой пытливо посматривала на него своими большими глазами и разгадывала его мысли, хотя он их и старательно прятал.

День проходил за днем, но Инго не являлся. Вдруг однажды вечером в дверь постучал Зинтрам, дядя Теодульфа. Король принял его с распростертыми объятьями, долго наедине беседовал о ним; и Гизела подметила, как король уверял Зинтрама, пожимая ему руку:

– Твоя польза и моя должны вместе рыскать по лесу, что два волка.

Но когда витязь Зинтрам удалялся, то и ему вслед с неудовольствием посмотрел король, обозвав его косоглазой лисой.

5. В лесах

На княжеском дворе и в деревне скрипели телеги с зерном;. забыв в трудовой суете о воинской гордости, ратники помогали слугам, с набожными кликами связывали жнецы последний сноп для своего великого бога и с плясками несли они венок из колосьев в дом князя; босые деревенские ребятишки, подобно дроздам, щебетали на опушке леса и собирали ягоды и орехи в широкие кузова из древесной коры. Каждый старательно собирал плоды, даруемые богиней полей оседлому человеку. Стоя подле хозяина, Инго смотрел на мирные занятия, которые он видывал прежде только сверху, с седла боевого коня; с неудовольствием слушал он, когда хозяин, словно простой землепашец, жаловался, что волки покалечили молодой скот, но нередко и весело улыбался Инго при виде Ирмгарды, распоряжавшейся работами служанок. У него и девушки бились от радости сердца, когда на дворе или в поле они обменивались порой учтивым приветом или ласковым словом, потому что строг был обычай в доме: мужчины жили особняком, и с того времени, как Инго дал клятву гостя, он опасался дерзким сближением нарушить спокойствие дома. Все ласково относились к нему за исключением княгини, взор которой омрачался, когда она глядела вслед Инго. Ее оскорблял горделивый дух Инго, который, наперекор ее совету в воинских играх одержал верх над ее другом, а также то, что ее желание держать витязя в положении захожего проходимца, уничтожено песней Фолькмара. Да и другое тяготило ее. Она избрала своего родственника, Теодульфа, будущим супругом для своей дочери, и давно уже ее род и князь Ансвальд порешили это. А теперь она подозрительно следила за дочерью и гостем.

Однажды на лугу появился странствующий фигляр с коробкой и стал он играть на волынке перед двором князя до тех пор, пока не сбежались деревенские жители: из ворот повыходили даже ратники и челядинцы княжеские. Образовался круг, и фигляр на ломаном языке начал рассказ о том, что у него в коробке спрятан римский витязь, и если мужи и прекрасные жены будут к нему милостивы, то готов он показать им своего героя. Он постучал по коробке, крышка приподнялась, и крошечное, отвратительное чудовище, лицом похожее на человека, в римском шлеме, выставило голову и стало кривляться. Многие отступили назад, но более отважные рассмеялись такому диву. Фигляр открыл коробку, и из нее выпрыгнула обезьяна, одетая, словно римский воин, в панцирь. Она засеменила тощими ножками по траве, перекувырнулась в воздухе и начала плясать. Сначала земледельцы только дивились, но потом раздались громкий хохот и одобрительные крики, так что Гильдебранд побежал к князю и сказал ему:

– Перед воротами пляшет скоморох с маленьким диким человечком, которого называют обезьяной.

Князь с Инго и женщинами вышел во двор и стал любоваться забавными прыжками обезьяны, которая наконец стащила с головы свой шлем и побежала кругами, а скоморох закричал:

– Подайте, витязи, моему римскому воину, что имеется у вас в кошельках из римских монет, крупных и мелких; чем славнее витязь, тем крупнее деньги! А у кого ничего нет, тот клади в коробку яиц и колбас!

Все рассмеялись, причем одни схватились за свои кошельки, а другие поприносили со дворов то, что могло служить страннику пищей в дороге. Незнакомец подошел и к господам; князь и Теодульф достали из карманов римскую медь, и Фрида услышала, что, указывая скомороху на Инго Теодульф сказал:

– Вот он, первейший из витязей, подаст тебе самый богатый дар.

Человек с обезьяной приблизился к Инго. Опасаясь, найдут ли что-нибудь для подачки витязь и его прислужник Вольф, Фрида, во избежание унижения, быстро сняла маленькую серебряную пряжку, дар княжеской дочери, и выступив вперед, сказала:

– Витязь этот, которому прыжки римлян известны лучше, чем тебе, готов подать, если ответишь ты на один вопрос: в каком платье ходит твое чудовище, когда ты выпрашиваешь подаяние у римлян?

Скоморох взял серебро, робко взглянул на Инго и ответил:

– Знаю я, что груб и лукав привет вандалов. А тебе скажу: кто хочет пляской понравиться римлянам, тот должен плясать нагишом. Советую тебе делать то, что делает там моя обезьяна.

– А я думаю, что твой пляшущий кот точно так же среди чужих позорит воинов моего народа, как чужих – у нас.

Мужчины кивнули головами и, улыбаясь, отвернулись от фигляра. Но Инго подошел к нему и спросил:

– Откуда ты знаешь, что я вандал?

– Это довольно ясно из того, что носишь ты на голове, – ответил скоморох, указывая на шапку Инго, в которую воткнуты были три ровных пера дикого лебедя. – Едва ли восемь дней прошло с того времени, как шибко досталось мне у бургундов от таких перьев.

Инго изменился в лице и, поспешно схватив фигляра за руку, отвел его в сторону.

– Сколько было тех, которые носили этот знак? – спросил он.

– Больше десяти, но меньше тридцати, – ответил фигляр. – С грубыми речами отнеслись они ко мне и грозили побоями, потому что мой малютка плясал в гусиных перьях.

– Бранивший тебя – седобородый воин с рубцом на челе?

– Он таков, каким ты обрисовал его; кроме того, человек это грубый.

Ирмгарда заметила, что витязь с трудом скрывал свое волнение и, отделившись от других, в одиночестве возвратился в дом.

Вскоре после этого во двор пришел Фолькмар, посол королевский. Инго принял его как давно желанного друга. Выслушав его вести, витязь повел Фолькмара к князю, и втроем они держали дружеский совет.

– Король приглашает меня к себе и обещает мне безопасность, – сказал Инго. – Что бы ни думал он в сердце своем, но я должен принять его приглашение. Одно только удерживает меня, и со стыдом сознаюсь в этом: не могу я неимущим человеком явиться ко двору короля; тебе известно, как я пришел сюда.

– Не будешь ты нуждаться, витязь, ни в коне, ни в одежде, – ответил король, – а Вольф прислужником последует за тобой; не советую тебе, однако ж, полагаться на слово короля и подвергаться риску угодить под топоры его телохранителей, и значит, бесследно исчезнуть за каменными стенами замка. Путь этот может оказаться бесславным концом твоей доблести.

Фолькмар тоже сказал:

– Тебе, витязь Инго, прилично пренебрегать опасностью, ибо знаешь ты, что порой отвага полезнее всего мужу. Но если ты намерен последовать приглашению короля, то не делай этого одиноким путником. В презрении будешь ты у короля и его дружины, и недостойно станут обходиться с тобой, если бы даже король и не посягал на твою жизнь. Таков уж обычай при дворах королей: только нарядная одежда, кони да прислуга дают витязю значение. Поэтому, прежде чем отправиться к королю, приобрети все это, но если за тобой последуют люди здешних лесов, то вконец будешь ты ненавистен королю.

– Разумно говоришь, ты, Фолькмар, – ответил Инго. – Если ты решишься показаться на глаза королю, то скажи ему, что благодарен я за высокое посольство и что предстану я пред его очами, когда снаряжусь, как того требует и его честь, и моя собственная.

– Ответ я отнесу, – ответил Фолькмар, – и надеюсь проворно отскочить в сторону, когда король запустит в меня кружкой.

Князь Ансвальд тоже одобрил изъявление такой благодарности, потому что его тайно тревожило требование короля, хотя он и мужественно скрывал свою озабоченность.

Когда Фолькмар и Инго остались наедине, то витязь сказал:

– Кто дал один благой совет, тот не откажет и во втором. Ты сам видишь, что я подобен щенку, которого кинули в воду. Добросердечны здесь люди, но редко предпринимают они военные походы; понаблюдай, верный товарищ, нет ли в стране славной работы для меча.

– Потерпи немного, – улыбнулся Фолькмар, – а между тем не брезгуй моими песнями, когда Ирмгарда станет петь их пред тобой, потому что искусна она в пении и игре на лютне. Но если я услышу про честные походы, то ты узнаешь об этом. Тебе известно, что осенью воинов манит родина, а весной – ратные походы.

– Теперь послушай, отчего без сна мечусь я по ночам, – продолжал Инго. – Бросок на Рейн разлучил меня с ратниками моими; подобно водному потоку, ринулись за мной в страну римские отряды; жрица тщательно скрывала меня до тех пор, пока не услала на север, а при расставании обещала разыскать соотечественников моих, с которыми я стоял у челноков. Но недавно слышал я от одного скомороха, что в этом месяце воины моего народа находились среди бургундов; один из них – Бертар, которого ты, кажется, знаешь. Если ты расположен ко мне, Фолькмар, то, коли возможно, проведай у верных людей эти вести; как ни милы мне иные из турингов, среди которых живу я, но не могу я успокоиться, доколе не узнаю, не избежал ли кто-либо из моих железа римлян.

– Хозяин дома этого расположен к тебе, но изменчиво сердце людей, и опирающийся на одну ногу легко устает. Ты почтил меня доверием своим, рассказав, каким образом тебя спасли из воды. Поэтому я попрошу тебя об одной милости. Некогда ты дал мне это золотое кольцо; возьми его обратно, витязь, чтобы я мог доказать тебе мою преданность. Со временем ты дашь мне больше, если только боги пошлют тебе удачу. Кольцо доставит тебе коня и одежду или готового на послуги товарища.

– Я охотнее взял бы взаймы у тебя, чем у другого, – ответил Инго, – ведь тебе известно, что без золота воин не ходит на битву. Данное мне Бертаром в день, когда я лишился его, я храню при себе на тот случай, чтобы нашедший у меня золото из благодарности предал меня честному погребению, если б одиноко лежало на поле тело мое.

– Тогда вспомни, витязь, и о живых, и если смею дать тебе совет, то дай что-нибудь Фриде, потому что во дворе перешептываются, будто она сняла с себя серебряное запястье с тем, чтобы угодить госпоже своей. Одари также своего оруженосца Вольфа, да не будут презирать его за то, что служит он неимущему господину. Не гневайся, если я говорю как твой наперсник, но кто привык искать милостей, тот разумеет, чем приобретается любовь.

Инго с улыбкой протянул ему руку.

– Только тебе ничего я не дам и охотно останусь твоим должником, – сказал он.

– А я твоим – покуда жив, – почтительно поклонился Фолькмар.

Инго последовал совету Фолькмара. Когда он дал своему, оруженосцу две золотые монеты с изображением великого властелина римлян Константина, то заметил по счастливому лицу Вольфа и его горячей благодарности, как ценились подобные дары в лесах. А после обеда, подойдя к Ирмгарде, в присутствии других он сказал:

– Подруга твоя, Фрида, за серебро, данное ею скомороху, выторговала мне радостную весть. Мне бы очень хотелось доказать ей свою благодарность, поэтому прошу тебя, возврати ей ее затрату этими монетами.

Иноземное золото стало меж женщин переходить из рук в руки; князь и все доброжелатели радовались, что гость поставил себя как подобает его достоинству, но Инго, по готовности мужчин на послуги, заметил, что их добрая воля проявляется куда как резвее, когда появляется надежда получить что-либо ценное.

Но Инго искал подарок и для милой его сердцу. Ирмгарда стояла на дворе, неподалеку от сиреневого куста, и Инго поспешил к ней. Она услышала звук его шагов, но не обернулась, чтобы никто не заметил радости на ее лице. И теперь, отвернувшись ото всех, они смотрели в глаза друг другу, не замечая на этот раз ночного певца, который в ветвях тревожно напоминал об отлете своим птенцам. И Инго повел потаенную речь:

– Прародительница моего рода, Швангильда, летала некогда над землей в одежде из перьев лебедя, и с того времени ровные лебяжьи перья составляют священный знак, носимый на шлемах и головных повязках мужчинами и женщинами моего племени. Мы стараемся похитить перья у живой птицы, потому что убить лебедя считается у моего народа преступлением. Сегодня мне удалось добыть одно украшение. Тебе, милая, предлагаю его – прими его и храни. На стерженьке пера я вырезал знак, который отмечает то, что принадлежит мне.

Ирмгарда смутилась, догадываясь, что перьями он выразил то, чего не смел сказать словами, и робко спросила:

– А может ли быть моим то, что принадлежит тебе?

С глубоким волнением ответил Инго:

– Потому только и мила мне жизнь, что знаю я одну девушку, которая когда-нибудь перед всем народом станет носить перо это.

И он снова предложил ей украшение. Ирмгарда взяла перо и спрятала его в своей одежде. Рука Инго лишь чуть-чуть коснулась ее руки, но Ирмгарда всем сердцем почувствовала это прикосновение.

– Ирмгарда! – раздался во дворе повелительный голос княгини.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации