Электронная библиотека » Густав Фрейтаг » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Инго и Инграбан"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 22:29


Автор книги: Густав Фрейтаг


Жанр: Литература 19 века, Классика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Первое слово тут принадлежит хозяину, второе – гостю.

Отправились гонцы, и три дня спустя снова сидели благородные мужи и мудрецы вокруг очага князя. Но не летняя пора стояла теперь, когда помыслы людей радостно витают над землей, а суровая зима, пора забот и озлобления. И когда князь начал свою речь, печально было лицо его.

– Король шлет второе посольство за Инго и его дружиной и на этот раз к союзникам и ко мне, и прислал он не певца, а витязя Зинтрама. Король народа требует чужеземцев в свой замок, поэтому спрашиваю: воспротивимся ли его приказанию или, принимая во внимание общее благо, исполним его волю?

Здесь поднялся Зинтрам и повторил угрозу короля:

– Силой хочет он взять чужеземцев, если мы сами не выдадим их; воины его злобствуют и радуются предстоящему походу на дворы наши. Некогда я уже предостерегал вас; теперь нам грозит близкая гибель. Мы обещали гостеприимно защищать одного чужеземца, но не один он теперь находится в стране нашей: чуждое племя рыскает по долинам нашим, и тягостна народу буйная челядь.

За речью Зинтрама наступило продолжительное молчание, наконец подал свой голос Изанбарт:

– Стар я, и не дивит меня изменчивость людских помыслов: мне и прежде случалось видеть не одного хозяина, радостно приветствовавшего, но еще радостнее отпускавшего гостей. Не угодно ли тебе поэтому, князь, сказать прежде всего: не нарушил ли чужой витязь прав дома, не оскорбил ли он чести твоей и не совершила ли его прислуга злодеяний в среде народа?

Князь Ансвальд, чуть поколебавшись, ответил:

– Не жалуюсь я на гостя, но груб и чужд нрав его ратников, и с трудом согласуется он с обычаями страны.

Изанбарт кивнул седой головой и сказал:

– То же самое пришлось испытать мне, когда с отцом твоим, Ирмфридом, гостили мы в стране вандалов. Насколько помнится, мы тоже казались вандалам чужими и грубыми, но хозяева весело улыбались, умиротворяли вражду воинов, где она возникала, постоянно просили нас погостить подольше, и когда наконец мы собрались в путь, то отпустили они нас с богатыми дарами. Поэтому полагаю, что, прежде чем принять гостей, хозяину необходима предусмотрительность и затем уже снисходительность, доколе гости находятся под его защитой.

И Ротари, которого называли толстощеким, поднялся и воскликнул:

– Насколько мне известно, у всех народов на земле поставлено законом, что прислуга принадлежит ее господину. Принимающий господина не может отказать в мире его провожатым, если только чужие сами не лишат себя мира своими злодеяниями. Очень хорошо знаю я, что тягостно твоему дому число присяжных воинов, и слишком уж велико для двора количество мужей и коней. Но когда они пришли, ты сам пожелал чести разместить их у себя, предпочтительно перед другими. Если бы их распределили, смотря по их роду, по дворам людей благородных и хлебопашцев, то никого бы не отягощали гости, и многие, при вечернем огне, с удовольствием слушали бы рассказы их о чуждых странах.

Но оскорбленный князь ответил:

– Я требовал совета не о пребывании чужеземцев во дворе моем, но о тягостных для нас велений короля.

Тогда ему ответил хлебопашец Беро:

– И другое еще тяготит нас, князь, больше даже, чем чужеземцы. Король ищет предлог взимать десятину со стад наших и со снопов полей наших; но мы видим, что стада и пахотные земли и без того становятся слишком малы для наших нужд. Все села переполнены здоровой молодежью, которая требует земли под новые дворы, пахотных полей, лугов и лесных пастбищ. Но кто даст их? Все распределено и отмежевано камнями; пастухи жалуются, что стада землевладельцев становятся слишком велики, а дубы оскудели желудями; распашке лесов противятся общины, но больше всего начальники. Многие полагают поэтому, что пришла пора расселяться нашему народу за рубежи страны, как во времена отцов и дедов. И мы спрашиваем по деревням, где же свободные земли для переселения? Таким образом, недовольство господствует в народе, и наши молодые люди могут примкнуть к тому, кто даст им свободные пашни, будь это даже сам король. Говорю я это в предостережение, потому что опасна алчность правителей, требующих для себя народного оружия. Не советую выдавать гостей королю, но если король хочет увести их силой, то пусть попытается. При мысли, что королевские воины могут угнать мой скот и спалить мои амбары, ярость овладевает мной, и я не поступлюсь нашим правом: всякий сочтет несправедливым, если мы выгоним гостей в снежную метель. И скорее погибну я со двором моим, чем из трусости нарушу данную клятву.

Довольный Ротари хлопнул хлебопашца по руке и вскричал:

– Так говорит достойный сосед – внемлите словам его!

Наконец, с заискивающим лицом, выступил и Альбвин:

– Я согласен со сказанным свободным хлебопашцем. Советую сдержать клятву, быть может, и тягостную, если только гости ссылаются на нее и желают нашей защиты. Но если они уедут добровольно, то мы окажем им содействие и предложим даров, чтобы беззаботно отправились они туда, куда влечет их сердце. Но помимо их доброй воли, мы не выдадим гостей королю.

С этим большинство охотно согласилось, в том числе князь и Зинтрам, но Ротари гневно вскричал:

– Вы хотите поступить, как лиса, однажды сказавшая крестьянке: это твоя курочка, но ничего больше я не требую.

А Изанбарт предостерег:

– Можете ли вы перекладывать на гостя обязанность, лежащую на вас и детях ваших? Кто похвалит хозяина, взывающего к великодушию гостей?

Долго препирались друг с другом лесные обитатели, а мнения между тем оставались несогласными.

Тем временем Гильдебранд громко пропел во дворе охотничье присловье и большим рогом созвал охотников. Вооруженные копьями и самострелами, со сворами борзых спешили туринги; с толстыми железными копьями, роговыми луками и палицами пришли не имеющие собак вандалы. Гильдебранд разделил охотников на два отряда: гостей и дворовых, присоединив к ним местных жителей. Охотники тихо прошептали охотничью молитву, затем Бертар сказал Гильдебранду.

– Без собак не быть удаче твоим гостям на скользкой тропе. Но раз уж известны тебе звериные ходы, то по крайней мере постарайся, витязь, чтобы не напрасно мои ратники утаптывали снег, потому что и быстрым ногам не настичь зверя там, где нет зверя. Иной раз ты далече усылал нас от следов лесных великанов – смотри же, чтоб нынче мы не были обижены в сравнении с местными жителями.

– У кого нет счастья и умения, тот пеняет на загонщиков, – возразил Гильдебранд. – Напрасно только напоминаешь, потому что распорядился я по всей справедливости.

Зазвучал рог, собаки рванулись на ремнях, весело поднялись охотники, приветствуя женщин, у ворот смотревших на отъезд. Проходя мимо Ирмгарды, вандалы мгновенно издали громкий, радостный крик и преклонили перед ней колена и оружие. Инго тоже подошел к ней.

– Ты только один, витязь, не обращаешь внимания на охотничьи клики, – сказала Ирмгарда.

– Остались еще и другие, – ответил Инго, указывая на дом.

– Не сомневайся в их верности, – попросила Ирмгарда. – Когда ты находишься при твоих витязях, то не слишком опасаемся мы, что между ними и нашими ратниками снова возникнет вражда.

Инго быстро облекся в охотничьи доспехи и поспешил за своими товарищами; нагнав их прежде, чем они разделились, он был принят радостными восклицаниями своих воинов; даже местные жители обрадовались ему, и все добрыми товарищами вошли в лес. Гильдебранд указывал дорогу, и ведомые деревенскими парнями, один за другим отряды исчезали в извилинах долины и за высокими древесными стволами. Вскоре вдалеке раздались удары загонщиков по деревьям, лай собак и веселый звук рогов. На этот раз вандалам посчастливилось: они подкрались к стаду зубров, среди которых гулял могучий бык, уже знакомый охотникам. Им удалось загнать стадо с холма в глубокую долину, где снежные завалы препятствовали бегу огромных животных. И тогда ринулись мужи на стадо сверху, а внизу, у подножья холма, на животных пошли охотники с копьями и стрелами. Удалось положить все стадо, только вожак, чудовищный бык, прорвался сквозь цепь охотников до более ровного места. Тогда Инго метнул в него тяжелым железом, раздался стук металла о тело, и сразу ручьем хлынула кровь.

– Задело! – вскрикнул Инго и в ответ раздался радостный крик остальных. Однако лесной великан с трудом, но взобрался в высокоствольный лес: без копья, широкими прыжками помчался за ним Инго, размахивая ножом. Животное снова бросилось, в глубокую лощину, волоча копье, и в то время, как Инго стремился вперед на холм, пытаясь опередить быка на свободном от снега участке, вдруг услышал он лай собак, охотничий клик и звук рога. Спустившись в долину, он обнаружил быка, лежащим на земле, с копьем Теодульфа в теле, а сам Теодульф стоял на животном и трубил победный клич.

– По законам охоты бык мой, – вскричал Инго, вскакивая на тело зверя, – мое копье нанесло ему смертельный удар!

Над добычей стояли друзья Теодульфа, и ярая злоба сверкала в их глазах.

– Мое оружие – и бык мой! – в свою очередь упорствовал Теодульф.

Тогда Инго вырвал копье Теодульфа из тела быка и далеко отшвырнул его, так что оно повисло в ветвях сосны. От бешенства туринг заскрежетал зубами; в какой-то миг он готов был броситься на Инго с кулаками, но смущенный доблестной осанкой мужа, отскочил назад и натравил на Инго свору собак. С воем бросились на витязя разъяренные животные, и тщетно вопил Гильдебранд: «О, горе!» Инго заколол ножом лютейшего из псов, а подоспевшие вандалы выручили из беды своего короля, поубивав копьями остальных собак.

– Конец охоте! – приказал Бертар. – Теперь начнется иного рода полевание, и не узрит следующего дня мерзавец, натравивший собак на нашего короля. Сегодня мы были собакобоями, как ты обозвал нас, так будь же последней собакой, которую мы убьем!

И он приготовился бросить палицу, но железной хваткой Инго впился в его руку.

– Никто да не осмелится прикоснуться к нему: этот человек принадлежит моему мечу. А ты, Гильдебранд, пригласи судей на судбище; немедленно, перед кровавыми следами убитого зверя разрешите мое право.

Оба отряда избрали каждый по мужу, а те, в свою очередь, третьего. Осмотрев раны, судьи пошли по кровавым следам до места, где копье Инго поразило быка, затем они вернулись и изрекли приговор: «Добыча принадлежит витязю Инго». Жестокая улыбка скользнула по лицу короля, и он повернулся спиной к быку.

– Советую, – смущенно начал Гильдебранд, – чтобы оба отряда не одновременно направились во двор; если угодно, витязи, то ступайте вперед.

– Вам будет полегче, – возразил Бертар, – а нам придется долго тащить из леса тяжелую ношу. Полагаю, не следует нам пренебрегать охотничьей честью, потому что об этой охоте еще долго будут говорить в стране.

Молча отправились застольники Ансвальда ко двору; только Теодульф говорил со своей обычной заносчивостью, чтобы речами заглушить кипевший в нем гнев; без охотничьего клика вошли они во двор, и Гильдебранд поспешил к князю. Уже стемнело, когда победоносный отряд подошел со своей добычей.

– Протрубите радостный клич! – вскричал Бертар. – Это подобает столь богатой охоте.

Раздались победные звуки, но никто не отпер ворот и Вольф вынужден был отодвинуть поперечную перекладину. Вандалы положили добычу перед домом князя с пилоном расстались с товарищами-турингами и молча собрались в своем доме.

Тихо было во дворе, бурный ветер завывал над кровлями, но в домах и палатах слышался шепот тревожных речей.

6. Разлука

На бой, которого не должно увидеть солнце, шли сумерками следующего утра Инго со своими боевыми товарищами, Бертаром и Вольфом. Под их ногами хрустел снег, злой ветер проносился над их головами, нанося в долины облака нагорного снега; завеса туч заволакивала свет неба; только духи смерти царили на земле, завывали в ветре, шумели в оголенных деревьях, в ледяных потоках несли весть, что из двух сильных витязей один лишится солнечного света и низойдет в студеное царство туманов. Бертар молча указал в сумеречную даль: на другой стороне ручья стояли три мужа – Теодульф со своими товарищами, Зинтрамом и Агино.

– Их ноги быстрее наших, – с неудовольствием сказал Инго, – похвали того, кто первым повернется спиной к туманной поляне.

Перед ними лежало поле битвы – песчаный остров, покрытый тонким слоем снега, с двух сторон окаймленный проточной водой. Не произнося ни слова, секунданты жестами приветствовали друг друга через ручей и, подойдя к прибрежным ивам, срезали большие ветви и ножами сняли с них кору. Бертар и Зинтрам перешли ручей одновременно, вышли на поляну и белыми колышками обозначили поле битвы. Затем каждый из них отошел в конец острова – один вниз, а другой вверх по течению ручья – и сделал знак соперникам, ратоборцы преклонились перед богами-заступниками, прошептали молитву и перешли вброд через ручей к своим товарищам. Секунданты отошли за ручей, а смертные враги ринулись друг на друга, без щитов, в железных шишаках, с поднятыми мечами. Сталь ударилась о сталь, вокруг них стонал ветер, и журчала ледяная вода. И был то жестокий бой, и оказался Теодульф недостойным славы, которую он имел среди своих товарищей: недолго длилась битва, столь быстро влекущая к смерти, – и с неудовольствием увидел Бертар на мглистом небе зарю, предвестницу дня. В этот момент Теодульф покачнулся под тяжелым ударом, Инго снова бросился на него и нанес решающий удар, который сокрушил врагу череп. Хлынула кровь, и ратник князя рухнул на снег. Инго подошел к нему чтобы острием меча пронзить – ему горло, но внезапно из-за холма проник первый луч солнца; багровый свет упал на лицо раненого, и Зинтрам, забыв в смертельной тоске об обете молчания, закричал:

– Пощади его, солнце видит!

Этот луч и этот крик тронули суровую душу победителя – он отвел меч и промолвил:

– Властитель дня не должен видеть, как я убиваю ратника гостеприимца моего, живи, если, можешь.

И отвернулся Инго.

А Теодульф, приподняв руку, сжатую в кулак, пробормотал:

– Не благодарю я тебя за это.

Инго через студеную воду. перешел к своим друзьям, и Бертар с упреком сказал ему:

– Впервые поскупился король, уплачивая смертельному врагу дорожные издержки в страну туманов.

– Не забочусь я о мести человеку, лежавшему под мечом моим, – ответил Инго.

Молча последовали за ним его ратники, а друзья Теодульфа тут же бросились за ручей помогать раненому.

Перед домом гостей толпой, в доспехах, стояли вандалы. Они увидели, что король невредимым возвращается с поляны, но Бертар воспрепятствовал им приветствовать Инго. В мрачном ожидании стояли во дворе княжеские ратники, пока не послышался жалобный стон Зинтрама, за которым несли на носилках сраженного витязя. Их поставили перед домом женщин; выбежавшая княгиня с громким воплем бросилась к своему родственнику, с мольбой простирая руки к супругу. За коротким молчанием во дворе настало неистовое оживление, вопли и крики о мщении; с успокаивающими речами поспешили союзники и начальники народа от одной толпе к другой, с грустью помышляя, что, кажется, разгорелось пламя, которое с трудом можно будет погасить разумными советами. Прежде всех попал в беду Вольф. Когда он подошел к своим товарищам-турингам, то они сначала враждебно посмотрели, потом повернулись к нему спинами, а Агино сказал:

– Кто в бою стоял против товарища нашего, тот отлучен от скамьи нашей, и если могу дать я тебе последний совет, то избегай нашего соседства, чтобы холодное железо не вознаградило тебя за измену.

– Позорно обходитесь вы с товарищем, – обиделся Вольф, – я поступал честно, в силу данной мной клятвы, которую вы сами некогда и одобрили. Мог ли в несчастье покинуть я своего господина?

– Если ты был ему товарищем в невзгоде, – возразил один из ратников, – то теперь ступай в его покой и пей мед с его друзьями, а нам отныне ненавистно имя твое, и да погибнет в нашем кругу даже память о тебе!

Даже старый Гильдебранд был откровенен:

– Еще отроком знал я тебя, и будь это возможно, дал бы тебе благой совет, но старинная пословица гласит: где поскользнулся господин, там упал слуга. Будь даже князь Ансвальд благосклонен к тебе, то защитить тебя от мести дворовых он не сможет. Я попытаюсь уговорить его, чтоб он освободил тебя от присяги, – отправляйся тогда с мечом своим на все четыре стороны.

Вольф отошел в сторону, чтобы скрыть от ратников свое лицо, воспылавшее от их упреков.

– Неужто твоя дорожная кладь так тяжела, что готов хныкать ты, словно ребенок, – раздался рядом с ним женский голос.

Юноша сразу разозлился:

– А вот твои насмешки мне горше, чем глумление всех остальных, потому что только из-за тебя я терпел службу при дворе.

– Благодарю, но кроме этих хором, стоящих в стороне от ратных путей, есть и другие дворы, где легче воину приобрести благосклонность начальника, а заодно и землю, и дом, чтоб мог он взять себе добрую жену. Мне же не нравится здешняя скамья витязей потому что ею властвует женщина.

– Ты советуешь мне уйти, Фрида, а сама остаешься здесь? – изумился Вольф.

– Мое призвание – прялка, и я должна ждать доколе мужчина не посадит меня на коня и не умчит в свой отчий дом. Достойными презрения кажутся мне хозяева, которые сперва тянут руки к гостям, а потом боятся их присутствия. Садись на коня, смело скачи по полям и ищи себе более надежного господина.

– Редко бывала ты ко мне ласкова, Фрида, однако ж трудно мне оставить тебя среди дворовых парней, – возразил честный Вольф.

– Быть может, я и уберусь со двора, – нервно ответила Фрида. – Если порой я и бывала с тобой груба, то знай, Вольф, что ненавижу я этих болванов с того момента, как отказали они тебе в товариществе.

Она ласково взглянула на него и исчезла, а успокоенный Вольф направился к дому гостей.

– О чем шепчутся запальчивые юноши? – поинтересовался Бертар.

– Они отлучили меня от себя, – мрачно ответил Вольф, – за то, что я был на поляне на стороне князя Инго.

– И как намерен ты поступить дальше, юный туринг?

– Я обрек себя на служение твоему повелителю.

Бертар жарко схватил его за руку.

– Так может сказать только доблестный человек. Ты всегда нравился мне; верен ты в службе, ласков с товарищами, и насколько возможно, я постараюсь, чтобы не раскаялся ты в своем выборе. Сперва поговори с витязем Изанбартом, чтобы он защитил и своим заступничеством освободил тебя от присяги, связующей тебя с хозяином, а затем – возвращайся к нам. Боги не дали мне сына, но тебя я буду держать подле себя вместо собственной крови, с тобой поделюсь последним глотком, рядом с тобой нанесу последний удар своим мечом. Добро пожаловать в нашу среду на странствования по грешной земле, на добычу и блаженную смерть в бою!

Ирмгарда тоже почувствовала нескладицу этого утра.

– Где дочь?! – воскликнул князь у постели раненого – Пусть она поможет матери своим умением врачевать.

Тихо, чтобы никто не услышал ее слов, ответила раздраженная княгиня:

– Она упорно отказывается подходить к его постели.

Негодуя, князь вошел в покои Ирмгарды – щеки девушки побледнели, но взгляд не уклонился от свирепого отцовского взора.

– Твое место у постели жениха твоего, бесчувственная! – закричал он.

– Если б я отдала ему мою жизнь, я бы возненавидела себя, – не шелохнувшись, ответила Ирмгарда.

– Это дело твоего отца, но если бы он и не хотел этого, то все равно – Теодульф из твоего рода, а мне брат по оружию. Неужели ты так мало почитаешь наши обычаи?

– Знаю я, батюшка, как подобает поступать твоей дочери. Пораженный столь заслуженным ударом, он прежде натравил собак на нашего гостя. Если я дщерь дома этого, то он мне – и чужой, и враг.

– Как безумная, говоришь ты. Мне хорошо известен лукавый умысел, смущающий твою душу, и слишком долго терпел я непереносимое.

И он угрожающе поднял руку.

– Убей меня, батюшка, властен ты в этом, но никогда не подойду я к постели нелюбимого человека!

– Если таково твое решение, то покоришься ты неволе! – вне себя от гнева закричал князь. – Я отведу источник, несущий такое горе в мой дом: отныне живи отдельно, узницей, пока не смирится непокорный дух твой.

Он оставил покой и через двор направился к очагу, собрались союзники и туда же двое начальников привели Инго.

Лицо князя побагровело от гнева и дрожал его голос, когда он начал в собрании свою речь:

– Смертельно Ранил ты Инго, сын Ингберта, моего отца Теодульфа, благородного мужа, родственника моей супруги, витязя, которому я назначил в жены мою дочь; повредил ты его тело в тайном бою которого не должно было узреть солнце; оскорбил ты мою честь, нарушил права гостеприимства, попрал присягу. Поэтому отказываю тебе впредь в мире моего дома и двора, разрешаю узы, некогда связывавшие отцов наших, гашу пламя очага, еще согревающее тебя, и проливаю воду, над которой некогда мы поклялись друг другу миром гостеприимства!

Он качнул котлом очага, пролил воду на пламя, и шипя, белый пар расстелился по дому.

Но Инго ответил:

– Смертельно оскорбленный в чести моей, я совершил дело необходимости, которое должен совершить каждый, не желающий бесчестно жить среди людей. Когда недобрый человек лежал под моим мечом, я вспомнил о твоем гостеприимном очаге и отвел острие меча. За добро, которым я пользовался под кровом твоим, теперь благодарю, но сумею защититься от зла, которое ты и твои друзья стали бы замышлять против меня; как погасил ты пламя, гостеприимно светившее мне, точно так же бросаю я на холодные уголья твоего очага знак, данный твоим отцом моему, снимаю с себя обязанности гостя, связывающие меня. Чужим пришел я, чужим и уйду; богам, высоким свидетелям клятв, приношу жалобу на несправедливость, причиненную тобой мне и моему роду, и испрашиваю их благословения для каждого, кто во дворе этом и в стране желает мне добра.

Он повернулся, чтобы уйти, но поднявшийся Изанбарт сказал:

– Хотя ты поссорился с нашим начальником из-за дела необходимости, но не в ссоре ты с народом, обещавшим тебе мир нашими устами. Если угодно тебе подождать решения общин о вражде твоей с князем Ансвальдом, то ты и твоя прислуга будете желанными гостями во дворе и у очага старца, стоявшего некогда в битвах бок о бок о твоим отцом.

Инго подошел к старику и низко поклонился ему.

– Благослови меня, отец мой, прежде чем уйду, потому что непохвально было бы с моей стороны оставаться в стране и возбуждать вражду в селах. Но доколе жив, не забуду я ласки твоей.

Старик молча положил руки на его голову, после чего Инго пошел к дверям. Со злобой и беспокойством заметил князь, что кое-кто из его земляков встал, чтобы проводить уезжавшего. Изанбарт подал ему руку и повел Инго через вооруженную толпу ратников грозно теснившихся у двери; напротив них на конях сидели вандалы, готовые к отъезду, а если нужда заставит, то и к бою. Но достоинство начальников усмирило злобу подчиненных; Инго вскочил на коня, подведенного ему Бертаром, бросил во двор долгий взгляд и помчался в ворота, за ним последовали его воины. Им вдогонку понеслись угрозы дворовых, но гневный голос Изанбарта заставил всех умолкнуть. Безмолвный, погруженный в тяжкие думы сидел князь у своего холодного очага.

За путниками по замерзшей земле застучали конские копыта. К Инго подскакал Беро и проговорил:

– Я привел тебе товарищей твоих, а теперь хотелось бы мне доказать тебе мою добрую волю. Село, в котором я живу, лежит на твоем пути, – пожалуйста, витязь, побывай у меня и отведай пищи земледельца.

– Советую тебе, – сказал Бертар, – принять приглашение вольного хлебопашца, я считаю его человеком доброжелательным, и разумны советы его.

– Не один ты из твоего племени желал мне добра, Беро, пока мы жили здесь, – с грустной улыбкой ответил Инго.

Витязи порешили последовать приглашению, и довольный Беро свернул на проселочную тропу. Их с громким криком нагнал Ротари.

– Первое посещение ваше – моего дома, – сказал круглый человек, протягивая к ним с коня руки. – Заботы оставь позади себя, витязь, и не гневайся на нас, если не в ладах расстался ты с князем.

Поехав рядом с Инго, он продолжал более искренне:

– Не один станет дивиться в стране, что твой меч отказал в последней чести драчуну; у этого человека есть враги в народе, потому что неправдив он и его род – я и сам из числа его недругов.

Таким образом, ласково разговаривая, ехал он среди воинов, порой вертел своим копьем и рассказывал о забавных проделках, так что хохотали слушавшие его чужеземцы.

Едва на другое утро первый отблеск зари проник в темный покой, как Ирмгарда тихонько, чтобы не разбудить спавшей служанки, поднялась со своего ложа, сказав себе: «Видела я во сне, будто ждущий меня стоит у ручья. Обледенели берега бегущей воды, унеслась сосна, приставшая к нашему берегу; среди камней и льдин плывет она вниз по течению, и никогда уже я не увижу ее. Не знаю, кого и любить теперь когда не стало его среди нас!»

Она накинула поверх одежды темное покрывало тихо отворила дверь и вышла на опустевший двор.

– Кто отодвинет мне засов у ворот? – сказала она, но прикоснувшись к ним, заметила, что деревянные клинья поперечной перекладины были выбиты.

Выйдя за ворота, она поспешила в горы, на то место, где некогда встретила своего возлюбленного. Она остановилась в страхе, потому что в сумеречном свете увидела вдруг у ручья высокую фигуру. А Инго уже спешил к ней навстречу:

– Я надеялся встретить тебя. Побуждаемый предчувствием, я мчался сюда ночной порой на резвом коне.

– К недругам едет король, – ответила Ирмгарда, – потому что мой род изменил клятвам. Горька мысль эта, ненавистна мне жизнь: и на меня станешь ты гневаться, вспоминая в несчастье о доме отцов моих.

– Где бы я ни был, но о тебе я буду помнить всегда! – воскликнул Инго. – От тебя одной жду я счастья в жизни. Ты для меня дороже всего, тверда ты духом, поэтому вручаю тебе нити, на которых, по словам жрицы, держится судьба моя.

И он протянул Ирмгарде маленькую сумку из кожи выдры, с крепким ремнем. Ирмгарда робко взглянула на дар.

– В ней сокрыты чары дракона, – продолжал Инго, – тайны римских побед, как полагают наши воины, и моя судьба. В королевском замке римлянин расточает золото, и очень может быть, что ратники короля готовят мне гибель. Если они убьют меня с моими воинами, то пусть не достанется римлянину то, что, как говорят, приносит ему победы. Сохрани поэтому пурпур, доколе я не потребую его, но если врагам удастся их дело, тогда отнеси таинственное знамение на могильный холм, который воздвигнут над моим прахом, и глубоко зарой его там, чтоб не попал он в чужие руки.

Взяв сумку, Ирмгарда обронила на нее свои слезы.

– Чужим был ты у очага отцов моих, но ты пребудешь навсегда моим гостем, Инго, и люб ты сердцу моему. Я сохраню данное тобой и буду молить богов, властителей судеб, чтобы залог этот и меня сделал участницей твоей судьбины. Родись я мальчиком, как того желали родители, последовала бы я за тобой по стезе твоей. Но одинокой, с сомкнутыми устами останусь я в нерадостном доме, о тебе думая, – о тебе, которого видят только ястребы, свирепые птицы, когда реют они между небом и грешной землей. Не зная отдыха, скитаешься ты, благородный человек, среди чужих стен, под ветром веющим и падающим инеем.

– Не кручинься, милая, – взмолился Инго. – Не боюсь я, что недругам удастся погубить меня. Пусть вихрится снег, но радостно сердце мое, что могу тебе довериться, о ком моя забота. И ночью, и днем одна только у меня мысль: как бы сделать тебя своей.

– Отец гневается, мать ненавидит, а дочь любит – есть ли на свете большая мука? – скорбела Ирмгарда.

Инго нежно обнял ее:

– Затаи свою любовь, как дерево таит свою силу в земле по миновании лета. Теперь вокруг нас бушует лютая сила зимы, белым саваном укрыта земля, но и ты, милая, молча неси ледяное бремя. А когда набухнут почки и молодая зелень покажется из земли, взгляни тогда на вешнее солнце: не услышишь ли пение диких лебедей, реющих в небе?

– Затаю и вынесу! – торжественно сказала Ирмгарда. – Но и ты запомни: когда вокруг твоей головы будет бушевать буря, знай, что скорблю я и взываю тебе, когда же красное солнце улыбнется тебе с небес – плачу по тебе!

Она оторвала от своего платья ленту и обвила ею его руку.

– Вот так связала я тебя с собой, и знай, Инго, что ты мой, а я твоя.

И обхватив руками его шею, она крепко прижала его к себе. В стороне послышался резкий крик хищной птицы.

– Сторож напоминает, что нам пора расставаться, – огорченно сказал Инго. – Благослови меня, Ирмгарда, чтобы счастлив был путь мой.

Он склонил голову, а Ирмгарда, держа над ним руки, шевелила пальцами и шептала молитву. В нечеловеческой скорби Инго еще раз обнял ее и умчался в сосновый лес. И снова Ирмгарда стояла одинокая среди скал и деревьев, а вокруг нее кружился снег.

Поздним утром вандалы выехали со двора Ротари и с ними окрепший духом Инго; но он молчал, потому что мысли его стремились назад, к девушке в княжеском дворе. В полдень прибыли они в деревню, известную под названием «Свободная топь», где находился двор Беро. Весело освещало солнце белый покров земли, вершины ив сверкали инеем. Мост, перекинутый через деревенский ров, был украшен зелеными сосновыми ветками, у избы сторожа стояли землепашцы в нарядной одежде, а перед ними Беро и шесть его сыновей, крепкие парни со статными фигурами и громадными ручищами. Беро приветственно воскликнул:

– Так как мы живем последними на твоем пути, то хотим обогреть вас под нашими камышовыми кровлями, прежде чем вступите вы на чужбину.

Всадники весело соскочили с коней и вошли в деревню, окруженные землепашцами.

– Угощением гостей мы поделимся, – продолжал Беро, – чтобы каждый мог почтить их, а если молодым людям угодно, то, отобедав с нашими парнями, они могут поплясать с девушками в просторной избе или на подметенном гумне, как у нас принято.

Он взял под уздцы коня Инго и ввел благородных гостей в распахнутые ворота. Пока его сыновья привязывали коней и засыпали им овес, гости подошли к дому, на пороге которого их ждала мать Фриды. Она подала им загоревшую от солнца руку. В сенях, на глиняном полу стоял стол и деревянные стулья, в глубине дома с возвышенных подмостков на вошедших таращились голубоглазые, с белыми как лен волосами ребятишки, – и когда гости улыбались им, дети смущенно прятали головки за перилами.

– Проси обедать, – сказал Беро жене, – да подавай на стол все лучшее, что есть в печи, потому что гости привыкли к господской пище.

Инго пригласил было хозяйку сесть возле себя, но на отказалась и сама стала подавать кушанья.

– По-моему, это хороший обычай, – пояснил Беро, потому что глаз хозяйки лучше всего видит, чего не достает гостю; да и хозяину бывает в тягость, когда прислуга подслушивает хозяйские разговоры.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации