Текст книги "Жена депутата"

Глава 7

– Я сегодня заберу тебя с работы. Во сколько ты заканчиваешь, в шесть?

Демид аккуратно откладывает приборы в сторону, вопросительно глядя на меня.

– Зачем?

– Что – зачем?

Мы сталкиваемся взглядами, а я повторяю свой вопрос:

– Зачем ты за мной заедешь?

Демид, прежде чем ответить, промакивает салфеткой рот, делает глоток кофе, поудобнее устраиваясь на диванчике. Смотрит, чуть сощурившись, и мне не по себе от его взгляда, но я жду. Мы все ещё ни разу не приблизились к главному: какой у Старостина мотив помогать мне? А, главное, перед кем он собирается изображать счастливого мужа?

Что-то подсказывает, что его ответы мне совсем не понравятся, но не знать всей правды ещё хуже.

– Если ты знаешь способ, как придать нашим отношениям правдоподобности, поделись. Я тебя внимательно слушаю.

Я молчу, мне нечего сказать в ответ, но он расценивает мое молчание по-своему. Лицо застывает, превращаясь в каменную маску.

– Всё-таки решила дать заднюю? Испугалась?

Мне страшно, но теперь, когда Демид собственноручно сжёг мосты, уже некуда отступать. Он прекрасно это знает, и до конца я понимаю только сейчас: цветы были не просто способом подчеркнуть наши отношения, это провокация. И затрагивали они, в первую очередь, Володина.

Его патологическая страсть ко мне для Старостина никогда не была секретом, а уж в манипуляциях ему нет равных.

– Я же сказала, что согласна, – выходит раздражённо, – тебе клятва на крови нужна?

– Слабо?

А вот это он зря. Я успеваю забрать у него нож, прежде чем официант уберет со стола. Выбираю его аккуратно о салфетку. Демид щурится, оценивая, насколько далеко я готова зайти, но что мне терять? Я проверяю нож на остроту, а потом резко провожу им по раскрытой ладони.

Первое мгновение совсем не больно: на пораненной коже быстро выступает алая полоса, и только потом я чувствую.

Официант ошарашено стоит возле стола, лицо побледнело. В лицо мне старается не смотреть, а я протягиваю ему нож рукояткой вперёд:

– Спасибо, – а Демид кивает ему:

– Свободен.

Я протягиваю руку раскрытой ладонью к нему:

– Ну давай, раз я тебе душу продаю, доставай договор. Будем скреплять.

– Не дорого ты свою душу ценишь, – медленно произносит Старостин. Берет меня за запястье, кожа его ладони горячая и шершавая. Кровь алой каплей стекает по локтю, мы оба следим за ее движением. А потом, когда она падает на белоснежную поверхность стола, Демид делает то, чего я от него никак не ожидаю.

Склоняется к моей руке и проводит языком по ране. Щиплет, я шиплю, пытаясь скрыть за этим звуком свои настоящие эмоции – на самом деле я ощущаю, что меня это заводит. Ничего более эротичного, чем то, что происходит сейчас, между нами ещё не было.

Я сжимаю колени, ощущая томительную тяжесть внизу живота. Возбуждение накатывает резкой волной, заставляя щеки гореть огнем.

Слишком пошло.

– Вкусно? – спрашиваю севшим голосом, выдавая себя с головой. И он понимает: выпрямляется медленно, но не выпускает моей руки:

– Я могу продолжить.

Фраза как спусковой крючок, я безвольно закрываю глаза, позволяя ему поглаживать мое запястье большим пальцем. Каждое касание так остро, точно я вся – оголенный нерв.  Голова кружится, мне не хватает дыхания. Я облизываю пересохшие губы, так явно ощущая на них его тяжёлый, гипнотизирующий взгляд. Если бы можно было трахать глазами, я сейчас верещала бы, как последняя девка.

Черт возьми, мне хочется, чтобы он продолжил. Чтобы его язык касался чувствительной точки между ног, которая сейчас изнывает от одного только воспоминания о нашей близости.

Я хочу его. Хочу, чтобы он продолжил, настолько сильно, что еле останавливаю себя, прежде чем попросить Демида не останавливаться.

Сердце рвет грудную клетку, молчание даётся невыносимо тяжело. Когда я нахожу в себе силы открыть глаза, то понимаю, что Демид возбуждён не меньше меня. Это заметно по его потемнешему взгляду, который с жадностью ощупывает мой приоткрытый рот, ложбинку груди в вырезе платья.

– Мне на работу пора, – меньше всего я сейчас хочу оказаться там, но – надо.

– Тогда поехали, – он выглядит разочарованным, только,  в отличии от меня, куда быстрее справляется с собственными эмоциями.

И все же, когда я поднимаюсь из-за стола, то успеваю заметить, что его штаны топорщатся в районе ширинки.

А вот эрекцию так быстро не спрятать.

Я долго решаюсь, прежде, чем войти в приёмную Володина. В руках заявление на увольнение, Демид обещал, что мой вопрос решат завтра– послезавтра. Даже если Андрей будет против.

Задерживаю дыхание, как перед прыжком в холодную воду, открываю дверь резче обычного и делаю шаг. Под подошвой туфель громко хрустит битое стекло.

Все букеты поломаны, цветы устилают пол приемной вперемешку с разбитыми вазами.

Липкий ужас крадётся по позвоночнику, но я не теряю самоконтроля. До стола десять шагов, и я иду, стараясь не наступать на крупные осколки. Только все равно выходит слишком шумно, да и нет смысла скрываться.

Володина снова нет.

Вызываю уборщицу по телефону, и когда она заходит, делаю бесстрастное лицо.

– Ох ты ж, Господи, – Галина Николаевна взмахивает неловко обеими руками, заметив погром, но я молчу, показывая всем видом, что нечего тут обсуждать.

К счастью, она работает здесь не первый день и все понимает сама. Сгребает в совок остатки того, что ещё несколько часов назад было десятком шикарных букетов.

Я смотрю невидящим взором в битый пиксель в углу монитора. Нужно потерпеть ещё немного. Сколько сотен раз я говорила себе эти слова и сколько ещё – скажу?

Терпение никогда не было моим лучшим качеством, видимо, кто-то сверху решил прокачать мои навыки насильно.

Двадцать минут требуется уборщице, чтобы привести приемную в порядок. Я оглядываюсь, отмечая детали: царапину на деревянном подлокотнике кресла для посетителей. Картину маслом местного художника, с изображением центра города. Фикус на подоконнике, который появился здесь одновременно  со мной и сейчас вымахал в елёного монстра высотой полтора метра.

Буду ли я скучать по всему этому?

Прислушиваюсь к себе и понимаю: не очень. Иногда кажется, что мой кабинет, моя жизнь – клетка, из которой не выбраться самостоятельно. Я пыталась, дважды, и оба раза ничего не вышло. Самостоятельно мне не справиться, проверенно опытным путем.

А сейчас появилась надежда, призрачная, но я не буду отказываться ни от одного шанса, даже если мне придется жить вместе с Демидом.

Тру переносицу, ощущая бесконечную усталость. Я пока даже представлять не хочу, каково мне придется с ним под одной крышей. Делить кровать, изображать счастливую жену, врать близким, что выхожу за него по любви.

Это только мои чувства никак не могут отпустить, хотя четыре года приличный срок, чтобы разлюбить. А я – не смогла. Не вянет моя старая любовь, как не старайся.

Что испытывает ко мне Демид, кроме влечения, я предпочитаю не знать. Будем считать наш союз деловыми отношениями, если он состоится ещё.

Галина Николаевна не успевает убраться до конца: начальник влетает в кабинет, едва не снеся женщину. Она тихо ойкает, хватаясь за край моего стола, но не возмущается вслух.

– Выйдете! – Володин рявкает так громко, что уборщица вздрагивает и испаряется за одно мгновение.

Теперь между нами никто не стоит. Я стараюсь не трястись и не взиматься в кресло, от разговора все равно никуда не убежать. Напротив, лучше здесь, в стенах Администрации.

При свидетелях Андрей не будет срываться.

– Дрянь, – выплёвывает он ругательство, нависает над столом, упираясь в столешницу кулаками.

Его светлые глаза с красными веточками лопнувших сосудов смотрятся страшно, ноздри раздуваются от еле сдерживаемого гнева:

– Ты когда успела за моей спиной? Совсем краев не видишь? Думаешь, он тебя спасет? Поиграется и бросит, а ты опять сопли кровавые по лицу размазывать будешь!

Я молчу, не позволяя его словам цеплять меня. Ничего, скоро конец рабочего дня, потерпеть немного.

– Что ты молчишь?! – он замечает заявление, хватает его, сминая с края бумагу. Я вижу, как двигаются глаза, пока Андрей читает по строчкам написанный от руки текст. И отмечаю ту самую секунду, когда до него доходит, что там написано. Он переводит на меня взгляд, комкает лист, а потом одним взмахом руки скидывает со стола монитор.

Вот тогда я вскрикиваю, закрывая лицо руками от неожиданности. Андрей хватает меня за локоть, тянет из-за стола, и мы замираем напротив друг друга, так близко, что воздуха-то и не остаётся. Он дышит быстро и неглубоко, как после забега, грудь ходуном ходит.

– Отпусти меня, – я все ещё пытаюсь говорить спокойно, хоть и от страха бьётся бешено в груди сердце, а он встряхивает меня – как куклу:

– Ты специально же, да? Чтобы я ревновал, устроила весь этот цирк? Я тебя никогда не отпущу, слышала? Что ты так смотришь, ведьма, всю душу вымотала? Я без тебя жить не могу, – он говорит это уже спокойнее, но от того только страшнее становится, – никогда ему не отдам. Сдохнем с тобой, но оба.

Вот этого я и боюсь.

Молчать, нужно молчать, и тогда Андрей придет в себя, а потом будет извиняться, сам боясь того, что творил. Но сегодня не работают мои привычные методы, кожа под его пальцами горит, а значит, будут синяки. Каждый мужчина в моей жизни оставляет отметки на теле, показывая: женщины слишком слабые, чтобы сопротивляться в одиночку.

Но я справлюсь, я выживу, выгрызу себе свободу.

А пока надо молчать.

– Что у вас тут происходит? – Идрисов, глава администрации застывает на пороге, его глаза сканируют быстро всю картину: черный мусорный мешок, из которого торчат ветки цветов, разбитый экран, свисающий на одном проводе, руки Андрея, сжимающие мои отнюдь не с любовью.

Глаза его сужаются, выдавая раздражение, и Володин безошибочно ловит настрой главного. Медленно, очень медленно его пальцы освобождают меня из захвата, и он отступает нехотя

– Устроили тут… балаган. Со мной идёшь и давай мне без шуток, – кивает Идрисов, и Андрей покорно отправляется следом, оборачиваясь напоследок.

Мы ещё не договорили, читается в его глазах.

Глава 8

Глава 8

Когда я спускаюсь в фойе нашей администрации, чтобы передать курьеру посылку Андрея, мы почти сталкиваемся с Наташкой. У нее в руках зажата шефовская корреспонденция, у меня – небольшая коробка. Скандалы скандалами, а работа продолжается, даже если мне абсолютно не хочется делать хоть что-то ради Володина.

Его сегодняшняя истерия, да ещё перед Идрисовым – плохой знак. Я и раньше знала, что предложение Демида мне выйдет боком, просто так меня Андрей не отпустит. Вопрос, насколько далеко он зайдет.

– Я тебя подожду, – одними губами шепчет Наташа, и пока я расписываюсь на бланке за все ещё своего начальника, нетерпеливо стоит сбоку. Светлые брови нахмурены, она сверлит меня взглядом, но я не тороплюсь.

– Все правильно? – уточняю у курьера, молодого парня с веснушками. Он кивает, забирая коробку, а я оборачиваюсь к Наташе, – ты дыру во мне прожжешь.

– Это правда? – голос у нее серьезный и грустный, а я гадаю, что из случившегося сегодня может стать причиной ее печалей:

– Ты о чем именно? Если про дыру, то однозначно.

Она закатывает глаза, подхватывает меня под локоть – неудобно, у нас разница в росте добрых пятнадцать сантиметров и это с учётом моих шпилек:

– Я пока тут по кабинетам гоняла, слышала, что тебя переводят от Володина и он поэтому поводу превратился в Халка и крушил кабинет. Так?

– Нуу, – тяну, – частично. А куда переводят, сказали?

– А вот это уже ты скажи, что за предвыборный штаб? Ты будешь помощницей депутата? И вообще, когда ты успела, мы с тобой утром только виделись?

Вопросы сыпятся из нее безостановочно, а мне нужно время, чтобы придумать ответ. Нельзя сболтнуть лишнего. Наташка хорошая, но язык у нее без костей, где-нибудь ляпнет не то и вся наша легенда с Демидом с треском провалится.

Легенда, думаю я, мысленно усмехаясь, – мы так и не пришли к тому, что будем рассказывать о наших внезапных отношениях.

Почему-то я уверена, что официальная версия про депутата – дело рук Демида, и я не удивлюсь, если здесь замешан и сам Идрисов. Не так много людей в администрации, с чьим решением будет вынужден согласиться Андрей.

По крайней мере, формально, остальных он даже для виду слушать не станет.

– Чего замолчала?

Я на подругу глаза поднимаю и, вздыхая, говорю:

– Увольняюсь я, Наташ. И замуж выхожу.

Ее лицо немедленно вытягивается от удивления, но я вижу Идрисова и Володина и шепчу ей:

– Потом, все обсудим позже, – и пока меня не заметили, спешно поднимаюсь по ступеням вверх. Хочется услышать их разговор, я замираю осторожно на втором этаже, прячась за балюстрадой.

Отсюда видно лысеющую макушку Главы и Андрея, он стоит полубоком ко мне, но я вижу его лицо, ловлю нервные движения. Идрисов выговаривает что-то ему, и я ловлю  раздраженное Володино:

– Почему именно он?

И больше ничего расслышать не могу, но интуиция подсказывает, они говорят о Демиде. Темная лошадка, спутавшая все планы Андрея. Ехидно замечаю, что он сам виноват: нечего было тогда переходить дорогу Старостину, если бы они смогли договориться, сейчас всем было бы проще. Ну, разве что, кроме меня

Бросаю взгляд на часы – до конца рабочего дня ещё два часа, сто двадцать минут. Выдержу, что это в сравнении с годами, проведенными тут.

Когда Андрей прощается с Идрисовым, я спешно поднимаюсь в кабинет, надеясь успеть первой. Сломанный монитор унесли в ремонт, на моем месте сидит программист Илья, неспешно обновляющий программы – я попросила его почистить компьютер от ненужной информации. Неторопливый, он проторчит тут ещё не меньше часа, ещё один свидетель, при котором Володин, возможно, постарается вести себя прилично.

Он не появляется до самого конца рабочего дня. Я поливаю фикус, вытирая его большие листья от пыли, складываю в коробку все личные вещи – их набирается совсем мало.  Пару ежедневников, ручки, кофейная чашка, упаковка тампонов. Визитки летят в мусорку, все номера, какие нужны, записаны в телефонной книжке.

Я не уверена, что приду сюда завтра, и спросить пока не у кого: Демид бурчит, что занят и перезвонит позже, а о чем договорились Володин и Идрисов – загадка. Стоило бы зайти к Наташе, чтобы попрощаться, но я боюсь пропустить появление Андрея.

Он заходит, когда я уже запираю его кабинет, убедившись, что он ничего там не оставил.

– Не бойся, – произносит, замечая, как я дёргаюсь от неожиданности. Нервы ни к черту, возможно я слишком  накрутила сегодня себя, – трогать не буду.

– Да уж спасибо, хватило, – не сдерживаюсь я. А у него желваки по лицу гуляют, губы поджаты. Я прислоняясь спиной к двери в его кабинет, сжимаю коробку обеими руками, он опирается на мой стол, скрестив ноги.

Молчим оба, разглядываем друг друга. Я жду, когда он заговорит первый.

– Я к твоим ногам весь мир сложить готов, только пальцем помани. Я тебя люблю, дура, а ты со мной как со скотиной. Чего тебе не хватало, Дина?

– Свободы, – тихо говорю, но он слышит, все понимает, все знает, только правда эта неприятна ему.  Поэтому и вцепляется в стол сильнее, так, что белеют костяшки пальцев. – Твоя любовь меня всегда душила, и не любовь это – эгоизм. Ты меня к себе в подчинение хотел,как вещь иметь, как игрушку. Захочу – поиграю, захочу – и сломать могу. Только я живая.

– Ты думаешь с ним тебе легче станет? Он бросит тебя, а ты потом ко мне приползешь, на коленях будешь просить, чтобы обратно вернулось все.

Я голову вскидываю, к нему приближаюсь и оставляю ключи на столе, рядом с его ладонью:

– Я лучше вены себе перегрызу, чем обратно.

Его лицо, бледное, начинает краснеть, заливаясь цветом от самой шеи. Володин дёргает себя за галстук, ослабляя узел, а я назад шаг делаю, увеличивая между нами расстояние.

– Лучше бы я тебя тогда убил, – говорит напоследок, и по голосу понятно – и вправду так думает. Чудовище, спящее внутри него, снова выползло наружу.

– Лучше бы убил, – соглашаюсь, – а теперь поздно.

С Наташей нам так и не удается пересечься. На том же месте, под знаком "стоянка запрещена", стоит знакомый "Мерседес", и сердце радостно ухает, когда я вижу его там. Коробка неудобная, постоянно норовит сползти из рук, и Демид выходит мне навстречу: высокий, красивый, с модной стрижкой. Он уже успел переодеться, белое поло подчёркивает смуглость его кожи, рукава футболки обтягивают внушительные бицепсы.

– Давай сюда, – он забирает коробку из рук, целует коротко в губы и успевает шепнуть:

– Будь естественнее, – а я только потом вспоминаю, что мы играем в спектакль. Я все ещё не знаю до конца своей роли и чем он для нас закончится, но улыбаюсь.

Прижимаясь щекой к его плечу, Демид, если и удивлен, то виду не показывает. Его запах тут же проникает в лёгкие и пьянит, и я позволяю себе вольность, прежде, чем мы сядем: переплетаю свои пальцы с его и сжимаю крепко.

Небольшая компенсация за тяжёлый день.

Демид садится за руль, сегодня он без водителя. Ему идёт этот автомобиль, нахальная улыбка, с которой мужчина смотрит на меня.

– Говорят, Володин сегодня устроил концерт?

– Ты знаешь это не хуже меня, – снова переживать сегодняшний ужас мне не хочется, – твоя работа?

Он кивает, переключаясь на дорогу:

– Ускорил процесс. Пришлось заставить его через начальство, сам он с тобой расставаться ну никак не хотел.

– И Идрисов пошел на это ради тебя? – с сомнением в голосе спрашиваю я.

– Не за просто так.

– Ты купил меня?

Вопрос для Демида неожиданный, он косится на меня, молча, а потом просто пожимает плечами. Вот и понимай, как хочешь. Я распрямляю платье на коленях, обдумывая последние события, и не сходится у меня никак. Поправляю ремень, пальцы слегка подрагивают, стоит только задуматься о настоящих мотивах Демида. Но я всё же спрашиваю, прерывая молчание:

– Не слишком ли дорогая цена за меня выходит?

– Боишься, что я переплачиваю?

– Нет, – отрицательно мотаю головой, – что недоговариваешь.

Мы стоим на светофоре, басы из соседней машины прорываются даже сквозь шумоизоляцию нашего авто. Когда кажется, что ответа я так и не получу, Демид находит свободной ладонью мое колено и сжимает. Только от одного этого движения пульс сразу начинает частить, жар простреливает нутро, а я силком заставляю себя не раздвигать бездумно ноги. Ему нравится такая моя реакция, я отмечаю самодовольную мужскую усмешку, едва касающуюся уголков губ.

– Не бойся, Дина, ты все узнаешь. Я не хочу делать тебе больно, – мы стартуем на зелёный, позволяя шумной машине уехать далеко вперед от нас. Кожу, где только что была его ладонь, печет, и я накрываю это место своей рукой, чтобы сохранить ощущение ещё немного.

Тяжело, когда собственное тело не в ладу с головой, ещё хуже, что Демид знает о моей слабости и пользуется.

– Я не тебя боюсь, а того, что ты не будешь мешать, когда другие начнут делать мне больно.

Ему хватает краткого мига, чтобы справиться со своими эмоциями, но я успеваю заметить.

Кажется, каждому из нас придется играть в свою собственную игру.

Глава 9

Глава 9

Я ожидаю, что Демид отвезёт меня домой, но он сворачивает в противоположную сторону. В городе он разбирается хорошо, и я не думаю, что это ошибка, скорее всего, у него другая цель.

Представляю на миг, что он везёт меня к себе, и в животе снова пульсацией отдается слабое эхо возбуждения. Щекотно и немного стыдно собственных эмоций. Я с ним – как оголённый провод, только коснется, и бьёт разрядом.

– Сейчас поужинаем, потом встретимся с одним человечком, – точно читая мои мысли, говорит Демид, и я киваю. – Мясо будешь?

– С кровью, – он косится на меня, хмыкает:

– С кровью так с кровью.

Мы подъезжаем к Набережной, на которой расположено несколько элитных ресторанов. Отсюда противоположная часть города как на ладони; крутится, сияя разноцветными огнями, колесо обозрения, мимо плывет речной трамвайчик. Демид паркует машину, мы выходим из нее одновременно, а потом он снова поступает против правил: берет меня за руку.

Его ладони сухие, кожа жёсткая и горячая, опаляет меня жаром. Я смотрю на переплетение наших рук – его смуглая, опоясанная часами на тяжёлом браслете, с длинными пальцами, моя – светлая, без единого кольца, из украшений только нюдовый лак на ногтях. Смотрится так гармонично, что приходится себе в который раз напомнить: это лишь имитация.

Фальшивка.

Но тело все равно живёт своей жизнью, я ощущаю, как болезненно ноют соски, касаясь белья, и тянет в промежности. Если не считать прошлой с ним ночи, секса у меня не было уже очень давно, и все нутро просто вопит о том, что не мешало бы хорошенько оттянуться в компании со Старостиным, только мозг против. Он ещё не отказал мне. Пока что.

– Не забывай про нашу договоренность, – напоминает Демид, как будто у меня вообще есть хоть какой-нибудь шанс забыть о ней.

– А когда будет та часть, где ты смотришь на меня влюблёнными глазами и клянешься в любви? – мне хочется его поддеть, но Старостин не тот тип, кого можно легко смутить. Я вижу, как в его глазах играют черти, а сам он легко включается в игру. Обхватывает мое лицо ладонями, притягивает ближе и целует.

У него жёсткие, требовательные губы, они сминают мои, заставляя поддаваться. Когда его язык переплетается с моим, мозг всё-таки капитулирует. Я не понимаю, где я, не понимаю, что с нами происходит, и поведи меня сейчас за собой Демид, я бы пошла за ним безвольной жертвенной овцой.

Сопротивляться ему невозможно, да и не хочется.

Надо бы напомнить себе за что именно я его ненавижу, но какое это имеет значение, когда жар его ладоней даже сквозь платье обжигает до самых костей? Я не горю, я сгораю под его напором, теряюсь в кольце рук.

Отвечаю на поцелуй Демида, скольжу пальцами по смуглой коже рук, цепляясь за них, чтобы устоять на месте. Небритость его щек царапает мою нежную кожу, колко и остро. Когда он отступает, я понимаю, что снова могу дышать, но не стоять самостоятельно. Без него холодно, даже в такой жаркий вечер, как сегодня.

В черной глубине глаз Демида невозможно разобрать ни единой эмоции, он слишком серьезен для человека, который только что изображал со мной страсть. Только невозможно так играть, слишком чувственно.

– Идём, – мы снова держимся за руки, как влюбленные, я ловлю на нас взгляды прохожих. Наверняка, у меня сейчас опухшие губы и красное лицо в том месте, где его касалась щетина.

Мы занимаем стол на веранде второго этажа. Стол забронирован, значит, Демид заранее решил сюда приехать. Я кошусь на него, пока он в очередной раз разговаривает по телефону, разглядываю его профиль. Он щурится, смотря на заходящее в водную гладь солнце, сидит вальяжно в кресле, раскинув руки.  У него короткие густые ресницы, тяжёлая линия челюсти, которая ничуть его не портит.

Мужская, но не смазливая красота.

За ужином мы преимущественно молчит, вклиниться в череду звонков разговорами почти невозможно, и мне даже становится его жалко, когда стейк перед ним успевает остыть, прежде, чем он доест.

Мне часто приходится общаться с такими людьми, как он, чей телефон, кажется, уже врос в ухо.

Когда, наконец, он выключает его, отшвыривая в сторону, солнце уже окончательно ушло за скайлайн.

– Может, вина? – предлагает, но я качаю головой. Мне и так пьяно рядом с ним, – тогда поехали, познакомлю тебя с прессеком. Он будет курировать мою предвыборную кампанию.

– Что  я должна говорить?

– Что любишь меня, – не глядя, произносит Демид, а я чувствую острый укол в сердце.

– А может, мы обсудим детали нашего, – делаю на этом слове акцент, – договора?

– Что именно ты хочешь знать? – наконец, он смотрит на меня, перестав избегать зрительного контакта, – мы заключим с тобой брачный договор, два года проживем вместе, а потом расстанемся. Я помогу тебе уехать из города. За то, что ты изображаешь мою жену, тебе ежемесячно будут приходить деньги на счет, трать их, как вздумается, хочешь – отложи. Сумма нормальная, но незаоблачная. Распишемся на следующей неделе, можешь начать искать свадебное платье, ресторан забронирован. Что еще? – он замолкает ненадолго, после чего добавляет уже тише, – о предохранении позаботься сама, я думаю, не стоит объяснять, что ни тебе, ни, тем более мне, сейчас не нужны осложнения.

Пальцы сцеплены под столом в замок, чтобы не видно было, как они дрожат. Я не выдерживаю, отворачиваюсь в сторону, ругая себя.

А чего я, собственно, хотела? Нарисовала себе сказку, что ему не все равно.

– Последний вопрос, – выходит глухо, – почему именно я?

Он отвечает после раздумий:

– Это правдоподобно. Удобно. Про наш роман знали нужные люди, а тебе можно доверять.

– Ты уверен? – усмехаюсь. Теперь мне хочется быстрее попасть к себе домой, очередная попытка бегства, которые у меня никогда не выходят. От себя не спрятаться.

– На сто процентов – нет. Но верю больше, чем другим. Но ты можешь считать это компенсацией за то, что я был мудаком, – добавляет Демид неожиданно, и на лице его нет ни тени веселья.

Прессекретарь поджидает нас в холле гостиницы, где Демид снимает номер. Сидит за макбуком, на носу очки, модная прическа, под рукой стакан кофе из Старбакса. Не прессек, а мальчик с Ютуба.

Заметив нас, он встает спешно и приветливо улыбается:

– Артем Рыбаков, – обменявшись рукопожатием с Демидом, следом он протягивает руку и мне. Удивление свое я не  показываю, а вот протянутую ладонь пожимаю. Высокий, худой, Артем не то, чтобы мне особо нравится, но за очками в модной оправе скрываются умные глаза. Я пытаюсь вспомнить, слышала ли где-нибудь его имя, но тщетно. Обычно, когда вращаешься в одних и тех же кругах, большинство фамилий на слуху, но он для меня – загадка.

– В номере все расскажешь, – Демид делает пригласительный жест и мы вместе поднимаемся наверх.

Кабина лифта слишком тесная, чтобы нам было комфортно стоять на расстоянии. Я отказываюсь близко к Старостину, мы касаемся друг друга локтями и это соприкосновение голой кожей вызывает мурашки, тонкие волоски встают дыбом. Я провожу ладонью по предплечью, точно пытаюсь разгладить кожу, выглядит смешно и нелепо, и я злюсь на себя.

Демид замечает, но как водится, не комментирует ничего.

В его номере воспоминания о прошлой ночи резко вторгаются в сознание, я запинаюсь на пороге, не давая Артёму пройти.

Я слишком хорошо помню прикосновения языка Демида сквозь кружево белья, и фантомное чувство как дежавю, накатывает заново. В промежности становится горячо и влажно, и мне кажется, что Артем отмечает мое замешательство. Неудобно и стыдно, поэтому я извиняюсь:

– Покину вас ненадолго.

– Прямо и направо, – подсказывает Демид, я киваю, не глядя. Меня здесь все смущает и в первую очередь – он сам. Слишком внимательный.

Туалет, как и все в этой гостинице, обставлен со вкусом, но без излишней помпезности. Темная плитка, черная фурнитура, мягкая подсветка зеркала. Благодаря ней я не выгляжу настолько измождённой, насколько сейчас ощущаю себя.

Я включаю воду, подставляя ладони под сенсорный выключатель, так же работает и мыльница. Набираю полные ладони воды и умываю разгоряченное лицо, а потом вытираюсь тщательно мягким полотенцем. Дальше тянуть нет смысла, нужно быстрей обсудить все необходимое с Артёмом.

Он уже сидит за открытым ноутбуком, быстро управляя слайдами презентации, которая мало интересует Демида. Его скучающее выражение лица меняется, когда мы сталкиваемся взглядами.

– Нам надо проработать историю ваших отношений, чтобы ни у кого не возникло ненужных вопросов. Решим, что можно говорить, а что нельзя, – пускается в объяснение прессек.

Я киваю, садясь в свободное кресло, с удовольствием позволяя себе водность: скидываю туфли и поджимаю босые ноги, пряча их под подол платья.

– Итак, как вы познакомились?

Мы оба – я и Артем – смотрим на Демида, и я жду его ответа не меньше Рыбакова.

Я помню тот день до таких мелких подробностей, что иногда мне кажется, – это хранится не в памяти, просто мозг дорисовал недостающие детали пазла.

– Я приехал обсуждать строительство мусоросжигательного завода, – Демид говорит для нас обоих, но слова адресуются мне. Я даже не замечаю, что сижу, затаив дыхание, – а Дина была встречающей стороной.

Артем быстро-быстро строчит в ноутбуке, мягкий звук касания по клавиатуре единственный звук, не считая низкого грудного голоса Демида.

– Но я тебе не понравилась с первого взгляда, – продолжаю, когда он замолкает. Что-то нечитаемое мелькает в глазах Старостина, мне не угнаться за его эмоциями. Он нехотя кивает, не особо желая развивать эту тему.

– А потом? – спрашивает Артем, когда молчание становится неприлично долгим. Я облизываю пересохшие вмиг губы, прежде чем сказать:

– А потом я в него влюбляюсь.