Текст книги "CC – инквизиция Гитлера"

Так в его дневнике есть удивительные записи о японских самураях или римских лейб-гвардейцах. Принадлежать к такой элите – это и есть решение проблем. Генрих Гиммлер – член касты, а лучше вождь ее, касты избранных и преданных друг другу воинов. Мечтания превращались в навязчивые идеи, в самодозируемое лекарство против не дающих покоя комплексов неполноценности. Наивные идеалы воображения молодого человека, который, взрослея, имел определенные проблемы, стали впоследствии голубой калькой для войск СС.

Единомышленников он встретил в «Союзе артаманов» – одном из законспирированных кружков «народничества». Слово «артаманы» означало в немецком языке начала второго тысячелетия «землевладельцы». Эти так называемые артаманы воспринимали себя как членов рыцарства Ордена, целью которого считалось заселение восточных земель. На вечерних попойках горе-землепроходцы дискутировали уже тогда по проблемам трудовой повинности молодежи или разрабатывали программу сокращения ее бегства за рубеж в поисках работы. Насильственный захват земель, изгнание и закабаление славянского населения входили с самого начала в программу «Союза артаманов», насчитывавшего в своих рядах около 200 членов.

Гиммлер записал в дневнике, как будут выглядеть поселки «германского рая» на Востоке. Между военными поселениями людей «нордической крови» будут находиться лагеря «с рабочими-рабами, которым надлежит независимо от потерь строить наши города, наши села и наши крестьянские хутора». В среде «артаманов» уже в то время глубоко укоренился бред о сверхчеловеке. Почва для гитлеровской войны на Востоке готовилась тоже здесь.

В списке членов кружка, составленном в 20-х годах XX столетия, рядом с фамилией Гиммлера записаны имена главных фанатиков «земли и крови». Это Рихард Вальтер Дарре – впоследствии шеф Главного управления СС по расовым вопросам и заселению, Альфред Розенберг – после 1941 года рейхсминистр оккупированных восточных областей и Рудольф Гесс – пресловутый комендант концлагеря Аушвиц.

История – это не улица с односторонним движением. Заражение «народническим» вирусом или грезами о древнеиндийских кастах воинов не обязательно приводит на путь свершения преступлений века. Жизнь многих членов «Союза артаманов» в последующие годы никогда не была запятнана позором. Да и в жизни Гиммлера был такой момент, когда все могло сложиться иначе. Во время учебы в университете он серьезно подумывал о том, чтобы конкретно воплотить в действительность планы переселения на Восток. Он посещал курсы русского языка и выяснял, что нужно сделать, чтобы официально эмигрировать из Германии.

23 ноября 1921 года он доверился своему дневнику:

«Сегодня я вырезал из газеты статью о выезде в Перу. И куда занесет меня судьба: в Испанию, Турцию, Балтику, Россию, Перу? Я часто об этом думаю. Через два года меня здесь не будет».

Гиммлер делал запрос в советское посольство в Берлине о возможности выезда на Украину для работы администратором хозяйства на селе.

Человек, боевые части которого через два десятилетия терроризировали сельское население Украины, хотел в свое время как мирный крестьянин оказывать помощь в развитии сельского хозяйства этого края. Если бы Гиммлер получил тогда приглашение, то, работая агрономом на Украине, он имел бы возможность посмотреть на немецкое вторжение совершенно под другим углом зрения.

Вступление Гиммлера в 1923 году в партию НСДАП было логическим продолжением непрерывного поиска своего признания и политической ориентации. Член партии (партбилет № 42404) сначала был совсем незаметным человеком в поле зрения капитана рейхсвера Эрнста Рема. Позже Рем, став шефом СА, пробил дорогу Гитлеру к власти с помощью дубинок своих коричневых ландскнехтов. А тогда он, как и Гиммлер, был вхож в «народнические» круги, доступ в которые был закрыт для посторонних. Ему сразу понравился импульсивный и услужливый академик в очках в никелевой оправе. 9 ноября 1923 года, когда Гитлер маршировал к галерее полководцев, Рем со своими сторонниками занял здание бывшего военного министерства Баварии. Фотография того налета четко зафиксировала Генриха Гиммлера с боевым знаменем в руках. Это был решающий момент в его жизни. Наконец-то он оказался «при деле». Даже когда путч с позором провалился, а его зачинщики угодили в тюрьму, Гиммлер не отошел в сторону от своего предназначения – политической «борьбы за «дело».

Он сжег за собой все мосты. Его карьера в сельскохозяйственном секторе закончилась навсегда после непродолжительной работы в фирме по производству удобрений в Шлейсхейме. Тяжелая размолвка произошла и с любимыми родителями.

Строгий профессор гимназии Гебхард Гиммлер осуждал «политические» амбиции своего второго сына, который летом 1924 года подрядился на работу секретарем депутата баварского ландтага Грегора Штрассера с очень скромным окладом в 120 рейхсмарок. В период запрета партии НСДАП Штрассер руководил заменившей ее организацией с плохо замаскированным названием «Национал-социалистическое движение свободы». Углублению семейной ссоры способствовал и тот факт, что Генрих в душе отвернулся от церкви. Одно время он пытался примириться с церковью при помощи абсурдной теории, предполагающей, будто Иисус якобы на деле не был евреем, а арийцем, зачатым от римского центуриона (сотника). Но это не помогло, поскольку «народничество» и христианство никак не стыкуются друг с другом. И Гиммлер превратился в воинствующего противника церкви.

Позже он позволит отправить в концлагеря десятки тысяч священнослужителей.

Под крылом Штрассера Гиммлер делал свою партийную карьеру. На мотоцикле он мотался по баварским селам, выступая на «политических» собраниях против «жидов и капиталистов», что отвечало курсу Штрассера, рядившегося в тогу социалиста. После одного из таких собраний крестьяне небольшого села, находясь под впечатлением подстрекательской речи Гиммлера, избили находившегося там еврейского коммивояжера, о чем молодой агитатор с гордостью поведал шефу.

Грегор Штрассер и его младший брат Отто, несмотря на левизну мировозрения, считались тогда непререкаемыми авторитетами в баварском «движении». Они оба быстро обнаружили неуемную энергию, которая таилась в молодом партийном секретаре. В 1925 году Гиммлер предложил зарегистрировать всех евреев, проживающих в Нижней Баварии, а их списки опубликовать в печати, что даже в не очень-то стыдливой атмосфере Веймарской республики было бы чудовищным произволом.

Это, конечно, очень позабавило Грегора Штрассера, но вскоре ему и его брату Отто стало не до шуток над фанатиком. Отто Штрассер официально показал для протокола, что однажды Гиммлер заявил ему, будто готов «застрелить родную мать», если получит такой приказ от Гитлера, а после этого будет «гордиться доверием», которое ему было оказано, чтобы сделать это. Крылатая фраза братьев Штрассер: «Генрих, я в ужасе от тебя!» – очень метко отобразила безграничную основательность, с каковой Гиммлер уже тогда брался за дело. В таких людях нуждался Гитлер, который после отмены запрета НСДАП в 1925 году решил создать внутри партии новые, боеспособные структуры.

Гиммлер стал управляющим делами партии, в 1926 году – заместителем гаулейтера и заместителем руководителя отделом пропаганды. И наконец в 1927 году он уже заместитель «рейхсфюрера СС».

В этот период времени охранные отряды СС насчитывали в своих рядах около 200 человек и, входя организационно в структуру СА, были не чем иным, как самой надежной личной охраной Гитлера.

Несомненно, взлет СС до уровня всесильного государства в государстве, до олицетворения террора и насилия, до синонима рокового развития Германии тесно связан с личностью нового заместителя «рейхсвера СС». В 1924 году, находясь в лекционной поездке, Гиммлер познакомился в Бад Рейхенхалле с Маргаретой Зигрот, старше его на восемь лет. Его брат Гебхард описывал Маргарет как «идеал нордической женщины» с удивительно прекрасными белокурыми волосами и голубыми глазами.

На поздних фотографиях она выглядела скорее как «солидная» личность. Их отношения друг к другу выходили за рамки принятых тогда правил. Генриетта фон Ширах, заведомо известная сплетница, сделала ошеломляющее открытие: властитель империи СС находится дома «под каблуком» у жены.

Марга была самоуверенной и категоричной дамой, которая передавала Генриху свои обширные знания по гомеопатии, природным методам лечения и принятию ванн, настоянных на овсяной соломе. К тому же ее отец выделил дочери в качестве приданого определенную сумму денег, которую молодые вложили в покупку птицефермы в мюнхенском пригороде Вальдтрудеринг. Однако образ трудолюбивого птицевода Гиммлера, который позже испытывал приемы забоя птицы на живых людях, никак не вязался с действительностью. Вся фермерская работа легла на плечи Марги, тогда как ее муж постоянно находился в разъездах по политическим делам.

В 1929 году на свет появилась дочь Гудрун – единственный ребенок в семье. Достаточно надежные источники свидетельствуют, что Гиммлер старался быть хорошим отцом и супругом, несмотря на частые отъезды из дома. На страничках его рабочего календаря есть почти на каждом дне отметки о телефонных разговорах с дочерью и женой даже тогда, когда он уже давно решил создать новую семью с любовницей.

Можно считать, что молодой мужчина в возрасте 29 лет, только что ставший отцом и уже добившийся определенных профессиональных успехов, должен начать проявлять признаки наступающей зрелости и возросшей независимости.

Однако Гиммлер все еще создавал у людей, его окружающих, впечатление человека, не находящего себе покоя. Весной 1929 года гамбургский гаулейтер НСДАП Альберт Кребс, находясь с Гиммлером в поезде в течение шести часов пути от Эльберфсльда до Гамбурга, имел возможность внимательно понаблюдать за ним.

«Гиммлер не был человеком, обладающим какими-либо притягательными и подкупающими свойствами, – вспоминал Кребс после войны. – В этом он полностью отличался от Гитлера и Геббельса, которые умели быть, когда требовалось, необычайно обходительными и обаятельными. Гиммлер, напротив, вел себя подчеркнуто грубо и прямолинейно. Кичился замашками ландскнехта и антибуржуазными взглядами, хотя он, по-видимому, хотел этим лишь прикрыть врожденные неуверенность и неуклюжесть. Но с этим еще можно было мириться. А вот что делало его в этой поездке почти невыносимым собеседником, так это глупая и в основном беспредметная болтовня, с которой он непрерывно ко мне приставал. Даже сегодня я думаю, что имею право сказать без преувеличения: я никогда после не слыхал столько политического вздора в такой концентрированной форме от человека с высшим образованием. Его высказывания были странной смесью воинственной велеречивости, мелкобуржуазной болтовни завсегдатаев пивной и ревностного пророчества сектантского проповедника».

В сущности, этот конгломерат уже не мог измениться. Незрелый, неперебродивший и притянутый за волосы, то есть чужеродный – бредовый дом Гиммлера уподоблялся дряхлому, странно перекосившемуся строению.

Но почему он все-таки сделал стремительнейшую карьеру в «Третьей империи»? Потому что Гитлер искал таких людей и тянул за собой к власти. Глава партии не нуждался в неудобных и самостоятельных, как братья Штрассеры, а желал верноподданнически преданных, в высшей степени исполнительных и, по возможности, не самостоятельных. Исходя из этих требований, Гиммлер являл собой прямо-таки идеальный прототип тоталитарного исполнителя.

6 января 1929 года Гитлер назначил его на пост рейхсфюрера СС, а к концу года количество членов военной организации СС увеличилось более чем в четыре раза и составило свыше 1000 человек. Гиммлер выработал расистские требования к претендентам при вступлении в ряды СС и тем самым придал своему войску привлекательность мнимой элитной структуры. Новый шеф СС направил всю свою энергию на воплощение в жизнь мечты юности – самураи, римские преторианцы (телохранители), каста Кшатрия. Кандидаты для службы в войсках СС должны были быть «хороших кровей», иметь рост минимум 170 см и отвечать определенной категории расовых критериев (типов):

– «чисто нордический»;

– «преимущественно нордический или (вест)фальский»;

или

– «с легкой, примесью эльпийского, динарического, средиземноморского».

Тот, кого обмерщики на приемных (вербовочных) пунктах СС вносили в графу «Помесь», – «преимущественно восточного или эльпийского происхождения» или даже «не европейского происхождения», не имел шанса быть принятым в члены СС. Гиммлер лично просматривал лица претендентов на моментальных фото, сделанных специально для него. Кстати, сам он был бы сразу отклонен из-за малого роста. Итак, в самом начале истории войск СС на первом месте стояло слово «селекция».

Жесткая процедура у железнодорожной платформы концлагеря Аушвиц, во время которой эсэсовские врачи отбирают прибывающих евреев на принудительные работы или для немедленной «особой обработки», есть тоже извращенный элемент ранней процедуры отбора в ряды Черного ордена. Биологическая селекция была, собственно, основным варварским принципом лжеучения национал-социализма. Это касалось и невест членов СС.

В приказе Гиммлера о помолвках и свадьбах от 31 декабря 1931 года предписывалась предварительная биологическая проверка невест в расовом управлении СС. И только в том случае, если невеста была «здорова, детородоспособна и в расовом отношении, по меньшей мере, равноценна», рейхсфюрер СС давал личное разрешение на свадьбу.

После разрешения новобрачные попадали под наблюдение, потому что рождение детей вменялось в обязанность молодоженам. Часть денежного довольствия не выплачивалась бездетным членам СС и, как планировал Гиммлер, браки таких семей в будущем подлежали расторжению через 5 лет после свадьбы.

Он всегда повторял в своих речах, что желает поощрять «деторождение», чтобы вновь «воспроизвести германскую расу в полной чистоте».

Морским офицерам Гиммлер заявил: «Я поставил перед собой практическую задачу – с помощью внешнего отбора по установленным образцам посредством длительных нагрузок через жестокий, без человеческих эмоций отсев, через искоренение слабых и негодных извлечь новый германский корень человеческого рода».

Индивидуальные желания, любовь, личное счастье, то есть основные вопросы человеческого достоинства и цивилизации, в расчет при этом не брались, а осуждались как нечто «сентиментальное» и «декадентское». Бред Гиммлера преследовал одну цель: сохранение и улучшение «расы». Но из каких соображений сотни тысяч немцев следовали этому примитивно-дарвинистическому учению, можно объяснить лишь одним – иррациональными устремлениями той эпохи.

Рост авторитета Черного ордена, как казалось наблюдателям, происходил непрерывно и без лишнего шума. После того как подразделения СС на деле доказали свою преданность руководству национал-социализма во время бунта части берлинских штурмовиков СА в 1931 году, Гитлер наградил их почетными кортиками с выгравированным на них изречением: «Эсэсовец, твоя честь – это верность!».

Этот пароль стал формулой клятвы войск СС в целом, фатальным заклинанием, которое вело к злоупотреблениям и гибели. Нет больше в жизни места для критики, для другого мнения, для совести. Теперь все отчетливее понимал и сам Гитлер, какую ценность представляют для него люди в черных мундирах. Долгое время все выглядело лак, будто он не ценил по заслугам шефа СС, которого Рем называл «лицемером», не имевшим фронтового опыта и не нюхавшим революционного запаха конюшен. Однако предстоящий тяжелый кризис «движения» должен был изменить это в самой драматической форме, а Рему, старому покровителю и другу Гиммлера, предстояло стать жертвой этой недооценки, как и Грегору Штрассеру, второму бывшему наставнику Генриха Гиммлера. Жестокие и точно рассчитанные операции СС по уничтожению политических противников, проведенные во время изоляции СА летом 1934 года, выдвинули Гиммлера в ряды ближайших пособников Гитлера.

Не рейхсвер, провоцировавший нанесение ударов по народной армии Рема, извлек для себя выгоду от коричневой «варфоломеевской ночи», а лейб-гвардия «Мертвая голова». Совершенные ею убийства были щедро вознаграждены.

Гитлер вывел подразделения СС из организационного подчинения частям СА и превратил их в самостоятельную структуру внутри партии НСДАП. А сам Гиммлер по властным полномочиям постепенно становился вторым лицом в империи. После «захвата власти» Гитлером 30 января 1933 года он, в тесной связке со своим подручным Рейнхардом Гейдрихом, очень ловко пролез на ключевые позиции в новом государстве. Сперва в Баварии, затем в масштабе всей страны прибирали к рукам один за другим рычаги исполнительной власти. В полицейских участках и концлагерях гон теперь задавали эсэсовцы. Основные инструменты диктаторской власти концентрировались в руках Гиммлера. Произвол, насилие и запугивание сограждан входили в его компетенцию. В 1936 году этот процесс нашел свое временное завершение. Рейхсфюрер СС стал в одном лице и начальником всей немецкой полиции. И хотя он принял на вооружение добрый и понятный людям пароль из арсенала Веймарской республики: «Полиция – твой друг и помощник», его стиль работы был совершенно иной.

«Если параграф закона противоречит нашим действиям, то меня это совершенно не волнует», – специально рисовался он, выступая с трибуны в «Академии германского права».

«Для выполнения моих задач я делаю главным образом то, за что могу ответить по совести, выполняя работу для фюрера и народа, и что соответствует здравому человеческому смыслу. И абсолютно никакого значения не имеет то, что некоторые люди поднимали шум по поводу нарушений законов. Наоборот, своей работой мы закладывали основы нового права, жизненного права немецкого народа».

То, что Гиммлер называл «здравым человеческим смыслом», было не чем иным, как жестоким террором. Тот, кто имел несчастье попасть в поле зрения его органов, часто никогда не возвращался домой. Коммунисты, евреи, бездомные и цыгане подвергались в застенках и лагерях Гиммлера систематическим унижениям, избиениям и пыткам, нередко заканчивающимися смертельным исходом.

Слепая ненависть ко всему, что было не по нутру так называемой «расе господ», приносила людям невыразимые страдания уже тогда, в «мирные годы» режима.

Гиммлер лично расписал довольно детально типовой распорядок будней для концлагерей с объявленной целью: не допустить произвола и других эксцессов со стороны персонала.

Однако в действительности все выглядело иначе. Вопреки четким инструкциям, повсеместно участились случаи неподконтрольного садизма. Государственные органы юстиции не имели права расследовать убийства, совершаемые в концлагерях. Во всех сомнительных случаях уголовных преступлений рейхсфюрер СС всегда занимал сторону лагерных охранников. Не было ни одного случая, подтвержденного документально, чтобы Гиммлер наказал те или иные охранные команды в концлагерях за недопустимо грубое обращение с заключенными. Наоборот, есть примеры его личного цинизма по отношению к узникам режима.

Так, например, в 1938 году он, приветствуя колонну только что прибывших в лагерь Дахау новичков, заявил: «Вы знаете, что здесь вы – арестованные и находитесь под нашей защитой. А это значит, мы сделаем все, чтобы обеспечить вам эту защиту».

Взрыв хохота охранников прервал его издевательскую речь. Гиммлер был очень доволен собой и своими подчиненными, которые его отлично понимали.

Несмотря на постоянно растущий объем служебных обязанностей, Гиммлер продолжал корпеть над разработкой основных элементов своей суровой идеологии.

2 июля 1936 года по его указанию был поставлен необычный спектакль. Властная верхушка Черного ордена провела в зловещей обстановке церемонию «часа освящения» в Кведлинбургском соборе. Вооруженные эсэсовцы в стальных касках застыли в безмолвном карауле. «Зеленые венки германских дубов» украшали подземную крипту собора. Неровный свет восковых свечей погружал происходящее в мистический полумрак. Древнегерманские духовые инструменты «луры» – двухметровые трубы, специально изготовленные по образцам археологических раскопок, торжественно звучали под темными сводами крипты. Отмечалось тысячелетие со дня смерти германского короля Генриха I.

Если верить утверждению Феликса Керстена, финского массажиста, то Гиммлер видел в своей личности как бы телесное возрождение этого средневекового властителя и заявлял, что часто во сне получает от него советы.

Первый германский король из рода Оттонов играл для шефа СС ключевую роль «по историческим соображениям». По мнению Гиммлера, Генрих I, основавший первые поселения на восточных землях и не подчинявшийся римско-католической церкви, указал путь к «германскому возрождению», осуществиться которому теперь, по прошествии 1000 лет, наконец-то пришло время.

«Час освящения», проведенный в строгом соответствии с тщательно разработанной церемонией, произвел большое впечатление на присутствующих. Накопившаяся потребность в светской религиозности нашла себе отдушину в стенах старинного собора. Один высокопоставленный член СС писал после этого о «верующих сердцах» и об «истинно германском благочестии», которые в полной мере проявили себя на этом «священном месте».

Проявления массового экстаза целиком и полностью затмили человеческий разум. Можно предполагать, что даже социализированный Гиммлер, в прошлом верующий человек, просто упивался своим авторством такого высокого торжества. Об этом свидетельствует и его высокопарная речь: «Вот так мы встали в строй как единый национал-социалистический солдатский Орден нордически отмеченных мужчин, как родством и клятвой освященный союз. И идем теперь все маршем вперед по пути в далекое будущее». Это был типичный сценарий его речей о будущем, расплывчатом и неопределенном, без ясной постановки конечных целей.

В попытках представить высшие достижения истинно германской культуры на основании раскопок примитивных поселений бронзового века, чтобы оправдать право на новое мировое господство, или в предложениях о строительстве замков для захоронения павших в боях офицеров СС по примеру могил доисторических германцев четко просматриваются его представления о будущем, которые являются интерпретациями ложно понятого прошлого и поклонения резным идолам пращуров.

Через год Гиммлер повторил церемонию в Кведлинбурге при «захоронении» мощей Генриха I. Как было установлено после войны, речь шла тогда о человеческих останках, найденных в земле недалеко от собора, но ни в коем случае не о подлинном скелете короля. Это был своего рода подарок шефу СС со стороны лакейски настроенных археологов.

Массовая гипнотизация населения того времени подобными мероприятиями свидетельствует о том, что кощунственная лжерелигия Гиммлера находила все больше сторонников. Литургические элементы христианского богослужения приспосабливались и трансформировались самым бессовестным образом в якобы истинно «германские».

В архиве рейхсфюрера сохранился вариант перефразированного текста молитвы «Отче наш» на манер древней германо-саксонской языческой религии. Первая фраза молитвы «Отец наш Небесный…» была переделана на «Гибор – отец земли и неба».

Нельзя не поразиться, представляя, как Гиммлер с благоговением бормочет про себя слова новой молитвы, сидя за письменным столом. Скрупулезный до педантизма, он вникал в мельчайшие подробности инструкций по соблюдению церемоний своего нового культа.

Тысячи детей вместо обычного обряда христианского крещения подвергались эсэсовским правилам крестин. В центре помещения, где проводились крестины, находился алтарь, украшенный свастикой и портретом Гитлера, символизирующего нового Иисуса Христа. За алтарем стоял почетный караул, состоящий из трех эсэсовцев, одетых в полевую форму, а по обеим сторонам от них находились чаши с пылающим огнем и «древа жизни».

Когда возле ребенка, лежащего непосредственно перед алтарем с портретом Гитлера, происходила церемония, присутствующие гости хором произносили выдержки из книги Гитлера «Майн кампф» («Моя борьба»). В этом ритуале СС, как нигде больше, символически выражена передача души и тела человека на заклание национал-социализму.

Гиммлер глубоко верил в эффективность и духовную силу культовых церемоний для сплочения личного состава войск СС. Для этого он использовал такой повод, как летнее солнцестояние, которое отмечалось, как правило, в «магических местах». Например, у известковых скал в Тевтобургском лесу под Падерборном. Предлогами для коллективных сборов являлись свадьбы членов СС, поминки, дни рождения, особо – день рождения Гитлера, а также зимнее солнцестояние, которое должно было заменять Рождество.

Гиммлер широко использовал труд узников концлагерей, чтобы превратить старинный замок Вевельсбург (Восточная Вестфалия) в крупный культовый центр с криптой для павших офицеров СС и Мраморным залом для проведения торжеств.

Война помешала осуществить эти замыслы, но чертежи и макеты свидетельствуют о том, что Гиммлер хотел после «конечной победы» построить здесь главный духовный центр своего Черного ордена. Вокруг этого небольшого по размерам замка должна была возникнуть специально оборудованная территория в виде гигантской окружности, своего рода Ватикан СС – культово-административное управление «новой нравственности», благость которой непрерывно вдалбливалась в головы воителей Гиммлера по каждому поводу и без оного.

При помощи речей, брошюр и специальных занятий руководство СС постоянно воздействовало на «мировоззрение» личного состава. Не отдельная личность и ее стремление к счастью должны были находиться в центре «нового мышления», а благо народа, расы. Каждый член СС должен был считать себя лишь маленьким звеном цепи, связывающей воедино предков и потомков.

В рекомендациях Гиммлера к речам по случаю зимнего солнцестояния в декабре говорилось: «Мы с благоговением преклоняемся перед нашими предками, кровь которых течет в наших жилах, как символ зова и долга».

После этой фразы все присутствующие должны были, словно в мольбе, отвечать хором:

– Да сияет их свет!

Далее провозглашалось:

– Кровь обязывает человека хранить традиции. Смысл бытия – обратить их в страх.

Хор:

– Да сияет их свет!

Оратор продолжал:

– Мы тоже когда-то станем предками. Наши дети – свидетели нашего воспитания и нашей сути. А наши внуки будут трубадурами нашего величия.

Хор в ответ:

– Да сияет их свет!

Сутью этого тоталитарного обращения была задача вбить в голову каждого члена СС: «Ты есть ничто, твой народ – все!»

Готовность слишком многих подчиниться этой коллективизации под знаком свастики оказалась удивительно прочным связующим раствором для гитлеровской диктатуры. Она стала и предпосылкой для вербовки молодых людей с целью осуществления страшных преступлений нацизма. Когда позже рейхсфюрер СС в своих речах смягченно представлял холокост как «тяжелейшую обязанность в интересах народа и Отчизны», это, естественно, отражало искаженную перспективу СС. Убийство как служение для расы – этот самообман преступников стал извращенным результатом лжеучения Гиммлера.

Против возможных сомнений и приступов сочувствия рейхсфюрер предписывал прежде всего «жестокость». Выдержкам из речей и писем Гиммлера, где речь идет о «предельной жестокости» и «непреоборимом упорстве», нет числа. В своей пресловутой речи в Позене 4 октября 1943 года он обобщал: «Все, что жестко – добротно, что могуче – хорошо. Все, что в борьбе за существование волей, телом и душой побеждает, это – достояние».

При обучении молодых эсэсовцев этот принцип часто приводил к смертельным исходам, когда, например, по указанию Гиммлера на учениях применялись боеприпасы. А потом шеф СС похвалялся в кругу таких же паладинов, как он, что неизбежные жертвы на учениях нужны, чтобы в боевой обстановке не пролились «реки крови». Его массажист Керстен передает разговор Гиммлера, с Герингом, который часто потешался над его «трюком жестокости и выдержки».

Говоря об использовании боеприпасов на учениях войск СС, рейхсмаршал ВВС с серьезным выражением лица заметил: «Дорогой Гиммлер, я тоже хочу проверить моих летчиков на прочность. У меня на подписи лежит приказ по проверке храбрости».

На вопрос Гиммлера, о чем же конкретно идет речь в этом приказе, Геринг отвечал: «Очень просто. Я внес маленькую поправку в порядок совершения прыжков с парашютом. Два раза прыгать с парашютом, третий – без него».

Неизвестно, понял ли Гиммлер шутку коллеги.

Основательность и исполнительность обволакивали его, как броня, которая не позволяла увидеть, что творится в душе. Лишь постоянно обострявшиеся боли в желудке свидетельствовали о внутренней неуравновешенности Гиммлера. Общеизвестные демонстрации особой «жестокости», по-видимому, сослужили добрую службу его камуфляжу. Гиммлер был популярен благодаря исключительно жестким мерам, которые он возвел в закон внутри Черного ордена. Он почти всегда ужесточал приговоры судов СС, если они попадали ему на стол. Весной 1939 года его шофер испытал безмерную строгость на себе за то, что однажды его машина столкнулась с мотоциклом. При этом никто серьезно не пострадал; виновник автопроисшествия не был установлен. Однако Гиммлер, не выслушав объяснений, продержал его шесть недель под арестом. Бедняга был даже лишен возможности поставить в известность о случившемся семью. В конце концов, он был настолько запуган, как позже узнал дипломат Ульрих фон Хассель, что под присягой обязался хранить молчание, и был затем уволен с работы. Кажется, что Гиммлер, вопреки своим противоположным заявлениям, все же позволял себе порой упиваться неограниченной властью, сосредоточенной в его руках.

Особо ярким примером этого является приговор его племяннику, оберштурмфюреру Гансу Гиммлеру, который, будучи в стельку пьяным, выболтал важные служебные секреты СС, за что был приговорен к высшей мере наказания, но затем помилован отправкой на фронт рядовым десантником.

Однако за «крамольные высказывания» вновь был арестован и, в конце концов, в 1941 году как гомосексуалист расстрелян в концлагере Дахау по личному приказу Гиммлера.

Этим поступком рейхсфюрер СС намеревался продемонстрировать свое понятие о «порядочности и неподкупности» – то есть никакого снисхождения родственникам, никакого кумовства. Наверное, он действительно расстрелял бы свою мать, если бы на то был приказ Гитлера.

Ужас охватывает каждого, кто знакомится с биографией этого канцеляриста. Его хладнокровие объясняется слепой верой в то, что он выполняет свою миссию во благо «народа» и «расы». Поэтому для него совершенно логично, если сразу после подписания приказа на расстрел он преспокойно отдавался неординарным причудам и пристрастиям.