Текст книги "CC – инквизиция Гитлера"

Сторонник Войрша убил начальника местного штаба СА, а затем был убит сам. Участковый эсэсовец Эрих из Бах-Зелевски натравил двух своих коллег на конногвардейца СС князя Антона фон Хоберг-Бухвальда, который был его соперником. Убийцы застрелили этого помещика в спину в его собственном кабинете. Когда туда ворвался его 17-летний сын, один из убийц, спокойно ухмыляясь, обронил: «А мы тут только что пристрелили твоего папашу».

По приказу Гитлера 2 июля превратилось в первое массовое убийство в истории Третьей империи. В Берлине и Мюнхене большинство обличительных документов было уничтожено, и только после войны в ходе судебных процессов против Зеппа Дитриха, Михаэля Липерта, Курта Гильдиша и Удо фон Войрша были реконструированы события и установлено количество незаконно убитых в то время. Ныне документально подтверждены 85 случаев заказных убийств, но это далеко не исходная точка отсчета для определения действительного числа жертв.

Теперь в стране воцарилось кладбищенское спокойствие. Газеты повторяли самооправдания Гитлера, который, охраняемый эсэсовцами в стальных касках, заявил в здании Крольоперы: «В этот час я был высшим судьей немецкого народа».

Закон, который легализовал все убийства после их совершения, состоял из одного предложения: «Принятые 30 июня, 1 и 2 июля 1934 года меры для подавления выступлений врагов народа и государственных изменников являются правомерными с позиции вынужденной самозащиты государства».

Войска СС были объявлены самостоятельной организацией, а отличившиеся получили продвижение по службе. Каждый из них удостоился награды («почетный кортик») за совершенные убийства, которые преподносились как дело чести СС.

Через несколько дней после случайного убийства (по ошибке) музыкального критика Вилли Шмида его гроб был передан семье без права поднятия крышки. Никто из членов семей жертв 30 июня не имел права в последний раз взглянуть на близкого человека. Большинство тел были сожжены, и только зола могла скрыть, как ужасна была смерть мучеников, принятая от рук убийц в форме СС.

Рудольф Гесс выразил свое сожаление по поводу смерти музыкального критика Шмида, которого эсэсовцы перепутали с другим человеком и незаслуженно убили, но, как подчеркнул он, Шмид тем не менее погиб «за великое дело».

Но как можно было его принять за другого? Незадолго до смерти, угнетаемый недобрыми предчувствиями Шмид написал мрачное письмо:

«А жизнь течет, то медленно, то бурно, час за часом, ночь за ночью…

Да, она такая. И ничего нельзя изменить. Закон – железный и безжалостный. И именно поэтому мы стали всего бояться. Я – один из таких. Не говори, что это трусость или страх за собственную жизнь. Это просто стремление к счастью, хоть на несколько часов больше или меньше».

Никто не знает, как боялся смерти Шмид, когда стоял перед дулами винтовок своих убийц в Дахау. Его дочь Рената Вайскопф вспоминает: «Он был полной противоположностью того, что олицетворяли эти люди в черных мундирах. Жизнь для него была свята. А они ее презирали. Им было безразлично, что он не мог быть тем, за кого они его принимали. Это их не интересовало. Для них жизнь отдельного человека ничего не значила».

Теперь войско Генриха Гиммлера открыто показало всем свою глубинную сущность. Оно стало не только победителем в борьбе за власть, но и заложило в тот день основы господства черного террора. Перед миром войска СС выдавали себя в последующие годы за олицетворение порядочности и избранности представителей Третьей империи. Войска СС, являвшиеся «маскарадом зла» (Дитрих Бонхефер), отражали организационный принцип национал-социалистического господства.

Эсэсовцы с самого начала проявили себя как настоящие мастера камуфляжа. «Они ходили в театр и, растроганные Девятой симфонией Бетховена, могли пустить слезу», – вспоминает Вольфганг Хельд, житель Веймара. Когда же его вместе с другими веймарцами, по большей части членами НСДАП, американские солдаты посадили в только что освобожденный ими лагерь смерти Бухенвальд, перед этим незадачливым обывателем (правда, слишком поздно!) вдруг обнажилась истинная личина «Черного ордена». Теперь он заговорил по-другому: «Они походили на хищное зверье. Высшие держались элегантно и были привлекательны. Но в любое время были готовы сеять смерть вокруг себя, и это судя по всему для них совершенно обычное дело».

«Что значат отдельные судьбы наших близких по сравнению с многомиллионным уничтожением людей, которое началось позже?» – спрашивает Рената Вайскопф, пытаясь смягчить свое горе личной скромностью.

А ответ мог бы быть таким: в извращенную суть войск СС, состоявшую из «преданности», «выполнения долга» и «беспрекословной исполнительности», органично вписываются убийства 1934 года, так же, как позднее – массовое истребление людей в середине ушедшего столетия.

В своей речи в Позене (1943 г.) Генрих Гиммлер сам провел параллель: «Выполнить свой долг по приказу и товарищей, оказавшихся слабаками, поставить к стенке и расстрелять… это каждого приводило в ужас, однако каждый давал себе отчет в том, что и в следующий раз он сделает то же самое, если будет приказано и необходимо. Я имею сейчас в виду эвакуацию евреев и искоренение еврейского народа». Если рассуждать так, то судьбы Шмида и других жертв 30 июня 1934 года были тоже прологом грядущего.

Глава 2. Бредовые идеи Гиммера

«Этот человек, злой дух Гитлера, холодный, расчетливым, властолюбивый, был, конечно, самым целеустремленным и самым коварным явлением в Третьей империи».

Фридрих Хосбах, генерал вермахта

«Гиммлер казался мне безликим. Он не производил на меня глубокого впечатления. Всегда был дружелюбен, когда бывал у нас. Он оставлял приветливое, любезное впечатление».

Мартин Борман младший

«Ведь Гиммлер был сыном баварского учителя, который воспитывал принца. Он полностью находился под влиянием родительского дома. В нем всегда было что-то от менторской педантичности: холодный, замкнутый, оценивающий. В нем вообще не было доброты. Его самым важным методом воспитания всегда было наказание».

Эрнст-Гюнтер Шенк, врач СС

«Он не слишком умен, но усерден и исполнителен».

Йозеф Геббельс о Гиммлере, запись в дневнике от 28 апреля 1930 года

«Инородец, который совращает немецкую женщину или немецкую девушку, подлежит повешению. Немецкие мужчины и женщины, которые вступают в половую связь с инородцами, а также женщины-инородки, вступившие в такую связь с немецкими мужчинами, направляются в концентрационные лагеря».

Запись Гиммлера 24 июня 1940 года

«Я стал случайно очевидцем одной из оккультных причуд Гиммлера, в которые он втягивал даже командиров СС. Во время судебного процесса над Карлом фон Фритчем он направил около 42 своих преданных командиров СС в смежное с комнатой допросов помещение и приказал им всем внутренне сконцентрировать свою волю и тем самым гипнотически повлиять на обвиняемого генерал-полковника. Гиммлер был убежден, что внушение на расстоянии может заставить обвиняемого говорить правду».

Вальтер Шелленберг, шеф службы внешней разведки СС, мемуары

«По распоряжению Гиммлера длительное время собирались очень редкие травы, а сам он также сотрудничал с неким алхимиком, которому предоставили для работы все возможности. Потом Гиммлер приказал, как в средние века, его повесить, когда золота не получилось».

Рейнхард Шпицы, в то время сотрудник министерства иностранных дел при Риббентропе

«Гиммлера насмешливо называли «имперским шутом». Все знали, что он никогда не был солдатом, а теперь стал самым высоким военачальником. Анекдоты о Гиммлере были, собственно говоря, издевательскими и унизительными для него. Фронтовик смотрел на него несколько снисходительно, несмотря на то, что тот имел над ним власть».

Эрнст-Гюнтер Шенк, врач СС

«Мне не известен ни один случай, чтобы какая-нибудь заявка на людей для экспериментов, требующая предварительного разрешения Гиммлера, была бы отклонена».

Ганс Мюнх, врач СС в Аушвице

«Различия между соперниками были, как внешние, так и по характерам, очень велики. В то время как Борман походил на удачливого кабана в картофельном поле, Гиммлер в сравнении с ним напоминал аиста в салате».

Вальтер Шелленберг, шеф службы внешней разведки СС, мемуары

«Я считаю правильным и уместным желательных в расовом отношении маленьких детей в Польше забирать к нам с целью их дальнейшего воспитания в особых (не очень крупных) детских садах и приютах».

Генрих Гиммлер в письме. Июнь 1941 года

«Последний доклад и прощание у рейхсфюрера СС остались для меня незабываемыми. Он улыбался и был в хорошем настроении, тогда как мир обрушился, наш мир. Если бы он сказал: «Итак, господа, теперь баста! Вы сами знаете, что вам делать». Это я бы понял, это отвечало бы полностью тому, что он много лет проповедовал нам, войскам СС: самопожертвование во имя идеи. А он под видом последнего приказа заявил: «Растворитесь в массе вермахта».

Рудольф Гесс, бывший комендант концлагеря Аушвиц, о последней встрече с Гиммлером. 1945 год

«Гиммлер, видимо, до конца тешил себя ложной надеждой, что сможет договориться с американцами и они признают его».

Эрнст-Гюнтер Шенк, врач СС

«Находясь под моей охраной, Гиммлер вел себя очень корректно. Он производил впечатление человека, который осознал свою судьбу и с этим смирился».

Капитан Том Селвестер, комендант британского лагеря военнопленных № 31

«Он умирал, а когда был уже мертв, мы накрыли его одеялом и оставили так лежать».

Старшина Эрвин Остин, переводчик в лагере

Рейхсфюрер СС был очень занятым человеком. Его рабочий календарь за 13 октября 1941 года показывает, как много дел решалось в сжатые сроки, и насколько широким и разнообразным было поле его деятельности.

После просмотра утренней корреспонденции и дачи указаний относительно наследства его умершей матери в начале сентября Генрих Гиммлер в 12.30 передал своей секретарше в Берлине распоряжение, чтобы она послала цветы некоему Аугусту Мейне. Мейне был сотрудником его «личного штаба», который был ранен в России, а вчера стал отцом новорожденного ребенка. Затем в 12.40 Гиммлер осведомился по телефону о самочувствии имперского министра иностранных дел Йоахима фон Риббентропа, который несколько прихворнул в эти осенние дни. Среди людей, очень близких к Гитлеру, Риббентроп относился к тем немногим, кто имел прохладные отношения с Гиммлером. Год назад он получил почетное звание обергруппенфюрера СС.

В 14.30 у секретарши Гиммлера в Берлине раздался очередной звонок телефона: на этот раз счастье улыбнулось самой Эрике Лоренц, которая получила цветы от шефа и в придачу к ним декоративную статуэтку лося, выполненную в истинно «германском» стиле.

Через час состоялся телефонный разговор с дочерью Гудрун, а затем с Рейнхардом Гейдрихом в Праге, своим самым могущественным и важным подчиненным. Оба они, опаснейшие люди в империи, договорились встретиться в ближайшее, по возможности, время.

На 16.00 был назначен разговор с командным пунктом «Волчье логово», где располагался штаб Гитлера. И хотя сам Гиммлер находился в спецпоезде «Генрих» в Аргербурге (это в получасе езды в автомобиле от штаба), он приезжал к своему «фюреру» только по вызову. У телефона находился Карл Вольф), третье лицо после Гейдриха в гиммлеровской иерархии. Вольф, внешность которого, в противоположность шефу, почти полностью отвечала нордическому идеалу СС, должен был обеспечивать связь с Гитлером и передавать шефу СС важнейшую информацию о ежедневно проводимых в ставке совещаниях по обстановке на фронте.

В этот день вести были особенно приятные. Группа армий «Центр», в течение недели продвигаясь в направлении Москвы, добилась таких успехов, что Советы, очевидно, уже подготовили эвакуацию своего правительства. Похоже, что у Гиммлера хорошее настроение. Хронические боли в желудке, которые мучили его с молодости, почти не дают о себе знать в эту осень. В 18.00 он приступил к последнему из намеченных на этот день делу – переговорам с важными подчиненными, прибывшими из оккупированной Польши: обергруппенфюрером Фридрихом-Вильгельмом Крюгером, бывшим управляющим службой мусоровывоза из Берлина, а ныне «главным фюрером СС и полиции» в Кракове, а также с Одило Глобочником по прозвищу «Глобус», ответственным офицером в Люблинском округе. Оба наместника в Польше намеревались обсудить спланированные «мероприятия по переселению» на территориях их округов. За этим скрывалось не только предусмотренное освоение польских земель немецкими крестьянами, но и «постепенная чистка генерал-губернаторства» – так замаскированно называлось уничтожение местного населения в плане Глобочника. Не опасаясь свидетелей, Гиммлер говорил на этот раз открытым текстом и приказал «Глобусу» построить в Белцеке специальный лагерь для этой самой «чистки». Это и было распоряжение на строительство первого лагеря смерти. К концу 1942 года в Белцеке было уничтожено 600 000 человек.

Днем цветы, вечером «фабрика» смерти. Кажется, Гиммлер без особых эмоций приспособился к смене «лечебных ванн», прием которых был обусловлен его должностью.

Потомкам остается только удивляться. Как человек становится способным к таким поступкам? Как это возможно, что память дочери Гудрун сохранила для нее образ Гиммлера «как особенно любимого отца», когда этот человек лично ответствен за массовые убийства, не имеющие аналогов и истории человечества?

Для современников Генрих Гиммлер был малопонятным феноменом. Швейцарец Карл Якоб Буркхардт угадывал в нем нечто «жуткое», «нечто узколобо-бессовестное, бесчеловечно-методическое с элементом автоматизма». Альберт Шпеер, который при его помощи координировал использование десятков тысяч узников лагерей для выполнения программы создания ракеты Фау-2, характеризовал его как «учителя-недоучку, взбалмошного полудурка, совершенно незначительную личность, которая необъяснимым образом поднялась на такой особо высокий пост». Многие, кто с ним встречался, были разочарованы его внешностью. «Довольно незначительный чиновник» – такова оценка Гиммлера шведским дипломатом Бернадоттом, который перед крахом Германии в 1945 году вел совершенно бесперспективные переговоры с шефом СС о заключении сепаратного мира.

Даже финский массажист Феликс Керстен, много лет находившийся рядом с Гиммлером и, наверное, имевший наибольшие возможности познать великого инквизитора Третьего рейха, смог после войны написать, но не объяснить, что «в нем никогда не проявлялся собственно человек». «Не было никогда и признаков откровенности, а если Гиммлер боролся, он интриговал. Если он спорил, защищая свои так называемые идеи, то применял хитрость и обман. Его методы были методами трусливой, слабой, лживой и бесконечно жестокой змеи. Мысли Гиммлера не принадлежали XX столетию. Его характер был средневековым, феодальным, макиавеллевским и злым».

История Генриха Гиммлера отпугивает, до сих пор нет полной его биографии, написанной в соответствии с научными стандартами. Некоторые области теневого мира, которым он управлял, были освещены исследователями, другие до сих пор продолжают находиться в полной тени. А документов в наличии много. Поскольку Гиммлер был педантом и записывал почти все, к тому же вел обширную переписку, после него остались поистине горы бумаг, повествующие о его преступной деятельности. Да и большинство многочисленных и порой бесконечно долгих речей Гиммлера сохранились в целости. Но интерес к личности рейхсфюрера СС оставался удивительно незначительным.

Наверное, потому что бледный человек в очках с малоприметной внешностью на фоне других блестящих властителей национал-социалистического государства не впечатлял. Достаточно назвать имена Геринга, помешанного на роскошных мундирах, и Геббельса, который имел репутацию ловкого болтуна-подстрекателя и дамского волокиты.

А может, это объясняется тем, что к концу войны перечень почти необозримых компетенций неизбежно превратил бы его биографию в толстенный фолиант? Или истина кроется в том, что занятие прошлым Гиммлера обязательно привело бы к нежелательным результатам? Потому что, если сразу отбросить в сторону демонический образ, к созданию которого приложили руку особенно его бывшие соратники, дабы приуменьшить собственную вину, то перед нами предстанет, в общем-то, нерешительный человек, который в первую очередь был – продуктом своей эпохи.

Все, преимущественно англосаксонские, попытки объяснить действия Гиммлера тяжелой душевной болезнью шизофренического характера приводят к неправильным выводам. Строгие второстепенные добродетели, ярко выраженная склонность к романтике, фатальная неспособность к ориентации – все эти черты Гиммлера являются чертами целого поколения, которое отличалось общим единством в результате поражения Германии в Первой мировой войне, воспринимало его как коллективную катастрофу. Особенность Гиммлера заключалась лишь в том, что ингредиенты для следующей катастрофы в нем многократно превосходили все мыслимые границы и что он шел к власти для воплощения в жизнь своих жестоких идей, основанных на смеси народнической и псевдонаучной мистификации.

Поэтому изучение бредовых идей Гиммлера означает исследование ложных путей развития тогдашнего общества.

Немецкая болезнь или немецкая карьера? То и другое нашло свое отражение в истории войск СС и преступных жизненных блужданиях Гиммлера. В начале своего жизненного пути это был действительно приятный юноша. «Скромнейший ягненок, какого только можно себе представить», – писал о своем однокласснике Генрихе Гиммлере эмигрировавший в США в 1933 году историк Георге Хальгартен. Их учитель в мюнхенской гимназии имени Вильгельма хвалил Гиммлера как «очень способного ученика, который добивался наилучших результатов в классе благодаря неустанному прилежанию, пылкому честолюбию и активному участию в учебном процессе».

У юного Генриха в друзьях был весь в класс. Он был кем угодно, но только не замкнутым в себе затворником. Знакомясь с его ранними дневниками, читатель с удивлением узнает, что, будучи ревностным церковным прихожанином, Гиммлер даже обладал явно выраженным чувством сострадания.

В рождественские каникулы он читал вслух книги одному слепому академику, угощал бедную старушку пирожками и булочками, жалел французских военнопленных, наблюдая в 1914 году, как грубо с ними обращаются на вокзале в Дандсхуте. Однажды даже организовал благотворительное мероприятие в пользу венских детей-сирот.

Отношения с родителями были очень близкими. Гебхард Гиммлер был потомственным учителем гимназии, представлявшим национально-консервативные взгляды, типичные для того времени. Еще до рождения троих сыновей – Гебхарда, Генриха и Эрнста он, будучи воспитателем баварского принца Генриха, заслужил общественное признание. Имя его второго ребенка напоминало отцу о той чести, каковой он удостоился, когда работал в королевском доме Баварии. Нет свидетельств того, что сын Генрих страдал от отцовской строгости, как это полагают некоторые психологически ангажированные биографы. Наоборот, менторство позднего шефа СС и прежде всего его интерес к древней и ранней истории германцев указывают на большое влияние отца, страстного любителя-археолога.

Конечно, это не может служить указанием на ранние «корни зла». Детство Генриха Гиммлера было обеспеченным и нормальным, если не сказать, счастливым. Его юность не отмечена антисемитизмом, который позднее стал чудовищной движущей силой всех эсэсовских войск без исключения.

Отец Гебхард был верным сторонником короля, католиком, национал-консерватором, но не антисемитом. Есть мнение, что лишь в одном вопросе Генрих имел проблемы в юные годы. В заметках отца об учебе своего сына в народной школе говорится: «Генрих часто болел. 180 пропусков…»

Он был ниже ростом, чем его одноклассники, болезненный, близорукий, неспортивный.

Георге Хальгартен сообщает, что уроки физкультуры, которые вел некий господин Хагенмюллер, были для Гичмкмлсра настоящей пыткой. Однажды (со слов Хальгартена) Гиммлеру не удался полный оборот на турнике, и он повис вниз головой на виду у всего класса. Хагенмюллер не помог ему опуститься на землю, а, сняв у него с носа очки, стал раскачивать его до тех пор, пока у бедняги не посинели колени от напряжения. Такое унижение для подростка, который, как большинство его одноклассников мечтал стать офицером, было, вероятно, большим испытанием. Всю жизнь он страдал комплексом неполноценности из-за своих телесных недостатков. Даже напряженные занятия спортом в течение многих лет так и не превратили низкорослого, хилого человека в настоящего атлета. Зато все члены СС должны были отвечать исключительно высоким требованиям по физической подготовке. Бесконечные марши до полного изнурения, рискованные тесты на храбрость и постоянно вдалбливаемый тезис о «безграничной выдержке и выносливости», возможно, тоже были отзвуком тех далеких уроков физкультуры, которые проводил с ним Хагенмюллер.

И только война нарушила привычный ритм жизни юного Генриха, как и многих его сверстников. К началу войны ему исполнилось 14 лет.

Находясь под полным влиянием патриотического воспитания в королевской гимназии даже за родительским столом, он ни о чем так страстно не мечтал, как наконец-то стать солдатом, желательно военным моряком. Но в ВМФ, к сожалению, добровольцев в очках не брали. Многие часы проводил Гиммлер в военных играх вместе со своим другом Фальком Ципперером. В своем дневнике он тогда записал: «Я рад пойти в бой в мундире короля».

И только в январе 1918 года, когда война уже клонилась к окончанию, «воин Генрих», как гордо он назвал себя по латыни в письме к родителям, попал наконец в казарму. Там он и находился до заключения перемирия, так и не попав на фронт. Молодой воин воспринял это, естественно, не как личное счастье, а как позорное крушение надежд. К рождеству 1918 года он вернулся к родителям в Ландсхут несолоно хлебавши.

К физическим недостаткам прибавился еще и позорный изъян – не иметь права называть себя «фронтовиком». В будущей мужской дружине, сплотившейся вокруг ефрейтора Первой мировой, этот его изъян мог восприниматься как болезненное бельмо в глазу, от которого он смог освободиться лишь владея рычагами власти.

В обращении к членам молодежной организации «Гитлерюгенд» 22 мая 1936 года впервые прозвучала приукрашенная версия его жизненного пути. Формулируя свои «мысли о расовой чистоте», Гиммлер говорил в своей речи: «Мы как солдаты и фронтовики», а позже: «Мы, которые воевали на войне».

Желание одолело действительность, а затем нашло свое отражение и в печати. Так, «Справочник о великогерманском рейхстаге» 1943 года, не скупясь на ложь в изложении жизненного пути Гиммлера, утверждал, что «рейхсфюрер СС» в возрасте 17 лет принимал участие в боях Первой мировой войны в составе 11-го баварского пехотного полка.

Это была одна из беспардонных небылиц из жизни человека, который тогда уже был вторым после Гитлера властителем Германии. И только в качестве руководителя войск СС, а в 1944–1945 годах и как командующий войсковыми группировками вермахта на Висле и Верхнем Рейне он действительно руководил боевыми операциями, но, конечно, находясь вдали от фронта. По примеру своего хозяина и наставника Гитлера он так и не испытал на собственной шкуре все ужасы и страдания современной индустриализированной бойни. Его романтические представления о героических сражениях так и остались до конца совершенно незапятнанными кровавой действительностью.

Поражение 1918 года сильно усложнило положение сына учителя. Молодые офицеры пока не находили себе применения. Социальная обеспеченность, которую ему гарантировало происхождение из среды прикормленной буржуазии, ушла в прошлое. После получения аттестата зрелости Генрих решил стать агрономом, что очень удивило родителей.

Осенью 1919 года он начал посещать занятия на аграрном факультете мюнхенского университета. Именно в это время Гиммлер пошел по кривой дорожке. За несколько лет из типичного отпрыска интеллигентной буржуазии сформировался политический экстремист. Его записи в дневнике объясняют причины метаморфозы. С одной стороны, они отражают сомнения и заботы молодого человека с неопределенным будущим, который находится в состоянии поиска жизненной ориентации и объяснения утраты, как ему казалось, блестящей перспективы. 4 января 1919 года он записывает: «Вечером мы сидели в комнате за закрытыми дверями. Я был ужасно серьезен и угнетен. Мне кажется, наступают серьезные времена».

С другой стороны, его заметки указывают на то, что студент все больше подпадал под влияние расистской литературы. Список литературы, в который он педантично вносил соответствующие пометки о прочитанных новинках, дает четкую картину его духовной питательной среды, пропитанной фанатизмом.

Не случайно на его ночном столике появились антисемитские издания. Антиеврейский бестселлер «Раса и нация» Хьюстона Стюарта Чемберлена был прокомментирован примерно так: «Это – истина, которая убеждает: она объективна и антисемитски нейтральна! Поэтому она так убедительна. Это ужасное еврейство». Он с жадностью проглатывает такие трактаты, как «Грех против крови», «Справочник по еврейским вопросам» или «Ложный бог». Все это – особенно отвратительные продукты «народнического» болота, которые нашли широкое распространение в баварской столице.

Исходя из нынешних критериев, можно утверждать, что деятельность всех тайных кружков «народнического» движения и их письменные творения шли вразрез со многими статьями уголовного кодекса. Однако в Веймарской республике противозаконные махинации, которые угрожали основам демократии, законом не преследовались.

В течение нескольких лет под знаком «народнического» движения сформировалось новое, зловещее мировоззрение Гиммлера. Теперь ответственными за мнимую «гибель» немецкого народа он считал евреев, большевиков, масонов и в значительной степени также католическую церковь. Это были те же козлы отпущения, которых несколько раньше сумел назвать пока не известный миру ефрейтор по фамилии Гитлер. Это была та же разновидность ненависти, которая опиралась не на разум, а на мерцающие огоньки в тумане иррационального. Но пока искуситель и палач не были друг с другом знакомы, Генрих Гиммлер не довольствовался тем, что определял противников. Он еще в студенческие годы детально занимался идеализированным миром, способным противостоять субъективно воспринимаемой беде. Поиски «освобождения» и «прозрения» были наиболее ходкими стереотипами в «народнической» молве. Гиммлеру помогло средневековье. «Германский герой», пока еще не познавший упадка Рима и ярма христианской церкви, – вот что было истинным откровением для грез близорукого студента-аграрника из Мюнхена. Причем, самой важной исходной точкой опоры для него являлась «Германия» Тацита, то есть любимый конек его отца-гуманиста.

Гиммлер благоговел перед «прекрасным видением того, какими гордыми, нравственно чистыми и благородными были наши предки». По вечерам, раздумывая, он записывал: «Вот такими мы должны стать снова». А то, что германская действительность за оборонительным валом древних римлян на самом деле, скорее, безрадостная, грубая и ужасно отсталая, ему, конечно, было неизвестно. Идеализированные германцы в записях Тацита должны были стать примером для изнеженной, как он считал, римской молодежи. Такое представление о древнегерманских племенах считалось тогда, особенно в немецких научных кругах, вполне правдоподобным.

Но даже если бы Гиммлер и знал историческую правду, вряд ли это могло каким-то образом изменить его бредовое мировоззрение. Свою готовность направлять развитие истории по своим понятиям он неоднократно пытался претворить в реальность. Выводы, которые он сделал для себя из отравленного чтива, четко указывали путь к преступлениям века.

В 1924 году Гиммлер, прочитав памфлет народнического «Союза борьбы за самосохранение», который назывался «Бездумное кровосмешение – гибель Германии. Законы природы о расовом учении», сделал пометку: «Великолепная брошюра. Особенно ее последняя часть, поясняющая, как снова улучшить расу. Просто чудесная и величественная с нравственной стороны вещь».

Так называемое искусственное улучшение породы людей, истребление неполноценных, взращивание элиты – эта примитивная и антигуманная программа СС, вошедшая в историю человечества вместе с селекцией, похищениями детей и массовыми убийствами людей, была предусмотрена еще во времена «народнической» субкультуры начала 20-х годов.

Однако напрашивается вопрос: а были когда-либо ее соавторы в состоянии представить себе осуществление замыслов своего больного воображения в масштабе всей Европы? Да и самому Гиммлеру, который еще не отказался от мысли стать агрономом, такие радикальные планы уже тогда казались «нереальными представлениями». Правда, через 20 лет он, опьяненный почти безграничной властью, сочтет уместным присвоить многим первым «народникам» мюнхенского прошлого высокие звания СС.

Студенческие годы Гиммлера в личном плане проходили под знаком нелегких испытаний, и хотя он был членом целого десятка разных кружков и союзов, ревностно поддерживал дружеские отношения с однокурсниками, однако должного признания с их стороны не находил. Студенческий союз «Аполлон» объявил его на какое-то время лицом, не соответствующим принятым нормам, устойчивости на ногах за кружкой пива, что для впечатлительного Гиммлера было равнозначно катастрофе. И только после предъявления справки врача, удостоверяющей болезнь желудка, он получил освобождение от обязательного алкогольного пития. Можно смело утверждать, что в компании членов общества «Аполлон» этот странный «очкарик» с его неудобоваримыми рассуждениями чаще служил объектом насмешек, нежели обожания. Особенным безразличием к неприметному студенту отличались дамы. Редкие записи в дневнике о шапочных знакомствах с представительницами прекрасного пола даже не тянут на понятие флирта. Многое говорит о том, что Генрих Гиммлер свой первый сексуальный опыт получил только в 28 лет, после женитьбы. По этому поводу так выразился Отто Штрассер, видный партфункционер: «А дальше тянуть с этим было нельзя».

Если доверять записям Гиммлера и спискам прочитанных им книг, то видно, что он все чаще замыкался в себе от неудач в реальной жизни, погружаясь в чудесный мир прочитанного. В древнеиндийских сказаниях он наткнулся на притчу от отрядов самоуверенных рубак, которые ему очень понравились. Каста Кшатрия – дворянская элита богатых землевладельцев, получила у Гиммлера высокую оценку: «Вот такими должны, быть и мы. В этом спасение».