Текст книги "Влиятельные семьи Англии. Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны"
Автор книги: Хаим Бермант
Жанр: О бизнесе популярно, Бизнес-Книги
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Старшая из его дочерей, Шарлотта, вышла за двоюродного брата Ансельма, сына Соломона Ротшильда из Вены. Младшая, Луиза, – за другого кузена, Майера Карла из Франкфурта. Третья дочь, Ханна, первой из семьи связала свою жизнь с человеком не из иудейских кругов. После нее были и другие, но, в отличие от них, она приняла христианство и обвенчалась в церкви. Ее мужем был достопочтенный Генри Фицрой, сын лорда Саутгемптона. Она никогда не испытывала ни особых симпатий, ни интереса к евреям и иудаизму, что беспокоило семью, но ей пришлось ждать смерти отца, прежде чем она почувствовала, что в силах оторваться от паствы.
Натан относился к иудаизму серьезно, и не только из соображений веры, но и по причине той роли, которую играл в жизни еврейской общины. «Я не хуже вас, – как-то раз сказал он герцогу де Монморанси. – Вы зовете себя первым христианским бароном, а я первый еврейский барон».
В 1836 году наследник Натана Лайонел обручился с Шарлоттой, единственной дочерью своего дяди Карла из Неаполя. Свадьба состоялась в июне во Франкфурте, чтобы на ней смогла побывать бабушка, которой тогда было уже за восемьдесят. В городе собрался широкий круг родственников: Соломон из Вены, Якоб из Парижа, двоюродные и троюродные братья и сестры, Голдсмиды и Голдшмидты, Монтефиоре и Коэны, Оппенгеймеры и Штерны. Среди всех них несколько выделялся Россини, друг Якоба, который таращил глаза и дивился пышности и церемонности свадьбы. При виде стольких гостей Гутеле не смогла сдержать волнения.
Натан явился с большой свитой, но вел себя не так шумно и развязно, как обычно. Его самочувствие ухудшилось из-за крупного карбункула. Он дотянул до 15 июня, дня свадьбы, но по окончании празднеств слег в постель. Череда немецких докторов только усугубила его состояние, и встревоженная Ханна привезла к нему хирурга Бенджамина Треверса, их соседа по Нью-Корту. Но было уже слишком поздно. Началось общее заражение крови, и 28 июля он испустил дух. Ему было пятьдесят девять лет.
В последние часы Натан собрался с силами и сел в кровати в окружении плачущих родных. Раввин пришел выслушать его покаяние, и Натан начал читать: «Исповедаю, Господь Бог мой, Бог моих отцов, что мое исцеление и смерть в твоих руках. Да будет воля твоя…» Он мгновение помолчал и отложил книгу. «Мне необязательно столько молиться, – сказал он, – ведь, уверяю вас, по моим убеждениям, я не грешил».
Глава 5
Великан – сэр Мозес Монтефиоре
Любой, кто много путешествовал по Восточной Европе до войны, увидел бы во многих еврейских домах, порой среди семейных портретов, но часто на отдельном почетном месте, словно святой образ, лицо, которое совсем не вписывалось в обстановку. Это был бородач патриархального вида, но он больше походил на вельможу, чем на еврейского мудреца, а высокий воротничок и сорочка с рюшами напоминала об Англии эпохи Регентства. Портрет излучал властность. Массивная голова, крепко сжатые губы, решительный, даже агрессивный подбородок, большой нос, глаза добрые и измученные заботами. Это был портрет сэра Мозеса Монтефиоре, несомненно самого любимого и почитаемого еврея, который когда-либо жил в Англии, и, может быть, даже самого великого.
В истории евреев XIX века сэр Мозес выступает словно колосс, и в кои-то веки это слово – не вполне метафора. Было в нем что-то исполинское: и продолжительность его жизни, и широта интересов, и безмерность состояния, и размах его щедрости, и сама его физическая величина. Его рост составлял 6 футов 3 дюйма (192 см), он был широкоплеч, седобород и громогласен, и с такой внешностью становился центром любой компании. Он родился в 1784 году в правление Георга III и умер на сто первом году жизни уже при Виктории. Происходил он из очень состоятельной семьи и жену взял из такой же, увеличил свое богатство упорным трудом и необыкновенной предприимчивостью и удалился от дел в возрасте сорока лет, чтобы посвятить остаток жизни и средства заботе о благе общества. Едва ли было какое-то важное событие в истории евреев того времени, в котором он бы не участвовал.
В первую очередь его огромное влияние объяснялось тем, что век Монтефиоре в еврейской истории совпал с владычеством Британии в мировых делах. Это была эпоха Палмерстона, Рассела и Гладстона[16]16
Перечислены знаменитые премьер-министры Великобритании второй половины XIX века.
[Закрыть], когда угнетенные многих стран, будь то Греции, Польши, Италии или Испании, с надеждой обращали взоры к Лондону – и редко случалось такое, чтобы среди пострадавших не оказывалось евреев. А часто страдали только они.
Британские евреи в то время не были многочисленной и влиятельной группой – по количеству и богатству они значительно уступали своим единоверцам в Германии, Австрии и Франции. Однако проблемы гуманности легче находили сочувственный отклик в душе британцев. Британия имела силы не останавливаться на одних намеках, а если нужно, идти дальше слов. Именно это и позволяло британским евреям оказывать влияние, а Монтефиоре – играть роль правителя народа в рассеянии.
Впервые семейство Монтефиоре появляется в мавританской Испании. После изгнания они перебрались в Италию, где одна ветвь сначала поселилась в Анконе, а потом переехала в Ливорно. В Ливорно благодаря терпимому отношению Медичи еврейское предпринимательство развернулось во всю ширь, и в 1656 году Манассе бен-Израиль в своем прошении снова впустить евреев в Англию приписывает процветание Ливорно именно им. Предки Мозеса Монтефиоре числились среди виднейших купцов города, но его дед, хотя и женился на дочери состоятельного мавританского торговца Масхуда Ракаха, не сумел сильно разбогатеть и в 1758 году эмигрировал в Англию. Имея в своем распоряжении некоторый капитал, он вскоре занялся ввозом в страну различных итальянских товаров. У него было семнадцать детей – восемь сыновей и девять дочерей. Один сын умер в младенчестве. Старший сын, который родился в Ливорно, остался там, трое сыновей эмигрировали. Четвертый, Джошуа, повзрослев, сделался адвокатом, но поступил в пехоту и стал первым – по крайней мере, если верить ему самому – евреем, который получил офицерское звание в британской армии. Он также утверждал, что был первым евреем, окончившим Оксфорд, и первым английским евреем, который стал адвокатом, и еще много чего – но все эти заявления невозможно чем-либо подкрепить. По сути дела, он был кем-то вроде барона Мюнхгаузена, и, так как подробности послужного списка Джошуа почти целиком взяты из его собственного дневника, трудно отличить факты от вымысла, однако его офицерское звание – это один из фактов, вызывающих наибольшую уверенность.
В 1782 году он, по собственным словам, был одним из лидеров экспедиции, отправленной с целью основать новую британскую колонию в Западной Африке. Из-за плохого планирования и организации она потерпела крах почти сразу же после основания. Монтефиоре уцелел и, как он пытается представить, вышел из ситуации с почетом: по возвращении в Лондон был представлен Георгу III, который предложил сделать его рыцарем, от чего тот отказался. Это самая неправдоподобная история из всех. Глава экспедиции опубликовал отчет, из которого следует, что Джошуа был одним из второстепенных участников группы и к тому же не отличался дисциплинированностью. Таким образом, невероятно, чтобы его представили ко двору, и невозможно, чтобы ему предложили рыцарское звание. А если бы и предложили, он, разумеется, не стал бы воротить нос.
В дальнейшем он составил несколько полезных справочников, включая «Коммерческий словарь» и «Краткий обзор торгового права». Другой труд «Коммерческие и нотариальные прецеденты» с посвящением верховному судье лорду Элленборо выдержал два английских и три американских издания.
Он поселился в Америке и сбывал свою книгу в главных коммерческих центрах Восточного побережья. В то же время он продолжал неглубоко заниматься юридической практикой и журналистикой, но без особых результатов и в смысле дохода, и в смысле репутации. Он был женат дважды. Первой его женой была Эстер Супино, дочь одного из ведущих прихожан синагоги на Бевис-Маркс. Вторая жена Элизабет Меерс, католичка, была горничной Эстер. Ему было уже семьдесят три, когда он женился во второй раз, и он поселился на ферме на окраине Сент-Олбанса в штате Вермонт. Он дожил до восьмидесяти одного года и в последние восемь лет жизни успел зачать восемь детей. Последние свои годы Джошуа жил практически в нищете и, как и другие члены семьи в подобных обстоятельствах, попросил помощи у своего племянника Мозеса Монтефиоре. Сэр Мозес отправлял ему пособие в 20 фунтов, но неизвестно, как часто и как долго.
Джошуа Монтефиоре оставался иудеем, но своих детей, быть может чтобы в будущем избавить их от лишних тревог, вырастил протестантами. Летом 1843 года, уже находясь при смерти, он сказал родным, что не хочет быть похоронен на христианском кладбище, и записал слова из еврейской поминальной молитвы, какие смог вспомнить, чтобы они прочли их у него на могиле. Его похоронили на ферме. В семейной Библии есть надпись: «После моей смерти я желаю и прошу, чтобы мои дети прибавили [к своим молитвам] следующие слова: „Милостивый Господь, смиренно молю Тебя и прошу простить грехи нашего покойного оплакиваемого отца и принять его душу с милосердием и заботой“».
Горацио, один из восьмерых детей, в 1863 году приехал в Лондон, оказался на мели и в конце концов обратился за помощью в американскую дипломатическую миссию. Мистер Бенджамин М. Моран, в то время секретарь миссии, отметил у себя в дневнике: «Высокий, приятного вида вермонтец по имени Д. Монтефиоре явился сюда сегодня утром, жалуясь на отчаянное положение и желая, чтобы его отправили домой. Он воображает, что состоит в родстве с однофамильцем, евреем рыцарского звания, и прибыл в Лондон просить у него милостыни. Я сделал ему выговор за такую глупость и вручил несколько шиллингов, чтобы не дать умереть с голоду. Видимо, он писал сэру Мозесу и ходил к нему в контору, но с ним обошлись нелюбезно. Будучи печатником, он пробовал найти себе работу, но напрасно, и я посоветовал ему отправляться домой, так как мы ему помочь не можем. От роду ему всего двадцать лет».
Двоюродный брат Горацио сэр Мозес к тому времени был уже почти легендарной фигурой и, скорее всего, окружен целой армией клерков, старавшихся не подпускать к нему просителей и авантюристов – особенно если те заявляли, что приходятся ему родственниками, как случалось нередко. Однако вероятно, что, если бы Горацио все же добрался до сэра Мозеса, он встретил бы гораздо более приветливый прием и не ушел бы с пустыми руками. Сэр Мозес с нежностью вспоминал отца Горацио как энергичного и очень незаурядного человека.
Другие дядья удачно женились, занялись надежным делом и устроились в жизни, завели дома в зеленых пригородах и населили окрестности своими бесчисленными отпрысками. Сэмюэл и Джозеф Монтефиоре женились на дочерях Абрахама Мокатты. Джозефа отец сделал импортером каррарского мрамора и итальянских соломенных шляп. Приданое жены еще больше увеличило его состояние. Он находился в Ливорно по делам, когда родился его старший сын Мозес. У них было еще два сына – Абрахам и Горацио – и пять дочерей – Эстер, Сара, Абигайль, Ребекка и Джастина.
В этот период ни один иудей не мог и надеяться получить образование в университете. Поэтому все мальчики рано ушли из школы и были отданы в ученичество в разные профессии. Абрахам стал работать у мистера Флауэра, известного торговца шелком на Уотлинг-стрит, и постепенно нажил на шелковой торговле небольшое состояние. Потом он попробовал себя на бирже – но там ему повезло меньше. Он женился на дочери брокера Джорджа Холла, христианина, чем буквально разорвал свои семейные связи. Так как почти все еврейские биржевики были из числа Родни и все они полагались на взаимопомощь, переживая трудные времена, он разорился. Мозеса, пожалуй самого ортодоксального иудея из всех родственников, особенно огорчил его брак, но он не мог позволить брату нищенствовать. Помог Абрахаму снова встать на ноги, а в 1812 году взял его в партнеры.
После смерти жены Абрахам женился на Генриетте, младшей дочери старого Майера Ротшильда из Франкфурта и сестре Натана. Теперь его состояние было обеспечено, но годы бедности подорвали его здоровье и жизненные силы. Он заболел чахоткой и умер в 1824 году.
Монтефиоре жили в большом доме с террасой на Кеннингтон-Плейс, Воксхолл. У детей были ограниченные возможности получить школьное образование. Мозес пытался восполнить пробелы самостоятельно, читая все подряд, и в результате превратился в кладезь разрозненных обрывков несвязанных и запутанных фактов. Он завел привычку записывать отрывки, поучения, строчки из стихов, эпиграммы, мудрые изречения – как бы составляя импровизированное руководство по образу и смыслу жизни.
Его первым местом работы была фирма торговцев чаем – Messrs Johnson, McCulloch, Cons & Co. из Истчипа, куда его взяли клерком. Работа была тяжелая, часы – долгими, и контора находилась далеко от дома. Тем не менее он отказывался ездить в экипаже даже в разгар зимы и ходил на работу и с работы пешком. Порой он задерживался в Истчипе до полуночи и потом плелся домой по слякоти и сугробам, утешаясь мыслью о таким образом сэкономленных деньгах. Позднее, став уже очень богатым человеком, он все так же внимательно следил за каждым потраченным пенсом и, проявляя щедрость к другим, в личных расходах избегал всякой расточительности.
В 1803 году при помощи своих дядьев из семьи Мокатта, уплатив 1200 фунтов, он стал одним из евреев-брокеров на бирже. «Лучше заработать один фунт, чем гоняться за двумя» – таков был его основной принцип. Другой, взятый из Талмуда, гласил: «Мудрецу нужно не больше того, что он может законно заработать, разумно применить, с радостью потратить и жить с довольством». Он руководствовался этими принципами всю свою жизнь. Таким образом, его первые годы на бирже не были отмечены какими-то сногсшибательными триумфами. Он был среди первых, кто начал издавать еженедельный бюллетень с ценами на ценные бумаги, и постепенно создал значительную клиентуру.
Затем, в 1806 году, он понес колоссальные убытки – потерял 30 тысяч фунтов из-за аферы некого Дэниэлса. Неизвестно, в чем именно состояло это мошенничество и каким образом столь проницательный человек, как Монтефиоре, попался на удочку жулика. Он вспоминал это почти каждый год как черный день своей жизни, но, как видно, это не подорвало его веру в человечество.
В 1812 году он женился на Джудит, дочери Леви Барента Коэна, которая принесла ему значительное приданое и улучшила и финансовое, и общественное положение, но еще важнее приданого был тот факт, что ее сестра Ханна была замужем за Натаном Майером Ротшильдом. Через несколько лет Абрахам Монтефиоре женился на сестре Натана Генриетте. Когда с одной стороны у него были финансовые тузы Коэны, а с другой – сказочные нувориши Ротшильды, Монтефиоре было бы трудно и самому не разбогатеть.
Джудит и Монтефиоре, или Монти, как она звала его, подходили друг другу почти идеально. Она разделяла его глубокие религиозные убеждения, сильное чувство долга, заботу о еврейском народе, острое осознание высокой нравственной цели и двойственное отношение к деньгам, одновременно и щедрое, и бережливое. Джудит была хорошенькая девушка с изящной головкой в кудряшках и выражением мягкой решительности в больших глазах. У них не было детей, но во всех остальных отношениях их брак был настоящей идиллией. Вспоминая день их свадьбы, Мозес всегда благодарил Бога. В 1844 году он записал у себя в дневнике: «В этот счастливый день, 10 июня, тридцать два года миновали с тех пор, как Всевышний Господь Израиля в Его величайшей доброте благословил меня моей драгоценной Джудит, и я всегда буду неизмеримо благодарен Ему за этот дар, величайшую причину моего счастья на протяжении всей жизни. С первого дня нашего счастливого союза и до сего часа я нахожу все больше причин любить и уважать ее и со всей искренностью могу сказать, что каждый новый год приносил с собой все больше доказательств ее достойнейшего характера. Не бывало на свете жены лучше и добрее, все силы отдающей на то, чтобы сделать мужа добрым и счастливым. Да благословит ее Господь отцов наших долгой жизнью, здоровьем и всяческими благами. Аминь».
По утверждению одного из биографов, Джудит родилась в 1784 году, в один год с мужем. По ее собственным словам во время одной переписи населения, она родилась в 1796 году, а во время другой – в 1794-м. Имеющиеся у нас данные говорят в пользу того, что она была одного возраста с мужем, но хотела бы быть помоложе.
Ее воспитывали в ортодоксальном иудаизме. Как-то вечером к ее родителям в гости неожиданно заехал адмирал Сидни Смит с компанией друзей и увидел, что вся семья Коэн сидит на низких стульчиках в траурных одеяниях и читает из Плача Иеремии. «Мои сестры немного смутились, – вспоминала она, – но я тихо сидела на месте, и когда сэр Сидни спросил, почему мы сидим так низко, я ответила: „Сегодня годовщина разрушения Иерусалима, которую набожные евреи отмечают как день траура и посрамления…''» Сэр Сидни и другие джентльмены, видимо, удовлетворились объяснением, которое я им дала».
Свадьба с Мозесом состоялась 10 июня 1812 года. Это было хлопотное время для Монти. Слишком хлопотное, чтобы позволить ему уехать в свадебное путешествие. Поэтому первые недели семейной жизни они провели у родителей жениха в Воксхолле. «У Монти, благодарение Богу, день прошел удачно, – написала юная невеста на пятые сутки медового месяца. – Он подарил мне 1000 акций „Омниум“, от которых я еще не избавилась. Скорее всего, заключу несколько мелких сделок просто ради развлечения. Вчера я для начала накупила консолей[17]17
«Омниум» и консоли – виды государственных облигаций.
[Закрыть], на чем заработала несколько фунтов».
И так проходили дни. Консоли, семейные чаепития и молитвы. В первую пятницу после свадьбы она написала в религиозной экзальтации: «Ничего особенного за весь день. Но когда я зажигала свечи по желанию матушки, в соответствии с тем, чему нас учили, ощутила новое чувство верности и решимости поступать правильно. Я верю, что Всевышний Господь подскажет нам, как поступать так, чтобы угодить Ему. Ничто не приносит мне большей радости, чем сознание того, что мой Монти религиозен. И та вера, которую имеет он, на мой взгляд, и есть самая важная – чувство родства и благоволения».
Эти последние слова точно передают суть его веры. Монти, особенно на исходе жизни, никогда не пренебрегал ни малейшей религиозной обязанностью, но преимущественно его религиозные чувства выражались в виде заботы о ближних. В такое время, когда евреи к евреям часто относились неприязненно, он сумел завоевать уважение сограждан. Как могли бы сказать его современники, он был самым большим христианином из иудеев.
В те дни молодая чета позволяла себе отойти от строгих принципов только в одном отношении. Настоящий ортодоксальный еврей не станет есть мясо или птицу в доме неевреев, поскольку эта пища считается некошерной, если приготовили не по всем правилам. Иными словами, животное должен забить шохет, то есть ритуальный забойщик, после чего засолить и вымочить тушу, чтобы из нее вышла вся кровь. Однако нам известно, что во время своих путешествий Монти и Джудит ели бифштекс в Ситтингбурне, жареную утку в Маркете и потом снова утку в Портсмуте.
В поздние годы они стали брать в поездки личного шо-хета, чтобы соблюдать кашрут везде, куда бы ни ехали.
В эти ранние годы супруги Монтефиоре, хотя и очень любили путешествовать, не имели собственного средства передвижения и ездили в почтовой карете. Может быть, у них не было на это денег или они старались не тратить лишнего. Джудит была особенно экономной, и бережливость – ее страстью. 30 июня, в конце медового месяца, она поспешила в Олдгейт, чтобы поменять лишние свечи на набор чайных ложечек.
Они переехали в Нью-Корт по соседству с Натаном Ротшильдом и недалеко от ее матери в Энджел-Корте на Трогмортон-стрит. По характеру Монти и Натан не походили друг на друга, но у них получился удачный и прибыльный деловой союз, причем первый выступал в роли брокера для второго. На рынке царило оживление в связи с войнами в Европе, и в 1819 году Монти участвовал в первой крупной сделке свояка от лица государства – займе на 12 миллионов фунтов под 3 процента.
Война не давала опуститься ценам на зерно и производственные товары, и землевладельцы с промышленниками часто прибегали к займам. Потребление на душу населения возрастало, как и количество потребителей. Между 1793 и 1814 годами население увеличилось с 8,5 миллиона почти до 11 миллионов человек, то есть больше, чем за весь предыдущий век.
После окончания Наполеоновских войн в начале 1820-х на рынке тут же возник спекулятивный бум, который в 1825 году окончился крахом и привел к катастрофическим последствиям. Естественно, что к такой видной фигуре в Сити, как Монтефиоре, часто обращались за помощью. В феврале 1825 года, например, его попросили стать директором компании, созданной для строительства канала через Панамский перешеек. Монтефиоре посчитал его нежизнеспособным проектом. Тридцать лет спустя де Лессепс[18]18
Виконт Фердинанд Мари де Лессепс (1805–1894) – французский дипломат, руководитель строительства Суэцкого канала.
[Закрыть] пригласил его присоединиться к компании по сооружению Суэцкого канала. И опять он счел благоразумным отказаться.
Однако он все же принял участие в трех крупных концернах. Одним из них был Провинциальный банк Ирландии, экономическое подразделение Католической ассоциации Дэниэла О’Коннелла[19]19
Дэниэл О’Коннелл (1775–1847) – ирландский политический деятель, выступавший за право католиков избираться в парламент и отмену Акта об унии Великобритании и Ирландии.
[Закрыть]. Монтефиоре помог учредить банк при поддержке своего родственника Джейкоба Монтефиоре, Ральфа Рикардо (члена старинной семьи голландских евреев, принявших христианство), Томаса Спринга Райса[20]20
Томас Спринг Райс (1790–1866) – британский политик от партии вигов, канцлер казначейства в 1835–1839 годах.
[Закрыть] и самого О’Коннелла. Монти оставался членом совета директоров и специально приезжал в Дублин, чтобы выдать первый банкнот. ПБИ был одним из первых акционерных коммерческих банков. Он быстро преуспел и продолжает преуспевать по сию пору как один из сохранившихся независимых банков Ирландской республики.
Другое предприятие, в котором участвовал Монтефиоре, но которое оказалось не таким прибыльным, по крайней мере в первые годы, была Имперская континентальная газовая ассоциация. Идея поставлять газ по трубам в города континентальной Европы появилась у генерал-майора сэра Уильяма Конгрива, военного инженера и изобретателя боевой ракеты, который учредил компанию вместе с депутатом парламента Матиасом Этвудом, Исааком Лионом Голдсмидом (сыном Ашера Голдсмида, племянником покойных Бенджамина и Абрахама) и Монтефиоре в качестве членов правления. Она открылась в декабре 1824 года с номинальным капиталом в 2 миллиона фунтов – «в то время, когда размеры британского капитала вышли за рамки всего, что было прежде», как утверждалось в проспекте компании. Однако пузырь вот-вот должен был лопнуть. В разных проектах Газовой ассоциации начали проявляться болезни роста, и они требовали больших финансовых вложений, чем ожидалось. Дивидендов не выплачивалось вовсе, наоборот, ассоциация стала искать дополнительные средства, и в 1831 году Монтефиоре пришлось уговаривать содиректоров не расширять операции, пока не будет выплачен хоть один дивиденд. Прошло много лет, прежде чем это произошло, и за первые 17 лет в качестве члена правления Монти не получил с этого ни единого пенни.
В письме в «Морнинг кроникл» от января 1826 года автор обвинял трех директоров, включая и Монтефиоре, в незаконном присвоении 60 тысяч фунтов в корыстных целях. Однако не было представлено никаких доказательств, и затем газета забрала обвинения назад и извинилась.
Дела компании постепенно пошли на лад. В 1834 году она выплатила дивиденды в размере 6 процентов от вложенного капитала, а к 1840 году они выросли до 10,3 процента. Резервы тоже увеличивались и к 1869 году превзошли подписной капитал компании. Правление предложило выпустить бонусные акции. Председатель правления Матиас Этвуд возражал на том основании, что ассоциация всего лишь является арендатором и что значительные резервы нужны на тот непредвиденный случай, если какой-либо договор аренды будет отменен. Компромисса достичь не удалось. Этвуд ушел в отставку, и председателем стал Монтефиоре. Монти тогда было уже восемьдесят шесть, и вскоре он уступил место человеку помоложе, но продолжал посещать заседания правления вплоть до своего столетия. В 1834 году за труды в правлении ассоциации его избрали почетным членом Королевского научного общества.
Самым крупным предприятием, которым занимался Монти, стала компания Alliance Assurance («Альянс»). Между 1800 и 1870 годами открылось более 500 новых страховых компаний, и большая их часть возникла в годы беспорядочного бума 1824–1825 годов и потом зачахла, как только лопнул пузырь. Некоторые были откровенно мошенническими. Другим, хотя они и формировались под солидным патронажем, не хватило капитала. Третьи не вполне разобрались в тонкостях страхового бизнеса.
«Альянс» такими недостатками не страдал.
Идея этой компании зародилась у Монтефиоре, который прикинул, сколько бизнеса он сам и его деловые партнеры должны отдавать в руки чужих страховых компаний, и сказал Ротшильду, что этих операций хватило бы для того, чтобы открыть собственную фирму. Ротшильд не возражал, и тогда они пригласили к участию Фрэнсиса Бэринга из «Братьев Бэринг», Сэмюэла Герни из «Оверенд и Герни» и Джона Ирвинга (будущего канцлера казначейства) присоединиться к ним в этом деле. Трудно было бы собрать в одном предприятии пять человек с более громкими именами. А без громких имен было не обойтись. Монтефиоре хотел создать такой концерн, который сразу же приобрел бы репутацию среди широкой публики. Упомянутая пятерка назначила себя пожизненными президентами компании. В своем проспекте они не столько приглашали подписчиков, сколько излагали условия, при которых публике будет позволено подписаться. Проспект очень мало раскрывал цели компании и заявлял, что председатели и директора рассчитывают на полную свободу действий. Вдобавок каждый акционер был обязан застраховаться на сумму, равную сумме его подписки, на случай пожара или на 1000 фунтов в отделе страхования жизни. Требовалась сумма в 5 миллионов фунтов – неслыханная для подобного предприятия в те времена. И тем не менее желающих отыскалось даже слишком много, и компания стала расти и шириться во все стороны.
«Альянс» открыл свои филиалы на континенте, в США и по всей империи. Компания потеряла 40 тысяч фунтов после сильного пожара в Гамбурге 1862 года и еще 690 тысяч в Сан-Франциско в результате землетрясения 1906 года, но подобные убытки переносила спокойно. Число сделок по страхованию жизни увеличилось почти в двадцать раз. Чуть ли не до последнего своего дня Монтефиоре продолжал живейшим образом интересоваться бизнесом и заседал в правлении еще долго после того, как умерли остальные первые президенты. «Среди деловых предприятий, деятельности которых способствовал сэр Мозес в ходе своей долгой и плодотворной жизни, – заявляла компания в честь его столетнего юбилея, – нет более успешного или более обязанного его мудрости и рассудительности, нежели «Альянс», президентом которого он оставался со дня основания в 1824 году».
Хотя Монти активно занимался множеством предприятий, он не позволял бизнесу полностью завладевать его временем. Вот запись в его дневнике от 1820 года о типичном дне: «С Божьего благословения, встать, помолиться в 7 часов. Завтрак в 9. Если буду в Лондоне, посетить биржу в 10. Поужинать в 5. Читать, писать, учить иврит и французский, если будет возможность, в 6. Читать Библию и молиться в 10. Затем лечь спать».
В 1824 году, вскоре после открытия «Альянса», он отдалился от бизнеса, хотя оставался на руководящих постах в различных концернах. Продал свое место на бирже и посвятил себя главным образом работе на благо общества. На него сильно повлияла смерть младшего брата Абрахама, и вихрь деловых спекуляций и царящая на рынке лихорадка стали лишать душевного покоя. Но в первую очередь он чувствовал, что уже сделал достаточно. Как и во всех важнейших решениях своей жизни, он обратился за одобрением и поддержкой к жене. «Благодари Бога и будь доволен» – так ответила она ему. Мы не знаем конкретную величину того, чем ему следовало быть довольным, но после ухода от дел он прожил еще шестьдесят лет, активно тратил (больше на других людей, чем на себя) и оставил 310 тысяч наследства – так что сумма, по всей видимости, превышала 1 миллион фунтов.
В 1825 году Монтефиоре переехали из Нью-Корта, где начинали семейную жизнь и где теперь располагалась контора «Альянса», на Грин-стрит, а оттуда через некоторое время на Парк-Лейн, в дом номер 99. Этот дом стоит до сих пор.
И Монти, и его жена очень любили сельскую жизнь и еще в первые годы брака купили небольшое поместье – Тенби-Лодж-Фарм возле Тонбриджа. Однако в 1830 году он приобрел Ист-Клифф-Лодж – просторную виллу, стоявшую на 13 акрах земли на восточном краю Рамсгита, псевдоготическое сооружение со шпилями и бойницами и балконом, выходящим на море. В путеводителе по местным достопримечательностям обеденный зал описывался так: «Самый элегантный образец готической жилой архитектуры в Англии». Земли поместья доходили до самого края утеса, в котором были проделаны подземные коридоры – по слухам, контрабандистами – и вели от дома к морю.
Имение, идиллическое во многих отношениях, не имело одного важного удобства – синагоги. Монти тут же нанял кузена – архитектора Дэвида Мокатту. Из Иерусалима доставили священную землю, из Италии – мрамор и набрали целую армию всевозможных мастеров работать над резьбой и отделкой. В июне 1833 года – в двадцать первую годовщину свадьбы – строительство было закончено. Отметить это событие съехалась большая часть Родни. Главные раввины ашкеназской и сефардской общин приехали освятить здание. После церемонии последовал банкет. Оркестр из двадцати четырех музыкантов развлекал гостей в столовой. Другой оркестр играл на лужайке. Полночь озарилась сиянием шумного фейерверка.
И это было только начало рамсгитской синагоги. Ей нужен был священнослужитель. Монти привез его и построил ему дом. Для службы необходим минимум присутствующих – десять мужчин. Монти построил колледж для пожилых ученых, которые составляли этот минимум и, помимо жилья и стола, получали пенсион. Благочестивый иудей должен кошерно питаться. Монти привез шохета и поселил его в отдельном доме. Со временем он основал в Ист-Клиффе немалую колонию евреев и чувствовал большое удовлетворение, когда вместе с женой по пятницам, когда солнце клонилось к закату, шагал в свою синагогу, обдуваеый морским бризом, чтобы прибавить свой голос к знакомым песнопениям субботней службы.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?