Текст книги "Провал"

24

Ночь. Или, во всяком случае, поздний вечер.

Гостиничный номер. Одиночество. Неудачная комбинация.

Телевизор включен, но едва ли стоило возлагать надежды на то, что какая-нибудь передача его заинтересует. Себастиан встал с кровати, добрел до окна, открыл его. Обнаженное до пояса тело обдало приятным летним теплом. Скучающий вздох. Он уже просмотрел материалы расследования, лежавшие на одной стороне широкой одноместной кровати. Сейчас из них не извлечь больше, чем когда он сидел с коллегами в здании полиции.

А в здании полиции извлечь было нечего.

Когда Торкель покинул совещание, чтобы встретиться с Акселем Вебером, Себастиан вышел вместе с Эвой Флурэн под предлогом, что хочет налить себе еще кофе.

Он поинтересовался, собирается ли она потом возвращаться в Бурос. Она собиралась.

Не хочет ли она перед отъездом перекусить с ним? Она не хотела.

Поэтому теперь он торчал в гостиничном номере в одиночестве, не находя себе места.

Знакомое чувство, только сейчас еще усиленное невозможностью контролировать Билли. Тот был в Хельсингборге. Если ему тоже неймется в одиночестве у себя в номере, то дело обстоит хуже. Или, во всяком случае, может обстоять.

Эти мысли было необходимо отогнать. Сосредоточиться на чем-нибудь другом. На ком-нибудь другом. Себастиан взял со спинки стула рубашку и как раз успел надеть ее, когда зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей, как обычно, надеясь, что это Ванья.

Неизвестный стокгольмский номер.

На секунду Себастиан задумался, не подождать ли, пока включится автоответчик. Существовал риск, что его номер раздобыл кто-нибудь из женщин, с кем он переспал. Такое иногда случалось. Или торговец по телефону, что не лучше. Но с другой стороны, если ответить, то, по крайней мере, хоть что-то произойдет. Независимо от того, кто звонит. Он нажал на кнопку и коротко ответил: «Да».

– Себастиан?

– Кто это?

– Анна. Анна Эрикссон. Мать Ваньи, – добавила она на случай, если среди его знакомых есть несколько Анн Эрикссон.

– Чего ты хочешь? – спросил Себастиан, с удивлением заметив у себя в голосе больше искреннего интереса, чем резкости. Пожалуй, она была последней, кого он ожидал услышать.

– Поговорить. О Ванье.

– Вот оно что.

Себастиан замолчал: позвонила она. Поговорить хочется ей.

Он не намеревался начинать.

– Она полностью порвала со мной отношения, – проговорила Анна, и Себастиану показалось, что голос у нее подрагивает.

– Ты удивлена? – Опять откровенное изумление. – Ты лгала ей всю ее жизнь.

– Ради нее.

– Вначале, возможно, но не сейчас, под конец.

Он почувствовал, как удивление и любопытство уступают место нарастающему раздражению. Она ведь управляла всем развитием событий. Решала все. Начиная с того момента, когда он, узнав, что Ванья его дочь, пришел к ней, вплоть до свадьбы Билли. Он подчинялся ее желанию. Все время. А теперь, когда ее план не сработал, она звонит ему.

– Когда она узнала, что Вальдемар ей не родной отец, почему ты не сказала, что это я? – поинтересовался он, замечая, что в голосе начала слышаться зарождающаяся злость. – Зачем ты выдумала какого-то покойника?

– Ты был худшей альтернативой.

Что ни говори, позвонила она явно не для того, чтобы подлизаться.

– Мы можем увидеться? – продолжила она.

– Зачем? Я же худшая альтернатива.

– Себастиан…

– Тебя она ненавидит, меня терпит, – перебил он. – Зачем мне рисковать?

– Пожалуйста. Вальдемар опять в больнице, и я… мне сейчас просто всего этого не вынести.

– Опять рак?

Себастиан почувствовал, что продолжать злиться стало трудно. Вальдемар, во многих отношениях, наделал меньше всех ошибок в этой истории, а тем не менее пострадал сильнее всех.

Анна ответила не сразу. Она набрала воздуха, однако новое предложение не начала, а лишь снова выдохнула с громким вздохом. Себастиан представил себе, как она стоит у окна, уставившись в никуда, кусает ногти и пытается сдержать слезы. У него возникло ощущение, что речь идет не о рецидиве рака, а о чем-то худшем. Что же это могло быть?

– Нет, он… в депрессии, – в конце концов тихо донеслось. – Пытался покончить с собой.

И правда хуже. Себастиан почувствовал, что остатки раздражения исчезают. Особо теплых чувств к Анне он не питал, но такого не пожелал бы никому.

– Как у него обстоят дела?

– Он принял таблетки, но я вовремя нашла его. Он в Каролинской больнице, вне опасности.

– Мне очень жаль, – выдавил Себастиан. – Я в Ульрисехамне, – продолжил он, желая объяснить, почему они не могут встретиться.

– Ванья тоже там?

– Нет, она в Хельсингборге. В связи с тем же делом.

Анна вновь замолчала. Говорить было особенно нечего. По телефону ничего не решишь.

– Ты можешь позвонить мне, когда вернешься в Стокгольм?

Не столько вопрос, сколько мольба.

– Посмотрим…

– Пожалуйста, позвони. Мне необходимо… Мне необходимо вернуть ее. Мне нужно, чтобы хоть что-то в моей жизни устроилось.

Она позвонила Себастиану Бергману, чтобы хоть что-то в ее жизни устроилось. Значит, у нее действительно не было выбора.

– Посмотрим, – повторил он. – Я ничего не обещаю.

С этим он отключил телефон. Остался стоять с трубкой в руке. Разговор его ничуть не успокоил. Может ли это сказаться на его отношениях с Ваньей? Новый отец оттесняется бывшим, пребывающим в депрессии отцом. Старые чувства вновь вырываются наружу. Вполне возможно. Знает ли она вообще о случившемся – спросить у Анны он забыл. Надо ли позвонить Ванье? Но сообщать подобные новости по телефону ему не хотелось. Не хотелось также и чтобы у нее возникло впечатление, будто он общается с ее матерью. Значит, не звонить.

Однако оставаться в комнате он просто не мог. Он застегнул рубашку, покинул комнату, чтобы отправиться на поиски кого-нибудь, с кем заняться сексом.

25

Они шли домой через маленький город.

По пешеходной улице прогуливались отдельные туристы, у автобусного вокзала толпилась молодежь, но в целом вечер был явно спокойным. Лисе-Лотте выбрала отличный ресторан. Хорошая еда, уютно и приятно. Они говорили обо всем. Рассказывали друг другу о последних событиях своей жизни, периодически предаваясь общим воспоминаниям.

Тридцать лет.

Долгий срок, очень долгий, но иногда им казалось, что с их последней встречи прошло всего несколько лет. Или даже меньше. Поразительно, как легко и быстро они вернулись к взаимопониманию. Торкелю было очень хорошо. Он не мог припомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким расслабленным и веселым.

Они прошли мимо нескольких закрытых магазинчиков, завернули за угол, и внезапно он, к своему разочарованию, увидел вдали гостиницу. Неужели они уже пришли? Он думал, что она находится дальше. Озираясь, он пытался найти предлог для обходного пути, чтобы продлить прогулку.

– Мне, наверное, стоит проводить тебя домой, – попытался он, глядя на Лисе-Лотте.

– Спасибо, но я живу довольно далеко от города, – ответила она. – Поэтому я возьму такси, пешком не дойти.

Торкель опять ощутил прилив разочарования, но попытался скрыть его. Предлагать, что он поедет ее провожать на такси, нельзя. Такая инициатива должна исходить от нее.

– Я с трудом представляю себе тебя в сельской местности, – произнес он. – Ты всегда отличалась пристрастием к крупным городам. Даже Линчёпинг считала дырой.

Она усмехнулась и взяла его под руку так, будто это было совершенно естественным. Протестовать Торкель не намеревался.

– Да, но мне действительно нравится. Наверное, дело в возрасте… Я тоже не могла себе представить, что ты станешь комиссаром полиции.

– Да, думаю, это стало неожиданностью для многих.

– Помню, когда услышала от Хелены, что ты поступил в полицейскую школу, я страшно удивилась.

Расстояние до гостиницы сокращалось. Освещенный главный вход все приближался. Торкель знал, чего ему хочется, но чувствовал себя слишком робким и неловким для того, чтобы даже попытаться сделать это. В точности, как когда они с Лисе-Лотте впервые были вместе. Клокочущее волнение в душе и ощущение, что он не отвечает ожиданиям. Не отваживается. Боязнь получить отказ.

Тогда первый шаг сделала она. Наклонилась вперед для их первого поцелуя. На этот раз ему хотелось решиться самому. Сквозь ткань пиджака он ощущал теплоту ее тела. Они молча шли вперед. Их шаги эхом отдавались от асфальта. Она позволила ему быть очень близко. Несмотря на это, он не находил в себе сил сделать то, чего ему в глубине души хотелось.

Коснуться ее.

Поцеловать.

Гостиница все приближалась. Совместных шагов оставалось все меньше. Возможности для чего-то большего уменьшались с каждым метром. Чего он ждет? Он не понимал. Других и более удобных случаев не представится. Сейчас или никогда. Уже скоро они будут стоять перед входом и прощаться.

– Я провела замечательный вечер, Торкель, – внезапно остановившись и повернувшись к нему, произнесла она.

– Я тоже.

Получилось, как в первый раз, много лет назад. Она наклонилась вперед и поцеловала его. Отбросив осторожность, он ответил ей. На ее губах ощущался привкус красного вина. Целовались они, казалось, страстно и долго, но когда отпустили друг друга, ему хотелось лишь продолжать.

– Ой! – воскликнула она и с нежностью посмотрела ему в глаза глубоким взглядом, отступая на шаг назад. – На это я как-то не рассчитывала.

Торкель почувствовал некоторую растерянность.

– На что? – с трудом произнес он.

– Что почувствую так… – Она на секунду замолчала, а потом шепотом добавила – …сильно.

– Я тоже.

– Может, созвонимся завтра? – спросила она.

Торкель кивнул, хотя в глубине души ему больше всего хотелось не отпускать ее.

– Разумеется, – ответил он. – Созвонимся завтра.

Он наклонился и в последний раз поцеловал ее. Менее страстно.

Она сдержала свои чувства.

Он тоже.

Что еще им оставалось делать?

26

Прогноз погоды, который он прослушал в машине, обещал в течение дня от двадцати до двадцати пяти градусов. Было по-прежнему рано, самое начало седьмого, но когда он заводил грузовой фургон на парковку, солнце уже грело через стекло. А ведь еще только конец июня. Рогер Левин искренне надеялся, что не будет так же жарко, как прошлым летом. Немного зловредно по отношению ко всем отпускникам, которые начнут отдыхать в ближайший месяц и уже предвкушают ленивые жаркие солнечные дни и теплые приятные вечера у гриля, но его погодные предпочтения были чисто эгоистическими.

Ему предстояло работать. На улице. Весь остаток лета.

Или, во всяком случае, до середины августа. К началу учебного года в школах[13]13
  В шведских школах учебный год начинается в середине августа.


[Закрыть] ему необходимо все закончить. Его семья не слишком обрадовалась, узнав, что у него в этом году не будет полноценного отпуска, но вместе с тем они его понимали.

Фирма «Левин Строительство и Электроработы» существовала с 1999 года, когда Рогер Левин уволился из концерна NCC[14]14
  NCC (Nordic Construction Company) – крупнейший строительный концерн Швеции.


[Закрыть] и начал собственное дело. Первые годы выдались тяжелыми. На рынке, где были широко распространены нелегальные заработки, за заказы боролось много мелких фирм. Потом, в 2008 году, ввели налоговые вычеты за наем строительных фирм, и стало полегче. Вычет из налогов пятидесяти процентов стоимости работ сделал обращение к нелегальной рабочей силе не столь привлекательным. У фирмы «Левин Строительство и Электроработы» появилось больше заказов, и она даже смогла расширить штат. Рогер начал подумывать о небольшом сокращении деятельности. Но тут его фирма стала главным подрядчиком этого ремонта. Большая и важная работа, которую следовало сделать правильно и хорошо. Работа, способная привести к новым подрядам, если заказчик останется доволен. Поэтому он решил все лето лично руководить работой на месте.

Рогер вылез из машины, обошел вокруг нее, открыл задние дверцы и вытащил стоявший за ними деревянный ящик. Кофеварка, два термоса, молоко, хлеб, масло, сыр и ветчина. Булочки, несколько пачек печенья и пакетиков со сладостями.

Рабочие появятся не раньше семи, и к этому времени Рогер собирался приготовить бутерброды и кофе. Каждый день такое угощение их ждать не будет, но им всем предстоит долгое – и, возможно, жаркое – лето, поэтому не повредит поднять им настроение. Они ведь тоже жертвуют семейной жизнью и отпуском.

Подойдя к двойным стеклянным дверям, он отпер их выданным ему ключом и вошел в пустой гардероб. Учительская располагалась на втором этаже. Надо было стать учителем, думал он, таща ящик по лестнице. Десять недель летнего отпуска, пасхальные каникулы, осенние каникулы, спортивные каникулы, рождественские каникулы. Правда, в остальное время их окружают дети. Тридцать человек. И их родители. Когда его дочери были помладше и хотели играть в футбол, Рогер несколько лет помогал на тренировках и матчах в местном спортивном клубе. Он не переставал удивляться поведению родителей девочек возле футбольного поля. Они кричали, ругались, критиковали, подгоняли, ставили под сомнение все действия тренера. «Учителю, вероятно, достается в десять раз больше», – думал он. Он никогда бы этого не выдержал, сколько бы каникул у него ни было в промежутках.

Поднявшись на второй этаж, он направился в учительскую. Уже собираясь свернуть налево по коридору, в сторону кабинета директора, он остановился.

Одна из дверей в коридоре была открыта. С того места, где он стоял, на деревянной двери были видны следы взлома.

Вот черт!

Лучше уж взглянуть, задокументировать повреждения и сразу сообщить о них, чтобы никто не подумал, что они появились, пока в здании находились он и его люди. Поставив ящик на пол, он прошел оставшиеся шаги до взломанной двери. Его укрепленные сталью ботинки застучали по каменному полу.

Да, действительно взломано, повреждены и дверной косяк, и замок, быстро отметил Рогер. Он вынул телефон, чтобы сделать несколько снимков. Школа принадлежала муниципалитету, поэтому он предположил, что звонить надо кому-то оттуда. Держа телефон перед собой, он обошел дверь, чтобы сменить угол. Бросил взгляд в класс и опустил телефон, нерешительно шагнул внутрь и понял, что первый звонок в это утро будет не в муниципалитет.

Он набрал 112.

27

– Нам известно, кто это?

Себастиан стоял в нескольких шагах от взломанной двери, всматриваясь в слишком хорошо знакомую, к сожалению, картину. Девушку удерживала на стуле обмотанная прямо под грудью веревка. На спине прикреплены два листа с тестами. На голове белый колпак, лицо повернуто к стене. Он был уверен, что, осматривая тело, Урсула найдет на лбу отверстие от пневматического пистолета.

– Пока нет, – ответила Урсула, работавшая вместе с двумя помощниками на месте обнаружения. Разумеется, расстроенная тем, что еще одного молодого человека жестоко лишили жизни, но довольная тем, что, в порядке исключения, оказалась на месте первой и может провести техническое обследование самостоятельно.

– Он ускоряется, – заметила она, на мгновение оторвавшись от камеры и взглянув на Себастиана. – Почти неделя между первым и вторым преступлением, три дня до следующего.

– Да.

– Сокращается так называемый период охлаждения?

– У нашего преступника нет периода охлаждения.

Он шагнул к ближайшему из задних столов класса и снял стоявший на нем стул. Урсула бросила на него взгляд, и Себастиан остановился, но затем она коротко кивнула. Он сел, откинулся назад на двух задних ножках стула так, что спинка уперлась в стену, и снова посмотрел на девушку.

– Период охлаждения есть у тех, кто убивает по внутреннему принуждению. Они предаются фантазиям до тех пор, пока не оказываются не в силах им противостоять, – проговорил Себастиан и поймал себя на том, что ему вспомнился Билли. – После убийства они ощущают спокойствие, часто связанное со стыдом и чувством вины за совершенное. Потом потребность снова формируется до тех пор, пока ей больше невозможно противостоять. Согласно статистике, спокойный период становится все короче и короче. Но наш преступник…

Он уперся взглядом в прикрепленные к обнаженной спине девушки листы бумаги.

– Нашим преступником движет не желание или принуждение. Он убивает потому, что хочет, а не вынужден. – Себастиан умолк. Не ради драматического эффекта, а чтобы быстро перебрать в голове дела, с которыми они за эти годы работали вместе. Он пришел к выводу, что налицо доказательства мысли, возникшей у него, как только они увидели первую жертву.

– С такими, как он, мы еще не сталкивались.

28

Казалось, он не в силах вернуться в класс. Не потому, что ему не хотелось там находиться. Вовсе нет. Мертвая девушка на стуле.

Торкель не мог смотреть на нее, не думая об Элин.

О старшей дочери, которая только что закончила первый год обучения в Стокгольмской школе гостиничного и ресторанного дела. Она училась на повара. Нашла себе летнюю работу в ресторане в районе Хурнстулль. В средней школе оценки у нее были неважные. Торкель любил ее больше всего на свете, но был почти уверен в том, что она сумела бы ответить на довольно мало вопросов из самодельного теста их преступника.

Это вовсе не означало, что она глупа, напротив, она умная, взрослая, душевная, веселая, но не обладает энциклопедическими знаниями такого типа. Большинство ее друзей – тоже, считал он, судя по тем, с кем он встречался и разговаривал. Впрочем, у нее есть нечто другое. Уверенность в себе, любознательность – она совершенно не боится новых ситуаций, верит в то, что все возможно, предприимчива, что может позволить ей далеко пойти. Наверное, дальше, чем знания, которые пришлось демонстрировать жертвам. По крайней мере, столь же далеко.

Торкель знал, что она смотрит эти программы. Во всяком случае, некоторые из них. Потому, как он надеялся, что они обладают той же притягательностью, что прежние шоу уродов. Что ее привлекают безумство, странность, исключительность – как на такое не посмотреть?

Но ей никогда в жизни не пришло бы в голову в чем-нибудь подобном участвовать.

Так он, по крайней мере, думал. Надеялся.

Ему было крайне трудно представить, что его пьяная дочь занимается в телевизионной программе сексом с одним или несколькими почти незнакомыми мужчинами. Даже если бы она, как Мирослав Петкович, просто играла роль.

Впрочем, ей скоро восемнадцать, и она может поступать как хочет. Уже поступает. Давно прошли времена, когда она перед принятием решения спрашивала его совета. Чаще всего его просто ставили перед фактом.

Вот так, и живи с этим.

Он предполагал, что она больше советуется с Ивонн. По бумагам у них совместное право опеки, но на практике дочери жили у матери с момента развода. Его работа не позволяла им жить у него каждую вторую неделю.

У него хорошие отношения с дочерьми, в этом он не сомневался, но чтобы отношения стали действительно близкими, требуется время и личное присутствие, а с этим дело обстояло неважно. Торкель сообразил, что только один раз разговаривал с девочками после окончания учебного года, причем больше двух недель назад. Он решил, что вечером обязательно позвонит им.

Чувствовал, что ему необходимо поговорить с ними, особенно после того, как увидел девушку в классе.

Торкель вышел оттуда, чтобы попросить местных полицейских постараться узнать имя этой молодой женщины. До сих пор всех жертв находили на следующее утро после их встречи с убийцей. Он попросил их проверить заявления о пропаже людей накануне, скажем, во второй половине дня, и посмотреть, не подходит ли под какое-нибудь описание эта полуобнаженная девушка. Шанс, конечно, невелик. Если жертва проживала одна, что вполне вероятно – ей на вид около двадцати лет, – то ее мог еще никто не хватиться.

Но Торкель надеялся на лучшее.

Утром им позвонили в самом начале восьмого.

Будильник мобильного телефона был у него поставлен на 6:30, но Торкель проснулся уже около шести, в необычайно хорошем настроении. Причиной наверняка был ужин накануне вечером. Быстро приняв душ, он спустился вниз, чтобы позавтракать.

Минут через сорок пять в ресторан пришла Урсула – как раз когда он обдумывал, не согрешить ли ему немножко и не взять ли ко второй чашке кофе круассан с шоколадом.

– Доброе утро, ты рано, – сказала она, многозначительно кивая на его почти пустую тарелку.

– Я проснулся и решил сразу встать.

– Значит, вчера вы не очень засиделись?

Торкель посмотрел на нее. Он ошибается или в голосе Урсулы присутствовали нотки удовлетворения?

– Да…

– С кем это ты встречался?

Торкель продолжал смотреть на нее вопросительно.

– Я видела тебя в баре. Ты был не один, – объяснила Урсула.

– Вот оно что, это моя школьная подруга. Мы вместе учились в гимназии.

– Здорово. Что она здесь делает?

– Она здесь живет. Работает в школе, где нашли Петковича. Собственно, это она его нашла.

– Надо же. Наверное, это было… тяжело.

– Да.

Возникла короткая пауза. Торкель обдумывал, стоит ли рассказывать, что они с Лисе-Лотте одно время были больше чем одноклассниками, но решил, что нет. Урсуле это, скорее всего, неинтересно. Это было целую вечность назад.

– Пойду, принесу себе поесть, – прервала молчание Урсула и развернулась, чтобы идти к шведскому столу.

– Захвати мне заодно круассан с шоколадом! – прокричал ей вслед Торкель.

Съесть круассан ему так и не удалось.

Не успела Урсула отойти от стола, как у него зазвонил телефон. Новый труп. Их дело.

Школа в Русерсберге, под Стокгольмом. После этого он сделал три быстрых звонка. Первый – Ванье и Билли, чтобы узнать, как у них дела и могут ли они поехать в Стокгольм. Они могли.

Кристианссон прислал двух человек, которые кажутся, несомненно, компетентными, им спокойно можно передать дело и уехать из Хельсингборга, если Торкель хочет отправить их в Стокгольм.

Он хотел.

Второй звонок – Эве Флурэн. Он рассказал ей, что произошло, попросил ее взять на себя ответственность в Ульрисехамне и докладывать ему ежедневно или, как только произойдет что-нибудь, на ее взгляд, важное.

Третий звонок – Себастиану.

Тот завтракал в кафе неподалеку. Когда Торкель поинтересовался, почему он не ест в гостинице, выяснилось, что он там не ночевал.

– Эва Флурэн? – спросил Торкель с грустным вздохом.

– Нет.

Расспрашивать дальше Торкель не стал, он мог очень легко дополнить остальное. Ему оставалось радоваться тому, что Себастиан провел ночь не с Эвой Флурэн. Его дурная привычка заниматься сексом с женщинами, связанными с их расследованиями, начала становиться проблемой. Вместо этого он велел Себастиану возвращаться в гостиницу и складывать вещи. Они едут в Стокгольм.

В Русерсберг – ничем не приметный городок, находящийся между Стокгольмом и аэропортом Арланда.

По прибытии в школу они втроем зашли в класс, но, быстро удостоверившись, что это действительно их дело, Торкель покинул коллег, чтобы попросить местных полицейских попытаться помочь с установлением личности.

Казалось, он не в силах вернуться в класс.

Себастиан сидел на стуле в самом конце класса, прислонясь к стене. Урсула с двумя коллегами работала возле жертвы. Все повернулись к Торкелю, когда он наконец вошел в дверь.

– Сегодня ночью родители заявили об исчезновении близнецов Сары и Эббы Юханссон, – сразу сказал он, увидев их любопытные взгляды. – Они не вернулись домой после какого-то ужина, никому не позвонили и не отвечали на телефон, что явно очень необычно.

– С кем они ужинали? – поинтересовался Себастиан.

– Пока не знаю, у меня есть только их личные данные.

– Они участвовали в каком-нибудь шоу?

– Не знаю.

– У нас есть машина?

– В пути.

– Близнецы?

– Да, о пропаже обеих заявили сразу после полуночи.

Себастиан наклонился вперед так, что стул опять опустился на все четыре ножки.

– Где же тогда вторая?