Текст книги "Не говори никому. Беглец"

Глава 4

Вик Летти внимательно посмотрел по сторонам, прежде чем скользнуть внутрь помещения почты, к ящикам «до востребования». Войдя, он снова воровато огляделся. Его никто не заметил. Чудесно. Вик не смог сдержать улыбки: план превосходен, к нему никто никогда не подкопается, и сейчас он наконец-то получит хорошие денежки.

Вся соль в отличной подготовке, думал Вик. Вот что отличает хороший план от великолепного. Спрячь концы в воду и предусмотри любую неожиданность.

Первым делом Вик, с помощью своего бестолкового кузена Тони, выправил себе фальшивые документы. Затем, используя их, арендовал ячейку под псевдонимом «ЮИС энтерпрайзес». Улавливаете? И фальшивые документы, и псевдоним. Теперь, даже если какой-нибудь умник подкупит работника почты, чтобы выяснить, кто снял ячейку для фирмы «ЮИС энтерпрайзес», он услышит имя Роско Тейлор, значившееся на одном из фальшивых удостоверений Вика.

И никаких следов самого Вика Летти.

Через всю комнату Вик попытался разглядеть – белеет ли что-нибудь в крохотном окошке ячейки номер 417. Похоже, что-то есть. Прекрасно. Вик принимал только наличность, в крайнем случае – почтовые переводы. Никаких чеков, разумеется. Ничего такого, что могло бы послужить хоть тоненькой ниточкой к его персоне. А еще, приходя за деньгами, он маскировался. Вот сейчас, например, натянул бейсболку, приклеил фальшивые усы и хромал, так как прочел где-то, что хромоту люди замечают первым делом. Теперь, если свидетеля спросят, кто использовал четыреста семнадцатую ячейку, тот, недолго думая, опишет хромого усатого парня в бейсболке. И подкупленный клерк подтвердит, что некто Роско Тейлор носит усы и хромает.

А Вик Летти – нет!

И это еще не все предосторожности. Вик не открывал ячейку, если рядом были люди. Никогда. Пока кто-то доставал свою почту или просто находился поблизости, он копался возле первой попавшейся дверцы или делал вид, что заполняет какой-то документ. Когда же на горизонте становилось чисто – тогда (и только тогда!) он открывал заветную ячейку номер 417.

Вик знал, что осторожность никогда не бывает чрезмерной.

Даже путь сюда был продуман до мелочей. Вик оставлял свой грузовик – он развозил запчасти для компании «Кэбл ай», крупнейшего кабельного канала Восточного побережья, – в четырех кварталах от почты и добирался до места, петляя по тенистым аллеям. Чтобы скрыть рабочую форму с вышитым на правом кармане именем «Вик», накидывал сверху черную ветровку.

И вот он здесь, всего в десяти шагах от «упитанного тельца», возможно ожидающего в ячейке номер 417. Пальцы Вика нервно зашевелились, он опять оглядел помещение.

Неподалеку две женщины проверяли ячейки. Одна перехватила его взор и вежливо улыбнулась в ответ. Вик двинулся к своей цели по противоположной стороне комнаты, старательно отворачиваясь от женщин и делая вид, будто ищет нужный ключ в связке, свисающей с ремня на специальной цепочке.

Предосторожность.

Две минуты спустя посетительницы забрали почту и вышли. Путь был свободен. Вик торопливо пересек комнату и открыл ячейку.

Вот это да!

Пакет из оберточной бумаги, адресованный «ЮИС энтерпрайзес». Без обратного адреса. И, судя по толщине, внутри – нехилая пачка зелененьких.

Вик истерически ухмыльнулся. Неужели вот так и выглядят пятьдесят штук?

Дрожащими руками он вытащил пакет. Тот лег в ладонь приятной тяжестью. Сердце Вика заколотилось. Господи милосердный, прошло уже четыре месяца с тех пор, как план вступил в действие, с тех пор, как он раскинул сети и наловил немало рыбешки. Но теперь, Бог свидетель, теперь он поймал настоящего кита!

Снова осмотревшись, Вик спрятал пакет в карман ветровки и поспешил наружу. Кружным путем вернулся к грузовику и поехал в контору. Всю дорогу пальцы ласкали спрятанный конверт. Пятьдесят штук. Пятьдесят тысяч долларов. От этой цифры голова шла кругом.

Вернувшись к конторе «Кэбл ай», Вик припарковал грузовик на заднем дворе и пошел на стоянку к машине. Смеркалось. Увидев свою, девяносто первого года, «хонду-цивик», Вик скривился. Ну ничего. Недолго осталось.

Стоянка была пуста. Темнота настораживала: шаги казались слишком громкими, ботинки щелкали по бетонной дорожке, холод забирался под куртку. Пятьдесят штук. У него в кармане пятьдесят штук.

Вик передернул плечами и ускорил шаг.

Надо признаться, в этот раз он боялся. Пора завязывать. Да, план был хорош, без всяких сомнений. Просто великолепен. Только сейчас Вик замахнулся на слишком серьезных людей. Впрочем, взвесив «за» и «против», он решил, что истинно великие – те, кто круто меняет собственную судьбу, – всегда рискуют.

А Вик жаждал быть великим.

При всей своей экстраординарности план его был невероятно прост. Каждому, оплатившему кабельное телевидение, представитель компании подсоединял к телефонной линии маленькую коробочку с переключателем. Когда хозяева заказывали дополнительные программы, вежливый работник появлялся вновь и нажимал только ему известные кнопки. Вот эта-то коробочка и ведала тележизнью семьи. А телевизионная жизнь семьи хранит множество секретов.

Кабельные каналы и отели, в которых стоит внутреннее телевидение, всегда обещают, что не укажут в счете названия заказанных вами фильмов. Однако сие не значит, что работники канала этих названий не знают. Попробуйте-ка оспорить счет, и они швырнут их вам прямо в покрасневшее лицо.

Первым делом Вик выяснил – и это не составило особого труда, – что коды выбранных хозяевами программ передаются через пресловутый переключатель прямо в главный компьютер компании. Вик влезал на телефонный столб, открывал коробочку и списывал коды. Потом возвращался на работу, вводил украденные цифры в компьютер и узнавал остальное.

Например, в шесть часов пополудни, второго февраля, ваша семья заказывала «Короля Льва». Или, что было гораздо более ценной информацией, в половине одиннадцатого вечера, седьмого февраля, кто-то смотрел «Охоту на мисс октября» и «Золотую блондинку».

Улавливаете?

Сначала Вик бомбил отдельные дома. Он писал главе семьи короткое, но леденящее душу письмо. Перечислялись просмотренные порнофильмы с указанием даты и времени просмотра. Затем делалась приписка о том, что копии письма могут быть отправлены членам семьи, соседям и шефу адресата. За молчание Вик просил скромную сумму в пятьсот долларов. Немного, и все же Вику казалось, что это наиболее разумная цифра – достаточно высокая, чтобы приносить ему приличный доход, и достаточно низкая, чтобы адресат заплатил не кочевряжась.

Оказалось – и Вик был страшно удивлен, – что только десять процентов корреспондентов шли навстречу его требованиям. Он не понимал почему. Наверное, интерес к порнофильмам перестал быть такой уж зазорной привычкой. Возможно, жены знали об увлечениях мужей или даже смотрели «клубничку» вместе с ними. Но главным недостатком плана оказалась неопределенность цели.

Необходимо было тщательнее выбрать достойную мишень.

Тут-то Вик и решил сконцентрировать усилия на людях, которым было что терять, выплыви его информация наружу. И компьютеры компании опять любезно предоставили ему всю необходимую информацию. Он принялся шантажировать учителей. Нянь и гувернанток. Гинекологов. Представителей профессий, предполагающих высокий моральный облик работников. Больше всех паниковали учителя (жаль, денег у них было немного). Вик сделал письма более личными: называл по имени жену адресата, его работодателя. Учителям обещал предоставить «свидетельства извращений» (словосочетание, выдуманное им лично) в Министерство образования и родителям учеников. Докторам – в Министерство здравоохранения, а также пациентам, соседям и в местные газеты.

Денежки потекли рекой.

На данный момент план Вика принес ему уже около сорока тысяч долларов. И теперь он закинул сеть на самую крупную рыбу – такую крупную, что Вик подумывал было бросить все, даже не начав. Однако не смог удержаться от соблазна сорвать самый крупный куш в жизни.

Да, он был пойман с поличным – Рэнделл Скоуп: молодой, красивый, богатый, женатый на сексапильной красотке, имеющий двоих детей и политические амбиции, прямой наследник империи Скоупов. И при этом заказал он отнюдь не парочку фильмов.

Нет, в течение месяца наш наследничек просмотрел ровно двадцать три отборных порнографических шедевра.

Вот так.

Вик потратил две ночи, составляя письмо, но в результате остановился на своем старом добром, коротком и леденящем душу варианте. Он потребовал, чтобы Скоуп в назначенный день положил пятьдесят тысяч в определенную ячейку до востребования. И если Вик не ошибался, именно эти пятьдесят тысяч лежали теперь в кармане его ветровки.

Ах, как Вику хотелось это проверить! Ему не терпелось вскрыть пакет прямо сейчас. Только Вик не был бы Виком, если бы поддался слабости. Надо доехать до дома. Сесть на пол. Разорвать пакет и увидеть, как зелененькие дождем разлетаются по коридору.

Этот момент он запомнит на всю жизнь.

Вик припарковал машину у края дороги и пошел вверх по улице к своему жилищу – квартирке над обшарпанным гаражом, один вид которой приводил его в уныние. Ладно, уже совсем скоро. Возьмет он свои пятьдесят штук и те сорок, что хранит дома в потайном месте, да еще десять штук сбережений…

Вик даже споткнулся. Сто тысяч долларов. У него сто тысяч долларов наличными. Черт побери.

Он тут же уедет. Возьмет денежки и махнет в Аризону, к старому дружку Сэмми Виоле. Вместе они откроют собственное дельце – ресторан или ночной клуб. Вику порядком надоел Нью-Джерси.

Пришло время начать новую жизнь.

Вик поднимался вверх по лестнице к квартире. Кстати говоря, он никогда не выполнял свои обещания. Не рассылал никаких новых писем. Если корреспондент не платил, игра была окончена. Какой смысл вредить тому, кто все равно не боится? Вик был артистом шантажа, можно сказать, интеллектуалом; он использовал угрозы, но не приводил их в исполнение. Кроме того, разозли шантажист кого-нибудь из адресатов по-настоящему, тот, чего доброго, напал бы на его след.

Поэтому Вик с чистой совестью мог сказать, что никому не принес вреда. Да и зачем?

Он добрался до своего этажа и остановился перед дверью квартиры. Темно, хоть глаз выколи, проклятая лампочка опять не горит. Вик вздохнул и начал перебирать ключи на цепочке в поисках нужного. Нащупав, долго скреб им по замку, не попадая в отверстие. Наконец удалось отпереть дверь. Вик ступил внутрь и тут же почувствовал: что-то не так.

Под ногой хрустнуло.

Вик нахмурился. Пластик, подумал он. Он стоит на пластиковой пленке, будто подстеленной каким-то маляром, чтобы защитить полы от краски. Вик потянулся к выключателю и в тот же миг увидел человека с пистолетом.

– Привет, Вик.

Вик вскрикнул и попятился. Мужчина лет сорока, сидевший напротив, был высок и толст, рубашка так туго обтягивала живот, что пуговицы трещали, а одна и вовсе отвалилась. Галстук свободно болтался на жирной шее, на голове красовалась самая отвратительная прическа в мире – три волосины, зачесанные через всю макушку, от уха до уха. Черты лица мягкие, незапоминающиеся, если не считать огромного тройного подбородка. Незваный гость задрал ноги на чемодан, который Вик обычно использовал вместо кофейного столика, и, будь в его руке вместо пистолета пульт от телевизора, он бы запросто сошел за доброго дядюшку, только что пришедшего с работы.

Второй незнакомец оказался полной противоположностью первому – приземистый качок лет двадцати, с азиатскими чертами лица, выбеленными волосами, сережкой в носу и желтыми наушниками от плеера на голове.

Подобных типов можно встретить вместе только в метро: толстого – склонившимся над тщательно сложенной газетой, а качка – бездумно кивающим в такт слишком громкой музыке, доносящейся из наушников.

Мысли Вика запрыгали. Немедленно выяснить, что они хотят. Договориться с ними. Он – артист своего дела, у него получится. Он хитрый. Он найдет выход даже из такой пиковой ситуации. Вик выпрямился.

– Что вам угодно? – спросил он.

Плешивый толстяк нажал на спусковой крючок.

Сперва Вик услышал щелчок и лишь потом почувствовал, как правое колено буквально взорвалось. Глаза полезли на лоб от боли. Вик закричал и упал на пол, сжимая раненую ногу. Из-под пальцев заструилась кровь.

– Двадцать второй калибр, – сообщил толстяк, кивая на пистолет. – Милая штучка. Знаешь, чем она хороша? Я могу превратить тебя в решето, а ты все еще будешь жив.

Так же развалившись и не снимая ног с чемодана, незнакомец выстрелил вновь, на этот раз в плечо. Вик даже услышал, как треснула кость. Рука отлетела в сторону, будто дверь на сорванных петлях. Вик упал на спину, часто дыша. Невероятный коктейль из боли и страха наполнил его тело, глаза расширились и перестали видеть. И тут он понял.

Пленка на полу.

Вик лежал на ней. Более того, именно на нее стекала кровь. Так вот кому она понадобилась! Незнакомцы застелили пол, чтобы избавить себя от лишних хлопот с уборкой.

– Хочешь рассказать мне что-нибудь интересненькое, – спросил толстяк, – или я пальну еще разочек?

Вик заговорил. Он рассказал, где остальные деньги, где собранные им сведения, абсолютно всё. Толстяк спросил, были ли у него сообщники, Вик ответил, что не было. Тогда толстяк прострелил ему второе колено и повторил вопрос. Вик поклялся, что сообщников не было, и получил пулю в правую лодыжку.

Через час Вик умолял толстяка пристрелить его.

Через два толстяк выполнил просьбу.

Глава 5

Я не мигая смотрел на экран компьютера.

Я был оглушен, не мог двигаться, тело казалось чужим.

Этого не может быть. Никогда. Элизабет не упала с борта яхты и не считалась пропавшей без вести. Она не обгорела до неузнаваемости. Ее тело было найдено в канаве у Восьмидесятой автострады. Возможно, обезображенное и тем не менее вполне узнаваемое и опознанное безо всяких проблем.

Правда, не мной…

Не мной, но двумя близкими: отцом и дядей. Хойт Паркер, мой свекор, был первым, кто сообщил мне о смерти Элизабет. Он и его брат Кен навестили меня в больнице, едва я пришел в сознание. Оба огромные, неуклюжие, каменнолицые; оба – старые служаки, один – нью-йоркский полисмен, другой – федеральный агент. Сняв шляпы, они попытались сообщить о случившемся с профессиональным состраданием служителей закона. Только я на это не купился, да и они, честно говоря, не больно старались продать.

Тогда кого же, позвольте спросить, я сейчас видел?

Толпы пешеходов по-прежнему мельтешили на экране. Я всматривался в них, надеясь еще раз увидеть знакомое лицо. Тщетно. И все-таки где находится камера? Судя по количеству людей, город большой. Может быть, это даже Нью-Йорк.

Надо искать подсказки, идиот!

Постараемся сосредоточиться. Одежда. Давайте присмотримся к ней. Большинство людей одеты в куртки и пальто. Вывод: мы где-то на севере или, по крайней мере, в городе, где сегодня не очень тепло. Например, не в Майами.

Что еще? Я уставился на людей. Прически? Не поможет. Я внимательно рассмотрел угол кирпичного здания: нет ли там вывесок или чего-то, отличающего этот дом от всех остальных на свете? Ничего. Я скрупулезно исследовал экран в поисках хоть какого-нибудь ключа к загадке.

Пакеты.

Несколько пешеходов несли одинаковые пакеты. Я попытался прочесть надпись, но люди шли слишком быстро. Как жаль, что нельзя попросить их остановиться. Я чуть не сломал глаза, приблизившись к экрану так, что почувствовал исходящее от него тепло. К несчастью, камера висела слишком высоко, а пакеты болтались у самых колен пешеходов.

Заглавная «Р».

Первая буква на одном из пакетов. Разобрать остальные не удалось, они были напечатаны каким-то чересчур уж оригинальным шрифтом. Так, что еще?

Экран побелел.

Черт. Я попытался перезагрузить картинку. Появилась знакомая надпись: «Ошибка». Вернувшись к первоначальному сообщению, я кликнул по ссылке. Опять ошибка.

Вот и все.

Я тупо смотрел на белый экран, в голове билась одна-единственная мысль: я только что видел Элизабет.

Я пытался отогнать эту мысль и не мог. Увиденное не казалось сном. Мне снились сны, в которых Элизабет возвращалась. Мне снилось их слишком много. В большинстве из них я просто с благодарностью принимал ее явление с того света, не задавая лишних вопросов. Помню один, особенно жестокий, – мы были вместе, не важно, где и когда, – и я вдруг осознал, что сплю. Что еще несколько секунд, и я снова потеряю Элизабет. Я обнял ее так крепко, как только мог, пытаясь удержать возле себя, вернуть обратно.

Поэтому знаю я такие сны. И сцена перед камерой не походила ни на один из них. И на явление призрака тоже. Не то чтобы я верил в потустороннее, хотя в таких ситуациях начинаешь задумываться и о подобных вещах. Но духи и призраки с годами не меняются, а «компьютерная» Элизабет была старше той, что я помнил, примерно на восемь лет. Привидения не стригутся. Я вспомнил длинную косу, струившуюся по спине Элизабет в лунном свете, и мысленно сравнил ее со стильной прической, увиденной только что. И глаза. Те самые глаза, в которые я смотрел не отрываясь, с тех пор как мне исполнилось семь.

Элизабет жива.

Глотком загнав назад подступившие слезы, я подумал, что в юности был очень чувствителен и даже слезлив, а вот после кончины Элизабет будто окаменел. Не то чтобы я выплакал все глаза или очерствел от горя, как обычно говорят люди. Нет, просто смерть жены сорвала психологические барьеры, боль была невероятно жестокой, и я прочувствовал ее до конца. После этого кошмара ничто уже не могло расстроить меня слишком сильно.

Я не знаю, как долго просидел перед компьютером, пытаясь успокоиться и мыслить рационально. Полчаса, может, чуть больше. Дыхание медленно приходило в норму. Я попытался представить, как встречусь сейчас с родителями Элизабет (я уже должен был быть у них дома!), и не смог.

И тут мне вспомнилось еще одно потрясение.

Сара Гудхарт.

Шериф Лоуэлл спрашивал, знакомо ли мне имя Сары Гудхарт. Да уж, знакомо.

В детстве мы увлекались несложной словесной игрой: берешь свое второе имя и делаешь его первым, а фамилию производишь от названия улицы, на которой живешь. Например, мое полное имя – Дэвид Крэйг Бек, а жил я на Дерби-роуд. Значит, согласно правилам игры, меня будут звать Крэйг Дерби. А Элизабет станет…

Сарой Гудхарт.

Что же, черт возьми, происходит?

Я схватил телефонную трубку. Сперва позвонил родителям Элизабет, на Гудхарт-роуд. Трубку взяла теща, я предупредил, что буду поздно. Одна из выгод профессии врача – люди легко прощают нам подобные вещи.

Затем перезвонил Лоуэллу и нарвался на автоответчик. Пришлось попросить шерифа отправить сообщение мне на пейджер при первой же возможности. У меня нет мобильника, что порой неудобно, но в большинстве случаев позволяет выбирать: с кем я хочу поговорить, а с кем – нет.

Я снова задумался, пока из размышлений меня не вырвал бодрый голос Гомера Симпсона: «Почта пришла!» Я рванулся вперед и схватил мышь. Обратный адрес казался незнакомым, зато тема гласила: «Уличная камера». Сердце опять упало.

Я щелкнул по письму, и оно появилось целиком:

Завтра. В то же время плюс еще два часа на Bigfoot.com.

Сообщение будет оставлено для:

Имя: Бэт Стрит

Пароль: Тинейджер

А под этим, в самом низу экрана, еще пять слов:

Они следят. Не говори никому.

Ларри Гэндл, человек с зачесанными на лысину волосами, смотрел, как Эрик Ву занимается уборкой.

Ву, двадцатишестилетний кореец, весь испещренный странной смесью татуировок и пирсинга, был самым страшным человеком из тех, кого Ларри встречал в своей жизни. Эрик был сложен как маленький танк, но дело было далеко не в этом. Ларри встречал массу людей, гордящихся своими мускулами, и в большинстве случаев их мускулы оказывались абсолютно бесполезными.

Только не у Эрика Ву.

Гора мышц производила, конечно, впечатление, однако главным оружием Ву были руки – две цементные глыбы ладоней со стальными отвертками пальцев. Он тренировал их часами, приучая к жаре и холоду, давая немыслимые нагрузки, разрабатывая каждый палец в отдельности. Когда Ву начинал «работать», он мог разобрать человека по косточкам.

О таких людях, как Ву, всегда распространяют мрачные слухи, большинство из которых остаются лишь слухами. Тем не менее Ларри своими глазами видел, как Ву убил человека, нажав определенные точки на его лице и животе. А другого схватил за уши и с тихим треском оторвал их одним движением пальцев. Еще Гэндлу «посчастливилось» стать свидетелем того, как Эрик убил четырех людей четырьмя разными способами, ни разу не использовав оружия.

Ни одна из смертей не была быстрой.

Никто не знал точно, откуда Ву появился. Поговаривали что-то о трудном детстве в Северной Корее… Гэндл не пытался выяснять. Он инстинктивно чувствовал: в некоторые дальние углы не стоит заглядывать. Одним из таких углов была темная сторона натуры Эрика Ву. Хотя смешно предполагать, что у него могла быть и светлая сторона.

Ву закончил заворачивать то, что осталось от Вика Летти, в виниловую пленку и поднял глаза. «Мертвые глаза, – подумал Гэндл, – глаза ребенка из военной кинохроники. Этот монстр даже не потрудился снять наушники». Плеер Ву никогда не играл хип-хоп, рэп или рок-н-ролл. Нет, Эрик слушал записи успокаивающей музыки и звуков природы, носящие названия типа «Океанский бриз» или «Журчащий ручей».

– Отвезти его к Бенни? – осведомился Ву. Его голос обладал смешной хрипотцой, напоминая говорок какого-то мультипликационного персонажа.

Гэндл кивнул. Бенни был владельцем крематория.

– А заодно избавься вот от этого. – Ларри протянул Эрику пистолет. В гигантской ручище Ву тот выглядел смешной и бесполезной игрушкой. Силач нахмурился, недовольный тем, что Гэндл предпочел такую безделицу его уникальным пальцам, но молча сунул оружие в карман. Двадцать второй калибр оставлял микроскопические раны, которые почти не кровоточили. Та кровь, которая все же вытекла, осталась на заблаговременно подстеленной виниловой пленке. Вот так, без шума и пыли.

– Потом, – сказал Ву. Он поднял тело одной рукой, словно легонький кейс, и вышел.

Гэндл кивнул в знак прощания. Надо сказать, что от предсмертных мучений Вика Летти он не испытал ни удовольствия, ни дискомфорта. Это просто работа. Ларри должен был удостовериться, что у этого недомерка не осталось ни сообщников, ни припрятанных доказательств, которые мог бы найти кто-то из посторонних. Сделать это можно лишь одним путем – доведя «клиента» до необходимой кондиции.

В конце концов, выбор был очень прост – семья Скоуп или Вик Летти. Скоупы – хорошие люди, они никогда не трогали Вика. Тот, со своей стороны, попытался задеть их фамильную честь. Так кто больше виноват – честные, добропорядочные граждане или присосавшийся к ним паразит, пытающийся делать денежки на чужих ошибках? Выбор очевиден.

Мобильный телефон Гэндла завибрировал. Он вытащил трубку.

– Да?

– Тела, найденные на озере, опознаны.

– И что?

– Это они. Боже мой, это Боб и Мел.

Гэндл прикрыл глаза.

– Что же это, Ларри? – волновался голос в трубке.

– Не знаю.

– А что нам делать?

Ларри Гэндл понимал, что здесь у него нет выбора. Придется все рассказать Гриффину Скоупу. Неприятный выйдет разговор. Восемь лет. Целых восемь лет прошло. Гэндл потряс головой. Старикан будет страшно расстроен.

– Я возьму это на себя.