Текст книги "Скованные одной цепью"

6

Прошло, наверное, несколько секунд, прежде чем Майрон почувствовал, что кто-то его поднимает и перекидывает, как делают пожарные, через плечо. Глаза у него оставались закрытыми, все тело обмякло. Сознание помутилось, хотя он и отдавал себе отчет, где находится и что с ним произошло. Он чувствовал себя измученным и обессиленным. Нес его крупный и крепкий мужчина. Майрон услышал, как в клубе снова загрохотала музыка и кто-то, перекрикивая ее, возгласил: «Ладно, ребята, цирковое представление закончено, продолжаем танцы!»

Майрон оставался неподвижен и не сопротивлялся – использовал время, чтобы сгруппироваться, прийти в себя, придумать что-нибудь. Дверь открылась и снова закрылась, заглушая музыку. Не открывая глаз, Майрон почувствовал, что в помещении стало светлее.

Здоровяк, который нес его, сказал:

– Наверное, надо просто вышвырнуть его на улицу, как думаешь, Кайл? Полагаю, свое он получил.

Голос того человека, который призывал Кайла закончить пытку электричеством. Но в нем звучал оттенок страха. Майрону это не понравилось.

– Положи его, Брайан, – сказал Кайл.

Брайан повиновался, демонстрируя при этом удивительную заботливость. Лежа на холодном полу со все еще закрытыми глазами, Майрон быстро просчитал возможности и решил, как действовать дальше: не открывай глаз, делай вид, будто полностью вырубился. Затем он медленно нащупал в кармане мобильник, который все именовали «Черникой».

В девяностые годы, когда сотовые телефоны еще только входили в оборот, Майрон и Уин выработали технически несложный, но при необходимости очень надежный способ общения: когда один из них (чаще Майрон) окажется в беде, ему надо лишь нажать на своем мобильнике кнопку с решеткой, и тогда другой (чаще Уин) переведет свой телефон в режим молчания, услышит все, что надо, и бросится на выручку или хоть чем-то поможет другу. В то время, пятнадцать лет назад, эта штука срабатывала, да и сегодня срабатывает.

Для этого, конечно, пришлось поработать. Современные технологии позволяли Майрону и Уину общаться гораздо более эффективно. Один из технических экспертов Уина усовершенствовал их мобильники таким образом, что теперь в распоряжении друзей имелось двустороннее спутниковое радио, которое работало там, где мобильная связь отсутствовала. Были у них аудио– и видеозаписывающие устройства и еще навигатор, что позволяло одному определять местонахождение другого в любой момент с точностью до четырех футов – и все это простым нажатием кнопки.

Итак, добраться до мобильника в кармане. Не отрывая глаз, Майрон преувеличенно громко застонал, высвобождая руку, чтобы подобраться к карману…

– Что ищешь, уж не это ли?

Мускул Кайл. Майрон заморгал и открыл глаза. Пол в комнате был из темно-бордовой огнеупорной пластмассы. Стены тоже бордового цвета. Стол, на котором стояло нечто похожее на коробку с бумажными салфетками. Вот и вся мебель. Майрон повернулся к Кайлу. Тот ухмылялся.

В руках у него был мобильник Майрона.

– Спасибо, я действительно его искал, – проговорил Майрон. – Можешь бросить его мне.

– Да нет, пожалуй, не стоит.

В комнате было еще три качка, все с бритыми головами. Их мышцы выдавали знакомство со стероидами и спортивным залом. Майрон остановился взглядом на том, кто выглядел немного испуганным, и решил, что именно он и был, так сказать, его носильщиком.

– Выйду-ка, пожалуй, на улицу, посмотрю, все ли в порядке, – сказал Испуганный.

– Хорошая мысль, Брайан, – согласился Кайл.

– Нет, серьезно, его приятель, ну, тот борец, которого все знают, он в курсе, что мы здесь.

– Об этом можешь не беспокоиться, – сказал Кайл.

– А я бы на твоем месте как раз побеспокоился, – возразил Майрон.

– То есть?

– Ты, видно, Кайл, телевизор не смотришь? – Майрон попытался сесть. – Есть там одно шоу, где показывают, как при помощи триангуляции поймать сигнал и найти того, кто тебе нужен. В точности наша ситуация. Не знаю, сколько времени это займет, но…

Подняв мобильник, Кайл с чрезвычайно самодовольным видом нажал на какую-то кнопку и вытащил батарейку.

– Ты, кажется, что-то сказал?

Майрон промолчал. Испуганный здоровяк вышел.

– А теперь, – сказал Кайл, бросая Майрону его бумажник, – давайте поможем мистеру Болитару найти отсюда выход. И попросим его больше не возвращаться.

– Даже если я пообещаю не надевать рубашку?

– Двое моих людей выведут тебя через черный ход.

Странное развитие событий – Майрону позволяли уйти. Он решил подыграть, посмотреть, неужели все действительно кончится так просто. В это ему, мягко говоря, не особенно верилось. Двое качков помогли Майрону встать на ноги.

– А мой мобильник?

– Получишь, когда покинешь территорию, – сказал Кайл.

Один качок подхватил Майрона под правую руку, другой – под левую. Его вывели в коридор. Кайл вышел следом, прикрыв за собой дверь.

– Ладно, довольно. Заводите его назад, – сказал он, когда все оказались в коридоре.

Майрон помрачнел. Кайл отпер все ту же дверь. Двое качков потащили Майрона назад, на сей раз крепко вцепившись ему в руки. А когда он начал сопротивляться, Кайл указал на электрошокер:

– Хочешь еще пару миллионов?

Майрон не хотел. Он шагнул через порог бордовой комнаты.

– Ну и к чему все это?

– Да так, поразвлечься, – объяснил Кайл. – А теперь ступай в тот угол. – Повиновался Майрон не сразу, и Кайл снова помахал перед ним электрошокером. Майрон сделал шаг назад, не поворачиваясь к Кайлу спиной. У двери стоял столик. Кайл и двое качков подошли к нему и, потянувшись к чему-то похожему на коробку с бумажными салфетками, вытащили из нее хирургические перчатки. Майрон смотрел, как они их натягивают.

– Позвольте небольшое заявление для протокола, – сказал он. – При виде резиновых перчаток мне всегда становится не по себе. – Я должен буду нагибаться?

– Защитный механизм, – заметил Кайл, с несколько излишним усердием натягивая перчатки.

– Что?

– Ты используешь иронию как защитный механизм. Чем тебе страшнее, тем ты больше балабонишь.

Качок-психиатр, подумал Майрон. Не исключено, что именно так этот тип себя воспринимал.

– Ну а теперь позволь объяснить ситуацию в максимально доступной форме, чтобы даже ты понял, – нараспев произнес Кайл. – Мы называем это помещение комнатой для битья. Отсюда и темный цвет стен. Чтобы кровь было незаметно. Впрочем, ты сам скоро все увидишь.

Кайл замолчал и улыбнулся. Майрон не пошевелился.

– Мы сняли на камеру наблюдения, как ты выходишь отсюда по собственной воле. А сейчас камера, как ты, должно быть, уже догадался, выключена. Так что это для официального протокола – ты вышел отсюда, не подвергаясь насилию и в более или менее нормальном состоянии. У нас также имеются свидетели, готовые подтвердить, что ты на них напал. Поэтому реакция была адекватной – ведь именно ты затеял потасовку. Завсегдатаи клуба и его сотрудники подпишут все, что мы внесем в протокол. А твои претензии никто не подтвердит. Вопросы?

– Всего один, – откликнулся Майрон. – Ты действительно употребил слово «потасовка»?

С лица Кайла не сходила ухмылка.

– Защитный механизм, – повторил он.

Трое заняли позиции – кулаки сжаты, мускулы напряжены. Майрон отступил чуть глубже в угол.

– Так что ты собираешься делать, Кайл? – осведомился он.

– Все очень просто. Мы собираемся сделать тебе больно. Насколько больно – зависит от степени твоего сопротивления. В лучшем случае тебя доставят в больницу. Какое-то время будешь мочиться кровью. Может, еще сломаем пару ребер. Но жить останешься и даже скорее всего поправишься. Если будешь сопротивляться, то вот электрошокер, он тебя успокоит. Будет очень больно. И бить будем дольше и больнее. Я ясно выражаюсь?

Качки подступили еще ближе. Согнули руки в локтях. Один стукнул Майрона по шее. Мускул Кайл скинул куртку.

– Запачкаться не хочу, – пояснил он. – Пятна крови и все такое прочее.

Майрон ткнул пальцем вниз:

– А штаны как же?

– Не твоя забота.

– Отчего же, моя, – возразил Майрон.

Качки сделали новый шаг вперед, и Майрон с улыбкой скрестил руки на груди. Это движение заставило их остановиться.

– Я рассказывал вам про мой новый мобильник? – спросил Майрон. – И про навигатор? Двустороннее спутниковое радио? Достаточно нажать одну кнопку, и все приходит в действие.

– Твоя «Черника» не работает, – сказал Кайл.

Майрон покачал головой и издал жужжащий звук – так бывает, когда в телевизионной игре дают неправильный ответ. В мембране мобильника послышался голос Уина:

– Да нет, Кайл, боюсь, ты ошибаешься.

Трое качков замерли на месте.

– Теперь позволь мне объяснить ситуацию в максимально доступной форме, так, чтобы даже ты понял, – сказал Майрон, изо всех сил старясь подражать певучему говору Кайла. – Там есть кнопка, при помощи которой запускаются все эти новомодные штучки. А ты решил, что это кнопка выключения. Словом, все, что здесь было сказано, записано на пленку. Ну и навигатор работает. Ты сейчас где, Уин?

– Проезжаю мимо клуба. Да, я включил трехканальную связь. Так что Эсперанса тоже на линии. Эсперанса?

Включился режим «без звука». Зазвучала музыка, грохочущая в клубе.

– Я была у черного хода, когда они выволакивали Майрона, – сказала Эсперанса. – Да, и представьте себе, я тут встретила старого приятеля, офицера полиции по имени Ролан Димон. Ролли, поздоровайся с моим другом Кайлом.

– Предпочел бы увидеть гнусную рожу Болитара непопорченной. Даю тебе тридцать секунд, говнюк, – сказал Ролли.

Хватило и двадцати.

Когда Майрон и Уин вернулись в «Дакоту», было уже два ночи. Они расположились в комнате, которую богачи называют «кабинетом», с мебелью в стиле какого-то из Людовиков, мраморными бюстами, огромным старинным глобусом и книжными полками, забитыми старинными фолиантами в кожаных переплетах. Майрон сел в кресло красного дерева с золотыми кнопками на ручках. К тому времени как шум в клубе утих, Китти – если это вообще была она – исчезла. Лекс и Баз тоже испарились.

Уин потянул за корешок одного из фолиантов, который оказался дверцей бара, вытянул оттуда банку с шоколадным напитком «Йо-Хо» и бросил Майрону. Майрон перехватил ее на лету, прочитал инструкцию – «Перед употреблением встряхнуть» – и сделал как рекомендовано. Себе Уин налил из графина изрядную порцию коньяка с весьма интересным названием «Последняя капля».

– Я мог и обознаться, – сказал Майрон.

Уин молча поднял бокал и посмотрел его на свет.

– Как-никак прошло шестнадцать лет. Тогда у нее волосы были другого цвета. К тому же в зале было темно, да и лицом она ко мне повернулась всего на секунду. В общем, с учетом всего этого, наверное, я ошибся.

– Наверное, это была не она, – повторил Уин. – Личное местоимение.

Уин есть Уин.

– И эта она – Китти.

– С чего ты взял?

– Я тебя знаю.

– В таких случаях ты не ошибаешься. В других – да. Но только не в таких.

Уин отхлебнул коньяка. Майрон пролил немного своего напитка. Холодный шоколадный сладкий нектар. Еще каких-то три года назад Майрон чуть ли не отказался от своего любимого напитка в пользу чашечки кофе, успокаивающей желудок. Вернувшись домой после трехлетнего пребывания в Европе со всеми ее стрессами, Майрон вернулся и к привычному напитку – скорее ради душевного спокойствия, нежели из-за вкуса. А теперь «Йо-Хо» снова ему нравился.

– С одной стороны, – продолжал Майрон, – это не имеет значения. Китти давно ушла из моей жизни.

Уин согласно кивнул:

– А с другой?

Брэд. Вот это и есть другая сторона, первая сторона, обе стороны, все стороны – возможность, по прошествии всех этих лет, увидеться, а то и помириться с братом. Майрон поерзал в кресле и уселся поудобнее. Уин молча смотрел на него. В конце концов Майрон проговорил:

– Это не может быть простым совпадением. Китти в одном ночном клубе – и даже в одном зале – с Лексом.

– Да, маловероятно, – согласился Уин. – Итак, каков наш следующий шаг?

– Постараемся найти Лекса. И Китти.

Майрон смотрел на шоколадный напиток, пытаясь – не в первый уже раз – сообразить, к чему, черт возьми, здесь эта надпись – «молочная сыворотка». Голова отказывалась работать. Мысль металась туда-сюда, описывая круги, находя несоответствия в надписях на банке, и все – в надежде избежать неизбежного. Майрон вспомнил, как он впервые попробовал этот напиток. Это было в городке Ливингстоне, штат Нью-Джерси, в доме, который теперь принадлежал ему. Брэд всегда требовал, чтобы и ему дали попробовать, потому что всегда хотел следовать примеру старшего брата. Он вспомнил, как тренировался во дворе, предоставляя Брэду честь работать на отскоках и отпасовывать мяч ему, Майрону, чтобы он мог направить его в кольцо. Майрон часами кидал мячи в корзину, делая рывки, получая пасы от Брэда, снова бросая в одиночку. И хоть ему было не жаль ни единой минуты потраченного времени, приходилось думать о приоритетах – о том, с чем сталкиваются большинство спортсменов высокого класса. То, чем мы и так восхищаемся и называем «беззаветной преданностью делу», на самом деле является самопоглощенностью. И чем же тут восхищаться?

Пропищал будильник – противный скрипучий сигнал, исходящий от «Черники», который бог знает почему называют «антилопой». Майрон посмотрел на мобильник и отключил раздражающий звук.

– Ладно, устраивайся, – сказал Уин, поднимаясь с места. – А мне еще надо кое-куда сходить.

– В половине третьего ночи? Как ее зовут, не поделишься?

– Может быть, потом, – улыбнулся Уин.

Половина третьего ночи на Восточном побережье США – половина восьмого утра в Анголе – это, в общем, единственный момент времени, когда Майрон мог застать свою невесту Терезу Коллинз одну, пусть даже для этого приходилось использовать технику – находившийся в пределах досягаемости компьютер.

Майрон набрал номер по скайпу и принялся ждать. Почти сразу на экране появилась Тереза. Майрон почувствовал легкое головокружение и легкость в груди.

– О Господи, какая же ты красавица, – выговорил он.

– Хорошее начало.

– А это мое обычное начало.

– И оно мне не надоедает.

Тереза действительно выглядела сногсшибательно – светлая блуза, руки сложены так, чтобы было видно обручальное кольцо, светлые волосы собраны в конский хвост.

Майрон заметил:

– А я сегодня виделся с клиентом.

– С кем именно?

– С Лексом Райдером.

– А-а, это меньшая часть «Лошадиной силы»?

– Он самый. Мне он нравится. Славный малый. Между прочим, Лекс открыл мне тайну удачного брака: все говорить друг другу начистоту.

– Я люблю тебя, – произнесла Тереза.

– И я тебя люблю.

– Не хочу тебя перебивать, но, понимаешь, мне просто хорошо, оттого что я могу это сказать. Раньше у меня никогда такого не было. Я слишком стара для таких чувств.

– Нам всегда восемнадцать, когда мы ждем начала жизни, – возразил Майрон.

– Банально.

– Можно подумать, ты не любишь банальностей!

– Люблю, это правда. Итак, Лекс Райдер сказал, что нельзя что-то утаивать друг от друга. А разве мы так делаем?

– Не знаю. У него есть теория по поводу недостатков. Мол, мы должны раскрывать друг другу все худшее – раскрывать, потому что таким образом мы непонятно как, но становимся человечнее и потому сближаемся еще больше.

Майрон поделился с Терезой и другими подробностями разговора с Лексом.

– Что ж, разумно, – сказала она в итоге.

– А я про твои недостатки знаю? – спросил он.

– Майрон, помнишь нашу первую ночь в Париже, в гостинице?

Молчание. Он помнил.

– В таком случае, – мягко проговорила Тереза, – ты знаешь мои недостатки.

– Пожалуй. – Он изменил положение, стараясь сесть так, чтобы смотреть ей прямо в глаза. – Но я не уверен, что ты знаешь мои.

– Твои? Недостатки? – прикинулась изумленной Тереза. – Какие такие недостатки?

– Начать с того, что у меня проблемы с мочеиспусканием.

– Думаешь, мне это не известно?

Он засмеялся, чуть принужденно.

– Майрон?

– Да?

– Я люблю тебя. Жду не дождусь, когда мы поженимся. Ты хороший человек, может, лучший из тех, что мне встречались. И никакая правда этого не изменит. Ты что-то от меня скрываешь? И от этого возникают язвы, или как там Лекс выразился? А может, и не возникают. Искренность тоже может быть чрезмерной. Так что не терзай себя. Я тебя все равно люблю.

– Ты и сама не знаешь, какая ты потрясающая женщина. – Майрон откинулся на спинку стула.

– Оставим это. Лучше скажи мне еще раз, какая я красивая. Мне это всегда не терпится услышать.

7

«Даунинг, три» закрывался на ночь.

Уин смотрел, как расходятся, подслеповато щурясь в предрассветной дымке Манхэттена, завсегдатаи клуба. Он выжидал. Несколько минут спустя Уин заметил здоровяка, который пустил в ход против Майрона электрошокер. Этот тип – его звали Кайл – кого-то вытаскивал словно тюк грязного белья. Уин сохранял хладнокровие. Он вспоминал, как не столь уж давно Майрон на несколько недель исчез – может, его пытали, а он был не в состоянии помочь лучшему другу и даже потом отомстить за него. Уин вспомнил владевшее им тогда угнетающее чувство беспомощности. Ничего подобного он не испытывал со времен своей юности, проведенной в богатом пригороде Филадельфии, когда кто-то возненавидевший Уина за один только внешний вид унизил и избил его. Уин тогда поклялся себе, что подобное не повторится. И слово сдержал. Теперь, уже взрослым человеком, он испытывал что-то в этом роде.

Если тебя заденут, отвечай. Серьезно. Со смыслом. Майрон не всегда был согласен в этом с Уином. Ничего страшного. Они друзья, лучшие друзья. Они кому угодно шею свернут, пусть порой и спорят.

– Привет, Кайл! – окликнул Уин.

Мистер Мускул поднял голову и набычился.

– Есть минутка пообщаться? – спросил Уин.

– Шутишь?

– Вообще-то я большой шутник, настоящий комик, но нет, Кайл, сейчас я не шучу. Хотелось бы поболтать с тобой наедине.

– На сей раз никаких мобильников? – У Кайла буквально слюнки потекли.

– Нет. И электрошокеров тоже.

Кайл оглянулся, убеждаясь, что вокруг никого.

– И этот коп ушел?

– Давно.

– Значит, ты и я?

– Ты и я, – подтвердил Уин. – Честно говоря, при одной только мысли об этом у меня соски твердеют.

Кайл приблизился к нему.

– Знаешь, красавчик, твои знакомства меня не волнуют, – сказал он. – Сейчас я из тебя душу выну.

Уин улыбнулся и кивнул Кайлу – мол, показывай дорогу.

– Жду не дождусь.

* * *

Когда-то сон был для Майрона забвением.

Но эти времена прошли. Теперь он мог часами лежать в кровати, уставившись в потолок и боясь закрыть глаза. Потому что во сне он возвращался в то место, которое следовало забыть. Он знал, как справиться с этим – показаться мозгоправу или кому-нибудь в этом роде, – но знал и то, что скорее всего ни к кому не пойдет. Банально, но чем-то вроде лекарства для него стала Тереза. Когда он спал с ней, ночные кошмары отступали.

Первое, о чем он подумал, когда будильник задребезжал и вернул его в настоящее, – было то же самое, что при попытке закрыть глаза. Вернее, не что, а кто – Брэд. Странно. Дни, иногда недели, может, даже месяцы проходили без мыслей о брате. Их отчуждение походило на несчастье. Когда мы утрачиваем что-то, часто говорят, что время исцеляет любые раны. Чушь это. На самом деле ты угнетен, ты оплакиваешь что-то или кого-то, ты рыдаешь так, что кажется, конца этому не будет, а потом наступает момент, когда верх берет инстинкт самосохранения. Всему приходит конец. Ты просто не позволяешь, не можешь позволить себе «туда вернуться», поскольку боль была слишком сильна. Ты определяешь себе границу. Ты протестуешь. Но подлинное исцеление так и не наступает.

Неожиданное появление Китти смяло протестные настроения и выбило Майрона из колеи. И что же дальше? Очень просто: надо поговорить с теми – а их всего двое, – кто может хоть что-то ему сказать о Китти и Брэде. Майрон достал мобильник и набрал номер дома в Ливингстоне, Нью-Джерси. Туда сейчас из Бока-Ратона на неделю приехали родители.

– Да? – Трубку взяла мама.

– Привет, мам, – сказал Майрон, – ты как?

– Отлично, сынок. А ты?

Пожалуй, ее голос был даже слишком нежен, словно недостаточно оптимистичный мог разбить ей сердце.

– Я тоже. – Майрон подумал, не спросить ли сразу про Брэда, но нет, к этому следовало подойти постепенно, с тактом. – Я подумал, может, вы с папой поужинаете со мной сегодня?

– Только не у Неро, – заявила она. – К Неро мне не хочется.

– Ну и ладно.

– Что-то мне сейчас ничего итальянского не хочется. А Неро итальянец.

– Договорились. К Неро не пойдем.

– У тебя когда-нибудь так бывало?

– Как так?

– Когда тебе чего-нибудь не хочется? Я имею в виду их кухню. Вот, например, как мне сейчас. Мне просто не хочется ничего итальянского.

– Ладно, понял. А чего бы тебе хотелось?

– Может, китайского? Китайская кухня во Флориде мне не нравится. Слишком жирно.

– Ясно. Как насчет «Баумгарта»?

– Да, мне нравится как там жарят цыплят. Но что это за название для китайского ресторана – «Баумгарт»?.. Похоже на еврейскую кондитерскую.

– Раньше так и было, – заметил Майрон.

– Правда?

Майрон уже раз десять как минимум объяснял матери, откуда взялось название.

– Ладно, мам, мне пора. Заеду за вами в шесть. Скажи папе.

– Непременно. Поосторожнее, сынок.

Та же нежность в голосе. Он повторил ей те же слова. Повесив трубку, Майрон решил сам предупредить отца о вечерних планах. Ничего хорошего в этом нет – получается, он вроде как предает мать, – но у нее с памятью… ладно, на сегодня с протестами можно покончить, не так ли?

Майрон наскоро принял душ и оделся. После возвращения из Анголы он, уступая требованиям Эсперансы, взял за правило совершать утреннюю прогулку. Он вошел в Центральный парк с Семьдесят второй улицы и двинулся на юг. Эсперанса обожала прогулки, но Майрон так и не научился находить в них удовольствие. Характер не позволял ему проветривать мозги, или успокаивать нервы, или искать утешения, или что еще там ожидается от того, что переставляешь ноги. Но Эсперанса убедила: для его головы это полезно, – и заставила пообещать, что в течение трех недель он будет выходить на прогулку.

Увы, она ошиблась, хотя, возможно, он действовал не по правилам. На протяжении большей части прогулки Майрон не вынимал из ушей наушники, разговаривая с клиентами и размахивая руками, как… ну, скажем, как большинство завсегдатаев парка. Тем не менее чувствовал он себя лучше, постепенно становился самим собой. Наконец Майрон набрал номер Сьюзи Ти. Она откликнулась на первом же гудке.

– Ну что, нашли? – спросила Сьюзи.

– Нашли. А потом потеряли. Тебе приходилось слышать о ночном клубе «Даунинг, три»?

– Конечно.

Конечно.

– Ну так вот, Лекс был там вчера вечером. – Майрон рассказал, как нашел его в вип-зале. – Он заговорил об «инфекционном» воздействии секретов и отказа от откровенности.

– Ты ему сказал, что это вранье?

– Да.

– А он?

– Понимаешь, нас вроде как прервали. – Майрон прошел мимо стайки ребятишек, играющих у фонтана на площадке. Может, в этот солнечный день и были дети счастливее этих, но Майрон так не думал. – Мне надо тебя кое о чем спросить.

– Я уже ответила. Это его ребенок.

– Да я не о том. Готов поклясться, что вчера вечером я видел в клубе Китти.

Молчание.

Майрон остановился.

– Сьюзи?

– Да-да, я слушаю.

– Когда ты в последний раз видела Китти? – спросил Майрон.

– А когда она сбежала с твоим братом?

– Шестнадцать лет назад.

– В таком случае вот мой ответ: шестнадцать лет назад.

– Выходит, мне просто показалось, что это она?

– Я этого не говорила. Более того, держу пари, что это была именно она.

– Может, объяснишь?

– У тебя компьютер далеко?

– Далеко. Я иду в контору. Должен быть там через пять минут.

– Забудь. Можешь схватить такси и подъехать ко мне в академию? Мне все равно надо тебе кое-что показать.

– Когда?

– Сейчас у меня начинается урок. Что, если через час?

– Идет.

– Майрон?

– Да?

– А как выглядел Лекс?

– Отлично.

– Знаешь, у меня дурное предчувствие. Мне кажется, я вот-вот во что-то вляпаюсь.

– Не вляпаешься.

– Да уже началось.

– Не на этот раз. Твой агент тебе не позволит.

– Не позволит, – повторила она, и Майрон так и увидел, как она качает головой. – Если бы это сказал кто-нибудь другой, я решила бы, что более жалкой отговорки и не придумаешь. Но если это говоришь ты… впрочем, нет, извини, все равно это отговорка.

– Увидимся через час.

Майрон зашагал быстрее, направляясь в «Лок-Хорн-билдинг» – да, полное имя Уина было Уиндзор Хорн Локвуд, – и поднялся на лифте на двенадцатый этаж. Дверь лифта выходила прямо в приемную «Эм-Би пред», и порой, когда в лифте ехали дети и нажимали не на ту кнопку и дверь открывалась на двенадцатом, они так и вскрикивали при виде того, что им открывалось.

Верзила Синди. Чрезвычайный и полномочный секретарь «Эм-Би пред».

– Доброе утро, мистер Болитар! – провизжала она высоким голосом пятнадцатилетней девочки, увидевшей своего кумира с обложки журнала «Тин бит». Рост Верзилы Синди был шесть футов пять дюймов. Она недавно прошла четырехдневный курс «промывания» соком, в результате чего стрелка весов застыла на делении 310 фунтов. Руки ее напоминали диванные подушки, голова – чурбан.

– Привет, Верзила Синди.

Она требовала, чтобы Майрон называл ее именно так, а не просто «Синди» или, если уж на то пошло, «Верзила». Сама же, хотя знакомы они были уже много лет, предпочитала обращаться официально: мистер Болитар. Ему показалось, что сегодня Верзила Синди чувствует себя лучше. Диета портила ее обычно радужное настроение. Синди чаще рычала, чем разговаривала по-человечески. Ее дешевый макияж был выдержан в брутальных черно-белых тонах, представляя собой нечто среднее между стилем готов, популярным в девяностые, и стилем группы «Кисс», распространенным в семидесятые. Сегодня, как, впрочем, и обычно, макияж выглядел так, словно Синди наложила толстенный слой краски и подставила лицо под раскаленную лампу.

Верзила Синди вскочила, и хотя Майрона давно уже не поражали ее наряды – как правило, топики и батники из синтетики, – нынешний прикид поверг его в шок. Платье, вроде как шифоновое, было сшито из узких лент, струившихся по телу. Тонкие, полупрозрачные, розовато-алые ленты начинались от груди, хитроумно извиваясь, тянулись вниз, к бедрам, и обрывались чуть выше колен. Сшиты они были неплотно и болтались примерно как лохмотья у Брюса Баннера после превращения в Халка[9]9
  Имеется в виду супергерой серии комиксов – физик, превратившийся при взрыве созданной им бомбы в жуткого монстра Халка.


[Закрыть]. Она улыбнулась Майрону и круто развернулась на одной ноге, пошатнув при этом земную ось. На спине у Синди, выше копчика, обнажился вырез в форме ромба.

– Нравится? – осведомилась она.

– Пожалуй.

Верзила Синди повернулась к Майрону лицом, положила ладони на бедра, прикрытые гофрой, и надула губы:

– Только «пожалуй»?

– Потрясающе.

– Мой собственный эскиз.

– Ты у нас очень талантливая.

– Как думаете, Тереза оценит?

Майрон открыл было рот, но промолчал. Ничего себе.

– Сюрприз! – возопила Синди. – Я сама придумала это платье для подружки невесты. Подарок вам обоим.

– Мы еще даже не назначили день свадьбы.

– Подлинная красота выдерживает испытание временем, мистер Болитар. Право, мне очень приятно, что вам понравилось. Сначала я думала о цвете морской волны, но потом решила, что оттенок фуксии теплее. А я люблю теплые тона. По-моему, Тереза тоже, я ведь не ошибаюсь?

– Все верно, – кивнул Майрон. – Она обожает фуксию.

Верзила Синди озарила его улыбкой: крохотные зубы в огромном рту, – увидев такое, дети обычно кричат от страха. Майрон улыбнулся в ответ. Видит Бог, он любил эту большую безумную женщину.

– Эсперанса здесь? – Он указал на дверь слева.

– Да, мистер Болитар. Сказать ей, что вы пришли?

– Сам скажу, спасибо.

– В таком случае не будете ли так любезны предупредить, что я подготовлюсь к примерке через пять минут?

– Непременно.

Майрон тихо постучал в дверь и вошел. Эсперанса сидела за столом. На ней было платье цвета фуксии. В отличие от Верзилы Синди стратегически важные лохмотья делали ее похожей скорее на Рэкел Уэлч из фильма «Миллион лет до нашей эры». Майрон подавил смешок.

– Одно слово, – бросила Эсперанса, – и ты труп.

– Moi?[10]10
  Я? (фр.)


[Закрыть] – удивился Майрон. – Впрочем, мне кажется, тебе больше подошел бы цвет морской волны. Ты не из тех, кто любит теплые тона.

– На двенадцать у нас назначена встреча, – сказала Эсперанса.

– К тому времени я вернусь, и, надеюсь, ты переоденешься. Лекс больше кредиткой не пользовался?

– Никаких сведений нет.

Она даже не подняла головы, демонстрируя, что полностью погружена в изучение какого-то лежащего на столе документа.

– Ясно, – сказал Майрон, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более непринужденно. – И когда же ты вчера ночью вернулась домой?

– Не беспокойся, папочка, комендантский час не нарушила.

– Я не о том.

– Именно о том.

Майрон окинул взглядом несколько стоявших у нее на столе семейных фотографий – довольно-таки банальных, но, в общем, естественных.

– Не хочешь поговорить об этом?

– Нет, доктор Фил, не хочу.

– Ладно.

– И не надо делать постное лицо. Вчера я лишь немного пофлиртовала.

– Я тебе не судья.

– А ведешь себя как судья. Ладно, куда ты наладился?

– К Сьюзи, в теннисную академию. Уина видела?

– По-моему, он еще не пришел.

Майрон поймал такси и выехал на набережную Гудзона. Академия Сьюзи располагалась неподалеку от пристаней Челси, в здании, которое выглядело – а может, и было – огромным белым пузырем. Стоит выйти на корт, и из-за давления воздуха, при помощи которого этот пузырь надувается, у тебя начинается шум в ушах. Всего кортов было четыре, на каждом с инструкторами играли молодые женщины и девочки-подростки. Сьюзи, при всех своих восьми месяцах, тренировала на первом, показывая двум дочерна загоревшим девицам с конскими хвостами, как следует выходить к сетке. На втором корте отрабатывались удары справа, на третьем – слева, на четвертом – подачи. Кто-то расставил по углам зоны подачи круги – вроде как мишени. Сьюзи заметила появление Майрона и подала ему знак немного обождать.

Майрон прошел в отдельное помещение рядом с кортами. Здесь расположились мамаши, все в белом, как принято в теннисе. Это единственный вид спорта, где зрители любят одеваться как участники, словно их могут внезапно вызвать на корт. В то же время – Майрон понимал, что это нарушение правил «политкорректности» – во всех этих мамашах в белом было что-то соблазнительное. И он присматривался к ним. Не плотоядно – на это ему ума хватало, – но все же присматривался.

Похоть, если, конечно, это можно так назвать, быстро прошла. Матери следили за дочерьми с неусыпным вниманием, как будто от каждого удара зависела чуть не вся их жизнь. Глядя сквозь венецианское окно на Сьюзи, наблюдая за тем, как она, посмеиваясь, разговаривает о чем-то с ученицей, Майрон вспомнил ее собственную мамашу, которая употребляла слова вроде «драйв» или «концентрация», скрывая за ними то, что на самом деле следовало бы назвать врожденной жестокостью. Иные считают, что родители из кожи вон лезут, потому что сами в какой-то степени живут в своих детях, но это сомнительно, поскольку сами-то себя они бы так загонять не стали. Мать Сьюзи хотела сделать из дочери теннисистку и считала, что для этого необходимо отбросить все, что могло доставить ей радость или внушить самоуважение, заставив целиком зависеть от того, насколько умело она орудует ракеткой. Выиграешь – молодец. Проиграешь – кому ты нужна? Она не просто лишала дочь любви, она не давала ей хоть в малейшей мере ощутить себя как личность.