Книга: Писатель как профессия - Харуки Мураками

Мураками много раз повторяет: он обычный человек, у него нет никаких сверхспособностей. Все, что у него есть, — это обширный читательский опыт, который он получил благодаря страсти к чтению, а еще упорство. Писать романы, по его словам, физически трудно. И если один-два может написать кто угодно, то, чтобы сочинять роман за романом на протяжении многих лет, требуется по меньшей мере дисциплина — в какой-то момент ты должен сесть и начать писать, не отвлекаясь ни на что другое: рабочий день Мураками длится пять-шесть часов. Но не отвлекаться — самое трудное. Для того чтобы написать «Норвежский лес», Мураками уехал в Европу и там часто переезжал, выбирая для проживания места подешевле: тогда у него еще не было фантастических тиражей, как сейчас, и он был ограничен в средствах. Первые страницы романа «Слушай песню ветра» и вовсе написаны ночью — потому что другого времени для этого занятия у него просто не было.

Тогда Мураками владел баром, который позволял ему вести независимый образ жизни, но не являлся источником заработка, дающего возможность не думать о деньгах. Жизнь была трудной, и было не до литературного творчества, пока на него не снизошло состояние, которое писатель характеризует как откровение: он понял, что может писать, и начал «Слушай песню ветра». Первый вариант романа уничтожил. Многочисленные правки и переписывание текстов — одни из составляющих литературного метода Мураками. По его словам, он не останавливается в работе над текстом до тех пор, пока не понимает, что уже не способен его больше улучшить, и пока не достигнет ощущения, что выложился на сто процентов. Еще один секрет — музыкальный ритм, которому он подчиняет свои сочинения. Будучи страстным меломаном, Мураками отождествляет процесс написания текста с игрой на музыкальном инструменте. Это его способ создавать музыку.

Но никаких непреодолимых препятствий для того, чтобы сесть и написать роман, нет. И даже для того, чтобы стать писателем. Если вы вдруг попытаетесь заявить о себе именно в этом качестве, старожилы книжного рынка, возможно, и отнесутся к вам настороженно, но не будут чинить препятствий: во-первых, одна книга еще ничего не значит, а во-вторых, продавая свои книги, дебютант не отнимает ни у кого хлеб, он скорее расширяет рынок, чем перехватывает чью-то долю продаж. Мураками повезло: его первый роман получил литературную премию. Признание не стало для него решающим фактором, но оно ослабило силу сопротивления на выбранном им пути. К тому же вторая половина восьмидесятых, когда японская экономика набирала мощь, была благоприятной для таких занятий, как литература. Но Мураками не стал ограничиваться пределами Японии — он сумел выйти на американский рынок, а уже оттуда в весь остальной мир. И для этого тоже не совершил ничего сверхъестественного, оставшись обычным человеком, каким ему так хочется быть.

Таким образом, для меня как для поклонника Мураками, книга стала чем-то вроде послесловия ко всем произведениям, написанным им. Мне всегда хотелось узнать, кем является автор и о чем думает вне книг, часто ассоциировала его с героями его романов, но теперь сложилась более точная картина. Полагаю, это один из тех случаев, когда нужно рассматривать произведение в целокупности со всем творчеством автора. Так я думаю.

Можно ли в книге найти советы начинающему писателю? Конечно, можно, и Мураками очень четко формулирует свою позицию, свой опыт и определенно говорит нам о том, что у каждого писателя свой опыт, мы можем за ним только наблюдать, потому что повторить его никак не получится. Писательство прозы – то, у чего нет четких рамок и правил, которые можно сформулировать в книгах и отдельных тезисах. "Писатель как профессия" – своего рода писательская исповедь, которая у каждого вызовет свой отклик.

Для меня Харуки Мураками стал писателем, с которым мы разговариваем на одном языке ( несмотря на принадлежность к разным странам Япония/Россия) . И книга «Писатель как профессия» полностью передаёт атмосферу тёплого вечера за разговорами с друзьями. Грань писатель/читатель размывается. Автор не задвигает поклонников на второй план, а становится сбоку, стараясь быть ближе. 

⠀Харуки Мураками — это уникальный писатель, один из немногих современных японских, вышедших на мировую литературную арену.

⠀Его творчество на самом деле специфическое. Мистика предстающая в прозе автора, как нечто обыденное; герои, совершающие необычные поступки без дальнейшего объяснения — ставят многих читателей в тупик.

⠀Я никогда не пыталась найти логику в событиях его романов, но просто проживала истории. Давала себе ощутить настроение героев, подстраивалась под их мысли и получала огромное удовольствие!

⠀Сам Мураками говорит о литературном вымысле так:

«Для меня литература — это прежде всего повествование о подлинном смысле вещей и явлений».

⠀А чтобы говорить о подлинном — нет нужды описывать причину почему это так, а не иначе.

⠀Нон-фикшн «Писатель как профессия» — это по сути уникальная возможность познакомиться с мировоззрением автора, прочесть о событиях его жизни, отголоски которых явно фигурируют в ранних романах.
⠀Познать, что для него значит быть писателем и услышать дельные советы к начинающим прозаикам.

⠀Вот парочка из них:

«Любая творческая работа должна произрастать из радости. И тогда оригинальность — это ни что иное, как порождение импульса, естественного стремления делиться свободой чувств и мысли, беспрепятственной и безграничной радостью с как можно большим количеством людей».

«Надо отбросить, — сказал я себе, — эти закоснелые, заранее установленные концепции: роман, литература... Надо просто описывать, что ты думаешь и чувствуешь, в такой манере, как тебе нравится. Разве плохой подход?»

⠀Непременно приобретайте эту книгу, если мечтаете поговорить о Мураками с Мураками и/или узнать о пути писателя.

«Писатель как профессия» не сделает из вас великого прозаика, но поможет понять, как пишет конкретно Мураками. Сам автор несколько раз в разных «беседах» повторяет, что его методы индивидуальны и хорошо работают в его случае, но могут не сработать в вашем.

Из-за учебы мне часто приходится сталкиваться с японским менталитетом и его особенностями, поэтому личность Мураками мне интересна тем, что некоторые его взгляды сильно отличаются от распространённых среди японцев. Но в то же время, писатель часто демонстрирует те черты, которые присущи именно гражданам Страны восходящего солнца. Этот необычный микс наглядно показывает эссе, посвящённое образованию.

Сама книга построена в виде интервью, которое Мураками берет сам у себя. Таким образом создаётся доверительная атмосфера между автором и читателем. Не скажу, что «Писатель как профессия» имеет практический смысл именно для начинающих авторов. Скорее, это приятное дополнение к коллекции поклонника Мураками-сана.

Как и другие книжки автора, она для легкого и ненапряжного чтения. Был такой момент, что я случайно открыла Юнга, лежащего рядом, а не Мураками (не спрашивайте), и у меня аж глаза на лоб поплыли, потому что представьте, читаете вы себе бесконечно ненапряжного Мураками (уровень сложности 0) и беретесь читать чувака, которого даже современники понять не могли (ну, какой уровень сложности дадите?).

“Независимо от рода ваших занятий, если вы надумали попробовать себя в другой области, будьте готовы к тому, что «профи» скорее всего встретят вас не очень дружелюбно. Подобно лейкоцитам, главная функция которых – защита организма от инородных тел, они будут стараться перекрыть вам доступ внутрь. Если вы не отступите, если будете настойчивы, то постепенно отпор будет слабеть, и в конце концов вас как нечто неизбежное молча примут в свой круг. Но перед этим здорово потреплют нервы. Чем у`же область, чем квалифицированнее в ней кадры и чем авторитетней специалисты, тем сильнее будет проявляться клановость и профессиональная гордость, и, следовательно, сопротивление тоже будет больше.”

Понятно, что стать пианистом или художником нельзя с бухты-барахты, что надо много лет практиковаться и оттачивать навыки. Вам, как минимум, нужны инструменты.. Однако, если даже это отбросить, то почему, в самом деле, быть новичком так презрительно? Отчасти именно из-за этого у людей рождаются самые разные страхи и они даже не начинают... Как мне кажется, то Мураками здесь немного ошибается, и в писательстве тоже такое есть, здесь тоже как только выставишь свое творение на всеобщее обозрение, так набегут критиканы и разнесут в пух и прах, и если духа мало или низкое самомнение, то не трудно и бросить всё, не начав толком.

“Даже скромно одаренный человек может с первого раза написать хорошее произведение. В этом нет ничего невозможного. Хоть я немного и стесняюсь, могу в качестве наглядного примера привести себя самого – человека, который никогда в жизни не обучался литературному творчеству. Правда, в университете я числился на отделении сценических искусств филологического факультета, но время было такое, что никто толком не учился. Мы отращивали длинные волосы, отпускали усы и бороды и в таком неопрятном виде болтались без дела по кампусу и окрестностям. Становиться писателем я особо не собирался, никаких заметок не делал, записных книжек не вел, просто однажды взял и ни с того ни с сего написал дебютный роман (если эту повесть можно так назвать) «Слушай песню ветра» и получил за него премию журнала «Гундзо» для начинающих писателей. А потом как-то незаметно превратился в профессионального писателя. Иногда, когда я об этом думаю, мне даже хочется себя спросить: «А что, так можно было, что ли?»”

О характере писателя:

“Я считал и продолжаю считать, что люди, которые соображают слишком быстро или знают гораздо больше других, в прозаики не годятся. Потому что написание повести или романа подобно излаганию сказки или былины – это медленный, задумчивый процесс, движение на «низкой передаче». Переводя пример в область телесного опыта, можно сказать, что мыслительный процесс прозаика движется немного быстрее обычного пешехода, но, пожалуй, медленнее, чем велосипед. Есть люди, которым хорошо думается с такой скоростью, а есть и те, кому не очень. В большинстве случаев прозаик упорядочивает то, что бродит у него в голове, таким образом, чтобы получилось повествование, некая история, а затем выражает ее в словах. Он работает на разнице форм содержания – первоначальной и выраженной – и, рассказывая свою историю, использует эту разницу как рычаг. По сути, это движение в обход, окольным путем – довольно затратное, надо сказать, по времени занятие.”

Про сроки (профпри)годности писателей:

“По моим наблюдениям, на обычной понятливости люди выдерживают в нашей среде не больше десяти лет – своеобразный «срок (профпри)годности», по истечении которого требуется другое, более глобальное и долговечное качество. Иными словами, в какой-то момент от «остроты бритвы» надо переходить к «остроте секача». А затем и к «остроте топора». Тот, кто смог благополучно миновать все эти «переходные моменты», делает качественный скачок и выходит на новый уровень писательского мастерства. Как автор он переживет свой век и останется в истории. А кто не смог – уходит: либо пропадает совсем, либо его присутствие становится почти незаметным. Или перестает расти, водворившись там, куда позволили дотянуться сообразительность и рассудительность. Для прозаика ситуация «водворения» означает работу на холостом ходу. То есть, если говорить в терминах, описывающих эффективность системы, – «снижение полезной работы». Прозаики – как те рыбы, которые если не плывут вперед, то умирают”

“Ну и как же понять, профпригоден ты или нет? Как это определить? Только одним способом: прыгнуть в воду и поплыть. Иначе не поймешь, держишься ты на поверхности или тонешь. Грубо говоря, это ведь и есть основной принцип жизни. Жизни, которую можно осмысленно и с пользой (наверное, здесь было бы правильнее использовать сравнительную степень – с большей пользой) прожить и без того, чтобы писать романы. Пусть прозу создают те, кто хочет, кто не может не писать. Пусть пишут и не останавливаются. Таких людей, таких писателей я от самого сердца с радостью приветствую: «Добро пожаловать на ринг!»”

Про сравнение жизней разных людей:

“Вообще-то в мои планы не входило описывать пережитые тяготы и лишения, я только хотел сказать, что период между двадцатью и тридцатью годами был у меня довольно трудным. Хотя, уверен, в мире найдется немало людей, с которыми жизнь обошлась гораздо жестче, чем со мной. Эти люди сочтут мои невзгоды несерьезными и, несомненно, будут правы. Но они – это они, а я – это я, и мне пришлось весьма несладко. Такие дела.”

Интересная для самих же читателей тема это распределение количества читателей относительно всего населения. Сколько людей читают? В смысле читают постоянно и будут читать несмотря ни на что, как те люди из “451 градуса по Фаренгейту”, что заучивали целые книги напамять. ХМ определяет это количества примерно в 5%, из оставшихся 95% где-то шестьдесят это читатели по случаю, которых нужно пинать, чтобы они читали. Например, это те люди, которые читают в метро Стивена Кинга, чтобы скоротать время и абстрагироваться от присутствия других пассажиров, причем им без разницы Стивен Кинг это, Дарья Донцова или Ден Браун, главное, чтобы не Джойс.

Ещё одна вещь, о которой я особо никогда не задумывалась это тема сравнения поколений. Вот знаете же, как люди любят сравнивать поколения Х, У, и Z? Типа вот, эти чуваки умнее, а эти ни на что не способные уже дряхлые старички. Харуки Мураками говорит, что в Японии сейчас молодежь хуже знает написание иероглифов, но в то же время лучше владеют компьютерными науками, то есть у каждого поколения свои плюсы и свои минусы, каждое по-своему особенное, не надо оценивать кто лучше, это как минимум глупо.

От книжки ощущения как от беседы со своим дедушкой, столько тем для поразмыслить… Принципиально нового в этой книге искать не стоит, особенно если вы прочитали много произведений Мураками (хотя у него довольно своеобразный стиль и его самого в произведениях много, так что если быть достаточно внимательным и хорошо вслушиваться в его голос, то можно сразу разом всё что он хотел сказать поймать) или просто следите за ним и его творчеством, но это такое себе обобщение всего ранее написанного.

В: Когда ХМ написал свой первый роман? О: В 29-30 лет.

В: Как ХМ начал писать? О: После случившегося озарения – epiphany - на бейсбольном матче он начал писать в единственное свободное время, которое у него тогда было, - ночные часы после работы. Работал он тогда в баре, поднимаясь рано утром и заканчивая поздним вечером, так как был владельцем и исполнял бесконечно много обязанностей.

В: Окей, но как же это случилось, как он нашел свой стиль? О: Сел, значит, ХМ писать свой первый роман и понял, что не знает, как. Раньше он никогда ничего не писал, получается какая-то фигня совсем. Решил он эту проблему следующим образом: написал первую главу романа на английском, а потом перевёл на японский. Так как уровень английского у него был средненький, то и предложения получились простыми, смотря на это, он понял, что это и есть его стиль: простые предложения, простой язык, все ненужное выбрасываем, а также, самое главное – писать от души и в удовольствие.

В: Составляет ли ХМ план своих произведений? О: Нет, он пишет абсолютным экспромтом, только то, что ему в голову приходит, вплетая в повествование какие-то ситуации и идеи из того, что с ним в те дни происходит. В книге этой он довольно подробно расписывает, почему именно так, если коротко: ему форма романа-импровизации наибольше подходит.

В: Какие у ХМ есть странные или необычные привычки связанные с писательством? О: Когда он пишет роман, то бросает все другие писательские деятельности, дабы не отвлекаться. Оставляет только переводы с английского на японский, потому что считает это чисто технической работой, не требующей много творчества. Также он часто любит ездить заграницу и писать там, так как так намного проще посвятить себя только писательству и не отвлекаться на другие дела. Например, “Норвежский лес” он написал путешествуя Европой.

В: Сколько страниц/слов/знаков ХМ пишет в день? Сколько часов это у него занимает? О: В этих вещах писательские привычки у ХМ довольно схожи с привычками моей любимой Амели Нотомб, – он тоже встает рано утром, заваривает крепкий кофе и пишет на протяжении 4-5 часов не отрываясь. Сколько это слов/знаков? ХМ считает написанный текст листами с японскими иероглифами, в день он пишет ровно 30 таких листов, и на этом всегда останавливается, даже если очень хочется продолжить. Для лучшего понимания, пример: роман “Кафка на пляже” занял у ХМ 1800 листов с иероглифами, в нашем русском покетбучном издании это 640 страниц. Таким образом, получается, что чуть меньше трех листов с иероглифами это одна страничка в напечатанном покетбуке.

“Скажем, мне – то есть конкретно в моем случае, – чтобы написать и довести до ума роман, нужно больше года (бывает, два, а то и три) сидеть одному в кабинете и работать, работать, работать. Встал с утра пораньше, часов в пять-шесть, собрался с мыслями – и давай, пиши!”

В: Как ХМ редактирует книги? О: После написания первого черновика он откладывает его на несколько месяцев, потом перечитывает и делает большие правки. Через несколько месяцев он берет уже второй черновик и делает правки чуть поменьше. Ещё через несколько месяцев ХМ работает над третьим черновиком, делает совсем уже минимальные правки, а затем откладывает роман на какое-то время, примерно месяц, просто отлежаться, в это время занимается переводами или пишет рассказы. Приступая к следующей версии черновика он решает есть ли у романа глубина или он несколько бессмысленный.. Теперь он готов дать своей жене прочитать рукопись, а дальше снова правки, правки, правки. Как он говорит сам, точного количества переписываний черновика у него нет.)

“Писатель, которого я очень ценю и уважаю, Реймонд Карвер, тоже из тех, кто любит «мелкие отделочные работы». Вот что он пишет, вкладывая слова в уста другого писателя: «Написав рассказ, тщательно перечитав его, убрав несколько запятых, еще раз перечитав и поставив запятую туда, откуда до этого ее убрал, я понимаю, что вот теперь вещь закончена». Это чувство мне хорошо знакомо, потому что я и сам не раз его испытывал. Чувство, что всему есть предел, что если сейчас продолжить править, то перейдешь некую едва заметную точку невозврата, и произойдет ужасное. Именно на это недвусмысленно намекает своей убранной и водворенной на место запятой Карвер.”

“В одном из своих эссе уже упомянутый выше Реймонд Карвер писал: Как-то раз услышал я от друга-писателя следующее:

«Если бы у меня было больше времени, я написал бы гораздо лучше». Помню, я чуть не упал от удивления. Да я и сегодня, честно говоря, неизменно поражаюсь, когда вспоминаю эти слова, <…> ведь если то, что он написал, не было сделано на пределе возможностей, наилучшим образом, зачем вообще тогда было писать? В конечном итоге то, что мы унесем с собой в могилу, – это чувство удовлетворения, которое испытываешь, когда выкладываешься по полной, сияющий свет самоотдачи. Так что мне очень захотелось этому приятелю сказать: дружище, не пойми меня неправильно, но лучше тебе поискать какуюнибудь другую работу – уверен, в мире найдется немало занятий попроще и почестнее, которыми вполне можно прокормиться. Ну или начни наконец писать в полную силу своего таланта и возможностей. Завязывай с отговорками и оправданиями. Не жалуйся. Не ной! («Как мы пишем»)

Необычно резкие слова для такого мягкого человека, как Карвер, но тут я согласен с каждой буквой!”