Текст книги "Снежная девочка"

Глава 22

Самое страшное в темноте – наблюдать, как догорает пламя последней свечи.

27 ноября 2010

12 лет с момента исчезновения Киры

Миллер прибыл при первой возможности. На въезде в тоннель Хью Л. Кэри, соединяющий Манхэттен с Бруклином, он попал в продолжительный затор из-за лобового столкновения двух автомобилей. Агенту пришлось сделать несколько звонков, извиняясь, что он не заедет в офис, и когда два часа спустя он смог тронуться с места, его взгляду предстал кран, поднимающий обломки двух автомобилей, и две машины «Скорой помощи», делающие то же самое с тремя телами. Несколько парамедиков оказывали помощь раненым в результате смежных аварий. Миллер не привык к свежим трупам, и вид полиэтиленового мешка поблизости вызвал у него тошноту. Большинство дел, над которыми он работал, заканчивались хорошо за редким исключением, когда пропавшие люди исчезали бесследно. Порой недели, а то и месяцы спустя в какой-нибудь глуши находили тело – уже без крови, зачастую просто кости, и боль была уже не такой острой, хотя горе от этого не становилось менее душераздирающим. Миллер припарковался у дверей четырехэтажного многоквартирного дома из красного кирпича рядом с Проспект-парком, где последние пять лет жила Грейс.

– Как вы? – спросил он с порога.

– Ты припозднился, Бен. Где ты был? – нервно спросил Аарон, распахнув дверь с такой скоростью, что у Миллера перехватило дыхание.

– На въезде в тоннель серьезная авария, не проедешь ни назад, ни вперед. Ужасное зрелище. Когда расчистили проезд, я увидел труп на асфальте и много раненых. Почему такая срочность? Что-то случилось?

– На этот раз все по-другому, Бен, – сказал Аарон.

– Что случилось?

– На кассете. Ее нет. Киры там нет, – взволнованно вставила Грейс.

– О чем ты?

Миллер ничего не понимал, но сохранял спокойствие. Оглядевшись по сторонам, он отметил, что квартире Грейс не помешала бы уборка.

– Такого раньше не было. Никогда! – воскликнул Аарон. – За эти годы мы получили три записи, и Кира всегда была на них. Но сейчас… на четвертой… ее нет. Комната пуста.

– Я могу посмотреть видео?

– Конечно, кассета уже вставлена, – ответила Грейс.

Его проводили в гостиную и, перемотав запись, нажали на кнопку старта. Поняв, что Грейс и Аарон говорят правду, Миллер поднес руки ко рту.

– Где кассета была в этот раз? Кто вам ее дал?

– Дома. В нашем старом доме. Как и в первый раз.

Не отрывая взгляд от экрана, Миллер кивнул.

– В прошлые разы вторая и третья кассета появились в твоем кабинете, Аарон, и на скамейке в парке, так?

– Да.

После развода супругов в 2000 году Грейс какое-то время продолжала жить в доме, где они официально были семьей Темплтон, но в 2007 году им пришлось сдать его в аренду. Грейс не выносила одиночества в этих стенах, с нетерпением ожидая любого звонка, подсказки или новости о судьбе Кире. Невыносимая боль и постоянные упреки привели к тому, что бывшие супруги поддерживали отношения только тогда, когда вновь появлялась надежда найти Киру. Но эта иллюзия появлялась и исчезала лишь на пару недель раз в несколько лет в виде случайно появляющихся кассет. Рождественские огни квартала стали метафорой их жизни, потому что Темплтоны с горя перестали украшать свой дом, а соседи, по утрам дарившие им сочувственные взгляды, вечером зажигали гирлянды, напрочь позабыв о боли, которая царила в единственном доме в округе, где сад не наводнили олени, эльфы и пластмассовые снеговики.

Дом Темплтонов сняла семья индийцев с двумя детьми, чей отец владел парой супермаркетов в центре города. В день подписания договора аренды Аарон и Грейс попрощались с супругами, слыша смех двух детей, играющих и поющих на хинди в комнате, которая когда-то служила колл-центром для получения информации о Кире. Мистер Свагхат с женой обещали, что наполнят этот дом счастьем и немедленно сообщат, если для Аарона и Грейс придет посылка. Они согласились на это странное условие в обмен на небольшую скидку. Но за исключением первого года единственной почтой, которую они получали по этому адресу, были письма из казначейства с требованием уплаты местных налогов.

Первая кассета появилась в почтовом ящике в 2003 году, в День благодарения, когда Грейс еще жила там, но следующие две появились случайным образом в разных местах. Так, в августе 2007 года вторая кассета целую неделю пролежала в кустах возле страховой компании Аарона, где тот раньше работал. Обнаружив ее, бывшая коллега позвонила Аарону: она видела статью Мирен Триггс в «Манхэттен пресс», когда прислали первую кассету.

Третья, и последняя, запись очутилась в феврале 2009 года на скамейке в бруклинском Проспект-парке, недалеко от места, куда переехал Аарон, и только спустя почти три дня бездомный за пару сотен долларов передал ее «Си-би-эс».

Эти три записи Киры произвели такой фурор, что последнее видео показали в новостях еще до того, как его увидели родители и изучила полиция. Местный сатирический журнал даже опубликовал раскритикованную позже карикатуру – рисунок переполненного пляжа с надписью «Где Кира?» по аналогии с популярными книгами «Где Уолли?». Терпение Аарона и Грейс лопнуло, и они решили держаться подальше от СМИ.

Поиски Киры, некогда объединившие половину планеты, теперь превратились в спектакль, и безутешные родители чувствовали себя ужасно. Штат Нью-Йорк срочно принял закон о запрете демонстрации и распространения жизненно важных улик во время расследования, чтобы хоть как-то ограничить цирк, в который превратилось это дело. Так называемый закон Киры прошел в марте 2009 года без затруднений и изменил отношение к следственным процессам, хотя он также иногда использовался политиками и бизнесменами для защиты своих медийных задниц, когда их обвиняли в каких-то нарушениях. Закон Киры подвергся общественной критике как ограничивающий свободу информации, и вскоре под давлением прессы, которая требовала большей прозрачности расследований, его пришлось отозвать. В результате в 2009 году был принят новый закон Киры – Хьюм – по имени предпринимательницы, которая подала в суд на газету «Уолл-стрит дэйли» за публичное раскрытие серьезных нарушений, которые Федеральная торговая комиссия обнаружила в ее компании, проводившей анализы крови. Новый закон запретил распространять информацию о текущем расследовании преступлений, связанных с похищением, убийством или изнасилованием, но не в случае коррупции, мошенничества и других серьезных экономических преступлений. Это означало, что в случае появления нового видео с Кирой медийного цирка удастся избежать. В итоге некие коллекционеры кассет начали выставлять на торгах видеозаписи с Кирой на нелегальной онлайн-площадке «Силк-роуд» по все более заоблачным ценам.

На каждой из трех записей люди пытались отыскать какую-нибудь зацепку, которая помогла бы в расследовании, но все попытки за эти двенадцать лет оказались тщетными: проводились анализы отпечатков пальцев и ДНК, в районе искали свидетелей, а камеры наблюдения в округе проверялись на предмет совпадений между записями разных лет.

Запись 2007 года, казалось, пролила некоторый свет на это дело. Кассету подбросили к бывшей страховой компании Аарона, где были установлены камеры наблюдения на фасаде и на углу здания. На одной из записей за август было видно, как чей-то силуэт, похожий на женщину с вьющимися волосами, подошел перед рассветом к офису и оставил там мягкий коричневый конверт, в котором позже нашли кассету. Были проанализированы камеры в зонах, у банкоматов, супермаркетов и магазинов, даже на въездах в тоннели и автострады, но ни на одной из них силуэт не появился вновь.

Тогда агент Миллер разъяснил семье Темплтон ход событий и передал им несколько изображений темной фигуры в кадре, но это привело лишь к тому, что две исстрадавшиеся души начали видеть эту тень в каждом встречном человеке. Дело нисколько не сдвинулось с места, а лишь растравило надежды и боль измученных родителей с незаживающей пустотой в сердце. Первая кассета в 2003 году воспринималась иначе. Тогда эмоции были куда сильнее и продолжительнее, потому что надежда стала словно лезвием ножа – чем острее оно ранит, тем больше боишься дотронуться вновь. Впоследствии, когда появлялось новое видео с Кирой, в сердцах Аарона и Грейс зажигался слабый огонек, ненадолго разгоняющий тьму, от которой не было спасения.

– Что это, по-твоему, значит, Бен?

– Не знаю, Грейс. Возможно, это последняя кассета, которую мы получим.

Глава 23

От чего еще бежит человек, как не от монстров из прошлого?

Мирен Триггс

1998

Когда я вышла из судебного архива, было уже темно, и я почувствовала себя в опасности, едва ступила на тротуар. Выйдя на Бивер-стрит в Нижнем Манхэттене, я на мгновение заколебалась, не позвонить ли снова профессору Шмоеру, который всегда был готов проводить меня домой, но почему-то не смогла заставить себя сделать это. Часть меня простила его за то, что он меня оттолкнул, но встретиться с ним лично было выше моих сил. До дома пешком было слишком далеко, и единственным вариантом было метро. Ближайшей станцией была «Уолл Стрит», и мне предстояла сорокапятиминутная поездка в северном направлении до «116-й улицы». Оттуда всего одна улица – и я дома. На словах проще простого, но для меня это было испытанием.

Я шла к станции метро, борясь с холодным южным ветром, который дул с Нижнего Манхэттена и замораживал любой выбившийся волосок, и не успела спуститься по лестнице, как мой страх дал о себе знать. Какие-то парни прислонились к двери по обе стороны, спасаясь от холода, и болтали то ли о бейсболе, то ли о баскетболе. Я с независимым видом прошла мимо них (другого варианта не было), и их разговор оборвался. Они устремили на меня взгляды, облизали губы, собираясь наброситься на добычу, и, прибавив шаг, я оставила парней позади.

Мимо турникетов проходила молодая пара, и я догнала их. Замедлив шаг, пошла рядом с ними, как будто наличие свидетелей каким-то образом могло спасти меня от страхов. Два парня бодро шагали навстречу, и я снова ускорилась, двигаясь к платформе третьей линии в сторону Гарлема. Парни последовали за мной и показали на меня пальцем. Они обменялись заговорщицким взглядом, и я начала озираться в поисках кого-то, кто мог бы мне помочь.

Здесь.

Не было.

Ни души.

Нужно было бежать. Нужно было спешить отсюда. На мгновение во мне проснулось желание спрыгнуть на пути и скрыться в темном тоннеле, но я знала: это верная смерть.

Я не могла допустить, чтобы это случилось со мной снова.

Подняв голову, заметила, что камера наблюдения как раз направлена туда, где я стояла, – если остаться здесь, то хотя бы один охранник заметит происходящее и придет на помощь.

Глубокий вдох.

На платформе между двумя путями через каждые несколько метров были установлены синие колонны, и я прислонилась к одной из них, надеясь, что парни потеряют меня из виду и успокоятся.

– Эй, ты! – крикнул один из них.

– Послушай, почему ты бежишь? – вторил ему другой.

Их голоса раздавались менее чем в десяти метрах. Я перепроверила, что нахожусь в поле зрения камеры. «Если ты ее видишь, то и она видит тебя», – сказала я себе и несколько раз отчетливо прошептала «помогите», надеясь, что охранник по ту сторону экрана придет мне на выручку. Эти секунды показались мне вечностью. Я чувствовала себя одинокой и беззащитной.

Снова.

Задыхаясь, я закрыла глаза и увидела, как мерцают огни фонарей в том парке, как лицо из досье улыбается мне сверху, вспомнила, как между ног струилась горячая кровь, когда я вернулась домой.

Звук приближающегося поезда ворвался на станцию, и, когда колеса заскрипели по стали рельсов, двое парней остановились рядом со мной с недоуменным выражением лица.

– Ты в порядке? – спросил один из них.

– Ты это выронила, – пояснил другой, протягивая папку с именем моего насильника, которую я выкрала из суда.

Помедлив, я кивнула.

– Точно все в порядке? – переспросил парень недоуменно.

– Да… все в норме, – ответила я, одной рукой вытирая слезы, а другой ухватившись за папку. – Повздорила… с начальством.

Один из них фыркнул, второй слегка улыбнулся и мягко сказал:

– Не волнуйся, найдешь другую работу. Это город возможностей, подруга. Здесь происходит только хорошее.

Я промолчала. Поезд остановился и открыл двери, и я проскользнула внутрь, чтобы закончить разговор.

Всю дорогу я перечитывала досье этого парня. Джереми Аллен, разведен (сукин сын). Осужден за сексуальное насилие над пьяной девушкой возле ночного клуба в Бронксе. Возраст потерпевшей: 21 год, чернокожая. Похоже, ему нравятся беззащитные жертвы. Четыре месяца в тюрьме и двенадцать месяцев общественных работ. Текущий адрес: Нью-Йорк, 124-я Западная улица, 176, пятый этаж.

Этот сукин сын жил всего в десяти улицах от меня. Я доехала до станции «116-я улица» и перед выходом из метро набрала домашний номер. Трубку сняла мама.

– Мама? Наконец-то. Я тебе весь день звоню.

– Ох, Мирен. Прости. Твоя бабушка упала, спускаясь с лестницы, и мы весь день провели в больнице.

– Бабушка? Как она?

– Синяки на лице и спине и перелом лучевой кости. Дедушка нашел ее без сознания на лестничной клетке. Порвался пакет с покупками, она потеряла равновесие и упала с верхней ступеньки. Ты же ее знаешь. Вбила себе в голову что-то насчет экологии и признает только бумажные пакеты.

– Но почему она вообще пошла в магазин? Почему вы ей не помогаете? Разве нельзя нанять кого-то, чтобы помогать бабушке и дедушке по хозяйству?

– Помогать им? Твой дедушка не выносит посторонних в доме, ты же знаешь.

– Да какая разница, что думает дедушка? Сам-то он ничего не делает. Разве что яйца чешет, но тут ему помощники не нужны.

– Мирен, не говори так. Это твой дедушка.

– И он шовинист, – отрезала я.

– Он вырос в другую эпоху, Мирен. Его так воспитали. Раньше мужчин воспитывали… ну, по-мужски.

– По-мужски? С каких это пор это считается мужским поведением? В его детстве телевизора не было, а теперь – пожалуйста. Он неплохо адаптировался к тому, что его интересует.

Мама вздохнула. Ее беспокоило, как я отзываюсь о ее отце, но я воспринимала это иначе. С самого детства, когда я приходила к ним в гости, меня всегда раздражало, что меня заставляют убирать со стола, пока моим двоюродным братьям разрешалось играть. Однажды я возмутилась, и ответ дедушки был однозначным:

– Мальчики не моют посуду, Мирен.

Моя бабушка мирилась с этим, и хотя я обожала их обоих, внутри меня кипела злость из-за подобной несправедливости.

– Я слышу шум, Мирен. Ты купила мобильный телефон?

– Да.

– Скажешь мне номер?

– Ммм… я его не знаю. Перезвоню тебе из дома, когда выясню.

– Ты на улице в такое время? – воскликнула она в ужасе.

– Еще не поздно, мама.

– Да, но уже темно. Ты ведь поэтому мне позвонила?

Звук моих шагов по улице отдавался эхом в телефоне. Мимо проехало несколько машин, а через каждые два-три дома у входа болтала группа мужчин. Проходя мимо них, я задавала вопрос маме, чтобы они знали, что я разговариваю по телефону.

– Да, – призналась я. – Я уже почти дома. Мне… мне было слегка одиноко.

– Ты можешь звонить мне, когда захочешь, хорошо, дочка?

– Я знаю. Как дела у папы?

– Тебе еще далеко?

– Две минуты.

– У него все хорошо. Телевизор смотрит. Ты купила билет, чтобы приехать на выходные? Бабушка будет в восторге.

– Я была занята. Завтра обязательно куплю.

– Хорошо. На улице все спокойно?

– Здесь есть люди, но я бы предпочла поболтать с тобой. Точно не отвлекаю?

– Конечно, нет, дорогая. Секундочку, только огонь потушу.

– Что ты готовишь? – спросила я, миновав последнюю группу перед домом.

– Сосиски, но твой отец уже машет, что не будет ужинать. Хочешь поговорить с ним?

– Да нет, я уже почти пришла.

– Я рада, дочка.

– Все, дома.

– Точно?

– Да, открываю дверь.

Когда зазвенели ключи, мама выдохнула гораздо спокойнее.

– Я люблю тебя, дочка.

– И я тебя люблю, мама. Если завтра купишь сотовый, позвони мне, и я сохраню твой номер.

– Хорошо. Завтра обязательно все сделаю. Сладких снов, милая.

– Папе привет.

– Передала.

Нажав отбой, я вошла в дом – здесь было темно, как и во всем районе. Я повернулась запереть замок, но, едва дверь закрылась, из тени наверху лестницы послышался мужской голос:

– Мирен, постой. Это я.

Глава 24

Порой невинность играет на стороне зла.

28 ноября 2003

5 лет с момента исчезновения Киры

В кармане брюк агента Миллера зазвонил телефон, и он извинился перед Аароном и Грейс, которые смотрели на него с недовольством и тревогой.

– Агент Миллер? – поздоровался собеседник. – Это Коллинз, криминалист.

– Что-то срочное? Я сейчас говорю с семьей, – ответил Миллер и отошел в сторону тротуара.

– Мы нашли пять отпечатков на конверте. Правая рука полностью.

– Правда? Это фантастика!

– Да. Но… не все так просто. Вы не поверите.

– В чем дело?

– Это детские отпечатки.

– Детские?

– Вы не ослышались. Они маленькие, размером с руку ребенка восьми-девяти лет. Сначала мы подумали, они могут принадлежать Кире.

– Вы серьезно думаете, что Кира передала кассету?

– Дайте мне закончить. Это была наша версия, но она не подтвердилась. Через дактилоскопическую систему мы сделали модель на основании имеющихся у нас отпечатков Киры с поправкой на возраст. Они хранятся у нас в базе с момента ее запуска в 1999-м – это было через год после ее исчезновения. Так вот, ни структура, ни пальцевые узоры – ничто не совпало. Это не ее отпечатки. Мы еще ждем от отдела судебной экспертизы анализа элементов ДНК на конверте, но в это верится с трудом. Это другой ребенок, точно говорю. Вероятно, также пропавший. Мы проверяем совпадения в базе данных по отпечаткам пальцев и уже провели поиск по реестру разыскиваемых детей с 1990 года, но безрезультатно. Возможно, у того, кто похитил Киру, есть еще один ребенок.

Пока агент Миллер внимательно слушал, Аарон и Грейс обменивались встревоженными взглядами, пытаясь уловить, не идет ли речь о какой-то зацепке в деле.

– Мы тут обсудили это дело, возможно, удастся надавить на правительство штата… – продолжил Коллинз немного нервно, – чтобы запустить кампанию и выдавать детям удостоверения личности в школах. Возможно, тогда нам удастся… ну, идентифицировать отпечатки пальцев на конверте.

– Но ведь есть шанс, что этот ребенок не станет делать удостоверение личности? И тогда все это будет зря.

– Ну… ничто другое нам пока на ум не пришло. Это первый случай, когда главным подозреваемым является ребенок.

Миллер вздохнул.

– Не волнуйтесь, думаю… – Он оборвал себя на полуслове и с виноватым видом огляделся вокруг. Женщина, ранее занимавшаяся гортензиями, теперь подрезала секатором живую изгородь, дети бросили велосипеды на землю и рисовали мелом на тротуаре, мужчина средних лет доставал из почтового ящика экземпляр журнала «Нью-Йоркер» – на обложке красовался портрет известного кинорежиссера, который пару месяцев назад угодил в тюрьму.

– … я перезвоню, Коллинз.

– Что происходит? Что они обнаружили? – с обеспокоенным видом спросил Аарон, едва Миллер приблизился к ним.

Тот закончил звонок и вскинул руку, призывая к терпению. Аарон положил ладонь на плечо Грейс, и этот жест был полон печали, как он ни старался это скрыть. Миллер подошел к соседу и попросил у него журнал. Мужчина с удивлением смотрел, как затем агент приблизился к детям и присел на корточки.

С того места, где стояли Аарон и Грейс, разговор не был слышен, но они увидели, как Миллер сунул руку в пиджак, вытащил купюру и протянул ее мальчишкам. Один из них вскочил на ноги, схватил банкноту, а затем журнал. Другой последовал за ним, и они побежали в направлении дома Темплтонов. У почтового ящика они остановились: один из мальчишек открыл его, а другой свернул журнал и засунул его внутрь. Потом дети побежали обратно к агенту, и тот выдал им еще по купюре.

Разговор затягивался. Мальчик повыше ростом пару раз кивнул, а второй просто стоял рядом. Несколько минут спустя Миллер вместе с темноволосым мальчиком направился в сторону дома Темплтонов, а хозяевам оставалось только теряться в догадках.

– Мистер и миссис Темплтон, позвольте представить вам вашего соседа…

– Зак. Я Зак Роджерс… живу через четыре дома отсюда. Мои родители – Джон и Мелинда Роджерс.

Мальчик сунул руки в карманы, явно чувствуя себя неуютно.

– Отлично, Зак. И о чем ты хочешь рассказать? Волноваться не о чем.

– Мне очень жаль, честно-пречестно, – сказал он, опустив голову.

Грейс опустилась на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне. Аарон нахмурился, и его лоб прочертила кривая линия, предвосхищая будущее.

– В чем дело, дружок? – мягко спросила Грейс. – Пожалуйста, не волнуйся. Что бы это ни было, все будет хорошо. Знаешь, у нас есть дочь, примерно твоего возраста… Вы бы с ней обязательно подружились. Надеюсь, вам однажды удастся поиграть вместе.

Зак, казалось, слегка успокоился и сглотнул, прежде чем продолжить.

– Простите за конверт… Я не хотел… Я не хотел, чтобы вы плакали, миссис Темплтон.

– Что? – озадаченно переспросила она.

Мальчик занервничал и уставился на землю. Миллер слегка похлопал его по спине, призывая продолжать.

– Не волнуйся, Зак. Ты не сделал ничего плохого. Расскажи им. Они поймут. Ты правильно поступил, – сказал он ободряющим тоном.

Вскинув голову, Зак несколько раз громко шмыгнул, пытаясь втянуть сопли.

– Одна… женщина дала мне десять баксов, чтобы я положил конверт в ваш ящик. Я не знал, что вы расстроитесь, а то бы не стал так делать.

– Женщина?! – удивленно воскликнул Аарон.

– Кто она? Как она выглядела? – спросила Грейс.

– Не знаю… я ее раньше не видел… У нее светлые кудрявые волосы… но она обычная. Я подумал, это почтальон. Она дала мне конверт и десять долларов и сказала положить его в ящик. Я не знал, что это плохо… Простите. Она плакала, и я хотел ей помочь. Я сказал, что денег мне не надо, но она настаивала. Честное слово, я отказался от денег, но она сказала, я их заслужил.

– Дружище… ты действительно не сделал ничего плохого, – повторил агент Миллер. – Наоборот. Это нам очень поможет.

– Как? – спросил мальчик.

– Банкнота все еще у тебя? Мы можем взять с нее образец ДНК.

– Эээ… да. У меня дома, в копилке, – с тревогой ответил Зак.

– И ты помнишь, как выглядела эта женщина?

– Я же вам сказал. Блондинка с вьющимися волосами.

– Да. Но… знаешь, что такое фоторобот? – улыбнулся Миллер, а Грейс, выпрямившись, поднесла руку к губам.

Мальчишка кивнул, и Миллер звучно выдохнул:

– Она у нас на крючке!