Текст книги "Игра души"

Глава 15

Роксбери

24 апреля 2011

Двумя днями ранее

Мирен Триггс

Откуда ты можешь спрыгнуть, чтобы не разбиться вдребезги?

Как только мы вошли в кафе «Good Awakening», я увидела, что оно осталось более или менее таким же, каким я его помнила. Унылая атмосфера, некрашеные деревянные столы с лавками вместо стульев; в глубине, у барной стойки, мужчина лет шестидесяти, который показался мне настолько знакомым, что я подумала, что он все эти десять лет сидел там и пил все ту же чашку кофе. На одной из боковых стен висела мишень для дартса, рядом – вымпел команды «Нью-Йорк Кникс», на котором, похоже, осела пыль со всего города. На настенной полке стоял телевизор, и новости NBC[11]11
  NBC News – новостной телевизионный канал США, принадлежащий National Broadcasting Company (NBC).


[Закрыть] наполняли кафе печалью реального мира. Кроме старичка, за столиком у входа здесь сидели еще двое мужчин в бейсболках, с густыми бородами и кружками пива. Женщина средних лет не отрываясь смотрела на экран и ела сэндвич, запивая апельсиновой «Фантой», которая была для этого вкуса подозрительно красной.

Профессор выбрал самый дальний от входа столик, подождал, пока я сяду, затем устроился сам и сразу спросил:

– Значит, здесь собирались поисковые группы?

Он посмотрел на старика за стойкой так, будто хотел начать с ним разговор.

– Эй, парень! – крикнул мужчина, повернувшись к окошку за барной стойкой, соединявшему зал с кухней. – Пришли гости. Пошевеливайся!

Джима это рассмешило. Я нервничала. Ночь без сна, звук выстрела.

– Все хорошо? – спросил Джим.

– Да, – выдохнула я, предчувствуя то, что должно было вот-вот произойти.

Из кухни вышел парень и, явно нервничая, засуетился за барной стойкой. Он несколько раз наклонился, пытаясь что-то найти, и наконец появился снова с блокнотом в руке, отряхивая с него пыль. Он вышел из-за стойки и подошел к нам в белом фартуке с пятнами кетчупа.

– Добрый день, – поприветствовал парень дрожащим голосом. – Что… Что вам… Что вам подать? Из напитков? Или из еды? Если вы хотите что-то поесть… Я бы хотел… Лучше, если не хотите. Повара нет, и я все делаю сам. А я еще не очень дружу… С плитой.

Старик молча покачал головой, словно увидел эпизод комедийной программы, где показывают нелепо падающих людей.

– Может, два кофе? Что есть из того, для чего не нужна плита? – спросил Джим.

– Картофельные чипсы. Это… Это я могу.

Джим усмехнулся. Он не понимал, почему мы пришли в это кафе, но я решила выждать. Я удержалась, хотя была готова взорваться.

– Хорошо. Два кофе и две пачки «Lay’s». Есть «Lay’s»?

– Только «Herr’s» с сыром.

Джим щелкнул языком.

– Чипсы с сыром и кофе.

– Прошу… Прошу прощения, – добавил молодой человек. – Это любимые чипсы мистера Марвина, он наш постоянный клиент.

– А как насчет сэндвича, как у той женщины? Можешь сделать нам парочку?

– Он холодный. С беконом.

– С сырым?

Парень кивнул, признавая весь ужас катастрофы.

– Лучше чипсы. Да, Мирен? – обратился он ко мне.

– Эм… Да. Чипсы пойдут. Мне кофе без молока, пожалуйста.

Парень ушел. Я смотрела ему вслед, пока Джим не спросил, понизив голос:

– Хочешь взглянуть на фотографию Эллисон?

– Да, конечно.

Он достал из портфеля фото и распечатанный на обычном листе диалог из «Твиттера». Я наклонилась над бумагами так низко, как будто собиралась их понюхать.

– Качество не очень. Извини. У меня не самый лучший принтер.

– Нужно показать это Бену Миллеру, тебе не кажется? И фото Джины.

Он кивнул, а я молча смотрела на снимок. И то, что я видела, было еще хуже, чем воображала.

– Неужели это Эллисон?

Я поняла, что он кивнул, хотя даже не взглянула на него.

Вне всяких сомнений, это была самая загадочная фотография, которую я видела в своей жизни. Беловатое пятно, напоминающее силуэт женщины, растянулось на кресте в почти расслабленной позе. Две темные фигуры, лица которых невозможно было разглядеть, толкали ее к дальней стене. Золотой свет солнца пробивался через одно из разбитых окон. Слева виднелось плечо и ухо кого-то в белом, а справа – ровные ряды стульев, повернутых лицом к дальней стене.

– Когда, говоришь, тебе ее отправили?

– Где-то в семь. А тело, как я уже говорил, нашли двое подростков около восьми. А что?

– Хотела посчитать, достаточно ли было времени, чтобы добраться оттуда, где сделали это фото, до книжного магазина, где вчера вечером у меня была автограф-сессия.

– И?

– Более чем. Встреча закончилась около десяти вечера. Он мог быть в Форте Тилден в тот момент, когда распяли Эллисон, отправить тебе фото с телефона, а потом спокойно прийти в книжный и оставить мне снимок Джины.

– Ты правда думаешь, что это один и тот же человек?

– Слишком много совпадений между двумя случаями, не находишь? Обе учились в одной и той же школе. Джина жила здесь, в Роксбери, а Эллисон – в Куинсе. С другой стороны, последние сведения о них – это рюкзак Джины, который нашли в Бризи Пойнт, и тело Эллисон в Форте Тилден. Между этими точками… Сколько? Пятьсот метров?

– Это могло быть просто совпа…

– Совпадение? Тогда уж это совпадение, хорошо спланированное @Godblessthetruth, – ответила я.

Он посмотрел на меня с высоко поднятыми бровями и, как всегда, продолжил допытываться:

– Думаешь, за всем этим стоит один человек?

– На фото Эллисон несколько человек. Не знаю. Мне это не нравится. К тому же христианский крест…

– Отличный способ убийства. Когда тело падает, человек задыхается за несколько секунд[12]12
  По мнению французского врача Пьера Барбе, смерть при распятии наступает от асфиксии, вызванной якобы тем, что при подвешивании на растянутых руках трудно вдохнуть из-за перерастяжения мышц груди. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Даже не надо стоять рядом и смотреть, как жертва умирает. Это… Это ужасно, да. Не могу представить, что пришлось испытать этой бедняжке и как, должно быть, страдали ее родители, узнав, как умерла их дочь.

– В свое время я видела дядю и тетю Джины. Они действительно очень переживали. Могу догадаться, через что им довелось пройти.

– Но не то, что им довелось выстрадать. Это ты поймешь, если только кто-то лишит тебя самого дорогого. Мне кажется, это будто… у тебя украли саму жизнь.

Я молчала. Мне было хорошо знакомо это чувство: всепоглощающие пустота, одиночество и печаль. Я вся была им, каждой клеточкой, каждой каплей пота. Пустое тело и украденная невинность. Но Джим, похоже, забыл о боли, заполнявшей мою жизнь. Я его не винила. Я никогда не говорила об этом.

– Ты не знаешь, когда след Джины окончательно пропал? – спросила я, пытаясь выстроить основы того, что нам было известно.

– Нет. Знаю, что это случилось, когда она вышла из института. Джина была со своим восьмилетним братом. Она попрощалась с ним и пошла… К подруге?

– Не совсем. Джина и ее брат Итан вышли из «Института Маллоу» в Куинсе и сели в автобус, который направлялся в Рокавей. Оба вышли на остановке перед мостом, потому что ей вроде как нравилось гулять там пешком. Они перешли его вместе, и на другой стороне, уже рядом с домом, Джина сказала брату, чтобы он шел домой в Роксбери, а она пойдет домой к Тому Роджерсу, ее парню, который жил в соседнем квартале, в Непонзите, в противоположном направлении от Роксбери.

– В Непонзите?

– Это где-то в двух километрах отсюда, сразу за Фортом Тилден и парком Джакоб Риис. Но дома там совсем не похожи на дома в Роксбери. Это район с шикарными виллами, которые всегда сияют как новенькие. Ухоженные дворы, хорошие машины. Место для богатых. А здесь, в Роксбери, хватает всякого. Асфальтом на улицах служит песок с пляжа. Дома стоят друг на друге, будто кто-то нагромоздил их в одну кучу, чтобы не дай бог не отнять места у гигантской песчаной пустоши. В Роксбери особо ничего нет, кроме этого кафе, церкви и… тайны.

– Понятно.

– После того как они попрощались, о Джине больше ничего не слышали. Камеры на мосту засняли, как они шли по мосту. Дети попали в объектив тех, что висели в начале моста, в конце и на двух опорах посередине. В Рокавей не удалось ничего найти. Ее след исчез. По словам брата, они разошлись на пересечении моста с бульваром Рокавей Пойнт. Он прошел около трехсот метров до Роксбери по тротуару. Джина направилась в противоположном направлении в Непонзит. Итан сказал, что видел, как сестра перешла через дорогу и вышла на велосипедную дорожку на другой стороне, идущую мимо парка Риис и парковки на бульваре Рокавей-Бич в Непонзит. Если она пошла к своему парню, Тому Роджерсу, ей нужно было идти где-то двадцать – тридцать минут. Но она так туда и не дошла. Парень ждал ее целый вечер. Никто не видел, чтобы Джина шла по этой дороге, и не сообщил ни о чем подозрительном. На парковке, мимо которой должна была пройти Джина, стояло несколько машин, но тогда была прекрасная погода и их хозяева загорали на пляже. Похоже, на этом пути ее никто не видел.

– Откуда ты все это знаешь?

– Вчера ночью я просмотрела все материалы о Джине. Не могла уснуть. На ней были синие джинсы, красные кеды, серая футболка с надписью «Солт-Лейк» и белый рюкзак с вышитым на нем маленьким единорогом. На снимке с полароида она в той же самой одежде.

– Значит, кто-то похитил ее по пути, запихнул в фургон, закрыл кляпом рот и… Все.

Джим откинулся на стуле с таким сокрушенным видом, будто только что нашел труп Джины где-то на полуострове Рокавей.

– И что ты думаешь делать, Мирен? Как ты думаешь?..

– Подожди, – перебила я.

Молодой человек вернулся с чашками кофе, и мы замолчали, но не успели убрать со стола фотографию Эллисон.

– Вот ваши… Два кофе… И сейчас я вам принесу…

Вдруг он замер и удивленно уставился на нас. У него было такое лицо, словно он увидел что-то, свидетелем чего не должен был вовсе становиться. Он повернулся и поторопился обратно за стойку, где принялся нервно что-то собирать.

– Ты видела то же, что и я? – озадаченно спросил профессор. – Похоже, этот парень что-то знает.

– Думаешь? – подхватила я, стараясь вести его дальше по моему плану.

– Никто не реагирует подобным образом, когда видит темную фотографию, на которой едва ли что-то можно различить. Он определенно должен знать, о чем идет речь.

– Возможно. Думаешь, ему что-то известно?

– Либо так, либо он в тебя влюбился.

– Догадываешься, почему мы здесь, Джим?

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я, верно?

Я улыбнулась, приготовившись скинуть на него бомбу:

– Этот парень – Итан Пебблз, брат Джины.

Глава 16

Офис ФБР

24 апреля 2011

Двумя днями ранее

Бен Миллер

Прошедшее время всегда напоминает о том, чего у тебя уже нет.

Утром он проснулся от звонка телефона и смеха двух агентов. Миллер не выдержал и уснул, изучая материалы дела Джины Пебблз.

– Только посмотри на него. Как он спит! – зашептал один из агентов. – Как маленький ребенок, который весь день играл в парке… И вдруг за секунду постарел на шестьдесят лет.

– Дела у него совсем плохи. Никого не может найти. Бедолага. Пора бы ему уже на пенсию. Сколько ему? Разве в этом возрасте не возникают проблемы со сном? – спросил второй.

– Тихо, а то он проснется! – гаркнул кто-то среди общего смеха.

Как только Бен открыл глаза, его ослепил яркий свет флуоресцентных ламп. Ему потребовалось некоторое время, чтобы узнать голоса Малькольма и Эштона, тридцатилетних агентов отдела розыска пропавших без вести, которые сидели по обеим сторонам стола и ждали, когда Миллер проснется.

– Доброе утро, Бен! Как тебе спалось, ангелочек? – съехидничал Малькольм.

– Не смешно, – прохрипел Бен, откашливаясь.

– Смотри, я принес тебе кофе и утреннюю газету, но тапочек здесь нигде нет, – произнес Эштон, парень из Бостона с пробором набок и улыбкой из рекламы зубной пасты.

– Который час?

Снова зазвонил телефон, а Малькольм, мужчина с густыми усами по моде восьмидесятых, все не унимался:

– Бен, было бы лучше, если б ты… Не знаю… Оставил нам то, на что у нас есть энергия? Твой стол стоит в самом идеальном месте: рядом с окном, в глубине кабинета, экран повернут так, что его никто не видит. Можно только гадать, сколько часов ты провел за просмотром порно, и никто тебя не застукал.

– Вам что, некого искать?

– О, да. У меня сейчас дедуля, который сбежал из дома престарелых. Семья ищет его как сумасшедшая. Но я подожду и дам ему немного поразвлечься, прежде чем его упекут обратно, – фыркнул Эштон с ироничной улыбкой.

– Ты в курсе, что очень часто такие люди страдают Альцгеймером? Возможно, ему нужны лекарства, – раздраженно сказал Миллер.

– Тише, тише… – ответил Эштон с таким жестом, будто контролировал даже то, что происходило за стенами офиса. – По словам очевидцев, он уехал на своем электросамокате. А что из этого следует? Он не мог уйти далеко. Выкурит пару косячков, оторвется на какой-нибудь вечеринке и вернется сам.

Телефон продолжал звонить, и Бен зажал переносицу, пытаясь собраться с мыслями.

– Я видел, что случилось с Эллисон, – произнес Малькольм то ли с грустью, то ли с иронией, однако все определилось, когда он продолжил. – Это и вправду ужасно. Не знаю, почему тебе так не везет с делами. Не хотел бы я оказаться на твоем месте.

Проснувшись не в своей кровати, Миллер все еще чувствовал себя немного сбитым с толку. Ночь поглотила его вместе с горой заявлений, фотографий, снимков с камер наблюдения и сообщений друзей Джины.

– Что у тебя на этот раз? Джина… Пебблз, – прочитал Эштон на одном из листов бумаги на столе. – Удачи с… Девочкой из 2002 года? Боже…

– Оставьте меня в покое. Ладно?

Телефон зазвонил опять, и Бен наконец с раздражением взял трубку.

– Кто это?! – крикнул он, как будто на другом конце его ждал продавец энциклопедий.

– Где тебя черти носят, Бен?

– Лиза?

– Я понимаю, что твоя работа – это очень важно, но как же я? Или наш брак для тебя ничего не значит?

– О чем?..

Лиза на другом конце вспыхнула:

– Я не намерена больше ждать тебя ни секунды. Я напомнила тебе вчера вечером перед твоим уходом. Я еду на кладбище. Пусть наш сын, где бы он ни был, знает, что по крайней мере один из нас думает о нем. Преподобный Карлсон будет служить небольшую мессу в память о Дэниеле. Можешь не приезжать.

Его жена повесила трубку.

Агент Миллер закрыл лицо руками. Он совсем забыл. Бен вскочил на ноги и побежал к двери под дружный смех Малькольма и Эштона, которые обменивались недоумевающими взглядами.

Он ехал так быстро, насколько позволял утренний поток машин. Он пересек Бруклинский мост и выехал на 228-ю улицу, которая проходила через весь район до моста Верразано-Нэрроуз. Бен проехал его, перестраиваясь из полосы в полосу каждые несколько метров, пытаясь обогнать другие машины. Вскоре агент припарковался у входа на кладбище Сент-Питерс в Статен-Айленд, всего в пяти минутах от их дома. Как только он вышел из машины, то набрал Лизу, но она не ответила.

Бен быстро шагал по кладбищу, петляя среди серых надгробий, выглядывавших из газона, словно маленькие прямоугольные башни. Издалека он увидел Лизу. Она неподвижно стояла напротив одного из них с закрытыми глазами. Миллер подошел к ней и тронул за руку, чтобы она знала, что он здесь.

– Преподобный ушел пятнадцать минут назад, – с обидой в голосе произнесла Лиза, не открывая глаз.

– Мне… Мне жаль, Лиза.

– И мне действительно жаль, Бен. Знаешь, а ведь я думала, что он всегда будет связывать нас.

– Я допоздна был в офисе. Все это… Мне нелегко это далось.

– Знаешь, что по-настоящему нелегко, Бен? То, что твоего мужа нет рядом, когда он тебе нужен, потому что он разыскивает непонятно кого вместо того, чтобы обнимать свою жену, которая всю ночь провела в слезах.

– Пожалуйста, давай не перед ним, – почти шепотом попросил Бен, пытаясь остановить то, что вот-вот должно было произойти.

– Перед ним? Боже, Бен. Дэниела здесь нет. Его никогда здесь и не было. Сегодня вот уже тридцать лет. Тридцать лет! Господи. Всего два слова, но как долго они тянулись. Тридцать лет, как он пропал. Я никогда не смирюсь с этим. Понимаешь? И мы никогда не похороним его, потому что никогда не узнаем, что с ним произошло.

Бен молчал, пытаясь взять себя в руки.

– Думаешь, мне легко? Разве я не ушел в отдел розыска, чтобы найти его? Я отказался от всего. От всего, Лиза. Я работал в судебной бухгалтерии, и все было прекрасно. Я мог добиться многого. У меня отлично получалось. Но я бросил все, чтобы найти его. Чтобы никогда не упускать из виду самого главного.

– Ты всегда им оставался, Бен. Простым бухгалтером, который играл в поиски пропавших людей, так и не сумев найти того, кто был нам важен: нашего сына. Когда ты перестал искать его? Сколько ты уже не пытаешься найти новых зацепок?

– Ты несправедлива, Лиза. Реальный мир жесток. Дела приходят одно за другим и… Едва ли остается время на что-то другое.

– Сколько?! – закричала Лиза.

Бен посмотрел на надгробие Дэниела. Только сейчас он заметил, что Лиза поставила на него золоченую рамку с фотографией их семилетнего сына, сделанную в год, когда он пропал.

– С того момента, как мы установили эту плиту. Пятнадцать лет, – признался Бен наконец.

У него заболело сердце от осознания того, что он уже много лет не думал, что сыну могла быть нужна его помощь. Бен посчитал: если б Дэниел был жив, сейчас ему было бы тридцать семь. В этом возрасте у него наверняка бы уже была семья, он мог бы подарить ему внуков. Жизни, которые человек строит в своем воображении, способны разрушить его изнутри, потому что они наполнены лучшими воспоминаниями о том, чего никогда не было. То же происходило и с Беном, когда он думал об ужине в честь Дня благодарения, во время которого ему сообщили о беременности его невестки, или проигрывал у себя в голове свадебную речь и обнимал тронутого его словами сына. Он наполнялся гордостью, представляя, как стоит на выпускном вечере в университете, и тут же спрашивал себя, чем бы сейчас мог заниматься Дэниел: он мог бы стать инженером или космонавтом, как мечтал, когда ему было семь. Он представлял, как улыбается, сидя рядом с ним, как они вместе пьют пиво на заднем дворе, болтая о выборах Обамы в президенты США. Эта навсегда утерянная жизнь пронеслась перед глазами агента Миллера в тот момент, когда Лиза повернулась и оставила его одного перед надгробной плитой.

Его жена покачала головой с глазами, полными слез, которыми она уже столько раз орошала кладбищенскую траву. Перед тем как окончательно уйти, Лиза остановилась и произнесла:

– Дэниел пропал тридцать лет назад. Знаешь, сколько раз я представляла, как ты возвращаешься домой и говоришь, что нашел его тело?

Бен не ответил.

– Каждый день. Каждый чертов день, когда ты приходил домой с работы. И каждую ночь, когда ты засыпал, я оплакивала его смерть. Потому что мне легче думать, что он мертв, чем то, что мы ему нужны, но не ищем его.

Он склонился над плитой, и Лиза ушла, оставив его одного. Бенджамин не удержался и зарыдал, вспомнив, как нашел велосипед Дэниела, одиноко валявшийся на дороге, без какого-либо намека на то, куда подевался сын.

Глава 17

Роксбери

24 апреля 2011

Двумя днями ранее

Джим Шмоер и Мирен Триггс

Преследуя правду, никогда не знаешь, куда она тебя приведет.

Итан заметил, что Джим и Мирен следят за ним, и попытался выскользнуть из зала и спрятаться на кухне. Там он прислонился к двери и услышал, как его зовут.

– Прошу прощения! – крикнула Мирен, встав из-за стола и подойдя к барной стойке. – Ты не мог бы нам кое в чем помочь?

Старик удивленно посмотрел на нее и, решив протянуть ей руку помощи, крикнул:

– Эй, парень! Как ты обращаешься с гостями? А ну-ка, выходи и помоги этой прекрасной молодой леди.

Мирен поблагодарила его улыбкой и некоторое время ждала признаков жизни на кухне, но напрасно. Профессор остался сидеть за столом, пытаясь уложить у себя в голове, что этот мальчик – брат Джины, и удивляясь, как, черт возьми, Мирен удалось узнать, что он работает здесь.

– Итан, это важно, – сказала она наконец. – Возможно, ты поможешь нам разобраться кое в чем.

Мирен напряженно ждала, боясь, что парень может убежать в любой момент и навсегда скрыться из виду.

– В этом нет ничего плохого, Итан. Пожалуйста. Уверена, ты сможешь нам помочь, – произнесла она и затем добавила: – Это насчет Джины.

Дверь тихонько приотворилась, и из-за нее показались сначала пальцы, затем ухо и, наконец, обеспокоенное лицо парня.

– Вы из полиции? Откуда вы знаете, как меня зовут? – неуверенно спросил он. – Я больше не хочу ни с кем разговаривать. Я ничего не знаю. Я уже рассказал все, что мне известно.

– Из полиции? О, нет. Не беспокойся на этот счет. Мы просто пытаемся понять, что произошло с Эллисон, и хотим задать несколько вопросов жителям этого района. Ее тело было найдено всего в трехстах метрах отсюда. Мы знаем, что Джина тоже пропала здесь. Где-то по дороге к своему парню, недалеко от того места, где… Где ты видел ее в последний раз, недалеко отсюда, рядом с мостом, в Непонзите. Мы просто… пытаемся понять, есть ли какая-то связь между этими двумя случаями. Вот и все.

– Связь?

– Мы знаем, что и Джина, и Эллисон учились в «Институте Маллоу». В твоей школе, – добавила Мирен.

Итан кивнул и облокотился на стойку. Старик рядом весь обратился в слух.

– Ты не против, если мы поговорим наедине? – прошептала Мирен, наклонив голову и кивнув в сторону старика, чтобы показать, что тот подслушивал.

– Мистер Дэвис, можно я закончу немного раньше? До конца смены всего пятнадцать минут.

Старик уже собирался возразить, но понимал, что новых гостей не будет, а те, что сидели в кафе, уже заплатили по счетам. И тут Мирен пустила в ход предложение, от которого невозможно было отказаться:

– Мы оставим пятьдесят баксов чаевыми.

– Ладно. Но не говори Луизе, что я отпустил тебя раньше времени. Она меня убьет.

– Не беспокойтесь, мистер Дэвис, – искренне ответил Итан и, смотря ему прямо в глаза, добавил: – Большое спасибо.

Итан снял фартук, аккуратно сложил его и вышел из-за стойки. Он подошел к столу, за котором сидел профессор, подождал, пока Мирен займет свое место, затем придвинул стул и сел. Теперь они были достаточно далеко от мистера Дэвиса и могли быть уверенны в сохранности своих секретов. Профессор смотрел на Итана. Это был высокий молодой человек с тощими ногами, но хорошо развитой спиной, которая напомнила ему самого себя в молодости, когда он входил в сборную факультета по гребле. По смуглому лицу были рассыпаны веснушки, волосы растрепаны, а в голубых глазах ярко отражался свет, падавший из окна напротив.

– О чем вы хотели спросить? – тихо спросил Итан.

– Я Мирен Триггс, – представилась Мирен, пытаясь посеять в нем хоть какое-то семя доверия, – журналистка «Манхэттен пресс», а это… Джим Шмоер… – Она замялась, подбирая подходящее прилагательное, которое могло бы подойти практически для всего. – …Независимый журналист-расследователь. Мы работаем над статьей об Эллисон и говорим с местными жителями, чтобы составить себе… более четкое представление о произошедшем.

– И при чем тут Джина? Зачем вам понадобилось ворошить все сейчас? Я не хочу… Не хочу снова возвращаться к этому.

– Как я уже сказала, нам кажется, эти случаи связаны. Это правда. Хотя пока мы не понимаем как, и именно поэтому нам нужна твоя помощь.

– Как вы меня нашли?

– В «Фейсбуке», – ответила Мирен. – Это было несложно. Тебе стоило закрыть профиль. Еще у тебя на странице написано, что ты встречаешься с некой… Деборой, если мне не изменяет память.

Итан отрицательно мотнул головой и опустил глаза.

– Эллисон училась в моем классе, но, пожалуйста, я… Я не имею к этому никакого отношения.

– В твоем классе?

– Да. Она перестала ходить на занятия неделю назад. Мне это немного напомнило то, что произошло с Джиной, но… Не знаю. Моя сестра… Ее так и не нашли. Семье Эллисон… по крайней мере, будет где ее оплакать.

– Тебе, наверное, было очень тяжело расти без нее.

– Тяжело? Вы не знаете моих дядю и тетю. Представляете, что это такое, молиться Богу и благодарить его за каждую тарелку на столе, когда он отнял у тебя родителей и сестру? Бог – тот еще сукин сын. Ему на нас наплевать. Я живу с двумя психами, которые только и делают, что вылизывают ему одно место. Бог не смотрит, на кого направляет свои кары. Он просто поднимает палец и… приказывает: «Ты, страдай». И с тобой в конце концов происходит все, что только может произойти. Мои родители погибли за несколько месяцев до исчезновения сестры. Дядя и тетя говорят, это происки дьявола. Если это так, я ненавижу Бога за то, что он сидел и равнодушно смотрел на все.

– Твои дядя и тетя – глубоко верующие?

Итан наклонился над столом и прошептал:

– Они фанатики. Чертовы сектанты. Такие же, как в школе. Я жду окончания года, чтобы никогда больше туда не возвращаться. Потом с тем, что мне удастся заработать здесь, мы с Деборой сразу уедем.

– «Институт Маллоу» настолько религиозный? Я знала, что это центр христианского образования, да, но никогда не представляла, что это настолько… мрачное место.

Парень настороженно оглянулся и снова опустил глаза. Казалось, он боится говорить.

– Религиозный? Вы там были? Там молятся перед каждым уроком, молятся во дворе. Если ты совершаешь какой-нибудь грех, преподобный, который там за директора, накладывает на тебя епитимью. И если ты ему не нравишься, она может быть ужасной. Я уже сбился со счета, сколько раз мне приходилось проходить по двору на коленях. Меня он ненавидит.

– Епитимью? – переспросила Мирен, не веря своим ушам.

– Наказания за грехи, – пояснил профессор. – Они служат чем-то вроде… искупления.

– Это самое худшее, что есть в Маллоу. Можете спросить у любого. Хотя сомневаюсь, что кто-то вам что-то расскажет. Нам запрещено говорить о том, что происходит в стенах школы. Однако старшеклассникам это все уже порядком надоело… И они частенько нарушают правила. Некоторые курят травку. – Итан замолчал, наклонился над столом и прошептал: – И даже занимаются сексом. И преподаватели это знают. Они не могут контролировать всех. Но если кого-то застукают, им не поздоровится.

– Это центр христианского образования?

– По словам дирекции, да, но… Все, что происходит в его стенах, всегда было покрыто… мраком. Он не регулируется никакими четкими нормами и не следует какой-либо… – Парень замолчал, подбирая подходящее слово. – Доктрине? Они и не протестанты, и не пресвитериане. Из каждой религиозной общины они берут те правила и верования, которые им больше подходят. И… Они ломают нам жизнь.

– О чем ты?

– Преподобный Грэхем. Я его ненавижу. Вам следовало бы поговорить с ним. Тогда вы поймете, о чем я. Если кого и нужно расспрашивать о том, что произошло с Эллисон, так это его.

Профессор достал черный блокнот и записал фамилию преподобного.

– Почему ты так думаешь?

– Это он всем управляет. Он – глава школы. Он зовет тебя на исповедь, когда ему вздумается. И когда ты грешишь… Именно он назначает наказание. Он…

Итан замолк и сдержал то, что хотело сорваться с его губ.

– Думаешь, нам удастся поговорить с ним? Мы пытаемся… охватить взглядом сразу два случая.

– Этот тип… Как рак на теле Маллоу.

– Ты говорил об этом полиции?

– Тем двоим, что были здесь сегодня утром, и одному старику из ФБР, который приходил в школу в четверг и спрашивал, что нам известно об Эллисон. Он оставил мне визитку. По-моему, она в кошельке. Он сказал, пусть она будет у меня на случай, если я что-то вспомню. Я видел, как он разговаривал и с другими ребятами во дворе. И с теми, из… – Парень заколебался и через несколько секунд продолжил: – Он поговорил со всеми, кто там стоял.

– Он был из отдела розыска пропавших без вести?

– Да, наверное. Он подходил к каждому по отдельности во время перерыва, как какой-то продавец энциклопедий, и засыпал вопросами под присмотром профессора Харрис: где мы видели ее в последний раз, заметили ли мы что-то странное, был ли у нее парень. Дурацкие вопросы, которые обычно задают в фильмах.

– И что ты ответил?

– Как есть. Что Эллисон несколько дней не приходила на занятия.

– Этого агента звали Бен Миллер? – спросила Мирен, похоже узнав его по описанию.

Итан достал кошелек и протянул им визитку с номером телефона и именем агента Миллера, написанным поверх начальных букв отдела ФБР по розыску пропавших без вести.

Вдруг заговорил профессор Шмоер.

– Что ты хотел сказать до этого? – спросил он, по-видимому заинтересовавшись чем-то, на что Мирен не обратила внимания. – Почему ты замолчал?

Итан убрал со стола руки и нервно заерзал на стуле. Он встал, набрал из небольшого крана рядом с розливом пива стакан воды и вернулся. Прежде чем снова заговорить, парень залпом выпил его. Сердце у него колотилось как сумасшедшее.

– Банда из нашего класса. Я не… – Он колебался. – Это Во…

Казалось, он хочет сказать что-то, о чем запрещено говорить. Испугавшись, парень замолчал в самый последний момент.

– Ты можешь говорить спокойно, Итан, – сказала Мирен теплым и спокойным голосом. – Ты не сообщаешь нам ничего запретного… И ничего нового.

– Вы не… Вы не понимаете. Если они узнают…

– Кто?

– Я не могу сказать. Нет.

Мирен и профессор Шмоер откинулись на своих стульях. Если Итан будет упорствовать и дальше, нужный им след исчезнет в одну секунду. Вдруг Мирен выпрямилась и с серьезным выражением лица сказала:

– Знаешь что? У меня тоже была в школе своя банда. Боб, Сэм, Вики, Карла, Джимми и я. Мы называли себя «Падающие звезды». Это был секретный клуб. Секретный, конечно, в кавычках, потому что все знали, кто мы такие. Мы собирались в гараже у Джимми, чтобы покурить и послушать музыку. Мы воображали, как станем кинозвездами или известными музыкантами, как в какой-то момент нашей жизни все пойдет наперекосяк и мы снова окажемся в том гараже.

– Правда? И ваши родители знали об этом? – спросил Итан, заинтригованный такого рода жизнью без правил.

– Нет, конечно. Они думали, что мы вместе работаем над какими-то групповыми проектами. Я тогда сохла по Джимми и постоянно выдумывала себе новые школьные задания, чтобы сбежать в его гараж.

– Вы врали родителям, потому что вам нравился Джимми?

Мирен взяла чашку и сделала глоток кофе. Профессор Шмоер положил ручку на стол, чтобы усилить то впечатление, которое Мирен пыталась произвести на Итана: если бы парень увидел, как он делает заметки, мог испугаться возможных последствий и перестать говорить.

– Тогда я бы сделала для Джимми все что угодно, – решительно прошептала Мирен. – Наверное, только с возрастом начинаешь понимать, что не все люди заслуживают такой самоотдачи. А потом осознаешь, что едва ли возможно найти тех, кто достоин хоть малой ее части. Впоследствии я узнала, что Джимми думал лишь о том, как бы закадрить как можно больше девчонок.

– И ради парня вы могли совершить грех?

Мирен поняла, что все мысли Итана вращались вокруг понятий о грехе, религии и страхе оступиться. По его словам было ясно – что-то внутри него хотело сбежать оттуда, порвать со всем, и, возможно, здесь рождались его сомнения. Итан с уверенностью говорил о том, что некоторые ученики нарушали правила, но он, похоже, не мог чувствовать себя спокойно рядом с ними. Создавалось впечатление, что он понимал их, так как сам хотел вырваться из тисков этих пагубных методов образования, но наполняющий его страх не позволял решиться на этот шаг.