Текст книги "Чувствующий интеллект. Часть III: Интеллект и разум"

В) Но в какой форме реальность есть нечто, что дает? Реальность – это «само по себе», свойственное вещам. Именно в это «само по себе» вписывается «давание». Стало быть, вразумлять, давать разум есть момент «самого по себе»: реальность, взятая в качестве канонического начала глубинного ищущего постижения, есть некое «само по себе». Но этого для нашего вопроса недостаточно. В самом деле, реальность есть нечто, что «само по себе» «дает», причем дает, потому что открыто. Так вот, эта открытость реального имеет разные формы.

Прежде всего, реальное открыто как реальность; поэтому оно конститутивно и формально имеет соответственный характер. Но реальность также открыта навстречу реальным вещам, поскольку она служит их фундаментом. Мы уже разъясняли, что такое фундамент. Здесь открытость предстает не просто как открытость, но как открытость фундаментирующая, открытость как фундаментальность.

Есть, однако, и третья форма открытости. Реальность может быть открытой не только как соответственная и не только как фундаментальная реальность, но и как умная актуальность. Постигаемое реальное, как реальное, – это некое «само по себе», которое, стало быть, открыто к тому, чтобы пребывать в умной актуальности. Эта умная актуальность может, в свою очередь, быть просто первичной актуальностью реального как такового: первичной открытостью. Но может быть и так, что умная открытость обладает начинательным характером, то есть представляет собой актуальность в мыслящем постижении. Так вот, повторяю: начинательная умная открытость реального есть не что иное, как разум. Именно этой открытостью объясняется, как было сказано, тот факт, что разум принадлежит вещам. Реальность не потому открыта бытию в качестве разума, что она есть голая реальность или что она просто актуализирована в постижении. Она открыта бытию в качестве разума потому, что пребывает умно актуализированной в начинательной форме, а значит, в конечном счете, потому, что пребывает актуализированной в чувствующем постижении. Не будет лишним еще более подробно остановиться на этом пункте. Эта настойчивость – не просто повторение: повторяемое здесь будет повторяться с точки зрения разума вещей.

а) Во-первых, рассмотрим саму идею разума вещей. Философия различала разум как разум бытия и разум как разум познания. Но это различение не затрагивает того, что является, на мой взгляд, фундаментальным в разуме. Разум – это всегда разум реальных вещей. Поэтому для того, чтобы можно было говорить о разуме познания, необходимо, чтобы реальная вещь уже была предъявлена в своем собственном характере реальности. Так вот, эта предъявленность – не голая реальность, но реальность актуализированная. Между ratio essendi [разумом, резоном бытия] и ratio cognoscendi [познавательным разумом] помещается, на мой взгляд, ratio actualitatis [разум, резон актуальности]. Именно здесь формально берет начало разум: он берет начало в актуальности.

Голая реальность – не более чем «что»: она есть то, в чем состоит реальное. Это «что» может актуализироваться в разных модусах. Когда оно актуализируется в мыслящем постижении, тогда это «что», в котором и состоит вещь, обладает актуальностью в модусе проблематичности: это такое «что», которое проблематично удерживает всю полноту своей актуальности, свое полное «что». То самое полное «что», к которому нас отсылает сама реальная вещь, поскольку она реальна. Стало быть, это полное «что» будет для вещи ее «потому», ее «потому что». Реальность, актуализированная полевым способом, отсылает, как реальность, к тому, что является ее полной актуальностью, то есть направлена на собственное «потому что». Сама обращенность «к» – это реальность в форме «потому». «Потому» есть сама открытость обращенности «к». Разум всегда есть постижение некоего «что», а значит, постижение некоего «потому что». Позже я разъясню структуру этого так называемого «потому что», которое нелегко выразить в понятии.

«Почему» – это не такой вопрос, который я более или менее произвольно задаю относительно актуализированного реального. Наоборот, этот вопрос неизбежно детерминирован самим модусом, согласно которому актуализирована реальная вещь. Этот модус актуализации реального есть разум. «Потому что» есть постижение модуса актуальности реального. «Потому что» представляет собой конкретный позитивный аспект проблематичности. Быть проблематичным означает быть неким «что» в модусе «потому».

b) Но это еще не все. Ибо такая проблематичная актуальность ео ipso постигается в поиске. А это значит, что актуальность в «потому что» есть такая актуальность, которая, будучи искомой, оказывается ориентированной на собственную находимость. Актуальность реального в «потому что» – это всегда и непременно актуальность находимая.

«Потому что» – это не только нечто такое, к чему я устремлен в своем поиске, но и – как модус актуальности в обращенности «к» – нечто такое, что формально находимо в поиске. Этот момент «бытия находимым» есть момент актуальности, обладающий позитивным характером. Позитивный момент «потому что» как находимого есть то, чем в точном и формальном смысле констатуируется «давание». То, что вещи нас вразумляют, дают нам разум, формально означает, что их актуальность находима в них самих. В самом деле, речь идет не о каком-то случайном обнаружении, не о каком-то «столкновении», а о формальном характере искомого, то есть того, что находимо в поиске. Поэтому такой позитивный характер является формальной конституентой разума вещей: он есть не что иное, как их «давание». Вскоре мы будем разбирать более подробно, в чем состоит такое давание и такое нахождение. Однако уже сейчас мы можем сказать, что они суть моменты актуальности.

с) Но коль скоро в этом модусе «потому что» пребывает актуальность, возникает вопрос: каков характер этого «потому что» как находимого?

Прежде всего, актуальность, о которой идет речь, не есть актуальность реального в мире; другими словами, актуальность, о которой мы сейчас говорим, не есть бытие. «Потому что» не означает здесь, «почему есть» нечто. Разумеется, мы не можем не пользоваться уже существующим языком и, стало быть, не можем не выражаться таким образом, что «потому что» – это всегда и непременно «почему нечто есть». Но это выражение двусмысленно. Оно может означать, что реальное «таково в своей реальности», и это в высшей степени верно; а может означать, что реальное «есть» таково в реальности, и это ложно, как идея разума. Разум как таковой не есть разум, принадлежащий бытию. Разум всегда и непременно есть разум, принадлежащий реальности. Разум – это реальность, а не бытие. Разум как начало вещей не есть «разум, принадлежащий бытию»; напротив, он есть «разум, резон самого бытия». Бытие – это нечто такое, что нуждается в начале, и этим началом служит реальность: реальность есть резон бытия. Разум – не развертывание бытия, как думал Гегель, а начинательное постижение реальности, которая, как реальность, актуализируется в мышлении.

Таким образом, актуальность в «потому что» есть не актуальность как пребывание в мире, а умная актуальность реальности. Это не просто актуальность реального, свойственная любому постижению. Речь идет об актуальности в модусе «потому что». Именно потому, что нечто актуализируется, как реальное, в модусе «потому что», мы говорим, что его реальность есть фундамент. Актуальность реального в «потому что» есть фундаментирование. Разум принадлежит вещам, потому что представляет собой реальность, которой фундаментируются вещи. Будучи искомой, актуальность находима в «потому что» и, как таковая, служит фундаментом.

Стало быть, разум есть резон вещи, поскольку он представляет собой актуальность в «потому что», находимую в качестве фундамента.

Итак, мы рассмотрели, что такое разум как модус моего постижения и как резон вещей. Но эти два аспекта разума обладают сущностным единством. Следовательно, мы должны теперь вглядеться в этот аспект единства разума.

3. Единство разума

Любая реальность, постигнутая в мышлении, то есть любая реальность, постигнутая в разуме, есть такая реальность, актуальность которой начинательно и канонически фундаментирована самой реальностью и в самой реальности. Сущность разума – в том, чтобы быть мыслящей актуальностью реального. Поскольку разум есть мыслящая актуальность, он есть «мой» разум; а поскольку он есть мыслящая актуальность, он сущностно, как любая актуальность, есть актуальность реального, то есть «вещей». Единство разума как моего разума и разума вещей заключается, стало быть, в том, что разум есть мыслящая актуальность реального. Проясним природу этого единства.

У Лейбница это единство представляет собою то, что можно было бы назвать единством неразличенности. Для Лейбница разум всегда и непременно есть разум, резон бытия; и этот резон бытия неразличимо оказывается резоном как бытия вещи, так и ее постижимости. Именно это единство выражено в знаменитом принципе достаточного основания: все сущее имеет основание, резон, к тому, чтобы скорее (potius quam) быть, чем не быть. По сути дела, это более чем неразличенность: это тождество; поэтому любое логическое рассуждение всегда заключает в себе метафизический момент. Так вот, это невозможно. По существу, принцип достаточного основания недостаточен. Во-первых, он затрагивает только бытийный разум; но разум не «принадлежит» бытию, а выступает резоном «самого» бытия. Лейбниц не видел того, что составляет резон самого бытия: не видел реальности. Во-вторых, такое тождество между резоном бытия и разумом вещей безусловно опровергается, причем не теориями, а простым анализом фактической стороны постижения. Поэтому логический разум не является реальным разумом и в то же время разумом метафизическим. Одно дело – разум постижения; другое дело – резон реальных вещей.

Следовательно, требовалось провести «различение» там, где Лейбниц такого различения не провел. Именно «различение» этимологически обозначается словом «критика». Итак, возникла необходимость в критике чистого разума. Ею и стала «Критика чистого разума» Канта. Разум, о котором говорит Кант, – это голый и неразличенный разум Лейбница. Именно поэтому название книги, «Kritik der reinen Vernunft», следовало бы переводить не как «Критика чистого разума», а как «Критика голого разума». Это критика чисто логического основания метафизики, критика логико-реального единства, утверждавшегося Лейбницем. Критика Канта, будучи различением, совершенно оправдана: постигающий разум – вовсе не то же самое, что резон реальности. Но означает ли это, что речь идет о двух отсеченных друг от друга разумах, взаимно отделимых в качестве разумов? Таков был тезис Канта. Единству разума Кант противопоставляет простую двойственность разумов, не сообщаемых друг с другом в качестве разумов. Но это, в свою очередь, невозможно, потому что означает ставить проблему разума в плоскости голой реальности. Так вот, это неточная постановка вопроса. Реальность, с которой соотносится разум, – не голая реальность, а реальность актуализированная. И если правда, что разум как модус постижения не есть разум голой реальности (в этом Кант, как было сказано, прав), то, когда речь заходит об актуализированной реальности, положение меняется. Актуализированная реальность, будучи актуализированной, не перестает от этого быть реальной, хотя область ее реальности бесконечно меньше, чем область голой реальности, то есть чем мир. А поскольку она актуализируется в моем постижении, оказывается, что оба разума не тождественны друг другу, как думал Лейбниц, но и не радикально отсечены друг от друга, как думал Кант. Единство разума есть единство как умная актуальность реального. Именно к этой актуальности, и только к ней, формально приложим знаменитый принцип достаточного основания. На мой взгляд, следует говорить так: любая реальность, постигаемая в разуме, есть реальность, актуальность которой фундаментирована в самой реальности и самой реальностью. В итоге, актуальность есть актуальность в чувствующем постижении, а разум есть то, что актуальность реального в чувствующем постижении дает нам в форме «потому». Это чувствующий разум. И наоборот: так как это единство является единством лишь в радикальном смысле, оба разума хотя и не отсечены друг от друга, однако следуют разными путями. Реальное может постигаться как реальное, но это постижение никогда не будет чисто логическим развертыванием постижения. Мы увидим это в следующей главе.

В конечном счете, разум есть актуальность реального в мыслящем поиске. Поскольку актуализированное формально является реальным, оказывается, что реальное, которое таким образом актуализировано, формально пребывает в актуальности разума. В этом смысле следует утверждать, что все реальное разумно [рационально]. Однако в понимании этой фразы нужна предельная точность.

Во-первых, речь идет о том, что актуализированное реальное неизбежно находится в области разума. Быть разумным означает, прежде всего, быть в области разума. В этом смысле все реальное, актуализированное в интеллекте, позднейшим, но неизбежным образом входит в область разума. Дело, однако, в том, что не все реальное «обладает» разумом: реальное может покоиться в самом себе, не будучи актуализированным.

Во-вторых, быть разумным не означает, что актуализированное реальное обладает внутренней структурой, свойственной чему-то концептуальному. Рациональное не является синонимом концептуального: это было заблуждением Гегеля. Для Гегеля все реальное разумно, причем «разумное» для него означает, что все обладает структурой спекулятивного разума, то есть структурой понятия. Но это химера, потому что разумное означает не концептуальное, а постигаемое в мыслящей актуальности. А это постижение не обязательно представляет собой логическое постижение понятия. Разум может мысляще актуализировать реальное в не-понятийных формах. Более того, он может актуализировать реальное как превышающее любое рациональное постижение.

В-третьих, разумное – это не просто то, что пребывает актуализированным в мыслящем постижении, но то, что, будучи таким образом актуализированным, само по себе входит в область разума. «Само по себе» означает, что речь идет не о произвольной операции человеческого интеллекта, а о том, что реальное актуализируется, как реальное, в форме «потому что»; иначе говоря, что оно само по себе уже актуализировано в области разума. Речь идет не о том, что реальность, взятая в ее собственной внутренней структуре, как голая реальность, может быть постигаема разумом; ибо речь идет не о голом реальном, а о реальном актуализированном. Более того, внутри самого актуализированного реального его содержание может быть абсолютно непрозрачным для рационального постижения. Одно дело – то, что реальное пребывает актуализированным в «потому что», и другое дело – то, что его содержание способно принимать различные формы в актуализированном. И оно их принимает. Одна из них – форма прозрачности: реальное в разуме может быть прозрачным для разума. Но может случиться и так, что реальное окажется непрозрачным. Непрозрачность и прозрачность – два модуса, сообразно которым актуализированное постигается как некое «потому что». Так вот, разумное означает лишь то, что актуализированное реальное само по себе, то есть в самом своем модусе актуализации, служит термином постижения для разума. Это не значит, что для того, чтобы быть термином рационального постижения, постигаемое непременно должно быть прозрачным для разума. Разум способен постигать реальное и как непрозрачное. В этом смысле реальное, даже будучи разумным в том смысле, что оно входит в область разума, может заключать в своей собственной структуре моменты, которые в разуме постигаются как непрозрачные. Другими словами, реальное может быть само по себе непрозрачным. Именно это обычно называют иррациональным. Иррациональное – это характеристика реального, постигаемого самим разумом. Иррациональное – не то, что «не пребывает рациональным», а то, что обладает позитивным модусом «бытия не-рациональным». Иррациональность – это позитивный характер постигаемого в разуме, модус актуализации в разуме. В этом смысле иррациональное ео ipso будет рациональным. Реальное в самом себе, как голая реальность, ни рационально, ни иррационально: оно просто и чисто реально. Тем или другим оно становится тогда, когда попадает в область разума, то есть когда становится мысляще актуализированной реальностью. Так вот, поскольку реальное, будучи актуализированным, само по себе попадает в область разума, оказывается, что реальное является реальным в «потому что». И только тогда это «потому» может быть иррациональным. Иррациональность – это разум, который дается актуализированным в разуме реальным; лучше сказать, это один из модусов, в каких вещи вразумляют о самих себе. Это тип разума, данного вещами. Реальное само по себе погружено в разум – как потому, что он принадлежит вещам, так и потому, что он является моим модусом постижения. В этом, и только в этом смысле все реальное разумно.

Я поставил перед собой задачу исследовать разум, сосредоточившись на рассмотрении трех вопросов: что такое разум, каково происхождение разума и в чем конкретно состоит единство разума и реальности. Мы рассмотрели, что такое разум (как модус моего постижения, как модус разума вещей и как их сущностное единство, то есть как актуальность реального в мыслящем постижении). Во всех его измерениях разум есть модус постижения. Но не всякое постижение будет разумом. Поэтому теперь необходимо задаться вопросом о происхождении этого модуса постижения: о том, что я называю рождением разума.

II. Рождение разума

Когда мы исследовали, что такое разум, то неизбежно уже высказывали самое существенное о рождении разума. Теперь мы должны систематически изложить все сказанное, более строго формулируя некоторые пункты.

Разум не имеет в себе собственного основания, но рождается. Под рождением я понимаю здесь тот структурный момент разума, согласно которому он, как разум, есть нечто порожденное. Речь идет не о генетическом рождении разума – ни в индивиде, ни в человеке как виде. Речь идет лишь о радикально структурном рождении, о структурном происхождении. Чем структурно порождается разум, и каков способ этого порождения? Вот наш вопрос. Мы рассмотрим его, как это делали во многих других случаях, в несколько шагов.

1) Прежде всего, разум есть деятельность – но деятельность, которая не возникает из самой себя. Философия Нового времени всегда рассматривала разум как деятельность, возникающую из самой себя, то есть как спонтанность. Но это невозможно. В самом деле, разум представляет собой умный момент мыслящей деятельности. Так вот, мышление – это не спонтанная деятельность. Мышление, несомненно, есть деятельность, но деятельность, активированная реальными вещами. Именно они дают нам о чем поразмыслить. Поэтому разум, будучи умным моментом активированной деятельности, основывается на чем-то данном. Я имею в виду не то, что разум постигает данное как объект, о котором он размышляет; иными словами, речь идет не о том, что разум есть постижение, объект которого не «положен» им самим. Речь идет о том, что разум, как модус постижения, определяется вещами, а значит, есть модус постижения, навязанный вещами. Вещи дают нам не только то, о чем поразмыслить, но и дают, навязывают нам сам рациональный способ их постижения: давая нам, о чем поразмыслить, они ео ipso детерминируют модус постижения, именуемый разумом. Стало быть, разум – не спонтанная деятельность, а умный модус постижения, заданный вещами. Разум рождается, возникает прежде всего в реальных вещах, поскольку их реальность и есть то, что дает о чем поразмыслить и детерминирует постижение в форме разума. Но дело не только в этом. Рождение разума имеет еще более глубокие корни.

2) Что представляет собою то, что дает нам о чем поразмыслить? Нам дают о чем поразмыслить реальные вещи, взятые в их реальности. Для этого реальные вещи должны быть уже предъявлены нам как реальные. Итак, чистая умная актуализация реального как реального есть постижение. Вещи дают нам о чем поразмыслить, потому что они предварительно уже постигнуты в качестве реальных. Поэтому разум как модус постижения того, о чем вещи нам дают поразмыслить, есть модус предварительного постижения реального. В силу этого разум формально возникает не из чего иного, как из этого предварительного постижения. Разум рождается в вещах, происходит от вещей, – но вещей, предварительно уже постигнутых в качестве реальных. Это более глубокий момент рождения разума. Поэтому разум, как мы увидим, не возносится над простым постижением как некий высший модус; наоборот, разум является разумом только потому, что имеет своим основанием постижение и выступает одной из его разновидностей. Будучи постижением того, о чем вещи дают нам поразмыслить в простом постижении, разум представляет собой умный ход, заданный несовершенством этого простого постижения. Только в той мере, в какой простое постижение не постигает вещи достаточным образом, – только в этой мере вещи дают нам о чем поразмыслить. И мышление постигает резон этого «давания». Разум всегда подчинен первичному постижению. Но его рождение имеет и еще более глубокие корни.

3) В самом деле: что именно в голом умном схватывании реальных вещей дает нам о чем поразмыслить? Мыслить означает постигать реальности по ту сторону поля, в глубине. Стало быть, только потому, что реальные вещи постигнуты полевым способом как реальные, они могут давать и дают о чем поразмыслить. Будучи модусом глубинного постижения, разум формально является разумением полевого, то есть детерминируется полем к тому, чтобы быть разумом. Разум порождается не только тем, что предварительно постигнутое реальное дает о чем поразмыслить, но, в некотором смысле, чем-то еще более глубоким: полевым характером предварительного постижения реального. Поле представляет собой физический момент реального, почувствованный момент мира, момент соответственности реального как реального. Поэтому поле ео ipso составляет физический момент реального, постигнутого в первичном схватывании, в голом постижении. Поле – не просто понятие, но, повторяю, физический момент реального; оно физично именно потому, что мирская соответственность есть момент самой реальности как таковой. Этот физический момент заключается не в том, чтобы быть «вещью»: поле – не постигаемая вещь, а то, в чем и через что постигаются одни реальные вещи среди других. Наконец, этот физический момент есть не «отношение», а «соответствие», которым формально конституируется реальное как реальное. В этом своем полевом характере реальное схватывается в обращенности «к», внутри поля и по ту сторону поля. Такое постижение реального в поле, в обращенности «к» потустороннему, и есть то, чем конституируется разум как постижение в поиске. Разум изначально, от рождения, является полевым. Мы совершаем ход, осуществляем глубинное постижение в точном и формальном смысле именно потому, что разум от рождения имеет полевой характер. Разум есть нечто рожденное не только потому, что он есть нечто данное реальными вещами, и не только потому, что он представляет собой модус предварительного постижения. Он есть нечто рожденное еще и потому, что является полевым постижением в поиске. Но рождение разума имеет и еще более глубокие корни.

4) В самом деле, поле – это мир, почувствованный как мир: соответствие, почувствованное в обращенности «к». Так вот, чувствование чего-либо как реального есть не что иное, как чувствующее постижение. Постижение, модусом которого является полевой разум, есть постижение чувствующее. «Чувствующее» не означает (как мы уже видели), что его собственный, первичный и адекватный объект имеет чувственный характер. Если бы дело ограничивалось только этим, единство интеллекта и чувствования было бы лишь объективным, а интеллект в таком случае был бы просто «чувственным». Но речь идет о чем-то более серьезном: о том, что само постижение, как таковое, имеет «чувствующий» характер. Стало быть, мы говорим не о чувственном интеллекте, а об интеллекте чувствующем. Итак, постижение полевого реального в обращенности «к», в глубине, есть разум; а поскольку это постижение имеет чувствующий характер, оказывается, что разум формально есть чувствующий разум. Он чувствует реальность в обращенности «к»: реальность, дающую о чем поразмыслить. Его ход – это ход в чувствуемом «к», чувствующий ход в полевом характере реальности. Только потому, что постижение является чувствующим, – только поэтому становится необходимым полевое постижение в разуме. Другими словами, разум является чувствующим. Разум рожден не только для того, чтобы быть чем-то данным со стороны вещей; не только для того, чтобы быть модусом предварительного постижения; не только для того, чтобы быть разумом полевого. Он первичным и радикальным образом рожден для того, чтобы быть модусом чувствующего постижения: быть чувствующим разумом. Но следует глубже прояснить характер этого рождения и задать себе вопрос о том, в чем заключается формальный чувствующий момент разума.

5) Это более чем оправданный вопрос. Ведь может показаться, что утверждение о «чувствующем» характере разума означает, будто постигаемое разумом – это нечто вроде качеств, почувствованных в чувственном восприятии. Но это было бы абсурдом. Речь идет не об этом. Разум есть модус чувствующего постижения; поэтому надлежит обратиться к самому чувствующему постижению, чтобы понять, что мы имеем в виду. В чем состоит, с формальной точки зрения, чувствующий характер постижения? В чем состоит формально постигательный момент чувствования? Разумеется, не в разновидности почувствованного качества, то есть не в содержании чувствования, а в типе присущей ему формальности инаковости: в формальности реальности. Формально постигательный характер человеческого чувствования заключен не в его содержании, а в том, чтобы быть впечатлением реальности. Постижение в точном и формальном смысле «едино» с чувствованием именно в моменте инаковости, в моменте формальности чувствования. Формальное единство чувствующего постижения заключается в том, что формальное (не только формальное постигаемого, но и формальное самого постижения) представляет собой, в силу физического тождества, формальный момент, формальность самого чувствования, самого впечатления. Поэтому постигать означает постигать по типу чувствования, а чувствовать для человека означает чувствовать по типу постижения. Это единство и есть впечатление реальности, которая, будучи реальностью, постигаема, а будучи впечатлением, чувствуема. Содержание чувствования – это реальность, почувствованная исключительно как содержание впечатления реальности. Итак, разум есть модус чувствующего постижения; именно в чувствовании, в отсылке к миру всякое впечатление реальности трансцендентально открыто. Эта открытость (как мы уже видели) динамична двояко: во-первых, в форме движения к другим почувствованным вещам (поле); во-вторых, в форме поиска (мир). Любое впечатление реальности формально открыто не только в динамизме дистанции, но и в динамизме поиска. Видеть зеленый цвет как некое «само по себе» означает начинательно видеть его в движении к другим цветам и к другим реальностям. Чувствующее схватывание некоего «самого по себе» есть первый толчок к миру, первый предварительный набросок поиска реального в реальности. Как таковое, человеческое чувствование есть уже предвестие разума, а любая форма разума радикально и первично есть модус пребывания в чувствовании реальности. Это и есть чувствующий разум.

Поэтому разум как поиск мира в поле – это вопрос не понятий и даже не бытия, а вопрос впечатления реальности: не как впечатления той или иной конкретной реальности, но как впечатления реальности вообще, простой и чистой реальности. Разум – это поиск мира, это впечатление, доискивающееся реальности. Отсюда ясно, что чувствующий момент разума связан не с его содержанием как таковым, а с напечатлевающим характером той реальности, которую разум постигает особым образом – посредством умного хода во впечатлении. Это впечатление реальности в ходе. Бесконечное число, абстрактное понятие – не чувственные качества; но они постигаются как нечто реальное и в силу этого конституируются во впечатлении реальности как реальные. Следовательно, чувствующий характер разума означает, что разум как постижение представляет собой умную модуляцию самого впечатления реальности. Постижение формально есть чистая актуальность реального в чувствующем интеллекте, есть впечатление реальности. А разум, как модус умной актуальности, есть модус впечатления реальности. Что это за модус?

В первичном схватывании, то есть в голом чувствующем постижении, чувствующий интеллект чувствует реальность в самой себе, как таковой: чувствует ее во впечатлении как формальность почувствованного. В полевом постижении реального, которое достигает кульминации в утверждении, интеллект обладает впечатлением реальности одной вещи среди других, и тогда почувствованная реальность принимает характер поля как среды постижения. В разуме же интеллект обладает впечатлением реальности, ее формальностью как мерой глубинного реального по ту сторону поля. Поэтому, строго говоря, разум не только движется «в» реальности, но и рационально «чувствует» реальность, в которой он движется; более того, он рационально чувствует, что пребывает движущимся в ней. Разум не ищет реальность, а реально разыскивает, разнюхивает в реальности – именно потому, что чувствует эту реальность и свое движение в ней. Реальность, которой конституируется разум, есть не что иное, как реальность во впечатлении. Поэтому разум изначально не есть нечто чисто логическое: он постигает реальность с силой принуждения, присущей той реальности, в которой он пребывает, то есть с силой чувствования реальности. В своих поисках разум доискивающе чувствует реальность. В первичном схватывании реальности интеллект чувствует реальность как голую формальность; в утверждении интеллект чувствует формальность реальности как среду постижения реального; в разуме интеллект чувствует впечатление реальности как меру или как фундамент реальности по ту сторону поля. Таковы три модуса, три формы впечатления реальности.

Итак, впечатление реальности обладает физическим единством, сообразно которому оно является формальным, медиальным или измеряющим. Это не три «употребления» впечатления реальности, а три «модуса», которые внутренне необходимы, как модусы одного-единственного чувствующего постижения, – вернее, как три «измерения» актуализации реального в чувствующем интеллекте. Эти три модуса конституируются не благодаря впечатлению реальности, а «в» нем: они суть то, в чем унитарно заключается само впечатление реальности. Они представляют собой не производные от впечатления реальности, а три конститутивных измерения первичного схватывания реальности. И наоборот, эти три измерения постижения (первичное схватывание, утверждение, разум) различаются только тем, что представляют собой модусы чувствующего постижения. Из этих трех измерений первое, то есть впечатление голой формальности, может наличествовать без двух других; однако обратное неверно. В самом деле, второе измерение, то есть утверждение, есть нечто сущностно фундированное в первичном впечатлении реальности; а разум, в свою очередь, сущностно включает в себя утвердительное постижение. Единство впечатления реальности в этих двух последних измерениях представляет собой, по сути дела, обращенность «к», свойственную голому впечатлению формальности реальности.