Текст книги "Филоктет"

Хайнер Мюллер
Филоктет

Действующие лица

Филоктет.

Одиссей.

Неоптолем.

Пролог

Исполнитель роли Филоктета (в клоунской маске)

 
Приветствую вас, господа хорошие!
Мы вам представим далекое прошлое,
Когда человек был врагом человеку
И войны велись испокон веку,
И много опасностей в жизни таилось.
Признаемся: в пьесу мораль не вместилась,
Уроков для жизни извлечь невозможно,
Кто хочет уйти – уходи, пока можно.
 

Двери зала с шумом распахиваются.

 
Я предупредил.
 

Двери зала закрываются. Клоун снимает маску, под ней череп.

 
Ничего смешного
В том, что мы с вами делаем снова.
 

Берег. Одиссей, Неоптолем.

Одиссей

 
Вот это место – Лемнос. Здесь когда-то
Оставил я на диком берегу
Милосского героя – Филоктета.
Он рану получил на службе нашей
И не годился для дальнейшей службы.
Зловонный гной та рана источала,
А вопли не давали людям спать
И нарушали тишину молчанья,
Предписанного при закланье жертв.
Вон там, в пещере той, его жилье
(Надеюсь, что жилье, а не могила) –
Дыра в скале, пробитая водой.
Вода вершила долгую работу
С тех пор еще, как рыбы жили здесь,
Где мы ступаем, ног не замочив.
Там есть родник. Ведь за десяток лет
Родник не высыхает? Разыщи мне
Его жилье. И выслушай мой план.
 

Неоптолем

 
Твое заданье выполнить легко.
 

Одиссей

 
Пуста пещера?
 

Неоптолем

 
Здесь охапка листьев
И деревянный жбан. Кремень с кресалом.
Развешаны лохмотья для просушки,
Все в пятнах черной крови.
 

Одиссей

 
Гной из раны.
Он, значит, далеко не мог уйти.
Он ищет пропитанье и траву,
Смягчающую боль. Смотри, чтоб нас
Он не застал врасплох. Кого-кого,
А уж меня готов убить он первым.
 

Неоптолем

 
Ты был мечом, что прочь его отсек.
 

Одиссей

 
Ты будешь сетью, что его поймает.
 

Неоптолем

 
Вот странные слова. Чего ты хочешь?
 

Одиссей

 
Чтоб ты не пощадил себя для дела.
 

Неоптолем

 
Дрожать за жизнь? Я не затем живу.
 

Одиссей

 
Бывают вещи, что дороже жизни.
Ты должен выманить у Филоктета лук.
Мне рот он тотчас стрелами заткнет,
А ты к его несчастью непричастен,
Тебя не видел он на кораблях.
Язык раздвоив, ты его поймаешь.
Мы с безоружным справимся легко,
Легко до корабля его дотащим.
 

Неоптолем

 
Я помогать согласен, а не лгать.
 

Одиссей

 
Помощник нужен мне, солгать согласный.
 

Неоптолем

 
А может, правдой большего добьемся?
 

Одиссей

 
Бессильна наша правда перед ним.
 

Неоптолем

 
Нас двое. Он же – на одной ноге.
 

Одиссей

 
Он нас сильнее: у него есть лук.
 

Неоптолем

 
На поединок вызовем его,
Пусть наши стрелы на лету скрестятся.
 

Одиссей

 
Кто в бой пойдет за мертвым полководцем?
 

Неоптолем

 
А вдруг стрела на нашей тетиве
Его стрелу сдержать в колчане сможет?
 

Одиссей

 
Своею жизнью он не дорожит –
Он ищет нашей смерти. Но под Троей
Нужны все жизни – наши и его.
 

Неоптолем (отбрасывая свое копье)

 
Его возьму я голыми руками
И притащу в руках на наш корабль.
 

Одиссей (поднимая копье)

 
Хвались отвагой где-нибудь еще,
А здесь мне нужен ум твой. Мало проку
От хитрости покойника. Учись,
Пока я жив, не то стрела
Тебя уму и разуму научит.
Ему навстречу сделай только шаг,
И станет этот шаг твоим последним.
 

Неоптолем

 
Позволь мне сделать шаг – я не боюсь.
 

Одиссей

 
Стой – иль твоим же собственным копьем
Я к острову тебя прибью навек,
И никакой Геракл тут не поможет,
Как он помог тому, кого к горе
Навек прибил ограбленный Зевес
Для развлеченья коршунов голодных.
Твоя же печень из другого теста,
И коршуны склюют тебя с камней.
 

Неоптолем

 
Какая смелость перед безоружным.
 

Одиссей

 
Смотри, что может сделать безоружный.
 

Неоптолем

 
С моим копьем. Уже не в первый раз
В твоих руках, столь к воровству способных,
Мои доспехи вижу. Ты украл
Копье, и меч, и щит из бычьей кожи,
Ты не по праву ими завладел,
Владел по праву ими мой отец,
Когда ему еще служили руки.
Верни мне хоть одно мое копье,
И ты увидишь, что смогу с копьем я.
 

Одиссей

 
Увижу. Но не здесь и не теперь.
Я вижу, как твое копье краснеет,
Я знаю, как искусен ты в бою.
Ты нужен мне живой, тебе – чтоб жил я.
Мое копье – копье царя Итаки –
Повелевает силой в тыщу копий,
И та же сила есть в копье твоем.
Вот сколько я спасу – иль потеряю,
Когда твое копье откажет мне.
Вот почему я взял тебя под Трою,
Пока ты жизни вкуса не узнал.
Отец твой слишком рано пал в бою,
И воины его, справляя тризну,
В бой не пошли и на кургане пили
Его вино, деля его рабынь,
Истосковавшись по вину и бабам.
Кто, как не я, для славы и добычи
Помог Ахиллу Гектора пронзить?
Ты был нам нужен, чтоб погнать их в бой
(Как нужен этот – для его отряда),
А не твоя неловкая рука
И не его рука – в ней мало проку.
Но легче в битву воина толкнуть
Пинком ноги в родной, знакомой коже.
Доспехи не для славы я ношу.
Я их добыл в бою за труп Ахилла.
Мои солдаты кровью истекли,
За мертвого останки умирая,
И ныли шрамы. Но, меня увидев
В твоих доспехах, поняли они,
Что не напрасно проливали кровь, –
И перестали шрамы их гореть.
Как возвращусь я к ним без Филоктета?
Его солдаты бросят воевать,
Умоются троянцы нашей кровью,
И грифам наша плоть на корм пойдет.
Ты не умеешь лгать и воровать,
Я это знаю. Но сладка победа.
Пусть станет лишь на день язык твой черным,
А после в добродетели живи
Всю жизнь, до смерти. Если ты откажешь,
Мы все должны одеться в черный траур.
 

Неоптолем

 
Не вырастет добро из скверной почвы.
 

Одиссей

 
Но дерево – одно, земля – другое.
 

Неоптолем

 
А буря дерево с корнями вырвет.
 

Одиссей

 
Да. Но не лес.
 

Неоптолем

 
А лес пожрет огонь.
 

Одиссей

 
Иль унесет поток, подмыв всю почву.
Коса всегда найти на камень может.
Все преходяще. Мы поговорим
Об этом позже. На руинах Трои.
 

Неоптолем

 
Не слышать бы тебя. Не знать вовек.
Скажи мне ложь, что должен я сказать.
 

Одиссей

 
Возьми копье. Скажи сначала правду,
Что ты Неоптолем, – Ахилла сын,
Сын самого отважного из греков,
Пронзенного стрелою воровской
Париса-бабника. Потом солги,
Что ты домой на родину плывешь
Под парусами ненависти лютой,
Что ненавидишь нас, что мы призвали
Тебя под Трою, славой поманив,
Едва успел остыть Ахилла пепел,
Что захлебнулась долгая осада
В глубоком трауре отцовских войск,
Что ты потом не выдержал позора,
Когда увидел, что отца доспех,
Твое наследство – щит, копье и меч,
Тебе принадлежащие по праву, –
Мы у тебя украли без стыда,
Что я тебя опутал низкой ложью,
Что я твое оружие присвоил.
 

Неоптолем

 
Молчи, а то под Трою не вернешься.
 

Одиссей

 
Ты крови жаждешь? Руку поцарапай.
Ты жаждой крови мучим с колыбели.
Глупец! Да я вот этим самым древком
Копья отцова проучу тебя,
И живо ты вернешься в стан ахейцев.
 

Неоптолем

 
Мне долг велит троянцев ненавидеть:
Пусть только рухнет Троя, сгинет враг –
И я копье в твоей крови омою.
Не сокращай положенного срока
Словами, что родят звериный гнев.
 

Одиссей

 
Прибереги-ка желчь теперь для дела,
Копи свой гнев, коль есть на то охота,
Пусть он поможет выполнить приказ.
Твой мутный взгляд обманет Филоктета,
Доверчиво отдаст он страшный лук,
Услышав, что моей ты жаждешь крови.
Я знал: тебе и не придется лгать,
Поэтому и взял тебя на Лемнос.
Сказавши правду, ты ему солжешь,
Мой враг врага заманит в сеть мою.
Ты покраснеешь от стыда, а он
Подумает, что красен ты от гнева.
Ведь ты не знаешь сам, какое чувство
Тебя краснеть заставит: стыд иль гнев.
Стыд, если лжешь, иль гнев, когда не лжешь.
Чем ярче ложь твое лицо окрасит,
Тем более поверит в правду он.
 

Неоптолем

 
Ах, так. Тогда тебе я не помощник.
 

Одиссей

 
Неоптолем, ты далеко не первый,
Кто против воли должен поступать.
Мы тоже через это все прошли.
Отец твой в платье женское залез,
А я, под маской странника-купца
Проникнув во дворец, его заставил,
Себя не выдав ни единым взглядом,
Одежду эту снять. Я разложил
Свои товары: утварь и оружье.
Себя он выдал, испугавшись прялок
И радостно оружие схватив.
А я? Меня же самого вожди
В войну втянули, как я ни хитрил.
Я притворялся полным дураком:
Я шел за плугом, в землю соль бросая,
Волов в ярме начальством величал,
Не узнавал в лицо знакомых старых.
Они же, вырвав сына у жены,
На борозду под плуг его швырнули,
И я едва успел сдержать упряжку,
Копыт четыре пары удержать,
Чтоб не удобрить дорогою кровью
Испорченную солью борозду.
Так здравый смысл перехитрил меня,
И не осталось мне пути из долга.
Ну, хватит. Хочешь, на колени стану?
 

(Становится на колени.)

Неоптолем

 
Будь я троянцем – сладок был бы долг.
Твои колени пыль уж целовали.
Отец видал тебя, видал вождей
Коленопреклоненными пред ним.
Ведь гнев отца войну остановил,
Когда вы первую его победу
Присвоили, лишив героя славы.
 

Одиссей

 
Он оскорблен был дележом добычи.
Но твой отец был поумней, чем сын.
Он понимал, что мы, целуя пыль,
Считаем камни, что его ждет смерть,
Коль даст он волю гневу, коль отдаст
Свой меч росе. Я, на коленях стоя,
Твою спасаю жизнь, Неоптолем
 

(Встает с колен.)

 
Вон твой улов. Он все еще хромает.
Не надо, чтоб он видел вместе нас.
Не то умрешь, моей не выпив крови.
 

Неоптолем

 
Похож на зверя – не на человека,
И туча черных коршунов над ним.
 

Одиссей

 
Ты бойся лука у него в руках,
Пока не поплывет он с нами к Трое,
По доброй воле – иль в цепях, как раб.
А там Асклепий-врач его излечит,
Чтоб сам тогда помог он излечить
Ту рану, из которой уж давно
Рекою льется двух народов кровь,
Чтоб от зловонья слишком долгой битвы
Зловонный Филоктет избавил нас.
Его несчастья бойся больше лука,
Не видя раны, исцелишь ее,
Не слыша стонов, ты умеришь стоны.
В твоих теперь руках судьба всего,
А я могу при этом лишь молиться
Гермесу, чтоб помог тебе схитрить,
И чтобы помогла тебе Афина,
Что рождена из Зевса головы.
 

(Уходит.)

Входит Филоктет.

Филоктет

 
Живой на этом на мертвом берегу,
И ходит прямо, как когда-то я
В иной стране на двух ногах здоровых.
Ты кто, двуногий? Человек? Зверь? Грек?
А если грек, то быть им перестанешь.
Беги ты хоть на тыще ног со страху –
Моя стрела догонит.
 

Неоптолем останавливается.

 
Брось свой меч.
 

Неоптолем бросает меч.

 
Каким ты языком учился лгать?
Какого ты помета, пес паршивый?
Худым иль добрым ветром твой корабль
Забросило на каменистый берег?
Его же все суда кругом обходят
С тех пор, как я не отвожу от моря
Усталых глаз и нет удачи мне.
Я одинок на острове моем.
Лишь туча коршунов мне застит небо
И терпеливо ждет, пока я сдохну
Иль поплыву к останкам корабля,
Чтоб отобрать у рыб мои останки.
Я вижу, носишь ты одежду греков,
А в платье грека может грек торчать.
А может быть, убил ты грека, друг?
Коль грека ты своей рукой зарезал,
То другом я тебя назвать готов.
Ведь всякий грек достоин лютой смерти,
И если ты меня пошлешь к теням,
Ты будешь прав: я грек и стою смерти.
И сам я буду прав, тебя убив,
Зарезав грека в греческой одежде.
Ведь это греки бросили меня
На красный камень средь соленых вод.
Я ранен был на службе делу греков
И не годился к службе из-за раны.
И греки это видели и знали –
Никто из них не протянул руки.
Изгнанья шторм меня нагим оставил,
Он сделал из меня зловонный труп –
Труп, что с могилы кормится своей.
Но места всем в моей могиле хватит.
Ответь, пока я правду не узнал
В твоем предсмертном крике: кто ты? грек?
Молчанье – знак согласья. Лук натянут.
Умри же. Падаль коршуны сожрут.
Закуской ты моей послужишь пище,
Пока я пищей коршунов не стал.
 

Неоптолем

 
Ты грубым словом привечаешь гостя,
Лук натянув, голодному скитальцу
Ты грубое готовишь угощенье,
Постель готовишь гостю в чреве птиц.
Знай я, что здесь стрелой гостей встречают
И потчуют стервятников их мясом,
Я повернул бы в море свой корабль.
Оно гостеприимнее, чем ты.
Хозяйничай на острове своем,
Таком же диком, как его хозяин.
 

Филоктет

 
Забытый звук родного языка.
На нем впервые произнес я слово –
На нем я тыщу подгонял гребцов
И тыщу копий посылал на битву.
О, как ты ненавистен и любим,
Как долго из моих лишь уст был слышен,
Когда сквозь зубы боль тащила крик
И скалы крик обратно возвращали
Моим же голосом в мои же уши.
Как алчет слух другой услышать голос.
Живи, ведь у тебя же голос есть.
Грек, говори. Хули меня жестоко,
Хвали моих врагов. Но говори.
Лги, грек. Я слишком долго лжи не слышал.
Где твой корабль? Откуда ты? Куда?
Ты с порученьем? Что за порученье?
Ты знаешь, что ты видишь пред собой?
Нелепость на единственной ноге
И плоть прогнившую другой ноги.
Я не видал тебя среди врагов.
Ты безбород. И ты оружье носишь
Наверняка не дольше, чем ношу
Я черную больную эту ногу,
А все-таки я знаю, их злословье
Способно очернить и тени тень:
И мертвых, и младенцев нерожденных.
Скажи, какую ложь тебе внушили?
Какое зло велели сотворить?
Моим убийцам, видно, невтерпеж.
Ты, как борзая, след берешь кровавый,
Чтоб задушить подстреленного зверя.
Пока он глотки псам не разорвал?
Дыши. Еще ты не сказал мне правды.
Тебе осталось жизни на три слова.
Скажи их.
 

Неоптолем

 
Ты чужой мне, незнакомец,
Твое несчастье неизвестно мне.
Невинного твой выстрел птицам бросит.
 

Филоктет

 
Молчи. Тебе я голос вырву, грек.
А может быть, и вправду ты не знаешь,
Куда корабль твой штормом занесло.
Но, зная остров, знаешь и меня.
Ведь наши имена в одно слились,
Ведь обо мне кричит здесь каждый камень.
Я острову хозяин и слуга.
Мы скованы с ним неразрывной цепью
Соленых синих волн до горизонта,
Что держат нас в кольце: меня и Лемнос.
 

Неоптолем

 
О Лемносе слыхал, тебя не знаю.
На Скиросе нас не учили лгать.
 

Филоктет

 
Но может быть, что вор и лжец с Итаки,
Укравший стадо твоего отца,
На ложе матери твоей прокрался
И семенем за кражу уплатил,
И вырос лжец из семени лжеца.
И ты – тот лжец. Оставь копье в покое.
Будь кем угодно, лжец: убийцей, вором.
Но у тебя корабль. С меня довольно.
Найдется место на скамье гребцов
Или под ней. Есть у тебя корабль?
Чужбину вырви из-под ног моих,
Тень коршунов из глаз моих ты вырви.
Иль буря в щепки разнесла корабль
И мне с тобой делить придется птиц?
И трапеза скуднее станет вдвое
От голода двойного, и могила
Потребуется нам в два раза раньше,
И без могилы мы сгнием на солнце.
 

Неоптолем

 
Я – Ахиллеса сын, Неоптолем.
По порученью чести оскорбленной
Плыву на Скирос из далекой Трои.
Ты для врагов побереги стрелу,
Мой враг и твой, он с острова Итаки,
Где гнусных псов царями выбирают.
 

Филоктет

 
Сын Ахиллеса, милости прошу,
Здесь дуракам всегда и честь, и место.
Ты, значит, оказал услугу грекам?
Они правы, когда казнят за это.
Лишь грек способен на такую глупость –
Хоть пальцем шевельнуть для этих греков.
Поговорим о чем-нибудь другом.
Скажи мне, сколько длилась та война
За град Приамов? Кто лежит в курганах
Из ненавистных и любимых нами?
Ведь я отплыл на Трою с первым флотом
И был до первой битвы побежден.
И счета лет не вел я по деревьям,
Поскольку здесь деревья не растут.
Одно лишь солнце вечный круг вершит,
Один лишь месяц на дороге черной
Под незаметной поступью созвездий
Однообразно изменяет лик.
И я устал считать тысячекратно
Восходы и закаты. Расскажи,
Как долго я своим врагом в войне был.
Она меня коснулась острием
Страшней, чем острия мечей троянских.
Не боль ужасная меня втоптала в пыль
И не нога больная ужаснула.
Мой ужас в том, что враг был без лица.
Ах, если бы себе в глаза взглянуть,
Стрелой прибить бы ветер к диску солнца,
Чтоб ветер не пятнал зерцало вод.
Быть может, отражение свое
Я увидал бы в коршуньих глазах,
Но стрелы настигают птиц так быстро,
Что я лишь взгляд слепой встречаю взглядом.
Хотя бы на мгновенье увидать
Свое лицо в их непредсмертном взгляде.
За этот миг я умереть готов –
За долгий взгляд погибнуть смертью долгой.
И я бы был последним, кто меня
Видал, пока я не исчез бесследно
В жестокой алчности моих гостей.
Останутся обглоданные кости,
И непогоды превратят их в прах,
И легкий прах легко развеет ветер,
Не оставляя больше ничего.
Два глаза у тебя: яви мне лик мой.
Неужто вижу в них свое лицо?
Грек, отведи глаза, они не лгут.
Грек, отведи глаза, пока свой образ
Ногтями я из глаз твоих не вырыл.
А может, лжет мой взгляд, и нет меня –
Есть только память обо мне минувшем.
Но нет: тебя мое зловонье душит.
Так, значит, это правда – это я.
Ну, назови же мертвых мне и время,
Прошедшее с тех давних пор как я,
Дрожа в ознобе из-за мерзкой раны
Следил за удаляющимся флотом,
Ловил недостижимых весел шум,
С тех пор как сам я пропадал из виду,
С тех пор как крик мой замирал вдали,
С тех пор как шум иной наполнил уши
Плеск синевы, изборожденной ветром,
Дороги шум, ведущей в никуда.
Не торопись с ответом. Пусть прошло
Сто лет иль десять – нет такого бога,
Который смог бы мне их возвратить.
Пускай потоки горьких слез пролью –
Прах никогда не станет снова плотью.
Да я и разучился слезы лить.
Но я пролил бы слезы, увидав
Двуличной трехголовой плоти труп.
Я не хотел бы мертвыми их видеть,
Я не хотел бы, чтоб удар случайный
Мне мертвых помешал бы убивать,
А я бы убивал их не однажды,
Не тысячу, не десять тысяч раз,
А дольше, чем вся жизнь их будет длиться.
И дольше, чем продлится жизнь моя.
 

Неоптолем

 
Пока еще не покорилась Троя,
Десятый год уж тянется война,
И живы ненавистные вожди,
И жив Итаки царь – мой враг и твой.
Ахилл пронзен стрелой Париса-вора,
Погиб Аякс, что вынес с поля боя
Ахилла труп, за что ему вожди
Назначили тогда вознагражденье –
Доспех отца: копье, и меч, и щит,
Мое наследство и мое богатство –
В надежде, что в бою за труп отца
Брешь в стенах Трои воины пробьют,
Что победить живым поможет мертвый.
Отец лежал под городской стеной,
Визжащая толпа троянских вдов
Плевалась и бросала в труп камнями,
Пока Аякс не вытащил его,
За этот подвиг раной заплатив.
Но Одиссей здоровою рукой
Сорвал плоды чужой горячей раны.
Вожди итакцу продали доспех,
Не им и не ему принадлежавший,
Ценой назвав рабыни пленной грудь.
Когда обманутый обман заметил,
Он с криком протянул пустые руки
К шатрам своих обманщиков – царей,
Чтоб виден стал кровавый раны цвет –
Цена доспехов, вырванных обманом.
Но в свой шатер унес он лишь издевку.
Грабитель ловко языком болтал,
И прав своих не доказал Аякс,
Он гнев пытался погасить вином,
И, от вина ослепнув, той же ночью
Напал на стадо, бил, колол, рубил
В безумии трофейную скотину,
Которую он принял за вождей.
Наутро он опомнился, увидел,
Что разукрашен весь животных кровью,
Что клочья мяса держит он в руках,
Что утолить ему не удалось
Другою кровью жажду правой мести.
И, взяв свой красный меч, пошел он к морю
Под громкий хохот из обоих войск,
Обмыл себя в чужой волне прибоя.
Обмыл свой меч, потом в чужую землю
Воткнул он твердо рукоять меча
И долгий путь на берегу чужом
Прошел, его окрашивая кровью,
Через свой меч – и канул в черноту.
Все это было. Было и другое,
О чем не стоит знать, в тот год, когда
На Скиросе я пас своих коней.
И вот, чтоб мной заткнуть дыру на фронте,
Вожди ко мне итакца подослали.
Он скрыл, что он украл мое наследство,
Он просьбами и сладкими речами,
Суля отцовский меч, копье и щит,
Меня в свою ловушку заманил,
И вот я вижу Трою невредимой,
А за спиной моей – морская даль.
Я знаю, их расчет был очень верным:
Пока мы не растопчем в прах твердыню,
Я за себя свой меч не подниму.
Иначе Троя выдержит осаду
И в прах повергнет наши города.
Мне было трудно сердце обуздать,
И я покинул фронт, когда не смог
Плечом к плечу с итакцем в бой идти.
Он выхватил из мертвых рук копье,
А со спины снял меч, снял щит с груди,
Ограбил прах, меня на свет родивший,
Когда был плотью. И, как ты, надеюсь,
Что этого врага мне враг оставит
 

Филоктет

 
Ты ненавидишь моего врага,
И твоего врага я ненавижу.
А то, что мы любили, прахом стало.
Идем на берег, покажи корабль,
Свези меня на Милос. Будем ждать.
Ты – на своем, я на своем прибрежье,
И каждый день, взор устремив на море,
Мы станем море спрашивать: где враг?
Пусть скатертью ему дорога ляжет,
Пускай счастливым будет возвращенье.
Ему вдвоем откроем мы объятья.
 

(Рычит.)

 
Возьми свой меч, сынок. Отрежь мне ногу.
Боль, эта птица с острыми когтями,
Вновь кружит по моей зловонной плоти.
Явился гость мой, что так мало спит,
Развлечь хозяина его же криком.
Отрежь мне ногу, скот. Возьми свой меч.
Кто этот камень в грудь твою вложил?
Дай мне твой меч, пока моя рука
Мечом способна ногу отрубить.
 

Неоптолем

 
Ты обопрись-ка на мое плечо,
А лук отдай, пока нога не держит,
И стрелы тоже, могут ведь поранить,
Когда тебя боль пополам согнет.
 

Филоктет

 
Прочь лапы, грек. Не смей касаться лука.
Пока нога не держит, говори
О Милосе, об острове моем.
Прекрасней Милоса нет ничего на свете.
Как долго я деревьев не видал –
Той зелени, которая дарила
Нам мачты наших черных кораблей.
Как долго проклинаю я того,
Кто начал первым по морю шагать,
Обувшись в корабли, кто изобрел
Мою чужбину и мой путь домой.
Будь он благословен за то навек.
Как долго в одиночестве я гнил,
Как мучила меня мужская плоть –
Другая рана скованного тела,
Когда на пене волн соленых моря
Друг к другу нежно приближались птицы,
Когда ласкали волны красный камень –
Мое жестокое пустое ложе.
Свези меня на Милос. Подержи
Мне эту ногу, что меня не держит,
Не хочет на желанный путь ступить.
И руку мне для лука дай взаймы,
Пока моя рука вновь не окрепнет.
Давал он крылья голоду взаймы,
И я опережал врагов крылатых,
Зубам давал он на небе пастись,
Хватал стервятников он мертвой хваткой.
Я никогда не расставался с ним,
Его вложил мне в руки сам Геракл
За то, что я исполнил страшный долг,
Который сын исполнить не сумел,
Когда сгорал Геракл живьем в рубашке,
Подаренной его жене кентавром,
Я факел к куче хвороста поднес
И все, что не хотел он больше видеть, –
Жену, детей, и небеса, и землю,
И собственную страждущую плоть, –
Закрыл от глаз его огнем бескрайним.
Продлил мне умиранье этот лук,
Пока не поднял ты меня из смерти
В жизнь, что не знает смерти до конца.
 

Неоптолем (берет лук)

 
Не видеть бы ни Лемноса, ни Трои.
Зачем я сделал шаг на том пути,
Где как мечом я сам себя рассек.
Удар ужасней, чем удар меча,
И раны этой время не залечит
Мой путь не будет для тебя желанным.
 

Филоктет

 
Как много слов для слова одного.
Второй раз коршунам отдай меня.
Тебе противна мерзостная вонь,
Что отдала меня им в первый раз.
Верни мне лук и можешь уходить,
Избавь корабль от тягостного груза,
Избавь свой слух от диких криков боли,
Хочу забыть о том, что ты здесь был.
Какой-то тени тень меня накрыла,
Мираж какой-то выкинуло солнце,
Развратничая в полдень здесь, на камне,
Иль человечьим языком со мной
Заговорил прибой. Иль изрыгнул
Блевотину какой-то коршун здешний,
Сожравший грека под стенами Трои,
И, голос обретя, она болтала.
Эй, голос, лук отдай, пока ты слышен,
Я десять лет учился в школе греков,
Да, видно, не пошло ученье впрок.
Оставь меня стервятникам моим.
 

Неоптолем

 
Я больше лгать не в силах. Слушай правду.
Без войска твоего не рухнет Троя.
И только ты твое удержишь войско
В походе нашем. Чтоб вернуть тебя
Из долгих лет страданья к вечной славе,
Вспахал я море. Не хотел я лгать.
Обманывать тебя – я сам обманут.
Но путь один был – лгать во имя долга.
Узнай же правду, Лемноса хозяин,
Хоть горечь от нее на языке.
Твой враг и мой враг ждет на берегу –
Хоть в этом я не лгал; пусть рухнет Троя,
И я убью его своей рукой,
Иль вместе мы итакца умертвим.
Пускай скорей война и он подохнут.
Иди за нами в битву. Ей нужны
Рука и голос силой в тыщу рук.
Больную ногу вылечит Асклепий.
Идем же. Лук твой жжет мою ладонь –
У слабого он слишком хитро отнят.
 

Филоктет

 
Ты от стыда краснеешь, победитель?
Не надо, ты работы не стыдись.
Ловушку ты отличную расставил –
Со вкусом я приманку проглотил.
А тот, кто лгал и лгать тебя учил,
Вор и грабитель, что тебя ограбил,
Мой-враг-и-твой, тебя похвалит он.
Чего еще ты хочешь, в руки взяв
Колчан, в котором жизнь моя и пища.
Ты победил – дави же, победитель,
Дави меня ногой, учи меня,
Униженный, как надо унижаться.
Поверженный, как надо падать ниц,
Учи, как слизывать врага слюну,
Как перед ним на брюхе мерить землю –
Ведь он меня прижал ногой к земле,
Когда горячка шею мне согнула,
А он был целым войском защищен.
Ты, враг моих врагов, учи меня
Испытывать блаженство оскорбленья,
Топчи меня. Еще один пинок.
О счастье – прахом под подошву лечь,
Что прежде в прах втоптала мне подобных.
Лжец с песьим сердцем, грязное отродье,
Тебя в свинарнике зачал сатир,
Скакавший вперегонки с жирным хряком.
Ты брошен был коровницей в навоз,
Где пьяный царь сблевал на недоноска,
А после подобрал его по пьяни,
Увенчанного желчью и дерьмом.
Из глаз моих ты вынь свое лицо,
А из ушей – все лживые слова,
Засунь ты их себе обратно в глотку.
Я в голос сладкой лжи твоей поверил,
Звучавший из утробы этой лживой.
Ты выплюнь в море скверный свой язык,
Пусть рыб он учит лгать; вынь воздух свой,
Которым ты мой воздух отравляешь,
И задохнись в зловонии своем.
О море. Небеса. Безглазый камень.
Ногою собственной к земле прикован
И собственною глупостью сражен,
Лежу на солнце, а передо мной
На расстоянии стрелы полета
Маячит то, что я бы растоптал.
Ты послан у стервятников отнять
То, что стервятникам он прежде бросил.
На новой службе подхалим-слуга
Ждет, что приманка в сеть затащит рыбу,
Чья вонь одним лишь коршунам по праву,
А рыба коршунам простить не может,
Что коршунам другим она досталась,
Хоть рыба эта все еще воняет,
Ловца дурного не смущает вонь,
Ведь пользуется он хорошей славой,
А без улова он уж не рыбак.
Всего зловонней собственная падаль,
Хотя ее зловония не слышишь.
Еще мне сделай милость, сын Ахилла,
Коль ты и в этом не солгал, а судя
По милостям твоим – ничейный сын.
Ты отнял лук и стрелы, а теперь
Возьми и грудь – колчаном для стрелы.
Твоей добычи часть мне одолжи,
Ограбленному уступи хоть малость
Длиною в путь меча от кожи к сердцу,
Потом железо вынешь из груди –
Смолчит свидетель твоего позора –
И сообщи сообщникам твоим,
Всем этим грекам, первому – итакцу,
Ведь он тебе всех ближе и родней,
Поскольку отнял у тебя наследство,
И всем своим потомкам сообщи,
Коль семя сохранит тебе война
И хватит мира, чтоб его посеять,
Что умер Филоктет, глупец великий,
На Милосе рожденный, что погиб он,
Дурак из дураков, поверив греку,
Что стал колчаном для своей стрелы,
Что смертью пал от собственного лука,
Что сам просил он расстрелять себя,
Что эту просьбу выполнил глупец,
Приплывший на пустынный остров Лемнос,
Где их обоих обуяла глупость,
Что этот остров, красный камень этот –
Для дураков и коршунов приют.
Здесь пожирают коршунов глупцы
И попадают на обед к обеду.
Не надо хоронить мой труп в земле
Чужой или своей, я не хочу,
Чтоб прах мой с вашим прахом рядом лег,
Когда могилу камнепад разрушит.
Не надо труп мой на костре сжигать
И по ветру разбрасывать мой пепел,
Я не хочу, чтоб с вашим он смешался.
Не надо коршунам меня бросать,
Ведь коршуны так любят мертвечину.
И рыб кормить не надо мной. Вдруг рыба
Моя окажется и вашим портом?
И в солончак меня кидать не стоит –
Такое развлеченье предстоит,
Быть может, вам, как мне, но чуть попозже,
И соль разъест и вашу плоть, и кости,
И станете вы солью, как и я,
И мы навечно теми же пребудем.
Снесите труп мой к кратеру вулкана.
Туда, где дым стремится вверх от солнца,
А солнце полыхает под ногами,
Не зная ни закатов, ни восходов,
Швырните же меня с размаху в жерло –
С одной ногой я упаду быстрее,
Чем смог бы убежать на тыще ног
В то пламя безучастное сквозь дым.
Я все сказал. Теперь стреляй в меня.
 

Неоптолем

 
О, если б из войны иной был путь,
Чем над врагом врагов победа наших,
Иной был к славе путь, чем путь позора,
Которым я сейчас иду на берег
Докладывать о вылганной победе,
Краснея, черными руками выдаю
Врагу добычу, вылганную подло,
Мы с ним вернемся, чтоб связать тебя
И притащить на берег, к кораблю.
Когда уперся ты, лезть не желая в долг,
Я под ярмо свою подставил шею.
Уж лучше бы твоя стрела в груди,
Чем этот лук – в запятнанных руках.
 

(Уходит с луком.)

Филоктет

 
О, если б стать мне самому стрелой
И, убивая, чувствовать смерть жертвы.
О, если б остров на врага свалить
И, солью захлебнувшись, ощущать,
Как мой смертельный враг хлебает соль.
Кто сделал нас, тот лишь полдела сделал.
Рука, метнувшая так много стрел,
Не в силах самого меня метнуть,
Нога, что растоптала столько стран,
Ступать не может, если почвы нет.
Чему не нужен я – то нужно мне.
Без неба, и земли, и кругозора,
И без всего – меня на свете нет.
Послушай, Филоктет, мне надоело
Твои стенанья слушать. Пасть заткни.
Довольно криков. Хватит ожиданий.
Кобыла, запрягись опять в ярмо.
Учись жить снова, мясником под Троей.
 

(Встает.)

 
Ты снова нужен, снова сети стоишь,
Так бейся же за место в петлях сети.
Пускай чума от смрада задохнется.
Для их носов ты больше не воняешь.
Ты что, нога? Не хочешь на корабль?
Уж десять лет, как нет у нас другой.
Другого нет. Другого и не будет.
В оковах есть дыра лишь для оков,
И у тебя, кроме врага, нет друга.
И ненависть, прожеванную пищу,
Приправу к коршунам, сглотни скорей.
Врага благодари, став на колени,
За то, что он тебе ее давал,
И сохрани ее в чуланах плоти,
Пока не утолит твой голод месть.
Ты жил надеждой, что погибнет враг,
Жди дальше, ведь теперь надежда больше.
Пусть тысяча твоих смертельных стрел
Хранит для смерти от тысяча первой
То, что по праву ей принадлежит.
Когда б другой твоею плотью был –
Зловонною, больной, рычащей плотью.
Он ничего другого бы не сделал.
Я раной был сплошной, и я кричал
Вслед флоту и вслед пенью парусов,
Я жрал стервятников, и я годами жил
Под страхом растерзанья. Я, я, я.
За ненависть сполна я заплатил,
Моя нога нащупает дорогу,
Что обещает ногу ей под пару,
Когда ее Асклепий исцелит.
Свинцовый боли вес дает ей крылья,
Приманка волочет больное мясо.
Иди, под их подошвой место есть,
Займи же место, гниль, под их подошвой,
Живи, еще пинок получишь скоро.
Приятно быть слугою кровопийц.
Пинок – их ласка, а плевок – их хлеб.
Беги же, одноногий, в грязь ложись,
Зловонье битвы вонь твою излечит.
 

(Идет.)

 
Чьи там шаги?
 

Одиссей, Неоптолем.

Одиссей

 
Они тебе знакомы.
 

Филоктет

 
Чей голос незабвенный слышу я?
 

Одиссей

 
Того, кто голос твой не мог забыть
С тех пор, как отдал коршунам его
По долгу службы.
 

Филоктет

 
Той же самой службы,
Где получил я рану.
 

Одиссей

 
И не мог уж
С такою раной выполнять свой долг.
 

Филоктет

 
Ты помнишь Филоктета.
 

Одиссей

 
Да, тебя.
 

Филоктет

 
Меня? А это – я? Кто ты такой?
 

Одиссей

 
Я Одиссей. Не притворяйся дурнем.
 

Филоктет

 
Но Одиссей был лжец. Коль это ты,
То, значит, лжешь, и я – не Филоктет
 

Одиссей

 
Быть может, Одиссей настолько лжец,
Что Одиссеем он себя считает
И в этом тоже лжет, и он – не он,
И, значит, он не лжец, и, коль зовет
Тебя он Филоктетом, ты есть ты.
Довольно разговоров. Встань. Идем.
 

Филоктет (Неоптолему)

 
Отдай мне лук, верни мне, друг, стрелу.
 

Одиссей

 
Сам не пойдешь, тогда тебя мы свяжем,
Так надо и тебе, и нам.
 

(Неоптолему.)

 
Веревку.
 

Филоктет (Неоптолему)

 
Исправь то зло, что совершил невольно,
Лжец сделал из тебя лжеца, вор – вора,
Сотри с себя клеймо, верни мне лук,
И доброе себе вернешь ты имя.
 

Одиссей (Неоптолему)

 
Ему ты не поможешь, не пытайся.
А каждый миг, что мы теряем здесь,
В далекой битве гибнет человек.
 

Филоктет

 
Тем лучше. Буду время я тянуть,
Пока последний грек на груде трупов,
Оставленной на том, что было Троей,
Иль на руинах греческой твердыни,
На груде, достигающей небес,
Сломает меч и разобьет свой щит
И шлем погнет об острия созвездий,
Последнего троянца убивая,
И сам погибнет от руки троянца –
Последнего на груде трупов вражьих.
И только мертвецы над полем битвы
Продолжат, загнивая, эту битву
За место, где им можно загнивать.
Мгновенье дешево. Ему цена – жизнь грека.
А что есть грек? Мгновение дороже.
Оставь себе мой лук. Получше лука
Оружье есть. Оружье это – время.
Я даже пальцем не пошевелю,
А грек умрет. И снова грек умрет,
А я не шевелю хотя бы пальцем.
О время, ты – без возраста убийца,
Я десять лет твой проклинаю ход,
Ты не давало шагу мне ступить
И с каждым шагом пригибало к камню,
А ныне я тебя благословляю.
Нет в нужнике твоем такой дыры,
Чтоб сквозь нее живое просочилось.
И нет границ, чтоб не пускали плоть.
Твой ход – мой ход, с тобой идем мы в ногу,
И ты, и я – богам мы неподвластны.
 

Одиссей